Я нажала на кнопку звонка. За дверью раздались шаркающие шаги, потом на пороге появился пьяный небритый мужик в потертых джинсах и футболке. «Здравствуйте. Я за картиной… Мария Ивановна дома?» «За картиной? — удивился он, а потом, хохотнув, добавил: — А-а-а! Заходи. Сейчас я тебе покажу картину». Ни о чем не подозревая, я шагнула за порог в неизвестность…
Эту картину, привезенную из Китая, я случайно увидела у подруги. Ее родители после долгих уговоров согласились уступить мне свою, точно такую же. Я взяла их адрес и отправилась за картиной… Меня провели в гостиную, усадили за стол и налили вина.
Я периодически спрашивала: «А где картина? А когда Мария Ивановна придет?» Хозяин квартиры с товарищем, многозначительно переглядываясь, приговаривали: «Скоро, скоро придет и картину привезет... А тебя-то как зовут?» О том, что я стала героиней фильма «Ирония судьбы»(перепутала квартиры), догадалась не сразу. Приятели долго дурили мне голову, решив поиздеваться над очередной сумасшедшей поклонницей, за которую они меня приняли. Я же не знала, что тысячи девушек днем и ночью брали штурмом эту квартиру. Как потом мне рассказали, одна ненормальная позвонила в дверь, пулей пролетела к балкону и, свесившись с него, стала с восторгом кричать своему приятелю внизу: «Ура! Я здесь!»
Не выдержав, я позвонила Марии Ивановне.
Выяснилось, что меня впервые в жизни посетил топографический кретинизм и я ошиблась домом. Пытаюсь уйти, а они меня чуть ли не силой удерживают: «Сиди, раз пришла. Давай выпьем, поговорим» и снова наливают. «Я адрес перепутала», — говорю, а они в ответ ржут. Не верят!
— Но поверить в то, что вы не узнали в хозяине квартиры известного на всю страну актера Николая Еременко, действительно очень трудно…
— Я, честно, не видела фильмов с его участием. Коля, кстати, тоже мне не поверил и не поленился пойти со мной к Марии Он был уверен: картина — предлог, чтобы с ним познакомиться, вот и устроил проверку. И только убедившись, что я не вру, попросил телефон. «Вот навязался на мою голову!» — подумала я, но на радостях, что вырываюсь «из плена», быстро черкнула номер на бумажке.
Разве я могла в тот момент догадаться, что это небритое, лохматое и пьяное Нечто и есть мое счастье…
Кстати, с тех пор Коля постоянно, когда мы ругались, поминал: «Нет уж, никуда ты не уйдешь. Терпи — ты же сама ко мне пришла!»
— И как скоро он вам позвонил?
— На следующее же утро меня разбудил телефонный звонок. «Ты что, дома?!» — «А где мне надо быть?» — «Как где?! У меня!» — «Отстань». — «Я сейчас приеду и разнесу весь твой дом!» — «Ты не знаешь номера квартиры». — «Я буду ломиться во все двери подряд, пока тебя не найду» — «Ты ненормальный?» Я швырнула трубку и укрыла голову подушкой. Телефон звонил снова и снова. «Хорошо, давай встретимся, только отстань».
Он стоял на ярком солнце в светлой рубашке, выбритый, надушенный.
Словом, красавец! Я его даже не сразу узнала. Мы идем по плавящемуся от жары асфальту, а он бегает вокруг меня кругами и играет в «приставалки»: «Девушка, а девушка, как вас зовут? Девушка, а куда вы идете? А можно с вами познакомиться?» Его, оказывается, страшно позабавило, что я не видела его в кино. Тем не менее Коля решил меня «просветить», мол, знай, с кем познакомилась! В кинотеатре «Пионер» он о чем-то пошептался с администратором, и нас в темноте посадили на свободные места. В тот день крутили «Пиратов XX века». Я буквально приросла к креслу и, не отрываясь, смотрела на экран. Я чуть с ума не сошла! Коля совершал умопомрачительные кульбиты в той самой клетчатой рубашке, в которой сидел рядом со мной.
Сеанс закончился, и зрителям объявили, что в зале присутствует артист Еременко. Коля смущенно и радостно раскланялся под аплодисменты. Его расчет оказался верным: я была уже почти влюблена в него! Ну а когда он включил все свои чары и стал меня обволакивать сексуально-вкрадчивым голосом, разве я могла устоять?!
— Но ведь Николай Еременко в это время был женат…
— Да и я была замужем. Мы не скрывали это друг от друга. Я вышла замуж рано, в восемнадцать лет, у меня, студентки иняза, был уже трехлетний сын. А у Коли с Верой росла Оля...
Прошло три месяца. Мы с Колей не расставались. А потом он уехал на съемки фильма «Солнечный ветер» в Иркутск.
Оттуда звонил каждый день и настойчиво звал к себе. Когда я сказала ему, что купила билет до Иркутска, он молчал целую минуту, а потом произнес каким-то чужим голосом: «Если не прилетишь, я тебя убью». — «Как же ты меня убьешь, если я не прилечу?» — «Полечу в Москву, убью и улечу обратно».
— А как вы, замужняя женщина с ребенком, решились на такой безумный поступок?
— Я не знаю как. Что-то в нем было такое, что заставило меня с сумасшедшей скоростью устраивать все домашние дела, собирать вещи, ловить такси, выскочив из квартиры в последнюю минуту, нервничать в аэропорту и думать только об одном: «Я лечу к тебе! Я бегу к тебе! Боже мой, что я делаю?» Коля встретил меня прямо у трапа, подхватил на руки и понес, не обращая внимания на болтающиеся сумки, которые при каждом шаге больно били его по коленкам.
