Однажды кто-то позвонил мне по служебному телефону в театр. «Это Лида? — спросил незнакомый женский голос в трубке. — Отпустите мужа... Зачем вы его держите? Разве вы не знаете, что Леня любит Нину Шацкую, а она любит его?..» Меня вначале бросило в жар, потом в холод: «А почему вы мне это говорите? Я его не держу. Скажите об этом Лене…»
После спектакля иду домой. Вижу — во всех окнах свет горит. Поднимаюсь, а Лени нет дома. Через пятнадцать минут появляется.
Долго не знаю, с чего начать. «Сегодня был такой странный звонок… — говорю я ему. — Мне сказали, что у вас с Ниной, оказывается, роман, а я держу тебя на аркане…» У Лени от ужаса сделались круглые глаза: «Ты что… с ума сошла?» — «Лень, ну не может же человек так просто взять и все придумать…» «Какая ложь! — он был растерян и не знал, что сказать. — Да-а-а. Иногда я думаю, что жизнь будто нарочно нас с Ниной сталкивает! Но ты же знаешь, как я к ней отношусь… Она такая несуразная…» Потом он подошел сзади, обнял меня за плечи и сказал: «Мы умрем с тобой в один день…»
И я ему поверила. Действительно, ну как можно не верить человеку, с которым живу столько лет?!
Потом Леня, как обычно, закурил сигаретку и уселся на кухне что-то сочинять, а я легла спать.
Но все никак не могла заснуть, в голове звучал голос «доброжелательницы». Я гнала от себя дурные мысли и стала вспоминать, как именно началась наша непростая, мучительно запутанная история…
...Весна. Таганка. Мы с девчонками после репетиции высыпаем на улицу погреться на солнышке. Все в мини-юбках, веселые — молодые артистки знаменитого Театра на Таганке. Стоим болтаем, смеемся, долго не можем разойтись. Вдруг кто-то дергает меня за рукав. Оборачиваюсь— Леня Филатов. В конце сезона его вместе с Ваней Дыховичным приняли в наш театр. «Пожалуйста, отойдем… Мне нужно с тобой поговорить…» Я не соглашаюсь, хочу уйти. «Пойдем посидим в кафе. Мне так много надо тебе сказать…» — Леня смотрел на меня умоляюще. «Господи, опять он за свое! — подумала я. — Ну сколько можно говорить, что я замужем и старше его на пять лет!»
...Меня приняли в театр через год после окончания ГИТИСа, в 1967 году, а в конце 69-го пришел Леня.
Я — взрослая замужняя дама. Мне уже двадцать восемь исполнилось, а Лене — только двадцать три. Выскочила замуж я рано, в двадцать лет. Мой муж Юра был обычным инженером, далеким от театра. Атлетически сложенный, красивый, он так мило за мной ухаживал, что я особо не раздумывала. К тому же мне очень хотелось вырваться из дома, и я приняла Юрино предложение. Юра очень меня любил, много со мной возился, но, наверное, я так и не успела его по-настоящему полюбить. Тут еще Театр на Таганке закрутил: мы сутками репетировали, почти жили на сцене. А потом появился Леня…
Он сразу же стал меня обхаживать: сторожил у входа, ловил в коридорах, пытался провожать домой.
Действовал очень напористо и в то же время нежно, как настоящий восточный мужчина. Он ведь долго жил в Ашхабаде. Вначале я пыталась его резко отшить, потом не разговаривать, наконец элементарно не здороваться, но все это не действовало. Когда мы сталкивались где-нибудь случайно в театре, я ясно читала в его глазах: «Куда ты денешься?»
— В Театре на Таганке работали очень интересные актеры. За вами больше никто не пытался ухаживать?
— Конечно пытались! Просто я не придавала подобным вещам особого значения. Помню, что Володя Высоцкий сразу же обратил на меня внимание и постоянно говорил комплименты. Как-то заловил за кулисами и сообщил: «Я иду к своим друзьям и тебя приглашаю с собой».
Я посмотрела на него и сказала: «Меня ждет муж…» Володя обалдел. Этот отказ явно задел его за живое: все женщины вокруг его обожают, а тут молодая начинающая артистка нос воротит! Спустя время, когда мы с Леней уже жили открыто, Володя сказал: «Надо же! Я пытался за ней ухаживать, но мне она не ответила…»
— Вам Леонид Филатов тоже не нравился?
— Леня был полной противоположностью моему мужу — худенький, ножки тоненькие, нос уточкой, с вечной сигаретой во рту. Я его иногда Пепельницей называла: «Ну сколько можно курить? Вся одежда дымом пропиталась, и пальцы от табака желтые!» Леня скитался по общежитиям, ходил в застиранных джинсах с пузырями на острых коленках и в одной и той же линялой рубашке.
Я терпеть не могла запаха табака, мне так хотелось его отмыть, одеть... Даже неприятно было, что за мной такой неопрятный молодой человек ухаживает!
— Значит, вы ему отказали и в кафе не пошли?
— Почему-то я пошла с ним… Я ведь очень долго от него бегала. А потом… потом Леня меня «уболтал». Вот тогда я убедилась, дура эдакая, что «женщины любят ушами». Он так искусно расставил «силки», что я, не помня себя, в них и попала… Ведь тогда, в тот весенний день, мне стало любопытно послушать: что же он такое скажет, после чего я сразу же уйду к нему от мужа?
Мы прошли... нет, мы пролетели Курский вокзал, Петровские ворота, улицу Горького.
