Дорога, вырываясь из-под колес сидящего за рулем бритоголового парня, остается позади небрежно брошенной лентой. В его темных глазах — опасная сосредоточенность, рукава кожаной куртки распирают могучие бицепсы. Вин Дизель торопится домой со съемок фильма «Форсаж-5», и при мысли, что скоро обнимет свою малышку, его губы растягиваются в улыбке…
Узкая подъездная дорожка не рассчитана на мощный джип, да и особнячок за воротами воображения не поражает: одноэтажный домик под серо-розовой крышей почти скрыт разросшимся садом.
В Беверли-Хиллз таких уже почти не осталось, и покрытое зеленью владение Дизеля теряется в окружении монументальных соседей, словно лягушка среди бегемотов. Но Вину его дом по-прежнему кажется дворцом, как и десять лет назад, когда он его покупал. Тогда собственные заработки все еще вызывали у актера оторопь, правда, не такую сильную, как голливудские цены на недвижимость.
— Бассейн! — свои владения он показывал Делоре с такой гордостью, словно сам копал яму и клал плитку. — Мам, это все поменяет в моей жизни. Я смогу принимать гостей и по-настоящему расслабляться в выходные. В гостиницу же друзей не позовешь, а я последнее время из них не вылезаю.
— Какие выходные, Марк? — качая головой, удивлялась мать, семеня за огромным сыном по краю бассейна. — Что-то не помню, чтобы у тебя за эти пару лет были выходные.
Вин озадаченно посмотрел на мать: только она еще называет его Марком — старые привычки долго не умирают, к тому же Делору немного обижает и тревожит, что сын отказался от данного ему при рождении имени в пользу клички, больше подходящей мотоциклу. Для нее, профессионального астролога, имя имеет очень большое значение...
— Теперь будут, — твердо пообещал Марк-Вин, решив, что заработал уже достаточно мозолей на языке, упрашивая мать обращаться к нему так же, как и все остальное человечество.
Делора улыбнулась. Мальчишеский восторг от новой игрушки — так типично для Марка!
Говорят, в глазах матери дети навсегда остаются маленькими, но иногда ей кажется, что один из ее сыновей-двойняшек в погоне за большой мечтой действительно забыл повзрослеть.
Вот Пол совсем другой — более сдержанный в желаниях, более приземленный, что ли. Сверкающий мир Голливуда привлекал Пола не меньше, чем Марка, но актерская стезя казалась ему слишком зыбкой и ненадежной. Есть ведь и иные пути стать причастным к магии кипящего котла под названием «кино», в котором варятся мечты! Актеры порой годами сидят без работы, а хороший монтажер всегда кому-нибудь да нужен... Каждому из сыновей Делоры воздалось по вере его: Пол остепенился, обзавелся семьей, а Марк все играет в игрушки, живет одинокой, суматошной, не располагающей к оседлости жизнью кинозвезды. И если он думает, что с покупкой дома что-то изменится, то сильно ошибается.
Это всего лишь тонкая ниточка, а чтобы сделать из Марка домоседа, нужна, как минимум. якорная цепь.
«Права была мама, — думает Вин, осторожно продираясь на своем четырехколесном монстре к дверям гаража. — Но и на меня нашлась управа».
Почти восемь лет дом стоял пустым. Его хозяин то снимался, то отдыхал на горнолыжных курортах, то бродил по руинам Карфагена или с рюкзаком лазил по Альпам, собирая материалы и ощущения для своего проекта — трилогии о полководце Ганнибале.
Если Вина все-таки заносило шальным ветром в Калифорнию, он, разумеется, обязательно заезжал домой — повоевать с пылью, подстричь газон, оплатить счета и вспомнить, как чудесно поспать пару ночей в собственной постели.
Наверное, поэтому так и не удосужился купить особняк побольше. Пришлось бы нанимать специальных людей для поддержания порядка в его отсутствие и, значит, открывать свою жизнь для чужих глаз, превращая уютную норку в тот же отель, только для одного-единственного постояльца.
