…С Витей мы долго были просто друзьями. Но время шло, и расставаться с ним становилось все тяжелее... Да, он женат, и чужой мужчина для меня — табу. Это моя подруга философски рассуждала: «Жена — не стенка, подвинется». А я представить себе не могла, как это — разрушить чужую семью. К тому же семью, в которой маленький ребенок. Но когда Витя уходил, душа каждый раз разрывалась на части.
Это происходило помимо моей воли. Головой-то я понимала, что привязываться нельзя. Но и отпускать Витю было невыносимо. Когда оставалась одна, образовывалась огромная пустота. Я влюбилась и поделать со своей любовью ничего не могла...
Притяжение было настолько сильное, что противостоять ему не могли ни он, ни я. Но вскоре мне — я тогда была солисткой балета — предложили поехать на месяц в Болгарию. Предполагалось: если в течение месяца коллектив хорошо себя зарекомендует, то с нами заключат контракт на полгода. Предложение было заманчивое, поэтому я и согласилась. Вите сказала: «Месяц пролетит быстро. Скоро вернусь». Уехали мы из Москвы в один день: он — на гастроли в Питер, я — в Софию.
И только когда самолет совершил посадку, до меня дошло, какую я сделала глупость: уехать, когда у нас только-только все началось! Мне стало так плохо... Просто невыносимо. Но обратного пути уже не было.
В Болгарии сразу все пошло наперекосяк: в аэропорту нас никто не встретил, поселили не в приличном отеле, а в какой-то крошечной гостиничке. Ну, на улице не оставили, и на том спасибо...
Вечером состоялось первое выступление в ночном клубе. Помню, вернулась домой в три часа ночи. Голодная. Измотанная. Просто хотелось рыдать. Я легла спать и сквозь сон услышала звонок телефона. Он все трезвонил и трезвонил. Я думала: надо встать и подойти, но так не хотелось! В конце концов еле стянула себя с кровати, сняла трубку и услышала Витин голос: «Алло, Наташа!»
Показалось, что у меня галлюцинация! Как он узнал, где мы, — это же совершенно непостижимо! Потом, когда мы увиделись, Витя сказал: «Я просто очень хотел тебя найти».
И я уже не могла дождаться возвращения в Москву. Какой там месяц, тем более полугодовой контракт! Я хотела бежать из этой Болгарии очертя голову. Но одно дело — хотеть. Денег организаторы нам не заплатили, с работой от раза к разу становилось все хуже. В очередном ночном клубе нам предложили танцевать топлес, чтобы «придать шоу колорит». А когда мы отказались, нас буквально выставили за дверь.
Есть нечего, никого в городе не знаем. Случайно познакомились с местным поваром. Этот милый человек оказался очень впечатлительным: тут же в меня влюбился, принес кольцо с бриллиантом и предложил выйти замуж.
Но о каком замужестве могла идти речь, если все мои мысли были в Москве?
Я привезла с собой кассету с Витиными выступлениями и смотрела ее каждый день. Буквально до дыр затерла. Как же хотелось вырваться из этого болгарского плена! И тут случилось чудо: Витя так все устроил, что в один прекрасный день за нами приехали и увезли домой. Это было настоящее спасение! Просто как в сказке.
Домой я мчалась окрыленная. Все представляла, как сейчас увижу Витю. Но так получилось, что именно в тот день «Дюна» уехала на два дня на гастроли в Улан-Удэ. Я, конечно, расстроилась очень. Пришла домой, заглянула в ванную, а там... целое море роз. От Вити!
И вот когда закончились эти бесконечные два дня, мы поняли: расстаться уже не сможем. И то, что Витя женат, для меня не имело значения.
Я уже стала с ним неразлучна. Мы вместе ездили на гастроли. А когда возвращались в Москву, тоже все время проводили вместе.
Но прошло несколько месяцев, наступила осень, и Витя сказал: «Наверное, теперь придется встречаться реже. Нам с женой квартиру должны дать. Будет много разных дел». У меня сердце упало. Но, слава богу, квартиру дали только через год, и мы с Витей по-прежнему виделись каждый день. Даже полдня друг без друга — катастрофа! Оба очень страдали.
— Наташа, а как в вашей семье приняли тот факт, что вы встречаетесь с женатым мужчиной?
— Очень непросто.
Я ведь из семьи военного. Родилась в «почтовом ящике», в Георгиевске, отец там служил. Потом папу постоянно переводили с места на место, пока мы не осели в Пятигорске. Мама никогда не роптала, несмотря на то что все эти переезды были очень затруднительны: у моего старшего брата Игоря детский церебральный паралич.