И даже не заметили, как оказались в кафе на Пушкинской. И вот тут я вдруг очнулась: «Что я здесь делаю? Я — замужняя женщина! Ну кто я после этого? Предательница». Но встать и уйти я не могла. «Посижу, послушаю и домой побегу». Так легко себя уговорила, что стало страшно. Могла ли я подозревать, что уже началась моя мучительная и прекрасная жизнь рядом с Леней…
Он говорил и говорил, словно одержимый, о том, как мы будем жить. Я даже не пыталась возразить, он словно заклеил мне рот: «Мы будем всегда вместе, будем жить прекрасно. Совершенно не так, как другие… Никакого быта, кастрюль, сковородок и грязного белья! Представь себе: закончилась репетиция, мы выходим из театра, и я тебе назначаю свидание в кафе на Пушкинской! Мы встречаемся, будто любовники, хотя и давно живем вместе…
И умрем в один день!» Он говорил, говорил, говорил, а я все слушала его голос и отчего-то знала: «Это любовь!» А может, он и не говорил вовсе, а только впечатывал эти слова в мой мозг, просто глядя в глаза… Что это было? Телепатия, гипноз, внушение — я не знаю. Все завертелось, закружилось, дальше ничего не помню… Я была похожа на змею, которая под звуки дудочки вылезает из мешка. Но я хотела слышать только эту мелодию и никакую другую!
Удивительно — я шла с Леней в кафе, полная решимости все прекратить раз и навсегда, а когда расстались, идти домой не могла: ноги не шли.
Долгое время мы с Леней просто встречались, у нас не было интимных отношений. Мы могли часами, до изнеможения, целоваться где-нибудь в парке на скамейке. Я не могла изменить мужу, но о расставании с Леней думать не хотела.
…Однажды Леня пригласил меня в гости в общежитие ТЮЗа, где он тогда жил.
Помню, он говорил мне: «Я живу у друга», а оказалось, что не у друга, а у подруги… Это была актриса-травести из ТЮЗа. Правда, я до сих пор не знаю, какие у них были отношения: братские или любовные? Во всяком случае, он ей рассказывал обо мне, мне — о ней. Мы даже познакомились… Одним словом, летом все общежитские товарищи разъехались, и Леня повел меня туда. Когда мы ехали на Патриаршие пруды, я прекрасно понимала, на что иду, и хотела этого. Комната была непрезентабельная, с матрасом на полу — совершенно студенческая обстановка. Но разве на это обращаешь внимание, когда влюблен?!
Там все и произошло. Я была счастлива и одновременно несчастна.
В этот вечер я долго кружила вокруг дома, надеясь, что Юра заснет, а я тихонечко проскользну и лягу спать. А утром муж уйдет на работу, и мне не придется смотреть на него предательскими глазами. Так продолжалось долгое время, пока я однажды не попросила его: «Юра, давай поживем какое-то время врозь…», чувствуя, что ухожу от него насовсем. Какая странная жизнь: когда выходила замуж за Юру, думала, это навсегда, а встретила Леню — все переменилось в один миг… И уже казалось: навсегда — именно с Леней…
Я перешла жить в пустующую квартиру брата, уступив на время свою комнату мужу (он пытался получить квартиру на работе). И мы стали встречаться с Леней.
— А вас не останавливала мысль, что Филатов — начинающий актер из провинции, без денег, прописки?
— Какое это имело значение?
Меня совершенно это не волновало, я знала, на что иду. Да, жили мы, как и все начинающие артисты, на крошечную зарплату. Но Леня умел пустить окружающим пыль в глаза, будто он много зарабатывает и ни в чем не нуждается. Он действительно был уверен, что будет богатым и знаменитым...
А потом летом Леня уехал к родителям в Ашхабад. Мы договорились, что будем писать друг другу письма до востребования. Я хожу на почту, а он все не пишет и не пишет. Я ужасно переживала, думала: «Неужели забыл? Разлюбил?» Запах табака, который на дух не переносила, мне уже казался приятнее французских духов. Помню, кто-то рядом закурит, а я вдыхаю дым и представляю Леню. Стоило мне только услышать популярную песенку Хампердинка, как сжималось сердце: под эту мелодию мы целовались в парке…
— Леонид видел вашего мужа?
— Да, Юра приходил в театр.
У нас с Леней уже были тайные отношения. Леня, помню, потом ревниво мне выговаривал: «Как ты можешь жить с таким человеком?» Однажды Юра пришел ко мне в театр, мы поднялись в буфет. И я тут же об этом пожалела. Как только Леня увидел нас, его перекосило от ярости. На скулах заходили желваки, в глазах засверкали молнии. Он двинулся к нам. Я схватила ничего не понимающего Юру за рукав и потащила к выходу — очень боялась скандала. Помню, потом наедине я стала стыдить Леню: «Ну как ты можешь?» Он яростно сверкнул глазами: «Это как ТЫ можешь?!» Наш театр часто ездил на гастроли.
И это было самое счастливое время. Помню, в Киеве вся труппа жила в гостинице. Леня тайком бегал ко мне ночью со своей подушкой. Однажды мы эту подушку забыли в моем номере, и... разразился скандал! Из гостиницы даже позвонили администратору театра: «В номере вашей актрисы Савченко мы нашли чужую подушку. Примите меры!» Юрий Петрович Любимов перед репетицией в присутствии всех сказал: «Оказывается, кто-то оставляет подушки в чужих номерах. Я имею в виду Савченко и Филатова… — выразительно посмотрел на нас по очереди: — Вы уж разберитесь как-нибудь с подушками…»
А потом мы с Леней поссорились. Он должен был получить гонорар в журнале за свои пародии, и мы уже решили, на что потратим деньги, как вдруг Леня всю сумму… кому-то отдал!
