В чистой, наполненной светом больничной палате сидела аккуратная сосредоточенная старушка. Веселые солнечные зайчики прыгали по ее блузке и морщинистым рукам, но старушка их не замечала: она смотрела в себя и совсем ничего там не видела…
С тех пор, как у Дороти Китон Холл выявили начальную стадию болезни Альцгеймера, минуло целых семь лет. Согласно всем имеющимся у современной науки данным, Дороти уже давно полагалось покинуть божий мир, но упрямая, насупленная старушка не сдавалась.
Она перестала разговаривать, но не жить: каждое утро ровно в девять утра больная открывала глаза и ждала, когда принесут молочную кашу. Правда, иногда она не могла вспомнить, в какую руку следует взять ложку, да и что такое ложка, Дороти однажды тоже беспечно позабыла. Но ей вовсе не было страшно, даже, наоборот, смешно. Она, словно захотев пошалить, каким-то неимоверным образом забралась внутрь себя и… не смогла выбраться наружу. Дороти все понимала: и отчаянные взгляды младших девочек, и растерянность сына, вот только не знала, как подать знак, что она здесь, рядом с ними…
На это бог знает какое по счету обследование в медицинский центр ее привезла Дайан, старшая дочка. Пятьдесят лет, а чудит, прямо как в детстве.
Жара несусветная, а она в узкой, стянувшей шею водолазке. Вот уж точно говорят: если в душный калифорнийский полдень на улице вы обнаружите женщину в свитере, то не сомневайтесь: ее зовут Дайан Китон. Да, ее дочка и есть та самая знаменитая актриса. Они с Джеком даже подумать не могли, что их девочка вымахает в такую дылду, которая будет выступать по радио и раздавать интервью. Дайан на равных и с королями, и с президентами, но заметно нервничает, выслушивая заключение врача:
— Это чудо, что ваша мама еще жива, мисс Китон, и так хорошо выглядит. Другие с ее диагнозом… Ах, простите, я снова про диагноз... Улучшение? Боюсь, что нет. Прогнозы? Мне нечем вас обнадежить. Еще курс такрина? Не думаю, что это может стать панацеей… Что там бормочет этот ученый грач?
Дороти напрягает слух, но ровным счетом ничего не слышит. Хорошо хоть не суют под нос эти дурацкие картинки с буквами и числами — врачи их называют тестами, — она ведь все равно промолчит. Схитрит, сделает вид, что ничего не понимает… Санитар вывозит коляску с Дороти на стоянку, где припаркован «Range Rover» Дайан. На глазах ее старшей дочери слезы. Глупенькая, чего плакать? Врачи — они же все шарлатаны. Дороти хочется дотронуться до своей девочки рукой, обнять, приласкать. Но не может… Раньше Дороти Холл, идеальная жена и мать, умела делать все — и шить девочкам наряды, и печь своим мужчинам пироги, — но нынче ничего не может. Как безрукая дура. Просто беда...
Дайан поворачивает ключ зажигания и выезжает с парковки. Семь лет назад вот такой же визит в госпиталь разрезал ее жизнь на две части: ту, в которой Дороти Китон Холл была здорова, общительна, иронична, и эту, которая тянется сейчас…
Был такой же летний солнечный день, и они обратились по поводу странной забывчивости матери: ищет очки — и забывает, что ищет, выходит из магазина — и не может вспомнить дорогу домой. После консультации с врачом Дороти с Робин, младшей сестрой, оторопевшие, онемевшие, долго сидели и машине. Но тогда еще была надежда… На окончательный вердикт врачей ушло несколько лет, и сомнений не осталось: у Дороти Китон Холл болезнь Альцгеймера. Когда-то, в середине семидесятых, Дайан работала волонтером в нью-йоркском доме престарелых и видела старух, страдающих от этого душевного недуга: злые, вспыльчивые фурии, швыряющие на пол тарелки с едой. Они не помнили себя, не узнавали своих близких.
Неужели подобный ужас теперь ждет и маму? Нет, Дайан отказывалась этому верить.
