«Когда собиралась, думала, что бы такое сделать с собой, чтобы соответствовать персонажу с говорящей фамилией. В тот момент я параллельно снималась в картине, где по роли мне завили волосы горячими щипцами. И с этой ондуляцией на голове появилась на пробах. Прическа потом осталась в кадре, когда я начала сниматься, таким образом неожиданно чуть приблизилась по возрасту к партнерам Роману Мадянову и Юрию Стоянову».
— Юлия, по НТВ показали сериал «Запасный выход», где вы проявили яркое комедийное дарование, появившись в роли начальницы бюро судмедэкспертизы. Случались моменты, когда я смеялась в голос. Порадовалась за вас: вы совсем не потерялись на фоне таких актерских величин, как Юрий Стоянов и Роман Мадянов. Как вам это удалось?
— Пожалуй, это было самое сложное. Сейчас расскажу. Мои любимые, зайки мои, обожаю обоих! Понятно, что проект изначально создавался на них. Меня же пригласили на пробы. Меня режиссеры бесконечно пробуют, видимо, считают, что недостаточно еще всего наиграла. Персонажа, которого мне предложили, зовут Изольда Степановна Круглая, руководители канала и продюсерской компании, которая снимала проект, естественно, в первую очередь рассматривали возможность взять на эту роль какую-то прекрасную чудную пышечку. Но неожиданным образом режиссер Сергей Чекалов, который снимал пилотную серию и с которым мы раза четыре работали, позвонил мне: «Юль, приходи, у меня есть для тебя неожиданная роль».
Когда собиралась, думала, что бы такое сделать с собой, чтобы соответствовать персонажу с говорящей фамилией. В тот момент я параллельно снималась в картине, где по роли мне завили волосы горячими щипцами. И с этой ондуляцией на голове появилась на пробах. Прическа потом осталась в кадре, когда я начала сниматься, таким образом неожиданно чуть приблизилась по возрасту к партнерам Роману Мадянову и Юрию Стоянову. Забавно, конечно, получилось. Режиссер меня увидел и высказался: «Вот то, что надо! Эта героиня как будто из пятидесятых, она — девушка строгая, но справедливая». Ну и все, я попала в проект. С Романом Сергеевичем мы давно знакомы, до этого уже работали, встретились как родные, обнялись, поцеловались. А у Юрия Николаевича надо было завоевывать авторитет. Он представился:
— Здравствуйте, Юра.
— Здравствуйте, Юля.
— Ну все, Юля, давайте знакомиться.
— Давайте.
А дальше между нами случилась большая любовь: когда в кадре ты им ни в чем не уступаешь, когда предлагаешь какие-то неожиданные повороты, когда вдруг чуть-чуть импровизируешь, когда иной раз помогаешь, потому что оказалась в нужное время в нужном месте, мэтры начинают тебя ценить. Я называю это искусством работы с народными артистами, потому что мне очень повезло в жизни, я много работала с народными в МХТ: и с Андреем Васильевичем Мягковым, и с Олегом Павловичем Табаковым, и с Ольгой Михайловной Яковлевой, а теперь еще и с Юрием Николаевичем Стояновым.
На площадке мы встречались с ним как родные, просто любили друг друга. Стоянов сыпал шутками, смешными рассказами, приходилось сдерживать улыбку в кадре, потому что он ужасно смешной, все время что-то придумывает, импровизирует, он искрящийся фейерверк во всех смыслах этого слова. Естественно, режиссер нас периодически останавливал: «Ну хватит уже, прекратите кокетничать». Стоянов с Мадяновым работали больше всех, весь съемочный график выстраивался под них. Я и Олег Алмазов, сыгравший вороватого завхоза больницы, приезжали максимум на две-три сцены, а мэтры весь день были в кадре. Конечно, им приходилось тяжело, иногда их надо было подбадривать. А как это сделать? Только шуткой.
По сюжету действие разворачивается в морге. А что там можно придумать? Я в кадре носила белый халатик. Ломала голову, как порадовать своих любимых прекрасных партнеров, что бы такого сделать, чтобы иногда их отвлечь, рассмешить, потому что им было сложно, каждому приходилось произносить очень много текста. В конце концов придумала. Купила красные и черные чулки, отрезала от них резинки и надевала то на правую, то на левую ногу. Ненароком задирала халатик, и партнеры начинали хохотать, говорили:
— Что ж ты делаешь-то с нами!