Я очень обиделась, а он даже не заметил этого. Я его спрашиваю, куда он дел деньги, а он не отвечает, всем своим видом показывая: мол, какое твое дело? Я себя почувствовала чужой и решила с ним больше не встречаться.
Прошел месяц, потом второй. Леня прекрасно знает, что я живу в квартире брата одна… Мы встречаемся в театре, но не общаемся, ничего не выясняем, проходим мимо друг друга… Я не знаю, что думать, как поступить, и уверена, что он найдет способ помириться. Вдруг подруга говорит мне: «Лида, а ты знаешь, твой-то Нину Шацкую встречает после спектакля?» Нина тогда была замужем за Валерием Золотухиным. Я сделала вид, что не придаю этому особого значения. Я же не жена, чтобы меры принимать… Но про себя решила: Леня для меня больше не существует. А еще подумала: «В какую историю я вляпалась! А может, он действительно меня не любил?»
Мне так захотелось ему отомстить и завести на его глазах роман. Как вдруг…
Буквально через несколько дней иду на спектакль. Мимо проезжает такси. Краем глаза вижу — на заднем сиденье Леня и Нина. Машина вдруг резко останавливается. Леня выскакивает и подбегает ко мне: «Подожди. Я хочу поговорить…» Молча иду вперед, он плетется сзади. Такси с Шацкой обгоняет нас и тормозит у служебного входа. Захожу в театр, поднимаюсь в буфет и сажусь за стол. Леня садится рядом. А тут и Нина входит, присаживается поодаль. Издали наблюдает. Леня начинает лихорадочно говорить: «Ради бога, ты ни о чем не думай… Это не то… Там все чужое, не мое… Не те руки, не те глаза. Ты не понимаешь…»
И начинается «возвращение меня»: он звонит, добивается встреч, стоит под окнами.
В конце концов мы помирились. И с этого момента у нас были уже серьезные отношения. Из-за отсутствия своего жилья мы поселились в нашем театральном общежитии. А приютил нас Боря Галкин.
…Свадьбы никакой не было. Расписались, и все: я — в брюках, Ленька — в вечных джинсах. Потом мы с Борей Галкиным отправились в общежитие праздновать это событие. На столе — жареная картошка с квашеной капустой и бутылка дешевого вина. Все было очень буднично, словно ничего и не произошло. Леня не был похож на счастливого человека. И казался необычно молчаливым…
Боря был не только нашим свидетелем в загсе, но еще и... нашим «сожителем». Где-то с полгода мы втроем жили в одной комнате. Леня спал на раскладушке рядом с моей кроватью, Боря — в другом конце комнаты.
Правда, засыпал он мгновенно: сложит руки на груди, как йог, и через три секунды уже спит сном младенца.
— И действительно у вас началась жизнь, совершенно не похожая на жизнь других семейных пар, как вам и обещал Филатов?
— Внешне все выглядело прекрасно. В театре нас считали красивой счастливой парой. И года три я думала, что так оно и есть… Через какое-то время театр в обмен на мою комнату дал нам однокомнатную квартиру на Андроньевской, близко от театра. И только через год мне разрешили прописать туда Леню. Там же неподалеку жили Шацкая с Золотухиным.
У Лени со мной была странная связь… Я при нем была скорее помощником, секретарем. Не могу сказать, что чувствовала его любовь, но мне казалось — он во мне нуждается, ценит мое мнение. Бывало, разбудит меня ночью и зачитывает только что сочиненный отрывок: «Ну как тебе? Какая строчка лучше?» Я спросонья отвечала: «Вот эта». Он торжествующе говорил: «Точно! И я так думаю». А еще нас объединяла общая страсть. Мы оба были киноманами и могли часами обсуждать какой-нибудь фильм. Он знал мировое кино лучше любого киноведа.
Может быть, благодаря этому совпадению вкусов мы столько и продержались, а может быть… потому и разошлись. Он часто спрашивал мое мнение о своих работах, а я, честно говоря, не жалела его и говорила то, что думаю, наивно полагая, что этим помогаю.
А мужики не любят критики. Он иногда удивлялся: «Я думал, это только мне видно!» И потом все равно вызывал меня на разговор: а как тебе это, а как то?.. Первое время мы с ним бесконечно разговаривали, особенно по ночам. У него было удивительное чувство юмора. Он так виртуозно матерился! Поначалу мне его мат казался даже изящным, и я ему это прощала. А еще он мог совершенно гениально преподнести любую простую историю. Я была влюблена в его мозги! А внешность его мне скорее мешала. Не могу сказать, что в моменты интимной близости у нас было полное совпадение. Но мне бы не хотелось говорить об этом…
— Но ведь Филатов был очень интересным мужчиной и даже секс-символом страны одно время?
— К сожалению, я так никогда не считала.
Кстати, Леня в то время тоже был невысокого мнения о своей внешности. Когда в первый раз снялся в кино, он не мог смотреть на себя на экране: «Какой ужас!» А я его успокаивала и старалась сделать все, чтобы муж всегда выглядел элегантно. Незаметно моя жизнь ушла на второй план и началась жизнь ради Лени. А главное, я считала, что так и должно быть…
Я хотела, чтобы все увидели — Леня заслуживает известности! И совершенно забыв себя, бросилась за ним ухаживать: шила рубашки, стригла его, даже переделала большую дубленку в модную приталенную куртку, пальто ему сшила с мехом внутри и даже джинсовый костюм, в котором он любил выступать на концертах. Все вокруг говорили: «Ленька стал такой красивый!» Не знаю, любила ли я Леню...