Мама тянула на себе дом, детей, моталась по свету за папой, для нее семья — святое. Они с папой прожили вместе сорок лет. Поэтому известие о том, что у дочери роман с несвободным мужчиной, для них стало сильным ударом.
Первым узнал папа. Он был в Москве, и они успели познакомиться. Однажды я приехала в Пятигорск, и папа в разговоре заметил маме: «Вот, с Наташиным парнем встречался...»
Что Витя несвободен, папа даже не обмолвился. Но мама вдруг посмотрела на меня и спросила: «Он женат?» Откуда она это взяла? Как почувствовала? «Да, — говорю, — женат». И тут же подумала: ну, сейчас начнется! Но мама промолчала. Сказала только: «Решай сама». Я на самом деле должна была все решить сама, все перебороть и перестрадать. Никто за меня этого сделать не мог.
— А как вы на сцене оказались?
— Благодаря маме. Она в свое время танцевала в художественной самодеятельности и хотела учиться дальше. Но ее отговорили: дескать, что это за профессия — танцовщица? И мама поступила в медицинское училище. Но зато когда я увлеклась танцами, она меня поддержала.
Так что я натанцевалась за нас обеих.
Я занималась в студии народных танцев, и преподавательница меня постоянно нахваливала. Я была тонкая, легкая, танцевать могла бесконечно. Во всех конкурсах участвовала, все время на фотографиях в местных газетах появлялась.
Танцы — это действительно мое. И у меня с детства была мечта: стать известной танцовщицей.
Помню, еще лет в тринадцать поспорила с братом, что обязательно прославлюсь. Тогда на экраны только вышел фильм «Танцор диско». Я сначала долго не хотела на него идти, потому что недолюбливала индийские фильмы. А потом, когда все-таки сходила в кинотеатр, буквально сошла с ума! Посмотрела картину бесчисленное количество раз.
Тогда-то и решила: обязательно стану знаменитой танцовщицей. О чем и сообщила брату. Говорю: «Когда мне будет восемнадцать, мое имя узнает вся страна». Игорь долго хохотал. А потом предложил: «Ладно. Давай поспорим. Если не прославишься, с тебя японский магнитофон». Мне никакого выигрыша не полагалось: «А если станешь известной, что тебе еще надо?» Забегая вперед, скажу, что магнитофон брату я проспорила. В восемнадцать лет известности не добилась, это произошло двумя годами позже.
Наивную веру в мое звездное будущее подкрепил один факт. Точнее, встреча...
Я окончила восьмой класс и поступила в училище за компанию с подружками из танцевальной группы. Они уговорили: «Зачем учиться еще два года в школе, когда уже можно на свободу?»
В сентябре нас отправили на виноградники.
И вот однажды в нашем лагере появились молодые ребята, про которых тут же разнесся слух, что они хорошо гадают. В беседку, где они обосновались, потянулись девчонки. Всем же интересно узнать, что ждет впереди. А я боялась — вдруг скажут, что у меня все плохо будет. Но любопытство пересилило, и я тоже отправилась в беседку.
Меня встретила молодая девушка, хорошо помню, у нее были светлые глаза, добрые, не пугающие. Она посмотрела на меня и сказала: «Ты обязательно станешь известной. Тебя будут любить люди. Тебя вообще будут любить. Ты будешь пользоваться успехом у мужчин».
У меня от всего услышанного случился шок. Я буду пользоваться успехом у мужчин?! Это при том, что даже родной брат называл меня «одуванчиком» — я была тощая, длинная, при этом с круглыми румяными щеками. К тому же мне житья не давали зубы, которые росли как вздумается: я их долго исправляла специальной пластиной. И вот эта «красавица» будет пользоваться успехом у мужчин?!
Но больше всего меня, конечно, поразило то, что девушка предрекла мне славу. Как она вообще узнала, что я хочу стать известной?! И неужели все и правда сбудется?!
— Одно дело о сцене мечтать, но надо же что-то конкретное делать, чтобы мечта осуществилась...
— А я делала. Ходила на все городские концерты и танцевальные программы. Я училась в Ставрополе, и если кто-то интересный приезжал, сидела в первых рядах.
И вот однажды с подругой, у которой имелись знакомства в музыкальной тусовке, мы отправились на концерт группы «Черный кофе».
С ними, помню, выступал и «Тайм-аут». В этой группе солистом был сокурсник по нашему училищу, которого звали Костя.