Кто же ожидал, что все так изменится? За последние два года Вин по-настоящему привязался к своему дому, но все-таки стеснялся говорить незнакомым людям, что там всего две спальни. По голливудским меркам он, можно сказать, бомж!
Прихватив из машины дорожную сумку, облепленную огрызками багажных талонов из аэропортов бразильского Рио и пуэрто-риканского Сан-Хуана, Вин направился к входной двери и нажал на кнопку звонка.
Конечно, у него есть ключи, но так приятно знать, что кто-то ждет этого звоночка и торопится тебе открыть!
— Вин! — Тонкие смуглые руки обвиваются вокруг его шеи, горячие губы прижимаются к губам. — Господи, Вин, ну на кого ты похож….
Палома отступает на шаг, чтобы окинуть придирчивым взглядом свое сокровище, которое, улыбаясь, топчется на пороге. Ну точь-в-точь солдат-контрактник, приехавший домой на побывку из какой-нибудь взбесившейся банановой республики. Впрочем, даже самому дорогому костюму не под силу заставить Вина выглядеть респектабельно — он просто создан для трикотажных маек не первой свежести, джинсов, пыльных кожаных курток и тяжеленных солдатских ботинок.
А Вин не спешит заходить в дом, завороженный красотой своей подруги.
На улице сгущаются сумерки, и Палома стоит в дверном проеме, как в раме, окутанная мягким светом из прихожей. На ум приходит сравнение с диснеевской принцессой, которую колдовством забросило в наш мир, слишком грубый для ее хрупкого очарования.
— А на кого я похож? — рокочет Вин, удивляясь, как быстро двадцатишестилетняя Палома забыла о шестнадцати годах разницы в возрасте и освоила строгие материнские интонации.
— Если я была бы полицейским, я бы тебя арестовала, — шутливо сообщила она и снова прижалась к его груди.
— И кто тебе мешает? — рассмеялся Вин. — Только пусть это будет домашний арест. Как поживает наш ангел?
Палома с улыбкой качает головой. Она знает: этот вопрос вертелся у него на языке с того момента, как она открыла дверь.
— Тебя ждет. — Палома отстраняется, пропуская Вина в дом. — Только сначала сними ботинки и вымой руки!!!
Но он уже стоит на коленях посреди прихожей, протягивая руки к дочери. Двухлетняя Хания вытаскивает изо рта ногу игрушечной коровы, которая помогала ей скрасить ожидание, и со всех ног бросается в объятия отца. В могучих руках Вина кроха сама смотрится как игрушка — изящная куколка с медовой кожей и бантом в темных кудрях.
— Папа! — от радости Хания колотит коровой по лысой голове отца, но тот готов стерпеть от нее и не такое.
— Вин, прошу тебя, — говорит Палома, дав этим двоим пообниматься вдоволь. — Я больше не могу смотреть, как ты возишь чистым ребенком по пыльной одежде, в которой несколько часов сидел за рулем. Прими душ и тискай ее сколько угодно. Мне нужно отлучиться ненадолго, так что покорми ее ужином и уложи спать. У вас целый вечер впереди.
Вин неохотно выпускает из рук дочь. «С тех пор как родилась Хания, меня невозможно вытащить из дома, — признавался он репортерам. — Раньше я вылетал как пробка из бутылки, но теперь у меня дочь, — и мой дом стал раем, который я не хочу покидать. Больше всего на свете мне нравится быть отцом».
Паломе еще несколько раз пришлось напомнить Вину, что он собирался в душ. Наконец из ванной комнаты до нее доносятся долгожданные звуки льющейся воды. Хания со своей коровой устраивается дежурить под дверью, бросая на мать укоризненные взгляды.
— Ты к нам надолго? — кричит Палома.
— Пока на пару дней. Но мы переехали снимать в Калифорнию, так что я буду неподалеку.