Наверное, я гордилась им! Он сочинял удивительно талантливые пародии на поэтов Евтушенко, Вознесенского и Рождественского. Его не раз печатали в журнале «Вопросы литературы». С пародиями он часто выступал на концертах и имел большой успех. Леня был уверен, что поэты долго не живут, и совершенно себя не берег. А после того как ему исполнилось тридцать три года (а он родился в Рождество), он стал часто возвращаться к этой мысли.
Леня был безотказный и совершенно не умел говорить «нет». Его постоянно просили написать что-то просто так, бесплатно. К нам часто приезжали друзья из его родного Ашхабада, и он с удовольствием сочинял для них. Любое творческое внимание к себе Леня ценил и был готов отдавать все свое время написанию текстов для «капустников», смешных интермедий, пародий.
А вот для меня времени у него не оставалось…
Он никогда не помогал мне в работе. Может быть, считал меня плохой актрисой? А может, не хотел, чтобы я мешала ему в его свободной мужской жизни... Ему даже Костя Худяков, у которого мы однажды снимались в одном телевизионном спектакле, сказал: «А давай Лиду снимем?» Леня оставил это предложение без внимания. А самое смешное, что я считала: видимо, он прав! Главное, чтобы у Лени все сложилось. О себе мало заботилась — принесла, как говорится, в жертву. Обстирывала его, обглаживала, прихорашивала, не зная, что все это для других женщин… И вы знаете, что ужасно? Я начала рядом с Леней… стареть. Подруги стали обращать внимание: «Лид, у тебя как-то глаза потухли, ты какая-то уставшая, постаревшая…» Действительно, я во всем себе отказывала.
Конечно, он — гений, а я — серая мышка! Комплексы у меня были жуткие. Даже порой в гостях, куда мы очень редко вместе ходили, я смущалась, словно не имела права быть рядом с ним. Он такой умный, талантливый, остроумный!
— А город Ашхабад оказал на него влияние?
— Вы знаете, у Лени остались какие-то провинциальные привычки, я бы даже сказала — восточные. Как настоящий восточный мужчина, он никогда не позволял себе в отношениях со мной ничего фривольного. Например, я не только не могла говорить, но даже и пошутить на тему секса. Эта тема была у нас табу.
Дом полностью был на мне. Я что-то шью, стираю, штопаю, да еще и артисткой работаю… Наверное, у меня потому и не сложилось в театре, что я вечно была занята домашними хлопотами.
У Лени уже тогда были какие-то проблемы с желудком, я варила ему отвары, бульоны, кашки. На гастроли брала с собой плитку, кастрюльки, кипятильник и готовила в номере.
— Вы сказали, что у вас карьера не получилась, а у Леонида как складывалось в театре?
— Любимов считал его очень одаренным человеком, но больше в литературе. По-настоящему больших ролей Юрий Петрович так ему и не дал. Помню, Леню попробовали на Гамлета, он даже несколько раз репетировал. Это было «воспитание» Володи Высоцкого, который без конца отпрашивался и ездил за границу к Марине Влади. Мне кажется, если бы Леня не был зажат, как молодой актер, его утвердили бы.
В «Гамлете» он сыграл Горацио. Леню считали в театре «мастерилой», он был очень техничный актер — каждую роль, как скульптор, филигранно обтачивал...
Леня не сомневался, что рано или поздно станет известным артистом. И все для этого делал. Искал встреч с режиссерами, налаживал контакты, не отказывался от проб в кино… Работа с режиссером Сергеем Евлахишвили, с которым я познакомила Леню, сделала его узнаваемым. Леню чаще стали приглашать в кино. Его вообще любили режиссеры, среди актеров мало таких умных и с такой богатой фантазией. Леня ведь приехал в Москву поступать на режиссуру, его не взяли из-за возраста — слишком молод. Вот он и окончил в «Щуке» актерский факультет.
— А когда вы с его родителями познакомились?
— Мы уже жили в однокомнатной квартире, когда к нам из Ашхабада приехал его отец.
Потом из Пензы приезжала мама Лени. Его родители были в разводе. По случайному совпадению мама и папа Лени были однофамильцами. Леня, единственный их сын, взял от обоих поровну: от мамы — узкий овал лица, от папы — нос уточкой. Его отец, кажется, был радистом. Очень смешно, помню, шепелявил. Только проснется и с похмелья сразу же вопрос: «Клав, а где Ленька?» Но ходок был!.. Маленький, эдакий головастик, а женщинам очень нравился. Пока гостил у нас, умудрился за месяц найти любовницу в нашем же подъезде, этажом выше!
Мама Лени, Клавдия Николаевна, большая аккуратистка, дотошная женщина. Помню, мы поехали куда-то с Леней отдыхать, его мама осталась в нашей квартире.
Возвращаемся, а она переделала все по своему вкусу. Что-то подкрасила, что-то побелила, мебель передвинула, кастрюли и тарелки местами поменяла. Я долго не могла найти нужные вещи.
