Энтони никогда не видел у него такой улыбки. Растерянной, гордой, счастливой. И глаз, наполненных светом. Никогда отец не смотрел на него так, как смотрит на свою драгоценную Аннушку! Три дня назад ей исполнилось восемнадцать, и сегодня, 29 ноября 2008 года, отец привел дочь на Бал дебютанток в отель «Крийон». Весь Париж уселся у телеэкранов.
Делону выпала честь открыть праздничное действо, а его Аннушку — несколько неуклюжую, но милую и очень красивую девушку, наряженную в роскошное платье — единогласно избрали принцессой бала.
Энтони следил за каждым движением сводной сестрицы и ловил себя на том, что… ненавидит ее. Ненавидит за молодость, ненавидит за безумную любовь, которую дарит ей Ален, ненавидит за то, что эта девчонка легко и сполна получила то, чего был лишен он, — внимания, любви, присутствия отца…
Аннушка сияла от счастья. По правую руку — папа, по левую — Брюс Уиллис со своей дочкой, впереди — объективы кинокамер, устремленные на нее, толпа журналистов со всего мира... Настоящая сказка! Делон что-то нежно ей шепчет, заправляя за ушко выбившийся локон. Он явно гордится чадом и не думает скрывать этого от окружающих. Бал дебютанток — знаковое светское мероприятие, в котором ежегодно принимают участие юные дочери звезд.
Бал представляет их миру, обещает блестящее будущее.
Первые аккорды знаменитой мелодии. Зал затихает. Софиты направляют лучи в центр. Делон выводит Аннушку на середину зала под музыку из «Леопарда» — старого кинохита, где он играл с Клаудией Кардинале. Сегодня ее роль исполнит Аннушка. Вот они красиво и легко закружились в танце, вызывая умиление публики…
Энтони нажал кнопку пульта и погасил экран плазменной панели. Комната погрузилась во мрак и тишину, лишь из распахнутых настежь окон доносились звуки запоздалых авто. В осеннюю ночь на парижских улицах сыро и неуютно. Жена и дочки спят в соседних комнатах, а он зачем-то сидит здесь один, посыпая солью свои раны.
Ему неожиданно захотелось плакать. Странно. С детства он дал себе зарок: никогда не плакать, что бы ни случилось, ведь «мужчины не плачут» — таков был девиз, которому Энтони долгие годы исправно следовал, прослыв холодным, бессердечным гордецом и бог весть каким негодяем. Почему же сейчас, в свои сорок четыре, он, счастливый муж и заботливый отец, вдруг дал слабину? Почему дрогнул, надломился? Неужели опять готов обвинить во всем отца? Неужели одной лишь улыбки, обращенной не к нему, одного лишь нежного взгляда, устремленного не в его сторону, оказалось достаточно, чтобы пробить броню защитного панциря, который он наращивал долгие годы?
Отец, повинный во всех его несчастьях, воспитавший в нем чудовище, теперь беззаботно смеется и танцует на знаменитом балу.
И Аннушка смеется, в ее глазах столько светлых надежд! Какая несправедливость…
Слезы сами текут из глаз. Стыдно? Нисколько! Никто не увидит, никто не узнает, он может дать волю своим чувствам и наплакаться. За все те бесконечные годы, пока Энтони не разрешал себе этого делать, за все сто лет своего одиночества…
Сентябрь 1981 года. Частный парижский колледж. Он сидит за третьей партой и пускает своим браслетом солнечного зайчика. Нуднейший бубнеж преподавателя навевает нестерпимую скуку. В открытую форточку залетают веселые мушки, задиристо кружат над классом, а потом, пытаясь вырваться обратно, отчаянно бьются о стекло. Как же он похож на них!
Сидеть больше нет никаких сил.
— Мадам, можно мне в туалет? — спрашивает Энтони.
Получив разрешение, он встает, уходит, но в коридоре строгого учебного заведения сталкивается с директором.
