Елена Баварская, наследная принцесса рода Турн-и-Таксис, находилась в зале венского дворца Шенбрунн всего полчаса, но внутри у нее уже вовсю полыхало пламя праведного гнева. Да как смеют эти особы, пусть хоть десять раз высокородные, плодить сплетни под крышей императорской резиденции прямо после похорон Рудольфа?! Слава богу, сестра не слышит всей той грязи, которой подданные обливают кончину ее тридцатилетнего сына!
Как раз в этот момент одна великосветская кумушка шепнула другой:
— Дорогая, говорю же вам, это самоубийство на любовной почве. У их связи не было никакой перспективы! Да и какая может быть перспектива у кронпринца и чужеземной семнадцатилетней баронессы?
— Да-да, абсолютно с вами согласна. Слышали, к какому заключению пришли врачи? То, что их обнаружили в кровати его охотничьего домика с огнестрельными ранами в голове, это вы, конечно, знаете. Но говорят, что баронесса Мария Вечера умерла на несколько часов раньше…
— Вы хотите сказать: он это время сидел у ее кровати и думал, стреляться или нет?
— Или писал прощальное письмо своей жене… Вы же слышали про прощальное письмо?
Елена так резко повернулась к шушукающимся сплетницам, что пунш из стакана, который она держала в руке, выплеснулся прямо на платье одной из дам. Та хотела было возмутиться, но увидев, кто перед ней, тут же присела в реверансе, опустив голову, чтобы не встретиться глазами с сестрой императрицы. Елена хотела было осадить этих куриц, но, окинув взглядом огромную залу, решила не тратить попусту энергию. У нее здесь куда более важная миссия — поддержать Сиси...
Так и не ответив на реверанс, что, впрочем, не противоречило правилам этикета — все-таки Елена была членом императорской семьи, — принцесса решительным шагом направилась к высоким резным дверям, которые тут же распахнули перед ней безмолвные лакеи.
Любой подданный, наверное, готов многим пожертвовать, чтобы пройти по мраморным лестницам, увидеть бесценные фарфоровые вазы, провести рукой по старинным гобеленам, украшавшим анфиладу залов дворца.
Но Елену эта красота не трогала. Попав сюда в первый раз восемнадцатилетней девушкой, она конечно же была околдована роскошью и элегантностью дворцовых интерьеров, но сегодня, почти сорок лет спустя, равнодушно взирала на эти богатые декорации. Декорации для трагедии, главную роль в которой исполняла ее младшая сестра...
Таким вот невеселым мыслям предавалась Елена, когда заметила идущую навстречу темную женскую фигуру.
— Сиси!
— воскликнула было Елена и осеклась. Ее ли это сестра? Осунувшаяся, похудевшая, с ног до головы закутанная в с детства нелюбимые ею черные одежды. Толстые косы, уложенные вокруг головы, теперь казались непомерной тяжестью для ее тонкой шеи. Сиси кинулась в раскрытые объятия старшей сестры и тихо выдохнула:
— Нене! Наконец-то ты рядом!
— И буду рядом столько, сколько позволишь, — ответила Елена, нежно обнимая Елизавету.
…А ведь когда-то Елена не могла представить себе большего наказания, чем находиться в обществе младшей сестры: маленькая плутовка, необученная, невоспитанная, шальная, как мальчишка, увела у нее — красавицы и умницы Елены Баварской — прямо из-под носа императорский титул!
— Никогда, никогда я не захочу больше видеть тебя, воровка!
— кричала сквозь слезы метавшаяся по комнате Нене.
Людовика Баварская, присутствовавшая при ссоре дочерей, была напуганной и озадаченной. Все пошло не так, как планировалось. К браку со своим племянником, императором Францем Иосифом, Людовика готовила старшую дочь, Нене. И вот пожалуйста! Стоило ей с дочками прибыть ко двору, как двадцатидвухлетний император буквально прилип к своей младшей кузине, пятнадцатилетней Сиси. И хотя эрцгерцогиня София имела на Франца Иосифа неограниченное влияние, сын уже вступил в права престолонаследия, и с его желаниями приходилось считаться.
В итоге Людовика с дочерьми сидит в дальних покоях дворца, отведенных для незнатных гостей, как бедная родственница, которой она, по сути, и является, и наблюдает, как старшая дочь взахлеб рыдает, а младшая сидит, будто окаменев, на кровати.
— Сиси, — позвала ее мать.