Леня в отличие от мамы был страшно неорганизованным. Я все время боялась, что он, не дай бог, устроит пожар или наводнение. Уходя из дома, постоянно напоминала: «Леня! Закрой кран! Погаси свет! Выключи газ!» Он мог ходить из угла в угол, что-то сочинять, ничего вокруг себя не замечая. То сигарета непогашенная дымится, то вода из ванны переливается. Я готовлю, а он сидит со мной на кухне, курит и себе под нос что-то бормочет: то ли роль учит, то ли сочиняет, то ли готовится к встрече… Я замечала эту странную особенность: мысли у него рождались одна от другой, точно так же, как он прикуривал одну сигарету от другой…
Я обычно ложилась спать раньше, а Леня заплетет ногу за ногу и сочиняет до утра на кухне.
Когда он ложился спать, я уже видела пятый сон! Иногда вставала и заходила на кухню: «Лень, ложись уже наконец, завтра рано вставать!» Писал он бесконечно! Утром Леня отсыпался, а я, как его секретарь, вычищала пепельницы от бычков и аккуратно сортировала листочки, исписанные его стремительным почерком. Он ведь очень многое при мне сочинил. Потом уже, когда мы расстались, я ему передала два ящика его черновиков.
— Вы страдали от тех неудобств, которые муж невольно создавал?
— Ну что вы! Бороться с этим было бесполезно, я знала, что на следующий день все повторится.
Леня уже снимался, был очень занят. Ну а кто же еще, кроме меня, ему поможет?
Единственное, я постоянно гоняла его за сигареты: «Не кури! Не кури!» Но безрезультатно. Квартира от дыма не успевала проветриваться. Вы только представьте — он выкуривал в день по три пачки! Сначала я разрешала курить только на кухне, приоткрыв форточку, затем выпроводила его в предбанник перед нашей квартирой, ну а уж потом «сослала» на лестничную площадку. Чем хуже становились наши отношения, тем дальше я гоняла Леню с сигаретой…
— Интересно, у него были какие-нибудь романы до вашего знакомства?
— Конечно. Он мне сам кое-что рассказывал. Да и я как-то оказалась невольной свидетельницей одного эпизода.
Помню, мы еще не были женаты и жили в общежитии. Возвращаемся домой после спектакля. Вдруг крик сзади: «Леня! Леня!» Оглядываемся и видим — за нами бежит актриса одного московского театра. «Что-нибудь случилось?» — бросает он на ходу раздраженно. Она хватает Леню за рукав и умоляет: «Можно с тобой поговорить?» Я отрываюсь от них и иду вперед. Поднимаюсь наверх, жду. Лени нет и нет. Через час приходит. «У нее какие-то проблемы, — пожимает он плечами. — Понимаешь, у нас с ней было... Я ей сказал, что мы с тобой вместе, но… она не может успокоиться. До сих пор там меня ждет» — «Ну и что ты теперь будешь делать?» — «Я уже давно все решил...» Я, как всегда, поверила. Но это была не единственная Ленина связь. Леня оказался, как бы это выразиться помягче, очень влюбчивым и вполне раскрепощенным с другими женщинами...
Думаю, подобных историй у него было немало.
Очень быстро выяснилось, что у него до меня была бурная жизнь. Молодой талантливый артист, да еще и поэт…
Когда Леня задумывал что-то новое, ему, как человеку творческому, хотелось побыть одному. Я с пониманием к этому относилась. Леня мог взять с собой собаку и где-то гулять часами. Я наивно думала, что он вынашивает очередной шедевр, а куда он на самом деле ходил, теперь могу только догадываться… Помню, однажды мне сказали, что видели нашу собаку в чужом подъезде, в другой раз — привязанную к телефонной будке. Леня часами говорил по телефону-автомату. Справедливости ради надо сказать, что он много звонил и по делу: режиссерам, редакторам, ассистентам.
Думаю, были и личные звонки. Я же не знала, что у них с Ниной продолжаются отношения…
Каждый раз, когда он надолго исчезал, я не находила себе места. «Ты хотя бы предупредил заранее, я же волнуюсь». — «Ой, знаешь, случайно у друга засиделся… Так получилось неожиданно…» Он был мастер соврать. «Творчество» было бесконечное. А потом мне стали передавать, что Леня ходит на репетиции спектакля «А зори здесь тихие», хотя там не участвует. Стоит в проходе зрительного зала и смотрит, как репетирует Шацкая. А мне мог сказать, что пошел к другу, например, или куда-нибудь еще. Я принимала все за чистую монету… Иногда вдруг за ужином у него вырывалось: «Знаешь, Нинка — очень несуразная! У нее такая большая задница, представляешь, она застряла в декорациях». Вроде бы сказано и со смехом, а с другой стороны, видимо, ему хотелось все время о ней говорить…
Однажды Леня пришел очень расстроенный.
Он потерял медальон, который всегда носил на шее как талисман. Это был его знак зодиака — Козерог. «Наверное, на съемках обронил», — все сокрушался он. Я его утешала: «Ничего. Новый закажем». Вдруг в театре подходит ко мне Нина и подает завернутый в салфетку предмет: «Отдай Лене». Я разворачиваю, а там тот самый медальон. Меня это неприятно поразило. Вечером отдаю ему сверточек: «Это тебе Нина передала». Надо было видеть его лицо! Потом он мгновенно собрался и стал меня «забалтывать»: «Как странно… А-а-а! Это я, наверное, на репетиции уронил. Молодец Нинка, нашла». Это был второй звоночек, который я опять не услышала… — А почему Леонид звонил все время из телефонной будки?
Неужели у вас не было телефона?
