Мы с Петровичем женаты больше сорока лет. Как так долго продержались? Не знаю… Просто оба Собаки по гороскопу, только я — дворняжка, а он — спокойный сенбернар.
Вот вам пример. Приезжаю с гастролей и с порога кидаюсь к мойке. Стою, тру грязную чашку и «тявкаю» что-то недовольное под нос: «Вот! Посуду за собой не помыл, я устала как собака, вечером снова на концерт ехать…»
Вдруг оглядываюсь, а Петровича и след простыл! «Ленок, ты уже все? — кричит он из комнаты. — Закончила?» В наших с Петровичем семьях испокон века было принято: если поженились, то на всю жизнь! Вовка-младший — единственное исключение… У меня уже третья невестка.
Как-то сидим с Петровичем за чаем. «Слушай, — вдруг хмыкает он. — Знаешь, у нас в СССР было ведь пятнадцать союзных республик? Так что…» Намекает на то, что Кристина Орбакайте из Литвы, Лена Ленская — с Украины, а Наташа Подольская — из Белоруссии. Я его тут же перебиваю: «Стоп! На Белоруссии, пожалуй, и остановимся!»
— Вы с Петровичем не только много лет вместе, но и из одного города. Удивительное совпадение!
— Заканчивая в Свердловске одиннадцатый класс, я пела в ансамбле Политехнического института. И хотя в нашей семье все любили петь, папа мечтал, чтобы после школы я поступила в какой-нибудь серьезный институт. Мама отмахивалась: «Нечего! У нас все на заводе работают — и Ленка туда пойдет!»
...Однажды во время репетиции меня позвали к телефону. «Я музыкальный руководитель ансамбля филармонии Владимир Пресняков, — говорит голос в трубке. — Хотим тебя пригласить на прослушивание». А на меня слово «филармония» всегда наводило ужас! Там концерты симфонической музыки, арии, оратории, а тут — здрасте! — я со своими эстрадными песенками. Ну что мне там делать? Мама, как услышала об этом предложении, в крик: «Какая филармония! На завод иди! А то будешь, как все эти артисты, цыганкой!»
Но что-то в голосе товарища Преснякова меня подкупило, и я стала собираться на прослушивание.
А идти-то не в чем! Слава богу, подружка Людка одолжила платье. На два размера, правда, больше. Подол подшили прямо на мне, еще и кушаком подвязали. Для довершения «образа» я нацепила две крахмальные нижние юбки и надела туфли на шпильках. В четыре руки начесали высокую «бабетту». Ею можно было пробить стенку, честное слово! Лака для волос у нас тогда не было, я развела сахар и обильно покрыла этим сиропом прическу. Люда хихикала: «Ленка, а если пчелки запутаются в твоих волосах? Придешь как улей!» Соседка, с которой мы столкнулись в подъезде, долго потом вспоминала: «Лена, у тебя такая башня на голове была. Сквозь нее весь Свердловск был виден!» В ансамбле только мы с Вовой были одногодки, остальным артистам — под сорок.
Сплошное старичье! Помню, вышла тетечка в строгой наглухо застегнутой блузе и длинной юбке, сложила руки под грудью да как заголосит: «На лужайке, на завалинке промочили зайки валенки…» Она, оказывается, до этого в оперетте пела. Ну куда мне, думаю, со своим рокерским хриплым ором «ей-ей-ей, хали-гали!» в этот коллектив? Так что я сразу заявила: «Не буду с вами работать!»
И стала от «филармонических» товарищей бегать. А они, настырные, телефон обрывают, домой приходят. Маму так обработали, что она вдруг по-другому заговорила: «Ты, не понимаешь? Это же работа!»
Помню, загораем с подружкой на пляже. Людка шепчет: «Лен, по-моему, те самые, из филармонии, идут.
Тебя ищут». Я — раз! — и голову платьем накрыла. Все лежат одинаковые — в купальниках, как из инкубатора, пойди разбери, кто где. Музыканты перешагнули через нас и пошли дальше искать. Я чуть со смеху не умерла — идут двое в семейных трусах, резинки поддерживают, чтобы не свалились, и истошно кричат на весь пляж: «Лена! Лена!»
— Владимир Петрович сразу же стал за вами ухаживать?
— А там больше не за кем было. Правда, до меня у него была очень красивая девушка Зоя. Я даже бегала на нее посмотреть. Она приходила к нему на репетиции, сидела и ждала в вестибюле. Коса до пояса. Кровь с молоком. Одним словом, сибирячка.
Потом мы поехали на гастроли, и вот тут я заметила, что Вова стал уделять мне все больше внимания.
Стучится, помню, в мой номер после концерта. Один раз поскребся — не пускаю, второй, третий раз — нет и нет! Я ведь Скорпион, если меня сильно допекать, все сделаю наоборот. Да и поначалу, если честно, я на него внимания не обратила. Какой-то пацан с чубчиком! Единственное, что запомнилось, — его свитер. Черный, плетеный, как корзинка, на рукавах кресты вышиты. Как потом оказалось, он у Петровича был единственный…
А как ухаживал? Да никак! Даже цветов не дарил. Первый букет у меня появился, когда мы разругались. Однажды, правда, принес подарок. Где-то по случаю достал лакированные туфли на шпильках, страшно дорогие — рублей сто стоили. Это при зарплате-то в девяносто! Стучится, помню, в очередной раз в мой номер, открываю — а на пороге коробка.