— Делон, что это вы разгуливаете во время занятий?
— Простите, месье, я всего лишь направлялся в туалет — у меня скрутило живот.
Едва бдительный надсмотрщик исчезает в кабинете, Энтони прибавляет шагу. Вот он уже у лестницы, перепрыгивает через ступеньки, съезжает по перилам, бегом несется через огромный зал, мимо гардеробной и задремавшего старого охранника месье Жозефа Дюре на улицу. А там — солнце, голубое небо и воздух, напоенный сладким ароматом сахарной ваты, эспрессо и выпечки.
Свобода! Он никогда не вернется обратно, как бы ни упрашивала мать!
Мальчик зашагал по городу, глазея по сторонам, засунув руки в карманы штанов, улыбаясь симпатичным велосипедисткам. Нашарив в кармане мелочь, он побаловал себя еще рожком мороженого. Сколько Энтони бродил вот так, упиваясь счастьем и волей, — час, два, три? Вскоре у него по-настоящему скрутило живот от голода, пора было возвращаться домой и соответственно докладывать матери Натали о своем побеге. Впрочем, он был уверен — она воспримет новость спокойно. Актриса Натали Делон активно снималась, постоянно была в разъездах. С Аленом она давно развелась и с тех пор, меняя мужчин, безуспешно пыталась наладить свою личную жизнь. Проблемы сына, на которых не было времени сосредоточиться, ее скорее раздражали, чем волновали.
Тем не менее она заставляла себя выслушивать его жалобы, а потом, деланно строго нахмурив брови, отсылала решать их то к няньке Лулу, бывшей Энтони второй матерью, то, на худой конец, к отцу. В конце концов, это и его сын тоже…
Энтони застал ее в гостиной. Мама сидела на диване и красила ногти на ногах.
— Я больше не хочу учиться и ходить в школу. Надоело.
— Да? А чем будешь заниматься?
— Работать.
— Хм. И где?
— Пока не решил.
Натали пожала плечами:
— Решай это со своим отцом. Иди к нему сам.
Тем же вечером мать улетела на съемки в Лондон. Наутро, обманув Лулу, Энтони сделал вид, что идет в школу, а сам отправился блуждать по Парижу. Он боялся идти с докладом к отцу и всячески оттягивал это неприятное дело. Что бы он ни сказал ему, ответ известен заранее: «Ты просто с жиру бесишься. Чего тебе не хватает? Вот я в твоем возрасте…» Да, да, да — работал помощником у мясника, сражался в Индокитае, был официантом… (ответ варьировался в зависимости от обстановки и настроения). Отцу до проблем Энтони по большому счету не было никакого дела, он воспринимал его каким-то чужим, невнятным, вечно болтающимся под ногами человечком.
У него своя жизнь, съемки, дорогие шлюхи, алкогольный и табачный бизнес, рекламные кампании по всему миру. Он ушел от матери, когда Энтони исполнилось четыре, и их давно уже ничего не связывает. Они никогда не ходили по воскресеньям на футбольные матчи, да и просто пошататься по Зоологическому саду, как это делали приятели Энтони со своими отцами. С малых лет мальчик привык к жесткой ситуации: ты один, выбирайся как хочешь.
Делон-старший не принимал никакого участия в его судьбе, но присутствовал в жизни Энтони в качестве «пугала» и «последней инстанции». На встречи и разговоры по душам у него не находилось времени, а вот на ругань или короткие нотации строгим тоном Делон-старший был готов всегда.
В конце третьего дня Энтони все же набрался храбрости и заставил себя отправиться на разговор к отцу, проживавшему в роскошных двухэтажных апартаментах с зимним садом на набережной Кеннеди. Дверь открыла прислуга, ему позволили пройти внутрь. Сколько они не виделись? Пару месяцев? Ален встретил его равнодушно и холодно. Было ясно — он чрезвычайно занят, говорить следует в темпе.