— Я постоянно просила Леню: «У всех в доме есть телефон. Почему ты не сходишь на телефонную станцию и не встанешь на очередь?» — «Да я ходил… Бесполезно». — «Ну попроси Любимова. Может, он бумагу напишет…» — «Что ты! — замахал он в ужасе руками. — Юрий Петрович сказал, что это невозможно». Так мы и прожили все время нашего брака без телефона. Помню, как только разошлись, мне мгновенно его поставили. Я так удивилась: «А мой муж к вам постоянно ходил, но почему-то очередь до нас так и не дошла…» Женщина в окошке пошелестела бумагами: «Никто к нам не ходил. И заявления от театра не было…» Вот только тогда я поняла, что Лене было совершенно невыгодно иметь дома телефон.
Расскажу историю. Уезжаю куда-то со спектаклем, звоню соседке и прошу передать Лене, чтобы встретил меня в аэропорту. Прилетаю — никого. Целый час его прождала. Приезжаю домой — пусто. Заявляется вечером. Выпученные от удивления глаза: «А я ничего не знал!»
А вот история посерьезнее… Мы поехали отдыхать в санаторий «Актер». Кстати, так совпало, что оказались мы там втроем: я, Леня и Нина. Вместе завтракали, вместе ужинали. Я часто уходила загорать на женский пляж, оставляя их вдвоем. Ничего плохого в этом не видела…
Словом, в этом санатории я обнаружила, что забеременела. Мы с Леней никогда не заводили разговор о детях, жизнь актерская не очень к этому располагала. И он всегда старался, чтобы этого не случилось. А тут так вышло…
Помню, в самолете меня стало тошнить, Леню страшно это раздражало. Когда я решила сказать ему о беременности, он… устроил мне скандал: «Какие дети?! Я еще ничего не добился. Неужели ты не понимаешь, что ребенок нам только помешает?!» После этого он сразу же уехал в Болгарию на гастроли. Целую неделю я проплакала от обиды, думая: «Ну сказал бы просто: «Лид, ну ты же сама все понимаешь… Давай подумаем…» — это было бы одно. А когда тебе говорят в крайнем раздражении: «Что-о-о? Ты тут собираешься детей заводить, а мне этого не надо!» — совсем другое…»
Вернулся Леня после гастролей притихший. «Ну что?» — спрашивает и смотрит испытующе. «Я была у врача. Это уже точно». — «Ну и хорошо… Ну и замечательно…» Он явно понимает, что тогда переборщил, и хочет загладить вину. «Может, сделать аборт? — спрашиваю я.
— Еще успеваю». А он после большой паузы: «Ну, решай сама…»
Его ответ меня расстроил: «Значит, ребенок нужен только мне», и я решила пойти на операцию. В больницу меня провожал Леня. Я переоделась в больничный халат и вынесла ему свои вещи. «Ну, что ты решила? Ты решила? » — спрашивает и все в глаза заглядывает. «Ну раз я здесь, значит, решила», — зло ответила я. Конечно, я ждала, что он скажет: «Знаешь что, одевайся. Мы уходим отсюда!», но он так и не произнес это…
На следующий день после операции я позвонила соседке и попросила передать Лене, чтобы он приехал за мной с вещами. Ожидая его, пролежала на больничной койке в коридоре часов пять. Наконец дождалась его. А он даже не объяснил, почему задержался.
Оправдание готово — телефона ведь у нас не было… Вот тогда что-то важное из нашего дома и ушло…
— Неужели вы ни о чем не догадывались?
— Почему-то мысли о Нине все время бессознательно всплывали в течение всей моей жизни с Леней. То кто-то намекает, что видел Леню с Ниной в буфете, или что они по странному совпадению озвучивали фильм в Киеве… Меня это обижало, но я не подавала виду. Представляю, как надо мной смеялись те, кто знал об их тайном романе… Я была настолько наивной дурой, что ни о чем не подозревала. Наверное, меня, как человека открытого, было легко обмануть. Вот Леня этим и пользовался...
Было время, когда Нина пыталась со мной дружить.
Даже приходила однажды ко мне домой за выкройкой. Мы тогда все увлекались шитьем, вот она и советовалась, как сшить платье. Потом, много позже, мне передали, что она кому-то в гримерной сказала: «Лида совсем не следит за собой. Ходит в задрипанном халате…» Нина обожала носить платья с рукавами-фонариками, которые, на мой взгляд, совершенно ей не шли. Я, помню, советовала ей: «Отпусти волосы. У тебя они такие красивые». И уже в «Мастере и Маргарите» она играла Маргариту с длинными волосами. А я в этом спектакле играла Геллу. Помню, как страшно стеснялась играть полуобнаженной на сцене. Леня меня воспитывал: «Чего стесняться-то?! Обалдела? У тебя такая красивая фигура!»
Однажды Леня меня спросил, не завидую ли я Шацкой? Все-таки такая роль…
Я в это время строчила ему брюки. «Нет. Не завидую. — ответила я. — Вроде она и красивая, и фигура замечательная, а вот глаза у нее какие-то невыразительные. Пустые…» Он торопливо ответил: «Да-да-да… Ты права… У тебя глаза выразительные».
— А в театре знали об их романе?
— Они от всех таились. Думаю, знали только самые близкие Нинины подруги. Когда она ушла от Золотухина, в театре говорили: «А у Нинки-то, оказывается, кто-то есть!» Однажды в гримерке при большом скоплении народа ее стали пытать: «Ну скажи, кто он? И почему тоже не разведется?» Она таинственно улыбнулась и ответила только на второй вопрос: «Ему жену жалко. Она без него пропадет. И вообще они большие друзья».