Он шел и повторял как безумный: «Ты прилетела? Это ты? Ты правда прилетела, Танька?» А я, смеясь, отвечала на каждый его вопрос: «Да, я прилетела! Да, это я! Да, я правда прилетела!»
Наверное, эта поездка стала для меня решающей. Я вдруг поняла, что не могу больше лгать своему мужу. Андрей и сам догадывался обо всем — я давно уже под разными предлогами избегала близости с ним. Дольше так продолжаться не могло, и я призналась мужу, что полюбила другого. Мы мирно развелись. Правда, потом спустя время муж пытался помириться и все вернуть назад: «Я виноват, мало уделял тебе внимания. Давай попробуем сначала…» Мне было его безумно жалко, но жалость — не любовь...
Не умею жить с человеком, которого не люблю.
— Когда-нибудь ваш муж и Николай Еременко встречались?
— Уже после развода. Однажды к нам пришел Андрей, Коля оказался дома. Мужики выгнали меня из кухни, строго сказав: «Нам нужно поговорить», и заперлись. Я рыдала в комнате, уверенная, что они друг друга сейчас поубивают. Прошло время, вдруг открылась дверь. Поворачиваюсь вся в слезах, а они стоят на пороге и... улыбаются. Андрей, помню, с пафосом произнес: «Таня, я не смог тебя сделать счастливой. Коля, я знаю — ты сможешь. Таня этого достойна!» Выдать такую тираду на трезвую голову было бы сложно. Вот так меня, как переходящее красное знамя, муж торжественно вручил Коле. «Оставляю вас, ребята», — сказал Андрей на прощание.
А буквально на следующий день они, протрезвев, стали поливать друг друга самыми последними словами. Как говорится, эйфория схлынула. Больше они не виделись…
— Николай тоже в свою очередь признался жене?
— Нет. Мы сходились, расходились, жили в страданиях, сомнениях: хорошо ли это, так ли надо… Все двадцать лет. У нас получилась одинаковая ситуация: мы жили с людьми, которых глубоко уважали, ценили, но не любили. Только я, решившись обидеть мужа, ушла от него, а Коля, жалея жену, «рубил хвост по кусочкам». Он считал, наверное, что без него там пропадут. Словом, я совершила поступок, и меня грызло чувство вины, он этого поступка не совершал, но чувство вины у него было в два раза сильнее. Ведь теперь он причинял боль уже и жене, и мне… — А когда вы бывали вместе, как он вас представлял окружающим?
— Вначале говорил просто: «Это моя Таня».
Я возмущалась: «Что это такое: «Моя Таня?» Поясните, пожалуйста». И спустя время он стал меня представлять: «Это моя жена».
— Как вы воспринимали его известность?
— Я относилась к его славе спокойно. Считала, что у него просто такая работа. Он часто превращался в того, кого в этот момент играл. То он искрометный Александр Меншиков, то коварный граф Орлов, то обольстительный Жюльен Сорель. Маски, маски, маски… Только спустя годы я вдруг поняла, что под ворохом бесконечных масок скрывается растерянный и беспомощный человек, истерзанный собственной ложью и чувством долга...
— Интересно, вас он поразил как известный актер или как интересный мужчина?
— Кстати, примерно такой вопрос однажды мне задал Илья Фрез, режиссер замечательных детских фильмов.
Как-то летом Коля взял меня на фестиваль в Клайпеду. И мы оказались в одной компании с Фрезом. Он смотрел на меня, смотрел, потом неожиданно спросил: «Деточка, за что вы Коленьку любите? Потому что он артист или такой красивый, умный, а?» Я долго думала, но, так ничего и не придумав, выпалила: «Не знаю за что. Просто так». Фрез обрадовался и повернулся к Коле: «Вам, по-моему, крупно повезло. Девушка вас действительно любит!»
Я была ужасно избалована его вниманием!
Он звонил по нескольку раз в день, где бы ни был. И не важно, говорил ли: «Люблю! Люблю!», или ругал на чем свет стоит — все это было пропитано чувством. Я могла бросать трубку, он снова перезванивал. Однажды в Вильнюсе Коля устроил мне сюрприз: подарил даже не миллион, а несколько миллионов роз! По нашему номеру бегали горничные и пытались разместить цветы в вазах, ведрах. Вся ванная была забита цветами, а часть их пришлось расставить в прихожей и коридоре. Утром мы не взяли ни одного цветка — было бы больно смотреть на их увядание...
И тем не менее я постоянно ожидала от него подвоха. Иногда, если он был не в духе, я должна была сидеть тихо, как мышка, а иногда ему хотелось мною блеснуть: «Слушайте, она так интересно говорит!» Помню, как однажды пришли в гости мои одноклассники, Миша и Катя.
Мы заболтались, выпили. Было уже поздно, я предложила им заночевать. Мишу уложили в одной комнате, мы с Катей легли в другой. Утром примчался Коля. Открывает дверь, а в прихожей — ботинки 42-го размера. Говорю торопливо: «У меня Катя и Миша ночевали». Он посмотрел на ботинки, потом бросил зверский взгляд на меня и выскочил, хлопнув дверью. «Что это было?» — выбежали из кухни Катя с Мишей. «Это был Коля». Потом он звонил и сильно бранился. «Это же мои друзья!» — «Ну и что?» Он отказывался это понимать...
Колька — великий провокатор! Несколько раз сам пострадал от собственных провокаций. Он дружил с Митей Золотухиным, исполнителем роли юного Петра I. Как-то приехали к Мите, а у того собралась большая компания. Я сразу же бросилась на кухню помогать резать салаты.