— Ты хотел мне о чем-то сообщить? Слушаю.
— Папа, я решил бросить школу.
— Что вдруг?
— Хочу стать фотографом.
— Это не профессия.
В глубине души мальчик лелеял дерзкую надежду — а вдруг отец улыбнется, ткнет его кулаком в плечо и скажет: «Давай-ка переезжай ко мне, а по ходу дела будем разбираться». Но… ничего такого не произошло. Губы Делона-старшего скривились в какой-то брезгливой полуухмылке. Было и без слов понятно, что глупости мальчика сейчас ему совершенно некстати. Сколько раз Энтони спрашивал себя: почему? Почему отец гнал его прочь, почему отстранялся? Ну, не получилась любовь с Натали, но он-то тут при чем? Жить с осознанием того, что ты ненужный, неудобный и нелюбимый ребенок — редкая мука. Она унижает, пригибает к земле, делает тебя злым и беспомощным.
— Так. Ты завтра же возвращаешься в школу. А если ослушаешься, отправлю тебя в интернат, нет, в колонию строгого режима. В Польшу. Или Югославию.
Энтони испугался.
Он всегда боялся отца — когда тот неожиданно и стремительно входил в комнату, резко отвечал ему по телефону, боялся, когда видел его в кино — в бесконечно похожих ролях бессердечных задиристых полицейских, боялся его приговоров. Вот и сейчас он испытал неподдельный ужас. Колония в социалистической республике — что может быть хуже? В том, что отец легко осуществит свою угрозу, у него не было ни малейшего сомнения.
Выйдя на улицу, Энтони сделал несколько шагов и остановился. Родители не оставляли ему никакого выбора — отцу на все наплевать, мать в Лондоне, а он, как всегда, сам по себе. И он решил убежать. Взять самое необходимое и убежать — куда глаза глядят.
После целого дня блужданий с наступлением сумерек он оказался в каком-то мрачном пригородном квартале, в съемном номере дешевого отеля. Управляющий, громко кашлявший китаец, потребовал деньги за комнату на неделю вперед: «Такие, как ты, либо сбегают, не уплатив, либо окочуриваются в ванной от передоза — все вы на одно лицо!»
Но Энтони не сделал ни того, ни другого. Через пять дней, не выдержав, он позвонил няне Лулу и узнал, что «мать в панике, а отец обратился в полицию».
Отсиживаться на окраине дальше было бессмысленно. Вскоре его найдут, и тогда, как и обещал отец, отправят в колонию. Своим побегом он никому ничего не докажет. За время отсидки в отеле Энтони вспомнил всю свою жизнь — например, как однажды вдруг узнал, что у него существует родной брат Кристиан, старше Энтони всего на два года.
Узнал случайно, когда заехал навестить бабушку Эдит, мать отца, которую давно не видел. Как оказалось, они с этим мальчиком очень похожи. Кристиана воспитывала бабушка. От него тоже все отказались — и мать, немецкая певица Нико, и отец, Ален Делон. Это был молчаливый тихий ребенок, как две капли воды похожий на Делона-старшего — те же меланхоличные глаза, те же тонкие губы.
Мальчишки быстро нашли общий язык, и Энтони на мгновение показалось, что отныне его жизнь будет иной и он уже никогда не испытает столь отчаянного одиночества. Как-то раз после ужина, когда бабушка мыла посуду, а ребята устроились в гостиной перед механической железной дорогой, в дверь позвонили.
Это без предупреждения приехал отец. Энтони никогда прежде не видел его в такой ярости. Приказав ему собрать вещи, немедленно спуститься вниз и ждать его в машине, Делон рявкнул:
— Энтони, кто тебя просил во все это ввязываться? Бабушка играет тут в хозяйку сиротского приюта, а ты ей подпеваешь! Как отвратительно, мерзко! — орал он, сотрясая стены.