Я приподняла крышку и ахнула: «Какая красота!» Он не успел даже обрадоваться, как я гордо выставила коробку и, захлопнув дверь перед его носом, крикнула: «Ничего мне не надо!» В щелку, правда, проследила, чтобы туфли забрал, а то мало ли что, могут ведь и украсть…
Скоро поняла: Петрович начал меня ревновать. Вокруг всегда мужские компании, я с музыкантами смеюсь, болтаю. А Вова высказывает претензии: что это ты, мол, со всеми кокетничаешь. Или вообще замолчит, надуется, вижу — переживает…
Но каких-то особенных страстей не помню. Просто дружили-дружили, а потом… «крепость» сдалась. Не скажу, что безумно влюбилась. Я была девочкой домашней, привыкла, что меня кто-то опекает, а Петрович все время рядом.
Влюбилась я в него, когда мы уже поженились, когда узнала его поближе…
Взрослая, самостоятельная жизнь с Петровичем была только на гастролях. Когда возвращались в Свердловск, я жила с родителями. Как-то мама говорит: «Ты хоть приведи своего, с нами познакомь…» К «смотринам» она подготовилась основательно: налепила пельменей, напекла пирогов. Сели... Поели... Петрович сказал: «Спасибо» и уткнулся в газету. Сидят с отцом рядком на диване, только страницами шелестят. Мама на кухне расстроенно шепчет: «Лена, может, ему угощение не понравилось? Что-то он сидит и молчит…» Я успокоила: «Да он все время молчит!» Когда проводила Петровича, мама покачала головой: «У тебя всегда такие красивые ребята были… А этот какой-то несимпатичный…» Я сразу же бросилась его защищать: «Да разве в этом дело?
Наш папа, что ли, красавец?» С тех пор Вова стал моим официальным кавалером.
— Как скоро он сделал вам предложение?
— Да не делал он мне предложения! Вы не поверите, но и я никаких планов совместной семейной жизни не строила. Есть он рядом — и есть!
Лет в девятнадцать я первый раз забеременела. Мама сразу же заметила, как у меня округлилось лицо, и спросила. Пришлось сознаться. Мама рыдала целый день. «А что соседи скажут? — причитала она. — А что во дворе будут говорить?» Больше всего она боялась, вдруг отец о моем «позоре» узнает. Ведь несмотря на то что я была любимицей отца, в гневе он мог и из дома выгнать.
— А что говорил сам Владимир Петрович?
— Да ничего не говорил. У нас все было не как у людей. Когда я ему призналась, в ответ он меланхолично протянул: «Ну, ребенок так ребенок…» Не предлагал ни замуж идти, ни аборт делать. Я сама решилась прервать беременность…
Сейчас Вовке-младшему иногда говорю: «Сынок, у тебя братья и сестры могли бы быть…» Он в ответ смеется: «Хорошо, что я успел родиться!»
Когда забеременела во второй раз, мама снова заплакала и сказала: «Лена, наверное, вам надо расписаться». Тут еще врачи предупредили, что второй аборт делать опасно. Благодаря этому появился на свет наш сын…
Как-то после репетиции идем с Володей домой.
Через дорогу от филармонии — вывеска «Загс». «Пойдем, — говорю, — распишемся?» «Пойдем...» Подали заявление. «Через три месяца ждем!» — сообщила работница загса.
К свадьбе я подготовилась основательно — сама расшила блестящими бусинками концертное платье, каждую пуговку обтянула материей. Кстати, те лакированные туфли на шпильках, которые я до этого отвергла, наконец-то пригодились. Пришила к ним лаковые ремешки от часов, получились модные перепонки. Мама уложила мне косу короной. А я придумала, как украсить прическу: купила у кладбища искусственные «похоронные» цветочки и приклеила их на ободок для волос. Получилось очень красиво...
Наступил день регистрации. Я Петровичу об этом не напомнила, думала, он и сам не забудет дату своей свадьбы.
Весь состав филармонии вместе с невестой собрался в назначенное время у загса. Стоим ждем. А жениха все нет и нет. Дома стол накрыт, гостей ждут, невеста у загса тоскует, а жених... пропал! Я начинаю нервничать: все пары под марш Мендельсона идут мимо нас расписываться, наше время уже прошло, а вдруг нас не пустят?!
Стою вся красная, губы от обиды трясутся, а заплакать боюсь — тушь потечет. Наш трубач тихо шепнул мне на ухо: «Все будет хорошо. Я сейчас ему позвоню». И пулей в филармонию — звонить Петровичу. «Лена, — прибегает, запыхавшись. — Сейчас придет! Он забыл!» У меня слезы так и брызнули.
Петрович прилетел в своем вечном свитере с крестами и старых вельветовых штанах.
Эти штаны ему друг перелицевал, чтобы не было видно, как протерлись на коленках. «Ты что?! — накинулась я на жениха с кулаками. — Мы свою очередь пропустили». А он в ответ улыбается: «Я думал, ты тогда пошутила с заявлением…» Вот так и поженились…
Когда пришло время рожать, отец строго постучал пальцем по столу: «Чтобы пацана родила! А то выгоню из дому!» В больницу я заявилась с хвостиками, подвязанными бантами. Ручки-ножки тоненькие, как у паучка, один живот торчит. Сестрички всплеснули руками: «Господи, уже школьницы рожают!» А мне ведь двадцать один год был!
— Где вы поселились?
— Семья Петровича жила в доме барачного типа с общим коридором и одним туалетом на всех.
Так что я привела мужа к себе. Он стал восьмым человеком в нашей семье, а маленький Вова, когда родился, девятым. Как все умещались в малогабаритной двухкомнатной хрущевке, не представляю! В одной комнате — брат с женой и дочкой, в проходной — сестра и родители, в бывшей кладовке — мы с Петровичем.