Вхожу спустя время в комнату, а там в кресле вальяжно развалился Коля в окружении четырех девиц. Одна в ногах примостилась, две — на подлокотниках, а четвертая сзади за шею обнимает. Падишах и его наложницы! «Ну что ты там?— посмотрел на меня Коля. — Кофе сварила? Подавай». Вначале у меня внутри все от гнева вскипело, но потом я «приняла игру» — поклонилась и спросила: «О мой господин! Какие еще будут пожелания?» Он явно не ожидал такой реакции. Думал, устрою сцену ревности и начну этих девок гонять. Я с поклоном подала на подносе кофе. «Спаси-и-бо…» — сказал, запинаясь, Коля. А я пошла танцевать с Митей в другую комнату. Выхожу часа через два, а Коли нет. «Он уехал». — «Как уехал?» Оставил меня в незнакомой компании, совершенно без денег, и уехал, страшно обидевшись! Пришлось дожидаться, пока он доедет домой, и ему звонить: «В чем дело?»
— «Ты весь вечер танцевала с Митей, вот с ним и оставайся!» — «С ума сошел! Сейчас приеду, только нет денег на такси». — «Приезжай, может, впущу...» Для меня это было игрой амбиций, а он изучал меня и «воспитывал», мол, так с ним играть нельзя.
Но были моменты в нашей жизни, которые навсегда врезались в память чувством счастья и покоя, не испытанным больше никогда... Как-то поехали в нашу любимую Ялту. Вечером с Лембитом Ульфсаком и Володей Гостюхиным пошли в варьете гостиницы «Ялта». Вся троица друзей была «в «завязке» — ни капли спиртного. Вот мне и пришлось за всех отдуваться: все бокалы шампанского от заведения достались мне. У Коли было на редкость хорошее настроение: он шутил и ухаживал за мной как в первый раз. Подставлял мне бокалы с шампанским, и я, расслабившись, выпила невероятное количество вина.
Коля по давней привычке сидел напротив и следил за каждым моим движением. А я от этого внимания всегда чувствовала себя в полной безопасности и еще — ужасно красивой…
После представления варьете начались танцы. Лембит пригласил меня танцевать. Я видела, как Коля, оставшись сидеть в нашей ложе, начинает раздражаться — к нему бесцеремонно лезут поклонники за автографом, а тут еще я на его глазах с другим танцую. Почувствовав опасность, я, едва прекратилась музыка, рванула к нему, но за что-то зацепилась и рухнула на ступеньки. Каблук сломался, колготки порвались, коленка — в кровь. Коля даже не встал мне помочь. Помню, презрительно повел бровью и сказал: «Бог — не фраер, все видит!
Вот как с другими танцевать! Ну что, наконец можно и домой?» Но, на удивление, говорил без злости, а с каким-то облегчением.
Два часа ночи. Мы идем по набережной, вокруг ни души. Мне трудно идти. Коля взвалил меня, как мешок, на плечо и шел, спокойно разговаривая с приятелями. А меня переполняло счастье. Я хохотала во все горло, раздаривая всему, мимо чего мы проходили, свою радость: «Эй, красавицы-магнолии, я вас люблю! Море, ты слышишь меня? Э-ге-ге, золотая рыбка!» Всю дорогу, лежа у него на плече, я равнодушно наблюдала, как с меня сыплются украшения: обруч, сережка, заколка для волос, браслеты… Счастье, стой!
— Может, вам надо было настоять, заставить и силой повести его в загс?
— Может быть… Но я чаще задавала вопросы, пытаясь получить ответы, а он умно выворачивался. Порой удивлялся: «Ну чего тебе не хватает? Посмотри, как хорошо!» И я успокаивалась: «Действительно ведь хорошо. И потом, сколько времени впереди — успеем еще!» А времени, как оказалось, уже не было... Иногда мне в голову приходили фатальные мысли: «Ну если не складывается, значит, мне это и не нужно». Да, я без него не могу, да, у меня душа разрывается, но, может, это и в самом деле не то… А он, вероятно, думал: если ему не устраивают сцен, то недостаточно любят. В этом смысле у нас была банальная история. Но это была история любви...
Однажды в Одессе случилось очень важное для нас событие. Нашему знакомству было года три. Гуляем по городу, вдруг видим церковь. Входим и как вкопанные останавливаемся перед алтарем.
Храм в честь праздника был украшен венками и зажженными свечами. Во всем этом великолепии звучит неземной красоты пение. Так и простояли, не шелохнувшись, всю службу. А когда вышли, он вдруг резко развернул меня к себе: «Ты хоть понимаешь, что сейчас произошло? Мы только что обвенчались. Запомни это». Вечером в ресторане Коля заказал шампанское и поднял бокал: «Не мучайся. Просто прими это. Теперь ты моя жена, а я твой муж». А я подумала: «Псих ненормальный. Это же неправильно…» После этого он не вспоминал о нашем венчании, а я прогоняла эти мысли, считая все неудачной шуткой. Уже после рождения дочери он вдруг стал говорить об этом постоянно, например, «не забывай, что ты моя жена венчанная», «да убоится жена мужа своего…» А потом Коля поехал в Белоруссию и якобы спросил у владыки Филарета, с которым дружили его родители: «Можно ли считать это венчанием?»
Тот, по словам Коли, ответил: «Главное то, что происходит у тебя в душе. И как ты чувствуешь, так и есть…»
— Ну а все-таки он обещал жениться или нет?