Кристиан сидел, испуганно вжав голову в плечи.
— А ты, молодой человек, имей в виду, — снизив тон, обратился к нему Ален — Я никогда не считал тебя своим сыном. И не буду считать. У тебя не мое лицо и не моя кровь, ты мне никто, запомни!
Прозвучало очень жестоко.
Ковыряясь в прихожей, Энтони слышал, как на кухне всхлипывала бабушка, как захныкал Кристиан.
В эти мгновения он ненавидел отца изо всех сил.
«Гад…» — тихонько прошептал он себе под нос.
Больше он никогда не видел Кристиана, хотя знал, что бабушка, несмотря ни на что, все же решилась его усыновить, дала ему образование, парень вырос и стал фотографом. Дьявол тонко подшутил над Аленом, сделав этого «случайного» ребенка его точной копией! Энтони и по сей день не понимает, по какой причине отец вычеркнул внебрачного сына из своей жизни…
Энтони вспоминал о том, как мать отправила его, десятилетнего мальчугана, в интернат Ивлин и никогда не навещала. Сколько ночей, полных отчаяния, он провел, съежившись на казенной койке, запрещая себе плакать и жаловаться на судьбу.
Вскоре за драки и плохое поведение Энтони перевели в школьный пансионат в долине Шеврез, затем в другой, под Парижем, откуда мальчик однажды сбежал. Пробираясь сквозь колючую проволоку ограды, он сильно поцарапался. Целый день добирался пешком до города, а едва доковыляв до конечной станции метро «Порт-д’Орлеан», жадно выпил несколько литров воды из грязного рукомойника в общественном туалете. Дома он оказался далеко за полночь, покрытый запекшимися кровавыми ссадинами, и заявил матери, что в интернат больше не вернется.
В ту ночь он почувствовал, что разучился плакать. Лежал в постели и тупо смотрел в потолок в ожидании облегчающих слез. Но они все не приходили.
А еще Энтони припомнил, как однажды разревелся, когда мать привела его, десятилетнего, на свидание к отцу, а тот устроил им сцену: «Надо было заранее позвонить, уточнить время визита! Ну и что, что договаривались, у меня изменились планы! Мне некогда с вами общаться. Уходите!»
Мать тащила воющего Энтони к выходу, а отец, удивленный такой бурной реакцией, на прощание сменил гнев на милость и удостоил сына короткой нотации: «Запомни, мой мальчик, мужчины никогда не плачут. Умей держать свои эмоции под контролем».
Что ж, сейчас отец может быть им доволен, урок усвоен.
...Энтони понимал, что находится в западне. Ищейки, нанятые отцом, найдут его даже в аду и вернут обратно. Идти было некуда, но и обратного пути не было.
И Энтони решил пуститься в скитания, нигде не задерживаясь надолго, заметая и путая следы.
Вначале он попал в Лондон, затем предпринял опасную поездку в Нигерию, откуда чудом успел сбежать накануне военного переворота, потом вернулся в Париж. В родном городе Энтони жил с повидавшей виды проституткой в ее пошлой квартирке в 16-м округе — среди розовых плюшевых подушек, аквариумов и вазочек, наполненных карамельками. Огненно-рыжая Марион была ему и за любовницу, и за мать, и за прислугу. Она варила ему супчики и ублажала, не требуя за ласки денег, а Энтони тем временем вовсю отрывался. Ему нравилось рассекать темноту на мотоцикле «Кавасаки», выжимая 200 километров в час, проводить ночи в клубах, драться, завязывать никчемные любовные интрижки.
Однажды он купил себе пистолет «Мас 50», которым обожал пугать ребят в шумных пьяных компаниях.
Энтони чувствовал себя хозяином положения — иногда звонил домой и сообщал матери, что у него все в порядке. Ему казалось, что свобода, к которой он все время стремился, наконец-то достигнута. Но неожиданно все пошло кувырком...