— Вот видишь, — говорит Палома дочери. — Наиграетесь еще.
С удовольствием подставив тело под тугие теплые струи, Вин думает о своей пока еще маленькой семье. Иногда он корит себя за то, что слишком долго тянул, лишая себя удовольствия таких вот бурных встреч и замирания сердца при взгляде на дочь после разлуки.
Малышка немного подросла и наверняка научилась чему-то новому.
Сначала Вин не мог позволить себе взять ответственность за кого-то еще, потому что был слишком беден. Потом его закрутила внезапно рванувшая в гору карьера, и он оказался слишком занят, а дальше началась обычная для кинозвезд паранойя... Вин никогда не считал себя красавцем, более того — женщины его тоже таковым не находили. «Когда меня называют секс-символом, я краснею, — говорит он. — Я всегда был экстравертом и большим любителем женщин, но мне постоянно приходилось прикладывать усилия, чтобы на меня обратили внимание, тем более — чтобы мной начали восхищаться. До сих пор странно получать столько обожания просто так. Но конечно же очень и очень лестно». «Лестно, как же, — подумал Вин, яростно растирая себя мочалкой.
— Скорее подозрительно». Ну как мужчине не заподозрить неладное, когда недоступные еще вчера красавицы вдруг становятся в очередь, чтобы предложить ему свою любовь?
Конечно, у него случались романы на съемочных площадках — далеко за примерами ходить не надо, вспомнить хотя бы партнершу по первому «Форсажу» — Мишель Родригес. Мегаваттная харизма, которую он включал по команде «Мотор!», вводила в заблуждение многих актрис. Они начинали путать Вина с его персонажами, думая, что и в жизни с ним будет так же весело и круто.
Да и как не восхищаться мужиком, который продолжал сам выполнять опаснейшие трюки даже после того, как на съемках фильма «Три Икс» у него на глазах погиб каскадер? Продюсеры запрещали Вину рисковать, он с серьезным видом кивал бритой головой, а перед съемкой очередного трюка просачивался на площадку и менялся с дублером, благо в защитной экипировке они не отличались друг от друга ни ростом, ни статью — только величиной страховки.
— Ты уверен?
— спрашивал Вина очередной постановщик трюков, глядя на огромный, увешанный пиротехникой трамплин, с которого актеру предстояло вылететь на взрывной волне.
— Не трясись. — Вин хлопал его лапищей по спине и водружал на голову шлем. — Никто ничего не узнает.
— Узнает, если разобьешься...
В ответ из-под шлема слышалось лишь презрительное фырканье.
Продюсеры, разумеется, об этой партизанской деятельности прекрасно знали и отказывались присутствовать на съемках, ссылаясь на слабые нервы. А пьяный от адреналина Вин летел в дыму и пламени, и очередная актриса, замирая, рвалась броситься ему в объятия и поздравить с удачным трюком.
Однако женщины никак не ожидали, что по окончании съемок герой боевиков Вин Дизель исчезнет и им придется иметь дело с совершенно незнакомым человеком по имени Марк Винсент. В реальной жизни Марка одолевают смешные страхи перед микробами, пищевым отравлением и вообще любым физическим недугом, он подвержен жестоким приступам тщеславия, терпеть не может вторжения в личное пространство, болезненно реагирует на все, что пишет о нем пресса, а главное — держит свою жизнь за семью замками.
Женщина Марка должна забыть о походах с Вином Дизелем в рестораны и на премьеры, о том упоительном чувстве, когда появляешься под руку с секс-символом и кожей впитываешь зависть других женщин...
Однажды Вину показалось, что нашел себе подругу. Сидя на интервью для телепрограммы Entertainment Tonight, он не мог отвести глаз от красавицы-репортерши Марии Менунос. Мария, которая в свое время выиграла конкурс красоты «Юная мисс Массачусетс», так осмелела под его неотрывным восторженным взглядом, что задала запретный вопрос:
— А у тебя сейчас есть подружка?