Она приезжала в родительский дом, вытаскивала коляску с Дороти в сад и часами возила ее по гравийным дорожкам. О чем она болтала с матерью, теряющей способность слышать? Ну уж конечно не о кино: оно стало скучным и предсказуемым. Пожалуй, только Гас Ван Сент еще способен удивлять заплывшую жиром американскую публику… Пятидесятилетняя Дайан продолжала сниматься — не так лихо и громко, как в cемидесятые или восьмидесятые, но довольно регулярно и, что называется, с душой: простенькие голливудские комедии вовсе не казались ей вторсырьем. Впрочем, у нее много и других увлечений. Она выпустила несколько альбомов любимых фотографов: негативы великолепного Гарри Каллахана откопала и вовсе в каком-то сарае.
Китон и сама недурно снимает, объездила с камерой всю страну, а ее первый персональный фотоальбом «Резервация» с интерьерами старинных гостиниц Флориды превратился в раритет, за которым охотятся коллекционеры. Страсть к фотографии у нее от Дороти: в сорок лет мама купила свой первый увесистый «Canon» и оборудовала в их доме в пригороде Лос-Анджелеса темную комнату для проявки пленок.
Постепенно все дела, съемки и даже обожаемая фотография отошли для Дайан на второй план. Главным делом ее скрытой от посторонних глаз жизни стали вот эти встречи с Дороти, уплывающей во мрак и холод. Она рассказывала ей вещи, о которых дочери обычно не говорят с матерями. Дороти сосредоточенно внимала, иногда даже кивала в ответ.
Правда, врачи утверждают, что эта реакция ничего не значит: патологические изменения в коре головного мозга при болезни Альцгеймера приводят к потере памяти и нарушению двигательных функций. Увы, эти процессы необратимы, и люди обречены на постепенное угасание ума. Слова врачей падали как камни с неба, страшные слова, лишающие всякой надежды… И многие ее теряли. Но только не Дайан. В то время, когда Робин уходила плакать на кухню, она, закатав рукава пиджака, хватала коляску с онемевшей Дороти и энергично тащила в сад. Кочки, ухабы — на пути ее ждало множество препятствий, но она, словно упрямый осел, толкала коляску вперед. И, странное дело, по мере того как мать все больше теряла ощущение времени и пространства, к ее старшей дочери возвращались чувства и эмоции, казалось бы, давно забытых, утонувших в недрах памяти дней…
Дайан Холл сбежала из дома в девятнадцать лет.
Это был весьма рискованный шаг для девочки, обожавшей вырезать цветные картинки из глянцевых журналов. Дороти выписывала их пачками — о моде, саде и огороде, об искусстве икебаны, японской чайной церемонии и еще бог знает о каких вещах, совершенно неуместных в Нью-Йорке образца 1965 года. Восторженная, неискушенная Дайан искренне полагала, что знает мир вот по этим восхитительным зарисовкам некой идеальной, воображаемой жизни. А возможно, она просто хотела удрать от мамы и папы, которые ее слишком опекали. В доме Холлов было регламентировано все: место для мусорной корзины, время ужина и отхода ко сну, даже сны, которые могли сниться детям: сладенькие, приличные, прилизанные.
Но Дайан тревожили совсем другие сновидения: она актриса, блистает на сцене. А еще она, конечно, там целовалась с мальчиками: в реальности сверстники, само собой, старательно обходили ее стороной.
На Бродвее Дайан Китон — она взяла себе в качестве артистического псевдонима девичью фамилию Дороти — прославилась задолго до начала ее странного, совершенно непонятного для большинства представителей театральной богемы романа с Вуди Алленом. Стыдливая нимфетка шокировала продюсеров мюзикла «Волосы» категорическим отказом раздеваться на сцене. В конце первого акта раздевались все, даже куда более известные актрисы, и только худенькая бледная девочка, дублировавшая Линн Келлогг во втором составе, уперлась рогом. Ей посулили даже премию в пятьдесят долларов, но Дайан гордо сказала «нет», рискуя вовсе остаться без роли, но, к счастью, не осталась: Линн в срочном порядке уехала из города, а ее партию знала только Китон.