Косте, видимо, я приглянулась, он пробовал ухаживать, но, поскольку со мной это было бесполезно, быстро попытки оставил. Какие ухаживания? Я в Москву собралась, у меня большие планы. Этими планами я тут же с ним поделилась. Говорю: «Вот было бы прекрасно в Москве танцевать! В какой-нибудь хороший ансамбль попасть... В «Березку», «Гжель»...» Ну, сказала и сказала.
А Костя на следующий день заявляет: «Слушай, могу тебе помочь». Я сразу напряглась, ага, помощь предлагает, значит, рассчитывает, что я с ним расплачусь. Ведь не будет же он стараться просто так! Но Костя будто мои мысли прочитал. «Не переживай, — говорит, — мне ничего от тебя не надо. Узнать, кому нужна танцовщица, мне не сложно. А там уж все от тебя зависит».
В общем, с Костей мы договорились: получим дипломы и встретимся в Москве. Даже день наметили: 5 июля.
В Москву я поехала с папой. Помню, сняли комнату в Медведково. Днем у нас была назначена встреча с Костей — на Арбате в 16.00. Телефона не было. Мы с папой просто приехали в условленное время на Арбат. Купили по булочке и пакету молока, прогуливаемся, глазеем на прохожих. Ровно в четыре часа видим: идет Костя — весь в коже, длинные черные волосы развеваются.
Он сдержал слово: достал телефон звукорежиссера ансамбля «Танцевальная машина», которым руководил Владимир Шубарин — его имя тогда гремело по всей стране. «Позвони, им нужна новая артистка».
Казалось, все происходящее — прекрасный сон! А тут еще звукорежиссер «Танцевальной машины» дал мне телефон самого Шубарина. Я дрожащим голосом поговорила с маэстро, и он на следующий же день пригласил меня на просмотр в Дом культуры медиков.
У меня сердце ушло в пятки, когда приехала. Шубарин, взглянув, как я работаю на репетиции, похвалил: «Хорошо. Завтра приходи оформляться». Это было счастье! Настоящее счастье!
Я за тридцать рублей сняла комнату у семьи с четырьмя детьми (слава богу, дети ходили на пятидневку), и началось мое самостоятельное житье. Денег не хватало катастрофически — за концерт платили восемь рублей, есть нечего, но я не унывала. Хозяева оказались очень добрыми людьми и частенько меня подкармливали: «Наташа, садись покушай с нами!» Так и держалась. О том, чтобы покупать наряды, речи вообще не шло. Но я умела шить и могла за вечер из куска дешевенькой ткани соорудить и блузку, и платье, и модные тогда «бананы».
Несмотря на постоянное безденежье, все равно чувствовала себя бесконечно счастливой: я в Москве! Танцую в лучшем коллективе! На лучших площадках! Однако ликование мое длилось недолго...
Минуло несколько месяцев. Наступил октябрь, и объявили, что «Танцевальная машина» уходит на репетиционный период.
На два месяца. И зарплату артистам платить не будут. Это прозвучало как гром среди ясного неба. На что жить? Чем платить за комнату? Надо искать другую работу.
Я пробовалась везде, даже чуть солисткой группы «Мираж» не стала, но пока решали, брать меня туда или нет, устроилась в «Джазбалет». И тут выяснилось, что меня и в «Мираж» берут. Но было уже поздно.
Именно с «Джазбалетом» я впервые попала на телеэкран. Нас приглашали на съемки «Утренней почты», на подтанцовку к Наташе Ступишиной, к группе «Секрет» и Ирине Аллегровой.
Тогда же, в «Джазбалете», я познакомилась с танцовщицей Леной Беляевой, сестрой актрисы Галины Беляевой.
Мы очень подружились. Впоследствии Галя стала моей крестной мамой.
Одно время я даже жила у Беляевых: Гале надо было, чтобы кто-то присматривал за детьми — их у нее тогда было двое. Жили мы очень весело, мальчишки восприняли меня как невесту и тут же стали бороться за мое внимание. Дома всегда стоял шум и гам.
Галя человек открытый, она относилась ко мне очень тепло. У нее и в помине не было никакой звездной болезни. Хотя после того как на экраны вышли фильмы «Мой ласковый и нежный зверь» и «Анна Павлова», она не могла спокойно по улице пройти: начиналось столпотворение!
Галя невероятная красавица! Причем даже без макияжа — абсолютно чистая природная красота.
Прохожие головы сворачивали! И вот представьте — я впервые появилась в ее доме, ожидая увидеть Актрису и заранее трепеща, а мне навстречу выпорхнула худенькая женщина в халатике: «Привет! Как дела?» Я чуть сознание не потеряла.