— Милая, мы не вправе выбирать себе спутников жизни. На тебя будет смотреть вся империя, помни это.
— Я хочу домой, в Баварию! — громко всхлипнула при этих словах Елена.
— Конечно, сразу, как позволят приличия, ты уедешь.
— И я хочу... — оживилась Сиси.
— А тебе предстоит готовиться к бракосочетанию под присмотром своей тети и будущей свекрови эрцгерцогини Софии.
Елена вдруг прекратила рыдать и вперила гневный взгляд на сестру:
— Я должна быть императрицей!
Меня не нужно готовить, я уже готова! Я знакома с габсбургским придворным этикетом, с расписанием императора, знаю все танцы при дворе!
Устало вздохнув, эрцгерцогиня Людовика дотронулась рукой до переносицы: она никогда не видела, чтобы ее девочки ссорились, несмотря на то что были так непохожи, даже внешне. Нене — высокая, с точеным профилем, царственной походкой. Она разумна, любезна, обдумывает каждое слово. Сиси, напротив, невысокая, подвижная, с мягкими чертами и медовыми волосами. Она легкомысленна, порывиста.
Но различия во внешности и в темпераменте никогда не препятствовали их дружбе. Нене всегда опекала малышку Сиси, защищала ее от нападок братьев и всячески ей покровительствовала. А как иначе — в конце концов, Сиси всего пятнадцать! Господи, о чем думает ее племянник? Настаивает на скорой свадьбе… А ведь у ее младшей дочери крайне хрупкое телосложение, как она перенесет ранние роды? И нет никакой возможности спорить с этим сумасбродом — он же император!
— Девочки, в этой драме мы ничего не можем изменить. Мы просто будем вести себя так, будто это и предполагалось. Нене, я понимаю твое горе и отчаяние. Но пойми меня и ты: я не в состоянии тебе помочь. Ведь вы с Францем даже не были помолвлены. Все обязательства — это всего-навсего разговоры с его матерью, и они не подкреплены письменно.
Так что Франц Иосиф вправе выбрать в жены хоть хозяйку таверны.
— И то она сослужит ему большую службу! — сердито сказала Нене.
Услышав это, Сиси густо покраснела и виновато опустила голову.
— Все, Елена, иди к себе! Я позже к тебе зайду!
Услышав в голосе матери непривычно властные нотки, Елена сочла за лучшее подчиниться. Правда, уходя, она не забыла напоследок прихватить любимую пеструю шаль, которую утром, в преддверии своей помолвки с императором, в порыве великодушной щедрости подарила сестре.
Когда мать с младшей дочерью остались вдвоем, Людовика села рядом с Сиси:
— Сегодня я сама тебя причешу.
Сиси любила, когда ее расчесывала мать.
Та делала это куда нежнее служанки, терпеливо распутывая каштановые длинные пряди и заплетая их на ночь в косы.
— Мама, ты обещала, что после поездки я смогу подстричься. Это было бы чудесно. Голова иногда ужасно болит, особенно когда я езжу верхом.
— Теперь уже вряд ли, дорогая. Волосы — твое главное украшение. Конечно, ты и так хороша, — поспешно уточнила Людовика, — у тебя прекрасная кожа, тонкая талия, большие глаза… Но волосы твои бесподобны, ни у одной красавицы в империи нет таких локонов. Поверь мне, они станут твоей визитной карточкой.
Сиси не удержалась и захихикала.
Ну надо же: волосы — визитная карточка! Сиси вообще была хохотушкой, ее звонкий смех частенько слышали даже в самых дальних уголках замка в Баварии.
— Все будет хорошо, Сиси. Ты полюбишь императора, понравишься тетушке Софии…
— Но она сегодня смотрела на меня как на червяка!
— Это ее манера, она вечно недовольна всеми вокруг. Уж поверь мне, я ее с детства знаю, все-таки родная сестра… Ты постарайся не делать резких движений, не смеяться по любому поводу, не бегать, а остальному она тебя обучит.
— Знаменитый габсбургский этикет… — вздохнула Сиси.
— …самый строгий в Европе, — подхватила мать. — Знаю, будет трудно. Но ты справишься. И полюбишь своего мужа.
— Я уже люблю его! Как брата.
— Это другое. Ну вот и все.
Людовика вплела последнюю ленту в косы Сиси и, собрав расчески в шелковый футляр, который сопровождал ее младшую дочь во всех поездках, встала.