Случилось это 29 января 1983 года. Энтони с приятелем Марком решили ограбить одного общего знакомого. Отправляясь на дело, Энтони украл машину и спрятал пистолет под сиденье. Но далеко уехать горе-разбойникам и не удалось. Хозяин «БМВ» оперативно сообщил в полицию о пропаже автомобиля, и мальчишек очень скоро тормознул дорожный патруль. При обыске в машине был найден пистолет.
— Чье оружие?
— спросил полицейский.
—Не знаю, оно уже было в машине, — быстро отозвался Энтони.
Но неопытный Марк на первом же допросе раскололся, заявив, что раньше уже видел пистолет в руках Энтони и это могут подтвердить парни из их компании. По слухам, он купил его за бесценок в каком-то баре на площади Пигаль.
Далее события развивались стремительно. Через 48 часов Энтони уже стоял перед судьей Гурдоном во Дворце правосудия и выслушивал обвинение: кража машины, отсутствие водительских прав, ношение незарегистрированного оружия. Против него возбуждено уголовное дело, начато расследование, на время которого Энтони отправят в камеру предварительного заключения тюрьмы Буа-д’Арси.
Но самое удивительное случилось позже — баллистики изучили пистолет и, хотя серийный номер удален, смогли установить, что оружие фигурировало ранее в деле легендарного вора Бруно Сулака. Оказывается, эту самую пушку Сулак вырвал при побеге у охранника! Так имя Делона неожиданно оказалось на страницах всех газет рядом с именем беглого преступника. Разразился громкий скандал.
Неожиданный поворот событий спас Энтони жизнь — в застенках тюрьмы он мгновенно стал неприкасаемым, и самый последний из головорезов готов был встать на его защиту: еще бы — ведь этот паренек водит дружбу с самим Сулаком!
Так, избежав тюремного заключения в далекой Польше, Энтони тем не менее все же попал за решетку.
Как и обещал отец…
Сокамерником Энтони оказался тип, убивший жену и пытавшийся застрелиться сам. Но пуля, пробив голову, чудесным образом не причинила ему вреда. Ночами горе-самоубийца рыдал и рыскал по камере в поисках подходящего острого предмета, чтобы вновь попытаться свести счеты с жизнью. Энтони, наблюдая за его стенаниями, размышлял о своей судьбе. Странно, но в застенках его преследовала навязчивая идея: а вдруг отец прилетит за ним на вертолете и вызволит из тюрьмы — так, как сделал бы один из его крутых героев, которых Ален Делон так часто изображал на экране…
...Энтони восемнадцать, образования нет, планов на будущее тоже, к биографии уже навсегда приклеился этот уголовный эпизод.
Что делать дальше? Как жить? Ради чего? Он чувствовал себя человеком, чье появление на свет, вся жизнь и каждый поступок были одной большой ошибкой. Энтони совсем не хотелось жить… как и соседу по нарам.
Через три недели в камере появился важный тюремный чиновник и сообщил Энтони, что влиятельный парижский адвокат месье Киджман приложил максимум усилий для освобождения «сына своего клиента». Он должен быстро собрать вещи и проследовать на выход.
То, что ждало Энтони внизу, действительно напомнило ему кадры из классического французского боевика с Аленом Делоном в главной роли. Отец в плаще цвета хаки и черных очках, с сигаретой в уголке рта поджидал его, облокотившись на капот блестящей «Lancia».
Не хватало разве что лирической музыкальной темы и Жана Габена в салоне авто с чемоданчиком, набитым купюрами.
Отец кивком приказал забираться внутрь, сам сел за руль, и в полной тишине они покатили прочь. За время пути не было произнесено ни слова. Остановив машину у подъезда Натали, Делон жестом выпроводил сына и уехал. В те мгновения юноше захотелось никогда больше не видеть этого человека, забыть его имя, голос.
