Робби остановился перед дверью студии звукозаписи. За ней — прошлое, от которого он пытался скрыться пятнадцать лет. Бежать дальше сил у него не осталось. Если сейчас не решиться войти, все будет кончено — карьера, творчество, может быть, даже жизнь. Робби толкнул створки, бочком протиснулся в коридор, увидел повзрослевших ребят из «Take That»и вдруг почувствовал, что... вернулся домой!
— Робстер, оставь в покое весло! Ты не умеешь грести!
— А ты умеешь?
Лодка яростно раскачивается, морща зеркальную гладь живописного английского озера. Робби и Гэри Барлоу сражаются за обладание веслом, серьезный молчаливый Говард Дональд готовится разливать их ледяной озерной водой, Джейсон Оранж и Марк Оуэн сидят пригнувшись, вцепившись в борта, — берегут головы.
Режиссер нового клипа «Take That» на песню «Flood» давно уже не пытается контролировать процесс — грустит на носу катера в обнимку с бесполезным мегафоном и тихо молится, чтобы окончательно объединившаяся после пятнадцати лет разлуки группа не отметила это событие, утонув в полном оригинальном составе.
Он никогда не предполагал, что пятеро мужчин в возрасте далеко за тридцать, попав на озеро, начнут вести себя как неуправляемые тинейджеры.
Если бы он не знал, что алкоголь в группе под запретом, решил бы, что присутствует на одной из оргий, которыми «Take That» были печально знамениты в молодые годы. Но вопрос о запрещении спиртного был поставлен и бесповоротно решен в день их воссоединения. Гэри, Говард и Джейсон пожертвовали возможностью расслабиться за бутылочкой пива вечерами после работы над новым альбомом, чтобы не вводить в искушение алкоголиков — Марка и Робби.
— Хватит! — смирившись с тем, что на сегодня работу придется закончить, режиссер поднес к губам мегафон. — Продолжим завтра!
Катер рычит, трос между ним и лодкой натягивается. От первого же рывка музыканты валятся на дно многорукой и многоногой смеющейся кучей.
— Стой!
Робби угрем выворачивается из-под одногруппников и, раскинув руки, прямо в одежде падает за борт.
— Куда ты, ненормальный?
Холодно же….
Голова Робби выныривает на поверхность, как улыбающийся поплавок.
— Я тепло одет, — с притворной серьезностью он тянет себя одной рукой за ворот мокрой водолазки. — Мне надо остыть. Перегрелся с непривычки. Рекомендую.
Марк пробует воду кончиками пальцев и сразу же отдергивает руку: — Да иди ты, Роб.
У нас семьи.
— Ну и зря! — Робби переворачивается на спину и лениво плывет к берегу.
Четверо оставшихся в лодке «Take That» переглядываются.
— Такой же псих, как был, — констатирует Гэри.
— Хуже, — улыбается Марк. — Я только сейчас понял, как нам его не хватало.
Выбравшись на берег, Робби по-собачьи стряхивает с себя воду на подбежавших ассистенток, без малейшего стеснения сбрасывает всю одежду и милостиво позволяет завернуть себя в одеяло. Когда остальные члены группы, выслушав причитания режиссера, добираются до трейлера, Робби, по-прежнему в одеяле, полулежит на кровати и с удовольствием пьет из большой кружки крепкий горячий чай.
— Я думал, тебя вылечили от…
— Джейсон выразительно крутит пальцем у виска. — Что мы будем делать, если ты подхватишь воспаление легких?
— А что? — Лицо у Робби делается одновременно лукавым и обиженным. — Альбом мы записали, а тур только в следующем году. Могу себе позволить.
— Кстати, о туре, Робстер, — говорит Гэри, оседлавший кофейный столик. — Промоутеры начали работу, даже прибыли уже подсчитаны, так что пути назад нет. Нам бы не хотелось, чтобы ты вдруг выкинул один из своих фокусов.
Остальные располагаются на диванчике — Говард и Джейсон по бокам, Марк, как обычно, посередине. Робби, завернувшись в одеяло, как в тогу, садится на кровати, предчувствуя серьезный разговор.
Когда «Take That» возродились в 2006 году, он отказался присоединиться к группе, наговорил много лишнего, бросался словами «ни за что» и «никогда».