Я отвечала:
— Дорогие, все для вас.
Потом уже Юрий Николаевич стал интересоваться:
— Так, ты сегодня пришла подготовленная?
— Конечно. Сегодня какой надеваю – красный или черный?
Четыре первые серии снимал один режиссер, а потом работу продолжил Виктор Конисевич, у которого все складывалось четко, быстро, понятно, он был всегда готов, все мизансцены разведены. Ну а какие задачи можно было поставить таким большим артистам? Это они могут ставить всем задачи, имею в виду Юрия Николаевича и Романа Сергеевича. Они оба просто невероятные, уровень их профессионализма, понимания юмора высочайший, тем не менее оба просты в общении, в позиционировании себя. Снимаю шляпу, это великие люди, у них учиться и учиться, каждый день так и делала.
— Посмотрите в МХТ спектакль «Игра в «Городки» по мемуарам Стоянова, на котором зал просто валяется от смеха.
— Мы вот так же валялись на съемках. Я просила: «Юрий Николаевич, пожалуйста, расскажите что-нибудь, все равно что, из молодости, из студенчества». А если вдруг у него в руках оказывалась гитара, потому что она там была заявлена по сюжету, съемки останавливались. Режиссер выходил на площадку и просил:
— Все, кончайте петь, давайте кино снимать.
Стоянов заверял:
— Да снимем мы сейчас твое кино.
Я пережила полгода бесконечного счастья, несмотря на то что наш павильон располагался на девятиэтажной парковке, там всегда было дико холодно. А я в кадре всего-то в легком халате.
Утро всегда начиналось с разговоров на гриме.
— Ну как ты сегодня спала?
— Юрий Николаевич, как обычно плохо, без вас же.
— Вот я тоже так думаю. Ну ладно, что посмотрела?
И дальше обмен мнениями о прочитанном, просмотренном, новинках кино и литературы. Стоянов в курсе всего, что выходит в кино, на платформах, знает все тенденции, направления современного искусства, прочитывает все новинки. Это просто какая-то ходячая энциклопедия. Неоднократно в том убеждалась: «Да, — говорит, — я посмотрел фильм, вот это было здорово, это мне понравилось, а вот здесь они недотянули». Короче, получала сплошное удовольствие от наших бесконечных профессиональных разговоров.
— И такая творческая атмосфера нашла отражение на экране. Чувствуется, что «Запасный выход» снимали талантливые увлеченные люди. Помимо ролей в вашей фильмографии есть режиссерская работа «Бедная родственница». Как вы получили такое предложение?
— В определенном возрасте люди пытаются пробовать все смежные отрасли профессии, которой занимаются. В моем случае все вышло случайно. Режиссер, который должен был снимать эту картину, отпал, в течение недели надо было найти ему замену. Продюсеры спросили меня:
— Хочешь попробовать?
— Не то чтобы хочу, но уверена, что смогу. Я хорошо знаю весь технический процесс. А если не удастся словами объяснить артистам, что делать, просто покажу.
Первоначально картина называлась «Внучка». По сюжету актрисе провинциального театра, которая попадает в неприятную ситуацию, предложили сыграть в жизни давно уехавшую за рубеж внучку богатого олигарха. Ей нужны деньги, она соглашается, и в итоге выясняется, что чужие люди зачастую становятся ближе, чем родственники.
Было весело, было здорово. Мы снимали в Минске, у меня работала потрясающая главная героиня, просто замечательная кудрявая, прекрасная девушка Катерина Беккер. Сняли быстро, за 14 дней, с прекрасным оператором Виктором Гончаром, который мне во всем помогал. Директор картины до сих пор звонит и интересуется:
— Юля, когда ты к нам вернешься?
— Под вас надо же сразу отвести целый месяц.
Режиссерская работа — это совершенно иное. Артист приехал, отыграл, уехал, а тут ты приехал, подготовился, выбрал артистов, опять подготовился, выбрал реквизит, опять подготовился, посидел с оператором, продумал мизансцены, снова подготовился, поехал выбирать натуру. То есть это большой и долгий процесс. Но это не менее интересно, чем что-то играть. На мой взгляд, получилась хорошая мелодраматическая легкая сказка. Эти четыре серии показали на «Dомашнем», вроде бы все остались довольны.