Но… по жестокой иронии судьбы, чем бы он впоследствии ни занимался, отец непременно вмешивался в любое его начинание. И явно не с желанием помочь.
Попытавшись основать фирму по созданию кожаной одежды, девятнадцатилетний Энтони быстро преуспел и стал самым молодым кутюрье Франции.
Его фасонистые смокинги из телячьей кожи и сексуальные замшевые женские курточки до поры до времени имели сумасшедший покупательский спрос, но… юристы из окружения Делона-старшего усмотрели в инициалах популярного бренда «А. Делон диффюзьон» явное нарушение авторских прав и затеяли судебный процесс. У фирмы Энтони начались перебои в поставках, трудности с финансированием, налоговые проверки, а как-то раз в одного из соучредителей даже стреляли. Предприятие терпело серьезные убытки и вскоре было вынуждено закрыться. Энтони понадобилось тринадцать лет, чтобы расплатиться по долгам…
Не сложилась и карьера в кино — одно время его активно приглашали сниматься, но критики, точно сговорившись, топтали дебютанта, называя пустым красавчиком, натурщиком и жалкой копией великого отца.
С женщинами дела обстояли еще хуже: в любви юноша был невезучим и несчастным — к нему тянуло явно не тех девчонок.
Крутя любовь с принцессой Монако Стефанией, Энтони навлек на себя гнев всего ее окружения — администрация дворца категорически не хотела видеть подле столь знатной особы ухажера с такой репутацией. Князь Ренье объявил приятеля дочери персоной нон грата и заявил: господин Делон не должен и пальцем прикасаться к ней, не говоря о большем. Но ветреная принцесса, всегда предпочитавшая «плохих парней», назло отцу назначала своему парижскому любовнику тайные встречи. И вот однажды, когда Энтони возвратился в отель после очередного такого свидания, в холле его обступили крепкие парни в черном.
Один из них, учтиво взяв Делона за локоть, произнес:
— Ступайте за нами, месье. С вами хочет повидаться один человек.
Охранники вывели Энтони на улицу, подвели его к черному автомобилю и заставили сесть в салон. То, что произошло дальше, иначе как фарсом не назовешь.
Внутри его ждал… Фрэнк Синатра собственной персоной, окруженный внушительного вида качками.
— Знаешь, кто я? — спросил Синатра.
— Да, — ответил Энтони.
— Держись подальше от Стефании.
Понял меня?— приказал американец.
В душе Энтони бурлили смешанные чувства — ирония, неверие в происходящее, страх и удивление. Растерявшись от неожиданности, он сумел лишь изобразить что-то вроде покорного кивка. Синатра, словно карикатурный «крестный отец», протянул руку и снисходительно потрепал юношу по щеке, как провинившегося щенка. Затем криво ухмыльнулся и прошипел на прощание:
— А теперь пошел!
Было абсолютно понятно, какие последствия его ждут, если он ослушается страшного дядю. Для Энтони по сей день осталась загадкой роль Синатры в личных делах князей Монако. Непонятно, зачем, почему и каким образом именно Синатра встал на защиту чести и достоинства вздорной принцессы и ее строгого отца Ренье и какой бес принес этого заступника в Монако из далекой Америки.
Впрочем, вокруг имени Синатры всегда ходило много разговоров по поводу его связей с мафией, а в Монако, как известно, сосредоточены знаменитые казино, так что, вполне возможно, мистер Синатра совмещал свои рабочие обязанности с дружескими одолжениями.
Болезненным расставанием закончились любовные истории Энтони с актрисами Валери Каприски и Матильдой Сенье.
Убедив себя, что, видимо, несчастья вечно будут преследовать его на родной земле, он решил попытать счастья в Америке.
Но новой жизни не получилось. Неприятности преследовали Энтони с первого дня, как он поселился в Нью-Йорке, в доме на 64-й улице, в квартире по соседству с той, где когда-то жил Джеймс Дин.