— Ложись, завтра у тебя начнется новая жизнь. Прекрасная, волшебная жизнь будущей императрицы Австрийской империи.
Сиси, успевшая забраться под одеяло, робко улыбнулась в ответ.
Герцогиня Людовика хотела добавить что-то еще, но лишь послала дочери воздушный поцелуй. К чему этот спектакль? Сегодня у обеих ее дочерей черный день: надежды одной разбились вдребезги, вторую втянули в авантюру, для которой она не доросла ни душой, ни телом. «Будь что будет, ибо другого не дано», — подумала Людовика, задула свечку в спальне дочери и, тихо притворив за собой дверь, вышла.
…Первые два года все письма Елизаветы к старшей сестре оставались без ответа. Та все еще сердилась, что Сиси, хоть и невольно, лишила ее австрийской короны. Регулярные депеши от матери, которая все повторяла: «Потерпи еще немного, милая, скоро Нене отойдет от обиды», с каждым месяцем выглядели все менее убедительно. А Сиси было так необходимо поговорить с близким другом, спросить совета...
Конечно, Франц Иосиф был неизменно любезен и еженедельно преподносил супруге подарки.
То медальон на золотой цепочке искусного плетения, то изящную резную шкатулку из красного африканского дерева, то письменный стол, инкрустированный нефритом. Император делал все, чтобы кузина его полюбила. Увы, она относилась к супругу лишь как к хорошему другу...
Такое положение дел расстраивало императора, особенно поначалу. Он-то думал, что, выбрав в жены Сиси, получит в ответ шквал страсти. На какие только ухищрения не шел Франц Иосиф, чтобы растопить сердце своей супруги! Впрочем, на долгие ухаживания времени у него не хватало — при всей силе его юношеской любви к Сиси управление империей также требовало пристального внимания.
Поэтому Франц Иосиф велел своему старшему камердинеру каждую неделю выбирать для супруги безделушку поизящнее и подороже. Правда, на Рождество он сам придумал, чем удивить Сиси, и преподнес ей… живого тигренка! Это чуть ли не единственный дар, которому молодая императрица искренне радовалась. Но недолго...
Прослышав об экстравагантном подарке сына, эрцгерцогиня София ворвалась в покои невестки, где та под присмотром дрессировщика играла на ковре с тигренком, и велела увести зверя.
— А вам, Ваше величество, — строго обратилась она к побледневшей и сжавшей от обиды кулачки Сиси, — в вашем положении следует быть более осмотрительной в выборе игр.
Сиси инстинктивно обхватила руками выпирающий из-под корсета живот.
Ощутив легкий толчок, она почувствовала огромную радость и уже не сердилась на свекровь. А когда эрцгерцогиня наконец удалилась из ее покоев, не забыв отчитать невестку за непозволительную жизнерадостность на вчерашнем приеме, Сиси раскинулась на ковре и, с легкой улыбкой поглаживая свой живот, принялась наблюдать за уютным огнем в камине.
Она удивительно легко переносила беременность. Врачи не ожидали, что это случится так скоро, и долгое время думали, что утренняя тошнота и головокружения — признаки истощения и нервного расстройства высокородной пациентки. Таков был диагноз, который императрице поставили через несколько недель после свадьбы...
Елизавета всегда была чувствительным ребенком, а постоянные нападки свекрови только усилили ее нервозность.
Эрцгерцогиня София была недовольна решительно всем: желанием невестки общаться на улицах с чернью, отсутствием в ней величественности и сдержанности при общении с подданными. Хотя подданные, надо отметить, обожали Сиси. Она никогда не скупилась на улыбки и подарки беднякам. Уже через пару месяцев после коронации австрийцы называли ее«нашей императрицей» или, как и домашние, Сиси. Но главное, что вызывало недовольство Софии, — любовь, которую ее сын питал к этой девчонке. Эрцгерцогиня не желала себе признаться, что попросту ревнует к ней своего венценосного отпрыска. Ей не хотелось делить его с другой женщиной. Поэтому свекровь и вымещала на Сиси свою обиду.
...Сиси повернулась на бок и обхватила руками колени. Платье из розового атласа, расшитое венецианским стеклярусом, не желало, чтобы с ним обращались так небрежно, и всячески мешало ей поуютнее свернуться калачиком.