— Конечно обещал… Но обещать — не значит жениться. Я была перед ним открыта, а значит, беззащитна. Наверное, он этим пользовался. Я не умею бороться за свое счастье, считала, что оно и так у меня есть…
Коля часто озвучивал свою теорию: «Если мы с тобой поженимся, это убьет все. А так мы сохраняем свою любовь…» Я считала, что эта теория — его очередная «отмазка». Конечно, меня мучила такая жизнь. У нас с ним было несколько попыток расстаться....
Первый раз я ушла от него в Одессе. Коля целыми днями сидел на киностудии и озвучивал фильм «Дети капитана Гранта». Погода стояла великолепная, но из-за работы мы успевали искупаться только вечером. Он часто раздражался, срывал на мне плохое настроение, прекрасно зная, что ради него я готова стерпеть все, что угодно. Но порой его несло так, что он доходил до исступления. Как правило, все сводилось к ревности, ну а уж страшные «картинки» рисовать он был большой мастер...
В тот день мы компанией решили пойти на пляж. Вдруг Коле показалось, что я на кого-то посмотрела, а тот человек посмотрел на меня. И понеслось! Мы еще до пляжа не дошли, а мне уже хотелось умереть. Коля ужасно оскорблял меня, не стесняясь посторонних. Я ловила сочувствующие взгляды ребят, и от стыда мне хотелось провалиться сквозь землю.
Казалось, еще секунда — и мое сердце разорвется от горя. Я стояла у скамейки и держала сумку с полотенцем, не в силах пошевелиться. Повернуться и уйти от Коли было подобно смерти. И тогда я решила «умереть»! Шагнула раз, потом другой и… ушла прочь, не слыша его гневных окриков. Он был уверен, что я вернусь. А я, вдруг вдохнув полной грудью свободу, поняла, что возвращаться не хочу, поймала такси и поехала в аэропорт…
Коля позвонил, как всегда, неожиданно. «Почему ты ушла?» — «Долго же ты формулировал свой вопрос». — «Восемнадцать дней». — «Мог бы за это время и сам сообразить». — «Ждал, что вернешься… Прости. Сейчас приеду». — «Зачем?» — «Не могу без тебя. Умираю». — «Ничего, выживешь. Такие не умирают». — «Я еду». — «Даже не думай!»
В ответ уже неслись короткие гудки…
— Мне кажется, что в ваших отношениях было что-то садомазохистское...
— Да, вы, наверное, правы. Но я не могла дышать без него. Мне не нужны были ни деньги, ни слава, ни подарки, только он. Я просто терпела его дурной характер, а обиды каждый раз оставляли зарубки на сердце. А еще... я его всегда оправдывала: «Наверное, действительно я не то сказала или не так посмотрела. Бедный Коля!»
Словом, первая попытка уйти от него не удалась. Все осталось по-прежнему. Конечно, меня мучили и ревность, и мысли о том, что он все равно возвращается к жене. Я его не ревновала к посторонним женщинам. Только к Вере. Конечно, он постоянно говорил, что любит только меня, что спит только со мной, но…
все равно уходил к жене.
Периодически я не выдерживала: «Так больше жить нельзя. У тебя семья, так что давай расстанемся». А у него всегда были заготовлены какие-то серьезные причины: «Вот квартиру получим, и я оттуда уйду», или «Вот дочка поступит в институт, тогда…» Подожди, мол, всего полтора дня, и все изменится! Словом, сводилось все в итоге к задушевным многочасовым беседам: «Ты же умница и все понимаешь…» Я была умницей и все понимала…
— Конечно, на пике влюбленности всему можно поверить...
— У нас этот пик длился десять лет, до рождения Тани. А потом стало меньше страсти и больше забот. Мы уже говорили не о том, где встретиться, куда пойти или поехать, а что купить ребенку: какие продукты, распашонки, заехать ли на молочную кухню и где найти дочке массажистку…
Таня была запланированным ребенком.
Я очень хотела девочку и специально вычисляла ее по календарю. Не думала, что с рождением ребенка что-то изменится, просто родила от любимого человека дочку — и все. А у Коли с появлением Тани чувство вины только возросло...
С первого же дня было видно, что она на него очень похожа. Коля с моей мамой встречали меня из роддома. Помню, привезли ее из больницы, я развернула одеяло и стала приговаривать: «Сашенька, Сашенька». Коля возмущенно закричал: «Кто-кто? Что за мужские имена? Чтобы я этого не слышал!» Коля с маленьким Илюшей думали несколько дней, наконец решили: «Лучше Тани имени нет!»
Пришло время получать свидетельство о рождении. «А как будем ее регистрировать, ты подумала?» — «Она будет носить твою фамилию». — «А это можно?» — «Можно». — «Поехали!»
Коля без конца звонил, приносил продукты, гулял с ребенком, гладил пеленки, водил Танюшу на аттракционы. Они с дочкой часами увлеченно клеили в альбомы коллажи для кукол Барби. Коля очень придирчиво относился к тому, чем ей заниматься. Так что я вначале должна была все проверить, узнать, потом папе доложить. С моим сыном у него была скорее мужская дружба. Илюша называл его Колей. Помню, как они возились на ковре и играли в машинки. А однажды Илюша случайно треснул Колю по голове какой-то железкой. У того была пробита голова, и он, смеясь, сказал Илюше: «Ну, все!
Теперь я с тобой не расстанусь никогда».
Мы часто, взяв Таню, ездили на дачу. Все соседи очень радовались, когда видели Колю: «Ну, наконец-то хозяин приехал!» Помню один случай. Неподалеку от нашей дачи жил мужичок по имени Саша, который всех терроризировал своим пьянством. Однажды подходит к нашей калитке, естественно, «под мухой»: «Можно…» Коля спускается с крыльца и — бац! — ему кулаком в челюсть, а после спрашивает: «А теперь рассказывай, чего тебе надо». Словом, мужики «поздоровались» и спустя полчаса как ни в чем не бывало уже сидели под сосной и пили пиво.