Совпадение или нет, но вскоре Энтони попал в автокатастрофу и едва не погиб, как легендарный актер 50-х годов. Потом было затяжное лечение, безделье и возвращение домой снова ни с чем.
Уцелев после катастрофы, Энтони почувствовал себя везунчиком и заболел тягой к опасным приключениям. В кратчайшие сроки освоив профессию гонщика и получив спортивную лицензию, он стал довольно успешно выступать в громких автомобильных гонках — от «Формулы I» до ралли «Париж—Дакар».
А потом ему повстречалась Софи… скромная молодая женщина, далекая от светского мира. Познакомились они летом 1995 года в компании, куда худенькая голубоглазая блондинка (по странному совпадению очень похожая на его мать Натали) пришла с одним из близких друзей Энтони.
Они разговорились, и через несколько дней Софи позвонила в дверь его квартиры. При ней была внушительных размеров спортивная сумка.
— Ты чего? — удивился Энтони.
— Я пришла, чтобы остаться, — ответила Софи.
Так странно... Прежде он имел дело с капризными, вздорными девицами, за которыми отчаянно бегал, перед которыми постоянно унижался, а эта простая девушка открыто и наивно предлагала ему совсем другие отношения. Будучи далекой от светских интриг и избалованных представителей богемы, она явно не понимала, по каким правилам развивается светский любовный роман.
Много позже Софи призналась ему: «Пары слов, которыми мы обменялись на той вечеринке, оказалось вполне достаточно.. Ты производил впечатление совершенно одичавшего человека. Тебя захотелось приласкать, согреть…» Не меньшим откровением стало для Энтони редкое чувство уюта, которым его окружила девушка: Софи великолепно готовила, со вкусом украшала дом и постоянно собирала друзей.
Они быстро поженились, и вскоре она родила двух очаровательных девочек — Лу и Лив.
Помня, через какие страдания ему, нелюбимому ребенку, пришлось пройти, Энтони дал себе зарок подарить дочкам то, чего всегда был лишен, — преданность, заботу, внимание и нежность. Он даже записал в личном дневнике тезисы трех основных правил своего поведения:
«Никогда не быть жестоким.
Никогда не быть тираном. Всегда быть рядом».
Дочки сделали его другим: теперь он не мог чувствовать себя свободным и безответственным, как раньше. Не мог прыгнуть в самолет и отправиться за удачей на край земли, не мог гонять на автомобиле на бешеной скорости, не мог ничего делать без оглядки. Он понимал, что несет ответственность за этих беспомощных и пока не приспособленных к жизни детей, и от того, насколько он будет заботливым, внимательным и любящим отцом, всецело зависит их будущее. Ему не хотелось, чтобы дочери пережили хотя бы одно мгновение из тех, что пришлось пережить ему самому, — Энтони мечтал стать особенным отцом, примером для подражания. Наверное, поэтому он вновь вернулся в кино, стал играть в театре.
Пережитое повлияло на него, изменило — его игра стала глубокой, и это почувствовали и оценили зрители, которым почему-то расхотелось выискивать схожесть Энтони с отцом-кинозвездой.
…Эта история произошла пару лет назад.
Энтони напомнила о себе одна из его мимолетных подруг, танцовщица из стрип-кабаре «Крези Хорс» Мари-Элен, с которой он давно порвал всяческие связи.
В свое время они расстались — Энтони узнал о беременности подруги. Вопреки его желанию Мари-Элен решила оставить ребенка. Энтони отказался признать появившуюся на свет девочку и все эти годы пытался сделать так, чтобы никто не узнал о ее существовании. Мари-Элен мирилась с этим, но когда дочке Элисон исполнилось девятнадцать лет, решила подать на Энтони в суд, чтобы наказать за «то счастье, которое он себе построил на лжи».