— До вас дошли какие-то зрительские отзывы о вашей работе?
— Я ничего про себя не читаю, зачем? Если кто-то мне расскажет, буду знать, а сама не интересуюсь.
— Театральная студия, актерский факультет творческого вуза, затем работа в театре, съемки в кино — совсем не ваш путь в профессию. Вы, напротив, учились в физико-математическом классе.
— Кроме этого я успевала заниматься в театральной студии, спортивными и бальными танцами, училась играть на фортепиано, получала дипломы областных конкурсов, декламируя стихи. Но папа — историк, доцент Курского университета (я родилась в этом городе) — считал, что так и должно быть, необходимо много работать, чтобы добиться успеха в жизни. То, что дочь пойдет в физматкласс, решилось на семейном совете. И я об этом не жалею, математика развивает мозг.
Мечты об актерской карьере оставались, но, когда я окончила школу, папа сообщил: у них открывается новый факультет педагогики и психологии, — и посоветовал поступать туда. Не могу сказать, что скучала на занятиях, но и театральную студию не бросала. И в один прекрасный день ее руководитель Лилия Владимировна Гладилина сказала свое веское слово: «Поезжай в Москву, попробуй поступить в театральный институт, у тебя получится».
И я решилась. Папа этого не одобрял, но и не отговаривал: «Набьешь шишек, вернешься». Пока добиралась до Школы-студии МХАТ, попала под страшный ливень, промокла до нитки, напоминала мокрую курицу. Но был тут и свой плюс — дождь разогнал конкурентов. Шла по пустому коридору, как вдруг из одной двери выскочила женщина, схватила за руку: «Срочно пойдем со мной, у меня не хватает до десятки одного человека».
Это была педагог по сценречи Марина Дровосекова, я откинула мокрые волосы назад, пригладила их и вошла в аудиторию, где абитуриентов прослушивала приемная комиссия. Прочитала, понравилась, мой будущий мастер Сергей Иванович Земцов удивился:
— А где вы были раньше? Я вас не видел на первом туре.
— В Курске, дома.
Вот так и поступила. Папа, узнав об этом, поставил условие: факультет психологии я не бросаю, перевожусь на заочный. Так что два диплома о высшем образовании у меня в кармане. А позже в Университете дружбы народов я еще защитила диссертацию на тему «Психологические детерминанты личностно-профессионального становления будущих актеров». Горжусь, я единственная актриса — кандидат наук.
— Как в институте вас видели ваши мастера Игорь Золотовицкий и Сергей Земцов?
— Чуть не отчислили после первого курса. С танцами и сценречью у меня все было хорошо, а этюды, где требовалось изображать кошечку или собачку, категорически не давались. Мой рационально заточенный мозг не понимал, зачем это надо делать, как это может пригодиться в будущей профессии.
Курс был сильным, со мной учились Максим Матвеев, Катя Вилкова, Антон Шагин, Никита Панфилов, сегодня они стали известными артистами. Мастера предупредили, что дают мне пару месяцев, чтобы я себя проявила как героиня, мол, брали с прицелом на такое амплуа, а во мне никакого обаяния! И мне это удалось, сыграла несчастливую жену дьячка из чеховского рассказа «Ведьма». Мастера хвалили: можешь, когда захочешь.
И на втором курсе судьба сделала роскошный подарок. Меня, студентку, взяли в МХТ, дали роли в двух спектаклях. В «Возвращении» по рассказу Андрея Платонова играла с Алексеем Геннадьевичем Гуськовым и Олегом Павловичем Табаковым. В «Белом кролике» — с Андреем Васильевичем Мягковым.
— Как вам работалось с мэтрами?
— Во-первых, это было очень страшно. Во-вторых, ты превращаешься в одно большое ухо, когда находишься с ними рядом, стараешься не пропустить ничего. Просто кожей, нюхом, по запаху, по интонации пытаешься ловить каждое слово, считывать, что сказано, что не сказано, как посмотрели, что сделали.
С Алексеем Гуськовым было забавно, мы дышали перед спектаклем. Он говорил «Давай так: моя реплика — мой вдох, твой выдох, твоя реплика — мой выдох, твой вдох». И все случилось.