А Сиси вдруг вспомнилось былое. Как-то они с сестрой устроили костюмированное представление для младших, и Нене нарядилась в мужской костюм. Ну и ругалась же маман, обнаружив их мини-представление! А когда сестра собиралась на свой первый бал, она, сжалившись над тринадцатилетней Сиси, которую собирались оставить дома, отдала ей свою баночку с розовой пастой, которая делала губы такими яркими. Сиси улыбнулась тогдашней своей неопытности. Теперь-то она знает, что паста называлась помадой, а женщине ни при каких обстоятельствах нельзя надевать мужской костюм. Не знала она лишь одного: что должно произойти, чтобы дорогая Нене наконец простила ее?..
…Завтрак для императора и его супруги, прибывшей накануне из продолжительного путешествия по Греции, был накрыт в Зеркальной зале дворца Шенбрунн. Эта небольшая зеркальная комната была одной из любимых Сиси во дворце. Каминную полку украшали бронзовые часы и китайские бело-голубые вазы, расписанные сказочными драконами. Сиси оглядела комнату и словно увидела ее впервые. Еще недавно каждая безделушка была для нее проста и понятна, но теперь все изменилось...
Часы напоминали о том, сколь скоротечно время, а драконы уже не казались такими безобидными — ведь в душу императрицы вселился страх. Произошло это в ту майскую ночь, когда в Будапеште от тифа скончалась ее двухлетняя дочка София. Сиси винила в ее смерти себя. Свекровь так рьяно взялась за воспитание внучки, что императрица ее почти не видела.
А когда вскоре на свет появилась вторая дочка, ее отняли у матери с той же поспешностью, что и первую. Так продолжалось около года. Но терпение Сиси оказалось не так безгранично, как ее любовь к дочерям. Устроив свекрови скандал, она отобрала у нее детей и с полным комплектом нянюшек отправилась в путешествие в свой любимый уголок империи — Венгрию.
Когда лучший врач Будапешта объявил императрице, что у обеих ее дочерей явные симптомы тифа, она не могла понять, за что бог послал ей это наказание. Младшая дочка, Гизела, довольно быстро оправилась от недуга, а старшая, София, названная в честь бабушки, умерла...
Страшным было возвращение домой, хотя Вену своим домом Сиси больше не считала.
Муж не упрекал ее — понимал, что исправить уже ничего нельзя. Так зачем мучить и без того едва живую от горя супругу? А перед свекровью Сиси оправдываться не собиралась. Она приказала вновь паковать чемоданы и двинулась в путь. Имератрица решила объехать империю, посетив все города и села. Все лучше, чем чахнуть в холодном габсбургском Шенбрунне.
Тем более что Франц Иосиф не возражал против ее длительного отсутствия. Он уже понял: Сиси вряд ли когда-нибудь полюбит его. Тысячу раз император с надеждой заглядывал в ее глаза и тысячу раз разочаровывался, видя в них лишь теплый огонек дружеского расположения. Какое-то время он даже злился на собственное бессилие и обвинял Сиси в холодности. Она плакала, просила прощения, явно не догадываясь, в чем ее вина. На что он рассчитывал? Если бы Франц Иосиф мог повернуть время вспять, он выбрал бы другую...
Единственное, что связывало его теперь с супругой, — это дружба. Ее он потерять не вправе...
Но император все-таки был мужчиной. И его все чаще видели в окружении первых красавиц венского двора, а недруги поговаривали, что он даже посещает не подходящие его статусу заведения.
Франц Иосиф бросил взгляд через стол на задумавшуюся супругу. Знал: новость, которую он сейчас сообщит, оживит Сиси.
— Дорогая, утром пришло письмо от баварского короля. По поводу твоей сестры Елены.
Сиси вздрогнула:
— С Нене все в порядке?
— Более чем, — император вытер губы салфеткой и положил ее рядом с чашкой кофе. — Она приняла предложение наследника рода Турн-и-Таксис, молодого Максимилиана. Ты должна его помнить, он не раз бывал у нас на приемах. Очень изящный, благородный молодой человек. Слегка полноват, ну да ладно...
При этих словах император приосанился. Сиси про себя улыбнулась: ее муж гордился своей фигурой и как человек, бдительно следящий за своим внешним видом, всегда подмечал отсутствие такой привычки у других.
— Так это замечательно! — Сиси действительно обрадовалась новостям. Еще пару месяцев назад мать писала о решении Нене никогда не выходить замуж. А ведь сестре уже двадцать два года — за спиной ее называют старой девой.