Вот она и пела ее в одежде…
Аллен Стюарт Кёнигсберг, для удобства взявший себе псевдоним Вуди Аллен, тоже всегда следовал своим жизненным принципам. Из-за них он вылетел с факультета киноискусства Нью-Йоркского университета: у него был свой, особенный взгляд на то, как нужно снимать и что. К моменту знакомства с Дайан Вуди снял один-единственный фильм и, конечно, совершенно невероятным образом: выкупил у американских продюсеров готовый японский фильм о приключениях супершпиона и полностью его перемонтировал, приправив идиотскими диалогами собственного сочинения о похождениях некоего Фила Московица.
В личной жизни у Аллена тоже творился полный кавардак: он был последовательно брошен двумя женами —пианисткой Харлин Розен и артисткой-сумасбродкой Луизой Лассер. Кроме того, Вуди пребывал в интенсивном творческом поиске: ему требовалась актриса на главную роль в пьесе «Сыграй это снова, Сэм», которую он готовил к постановке на Бродвее. В один из осенних дождливых дней на встречу с режиссером пришла молодая актриса Дайан Китон.
...Свое пальто она наотрез отказалась оставить в гардеробе. Почему, и сама не знала… Нервничала. Думала, что из этой затеи с новой ролью ничего путного не выйдет. Каково же было удивление Дайан, когда она обнаружила, что человек, устроивший прослушивание, нервничает еще больше! Вуди собирался играть в этой пьесе сам и отчаянно запаниковал, когда вдруг понял, что актриса ему очень нравится, но, кажется, намного выше его ростом…
Он выбежал на сцену, чтобы прикинуть, как они будут смотреться рядом, и оба несколько минут оторопело глядели друг на друга. Но очевидное превосходство роста Дайан — а она была выше на целых пять сантиметров — вовсе не отпугнуло Аллена. Он рассмеялся каким-то звонким, ребячливым смехом и пригласил ее поужинать. От нервного потрясения и страшной духоты — пальто все-таки надо было оставить в гардеробе — Дайан моментально согласилась.
Тот вечер в ресторане запомнился ей тем, что она не проронила ни слова, а только хохотала как умалишенная… Вуди галантно проводил барышню до дома. Он был тоже приятно взволнован: у мисс Китон прекрасное чувство юмора.
И чувство такта: далеко не все из его молоденьких знакомых так искренне хохочут над его не всегда удачными репризами. Скромность, помимо принципов, тоже была свойственна Вуди…
1975 год. Нижний Ист-Энд, Манхэттен. Небольшая квартирка, заваленная книгами и пластинками. На столе кипа черно-белых фотографий Вуди, сделанных Дайан, и фотографий Дайан, сделанных Вуди. Есть даже пюпитр для нот: иногда Аллен приносит с собой кларнет и играет. В гостях у Китон — Гай Флэтли, ушлый репортер, который пишет для «Los Angeles Times», и у него очередное задание — покопаться в личной жизни режиссера и его любимой актрисы. В Нью-Йорке не найти более странной и эксцентричной пары: невротичный интеллектуал, придумщик и зубоскал, весьма далекий от стандартов классической мужской красоты, и его муза, красивая молодая женщина, которая делает все возможное, чтобы казаться некрасивой.
Например, носит это серое мешковатое старушечье платье и пластиковые сандалии долларов за пять, не дороже — натренированный глаз Флэтли редко ошибается в таких мелочах. Кроме того, она утверждает, что не видела ни одного из их совместных фильмов. Как же так, — удивляется репортер, — ни «Спящего», ни «Любовь и смерть»? Ведь все вокруг только о них и говорят: в консерватории, музее, бродвейских театрах и артистических кафе… Молодые, иронично мыслящие американцы нашли в комедианте Вуди Аллене своего кумира.
— Но вы хотя бы собираетесь пожениться? — интересуется Флэтли.
— О нет! Как такая глупость могла прийти вам в голову?..