Помню, однажды — я уже достаточно долго жила у Гали — мы сидели и я жаловалась на несовершенство своей улыбки: все еще давали о себе знать подростковые комплексы. Галя рассмеялась: «Наташа, у каждой женщины должна быть изюминка. Вот у меня губы как сардельки. Но я считаю, это мое достоинство. Главное, как ты сама себя воспринимаешь. Никогда не стесняйся улыбаться! Люби себя!» И я после Галиных слов на самом деле стала чувствовать себя гораздо увереннее. Научилась любить себя такой, какая есть.
Это очень полезно — каждый день повторять себе: «Я королева!»
Кстати, о королеве. Когда мы с Витей впервые встретились, я и предстала перед ним эдакой королевой. Ее величество Неприступность.
Дело было на концерте в «Олимпийском». У нас с подругой случилась очередная подработка. Я к тому времени уже сменила несколько коллективов, и мои финансы пели такие романсы!..
Тогда мы с одной девочкой по выходным даже ездили на дискотеку в Голицыно. Подрабатывали на разогреве публики, как сейчас сказали бы: «go-go girls». Два часа туда, два — обратно. Возвращались затемно, в электричке страшно, какие-то типы криминальные по вагонам бродят. Но делать нечего: мотались каждую неделю, иначе свести концы с концами не удалось бы.
И вот приезжаем на концерт выступать в очередной подтанцовке.
Помню, на мне был примечательный костюм, сшитый ночью из подвернувшегося куска тюля с люрексом. Наряд получился довольно смелый — короткие шортики, юбочка из тюля с бахромой, бюстгальтер, расшитый блестками, и маленький тюлевый пиджачок. Плюс каблуки и «боевой» макияж. Витя, когда меня увидел, просто остолбенел. По меткому выражению нашей костюмерши, «у Рыбина тогда сразу крыша съехала». Он долго меня разглядывал, потом спросил: «Откуда такой костюм?» Но я на Витю, честно говоря, и внимания не обратила: невысокий (мне показалось, что Витя ниже меня ростом), пухленький, в кепке, в странном пиджаке со значками. И я, Ее величество Неприступность, тут же отошла в сторону, предоставив подруге возможность общаться с Витей.
Но Рыбин быстро ушел.
А потом объявили выступление группы «Дюна». Что началось в «Олимпийском»! Я в жизни не слышала такого ора. Зал просто неистовствовал. После каждого концерта музыкантов в буквальном смысле раздирали на клочки. Витя часто оставался в одних трусах — сдержать поклонников было невозможно.
И вот я вышла в проход за сценой и увидела: тот странный парень, который ко мне подходил, оказывается, и есть солист «Дюны» Виктор Рыбин! Помню, подумала: ну, тогда надо с ним еще поговорить. Королева снизошла. Но главным образом снизошла я не из-за того, что Витя такой популярный. Просто у него не было подтанцовки. А это означало, что можно подработать! В общем, когда Витя подошел ко мне во второй раз, я разговаривала уже гораздо приветливее.
Он смеялся, шутил, притащил откуда-то конфеты, начал нас с подругой угощать. Потом рассказал, что «Дюна» собирается снимать клип, и пригласил нас поучаствовать. С Витей было очень легко, несмотря на то что мне — девятнадцать, а ему — двадцать семь. Перед тем как расстаться, Рыбин записал мой телефон.
Вскоре раздался звонок: «Алло, это баня?» Я оторопела. Говорю: «Вы ошиблись». — «А вы толстых мужиков любите?» Я вспылила: «Да не люблю я никаких толстых мужиков!» Рыбин расхохотался: «Наташа, это Витя из «Дюны».
Он рассказал, что клип задумали снимать в бане. В назначенный день мы с подругой накрасились, приготовили костюмы и стали ждать, когда Витя за нами заедет.
Но все пошло наперекосяк...
Витя опоздал на полтора часа. Оператор в бане успел напиться и к тому времени, когда мы все же приехали, уронил камеру в бассейн. С одной стороны, мы расстроились, а с другой — было очень смешно: приехали в холодную баню, походили там, перекусили и отправились по домам.
Когда мы познакомились, Витя сразу сказал, что женат и у него только что родилась дочка.
У Вити было два брака. Первый раз он женился еще совсем молоденьким студентом училища. Влюбился в девочку. Им едва по восемнадцать исполнилось. Их расписали. Потом Витина учеба закончилась, он поступил на службу на подводную лодку и ушел в плавание на девять месяцев.
Молодая жена такого долгого отсутствия мужа не выдержала и стала устраивать свою жизнь в Москве самостоятельно.