Вин захлопал ресницами, покраснел, его застенчивость показалась Марии очаровательной.
— Я один.
Одиночество актера в тот момент объяснялось поспешным расставанием с британской моделью Люси Кларксон: увлекшись девушкой, которая была одним из прототипов легендарной компьютерной героини Лары Крофт, Вин даже пригласил Люси пожить две недели в его лос-анджелесском доме, чтобы присмотреться и понять, смогут ли они существовать под одной крышей. За эти две недели она едва не свела его с ума рассказами о своих прошлых романах со знаменитостями, например с певцом Джастином Тимберлейком. Вин скоро понял: Люси все равно, кто ее слушает — новый возлюбленный или, скажем, журналисты. Мысль о том, что она так же охотно и подробно будет рассказывать об их отношениях, едва не превратила Вина в импотента. Остаться подольше он ей не предложил.
— Неужели?
— то, что Мария вообще получила ответ на столь личный вопрос, приятно щекотало ее репортерское самолюбие.
— Правда... — Вин как-то виновато повесил голову и тяжело вздохнул. — А у тебя кто-нибудь есть?
Неделю спустя, увидев Марию в толпе журналистов на калифорнийской премьере картины «Три Икса», он просто раскрыл ей объятия. Девушка взвизгнула, перескочила через ограждение на красную дорожку и пала на грудь своего принца. В зале они сидели рядышком, держась за руки, шептались, и Вин не помнил, удалось ли ему увидеть хоть пару кадров из собственного фильма.
Эйфория кончилась, когда Мария поняла, что отношения с Дизелем не помогут ей перейти на другую сторону баррикад, разделяющих репортера и героиню светской хроники.
Вин наотрез отказался помогать возлюбленной с актерской карьерой, молча выслушал стандартный набор упреков и потом долго стоял на улице, прижавшись бритым затылком к щербатой каменной стене — он переживал очередное жестокое разочарование.
Даже сейчас рука Вина на смесителе дернулась. От гнусности этого воспоминания обдал себя ледяной водой. Вот-вот, что-то подобное он тогда и испытал — словно ледяной ожог на разгоряченной коже.
После истории с Марией Вин решил, что с женщинами надо вести себя иначе. На съемках в Европе или Латинской Америке, где никому нет дела до того, как и с кем ты проводишь время, он знакомился с девушками в барах, коротал вместе пару ночей, а потом они разбегались в разные стороны.
Вин был так зол на весь Евин род, что иногда его здорово заносило. В Доминиканской Республике он велел телохранителям вышвырнуть из ночного клуба девушку, которая отказалась составить ему компанию на ночь. И вот уже по Голливуду, не терпящему неопределенности в постельных вопросах, начали расползаться слухи: Вин Дизель так тщательно скрывает свою личную жизнь, потому что на самом деле предпочитает мужчин.
— Ты что такой мрачный? — Палома, уже одетая на выход, подошла чмокнуть его на прощание. — Тебя там, в душе, кто-то обидел?
— Да нет. — Вин снова подхватил на руки дочь. — Дрянь какая-то вспомнилась.
— Какая?
— Моя так называемая личная жизнь до тебя и Хании, — честно ответил Вин.
— Действительно, дрянь, — весело подтвердила Палома. — Я пошла. Ведите себя хорошо и, пожалуйста, на сей раз уложи ее спать по-человечески.
С юной моделью Паломой Хименес он познакомился так же, как с другими — на вечеринке. Но девушка мягко отказала Вину в немедленной близости, предложив вместо этого просто прогуляться. Они бесцельно бродили по спящим улицам Беверли-Хиллз, и Вин сам не заметил, как выложил ей свои горести. Обиду на женщин, которые хотят Вина Дизеля, а не обычного парня Марка Винсента. Рассказал о том, как пытается бороться со слухами о своей гомосексуальности, о нежелании киностудий финансировать его «Ганнибала»...