Дайан возмущена бестактностью и очевидной нелепостью вопроса. За шесть лет отношений они не приблизились даже к самой идее брака… Они друзья. Лучшие. Ведь это, кажется, еще Платон заметил, что идеальный вариант супружеской любви — это любовь, основанная на дружбе. Флэтли ничего не слышал о Платоне, но он заносит и эту мысль чудаковатой мисс Китон в свой пухлый блокнот. На вечер Дайан приглашает журналиста в кабаре «Reno Sweeney’s». Довольно элегантное, но при этом совершенно лишенное всякого пафоса место. Кстати, Льюис Фридман потратил два месяца на то, чтобы уговорить ее выступить здесь с небольшой сольной программой. Дайан согласилась, но лишь потому, что мечтает записать альбом собственных песен. И вот гаснет свет, и на сцене появляется хрупкая женщина в мужской одежде: на ней синие бархатные штаны, полосатая жилетка и галстук.
Странность ее внешнего облика с лихвой окупает голос — неожиданно высокий и чистый. Последние аккорды тонут в шквале аплодисментов, кто-то из публики несет певице цветы, но она смущенно, неловко, едва не падая, скрывается за сценой.
Спустя год этот сценический образ Дайан Китон Вуди Аллен полностью перенесет в фильм «Энни Холл». Даже имя главной героини будет позаимствовано у Дайан: Энни — ее семейное прозвище, а Холл — настоящая фамилия актрисы. Раньше в сценариях Аллена женские образы выходили какими-то плоскими, безжизненными, но как только на его горизонте появилась Дайан, все встало на свои места. И вообще, она с ее детской непосредственностью, громким смехом и абсолютной неприспособленностью к бытовой стороне жизни как-то легко и ненавязчиво сосуществует рядом с ним.
Вдвоем им здорово и болтаться по барахолкам, и ездить в метро, и работать по двенадцать часов в день. На съемочной площадке Вуди просто берет свою музу за руку и говорит:
— Вот здесь мы с тобой стоим, потом идем, а на этой точке останавливаемся.
И у Дайан все получается. С первого дубля. Ну, в крайнем случае, со второго...
С фильмом «Энни Холл» они попали в самое яблочко. Получили несколько «Оскаров», в том числе и персональный для Дайан за лучшую женскую роль. Невероятно, но она обошла Джейн Фонду… В 1977 году, в сентябре, вышел тот легендарный номер журнала «Time» с ее фотографией на обложке, сделанной Дугласом Киркландом. В статье, посвященной Китон, актрису назвали «прекраснейшей из всех, кто работает в современном американском кино…»
Парадоксально, но тогда ей казалось, что это все благодаря Вуди. Своим успехом она обязана только ему. Не зайди она в тот театр на Бродвее, не было бы ни «Оскара», ни обложек, ни интервью. Глупая закомплексованная девочка! Китон вполне могла состояться и без Аллена. К ее первой роли в фильме «Любовники и другие незнакомцы» он не имел никакого отношения. Затем этот довольно приличный, между прочим, фильм увидел Фрэнсис Форд Коппола и пригласил дебютантку, которая поразила его оригинальностью и какой-то немодной неискушенностью, в свой новый проект — гангстерскую сагу «Крестный отец». Китон отказывалась: то ли от страха, то ли оттого что роль Кей Адамс не показалась ей достаточно серьезной, но Коппола был не из тех режиссеров, что легко сдаются.
В 1972-м, задолго до триумфа «Энни Холл», именно «Крестный отец» вознес Китон на вершину актерского успеха — это был самый кассовый фильм года, получивший «Оскара», — но Дайан упорно продолжала думать, что не сможет жить и работать без Вуди. Сама возможность потери лучшего друга, которому можно позвонить в любое время дня и ночи и он примчится с банкой апельсинового джема, чтобы подсластить ее бессонницу и прогнать тоску, казалась невозможной, непереносимой… Но Китон все-таки пришлось ее пережить.
В самом конце семидесятых у Вуди появилась новая муза — обворожительная, стриженная под мальчика Миа Фэрроу, и все последующие двенадцать лет он будет снимать в кино только ее. Исключение для Китон Аллен сделает в 1986 году — в «Днях радио», ну и, конечно, в 1992-м, когда разразится тот страшный скандал.