Прошло четыре года, и он все-таки здесь, с ребятами, — блудный сын, до последнего не знавший, ждут его дома или давно махнули рукой. Оказалось, ждали и, беззлобно поворчав насчет звездной болезни, приняли обратно в семью. Но работа в студии и съемки клипов — это одно, а тур из пятидесяти четырех концертов — совсем другое: миллионы людей, заплативших за возможность снова увидеть Робби Уильямса в составе легендарного бойз-бэнда, вряд ли поймут, если он в последний момент испугается и сбежит. Какими бы хорошими ни были новые песни, Робби остается гвоздем рекламной кампании тура, который обещает «Take That» небывалые в истории группы сборы.
Он не осуждает ребят за подозрения на свой счет: да, как сольный артист Робби добился большего успеха, чем Гэри, Говард, Джейсон и Марк, вместе взятые, но превратил свою жизнь в такое омерзительное месиво, что сам давно перестал себе доверять.
— Я не могу дать вам гарантий, — отставив кружку с чаем, Робби запускает татуированные руки в волосы. — Не знаю, что будет, когда придет время выйти на публику. Накануне мне может казаться, что я готов и чувствую себя отлично, а в день шоу захочется закрыться в сортире и плакать от страха. Я только надеюсь, что с вами мне будет не так тяжело, как одному.
— Ты поэтому решил вернуться? — спрашивает Марк. — Понял, что в группе легче перебороть страх сцены?
— Не только, — Робби уныло мотает опущенной головой.
— Это долгая история.
— А мы никуда не торопимся, — говорит Гэри, — Робстер, ты пойми, что мы не из праздного любопытства спрашиваем. Нам надо знать, почему ты вернулся и что нам от тебя ждать в туре. Я понимаю, тебе неприятно, но откладывать этот разговор дальше нельзя. Прости, старик.
Робби молча кивает. Никто из ребят не понукает его, они дают ему время собраться с мыслями. Он откидывается на кровати, заложив руки за голову, и упирается глазами в потолок трейлера. События последних четырех лет маршируют перед внутренним взором.
— Был февраль 2007 года, — говорит Робби задумчиво, — предыдущий год выдался тяжелым.
Я провел девять месяцев в туре, вы снова начали выступать как группа. Поймите меня правильно, парни, я не желал вам успеха….
...Робби открыл глаза. Часть подозрительно знакомой комнаты ненадолго вплыла в фокус. С трудом сопоставив факты, он пришел к выводу, что лежит у себя дома на диване. Как он попал сюда из клуба, где накануне отмечал 33-й день рождения, оставалось загадкой. Вчера коктейль из антидепрессантов и медицинских стимуляторов помог ему почувствовать себя почти счастливым: Робби пел, плясал, братался с незнакомыми мужчинами и признавался в любви женщинам, лиц которых не помнил. Дурман в крови все еще не развеялся, но сквозь розовую пелену химического счастья уже проступали очертания реальной жизни.
Жизни, в которой Робби чувствовал себя одиноким, потерянным, нелюбимым и ненужным, в которой он себя ненавидел. Каждое утро читал подборку статей о себе в Интернете, выбирая и смакуя самые гадкие, чтобы подпитать эту ненависть. Больше гореть в душе было нечему, а какое творчество без огня….
Успех «Take That» стал последней каплей. В прошлом году парни, конечно, позвали его в группу, но так, словно делали одолжение. А когда Робби отказался, не стали настаивать. «У него отличная карьера, мы желаем ему всяческих благ и думаем, что нам будет лучше друг без друга», — сказал от имени всего квартета Марк Оуэн. Лицемеры…. Робби убеждал себя в том, что у них ничего без него не выйдет, иронизировал, скрывая внезапно нахлынувшую тоску по атмосфере мальчишеского братства и дорожных приключений.
Когда у ребят все получилось, а его альбом «Rudebox» критики разнесли в пух и прах, в Робби что-то сломалось.
Несколько концертов тура пришлось отменить: он просто не смог заставить себя выйти на сцену.