Нам, молодоженам, достались «хоромы» — каморка без окон. Там мама на полках хранила компоты и варенье, на крючках висели старые пальто, в углу стоял сундучок. В нашу «спальню» еле вместилась узенькая кровать с продавленной панцирной сеткой. Петрович в это время служил в армии. Правда, из Дома офицеров, где он проходил службу, его отпускали домой ночевать. Он снимал сапоги и ставил у кровати. Я, беременная, лежала с краю и вдыхала ядреный запах «кирзачей».
Выкину их в прихожую, просыпаюсь — они снова перед моим носом стоят. Мама стучит в дверь: «Вы там еще не задохнулись?» А потом тихонько советует: «Ты мужу-то скажи, чтобы портянки в прихожей оставлял». Петрович был на редкость удобный зять: не видно его и не слышно. Тихонько поест на кухне, пройдет к себе в каморочку — и нет его! Только сапоги торчат!
Когда родился Вова, спать ребенку оказалось негде. Слава богу, друзья подарили нам коляску и металлическую ванночку. В этой ванночке Вова и спал.
— Владимир Петрович дружил с тестем?
— Они с отцом были чем-то похожи. Оба молчуны, могли вместе два часа смотреть телевизор, ни слова не обронив, а потом разойтись по комнатам.
Папа рано вставал на службу, он работал на телефонной станции. Наверное, поэтому разговаривал дома громко. Мама постоянно его обрывала: «Что ты орешь?» Когда в доме все засыпали, просыпался маленький Вова и начинал улюлюкать. Причем громко, высоким фальцетом. С тех пор сын так и остался «ночным», засыпает под утро. Помню, всю ночь трясу его кроватку, совершенно разболтавшуюся от постоянной качки, колеса из пазов даже выскочили, а он глаза откроет и смеется...
— Почему сына тоже решили назвать Владимиром?
— Так захотел Петрович. А что? Красиво! Владимир Владимирович. Кстати, Вовка, когда родился, был вылитый Петрович. А теперь мне говорят: «Вовка — вылитый ты! Такой же бешеный».
Я его постоянно останавливала: «Вова, спокуха!», а теперь он меня «гасит»: «Мама, спокойнее!» Странно, но со временем Вовка опять становится похож на отца...
Я очень быстро вышла на работу и стала с Петровичем ездить на гастроли. Маме моей, конечно, доставалось. Мало того, что нас троих вырастила, так мы с братом и сестрой ей еще и внуков подкинули. Две девки и младшенький — Вовка. Он был очень шустрый. «Так! Кто это сделал?» — строго спрашивала мама. Сестры тут же молча пальцами указывали на Вову. Бабушка полотенцем Вовку по заднице лупит, а тот молчит. Терпит. Он ее очень любил. Как-то на мамин юбилей я привезла в Свердловск кассету: Вова бабушке песню посвятил. Мама послушала ее и расплакалась: «А ведь ему, — говорит, — больше всех доставалось…» — У Володи-младшего с детства проявлялась «фамильная склонность» к музыке?
— Петрович всегда хотел, чтобы сын пошел по его стопам.
Мечтал научить Вовку играть на саксофоне. А тот больше всего любил петь. Обнимутся, бывало, с дедушкой, да как затянут «Бродягу»!
Вскоре от филармонии нам дали комнату прямо напротив Дома офицеров, где служил муж. Наконец все, как у людей, стало: диван-кровать, торшер, холодильник. Правда, однажды маленький Вовка потянул за ручку холодильника, она и отвалилась...
Спал Вовка за шкафом. Я открывала дверцу, чтобы ему не мешал свет. Лежим с Петровичем тихо, ждем, когда сын заснет. Вроде тишина. Только зашевелимся — из-за дверцы шкафа Вовкина голова высовывается, и он хитренько спрашивает: «А что это вы там делаете, а?»
Петрович как даст ему звонкий шлепок: «Да спи ты, господи!»
Бывало, гуляю с маленьким Вовкой вокруг Дома офицеров. Заходим папу проведать. «Где Пресняков?» — «В бильярдной». Спускаюсь в накуренный подвал с Вовкой на руках, там дым коромыслом и Петрович вокруг стола с кием бегает.
Маленький Вовка очень любил петь песни Юрия Антонова, крутил их до дыр на катушечном магнитофоне. А голос яркий, звонкий! Крохой с азартом отбивал ритм ложками по столу, потом приспособился лупить ими по батарее. Ему очень нравился этот звук — бр-р-р-р! Затем сын перешел на… кастрюли. Привяжет крышку от кастрюли к торчащему в дверце шкафа ключу и барабанит по ней ложками. А когда Петрович принес ему с работы настоящие палочки, вообще покоя не стало.
Нам повезло еще, что за стенкой жили глухая бабуля с немой дочкой. Одна не слышит, а другая не может ничего сказать. Только при встрече дочка все время на свои уши показывала и укоризненно качала головой...
Денег больших мы не зарабатывали. Помню, однажды меня пожалела тетка из бухгалтерии: «Надо Леночке зарплату повысить. Ну что она девяносто рублей получает...», а я весело отмахнулась: «Не надо, мне и так нормально!»
Я всегда легко относилась к деньгам. Есть они — тут же бегу всем родным и подружкам покупать подарки. Нет денег — не беда! Как-нибудь проживем...
— Вы с мужем долго притирались друг к другу?