Ничего не ведающая Миа вдруг обнаружит, что у Вуди роман с ее приемной дочерью Сун-И Превин. Судьба фильма «Загадочное убийство в Манхэттене» повиснет на волоске, и Дайан Китон, как карета «скорой помощи», на всех парах примчится в Нью-Йорк, чтобы спасти проект.
— О, дорогая! — верещала в телефонную трубку ее приятельница актриса Кэрол Кейн. — Мы все держим за вас кулачки. Вы с Вуди всегда были изумительной парой, и теперь вам самое время снова сойтись…
А ведь эта самая Кейн в начале семидесятых возмущенно пеняла Дайан, что она тратит свои лучшие годы на бесперспективного, малопривлекательного мужчину!
— Перестань, Кэрол, — устало отмахнулась Дайан. — Мы уже слишком стары, чтобы быть влюбленными…
Следовало бы добавить — влюбленными друг в друга… Ведь Вуди, по всей видимости, действительно любил свою молоденькую Сун-И. Но Дайан не пытала друга, которого и спустя столько лет считала лучшим. Бедный, он так растерян, помят… Со всеми держится холодно, почти надменно, и только у нее в трейлере становится собой — тем смешливым, импульсивным Вуди, которого она обожала, боготворила и, чего там скрывать, как и раньше, могла слушать и записывать на ленту своей памяти часами. На площадке он тоже был прежним: мягким, деликатным режиссером, который импровизировал, переписывая целые куски сценария и объясняя мизансцены на пальцах. На мгновение Дайан вдруг и впрямь показалось, что машина времени перенесла обоих назад.
Вот сейчас она сотрет грим, и они побегут на метро… Но Вуди давно не ездил в подземке, впрочем, как и она. Нет, им больше не сойти на одной станции, никак не сойти…
…Коляска с Дороти забуксовала у платана. Чтобы сдвинуть ее с места, надо немного отдышаться. Дайан шарит рукой в карманах, достает сигареты, с наслаждением закуривает. Сейчас в Голливуде все говорят о новой книге журналиста Питера Бискинда «Звезда. Как Уоррен Битти соблазнил Америку». Может, и к лучшему, что Дороти не прочтет из нее ни строчки. Там сплошная срамота… Бискинд пишет об Уоррене Битти: он утверждает, что у любвеобильного актера было больше двенадцати тысяч женщин. Какое Дороти дело до этого грязного скандала? Добропорядочная домохозяйка из пригорода Лос-Анджелеса никогда не была знакома с голливудским донжуаном.
Да, но с ним весьма близко знакома ее старшая дочь… И в связи с этим имя Дайан Китон нынче полощут все, кому не лень. Плейбой, коварный ловелас, змей-искуситель — какими только эпитетами в свое время не награждали Битти. Он был в самом деле чертовски хорош, чтобы следовать моногамии. Впрочем, это других Битти соблазнял, искушал, сводил с ума. Дайан стала для него надежным другом. Ну да, иногда они еще были близки, но основная миссия мисс Китон сводилась к его неустанной поддержке и опеке. Их связь длилась несколько лет: ровно столько, сколько Битти потребовалось для того, чтобы найти деньги, снять, озвучить и выпустить в прокат фильм «Красные». Дайан получила приглашение сыграть главную женскую роль в этой наделавшей небывалого шума картине.
Битти назначил встречу в ресторане.
Три часа он говорил без умолку о своем герое — легендарном Джоне Риде, американском журналисте, которому посчастливилось стать свидетелем красной революции 1917 года. Дайан даже не притронулась к еде: не могла оторвать глаз от вдохновенного красавца. Что ж, слушать — это у нее всегда хорошо получалось. Но благодаря Битти она поняла, что умеет делать и многое другое: вести его график встреч и переговоров, отвечать на звонки, утрясать размолвки, сглаживать трения и обходить острые углы.
На съемочной площадке она единственная знала весь сценарий «Красных» наизусть, даже вместо ассистента подавала реплики Джеку Николсону. Ассистенты исчезали, не успев появиться в дверях.