Леня уже вовсю снимался. «Мартин Иден», «Иванцов, Петров, Сидоров», «Экипаж».
Мы даже какую-то мебель с ним купили. Правда, Леня до последнего дня нашей совместной жизни ездил в метро и на троллейбусе или на такси. Сказать, что мы жили роскошно, нельзя, но и не бедствовали. Завели дома коробочку, в которую складывали деньги на хозяйство. Леня иногда брал большую сумму, но я никогда не спрашивала, на что. Он зарабатывает — он и тратит! А если бы мне и понадобились деньги, уверена, он никогда не спросил бы: «На что истратила?» А я никогда не просила…
Однажды я поехала отдыхать одна. Леня сказал, что не может. Перед возвращением в Москву даю Лене телеграмму «Встречай. Привези в аэропорт куртку и туфли». Жду. Он так и не появился. Гадаю: «Что с ним? Наверное, снимается». Еду домой. Вижу, в квартире его явно давно не было.
Утром, так его и не дождавшись, еду к подруге за город. «Представляешь, Ленька пропал…» Она почему-то испытующе смотрит на меня… «Что случилось?» — спрашиваю. «Да нет, ничего, ничего…» — и глаза отводит. А я опять за свое: «Ну почему он так поступает? Не понимаю — ну кто я для него? Это какое-то неуважение». Она быстро отворачивается, будто что-то хочет сказать, но не решается… Я с ней поссорилась в тот вечер и уехала домой. «Она ничего не понимает! И даже то, что мы давно не любовники, ни о чем не говорит. Ну и что? Все так живут!» Приезжаю — Леня дома. Вижу его испуганно-виноватый вид. Он не знает, что соврать. «Ты знаешь… я решил… я подумал…» — несет что-то несусветное. Врать он умел — выкручиваться приходилось постоянно, так что в этом он достиг высот. А тут что-то мямлит неуверенно… — А что значит: «Мы давно не любовники»?
— В последние годы у нас вообще прекратились сексуальные отношения.
Откатывались каждый на свой край кровати — благо, что большая, и спали. А поскольку все разговоры о сексе были табу, я ничего и не спрашивала. Тем более что подруги, делясь своей семейной жизнью, говорили, что на седьмом году брака — это нормально, мол, все так живут.
С самого начала наша любовь приносила мне немало страданий. Уйдя от мужа, я страшно переживала, что причинила боль человеку, очень меня любящему. И, наверное, правду говорят — на чужом несчастье счастья не построишь. А потом мы с Леней расстались, так же мучительно и больно разрывая нашу жизнь… Помню, в последние годы мы очень ссорились.
Это была не жизнь, а какое-то монотонное существование…Я продолжала стирать, готовить, заботиться о Лене — скорее по привычке. Какая-то тяжесть появилась. Я все время говорила подругам: «Не могу больше! Я должна с ним расстаться». А скажу — легче становится, и жизнь опять продолжается…
— Это как в фильме «Забытая мелодия для флейты», где жена героя Филатова спросила: «Ты помнишь, когда в последний раз мы спали вместе?», а он гневно ответил: «Как ты можешь! Я так устаю на работе!»
— Когда я смотрела фильм, поражалась: все было мне так знакомо! Мы разошлись на пике его славы. Леня снимался у Рязанова в «Забытой мелодии для флейты» в то время, как мы официально еще не были разведены, но уже не жили вместе.
Когда я смотрела фильм, у меня было ощущение, что Леня передает мне привет с экрана.
Удивительно, он сыграл в этом фильме самого себя. Его героя так и звали — Леня. Мы так же долго разводились. Леня так же, как герой этого фильма, стал заложником любовного треугольника. И никак не мог найти из него выхода… Не знаю, совпадение это или нет. В фильме была еще медсестра, которая носила мое имя — Лида. Только в жизни я играла другую роль — обманутой жены…
Я узнала о его связи с Ниной Шацкой, как все жены, последней... Леня жил двойной жизнью очень долго. И не думаю, что это давалось ему легко. Последние годы Леня страшно мучился. Он перестал читать, тяжело разговаривал, часто уходил в себя, стал нервным, резким, раздраженным.
Было ощущение, что его что-то безумно тяготит и держит его мозги в постоянном напряжении. Он стал выпивать, чего раньше за ним не водилось, часто возвращался домой подшофе. И его виртуозный мат мне уже казался невыносимым...
Мы то общались, то не общались. Леня часто пропадал, потом вдруг появлялся. Помню, все время ходил какой-то виноватый. Я говорила: «Надоело! Больше ничего для тебя не буду делать» Он унизительно просил прощения, но продолжал исчезать. Однажды Леня произнес фразу: «Ну почему нельзя жить втроем?!» Я не поняла намека…
Помню один эпизод. Леня вдруг сорвался: «Я сейчас в театр на минуточку сбегаю» и убежал. А мы жили очень близко от Таганки.
Вернулся… в пять утра. Я плакала: «Леня, ну как так можно? Я тебя уже похоронила». Он рассказал, что попал в милицию, а у него не было паспорта. В кутузке якобы долго выясняли, где он прописан, потом отпустили. И я опять поверила. А в другой раз он оправдался так: «Знаешь, я случайно встретил приятеля. Мы стояли на остановке и говорили, говорили, время незаметно и пробежало. Посмотрел на часы — уже четыре утра!»