Каждый раз на дачу нужно было везти вещи. Когда я выносила из подъезда коробки, сумки, чемоданы и складывала все у Колиной машины, он возмущался: «Куда это все?!
Нет-нет, не поместится!» Я отодвигала его в сторону и все аккуратно утрамбовывала в багажник. Но все равно Коля долго ворчал: «Ну это же не грузовик. Это же легковая машина!» Он был страшно возмущен, когда я купила себе машину. Ведь теперь я перестала от него зависеть. Хотя бы в этом. Но года через три вдруг раздалось: «Мать, а ты хорошо стала водить! Слушай, а может, заедешь сегодня за мной туда-то»… или «Завтра не встретишь меня в аэропорту?»
Расставания для нас были нестерпимыми. Если Коля уезжал в экспедиции, звонил или писал письма каждый день. У наших свиданий не было расписания. Он появлялся и исчезал как дух. И как дух постоянно незримо присутствовал рядом… И при этом мы ни на минуту не расставались — он звонил по три раза в день, я ездила к нему в экспедиции.
Помню, как однажды сказал: «Я партбилетом клянусь, что люблю только тебя…»
А я ему тогда не поверила. И только на Колиной панихиде, когда мы с его женой Верой оказались за одним столом, она вдруг мне призналась: «Знаешь, все эти годы он любил тебя…» Я чуть в обморок не упала: «Значит, это правда…» Может быть, я не верила ему, потому что Коля порой относился ко мне очень предвзято, критично. Временами стремление меня усовершенствовать принимало у него агрессивные формы — буквально мордой об стол! Воспитывал без конца, не разрешал краситься, носить короткие юбки. Вел себя так, словно иногда хотел подчеркнуть свою высокую культуру по сравнению с моими «сермяжными» вкусами: «Хочешь танцевать под дурацкие песни Пугачевой? Я потерплю». Меня такое отношение обижало и заставляло вести себя настороженно, напряженно...
Однажды, помню, сделала химическую завивку.
Он как увидел мою кудрявую голову, закричал в ужасе: «Что это? С ума сошла? Это же колхоз!» Я, конечно, старалась во всем ему угождать. Позже он стал сам говорить: «Ну, мать, давай «боевую раскраску». Видимо, уже постарела...
Когда у нас родилась Танечка, я четыре года сидела с ней дома. Подрабатывала переводами. А потом вышла на работу и пахала как лошадь. Его раздражало, что я поглощена работой и не могу, как прежде, часто ездить с ним. Обзывал меня все время «бизнес-леди». Хотя, с другой стороны, млел от гордости, видя, как я перевожу иностранным делегациям: «Ты смотри, как моя? Чаровница!..» Тане исполнилось десять лет, и Коля достал меня своей руганью: «Ты совсем не занимаешься ребенком, одни мамки да няньки!»
И тогда я решила: «Все, ухожу. Буду сидеть дома и варить борщи. Доволен?» Но… мои деньги быстро закончились, а Коля не понимал, сколько всего требуется для жизни ребенку, сколько нужно платить учителям, врачам. Он думал, двести долларов —это гигантская сумма! А если я заикалась: «Коля, не мог бы ты заплатить за Танечкины танцы?», в ответ слышала, что я меркантильная, что денег хочу.
— У вас была большая разница в возрасте?
— Коля был старше меня на десять лет, но я никогда не чувствовала этой разницы. Помню, как я над ним подтрунивала, когда он стал надевать очки: «Ой, дедуль, почитаешь сказочку?»
Или: «Какой у нас животик!» Хотя на самом деле у него была идеальная фигура, как у Давида. Он не был качком, но был очень сильным. Схватит неосторожно за руку, а я ору от боли в голос...
— Ну хорошо, а поклонницы Николаю не досаждали?
— Они слали со всей страны письма со страстными признаниями в любви, вкладывая в конверты свои локоны и откровенные фото. Как часто, стоя рядом с ним, я ловила женские взгляды: «Я твоя!» К подобным поклонницам он относился с некой брезгливостью. Он вообще был избирателен. И если начинал кому-то подыгрывать, то это была провокация, чтобы «расколоть» человека… Причем очень часто делал это и в моем присутствии. Бывало, рассказывал мне о какой-нибудь «претендентке», которая вешалась ему на шею: «Вот дура!
Все испортила. Думал, интересный человек, а она — обычная кошка! Все они хотят одного!»
На этом фоне он меня постоянно ревновал. Выяснялось, что, когда я уходила от него, Коля следил за мной: «Я думал, у тебя кто-то есть…» Но следил он только лишь затем, чтобы лишний раз убедиться: никого у меня нет и быть не может! Конечно, им двигало страшное чувство собственности. Я же Близнец, готова всем улыбаться и дружить. А его это раздражало. Он мог завестись от того, что я вдруг посмела поставить ему кого-то в пример. Я моментально становилась «сукой и проституткой»! Мне тут же поминались все «грехи»: и рано вышла замуж, и сына родила девчонкой, и наверняка была гулящей малолеткой. Ужасно обидные вещи говорил. Потом просил прощения: «Котик, ну ты же знаешь, я идиот!»
— В свое время Еременко приписывали романы с Самохиной и Акуловой…
— Я была с ним на съемках и видела, как он работает и с Аней Самохиной, и с Тамарой Акуловой.