— Это был большой тур, пришлось встречаться с сотнями людей, — пробует объяснить он притихшим парням из «Take That». — Я откусил больше, чем мог проглотить, и меня закоротило. Обычное волнение перед концертом превратилось во всепоглощающий страх. Знаете, как будто стоишь на балконе высотки, и вдруг тебе кажется, что ты вот-вот на секунду потеряешь контроль над собой и бросишься вниз. Наверное, такой страх бывает в последний момент перед самоубийством.
Наркотики и алкоголь как средство набраться храбрости и успокоить нервы к тому времени были исключены. Начав употреблять в шестнадцать лет, он прошел слишком много наркологических клиник, слишком много мучительных детоксикаций. Вместо этого Робби стал принимать мощные антидепрессанты. К последним австралийским концертам тура в декабре 2006 года он уже не мог спать без сильнодействующего снотворного, а днем пытался побороть вызванную им сонливость с помощью, как минимум, тридцати шести чашек крепкого кофе, двадцати банок энергетических напитков и трех пачек сигарет.
— Я всегда боялся концертов, — в трейлере около английского озера Робби болезненно морщится, губы дрожат, — но раньше мог выехать на наглости, на браваде. Чем страшнее мне было, тем сильнее я зажигал на сцене.
А тут вдруг понял — больше не могу маскировать страх, он усиливается с каждым годом. Этот тур чуть меня не убил. Я понимал, что снова попаду из одного ада в другой, что таблетки помогут мне выбраться из тура живым, но я с них уже не слезу…. К февралю 2007 года стало совсем плохо. Если бы какой-нибудь врач увидел, сколько я принимаю в день, меня бы направили сразу в морг, чтобы времени не терять. В день рождения я принял почти смертельную дозу и очнулся на следующий день только каким-то чудом….
...Сознание плыло. Робби казалось, что он смотрит на комнату из аквариума, краем глаза он даже видел своих соседей по неволе — других рыбок, желтых и красных. Он перевернулся на спину, равнодушно отметив боль в груди и неподвижность левой руки.
— Доигрался, — злорадно сказали рыбки где-то над головой. — Может, вызвать «скорую»?
— Подожди. — В поле зрения Робби появилось человеческое лицо. — Роб, ты меня слышишь?
Робби сполз с дивана, сильно ударившись коленями об пол. Боль помогла ему сосредоточиться. Менеджмент давно обещал отправить его в наркологическую клинику, если он не успокоится... Похоже, момент настал.
— Ты что же это делаешь? — спросило лицо, пожелавшее остаться расплывчатым. — Умереть хочешь?
Горло у Робби пересохло, как пустыня Сахара. Сквозь дверной проем он видел нечеткие силуэты слоняющихся по соседней комнате охранников со студии.
Очевидно, их пригласили на случай, если он надумает сопротивляться.
— Не хочу, — прохрипел Робби, пытаясь подняться на ноги, — и жить тоже не хочу. Мне все равно.
Такое чувство, что ночью кто-то выкрутил ему ноги и вкрутил обратно коленками назад. Но он все-таки встал — помятый, небритый, страшный, с налитыми кровью глазами. Охранники, профессионально подобравшись, сделали несколько шагов ему навстречу.
— Назад! — зарычал Робби, — если они меня хоть пальцем тронут, я в дурдом не поеду!
— Ну почему же сразу в дурдом? — Лица вокруг двоятся и видоизменяются, словно с ним говорят не люди, а их отражения в неспокойной воде.
— Проведешь в наркологической клинике самое большее месяц, придешь в себя, почистишь организм. Отдохнешь. А то, честно говоря, смотреть на тебя страшно.
— Мне все равно, — повторил Робби, — хоть в дурдом, хоть куда. Но я пойду сам.
— Вот и молодец. Внизу ждет машина, в аэропорту — самолет.
— Только не надо до меня снисходить, — Робби медленно ковыляет мимо застывших в нерешительности охранников в ванную. — Я вас кормлю, только поэтому вы здесь. Если бы я не был известным музыкантом, то сдох и сгнил бы здесь прежде, чем кто-нибудь меня хватился. У меня нет друзей, только долбаные прихлебатели.