У нас была собачка, которую однажды привела в театр Марина Неелова. Мы с Леней взяли ее к себе и очень полюбили. Она жила с нами еще с общежития. Однажды она попала под машину, и я твердо поняла — мы точно разведемся.
Леня в очередной раз исчез. Иду все к той же подруге и говорю: «Все! Больше не могу».
Она внимательно на меня посмотрела и сказала: «Ты точно это решила?» — «Точно». — «Ну тогда я тебе скажу: у него много лет роман…» — «Что-о-о? А что же ты раньше молчала?» — «Я тебя жалела…» — «А кто она? Неужели Нина?» — «Да…»
В одну секунду все частички пазла сложились в одну картину: такси, Козерог в салфетке, походы Лени на ее репетиции, санаторий «Актер»... Подруга мне помогла: «А помнишь, мы без тебя ездили в Болгарию? Он тебе оттуда огромную дубленку привез. Так он ее на Нинку примерял. А помнишь, как Нина к нему в Париже подходила и выговаривала: «Леня, как ты можешь? Ты должен за меня заступиться. Золотухин меня обидел…» И Леня побежал к Золотухину выяснять отношения. А в Марселе, где мы гастролировали, всех артистов Таганки пригласили на банкет. Не пошли только Леня и Нина…»
Пелена вдруг спала, и я вспомнила все!
Как однажды в Тбилиси, где мы гастролировали, Леня пропал. Я долго искала его после спектакля, обошла все номера знакомых — нигде нет. Муж потерялся в чужом городе! Я уже в милицию собиралась, как вдруг он нашелся и вызывающе сказал: «Я не мог прийти!» Я размахнулась, чтобы ударить его по лицу, а он уклонился и заулыбался. Как я теперь понимаю, он был с Ниной...
Вспомнила, как в Польше, куда я на день приехала к нему по туристической визе, прождала его пять часов в гостинице. Вдруг вбегает запыхавшийся Леня: «Ой, прости…» Я думала, что мы сейчас куда-нибудь пойдем погуляем, а он на бегу говорит: «Мне надо бежать, извини…» Мы стоим в коридоре, и я вижу, как мимо проходит Нина, победно меня оглядывает и улыбается.
Я под этим взглядом вжалась в стенку. Вернулась в Москву. Леня приехал через несколько дней и привез мне много подарков, что было на него очень не похоже…
Все закончилось в один день. После разговора с подругой мое решение окончательно окрепло. Я боялась встречаться с Леней. Он каждый раз забрасывал меня таким количеством оправдывающих его слов, что я терялась. «Мы больше не можем жить вместе», — говорю я. «Да-да-да…» — он сидит, молча курит одну сигарету за другой. «Я все знаю про Нину». Он вдруг вскакивает и начинает орать: «Про Нину?! А про свой роман ты знаешь?» Я растерялась и заплакала. Он подошел сзади и обнял меня: «А я думал, мы умрем в один день… Давай попробуем еще раз?» — «Нет». Было видно, что мы устали друг от друга. А главное, он устал мне врать…
Леня ушел и не пришел ночевать.
У меня было время собрать его вещи. Он не появлялся несколько дней, потом пришел: «Я возьму только самое необходимое…» Когда за Леней закрылась дверь, я от счастья побежала звонить подруге: «Слышишь, я рассталась с ним и чувствую, что только сейчас начинаю жить!»
— А у вас действительно был какой-то роман?
— Подруги, чтобы отвлечь меня, познакомили с одним человеком. Никаких серьезных отношений у нас не было. Однажды он подвез меня поздно вечером домой на машине. Иду к подъезду, вижу свет в окне и думаю: «Как неудобно! Что Леня подумает?» Вдруг вижу — в кустах чья-то тень метнулась. Мне показалось, что я видела Ленину фигуру.
Поднимаюсь в квартиру, сигарета в пепельнице еще дымится. И я вдруг понимаю: это он меня выслеживал. Вскоре Леня вернулся домой, ничего не спросил, я тоже молчала...
На следующий день после ухода Лени я пошла на телефонную станцию и встретила будущего мужа. Саша стоял за мной в очереди к окошку оператора и, оказывается, запомнил мой номер телефона, после чего сразу же позвонил... Через месяц мы с моим будущим мужем уже жили вместе. Леня видел, что у меня появился мужчина. Помню, мне передали его слова: «Ничего себе! Я думал, Лида без меня погибнет, а она замуж так быстро выскочила…» Кстати, его чемоданы с вещами так у меня и продолжали стоять.
— Вы их не выставили за дверь?
— Я подумала: «Не буду делать никаких театральных жестов», тем более что помнила — так однажды сделала Нина с вещами Золотухина. Саша помог мне их отвезти в квартиру к Лениной маме, где, я предполагала, он жил.
Я сразу же подала документы на развод. Самое интересное, что Леня не пришел на заседание суда. Через два месяца нас развели...
— Почему Филатов никогда в своих интервью не вспоминал о вас?
— Не знаю, но это очень похоже на Леню. После ухода он перестал со мной здороваться. Если мы встречались в театре и я говорила ему: «Здравствуй», он либо что-то бурчал в ответ, либо отворачивался.
Не думаю, что наш брак был ошибкой. Значит, мне надо было это пережить. Я ни о чем не жалею.
Ведь я уже говорила: «У меня была мучительная, но и прекрасная жизнь рядом с Леней...»
Подпишись на наш канал в Telegram