Когда Витя приехал в увольнение, выяснилось, что любимая от него ушла. Он решил броситься под поезд, как Анна Каренина, но до железной дороги не дошел, встретил друга. Тот сказал: «Пойдем выпьем». Витя выпил. И потом полгода не просыхал. Пока не дошло до белой горячки. Тогда пить бросил вообще. И не пьет до сих пор.
Вскоре после того, как Витю оставила первая жена, он встретил Лену. Их друзья познакомили. Пылких чувств изначально не возникло. Но была взаимная симпатия. Как-то Витя привел Лену домой. Его мама говорит: «Что вы так ходите? Надо жениться». И они расписались.
То, что Витя не скрывал, что женат, не вилял и не выкручивался, меня очень подкупило. Хотя он тогда уже был влюблен в меня по уши и мог бы начать вешать лапшу на уши. Но не стал. И о жене отзывался тепло, не позволял себе небрежности в ее адрес. Я его очень уважала за это.
Виделись мы часто, но Витя держал себя ровно. Хотя чего это ему стоило, одному богу известно. Я и не подозревала, какие страсти в нем бушуют. Вообще была поначалу уверена, что ему больше моя подруга нравится. И она, самое смешное, тоже считала, что Рыбин за ней ухаживает. Подруга в Витиной машине сразу расположилась на переднем сиденье, а я села сзади. И мы встречались с Витей только взглядами в зеркале.
Но время шло. И в один прекрасный день просто не смогли расстаться — так началась наша история...
Первое ощущение долгого, бесконечного счастья, когда на неделю поехали в Ялту.
Я словно летала на крыльях. Сняли однокомнатную квартиру, утром я просыпалась и шла готовить завтрак — как настоящая жена для своего мужа. При этом готовить я тогда совершенно не умела. Ну, с завтраком еще куда ни шло, с обедом дело обстояло гораздо хуже. Жарила худо-бедно баклажаны с чесноком. Помню, когда вернулись в Москву, решила сделать Вите котлеты. И вот уже сколько лет Рыбин рассказывает, как его пытались накормить какими-то несъедобными уголечками. Но старалась я изо всех сил!
В Ялте все было волшебно: мы гуляли, купались, загорали. Возвращали на грешную землю только телефонные звонки: Витя железно дважды в день звонил домой.
У меня в эти минуты все внутри обрывалось. Квартира маленькая, телефон стационарный, даже если бы Витя хотел избавить меня от ежедневного прослушивания его разговоров с женой, то ничего не получилось бы. Скрыться было негде. И уши заткнуть тоже невозможно.
— Как вы пережили то, что после недели счастья Виктор вернулся к жене и дочке?
— Тяжело пережила. Когда он снова появился у меня, сделала обиженное лицо. Но Витя быстро меня осадил. Упрекнул: «Что ты меня с такой кислой физиономией встречаешь? Мне этого дома хватает». Все мое недовольство как рукой сняло, и Витю с тех пор я всегда встречала с улыбкой. Что бы ни чувствовала — это только мое дело.
Когда Витя рассказывал о семье, о дочке, я тоже улыбалась.
Витя часто приносил фотографии маленькой Машки — он ее обожал и мог говорить о ней часами.
От этих рассказов у меня возникали смешанные чувства: с одной стороны, я завидовала, что он так любит ребенка, которого родила ему не я. А с другой — радовалась, что Витя способен на такую сильную привязанность.
Часто мы вместе ходили в магазин и что-нибудь выбирали для его дочки. Нет, конечно, можно было от этого мероприятия уклониться, сказать: не хочу, не буду. Но чего бы я этим добилась? Он только отдалился бы.
Поэтому я шла выбирать наряды для Маши. Однажды мы увидели чудесное белое платьице — кофточка переходила в пышную юбку. Говорю: «Надо обязательно купить». Потом Витя, счастливый, притащил мне фотографию дочки, где она в этом самом выбранном мной платье, с мишкой...
Позже я и Витиной жене платья выбирала.
Если мы ехали в магазин, то покупалось все в двух экземплярах: туфли мне, туфли жене, платье мне, платье жене. Мне — чуть поменьше, ей — чуть побольше.
— Не многие женщины на вашем месте нашли бы силы совладать с собой...
— Я просто не могла поступить иначе. К некоторым мудрость приходит к сорока годам, к некоторым вообще не приходит. А ко мне она пришла в девятнадцать. Жизнь заставила помудреть...
Вите я была нужна, чтобы отдохнуть душой. Чтобы я его выслушала, поддержала, приняла таким, какой он есть.
Я именно тогда поняла: мужчине нужна женщина, с которой он может отдыхать душой. У меня должно быть тепло, уютно. Должно быть всегда хорошее настроение. И, конечно, никаких истерик. Каково при этом тебе самой — другой вопрос. Но я сделала свой выбор.