— Поначалу ругались с Петровичем по любому поводу. «Почему в грязных ботинках пришел?» или «Опять в бильярдной задержался!» Петрович сразу на дыбы: «А я что, не имею права?!» Могли, например, из-за какой-то телепередачи сцепиться. Заспорили, слово за слово и… поругались. Я маленького Вовку на руки — и к маме. Но она тут же отправляла меня обратно. Мне страшно ночью домой возвращаться, прошу разрешения переночевать, а в ответ: «Ребенка у себя оставлю, а ты иди. Вышла замуж — терпи!»
Частенько Петрович в гневе хлопал дверью и выскакивал в чем был на мороз. Побегает-побегает вокруг дома, остынет и обратно стучится: «Лен, я тебя люблю, а ты меня?» Пыталась заставить, чтобы он мне помогал.
Прошу: «Помой посуду. Вынеси ведро». — «Сейчас-сейчас, через пять минут». Проходит час, а Петрович и в ус не дует, сидит репетирует или сочиняет что-то. Я плюну и сама помою, сама и ведро вынесу. Мне несложно, и поводов для ссор меньше…
Вовку мы рано отдали в садик. Водить его туда было далеко. Зима, мороз градусов тридцать. Мама дала мне свою теплую шаль, сшила матрасик для Вовкиных санок. Утром посажу полусонного сынишку на санки, надвину ему на брови шапку, обвяжу шалью крест-накрест и везу в садик. Темно. Холодно. Бедный Вовка дрыхнет по дороге...
— А как вы в Москве оказались?
— Летом на гастролях в Одессе нас увидел Юрий Маликов и пригласил в Москву.
Группа «Самоцветы» была тогда очень популярна. А Вовке в сентябре идти в Свердловске в школу. Как? Куда? Мы оставили сына бабушке и уехали. Я все время писала домой письма, мама отвечала: «Я уже не справляюсь с Вовкой. Он только о вас и говорит: «А вот мама с папой…» Вова действительно так нас ждал, что специально выучился считать до ста. Хотел точно знать, через сколько дней мы с отцом приедем. Когда меня видел, радостно кричал: «Ой, мама приехала, сейчас наденет на меня новые штанишки!»
Когда сын закончил третий класс, мы забрали его в Возили с собой на концерты. Юра Маликов брал Димку, который младше Вовки на два года, а мы Вову. Между концертами Димка садился за рояль, а Вовка — за ударные. Мальчишки даже вместе что-то увлеченно сочиняли.
В Москве мы какое-то время жили без прописки... Вначале у друзей, потом снимали. Вовку отдали в загородный интернат при хоре имени Свешникова. Уже тогда стало ясно, что у сына необычный голос. К тому же он уже что-то сочинял. Помню, Петрович на диване отдыхает, а Вовка на кухне «упражняется». Слышу, Петрович ему кричит: «Что ты там мяукаешь? Закрой дверь!» Покоя с ним не было. Не успеем вернуться с гастролей — тут же раздается звонок из интерната: «Ваш мальчик, ваш мальчик, и... та-та-та. Такой-сякой!» Помню, однажды его завуч пристыдила: «Что, собираешься, как твои родители, на балалайках вечно играть?» Вовка оскорбился: «Да вам до моих родителей расти и расти!»
— Первую любовь сына помните?
— Первый раз он меня познакомил с девушкой, когда в шестнадцать лет в фильме «Выше радуги» спел за главного героя песню «Зурбаган».
На съемках была масса девчонок. Одна из Прибалтики Вове приглянулась.
Дело было в «Лужниках» на концерте. Смотрю, Вован с девушкой идет. Красивая, длинные светлые волосы, в туфельках на высоких каблуках. На Вовкину девушку прибежали поглазеть артисты. Мне тогда не очень понравилось ее поведение. Вовке я об этом не сказала, а с Петровичем поделилась. «Знаешь, есть способ узнать, будет тебе верна девушка или нет. Глаза у нее странные… Стреляет по сторонам, ловит взгляды мужчин. Оценили ее или нет…»
Холодище, кстати, стоял жуткий. А на ней только джинсы с подтяжками да майка до пупа. «Мам, — спрашивает Вова, — у тебя есть что-нибудь накинуть? Мы в кафешку пойдем, ей холодно».
Я свою белую толстовку, которую только что из-за границы привезла, и отдала. Прошло время. Девочки той что-то не видно. Как-то спрашиваю Вовку: «А где она?» — «Да мы расстались…» — «Может, кофту мне вернет?» Кофту свою я больше так и не увидела... Да мне и не жалко!
— Следующей уже была, наверное, Кристина?
— В принципе я больше никаких постоянных девочек рядом с ним не видела. Вовка к тому времени уже поступил в музыкальное училище. В его группе были одни девочки. Уж как они все старались ему угодить! Баловали своего единственного кавалера — он вообще не учился, за него писали все контрольные работы. А Вова был занят своими тусовками. Вокруг него всегда толпа друзей. Где-нибудь заработает — и тут же всех ведет кормить-поить...
С Кристиной они познакомились на новогоднем «Голубом огоньке». У Вовы это было первое в жизни телевизионное выступление, он исполнял песню Петровича «Чарли Чаплин». Вовка подошел к подготовке номера со всей серьезностью. Специально с группой ребят разучил танец. Мы всей семьей пытались его одеть. Я свои белые концертные штаны предложила. Он надевает. «Нет. Смешно! Коротки!» А мне кажется, что хорошо, у Чарли же все штаны короткие. Пытаюсь свою кофту на него нацепить, а он — ни в какую! В результате надел кеды и маечку, в которой ножницами проделал дырки. К слову, он потом и Кристине все джинсы и майки дырявил мастерски.