Ни один не мог выдержать дьявольского характера Битти. Он орал на всех подряд, швырял телефонные трубки, рвал письма, которые ему слали из «Paramоunt Pictures»: студия согласилась финансировать проект мистера Битти, а теперь грозила подать на него в суд — Битти спятил на почве своего «красного» проекта! Съемки в Мексике, Швейцарии, России… Смета росла, как небоскреб, а Битти все требовал и требовал новых вложений. Кроме того, он сам играл главную роль, сам писал сценарий, сам выступал в качестве режиссера, а все это не под силу одному человеку, пусть даже и такому одержимому, как Битти. Вот Дайан и пыталась ему помочь всем, чем могла.
Когда фильм все-таки вышел на экраны, газета «New York Times» оценила детище Битти как экстраординарное. Его игру критики называли прекрасной, а игру Дайан — и вовсе превосходной.
Кто-то из журналистов даже выразил надежду на продолжение сотрудничества двух столь выдающихся актеров…
Но о продолжении не могло быть и речи. Работа и жизнь с Битти настолько вымотали Дайан, что она даже не знала, кто ей более ненавистен: Уоррен-человек или Уоррен-режиссер. А может, Уоррен-сценарист или продюсер? Куда этому деспоту до Вуди с его мягкой деликатностью… Но судьба все-таки свела Битти и Китон спустя почти двадцать лет в комедии «Город и деревня». Уоррен был счастливо женат на Аннетт Бенинг, но в остальном не сильно изменился: доводил до белого каления коллег и режиссера, требовал переснимать каждую свою сцену десятки раз. Жаль, что все эти адские муки не стоили ни гроша: фильм разнесли в пух и прах. Рецензии напоминали скорее некрологи, а Китон и Битти многие называли «ожившими трупами».
Для Битти, звезда которого в Голливуде уже почти закатилась, отзывы критиков прозвучали как смертный приговор. Китон, напротив, вышла сухой из воды. Но она искренне жалела неисправимого упрямца: вулканический темперамент и сильная харизма вынесли Уоррена на вершину, и эта же взрывоопасная смесь характера и недюжинных амбиций его и уничтожила.
Дайан Китон продолжала работать в кино и в девяностые годы — к большой зависти своих менее удачливых подруг-актрис… На съемках третьей части «Крестного отца» она снова встретилась с Аль Пачино. Они никогда не были особенно близки, но тут, словно закадычные друзья, отправилась в бар пропустить по рюмочке. Обоим было что вспомнить: например, тот первый съемочный день у Копполы в 1971 году.
Снимали сцену вечеринки, и все актеры, занятые в проекте, начиная от самого Брандо и заканчивая последним статистом, напивались взаправду. Все, кроме Китон и Пачино… Они сидели в углу, от волнения прижавшись друг к другу. Вообще тот первый фильм стал для Дайан сплошным непрекращающимся кошмаром. Один грозный вид Брандо доводил двадцатитрехлетнюю Дайан до полуобморока, а когда Марлон, известный несговорчивым нравом, пытался вступить в яростный спор с Копполой, у Китон и вовсе замирало сердце.
В общем, они засиделись в баре почти до самого утра. За окнами светало, когда Пачино вдруг признался Дайан, что переживает тяжелый кризис. То ли весеннее обострение, то ли подкрадывается старость… Что ж, эта фраза послужила для нее сигнальным маячком.
Талантливые мужчины в кризисе — персональная тема Дайан Китон. Внутри у нее что-то щелкает, и она уже тут как тут: сирена, красный крест, чемоданчик с медикаментами. Компрессы, горячее питье, душеспасительные разговоры до утра… Что она больше всего любила в Пачино? Лицо убийцы. Лицо человека, не знающего границ, норм, запретов. Но они, словно два горных хребта, так и не смогли придвинуться друг к другу. Впрочем, параллельно у нее была целая масса неотложных дел: она увлеклась перепродажей домов, но не ради выгоды, а из любви к искусству: реставрировала мебель, красила перила, подбирала обивку для стен. Потом в одном из домов завелись крысы, и Дайан героически боролась с грызунами. Что же касается ее пациента с лицом убийцы… Она не сомневалась, что однажды он поправится — а по иному и быть не могло, ведь у мисс Китон репутация профессиональной музы и сиделки, — и они разойдутся.