— С Олегом Павловичем мне повезло побывать на кинофестивале в Праге. Выходили завтракать и иногда засиживались, поскольку он травил театральные байки, от которых невозможно было оторваться.
— То же самое случалось на наших репетициях.
— Слышала, он мог стоять в кулисе, рассказывать анекдот, потом выйти на сцену, гениально сыграть, причем до этого с кем-то поспорив, что будет двигаться по сцене только левой стороной к залу. Не зря ему принадлежит фраза «Наше дело — веселенькое».
— Это правда. Помню, репетировали «Тартюфа» с Ниной Чусовой. И что-то не получалось, тогда Нина высказала идею:
— Олег Павлович, а вот здесь бы вам всплакнуть, прикидываясь расстроенным, чтобы все герои совсем обалдели.
И дальше Табаков бросил гениальную реплику:
— Левым или правым глазом?
Я стояла рядом, думала, в обморок упаду. Нина тоже удивилась:
— А так можно?
— Конечно можно, каким?
— Любым.
Я поставила себе задачу научиться делать так, как он. И эта наука пригодилась, когда снималась в картине «Александр. Невская битва». У меня там случился конфликт с режиссером, мы долго общались исключительно на «вы», одну мою сцену он переснимал в течение десяти часов. Просил меня стоять сначала правой стороной к камере и плакать правым глазом, а потом повторить то же самое левым. Я вспоминала Олега Павловича всю ту ночь и была ему бесконечно благодарна, потому что это выдержала.
— Отчего вдруг возник такой конфликт?
— Я считала, что роль у меня гораздо глубже и интереснее, а режиссер полагал, что надо играть попроще. Я возражала. Мы поначалу обменивались записками. Он злился: «Что за упрямая коза, ее не переубедить, она все равно делает что хочет». Ну я тогда молодая была, глупая.
— А что вспоминается про Мягкова, Яковлеву, славившихся непростыми характерами?
— Андрей Васильевич меня опекал и оберегал. Если что-то не получалось, отводил в сторонку: «Доченька, попробуй сыграть иначе». Когда он иной раз забывал текст, я пыталась подсказывать, а Мягков обижался: «Ты прямо как Ийка Саввина, бежишь впереди паровоза! Сам вспомню». В «Белом кролике» его герой по ошибке попадал в психушку, а потом перед ним начинали извиняться моя медсестра и врач. Я сыграла свой кусок, Мягков в ответ: «Ну, я пошел» и направился за кулисы. Что только я не вытворяла, чтобы удержать его до выхода врача, подумала: наверное, он забыл сюжет пьесы. А Мягков потом признался, что разыграл меня, но и похвалил: не растерялась, прошла проверку.
Ольга Михайловна Яковлева, бросив на меня взгляд, посоветовала: «Бровки бы тебе выщипать и покрасить на полтончика посветлее». Прихожу на очередной спектакль с теми же бровями, Яковлева говорит: «Ну вот, другое дело, как посвежело лицо!»
Я безумно благодарна этим людям за то, что они случились в моей жизни. Это большой опыт, невероятная ответственность оказаться рядом с ними в юном возрасте.
— И тем не менее вы не скрываете, что вас из МХТ уволили. Что пошло не так?
— Я, честно, до сих пор не знаю причину. На тот момент у меня в репертуаре было шесть или семь названий.
— Когда вы говорите, что театру надо служить, отдавать всего себя, а вы вроде бы не сильно отдавали, поскольку начали активно сниматься в кино, родили сына, тоже честно заявляю: не верю.
— Я хочу сказать огромное спасибо всем, кто причастен к моему уходу из МХТ. Как только я уволилась, у меня случилась другая жизнь, другая карьера, хотя в тот момент сильно расстроилась.
Позже поняла, что не надо демонизировать этот театр, хотя в Школе-студии МХТ позиционировали как первый театр страны, основанный великим Станиславским, служить в его труппе считалось особой привилегией и ответственностью. Слушайте, когда я езжу по провинции, иногда смотрю спектакли местных театров, просто с ума схожу от артистов, их фактур, лиц, темпераментов, особенно от мужчин, таких прекрасных, талантливых, просто их мало кто знает. Мне кажется, пора перестать демонизировать МХТ. Роза Хайруллина состоялась в драмтеатре Самары. Виталий Кищенко работал в Красноярске, Калининграде, Омске. Таких примеров множество.