В Новый год сидим с Петровичем у телевизора и переживаем: покажут их «Чаплина» или вырежут? Уже час ночи, а номера все нет. В самом конце передачи наконец показали.
А когда пошли титры и все гости «Огонька» стали чокаться шампанским, камера дала общий план. Гляжу — к столу, где сидят Алла Борисовна с Кристиной и Володей Кузьминым, мой Вова подходит и что-то говорит Пугачевой… Я так и обмерла!
Как оказалось, за три съемочных дня «Огонька» Вова не только успел познакомиться с Кристинкой, но и уговорить Аллу отпустить дочь с ним на вечеринку. Мне Кристина потом рассказывала: «Мама никогда до этого меня не отпускала, а тут поддалась Вовиному обаянию!» Как сын смог уговорить Пугачеву? Подошел к Алле и сказал: «Можно я заберу Кристину на дискотеку потанцевать?» — «Можно, но только чтобы в одиннадцать была дома!» — неожиданно согласилась Пугачева. Во-первых, Алла прекрасно знала, чей он сын, во-вторых, он был ей симпатичен...
С тех пор у них пошло-поехало.
Вове было девятнадцать, Кристина училась в десятом классе. Иногда сын просил: «Мам, подкинь деньжат Кристине на цветы». Однажды звонит: «Мам, вы там не пугайтесь, я сегодня приведу Кристину». Я чуть в обморок не упала, хотя уже знала, что они встречаются…
Сели за стол. Поговорили. Стемнело. Вова вдруг говорит: «Мама, уже так поздно…» Я в ответ: «Куда же Кристина на ночь глядя пойдет? Пусть остается». Мне и за Вовку было страшно: ну как он пойдет ее провожать? Машины у него не было…
И Кристина осталась у нас ночевать. Смотрю, они и дверь закрыли... Сидим с Петровичем на кухне, переживаем. То к их двери на цыпочках подойдем, то обратно крадемся. Что делать? А если Алла позвонит?
Предупредила Кристина мать или нет, что у нас останется? Страшно! Словом, у нас с Петровичем ночь выдалась беспокойная…
Утром звонит Алла. «Ну что?» — спрашивает. Я сразу поняла: она знает, что Кристина с Вовкой. «Алла Борисовна, — лепечу, — я не знаю… Дверь у них закрыта… Я в шоке…» «Живы-здоровы? Ну и ладно!» — спокойно говорит Алла и вешает трубку. Петрович меня успокаивает: «Ну я в их годы тоже не монашествовал. Что же, нам их оттаскивать друг от друга, запрещать встречаться?»
Утром Кристина выходит на кухню. Вижу, девочка стесняется. Позже она призналась, что очень боялась нас с Петровичем: «Я же не знала, как вы меня примете. Такая знаменитая семья! Пресняковы все-таки!» С той ночи Кристина у нас и осталась.
Это было так естественно, словно она — моя дочь и я ее знаю с рождения. Думаю, это Вова настоял на том, чтобы они стали жить у нас...
А ей, бедной девочке, в школу ведь надо каждое утро ходить! Так она от нас (а это, между прочим, Медведково!) остановки три ехала на троллейбусе, потом еще на метро минут сорок. Возвращались они с Вовкой поздно, порой до ночи тусовались. Утром Кристинка еле вставала. Я Вовке говорю: «Ей же рано в школу подниматься!» — «Ничего. В выходные отоспится». Я быстро готовила ей завтрак. Потом будила бедняжку. Она встанет, глаза трет, зевает. «Есть ничего не буду...» — платье школьное натягивает и кофе без сахара на ходу глотает. «В метро, — говорит, — посплю». «А где же ты там поспишь? Час пик, ведь не сядешь!» — «А меня пассажиры подпирают.
Я ноги подожму и сплю стоя. На остановке они выходят, я и просыпаюсь».
На выпускной Вова сделал Кристине подарок — привез откуда-то платье. Шикарное. Гипюровое на розовой подкладке. Оно у меня сохранилось. Я в нем снималась в прошлом году в клипе. Правда, еле влезла...
Мы с Петровичем отдали им большую комнату. Вовка с Кристиной купили шкаф, большую кровать, телевизор. Уходя на репетиции, Вова писал Кристине трогательные записки. Переворачивал свои афиши, которых повсюду валялось великое множество, и на обратной стороне писал фломастером любовное послание. Затем вешал афишу на дверь. Да так, чтобы Кристинка, проснувшись, сразу же увидела письмо. Глядя на их трогательные отношения, я как-то упрекнула Петровича: «Да-а-а, у нас с тобой такого не было!»
На всех фото тех времен Вова и Кристина неразлучны: всюду держатся за руки или обнимаются.
Вовка к тому времени стал работать в Театре Пугачевой. Они вместе выступали и на гастроли с театром ездили.
Вова с Кристиной были удивительно похожи. Есть фотография, где они сидят рядышком на скамейке и со спины непонятно, кто где — длинные белые волосы, длинные пальто. Они даже вместе «химию» сделали. Ходили в одном и том же: одинаковые банданы, рваные джинсы и майки. Вовка был «семейным дизайнером». Самолично латал свои и Кристинины джинсы цветными тряпочками.
— Как Алла Борисовна относилась к их роману?
— Нормально. Алла всегда была моим кумиром, я даже пыталась ей подражать. «Посидим-поокаем» пела со сцены.
Я, кстати, долго не могла решиться назвать ей «Аллой», исключительно «Аллой Борисовной». Она меня даже ругала: «Ну что ты все Алла Борисовна да Алла Борисовна! Сколько можно?» Теперь зову Аллусиком.