В течение всего полета до Аризоны он в бессильной ярости пинал ногами кресло перед собой. «Для меня один из признаков шизофрении — полная неспособность учиться на ошибках: когда ты наступаешь и наступаешь на одни и те же грабли... Так вот, я — шизофреник. Я не мог поверить, что после всех своих ходок в наркологические клиники лечу туда снова. Я знал, что меня ждет, знал, что буду умирать от скуки и бояться соседей по палате. Все представляют себе эти клиники как санатории, где звезды живут в отдельных номерах и врачи над ними трясутся. В последней клинике я переламывался в пятиместной палате на железной койке и ждал очереди в туалет без кабинок, где персонал мог каждую минуту видеть, что ты делаешь. Это было отвратительно. Я летел и думал: как же так получилось? Я признал себя наркоманом в девятнадцать лет, и вот мне тридцать три года, а самочувствие хуже, чем было тогда.
Я стал живой иллюстрацией к фразе «Бывших наркоманов не бывает».
Когда Робби после осмотра уводили в палату, врач посмотрел на него поверх очков:
— В качестве информации к размышлению, мистер Уильямс. Если бы вы утром выпили еще несколько таблеток, все для вас было бы кончено в двадцать четыре часа. Скажите спасибо людям, которые вас сюда привезли.
В уютной одноместной палате клиники «Коттонвуд де Тусон» Робби неожиданно понравилось. Затерянный в пустыне медицинский центр подарил ему ощущение безопасности, которого он давно не испытывал. «Врачи говорят, мне надо тренировать мозг, — писал он по электронной почте в Великобританию другу Джонатану Уилксу.
— Я разгадываю кроссворды и читаю в Интернете про инопланетян. Это потрясающе интересно. Знаешь, когда я был маленький, мать подрабатывала, гадая на картах Таро. У нас вся квартира была заставлена книгами про паранормальные явления, летающие тарелки, привидения. В детстве я до смерти всего этого боялся, а теперь хочу в это верить. Может, бросить к чертям шоу-бизнес и стать уфологом? Ты как думаешь?»
«Думаю, ты псих, — отвечал Джонатан, — я на твоем месте думал бы о девчонках».
«А что о них думать? – отзывался Робби, сидя по-турецки на больничной постели перед лэптопом. — Я им не доверяю. В Лос-Анджелесе они могут не знать, кто я такой, но как только видят, что я интересую папарацци, бросаются на меня с вытаращенными от восторга глазами.
Женщина может выглядеть как богиня, а копнешь поглубже — и не можешь дождаться, когда ее пришибет летающим домиком из Канзаса, как злую ведьму в «Волшебнике из страны Оз».
«А что с той девушкой, турчанкой, с которой ты познакомился в прошлом году? — интересуется Джонатан. — Ее звали Айда, кажется. Ты еще недели две не мог перестать о ней говорить».
«Она только наполовину турчанка, — пальцы Робби уверенно стучали по клавишам, — Айда из тех, на ком нужно жениться. А я пока не готов повесить замок себе на ширинку».
Через двадцать один день посвежевший и вполне на вид вменяемый Робби приземлился в аэропорту Лос- Анджелеса и сразу поехал на студию.
— Роб, есть потрясающие новости, — сказал ему менеджер, разделавшись с приветствиями и комплиментами.
— Тебя зовут главной приглашенной звездой на фестиваль в Норвегию. По деньгам — слушай внимательно, это самая интересная часть — обещают сто три тысячи долларов за минуту выступления.
Под непривычно светлым взглядом певца менеджеру вдруг стало неуютно.
— Нет, — сказал Робби.
— Роб, это будут самые легкие деньги в твоей жизни!
Легкие? Робби вспомнил гул заполненного зала — словно рев требующего жертвы мифического чудовища, от которого внутренности скручиваются в пульсирующий узел, к горлу подступает тошнота, лицо становится липким от испарины.
Рука сама собой потянулась к сигаретной пачке в кармане — единственному оставшемуся утешению.
— Концертов больше не будет, — твердо пояснил певец. — Я больше не хочу выступать перед публикой.
—Тогда что ты собираешься делать?!
— Писать песни. — Робби щелкнул зажигалкой, затянулся, пожал плечами. — Встречаться с девушками. Изучать инопланетян. Приводить себя в порядок. Жить.