— Ты хочешь и режиссировать, и играть главную роль?
— уточнила Палома. — И это будет трилогия?
— Не говори это слово вслух... — прошептал Вин. — Я всегда думал, что Ганнибал сделал слишком много для одного фильма. Но мне и под один-то денег не дают, а если продюсеры услышат слово «трилогия», меня вообще линчуют! Подстерегут в темном переулке с бейсбольными битами — и хрясь...
Палома смеялась, а потом слушала рассказы Вина о слонах, на которых он собирается переходить через Альпы, и о мертвом вот уже полторы тысячи лет пуническом языке, который он хочет воскресить и вложить в уста своих героев...
— А почему именно Ганнибал?
Вин задумался, пожал плечами:
— Он был великим человеком, но не идеальным. Если верить историкам, более сложного и неприятного типа нужно еще поискать. Но ведь простые и приятные не становятся завоевателями! Человек, который всем нравится, не способен повести за собой тысячи людей. Он вызывает только раздражение. Тот, кто никогда не знал страха, не имеет права рассуждать о храбрости.
В бездонных глазах Паломы мелькнуло что-то новое, похожее на сочувствие.
— А тебе бывало страшно?
— Бывало, — кивнул Вин.
...В тот день он ехал на мотоцикле мимо места, где только что произошла авария.
Машина слетела с дороги, перевернулась и могла взорваться в любую секунду — из-под капота шел дым. Автомобиль вот-вот взорвется. Вин заглушил мотор, перемахнул через ограждение и… остановился. Он уже разглядел движение внутри перевернутой машины, но понял, что подходить ближе к месту возможного взрыва ему совсем не хочется. После стольких лет бесплодных попыток пробиться в кино ему наконец-то улыбнулась удача: его прочили в новые герои боевиков на смену старичкам — Сильвестру Сталлоне и Брюсу Уиллису…. Глупо погибнуть или покалечиться, спасая совершенно незнакомых людей! Он же не полицейский и не спасатель!
— Ну ты и говнюк! — сказал Вину Дизелю Марк Винсент. — Если тебе страшно, не ищи оправданий, тем более таких поганых.
Лучше думай, что это — всего лишь компьютерная игра.
Скользя на влажной траве косогора, он добрался до машины, лег на землю, обернул локоть плотной курткой и разбил заднее стекло. Но двое перепуганных ребятишек отодвинулись дальше, прижавшись друг к другу. Вину мучительно захотелось заорать на них что было силы.
— Сэр? — Он бросил взгляд на робкие язычки пламени, вырвавшиеся из-под капота, просунул голову внутрь машины, взглянул в испуганные глаза водителя. — Сэр, это ваши дети?
— Мои...
— Скажите, чтобы вылезали. Меня они не послушают.
— Вы — спасатель? — Водитель облизнул губы.
— Может, тебе еще документы показать, тупица?!
— зарычал Вин, вцепившись одному из детей в лацкан курточки и выволакивая наружу. — Беги на дорогу, но не перелезай через ограждение, понял?
Сильная рука потянулась за вторым ребенком. Убедившись, что дети в безопасности, Вин разбил другое стекло и помог выбраться водителю. Локоть сильно саднил. Когда приехала полиция, все четверо сидели на траве и ошалелыми глазами наблюдали за тем, как в кювете у них под ногами догорает автомобиль….
— С тех пор, когда бывает страшно, я так себе и говорю, — закончил Вин. — Все это — только игра. Для моих героев это тоже только игра. Отец, который преподавал актерское мастерство, всегда учил меня двигаться навстречу герою и двигать его к себе, чтобы оказаться в точке, где нам обоим будет спокойно.
Они некоторое время шли молча.
Вин отстранял нависающие над головами ветки, чтобы они не путались в черных волосах Паломы. Ему было неловко из-за того, что он выставил себя перед ней каким-то пошлым героем. Сцена вдруг показалась ему фальшивой, словно в дурном боевике.