На случай форс-мажора он оставил мне телефон своей мамы. Его домашнего номера у меня не было.
Однажды случилась неприятная история. Поздно вечером ко мне заявилась бывшая подруга с приятелем-грузином, который вел себя очень нагло, изображая крутого бандита. Осыпая меня оскорблениями, они вынесли из квартиры, которую мы снимали с приятельницей, все мало-мальски ценные вещи. Происходящее напоминало дурной сон. Я даже перепугаться не успела, как пара грабителей скрылась.
Не по себе стало после их ухода. Я хотела сообщить обо всем Вите, позвонила его маме. Но Вити там не оказалось. Мне не оставалось ничего другого, как ждать завтрашнего дня, когда он приедет.
Но тут вернулась моя соседка со своим парнем, который был Витиным другом. Узнав о том, что случилось, Володя тут же позвонил Рыбину домой: «Наташу обидели».
Витя мгновенно примчался, несмотря на позднюю ночь. Прихватил несколько долгопрудненских ребят в кожаных куртках. Они быстро разыскали мою бывшую подругу с дружком. Вещи все вернули, а им объяснили доходчиво, как были неправы.
Витя тогда сказал: «Ничего никогда не бойся. Ты не одна. У тебя есть я».
А я и не чувствовала себя одинокой. По крайней мере днем. Витя приезжал в нашу маленькую съемную квартиру, я его ждала, пыталась что-то сообразить на обед. Он привозил с овощной базы вкуснейшие помидоры, сладкую кукурузу, персики. Я варила картошку — и у нас получался шикарный стол!
Но бывали дни, когда денег не было и есть тоже было нечего. Тогда я шла на балкон (у нас там хранились бутылки из-под «Нарзана» — Витя очень его любит), набирала полные сумки стеклотары и шла ее сдавать.
В пункте приема меня хорошо знали. С вырученными деньгами я ехала на Даниловский рынок и покупала мясо. Ну а когда и бутылки заканчивались, мы с Витей могли запросто несколько дней питаться лапшой быстрого приготовления. А если к ней еще колбаски удавалось раздобыть — вообще был праздник!
Впервые мы с Витей надолго расстались, когда он на месяц уехал на гастроли за границу.
Плыть предстояло на теплоходе «Максим Горький».
Витя планировал взять меня с собой, но сначала не получалось сделать для меня загранпаспорт, а потом выяснилось, что от «Дюны» могут поехать только четыре музыканта и взять меня нет никакой возможности.
Я жутко расстроилась. Считала каждый оставшийся до расставания день и накручивала себя: на теплоходе будет полно красивых девушек (туда пригласили победительниц конкурса «Мисс Россия»). На душе кошки скребли, когда я представляла, в какой компании окажется Витя.
Когда прощались, я расплакалась. И ведь что интересно: когда я сама уезжала на месяцы в Болгарию, ничего подобного не было. А тут... Но надо сделать скидку на то, что мы были вместе уже полгода и так проросли корнями друг в друга, что расставаться было невыносимо.
В голове крутились самые черные мысли. Сердце рвалось на части. Помню, пришла домой, увидела Витину футболку, прижала ее к себе, вдохнула Витин запах... Я весь месяц потом спала с этой футболкой. Сумасшествие, конечно. Но становилось чуть-чуть легче.
Созваниваться во время гастролей было невозможно: Вите поменяли всего тридцать долларов.
Витя вместе с музыкантами вез аккордеоны, балалайки, икру — все, что можно обменять на деньги.
Но больше половины приготовленного для обмена отняли на таможне. А за оставшееся были выручены какие-то крохи, на которые следовало купить аппаратуру для группы и подарки — маме, бабушке, жене, дочке, мне. Витя только мне привез целый чемодан вещей! Как умудрился столько купить — загадка! Темно-бордовый шелковый халат, который он вез мне из Голландии, жив до сих пор...
За все время гастролей от Вити с «Максима Горького» я получила только три телеграммы.
Позвонил он за сутки до возвращения. Из Риги. Связь плохая, в трубке — сплошной треск. Говорю: «Кто это?» Повисла пауза, потом слышу Витю: «Ты что, меня уже не узнаешь?» И голос такой стальной. Только потом я узнала, что «добрые люди» (точнее, моя бывшая подруга) ему рассказали, как я без него «весело провожу время», закрутив роман с неким Лешей.
У меня был знакомый танцовщик с аналогичным именем, но ревновать к нему было бессмысленно.