Пять месяцев спустя Робби поднялся на открытую террасу отеля «Chateau Marmont», обвел взглядом свои охотничьи угодья. Два-три столика были заняты одинокими скучающими девушками.
Робби галантно подлетел к каждой с улыбкой и комплиментом, приземлился рядом с блондинкой, которая не постеснялась пригласить его.
— Сьюзен Копин, — представилась она, — я актриса.
— Робби Уильямс, — он так и не сумел толком покорить Америку, здесь еще полно людей, которым его имя почти ничего не говорит. — Я занимаюсь музыкой. Выпьешь шампанского?
— Нет, — Сьюзен торопливо накрыла рукой свой бокал, — я бывшая алкоголичка. Мне нельзя.
— Мне тоже нельзя, — восторженно сказал Робби, — я недавно вышел из клиники. Был там не из-за алкоголя, я уже пять лет вообще не пью. Антидепрессанты. Знаешь, я думаю, мы встретились не случайно.
Одинаковые проблемы — родственные души.
«Господи, а нормальные женщины в этом городе есть?» — подумал он про себя, но Сьюзен выглядела девушкой, не обремененной лишними комплексами, а значит, была надежда провести ночь в компании.
— …посидеть рядом с таким красивым парнем, — говорила Сьюзен.
Робби просиял от удовольствия. За эти месяцы он набрал вес, в газетах ему дали прозвище Блобби (Толстячок) Уильямс. Приятно слышать, что стройные девушки все еще находят его привлекательным. Через несколько минут оживленной беседы Робби откланялся, оставив Сьюзен свой телефонный номер. Когда над Голливудскими холмами совсем сгустились сумерки, она прислала кокетливое сообщение, Робби написал в ответ: «Выгуляй собачку, возьми пижамку и приходи ко мне ночевать.
Обещаю не приставать, если ты сама не захочешь».
Но Сьюзен оказалась не из тех, кто готов провести ночь со знаменитостью в день знакомства. А вот на следующий день — пожалуйста. Робби пригласил ее к себе посмотреть кино и лично встретил побитый жизнью красный «Saab» у ворот своего особняка в Белэр.
— Только тебе придется отвезти нас обоих в видеопрокат, — сказал он, падая на пассажирское сиденье. — Никак не могу сдать на права.
По залу видеопроката слонялось несколько посетителей. Робби осторожно взял Сьюзен за руку, не встретив сопротивления, поцеловал, прижав к полкам. Вспышка фотоаппарата из ниоткуда — завтра все это окажется на страницах какой-нибудь газеты под заголовком «Робби Уильямс и его новая таинственная подруга».
Робби без улыбки смотрел, как Сьюзен радуется бесплатному пиару, как ее щечки розовеют от удовлетворенного тщеславия актрисы-неудачницы. Такая же, как все. Он на сто процентов уверен, что теперь, получив свои пятнадцать минут славы, Сьюзен ляжет с ним в постель и сделает все, о чем он ее там попросит. Но Робби куда больше нужно нечто другое — обычный человеческий контакт, разговор, ласковое прикосновение. Он сходит с ума от одиночества.
У него дома их ждал ужин — бараньи ребрышки и кукуруза в початках. Но Робби не притронулся к еде, только смотрел, как насыщается его гостья, и сосал низкокалорийные леденцы.
— Худеешь? — с пониманием спросила Сьюзен.
— Всю жизнь, — кивнул Робби, — газетчики считают кличку Блобби ужасно смешной, но она разбивает мне сердце. Я могу разложить весь твой ужин по калориям. Хочешь?
— Нет, спасибо.
— Я так устал все время с чем-то бороться, — сказал он, — со страхами, с лишним весом, с пьянством, с наркотиками…. С ненавистью людей, которые со мной незнакомы.
— Не понимаю, за что тебя можно ненавидеть.
— Почитай Интернет, — он пожал плечами, — мне пришлось уехать из Великобритании, потому что меня там не любят.
— А в Америке любят?
— В Америке меня не знают. Я разучился быть знаменитым, мне нравится быть никем…
Поужинав, они переместились в спальню. После подросткового хаоса в гостиной Сьюзен удивилась чистоте и порядку, шелковым простыням, полному шкафу дизайнерской одежды.
— У тебя есть презервативы? — спросила она после первых ласк.