— Уйдя из МХТ, вы в репертуарный театр больше не стремились?
— Нет. После того как проработаешь десять лет в МХТ, знаешь про театр все, проходишь такую школу жизни, приобретаешь такой иммунитет, что больше не чувствуешь необходимости туда возвращаться. Мне не интересно, честно. У меня очень насыщенная, богатая, яркая жизнь во всех смыслах этого слова.
— А антрепризу для себя не закрыли?
— Ни в коем случае, играю спектакль «Однажды» с Розой Хайруллиной в Театре на Трубной. Он рассказывает о Данииле Хармсе и его жене Марине Дурново. Постановка создана по мотивам пьесы Александра Углова «Интервью», но многое мы досочиняли сами. Со сцены в большом количестве звучат тексты Хармса. Получилась забавная работа, я там смешная, в розовом парике.
— Как возникла идея такого спектакля?
— В прошлом году театр выпустил «Интервью», но постановка как-то не пошла, и руководство в лице худрука Дмитрия Ханановича Астрахана приняло решение попробовать других артистов, которые бы контрастировали друг с другом. Я — большая русская женщина, Роза – маленькая татарская. Им показалось, что такой тандем будет хорошо смотреться. И он правда получился забавным.
Еще один антрепризный спектакль «Особенности национальной женитьбы» по пьесе Островского «Волки и овцы» поставил режиссер Петр Белышков. Играем его с Эвелиной Блёданс, Александром Пашутиным, Кириллом Гребенщиковым. Когда-то меня пригласила в него продюсер Дарья Гончарова (увы, она рано ушла), а у меня долго не складывалось по времени. В конце концов Даша позвонила со словами:
— Юля, рассчитывать на тебя? У нас тур, надо срочно ехать.
— Сколько у меня дней на репетиции?
— Для чего тебе репетировать, ты что, Глафиру Алексеевну не сыграешь?
— Наверное, сыграю, надо попробовать.
Репетировали мы дня три-четыре, а дальше все докрутили в поезде, я вышла и сыграла свою монашку. Говорят, получилось смешно и весело. А как можно плохо сыграть, если у тебя в партнерах Пашутин, как можно не соответствовать Величке Блёданс? Кирилл Гребенщиков тоже всячески поддерживал. Спрашивал:
— Ну что, боишься?
— Конечно, боюсь. Мы все каждый раз, когда выходим на сцену, все равно боимся.
— Да нормально все будет.
Мне, наверное, очень везет. Есть что-то неповторимое в этой кочевой жизни, когда ты едешь в вагоне с людьми, с которыми потом выходишь на сцену, ешь с ними кукурузу где-то на перронах, открываешь банку тушенки или огурцов. Все друг о друге заботятся: а мы сегодня хлебушка взяли, а мы в Астрахани помидорчики купили. Есть в этом какая-то поездная романтика.
— А бытовые условия вас не пугают? Не все города соответствуют райдеру приезжих столичных артистов.
— Я совершенно обалдела от Благовещенска. Была там лет пять назад, он представлял из себя странное зрелище. На противоположном берегу Амура горел огнями Китай, а у нас царила темень. Сегодня в Благовещенске построили 16 километров набережной с прекраснейшими гостиницами, детскими площадками, большими парками, лавочками, цветами, любо-дорого смотреть.
Город Свободный тоже лет пять назад был дырой. В ДК, где мы играли спектакль, за ручку двери было страшно браться. Прошлой осенью я его не узнала. Все новое, сделано по последнему слову техники, прекрасные дороги. А публика благодарнее, чем в Москве, реагирует в пять раз живее. Если в столице на какую-то реплику зрители тихо улыбнутся, там начинается овация, люди хохочут в голос.
— Родители признали, что их дочь имеет полное право заниматься актерской профессией?