Алла к нам частенько приезжала проведать детей. Смешно, но наши соседи, заметив стоящий у подъезда ее лимузин, сразу же со всеми чадами и домочадцами высыпали во двор. Якобы погулять…
Помню, как Пугачева в первый раз приехала к нам в гости. Зашла в мою комнату и воскликнула: «Ой, у меня точно такая же спальня!» У нас оказались одинаковые гарнитуры.
Дети и у нее на Тверской частенько жили. Бывало, Алла звонит: «Так! Мне скучно. Пусть сюда едут». В Аллином доме внизу было кафе. Вова всех друзей там собирал.
В общем, дети жили то у нас, то у Аллы. Бесконечные компании водили к нам. Я с удовольствием сидела с молодежью до утра. Кофе, смех, музыка... Вдруг ключ в двери поворачивается. «Ну все, атас! — шепчу, — Петрович со своего концерта шлепает. Быстро разбегаемся!» «Что-то вы засиделись!» — меланхолично замечал, входя, Петрович.
— Почему же они так и не поженились?
— Я никогда об этом не спрашивала Вову, никогда не вмешивалась в их жизнь. Они с Кристиной сами все решали. А в чем проблема? Родился Никита — Вова сразу же записал сына на себя.
Видимо, и со стороны Кристины не было горячего желания выйти замуж. У них и без штампа была безумная любовь…
Недавно мы с Аллой вспоминали то время, и я ей напомнила один эпизод. Это было еще до рождения Никиты. Вовка с Кристиной сидели у Аллы в гостях. Вдруг она говорит ребятам: «Главное — помните, если у вас что-то случится в жизни…» «А что у нас может случиться?» — вскинулся Вовка. «Всякое может быть… Главное, чтобы вы оставались людьми!» — закончила фразу Алла... «Да все было понятно еще тогда, — сказала мне Алла. — Я просто очень хорошо знаю Кристину. Она упертая. Обязательно будет работать, а ведь не каждый мужик это сможет выдержать. Два таланта в одной семье редко уживаются…» Вова же любит, чтобы его дома встречали, кормили...
— Они часто ссорились?
— Да нет…
Без конца запирались у себя в комнате. То телевизор смотрят, то музыку слушают. Кстати, музыка у них постоянно играла на полную громкость. У них орет своя музыка, у Петровича — своя. А я сижу на кухне в наушниках и слушаю свой любимый старый джаз. Вдруг вздрагиваю — это их дверь шваркнула, да так, что стены задрожали. Ясно! Поссорились. Но я всегда брала сторону Кристины. Вовке каждый раз выговаривала: «Ты Кристинку не обижай. Она пришла в нашу семью, ей нужно еще прижиться». — «Мама, она не права». — «Права — не права, я на ее стороне…»
Однажды слышу, как они за закрытой дверью о чем-то спорят на повышенных тонах.
Вдруг Вовка вскакивает и убегает из дома. Кристина выходит на кухню. «Что у вас стряслось?» — спрашиваю. «Да ничего страшного. Сейчас побегает минут пятнадцать и вернется», — отвечает совершенно спокойно. В этом Вовка в Петровича — выпустил пар и пришел как ни в чем не бывало назад.
— А как Кристина вас называла?
— Вначале «Лена» и на «вы». Со временем перешла на «ты». А Вова до сих пор зовет Аллу «мамулей». Она мне рассказывала: «Когда Вовка появился в нашей семье, у меня было ощущение, что он свой… С ним очень легко! Бывало, просыпаюсь утром оттого, что кто-то играет на рояле. Вылетаю страшно недовольная — спать ведь охота! Вижу: сидит Вова в трусах, что-то наигрывает и мурлыкает. «Вован! — кричу. — Я сейчас тебя выгоню! Что ты мне с утра концерты устраиваешь?»
«Мамуля, присаживайся» — и показывает рукой на банкетку у рояля. Я сажусь, продолжая бурчать, а рука уже сама тянется к клавишам. Через секунду мы с упоением что-то импровизируем…»
— Прибавление в семействе сына было неожиданностью?
— Кристина очень хотела родить от Вовы ребенка. Помню, все переживала: «Мы столько времени вместе, а ребеночка нету…» Алла ее успокаивала: «Придет время — родишь!»
Когда Кристинка забеременела, мы всей семьей с нетерпением ждали Никиту. Алла увезла дочь рожать в Лондон. Уговорила Аллина подруга, она же устроила Кристинку в больницу. У нас в стране тогда была страшная обстановка. Не то что рожать, есть было нечего.
Вова три месяца жил с Кристиной в Англии и очень быстро освоил язык. А когда им с Аллой пришло время улетать на гастроли, на подмогу в Лондон вызвали меня.
Весь «процесс» снимался на камеру. Вот они с Кристиной на лифте спускаются, вот заходят в больницу. Видно, как у Вовки от страха камера в руках дрожит. Палату в роддоме снимала уже Алла. Когда я смотрела видеофильм, меня поразила аскетичная обстановка английской больницы. Лежит Кристина, рядом за занавеской кто-то рожает. Да еще и выписали нашу мамочку на следующий день — очень дорого.
Имя сыну выбирали Вова с Кристиной. Петрович был недоволен: «Нарушение традиции! У нас, Пресняковых, все Владимиры! А тут Никита!» — В кого Никита такой рыжий уродился?
— У Аллы сильные гены.