Подробности о своем «романе» я узнала позже. А тогда, наконец расслышав любимый голос, так завизжала от радости, что Рыбин потеплел: «Ну, как ты? Завтра буду дома...»
На следующий день я с цветами помчалась на вокзал. Увидев Витю, бросилась к нему и никак не могла оторваться. А он колючий, с бородой, с усами: «Для кого мне там было бриться?» Я была такая счастливая!.. Там же, на вокзале, не утерпела и сообщила Вите потрясающую новость: я беременна!..
Он прореагировал странно: «Ты уверена?
Ладно. Дома поговорим».
Я же еще не знала, что Витя поверил слухам о моем романе. У него в голове сразу пронеслось: «А сколько недель этой беременности?» Может, к этому событию имеет отношение вовсе не он, а Леша...
Когда Витя позже рассказал о своих подозрениях, я не поверила собственным ушам и расплакалась: «Тебе достаточно слухов, чтобы усомниться во мне... Ты совсем мне не доверяешь...» Я абсолютно ни в чем перед Витей не виновата, и от этого боль становилась сильнее во сто крат.
Состояние было жуткое — чувствовала себя совершенно несчастной. Еще и токсикоз... В общем, сидела дома и рыдала. До тех пор, пока не сделала УЗИ. Вот тогда все и встало на свои места: срок моей беременности — семь недель, то есть никакой Леша тут ни при чем.
Витя попросил прощения.
Я первые дни ходила и радовалась, но очень скоро эйфория прошла....
Сначала я мечтала о том, чтобы родить! Не надо никакой фаты, белого платья — эти мечты у меня уже прошли. Но ребенок... Потом на меня накатывал страх. Думала: а что я буду делать с маленьким ребенком одна? Родители далеко, помочь некому, буду сидеть в четырех стенах, стану Вите неинтересной, и он меня бросит. Одним ребенком любовь не сохранить.
Разные мысли проносились в голове. А Витя сказал: «Как решишь, так и будет».
Ну, я и решила: сделала аборт. Далось мне это крайне тяжело. Я похудела, весила сорок девять килограмм, стала похожа на тень.
— Наташа, о том, чтобы расстаться с Виктором, вы думали?
— Это случилось, когда мы были вместе уже год.
В какой-то момент моя выдержка достигла предела.
Мы поругались. Тема была одна и та же: «Как же я? Как мы будем жить дальше?» Витя помрачнел и сказал: «Давай не будем об этом говорить». Ах, мы еще и говорить об этом не будем! Тогда я выпалила: «У меня просто нет сил. Нам надо расстаться». У Вити лицо стало серым, но он ответил: «Хочешь уйти — уходи». Вот так мы и расстались у подъезда моего дома. Как я тогда думала, навсегда...
Было уже за полночь. Меня трясет, слезы — градом. Я дошла до квартиры, вставила ключ в дверь, а она не открывается!
У меня гостили папа с братом и случайно закрыли внутренний предохранитель. Звонок не работает, стучу, но они спят так крепко, что меня не слышат.
Пришлось ночью на окраине города искать телефон-автомат. Когда я дозвонилась до папы и вернулась обратно, хотелось рыдать в голос. Но нельзя было. Не могла я перекладывать свое горе на папины плечи. Должна была все пережить сама. И вот помню, лежу на старом продавленном диване, пружины в меня нещадно впиваются, и, сотрясаясь всем телом, беззвучно плачу. Диван предательски скрипит, и я замираю, чтобы не разбудить папу и Игоря, а внутри все разрывается от боли.
Ночь провела без сна. Утром поднялась с ощущением, что смертельно хочу услышать Витин голос.
Что бы там ни было. Позвонила... Витя снял трубку — и тишина. Я плачу, пытаюсь что-то сбивчиво объяснить, кричу — а он молчит. «Ну что же ты молчишь? Я тебя люблю! Я просто тебя люблю...» И он наконец ответил.
...Мы мчались навстречу друг другу так, будто не виделись целое столетие, а не двенадцать часов. Обнялись, расплакались, прощения друг у друга просили. И больше уже не расставались никогда. Решили: как будет, так и будет. Если в нашем треугольнике ничего нельзя изменить, значит, будем жить так дальше...
Я запретила себе страдать. Страшно переживала, только когда Витя заболевал. У него были сильные ангины, и я просто теряла сон в такие дни, потому что его не видела. А так хотелось быть рядом, чтобы помочь!
Слава богу, болел он чаще дома у мамы.
Это было спасением, мы могли хотя бы перезваниваться каждые пятнадцать минут. Однажды Витя сказал: «Приезжай». И я сломя голову помчалась в Долгопрудный.