— Процесс идет постоянно. Недавно собралась на гастроли на Камчатку и Дальний Восток. И мой папа, который никогда там не был, попросил взять его с собой. Купила билет, сказала: «Поехали, посмотришь, как живет и работает твоя дочь-артистка». А дальше ты прилетаешь, играешь, спишь, едешь, опять играешь, опять спишь, опять едешь... То есть времени на отдых не остается. За неделю проехали пять городов. Прокатился отец со мной по гастролям и сказал:
— Да, доча, нелегкий у тебя хлебушек. Но ты у меня, оказывается, настоящая артистка.
— Пап, ты издеваешься?!
А он видел меня на сцене МХТ лет пятнадцать назад.
— Ты знаешь, у меня какое-то другое от тебя ощущение, не такое, как по телевизору. Все живое, я понимаю, что это моя дочь так здорово и смешно играет.
Родители до сих пор остаются в Курске, не хотят никуда переезжать. Если выходит мой фильм или сериал, звонят: «Юля, нам все обзвонились, весь папин институт тебя видел, вся мамина школа стоит на ушах». Родителям это очень приятно.
— Вы сыграли более девяноста ролей в кино. Как их выбираете?
— Никакого выбора не происходит, работаю везде, где предлагают, если подхожу. К сожалению, от меня мало что зависит, я много раз это говорила: артист – крайне зависимая профессия. Мы зависим от канала, платформы, продюсеров, от мнения и вкуса большого количества людей. В свою очередь, режиссеру надо собрать дрим-каст так, чтобы все друг другу подходили. Поэтому мои девяносто с лишним проектов — это на самом деле большое чудо. Для меня самое важное — компания, люди, с которыми предстоит работать. Кино может получиться, а может и нет, никто не знает, каким оно будет. Случается, сценарий слабый, читаешь и недоумеваешь, как из этого можно что-то слепить. Приезжаешь на площадку, встречаешь друзей, с которыми уже работала, и вдруг режиссер предлагает нечто неожиданное. И всем сразу становится интересно, думаешь: «Наверное, я ошибалась насчет сценария, что-то в нем есть».
Поэтому в кино самое главное — компания, потому что 12 часов в сутки ты проводишь с чужими людьми, если вы не единомышленники, если вам неинтересно друг с другом, ничего не получится.
— Есть ли у вас табу в работе, что-то, что совершенно неприемлемо, на что вы никогда не согласитесь?
— Например?
— Кто-то из актрис не снимается обнаженной, кто-то не целуется с партнером. Знаю такие случаи.
— Что касается эротики на экране, меня сильно спасает цензура в нашем телевизоре и прокате. Я точно знаю: если по сюжету прописана постельная сцена, а мы снимаем фильм для канала «Россия 1», максимум, что я могу показать, это зону декольте или красивую ногу. Поэтому я спокойна. Любую историю можно оправдать. Если режиссер и оператор надумали красиво показать обнаженное тело, соглашаюсь. Это для меня технический процесс, в этом нет никакой загадки, магии, чего-то особенного. Работа и работа.
— В «Шпильках» вы играли стриптизершу. Сложно было обучиться премудростям профессии?
— Расскажу, как это было. Когда меня вызвали на пробы в Питер, не понимала, что за проект предлагают, не успела ничего прочитать. Приехала туда с каких-то съемок, зашла в павильон, а там человек тридцать роскошных баб, все в латексе, все накрашены, а я явилась как есть, после работы в военном фильме. Удивилась:
— Это что такое?
— Наша картина «про это».
— Ребят, мне даже деньги за билет не надо возвращать, я поехала.
Дальше смешно было. Продюсер говорит:
— Юль, ты куда?
— Я вам не подхожу, я большая русская женщина, танцевать на шесте не умею.
— Да ладно, сыграть-то сыграешь? Там же не главное станцевать, дублершу тебе возьмем.
— И как вы собираетесь это монтировать?
Поставила условие: дайте две недели на подготовку. Занималась с тренером, осваивала базисные вещи — это отдельная работа, там есть свои законы, как двигаться, как ходить.
— Это тяжелый хлеб?
— Конечно, мы потом ездили по клубам, снимали, знакомились с девчонками. Они не девушки с низкой социальной ответственностью, они — танцовщицы. Периодически слушали истории из их жизни. В их профессии тоже все зависит от человека, как ты себя поставишь: встречались жесткие девчонки, которые оттанцевали свой номер и удалились, даже ни с кем не поговорив. К некоторым приезжают на работу мужья. Забавно выглядело: муж два часа сидит и смотрит, пока жена танцует, потом забирает ее и отвозит домой.