Она еще не так, а ее брат — абсолютно рыжий. Помню, родители купили Никитке большую кепку с пуговицей. Все уже на площадке знали, чей он сын. «А что это он в кепке? Уже вечер, солнышко зашло». — «Если я ее сниму, вам светло будет!» Снимаю, и соседи ахают: «Ой, как солнышко встало!» Такой он был рыженький.
Никита был очень смешной. Маленький, как грибок, на толстых ножках. Кристина все переживала: «Ой, останется таким коротышкой!» Я ее успокаивала: «Не бойся, еще вытянется!» И в результате вон какой вымахал!
Когда родился Никита, ребята перебрались ко мне. У Аллы жить было невозможно: то она в разъездах, то гости сбегутся.
Да и двора на Тверской нет — где с ребенком гулять? А у нас красота: Яуза через дорогу, песчаный пляж!
Так и гуляли с ним — с одного двора на другой, с одной площадки на следующую. То в песочнице играли, то на качелях катались. Брали с собой на прогулку нашего пса-дворняжку. Со стороны на нас, наверное, смешно было смотреть: впереди идет маленький Никита, волоча за собой огромный мешок с игрушками. Нести свои сокровища мне он не доверял. Я шла за ним с пустыми мешками на тот случай, если он свой порвет. То за корягу зацепит, то за камень, игрушки по дороге вываливаются. Пока дойдем до пляжа, три мешка поменяем. А за нами дворняжка бежит, хвостом виляет. Собираемся обратно, Никита деловито игрушки в мешок собирает и обязательно что-то лишнее положит.
Я выкладываю: «Нельзя! Не наше!» Оглядываюсь, а наш пес в зубах несет чью-то лопатку. Взял, как говорится, дурной пример с Никиты!
Потом у Вовки с Кристиной появилась своя квартира на Беговой. Там Никита в три года пошел в садик. Помню, как ездила к детям с продуктами. У Вовки при виде меня делались круглыми глаза: «Мама, зачем ты нам все это покупаешь? Сейчас уже другие времена — всего полно!» Ну а как — я же мать...
Когда жили у нас, ребята ничего не ели. Все наспех, на ходу по-студенчески. Вовка уезжал на гастроли, Кристинка с маленьким Никитоном оставались дома. Помню, у нее была тетрадка, куда она аккуратным почерком все бабушкины рецепты переписывала. «Давайте, — предлагала время от времени, — вот это попробуем приготовить!»
— А как она с Никитой управлялась?
— Великолепно!
Вовка ведь без нее никуда не ходил, а тут маленький ребенок. Кристина отказывалась Никитку оставлять дома. Лучше матери не было, это я вам точно говорю! Вовка ко мне бежит: «Мам, уговори Кристину, чтобы со мной пошла. Ты ведь правда посидишь с Никитой?» «Запросто!» — отвечаю. Я старалась, чтобы они были чаще вместе. Помню такую картину: раннее утро, их дверь приоткрыта. Заглядываю: Вовка спит. Кристина сидит, кормит Никиту грудью. А вернулись они, знаю, под утро, ей спать хочется. Носом клюет, но кормит…
На Новый год мы традиционно собирались у Аллы. До двенадцати ночи только близкие собирались, а после часа уже приезжали гости.
Однажды под Новый год все, как прежде, собрались у Аллы.
Она каждую пару, сидящую за столом, обвязала красной ниткой за ноги, чтобы весь год были вместе. Володю и Кристину тоже обвязала. Но им это не помогло… Через три месяца наши дети разошлись…
— Вова делился с вами своими проблемами в семье?
— Нет... Когда они решили разойтись, но еще не окончательно, я сына спросила: «Ну, как там у вас?», он ответил: «Нормально!» А в газетах уже вовсю писали, что Пресняков с Орбакайте расстались. Мне было неудобно его расспрашивать. Думала: надо будет — сам скажет!
В тот год они долго жили в Америке, записывали диск. Кристя с Никитой приехали первыми.
Она мне тут же позвонила: «Мы вернулись». «А Вова?» — спрашиваю. В ответ молчание. Я сразу поняла: случилось что-то неладное. Тут вдруг Вова к нам с Петровичем приезжает. Сел на кухне у окна. Отвернулся, молчит, а плечи вздрагивают…
Потом обронил такую фразу: «Мама, мы, наверное, разъедемся…» Первое, что я спросила: «А как же Никита?» Мальчику-то было года три-четыре. «Ну разводятся же другие… Только что Игорь Николаев расстался с женой. С дочкой же видится…» — ответил Вова.
Он очень сильно переживал расставание с Кристиной. Я видела: для него это сильный удар. Он никого никогда не винил в случившемся, только себя. Именно тогда Вова стал сильно пить.
Петрович, который тоже очень сильно переживал, все время меня дергал: «Позвони. Позвони». Я звонила: «Вов, как дела?» — «Нормально...» Но по голосу понимала — все совсем не нормально… И все-таки надеялась: помирятся, сойдутся. Я же знала, что они встречаются на концертах, у них сын растет. И хотя оба были совсем еще дети, лет девять вместе как-никак прожили…
Для нас с Петровичем разрыв Вовы с Кристиной был настоящей трагедией…
Они оба ничем не делились, все держали в себе. С тех пор ни Вова, ни Кристина нигде не комментировали свои отношения. Однажды на каком-то концерте встречаю Кристину: «Ну что у вас?» «К сожалению, так сложилось…» — ответила Кристина.
В этот период у Вовки появились новые песни.