Разрыв с Пачино был предусмотрен его природным кодом одиночки… И это не стало бы для Китон особым потрясением, она бы справилась, отошла, завела кого-нибудь — вокруг нее всегда крутилось много кавалеров, — но случилось другое горе — большое, настоящее. В тот год умер отец: Джек Холл буквально сгорел за несколько месяцев. Когда-то Дайан сбежала от отцовской заботы и любви, но теперь, в сорок пять лет, так остро в них нуждалась… Непостоянство и инфантильность любимых мужчин, интрижки Битти на стороне, а они были, но она из трусости предпочитала их не видеть, — все это не шло ни в какое сравнение с невосполнимой потерей близкого человека.
...Дайан старела, и вся ее жизнь, глубокая, широкая, талантливая, свелась к двум вопросам — замужеству и детям. Дайан отшучивалась или отмалчивалась, смотря по обстоятельствам, но мир наседал, и даже все бывшие, абсолютно, по ее мнению, не способные на взросление мужчины, обзавелись если не официальными женами, то хотя бы детьми. А что Китон? Никто никогда не делал ей предложения… В самом деле, разве мужчины женятся на своих лучших друзьях? С ними можно погонять шары в бильярд, выпить, замутить новый фильм или ресторанный бизнес…
Решение Дайан об усыновлении приемных детей не было спонтанным: после смерти отца она и сама часто думала о смерти. И о тех вещах, которые, увы, все-таки оказались для нее недоступными. В 1996 году в доме пятидесятилетней актрисы появилась девочка Декстер, а спустя несколько лет — мальчик Дюк.
Став матерью, вечная чудачка Китон как будто, пусть и запоздало, вписалась в нормальную, человеческую жизнь. В пятьдесят пять она во всеуслышание заявила, что покончила с любовными отношениями. Связь с более молодым партнером? Побойтесь бога! Она встречалась с таким мужчиной, и что из этого вышло? Да ничего хорошего. Им было не о чем говорить, а все остальное, на что он годился, Дайан быстро наскучило. Как ни крути, но все мы зависим от внутренних биологических часов.
А потом у Дайан появился еще один ребенок — собственная мать. И точно так же, как когда-то она заботилась обо всех своих мужчинах, Китон взвалила на себя заботу о матери, теряющей связь с реальным миром. Они словно поменялись местами: раньше Дороти учила Дайан управляться с ножом и вилкой, а теперь все наоборот...
Впрочем, помимо матери актриса опекала еще целую кучу народа: за ней по пятам бродила толпа непризнанных гениев фотографии и архитектуры, которым она устраивала выставки и пробивала заказы. Раз в неделю Дайан исправно приезжала в приют «Holly-grove»: она взяла шефство над двумя девочками-сиротками и наведывалась почитать им сказки. Поначалу сиротки шипели на нее, обзывали ведьмой, но Дайан знала: терпение и юмор помогут ей справиться и с этой, далеко не самой страшной в ее жизни проблемой.
...Жаль, что перед болезнью матери ее упорство оказалось бессильным.
После ее смерти Китон обнаружила на чердаке дневники Дороти. Девятнадцать тетрадей, в которых мать отчаянно пыталась сохранить жизнь своим воспоминаниям.
Дайан разбирала их всю ночь. Дороти писала обо всем: о воспитании детей, шитье платьев, проявке пленок. Как чуть было не ушла от мужа и о том ужасе, когда однажды поняла, что превращается в другого человека…
Сегодня Дайан пишет о матери книгу. Она выйдет в свет в 2012 году, и мисс Китон попросила издательство заранее предупредить всех заинтересованных лиц, что в книге не будет ни слова о некоторых знаменитых мужчинах, с которыми актрису сталкивала судьба. Все поняли? О них — ни единого слова…
Подпишись на наш канал в Telegram