— Но вообще-то я довольно трусливый парень, — прервал молчание Вин. — Трюки меня не пугают, я еще мальчишкой катался на скейтборде, прицепившись к заднему бамперу машины. Я боюсь попадать в ситуации, в которых не знаю, как себя вести. Иногда хочется побуянить, устроить скандал, но я понимаю, что не могу себе этого позволить! Ну смотри, допустим, в ресторане мне принесли холодный суп.
Я кидаю его в лицо официанту, а утром все газеты выходят с заголовками: «Вин Дизель не хочет есть холодный суп. Кем он себя вообразил?»
Палома расхохоталась:
— Ну и проблемы у супермена, кто бы мог подумать!
Вин тоже улыбнулся. От взаимной скованности не осталось и следа, он почувствовал исходящее от этой почти незнакомой девушки тепло. И впервые с благодарностью вспомнил совет мамы, которая учила: «Хочешь покорить девушку, рассмеши ее. У тебя хорошо получается быть смешным». В глубине души Вин всегда считал этот совет утешением для неудачников. Разве женщина может серьезно относиться к мужчине, если при взгляде на него сгибается пополам от хохота?
— А вот еще веселая история.
В фильме «Лысый нянька» я снимался с уткой….
— Настоящей уткой? Я думала, утка — спецэффект!
— Если бы, — вздохнул Вин, — Там все было настоящее. И утка, и девятимесячный младенец, и его подгузники. Я из дрессировщиков душу вынул: спрашивал, если утка меня цапнет, не подхвачу ли я каких-нибудь озерных паразитов? Меня уверяли, что это очень благовоспитанная утка — она еще никого не щипала до крови….
Палома, все еще пофыркивая от смеха, уже понимала: прогулка с самоуверенным Вином Дизелем, который совсем недавно предлагал ей себя на одну ночь как бесценное сокровище, превратилась в очень приятный вечер с Марком Винсентом.
И этот Марк — немного нелепый и ужасно трогательный — с каждой минутой нравился ей все больше. Гораздо больше, чем Вин.
— И что случилось?
— Я стал первым, кому эта милая воспитанная утка пустила кровь. Чуть ухо не оторвала. Я вскочил из-за стола, но она даже не подумала отцепиться, так и осталась висеть на моем ухе. У меня с языка рвалось словцо крепче некуда, но я вовремя вспомнил, что кругом дети. Пришлось смолчать.
— Бедняга! — Палома нежно взяла его под руку. — Ну и как твое ухо, в порядке?
— Нормально. — Большая ладонь Вина согрела ее тоненькие пальчики. — Знаешь, между прочим, работать с детьми тоже опасно...
Насмотришься на них — и сразу хочется завести дюжину своих! Мамаша нашего девятимесячного младенца под конец съемок не могла его у меня отобрать. Мне не хотелось с ним расставаться, представляешь? В выходные очень по нему скучал. Мне казалось, нет, я точно знал, что кроха тоже ждет встречи со мной, понимает, что я не Вин Дизель, а просто большой парень, который о нем заботится.
— А ты заботился? И мать тебе позволяла?
— Куда бы она делась, — улыбнулся Вин. — Я научился менять подгузники, кормить его, укачивать. Надо же, чтобы ребенок все время улыбался. Ведь если расплачется, будет самозабвенно выть часа два. Я с ним даже разговаривал — что-то вроде «гу-гу, га-га»... Меня на площадке прозвали «заклинателем младенцев».
«Поразительно, — думала Палома.
— Когда рассказывал, как вытаскивал людей из горящей машины, стеснялся, а про свои успехи с младенцами говорит с гордостью!»