Журналистам Мари-Элен сообщила следующее:
«Иметь ребенка — не преступление. Воспитывать и любить ребенка — не позор и не унижение. Так почему же этот человек, который когда-то любил меня, пытается убедить всех в обратном? Почему не хочет признавать само право дочери на существование? Почему так зло, так оскорбительно со мной разговаривает и посылает вон, будто я какая-то грязь у него под ногами? Это возмутительно. Я затеяла этот суд ради дочки. Я хочу, чтобы у нас были права. Права на уважение. Хочу, чтобы она знала — у нее есть отец, к которому она в критический момент всегда может обратиться за помощью».
Однажды вечером дома, когда Лив и Лу, еще несмышленые, возились у Энтони в ногах, перебирая кубики, раздался телефонный звонок. Он ответил. Звонила его дочь от Мари-Элен:
— Папа? Почему ты отказываешься видеть меня?
— Потому что ты мне никто, я тебя не знаю, не хочу знать. Не хочу отвечать за подлость твоей матери! — заорал он в трубку так, что малышки отпрянули от него. — Я всегда мечтал сделать своего первого ребенка с женщиной, которую по-настоящему полюблю. А твоя мать меня поимела, подставила! Захотела обеспечить себе приличную добавку к пенсии, не так ли? Еще бы — ведь она воспитывает отпрыска самого Делона! У меня нет к ней злобы — я просто попросил ее в свое время убраться из моей жизни и никогда не напоминать мне ни о себе, ни о ребенке.
Так что отстань от меня!
Закончив кричать, Энтони со всей силы швырнул телефонную трубку об стену. Лив зашлась истошным плачем, а Лу в ужасе заползла под кушетку и притаилась там. На крики прибежала служанка (Софи дома не было):
— Месье Делон, что-то случилось?
Но Энтони, казалось, ее не слышал. Кому он объявил войну? Своей дочери? В чем она виновата? В том, что ее родители совершили ошибку? А ведь в точно таком же возрасте он задавал себе те же самые вопросы! Он представлял своего родителя чудовищем. Мог ли он предположить, что наступит день, когда и сам Энтони превратится в монстра? Мог ли вообразить, шепча проклятия отцу в прихожей у бабушки Эдит, что и он однажды устроит точно такую же истерику своему ребенку, как когда-то его отец — Кристиану?
Вот о чем думал Энтони, сидя в тишине и вперив взор в пустой экран телевизора, на котором несколько минут назад сияли счастьем лица отца и Аннушки.
Отец все же сумел одолеть в себе чудовище и полюбил дочь так, как он никогда не любил ни Энтони, ни Кристиана. Сумел примириться с прошлыми ошибками и подле младших детей — Аннушки и Алена-Фабьена — начал жизнь заново. Или это только так кажется?
Недавно Энтони читал последнее интервью отца, там Делон-старший сделал такое признание:
«Я одинок и стар. Живу воспоминаниями, настоящее меня пугает, а мое будущее — это скорая смерть.
Я полностью осознаю, что вышел на финишную прямую».
А еще он жаловался. Говорил о том, что дети вскоре покинут его дом и он останется наедине со всеми кошмарами и ужасами, от которых они его спасали все это время, наедине с самим собой. Со своим одиночеством.
Что-то похожее сейчас ощущал и Энтони. Неужели это проклятие останется с ним навсегда? Неужели жестокость передается по наследству? Неужели он плоть от плоти своего отца и, как ни старайся, другим уже не станет? И ни запоздалое счастье, ни любовь жены и дочек не смогут ни на что повлиять, ничего изменить?
P.S. В декабре 2008 года Энтони Делон согласился дать интервью «Каравану историй», но вскоре резко и неожиданно отказался: «Не хочу ничего больше вспоминать.
Больно. На прошлом поставлена точка».
Автор выражает благодарность актрисе Натали Делон за помощь в подготовке материала.
Подпишись на наш канал в Telegram