— В «Смертельном номере» вы снимались с цирковыми животными и даже получили травму. Как это было?
— Фильм о том, как цирковая труппа во время Великой Отечественной оказалась на оккупированной территории. Моими «партнерами» по съемкам стали большая обезьяна и медведица. С обезьяной мы подружились, он постоянно за мной ходил, относился с большой симпатией. И вот сцена, где меня грубо хватает за руку партнер и уволакивает за кулисы. Дрессировщик предупредил режиссера: этого делать не стоит, реакция животного может быть непредсказуемой. Но режиссер все же решил попробовать. Только партнер схватил меня за руку, как обезьяна оскалила зубы и зарычала. Пришлось от этого эпизода отказаться. Медведицу я должна была вывести на манеж, мы все заранее отрепетировали, она меня слушалась, не проявляла агрессии. Когда начали снимать, кто-то по недомыслию включил барабанную дробь, медведица испугалась, всплеснула лапами и нечаянно полоснула меня когтями по руке. Пришлось потом накладывать швы.
Очень тепло вспоминаю своего партнера Александра Робака. Он был настоящей душой съемочной группы. Рядом с ним ты был накормлен, напоен, присмотрен:
— Юлечка, садись, будем есть оладушки.
— Да я не могу, слежу за весом.
— Давай, от одного раза не поправишься.
Постоянно меня подкармливал. Он очень заботливый и хозяйственный. А еще Саша прекрасный, добрый, чудный и очень талантливый.
— Когда вы снимались в «Триггере», Максим Матвеев уже стал большой звездой. Он как-то это проявлял?
— Никак. Все мы профессиональные люди. Мы с Максом однокурсники, хорошо знаем друг друга, жили в общежитии в комнатах напротив. Поэтому на площадке было так:
— Максик, привет!
— Привет, Юля!
Обнялись, поцеловались, он говорит:
— Ну что, поиграем?
— Да, поиграем. Максик, что-то ты сильно похудел.
— Ты тоже, но выглядишь хорошо.
Вот и все!
— А что можно вспомнить про Андрея Панина, с которым вы снимались в «Журове»?
— Там можно вспомнить только одно: на «Журове» я познакомилась с будущим мужем. После одной из сцен получила эсэмэску: «Прекрасно сыграли». Номер был мне неизвестен, попросила у администрации список съемочной группы с телефонами, начала просматривать его с конца. Но обнаружила своего доброжелателя под первым номером, им оказался продюсер и режиссер Илья Макаров.
А Андрей Панин был очень тонким и закрытым человеком. Он почти не расставался с текстом роли, постоянно искал интонацию, был сконцентрированным. Ну о чем ему было со мной разговаривать? Я еще не успела ничего сыграть, а он к тому моменту был звездой первой величины.
— Есть ли у вас любимый партнер, работу с которым вы вспоминаете с удовольствием?
— А как можно не вспоминать добрым словом съемки с прекраснейшим Александром Домогаровым или Юрой Чурсиным? Мне очень везет с партнерами.
С Александром Юрьевичем мы познакомились на проекте «Господа-товарищи», он играл следователя, я — Мурку, криминального авторитета. Как всегда, на первой встрече большие народные устраивают тебе проверку. Играем с Домогаровым сцену на двоих, пока выставляют кадр, он интересуется:
— Юлия, с какого дубля ты сыграешь эту сцену?
— Я с первого, а вы, Александр Юрьевич?
— Я? С первого.
— Ну хорошо, посмотрим.
Первым снимают мой крупный план, а Домогаров сидит, взирает на это вяленько: сыграет, не сыграет? Сыграла с первого дубля. Режиссер командует: «Переставляемся на Александра Юрьевича». В кадре он должен был взять мою руку, разглядывать ладонь и произносить: «Не похожи вы на кухарку или на разнорабочую, руки-то у вас смотрите какие, как у барышни». Когда снимали, я на его крупном плане специально провела ладонью по его ладони, и, конечно, у Домогарова дернулся глаз, так что сыграл он со второго дубля. А дальше мы, естественно, стали добрыми друзьями, он спрашивал:
— Чем занималась сегодня с утра?