— Я здоров, — сказал Робби, — хочешь, покажу тебе справку от врача?
Перед тем, как заняться с ней любовью, он рассеянно щелкнул пультом телевизора. Пока Сьюзен таяла, плавилась и стонала от наслаждения в его руках, он краем глаза смотрел документальный фильм об акулах.
— Тебе не надоело так жить, Робстер? — спросил его Джонатан Уилкс, когда Робби приехал в Великобританию обустраивать новый особняк в Уилтшире. — Вместо того чтобы познакомиться с приличной девушкой и завести семью, ты покупаешь дома, слишком большие для одного, и бегаешь в них по стенам от тоски. Когда ты купил эту махину, люди в округе решили, что ты сумасшедший.
— Я сумасшедший, — подтвердил Робби, удовлетворенно разглядывая с вершины своего холма бескрайние поля пшеницы и хмеля. — И да, мне надоело так жить. Я хочу переехать сюда и заняться наконец вплотную инопланетянами. Ты знаешь, что на этих полях часто появляются концентрические круги? Серьезные ученые приезжают, чтобы изучать их.
— Ты потратил двенадцать миллионов долларов из-за призрачного шанса увидеть, как летающая тарелка приземлится тебе на крышу?
Роб, я правда за тебя беспокоюсь. Тебе нужно возвращаться к музыке.
— Музыка свела меня с ума, забыл? — Робби с ненавистью пнул попавшуюся на пути корягу. — А что до семьи…. Я смирился с тем, что это не для меня. У меня был шанс с Николь, был ребенок, которого мы потеряли — тоже из-за музыки, из-за шоу-бизнеса, будь он проклят. Моя дочка могла бы сейчас ходить в школу….
— Не надо, Роб… — Джонатан и сам не рад, что затеял этот разговор.
Но уже поздно. Робби отворачивается, упирается лбом в шершавый древесный ствол и предупреждающе машет другу рукой: — Не подходи, дай мне минуту.
...Когда в начале весны 1998 года подруга Николь Эпплтон из группы «All Saints» разбудила его телефонным звонком в два часа ночи и сказала, что беременна, Робби впервые за много лет почувствовал себя совершенно счастливым.
Он придумал имя для будущей дочки — Грейс — и выделил в новой квартире место для детской комнаты. Он написал для девочки песню. Крошечное, еще не рожденное существо внезапно наполнило его жизнь радостью и смыслом. Робби так и сказал Николь, положив руку на ее пока еще плоский живот: «Эта малышка спасет меня».
Беременность Николь означала, что «All Saints» придется искать новую солистку — отменять концерты, переснимать клипы, перезаписывать фонограммы. Продюсеры, звукозаписывающая компания, даже мать и сестра — все уговаривали Николь не губить карьеру ради мужчины, который этого не стоит.
«Робби — алкоголик и наркоман, подумай о наследственности», — говорили ей с одной стороны. «Он — поп-звезда, у него каждую неделю новая женщина и новая прихоть, ты скоро надоешь ему, останешься одна с ребенком и без карьеры», — убеждали с другой. И убедили. Пока Николь делали аборт, Робби ждал в больничном коридоре, внутренне корчась от боли и ненависти к себе. Он невольно погубил самое дорогое, что у него было, — свою дочь, свою маленькую Грейси. После нескольких дней ослепительного счастья жизнь с головой окунула Робби в невыносимую, неизбывную тоску, указав ему его настоящее место.
Робби прилетел в Лос-Анджелес в плохом настроении. Он надеялся, что в Англии его позабыли и можно будет вернуться, но за несколько недель в Уилтшире привлек туда больше зевак, чем это когда-либо удавалось инопланетянам.
На такое внимание Робби, избалованный американской анонимностью, не согласен.
— Роберт! — окликнул его женский голос из-за столика в кафе в один из первых дней после возвращения.
Вот так анонимность! Робби, на всякий случай застенчиво улыбаясь, прищурился. К породистому смуглому, слегка восточному лицу под копной осветленных волос само собой выплыло имя: Айда. Айда Филд, актриса. Какой-то общий приятель знакомил их на вечеринке в прошлом году. Робби подсел за ее столик.
— Как у тебя дела? — она улыбнулась, словно ей действительно интересно.