Совсем другие. Помню, на концерте, когда он пел «Обмани меня», у него даже слезы в глазах появились… Текст этой песни написал Илья Резник. Илья прекрасно знал ребят, ужасно переживал за них, поэтому, наверное, и нашел очень точные слова…
Накануне их расставания со мной произошел совершенно мистический случай. Как-то Петрович подарил мне кольцо с семью маленькими бриллиантиками. Я очень его любила. Однажды соседка увидела на мне это кольцо и говорит: «Имей в виду, каждый камень в нем имеет значение. Первый от указательного пальца означает детей. Береги его, если хоть один потеряется — жди неприятностей!» И вот на гастролях один из бриллиантиков, именно «детский», потерялся. Тут еще возвращаемся домой, а огромное фото Кристины и Вовы, висевшее над их кроватью, рухнуло, стекло разлетелось вдребезги…
Вовке тогда от прессы крепко досталось.
О нем журналисты тут же стали писать гадости: и что выпивает, и что поклонников презирает… Алла, чтобы его не цепляли, заступилась за бывшего зятя: «Не смейте трогать Преснякова! Он как был моим сыном, так сыном и останется!»
Мы с Аллой до сих пор созваниваемся, у нас ведь общий внук. Помню, на концерте Резника подошли с Вовкой к Алле поздороваться. Сын говорит: «Привет, мамуля». Она заулыбалась, а потом сделала строгое лицо: «Ты чего Никиту не берешь? Вот Руслан младшего на выходные часто забирает». Вовка в ответ: «Я звоню, а ему все некогда — своя компания, девчонки». Очень похож Никита на Вову. Когда внук ездит с Вовкой в бильярд играть, всегда спрашивает: «Можно друзей привести?»
Вовка отвечает: «Бери всех!»
Как-то встретились с Аллой на гастролях, она озабоченно говорит: «Что делать с Никитоном? Наверное, в Америку поедет учиться… Я против, не знаю, как быть?» «Аллусик, он ведь уже самостоятельный», — говорю, а самой страшно. Это ведь не Майами, где Миша, нынешний Кристинин муж, живет, а Нью-Йорк. Как он там будет один? Миша, кстати, очень хороший мужик, у него с Никитой прекрасные отношения, я бы ему доверила внука. Потом я Никиту спрашивала: «А ты сам-то хочешь туда ехать?» Он ответил: «Лен, пойми, школу я окончил. Многое пропустил, много шкодил, не доучился. А там меня никто не знает, я буду как все!» В Нью-Йорке он учится на постановщика клипов. Ему нравится.
— Какие отношения были у Никиты с Русланом Байсаровым?
— Я его видела всего один раз — на дне рождения Никиты. Там был и брат Никиты, Денька. Вова устраивал сыну день рождения в игровом центре, там в кафе накрыли стол. Дети катались на роликах, играли в автоматы. Помню, взрослые говорили за столом о Никите: мол, хороший парень, только без царя в голове. А Руслан за него заступился: «Не знаю, что у него в голове, но мужик он надежный. Я брал Никиту на рыбалку. Всегда помогает: и хворост соберет, и костер разожжет, и посуду с Денькой помоет. Нормальный мужик! Перестаньте!»
— Никита переживал развод родителей?
— Во-первых, он был еще маленький и мало что понимал. А во-вторых, у него есть одна замечательная черта — он спокойно относится ко всему происходящему вокруг.
Привезли ко мне — нормально, живет у Аллы — прекрасно, с нянькой оставили — не беда, у мамы — замечательно, с отцом встречается — здорово! Иногда спросишь: «Никит, мама дома?», он отвечает: «Не знаю. Сейчас посмотрю». — «Ты что, даже не знаешь, кто дома?» — «Не-а». Сидит, уткнувшись в компьютер, делает свои клипы, и больше его ничего не интересует. Никита весь в Вову. Неусидчивый, учиться не любит. Начнешь его стыдить — тут же обрубает: «Все знаю. Мне не надо». Петрович пытался его учить, когда услышал Никитины музыкальные опусы: «Что это у тебя какая-то какофония?.. Сделай паузу». Никита тут же перебивает: «Я сам, деда, не учи». Петрович мечтал, что хоть внук освоит саксофон, даже подарил ему свой инструмент. Но Никита его обратно привез: «Дед, очень тяжело дуть, не могу…»
А Денька очень мягкий, болезненно все переживает… Конечно, не дай бог детям в такие ситуации попадать, когда родители начинают тебя делить. Вова очень переживал за Кристину, когда история с Дени случилась. Мы работали вместе, и он попросил: «Пойдем к Кристине зайдем. Надо ее поддержать».
— Как вы умудряетесь со всеми невестками быть в хороших отношениях?
— Не знаю. Наверное, я так к себе располагаю, что меня начинают воспринимать не как свекровь, а как подругу. Лена, вторая моя невестка, как-то стала мне на Вову жаловаться: мол, поздно пришел, не хочет помогать... Я ответила: «Представляешь, если я буду твоей маме на тебя жаловаться?» Кстати, с Леной Вова как раз официально расписался.
Они как-то в компании поспорили: выпьет Лена стакан водки или нет. Она взяла и выпила, Вова проспорил — и женился. Правда, потом сказал, что это «плохой пример». Я напомнила: «С Кристиной не расписывались, и тоже плохо закончилось» Теперь он живет с Наташей Подольской. Они счастливы. И удивительно: тоже очень похожи друг на друга…
Ко мне постоянно пристают с вопросом: «Вы так долго живете с одним мужем. В чем секрет?» Думаю, дело в том, что каждый из нас бережно относится к личному пространству друг друга, но главное — это любовь.
Вот и весь секрет...
Подпишись на наш канал в Telegram