Ничего похожего не было. Аня приезжала на съемки «Царской охоты» с дочкой и мамой и в тот период металась между бывшим мужем и будущим. Так что ей было не до Коли. Когда журналисты спрашивали его: «Ваша жена не волнуется, что вы целуетесь с красивейшими женщинами?», он с юмором отвечал: «Ее утешает то, что я делаю это за деньги».
Он был необычайно чувственным мужчиной, а главное — умел выражать свои чувства. Это большая редкость. Коля и меня этому научил. И любовь, и ненависть — все ярко, сильно, на высоком градусе.
Вот типичная ситуация. Едем мы в машине и ругаемся. Повод мог быть любой. Он бубнит: «Ты такая-сякая. Разве я не прав?» — «Да». – «Что «нет»?!» — орет Коля по инерции. Он заранее придумывал мои ответы, проступки, преступления: с кем я сплю, с кем только собираюсь, и заводился на ровном месте с полоборота. Даже когда мы ругались, я не прогоняла его. Знала, что он запрется в другой комнате, но зато я буду спокойна — он рядом со мной, хоть и через стенку. Какой бы он ни был, главное — рядом… Эмоции в наших отношениях были колоссальные. Мог и обругать всеми словами, и обнять так, что дух захватывало. Он ругает тебя, а у него дрожат руки и бледнеет лицо! А какие взгляды на меня бросал! В нем было все, кроме равнодушия. Он говорил: «Ты не понимаешь. Счастье — это сейчас и здесь.
Вот мы сидим и ругаемся. И это счастье. А тебе все хочется несбыточного!»
Это касалось и секса. Мы «прочитали» всю «Камасутру» вдоль и поперек, а все равно возвращались к давно опробованной классической позиции. «Все-таки мы с тобой крестьянские дети», — смеялся он. Но и «похулиганить» мы любили во всех видах транспорта: в набитом купе на верхней полке, в туалете самолета, в ночном автобусе, в машине, в парке... Помню, расположились на совершенно пустынной лужайке, спустя время оглядываемся, а мимо нас трамвайчики снуют и пассажиры глядят изо всех окон. Поэтому когда мне начинают рассказывать истории о его безумных романах чуть ли не со всеми артистками, меня это абсолютно не тревожит. Я знаю, что этого просто не было… — Но ведь были, наверное, и проблемы, которые мешали вашему счастью?
— Колина болезнь порой превращала его в настоящее чудовище, издевательства которого терпеть было невозможно.
Настроение у него могло меняться, как погода. То держит меня за руку и напевает: «Гляжу в тебя, как в зеркало...», и вдруг у него с каким-то словом возникает ассоциация. Он меняется в лице и мрачнеет. Мгновенная метаморфоза: только что рядом сидел мой Коля, нежный и удивительный, и вот уже — совсем другой человек! Не дай бог застанет у меня приятельницу, с которой мы пили кофе. Тут же гром и молнии: «Опять трепались. Время зря тратили! Все твои подруги — проститутки. Раз вы встречаетесь, значит, ходите по мужикам». Объяснять что-то или оправдываться было еще хуже.
Коля пил, измученный собственной ложью и чувством вины. Он не мог оставить Веру и не мог жить без меня... В этой истории никто не виноват: ни я, ни Коля, ни тем более Вера и Андрей. Так случилось. И пожалеть тут нужно всех. Его жена и мой муж страдали, потому что были нелюбимы, а мы — оттого что обижали хороших людей. И в итоге столько жизней разрушено. Безвозвратно...
Естественно, я старалась пресекать все его попытки выпить. Когда он мне звонил откуда-нибудь, я по одному его «Але!» знала, где, с кем и сколько... И я ему об этом говорила, а он в ответ смеялся и называл меня «ведьмой».
Коля мог принести домой ящик шампанского, и мне приходилось сидеть вместе с ним и пить. А сколько бутылок я тайком выливала в раковину!
Порой не выдерживала и несколько раз убегала от него, скрывалась, а он бросался искать меня. Не брала телефонную трубку, не открывала дверь. В тот период я работала в посольстве Индонезии. Я просила девчонок не звать меня к телефону, он звонил, обрывал телефон, встречал после работы. Это были шпионские игры: я пряталась в толпе коллег, а он метался между ними: «Знаю, что она здесь!» Все было в кучу: рестораны, упрашивания, угрозы, подозрения, слежка, мольбы… Мексиканский сериал! И тогда я выдвинула ему ультиматум: «Или я, или алкоголь!» И выгнала. Это на него подействовало — он год не пил. И, как бы оправдывая свое поведение, говорил: «Не пить так же прекрасно, как пить».
Вообще-то по жизни он был одиночкой. Отвергал любую поддержку, считал, что может сам справиться со своими проблемами.
Предпочитал киношным тусовкам уединение: думал, читал или смотрел телевизор.
У него не было друзей. Талгата Нигматуллина, с которым он дружил еще со ВГИКа, не стало, с другими он сходился туго. И часто повторял: «У нас есть главное — это мы сами…», а за месяц до смерти вдруг сказал одну странную фразу: «Роднее тебя у меня никого нет. Ты моя самая чистая девочка…» Мы действительно стали как одна душа, как один организм...
Колю нельзя было назвать легким в общении, приветливым, светским человеком. Его очень многое раздражало в людях. Он часто мне повторял: «Запомни, кругом одни враги и никому нельзя доверять!» А его не любили за правду, которую он часто говорил в лицо. Коля никогда не рассказывал мне о кинематографических дрязгах.