— Действительно замечательно.
Только вот согласия на брак баварский король им не дал.
— Что? — Сиси казалось, она ослышалась. — Зачем королю отнимать счастье у своей подданной?
— Его можно понять: видишь ли, Максимилиан, конечно, достоин всяческого уважения, но твоя сестра — из королевского дома Вительсбахов, и ей надлежит выбрать себе более родовитого жениха.
— Но ведь род Турн-и-Таксис чуть ли не самый богатый в империи!
— Богатый, но не знатный... Они торговцы, и твоя Нене ему не пара. Лично я считаю отказ короля вполне обоснованным.
— Это мы еще посмотрим! — Сиси резко встала и, с шумом отодвинув стул, попутно смахнула со стола рукавом бархатного халата чашку с горячим шоколадом. Третья беременность лишила императрицу легкости движений, да и живот за последний месяц увеличился чуть ли не вдвое. Опешивший лакей, обслуживающий завтраки императорской четы, растерянно заметался между стулом и дверью, не зная, куда успеть в первую очередь. Но Сиси уже подскочила к дверям, рванула ручку и твердым шагом направилась в свой кабинет. Ошарашенный Франц Иосиф застыл с булочкой и ножом в руках.
…Получив гневное письмо от Елизаветы, императрицы Австрийской, королевы Венгерской, Богемской, Хорватской и прочая, и прочая — все эти титулы носила Сиси, — король Баварии немедленно дал согласие на брак Максимилиана и Елены.
А Сиси спустя несколько недель получила приглашение на бракосочетание, и оно было подписано «Твоя Нене». Скромное венчание состоялось 24 августа 1858 года. Сиси не смогла на нем присутствовать: за три дня до этого она подарила Габсбургской империи наследника, которого решили назвать Рудольфом.
…Сиси отдавала распоряжения по поводу багажа сестры и комнат, в которых ее следует разместить, с нарочитой поспешностью. Будто суматоха способна помочь забыть о трагическом поводе, приведшем сестру в Вену. Кронпринц Рудольф, их третий с Францем Иосифом ребенок, совершил дикий, непоправимый поступок. Или с ним совершили — сердцу матери и то, и другое казалось одинаково чудовищным. Нене подавила тяжелый вздох. Нет, надо держаться. Пусть люди за этими дверями, да и за всеми другими дверями империи Габсбургов злословят сколько угодно.
Она не позволит слухам еще сильнее ранить сестру.
— И прогрейте простыни! Герцогиня Елена, возможно, захочет отдохнуть с дороги.
С этими словами Сиси наконец повернулась к сестре. И безо всякого перехода, едва дождавшись, когда за служанкой в пышной крахмальной юбке закроется дверь, произнесла:
— Ты же знаешь, Нене, у меня с сыном были непростые отношения.
Елене, не ожидавшей такого скорого перехода к запретной теме, оставалось лишь кивнуть. Конечно, она в курсе... Ее племянник, покойный Рудольф, давно заслужил славу человека со странностями.
Елена, в сущности, никогда толком не общалась с Рудольфом — ни когда он был младенцем, ни когда вырос. После смерти двухлетней Софии свекровь Сиси уже не отпускала от себя внуков. Часто в присутствии Рудольфа она называла Елизавету «твоя глупая молодая мать». Но даже после смерти бабки Рудольф не сблизился с матерью, они так и не нашли общего языка.
Не нравилась Сиси и супруга Рудольфа. Более того, так же как и ее ненавистная свекровь, сама Елизавета за глаза называла невестку «неуклюжей глупышкой». Впрочем, здесь вкусы матери и сына совпали — Рудольф не сильно любил свою жену и не считал нужным скрывать это. Он обожал охоту и приобрел охотничий домик Майерлинг, где стены украшали многочисленные чучела убитых им животных.
Именно там и обнаружили с простреленными головами Рудольфа и его любовницу Марию Вечеру. Прямо в постели... «Через какие же унижения пришлось пройти бедной Сиси! — с горечью подумала Елена. — Сестре даже пришлось подписать бумагу о том, что она признает сына умалишенным!» Того требовали католические законы — иначе тело самоубийцы Рудольфа пришлось бы хоронить в неосвященной земле и уж конечно не в семейном склепе. Самоубийство считается одним из самых тяжких грехов, и лучше быть сумасшедшим, чем самоубийцей. Умалишенным многое прощается...