Зима... У Вити температура тридцать восемь. Но он все равно вышел ко мне на улицу. «Иди, — говорю, — домой. Тебе хуже станет!» Он в ответ: «Не станет! Еще чуток погуляем. Я соскучился».
— Как долго существовал ваш треугольник?
— Ситуация разрешилась только через два года. Точнее, ее разрешила Витина жена. Два года — большой срок. Нам казалось, мы очень хорошо конспирируемся. Но шила в мешке не утаишь.
Я постоянно ездила с Витей на гастроли. К тому же, чтобы меня легализовать, Витя решил раскручивать мой сольный проект — предполагалось, что я поддержу имидж «Дюны», только в женском варианте.
Сначала я не верила в эту идею — все-таки я танцовщица, а не певица. Ну да, что-то мурлыкаю себе под нос постоянно. Но это же еще не профессия. Была даже идея, чтобы я только рот открывала, а пел кто-то другой.
Однажды привели девушку. Голос прекрасный, чистый. Но абсолютно мертвый. Никаких эмоций не вызывает. И тогда я решила попробовать сама. Витя устроил меня в Гнесинку. Со мной позанимались профессиональные преподаватели, поставили голос, и вот тогда я вышла на сцену.
Впервые мое сольное выступление показали в «Утренней почте» в 1991 году. Витя потом даже выкупил ту памятную съемку. Очень я там смешная...
Конечно, Витина жена не могла не знать о том, какой «сольный проект» раскручивает ее муж и что этот «проект» для него значит.
Она долго терпела. Не устраивала никаких выяснений отношений. Лена мудрый человек. Но настал день, когда она дала мужу свободу. Отпустила на все четыре стороны.
Казалось бы, мне радоваться надо... Но я уже сама не хотела их развода: привыкла. Мы встречались — и это было главным. Но когда я поставила себя на место Витиной жены, представила, как ей далось решение расстаться с отцом своей маленькой дочери, почувствовала себя такой отвратительной гадиной!
Помню, пока Витя рассказывал мне о том, что произошло, я так впилась ногтями в ладони, что разодрала их до крови. А как Витя переживал!..
...Мы встретились с Леной спустя много лет. Витя решил нас познакомить. Ведь там растет дочка. А у нас сын. И дети должны знать, что у взрослых нормальные отношения. Подругами мы не стали. Но и ненависти между нами нет.
Первое ощущение ужаса от расставания Вити с женой сменилось эйфорией: наконец-то не надо скрываться! Хотя о том, как долго мы будем вместе, я не задумывалась. Витя развод официально не оформил. И поэтому иногда на меня накатывала волна отчаяния: а вдруг он вернется обратно к жене?..
Тем не менее о замужестве я не говорила.
Этой темы у нас не существовало вообще. Пока Витя по прошествии почти десяти лет совместной жизни, в 1998 году, сам не сказал: «Пошли в ЗАГС». Я тогда была уже на восьмом месяце беременности.
Никакой свадьбы не было. Я — в клетчатом сарафане, с огромным животом. Попили чаю с конфетами с начальницей ЗАГСа, и все. Пришла домой и штамп родителям показала — знала, для них это важно.
Мама и папа к тому времени уже жили с нами. Мы с Витей построили дом в Долгопрудном. Казалось бы, наконец-то все хорошо. Только жить и радоваться — есть дом, я замужем, скоро ребенок родится. Но грянул кризис 1998 года, работы совсем не было, накопились долги. А отдавать нечем!
Был период, когда нечего было есть.
Абсолютно. И мы ходили к Витиным друзьям, которые нас подкармливали. И мебель для нового дома, самую элементарную — кровати, стулья, — нам в магазине отдали в рассрочку. Иначе пришлось бы жить в доме с голыми стенами и спать на полу.
Но все эти сложности показались сущей ерундой, когда заболела мама.
О том, что мама неизлечимо больна, я узнала в день, когда родился Вася. Сердце разрывалось на части. Я держала на руках сына, а все мысли были с мамой.
Папа крепился, держался. И вдруг сдал. Мгновенно.
Родители ушли один за другим: сначала папа, а через месяц с небольшим — мама.
Не знаю, как пережила бы все это без Вити.
...Мы повенчались. Венчание — крепкое таинство. Но мы никогда не обещаем друг другу, что до гроба будем вместе. То есть слова клятвы произнесли перед алтарем. Но ни он, ни я ни от чего не зарекаемся. Никто не знает, что в жизни завтра произойдет. И никто ни от чего не застрахован. Можно только верить друг другу — вот и все...
Подпишись на наш канал в Telegram