Иногда, помню, приходил хмурый и отмахивался от расспросов: «Не надо тебе об этом ничего знать». При всей своей внешней самоуверенности Коля во всем сомневался: «Не сомневаются только идиоты». Но иногда сомнения, особенно если человек умный и глубокий, приводят в тупик. И вот тут-то наступает горе от ума — диагноз хронический и неизлечимый. Коля болел остро и мучительно...
Помню, как Лукашенко звал его в Белоруссию, предлагая стать министром культуры, но Коля отказался. И это в тот момент, когда у него в профессии все разваливалось, не получалось. «Давай я все брошу, — предлагала, — и мы поедем. Начнем жизнь с чистого листа». Но он отказался: «Не хочу жить в Минске. И вообще я артист, а не чиновник».
— Его родители знали о том, что у них растет внучка?
— Мне он говорил, что знали. Потом выяснилось, что нет. Я подозревала, что он их щадит и не сообщает о Тане. Однажды я ему сказала: «Возьми с собой Тату в Минск». Он как-то от этого предложения ушел… Пару раз в интервью Коля сказал очень обтекаемо: «Мои девчонки…», имея в виду дочерей. И все. Он был очень закрытый человек. Его мама увидела Таню только на Колиных похоронах, это было для нее таким сильным потрясением, что она сразу ушла в себя. И никакой особой радости я не заметила…
— А с Верой, его женой, вы встречались?
— Вера знала обо мне. Однажды Коля во сне несколько раз повторил мое имя. Потом он мне сам об этом рассказывал.
«И тебя не убили за это?» — спросила я его. «А я сказал Вере, что это из роли», — засмеялся Коля.
А с Верой мы однажды столкнулись случайно в ресторане Дома кино. Сидим с Колей в большой компании. Он, как всегда, расположился напротив. Тут подошла Вера. «Что это вы здесь делаете?» — спросила она с подозрением. Я увидела, как Коля съежился под ее взглядом. Она решила, что девушка, сидящая рядом с ним, и есть та самая Таня, и все пыталась устроить скандал. Помню, я выскочила из ресторана и всю дорогу рыдала. Мне было очень обидно. А сейчас думаю: будь я на ее месте, что бы испытывала? Это ведь я разлучница, а не она. Как странно, мне никогда не хотелось быть ни разлучницей, ни любовницей, а пришлось эти роли играть всю жизнь… Вера откуда-то узнала мою фамилию и даже пыталась найти меня по справочной.
Как-то сказала Коле: «Ты знаешь, я тут нашла Татьяну Масленникову — то ли гримерша, то ли костюмерша». Не знаю, чем дело кончилось — выжила ли моя однофамилица?
— Но ведь Еременко за год до смерти оформил развод. Почему же вы не стали жить вместе?
— В последний раз мой ультиматум «Больше не пить!» не сработал. Он уже не мог с этим бороться. Когда пришел ко мне после развода с предложением жить вместе, только сказал: «Ты меня хотя бы пожалей…» Но я не пожалела. Единственный раз в жизни я повела себя жестко, и в итоге это оказалось ошибкой…
Уже когда мы расстались, он однажды горько заметил: «Ну как ты не понимаешь, что наша актерская профессия — немужская.
И вообще актеры — нелюди. Раньше их даже хоронили за оградой». Он все прекрасно понимал, но не мог жить без этой профессии, она была ему слишком дорога. Но в этой профессии он не мог жить в мире с собой. Вот отчего все у него разваливалось в конце концов… И все наложилось: и проблемы в личной жизни, и проблемы творческие…
— А правда, что Еременко-старший запретил сыну жениться во второй раз: мол, вырасти дочь, а потом уже со своими женщинами разбирайся?..
— Я слышала об этом. Не знаю, может быть. Но развелся Коля все-таки еще при жизни отца, правда, тщательно скрывал это от родителей. И когда Николай Николаевич умер, Коля просил Веру поехать с ним на похороны, чтобы никто из родни не догадался о разводе.
В семье Еременко был только один случай, когда семья распалась. Дед Коли оставил в Сибири семью и женился в Москве. И вся родня за это осуждала и презирала его...
Отца Коля просто боготворил. За то, что отец воевал, выжил в плену, был истинным коммунистом, патриотом, что служил в одном театре и что был женат всю жизнь на одной женщине, Колиной матери. И когда его называли Еременко-младший, он поправлял: «Худший». И чем старше становился Коля, тем ближе они были с отцом…
— Может быть, поэтому часто говорят, что отец «забрал» с собой сына, ведь Коля ушел почти сразу за ним…
— Конечно, можно верить в приметы, но разве они определяют нашу жизнь?
Однажды после ухода из жизни Колиного отца я пошла к ясновидящей, и она нагадала мне смерть близкого человека: «Через два месяца от тебя уйдет кто-то близкий. И ты с этим ничего не сможешь поделать. Сама будешь этого человека хоронить». Я и предположить не могла, что речь идет о Коле. Тут же постаралась забыть ее слова. Так и случилось. Я ничего не смогла сделать…
В последний раз мы встретились с Колей в кафе. Он жил в новой квартире на «Войковской». Там шел ремонт, и он меня попросил помочь с покупкой холодильника. До последнего дня Коля часто просил помочь ему с покупками одежды, обуви, техники. Даже когда я пыталась фыркать. «Тань, ну у меня джинсы порвались. Поедем купим?» Я отвечала: «Сам поезжай. Или жену попроси!» — «Сам не умею, а больше никому не надо...» Я сдавалась, и мы ехали в магазин.
«В понедельник за тобой заеду», — сказал он, прощаясь. Но так и не позвонил…
— С ним же жила новая девушка по имени Людмила?