— Он был своевольным, порой жестоким. Но я любила его. Все-таки он мой сын. — Сиси прикрыла глаза и поднесла руку к переносице. Так часто делала их мать, и жест этот означал безмерную усталость.
— Я понимаю, милая. Присядь...
Сиси медленно подошла к старинной французской скамье и присела рядом с сестрой.
— Помнишь, — продолжала она, — как мы с тобой поссорились из-за Франца?
— О да, это был скандал! — Нене улыбнулась воспоминаниям. Через несколько лет, выйдя замуж за мужчину, которого любила, она поняла, от какой ошибки ее уберегли небеса.
— Когда теряешь близких, осознаешь, насколько пусты эти ссоры, нужно любить друг друга, пока бог дарует нам такую роскошь.
Нене ничего не ответила, только крепко сжала холодные пальцы сестры. И заметила на среднем удивительно красивое кольцо.
— Подарок Франца?
— О да, — Сиси улыбнулась. — Император с возрастом становится все сентиментальнее, прямо как в первые годы после свадьбы. Вот подарил эту безделушку и взял обещание никогда не снимать. Интересно, к фрау Катарине он столь же щедр?
— Сиси! — Елена уже отвыкла от той непосредственности, с которой младшая сестра могла говорить на любую, пусть даже весьма пикантную тему, какой и была новоявленная пассия императора, актриса Катарина Шратт.
— О, Нене, умоляю тебя, ты все такая же моралистка, — Сиси грустно улыбнулась. — Мой супруг уже три года живет с женщиной, и это известно всей империи. И ты думаешь, я буду делать вид, что не в курсе? Более того, я с ней знакома.
Франц пригласил фрау Шратт выступить во дворце во время визита русского царя Александра III.
Елена осторожно подалась вперед.
— И?..
— Славная женщина, правда... Думаю, она позаботится о Франце. Ты же знаешь, после смерти принцессы Софии он сильно сдал. А у меня, к сожалению, совсем нет на него времени. Оно все теперь принадлежит моей дорогой девочке.
Нене понимающе улыбнулась: она была счастлива, что у сестры, которую свекровь лишила радости общения со старшими детьми, теперь есть Мария-Валерия. Девочка появилась на свет через десять лет после Рудольфа, и ее воспитанием занималась исключительно мать. Она сразу заявила Францу, что их младшая дочь выберет себе в супруги того, кого пожелает.
Безо всякой оглядки на политическую выгоду.
— И, кстати, о кольце и других его подарках... — Сиси неожиданно умолкла, будто собираясь с мыслями. — Знаешь, какой в действительности подарок хотела бы я получить от Франца? Я мечтаю провести несколько месяцев в психиатрической клинике в Швейцарии.
Нене вздрогнула. Заметив ее волнение, Сиси поспешила ее успокоить:
— Не беспокойся, не в качестве пациентки. Психиатрия меня интересует как наука. Не поверишь, но люди с отклонениями очень талантливы, и, может, я могла бы узнать об этом больше… Нене понимала, что события последних лет еще глубже увлекли Сиси в дебри психиатрии, которой она интересовалась давно.
«Она будто стремится сделать себе еще больнее», — с горечью подумала Елена.
Сиси тряхнула головой, пытаясь отогнать мрачные мысли.
— Ну что ж, ты, наверное, устала после путешествия.
— Да, пожалуй, ненадолго прилягу.
— Нене, — императрица неожиданно порывисто схватила сестру за руку, — обещай, что мы больше не поссоримся. Знаю, прошло много лет, но я все еще боюсь.
Елена провела рукой по густым волосам Сиси: — Конечно, не поссоримся.
— И будем всегда вместе, — добавила Сиси с поспешностью.
— Я приеду к тебе погостить, потом ты ко мне, так и будем жить. Не расставаясь.
— Ты знаешь, я только рада. Ну, до ужина, — улыбнулась Елена.
— До ужина, дорогая...
Сестры обнялись. Если бы их мать, герцогиня Людовика, могла увидеть своих девочек, то обнаружила бы, что они стали очень похожи.
…Спустя год Елена скончалась. Сиси успела к ложу умирающей и оставалась с ней до последней минуты. Сама императрица Елизавета погибла восемь лет спустя от руки итальянского анархиста во время дневной прогулки по набережной в Швейцарии. Охраны рядом не было — Сиси путешествовала инкогнито.
Она хотела почувствовать себя свободной...
Подпишись на наш канал в Telegram