Палома уже тогда поняла, как отчаянно Вин мечтает о детях. А узнав его ближе, захотела исполнить эту мечту. Дизель был рядом во время родов с первой до последней минуты, отпросившись со съемок «Форсажа-4». «На съемках я все приставал к Полу Уолкеру, у которого десятилетняя дочь, с вопросом: надо ли мужчине там присутствовать, — вспоминал Вин. — Он сказал, что многие парни просто не в состоянии вынести родов, некоторые даже падают в обморок. А еще сказал, что, на его взгляд, это самое лучшее, что может случиться с мужчиной в жизни.
Я настроился, что присутствую при чуде, к которому имею некоторое отношение. Врачам я, наверное, здорово мешал, потому что рвался сделать все сам, чуть ли не вытащить собственными руками на свет Ханию. Мне дали перерезать пуповину, чтобы отстал. Может, поэтому мне не нужно было привыкать к дочери — я сразу почувствовал сильную связь с ней, будто сам ее родил».
...Усадив дочь в детский стульчик, Вин заглянул в холодильник:
— Не хотелось бы критиковать твою мамочку, но что может понимать в еде тот, кто все время худеет? Ладно, сейчас мы с тобой что-нибудь придумаем.
Вылинявшая домашняя майка скрылась под фартуком в мелкий голубой цветочек. Поставив размораживаться куриное филе, Вин принялся чистить картошку.
— Я сделал бы тебе пасту, — говорит он дочери, — феттучини Альфредо.
Но до таких блюд ты еще не доросла. Когда дорастешь, уверен, тебе понравится. На свете нет ничего лучше итальянской кухни. Может, потому, что в нас течет итальянская кровь... Наверное.
Насчет того, какая кровь в них течет, он не очень уверен. Отцом актер привык называть отчима-афроамериканца — настоящего родителя они с братом никогда не видели и ничего о нем не знают. Для простоты Вин считает себя наполовину итальянцем, а наполовину неизвестно кем с примесью африканской крови, но Бог его знает, как там на самом деле.
— Не важно, — очнувшись от размышлений, он снова старательно принимается скрести зажатую в руке картофелину.
— В любом случае тебе очень повезло. Когда я рос, у нас, во-первых, не хватало денег на разносолы, а во-вторых, твоя бабушка проповедовала здоровое питание. Представляешь, в доме не было ни газировки, ни сладких хлопьев?
Хания не представляет, но ее веселят папины гримасы. Вин готов слушать ее смех часами.
— Иногда я оставался у приятеля ночевать, только чтобы утром мне дали на завтрак шоколадно-ореховые хлопья.
Вину было лет семь, когда он с другом впервые заглянул в общественный театр на одной из улиц Нью-Йорка. Мальчишкам это место показалось раем — они тайком пробирались в здание и играли с реквизитом, оставляя после себя невообразимый хаос.
— …конечно, однажды нас поймали, — признался Вин дочке. — Мы попались директору по подбору актеров. Я здорово перепугался: думал, вызовет полицию. Но нам дали сценарий детской пьесы и сказали: «Если хотите здесь играть, играйте на сцене». Так я стал актером, малышка.
Потом, много позже, в разгар неудачной борьбы за место под голливудским солнцем, Вин усомнился в том, что эта перемена была к лучшему. Даже попросил мать погадать ему, но получил отказ.
— Она никогда не предсказывала будущее нам с братом. Говорила, что слишком любит нас и не сможет быть объективной.
В то время он работал вышибалой в ночном клубе. Там к нему и прилипло прозвище Вин Дизель — вышибалы не любили называть клиентам свои настоящие имена.
Насилия они тоже не любили, поэтому проводили все свободное время в тренажерных залах, накачивая мускулы, которые с одного взгляда отбивали желание буянить.
— Но иногда, конечно, приходилось применять силу. — Поставив картошку на огонь, Вин принялся бегать по кухне, показывая, как ее приходилось применять, — Я был тем парнем, который всегда останавливал веселье. Если видел, что клиент уже готов — лежит на полу, а кто-то из парней собирается на нем хорошенько попрыгать, так сказать, для профилактики дальнейшего хулиганства, я говорил: «Может, не надо? Ну его к черту, вдруг еще копыта откинет». Не очень благородно, согласен, но обычно срабатывало. Никому не хотелось неприятностей.