— Выгуливала своих собак.
— Да? У меня тоже собаки. Пошли работать.
— Как вы себя чувствуете, мой дорогой?
— Сегодня хорошо.
— Значит, будет быстрая смена. Быстро снимемся и поедем к собакам.
С Юрой Чурсиным мы пересеклись в сериале «Черная кошка». Смотрю на него как кролик на удава. Тебе не надо ничего придумывать, играть: как только ты оказываешься в поле его энергии, его бесконечного обаяния, просто идешь за ним. Я искренне восхищаюсь Юрой, считаю, что он один из лучших современных артистов. Не важно, кого он играет — следователя, разбойника, разведчика, кого угодно, — вроде бы ничего не делает, но ты понимаешь, что за этим стоит личность харизматичная, дерзкая, талантливая.
— Какие картины с вашим участием выйдут в ближайшее время?
— В прошлом году мы сняли для платформы Start большую красивую историю, которая будет называться «Молот ведьм», наши продюсеры и режиссер обещают, что они это озвучат и смонтируют к сентябрю. То есть в новом сезоне у меня выйдет большая сказка, где я играю белую мертвую ведьму. Съемки проходили не гладко, на «Запасном выходе» я застудилась, заболела почка, от лекарств набрала лишних килограммов семь. Мне сказали: «Для роли ведьмы, Юль, нам надо, чтобы ты была белая, худая и тонкая-тонкая». Пробегала по десять километров каждый день и выпивала три литра воды, это помогло быстро сбросить десять килограммов. Все лето мне нельзя было загорать, потому что мне белили полностью лицо, руки, ноги, шею. С утра до ночи ходила в белой краске, не могла ни до чего дотронуться. Как сыграть мертвого человека? У моей ведьмы температура тела все время 22 градуса, то есть она вроде бы живая, ходит, разговаривает, творит злодейства, но и неживая одновременно. Интересная актерская задача, и я с ней справилась. Съемки проходили весело. Я оказалась заложником грима и костюма, потому что носила исключительно белое. Когда выпадала со второго этажа, каталась по грязному полу во всем белом, думала о том, как сберечь не столько себя, сколько прежде всего костюм.
— Что было после этого с кожей?
— Слава богу, все нормально. У нас работала прекрасный художник по гриму. В кино тон не должен быть плотным, иначе его видно на экране, он нужен максимально тонкий. Это давалось непросто, но продюсеры не пожалели денег на покупку дорогих выбеливающих веществ, которые не портят кожу.
— Рождение ребенка для актрисы — всегда гарантированный отказ от каких-то ролей, пауза в карьере. Как вы решились родить Мишу, чем нагружаете парня?
— Мише сегодня четырнадцать. У него рост метр девяносто. Он большой, но я тоже не маленькая, как и Мишин папа. Сын окончил музыкальную школу, получил разряд по плаванию, он усиленно занимается в спортзале, бесконечно себя улучшает, сейчас у нас в приоритете английский, история. Он знает такое!
— Мама, ты хоть понимаешь, что такое Вторая бурская война?
— Миш, я даже не знаю, что была первая.
И дальше сын может прочесть целую лекцию об этом историческом периоде.
— То есть при маме-актрисе и папе-продюсере, видимо, молодой человек пойдет в науку.
— Было бы прекрасно. Он не зациклен на том, что у него мама артистка, видит меня по телевизору и бросает: «Опять намазанная пошла». В 14 лет сын может остро высказаться на историческую тему. Я радуюсь, думаю, может, вырастет в семье археолог или геодезист?
В детстве Миша заслушивался рассказами дедушки-историка. А сейчас включает компьютер и слушает все, что хочет. Теперь он рассказывает моим родителям, что происходило в прошлом на самом деле, спорит с ними, говорит:
— Нет, бабушка, все было не так, Черчилль позвонил не Сталину, а Рузвельту...
Бабушка поднимает руки:
— Что ты, я не спорю!
— Большая редкость — умение сохранять позитивное настроение.
— Со мною только так, я предпочитаю оставаться на позитиве. Зачем же нам негатив?
— Как говорил Андрей Кончаловский, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на раздражение и ненависть.
— Это чистая правда, абсолютно, это все про меня.
Подпишись на наш канал в Telegram