— Он мне рассказывал о ней. Они познакомились на съемках в Минске. Люся была очень похожа на меня, ту, из молодости. С большой русой косой, перекинутой на грудь. Люся — это я двадцать лет назад… Помню, как-то Коля спросил: «А может, это любовь?» Я сказала: «Да ладно, Коль, порезвись, поиграй, если тебе нравится. Ты же знаешь, мы все равно любим друг друга». — «А что, ты даже не ревнуешь?» — «Нет. Я слишком хорошо тебя знаю». — «Какая же ты сука! Но все равно роднее тебя никого на свете нет, — заливался он смехом. А потом с грустью: — Странно это…Что мы наделали?» — А вы все равно продолжали общаться?
— Мы просто стали близкими друзьями.
Нам всегда было хорошо вдвоем, мы все никак не могли наговориться, словно давно не виделись. Рассказывали друг другу истории, сны, анекдоты, делились мечтами, планами, тревогами и радостями. Одна из его прощальных фраз была: «Я тебя как облупленную знаю, а мне с тобой до сих пор интересно». Этот интерес и держал нас вместе столько лет...
На следующий день, во вторник, я не выдержала и позвонила ему сама. Все телефоны молчали. В пятницу я должна ехать на дачу, а у меня сердце не на месте, тревожно как-то. Если бы он взял трубку, я бы все поняла и могла бы его спасти! Он знал это и трубку не брал... Потом выяснилось, что из Минска приехала Люся, они это дело отметили.
Несколько дней Коле было очень плохо, он вставал, а его бросало от стенки к стенки, уже нарушилась речь, но звонить в «скорую» он не разрешил. Только когда отключился, вызвали врачей, но они уже не могли ничего сделать. Наконец в субботу трубку в Колиной квартире взял незнакомый мужчина: «Николай Николаевич не может говорить. Дня через два позвоните. Я врач». Я даже обрадовалась, что рядом с Колей врач, а потом сообразила: значит, ему плохо. Звоню снова — молчание. Вдруг женский голос: «Это Люся. А вы кто?» — «Таня». — «А-а-а. Та самая?» Она разрыдалась: «Колю увезли в больницу. Что мне делать? Я в чужом городе, никого не знаю…» В Боткинской больнице врачи сразу же дали мне понять, что Коля не выживет. Но я отказывалась в это верить. Мне о кровоизлиянии в мозг — а я свое: «Какие лекарства покупать? Когда выписывать будете?»
На следующий день мы с Люсей поехали встречать Колину маму на вокзал. Она, кстати, даже не поняла, кто я такая, решила, что таксистка. Это потом она всполошилась: «А кто это?» В тот день мы собирались к нему приехать, позвонили в больницу, а нам говорят: «Все… скончался…»
Коли не стало в пятьдесят два года. Инсульт... У меня было такое чувство, что это самоубийство. Он не хотел умирать. Но фатально отказывался от помощи, решив: будь что будет. Словно себя самого проверяя на прочность, пытался «расколоть». Он настолько запутался в жизни, что пустил все на самотек, устал метаться и искать решений, которых все от него требовали…
Забирала его из больницы я одна. В коридор выкатили каталку с телом.
Глянула на него — и обомлела! Лежит Коля со своей фирменной легкой ухмылочкой в уголке рта, как живой. И все время похорон я не сводила с него глаз, мне казалось: сейчас он прекратит эти дурацкие шутки и встанет...
На панихиде у Колиного гроба сидели три женщины, три «вдовы»: Вера, я и Люда. Моя дочка познакомилась со своей сестрой Олей, у нас остались теплые чувства к Оле, да и к Вере тоже. Оля с Таней очень быстро нашли общий язык, несмотря на большую разницу в возрасте. Потом Оля с мужем приезжали к нам на дачу. Таня очень похожа на отца во всем. Она говорит: «Ну ты же знаешь, что у меня папин характер!» Она, абсолютно как он, вертит мной как хочет! И из папы вила веревки и командовала им. Сейчас Татьяна Еременко поступает во ВГИК на режиссерский факультет.
Внезапная смерть Коли перевернула мою жизнь. Она выбила меня из колеи так, что я полгода была как мертвая. Если можно было бы все вернуть и исправить... Я на самом деле не хотела жить. У нас дома не было еды. Приезжали подруги и привозили нам поесть. Я падала в обмороки, температура внезапно поднималась до сорока градусов. Просыпалась, отвозила Таню в школу, возвращалась и ложилась снова. Туда я еще держалась, а на обратной дороге у меня начинали литься слезы ручьем. Реву, еду и дороги не вижу, думаю: «Сейчас врежусь в кого-нибудь». Однажды включаю радио, а там поет неизвестный бард: «Ты только не плачь. Я рядом с тобой. Родная, я люблю тебя. Ты только не плачь…» Мистика какая-то!
А потом Коля стал приходить ко мне во сне. Помню, снится мне, как мы с Верой поднимаемся по лестнице старого дома.
Навстречу Коля: «Наконец-то ты пришла!» Вера проскальзывает мимо него, а меня он обнимает и крепко держит. Мне тепло-тепло. Тут я понимаю, что это плохо, и говорю: «Послушай, ты меня подожди, я сейчас не могу к тебе прийти. Еще рано. Мне надо Таню вырастить…» С тех пор во снах он стал уходить, испаряться. Я бегу за ним, а он сворачивает за угол и исчезает. Или вдруг говорит: «Я забыл билеты купить…», резко поворачивается и уходит… Каждый раз я просыпалась в слезах: ну почему он уходит? И до сих пор мечтаю увидеть один сон: я нажимаю кнопку звонка, за дверью раздаются шаркающие шаги, потом она открывается, и на пороге…
Подпишись на наш канал в Telegram