Вин проработал в клубе девять лет и гордится тем, что ни разу не купил себе лотерейный билет, как это делали другие, мечтавшие быстро разбогатеть.
— Где-то внутри я твердо знал, что буду зарабатывать миллионы. Мне казалось несправедливым выиграть в лотерею и забрать чьи-то деньги.
Мать, которая не хотела предсказывать сыну будущее, все-таки внесла лепту в его успех, подарив книгу «Как снять кино по цене подержанной машины». Но у Вина не было денег даже на подержанную машину, и он нашел приработок, подрядившись продавать электрические лампочки по телефону.
— Я звонил какому-нибудь Джо из телефонной книги и сообщал ему, что только для него наша фирма готова сделать большую скидку, если он купит определенное количество лампочек.
Он, само собой, начинал торговаться. Тогда я говорил, что не могу решить этот вопрос самостоятельно и сейчас передам трубку своему начальнику.
Под восхищенным взглядом Хании Вин издает поразительно нежный для такой громадины звук переключающегося коммутатора и совсем другим голосом — успешного пожилого джентльмена с тягучим южным акцентом — начинает убеждать невидимого Джо, что таких прекрасных лампочек по такой смешной цене ему больше никто не предложит. Хании фокус с разными голосами не надоедает никогда, она смеется и бьет ладошками по столику.
Продав достаточно лампочек, Вин снял короткометражку «Многоликий» — о собственных метаниях по пробам, где ему постоянно отказывали по причине непонятной этнической принадлежности. Картина попалась на глаза Стивену Спилбергу и привела его в такой восторг, что он велел сценаристам фильма «Спасти рядового Райана» вписать в сценарий роль для какой-то неведомой зверушки по кличке Вин Дизель….
— Пойми, малыш, все, что ты делаешь в жизни, нужно делать творчески...
— Вин несколькими движениями с помощью деревянного пестика превращает сварившуюся картошку в пюре. — Актерская работа — самая интересная на свете, но только не для тех, кто тупо ждет указаний режиссера, не спорит, не вкладывает в роль ничего своего. С таким отношением заборы надо красить, а не в кино играть. Когда я снимался в массовке фильма с Харрисоном Фордом, то однажды набрался смелости, подошел к нему и спросил: «Из каких людей получаются большие кинозвезды?» А он ответил: «Из терпеливых и настойчивых». А еще из тех, кто не боится отстаивать свое мнение, свое видение жизни, даже прослыв при этом засранцем — ох, прости, милая!
— который слишком много о себе воображает. Но это уже мой совет, я обязательно дам его какому-нибудь юнцу, когда он полезет ко мне с глупыми вопросами. Давай-ка я обжарю тебе курочку и будем ужинать….
Когда два с половиной часа спустя Палома неслышно проскользнула в гостиную, отец с дочерью мирно спали в кресле, голова к голове. Пол усыпан игрушками, на мерцающем телеэкране Кларк Гейбл — кумир Вина — объясняется в любви Вивьен Ли. Паломе не нужно проверять музыкальный центр с караоке, когда Вин дома: там может быть только один диск — Эдит Пиаф. Отец с рождения поет Хании одну колыбельную — «Жизнь в розовом свете» — иногда дуэтом с Эдит, иногда соло.
Вин хорошо поет, от его басовитого мурлыканья у Паломы каждый раз сладко сжимается сердце. Она так рада, что в свое время не ослепла от грубого великолепия героя боевиков, разглядела за мышцами и темными очками безнадежного сентиментального романтика!
Вздохнув, Палома тянется, чтобы забрать спящую девочку, но останавливается, вытаскивает мобильный телефон и снимает трогательную картину на память. Все-таки ей в спутники жизни достался самый парадоксальный мужчина на «фабрике грез», разве нет?
Подпишись на наш канал в Telegram