— Не очень, — Робби вдруг захотелось пожаловаться этой улыбке на свои несчастья, — вчера разогнал всех друзей. Надеюсь скоро найти новых, потому что я люблю быть частью банды. Одному мне скучно.
— И чем же провинились старые? — чуть насмешливо, но добродушно спросила Айда.
— Зарвались. — Робби принесли такой крепкий кофе, что ложечка в нем почти стояла. — Попросили деньги взаймы на то, чтобы открыть фирму, а потратили на выпивку и женщин. Я, конечно, понимаю, что дружба — удовольствие не бесплатное, но надо же и меру знать.
— Какие у тебя интересные взгляды на дружбу. А бесплатных друзей у Робби Уильямса нет?
— Есть один, — сказал Робби, вспомнив Джонатана, — но он живет в Англии.
Айда интимно перегнулась к нему через стол. Ее удивительные глаза смеялись над ним, но Робби — может, впервые в жизни — даже не подумал обидеться.
— Хочешь, я буду твоим другом? — спросила она. — Совершенно бесплатно.
— Почему?
— Мне кажется, ты — очень хороший человек, который почему-то относится к себе очень плохо.
— Ты ошибаешься.
— Посмотрим.
Робби подался ей навстречу и, когда губы коснулись аккуратного ушка, прошептал:
— А в футбол играть ты умеешь?
Оказалось, что играть в футбол Айда не умеет, скучает, когда при ней это делают другие люди, а на время трансляции футбольных матчей предпочитает убегать от шумного, агрессивного «боления» Робби в салон красоты.
В остальном… «Мы с ней были бы счастливы, даже если жили бы в картонной коробке на улице Багдада, — говорил певец журналистам. — Мы не ссоримся, потому что нам нечего делить, мы знаем, как рассмешить друг друга, мы отличная команда. Я доверяю ей на сто процентов, и, сколько мы знакомы, мне ни на секунду не пришло в голову, что она любит во мне звезду. С Айдой я начал понимать, что я и сам по себе довольно крутой парень».
Одно время спокойное, тихое счастье, которое привнесла в его жизнь Айда, пугало Робби.
Опираясь на прошлый опыт, он гадал, какой будет расплата. Только за первый год романа он пытался расстаться с ней трижды, пока не случилось что-то страшное и не стало слишком поздно.
— Ну что ты за человек? – жаловался он после третьего воссоединения, слоняясь вокруг кухонного стола, пока Айда готовила ужин. — От других женщин я удирал при первых же признаках опасности. Если не находил признаков опасности, я их придумывал. С тобой ищу, ищу хоть что-нибудь подозрительное, а ты продолжаешь оставаться чудесным человеком. Если ты собираешься сделать мне какую-нибудь гадость, делай уже, потому что ожидание сводит меня с ума.
— Я не собираюсь делать тебе гадость, — Айда невозмутимо стряхнула нарезанные овощи в миску.
— Я тебе не верю, — Робби обнял ее за плечи, уткнулся носом в шею, — я должен посоветоваться с отцом.
Мы едем в Англию, крошка.
Популярность Робби в Великобритании стала для Айды не слишком приятным откровением. Он грешил против истины, говоря, что на родине его больше никто не любит. Уворачиваясь от визжащих поклонниц на улице, Айда впервые поняла, к какому образу жизни привык ее любимый мужчина, и призадумалась, стоит ли связывать с ним жизнь.
Общий язык с отцом Робби тем не менее нашелся сразу.
— Ты попал, малыш, — когда папа и сын вышли на улицу покурить, Питер сочувственно хлопнул Робби по плечу.— Я не вижу в этой женщине изъянов.
— Ты думаешь…
— Я думаю, что это красавица с большим сердцем, которой нравится заботиться о тебе.
— Спасибо, попс!
— Робби поспешно затушил сигарету и почти бегом бросился в дом.
Выслушав все, что он имел ей сказать, Айда неожиданно нахмурилась:
— Я не выйду за тебя, Роб. Я вообще не хочу выходить замуж. Моя мама прошла через два развода, и я видела, сколько боли ей это принесло. Я хочу жить с тобой, хочу родить тебе детей, но если ты еще раз заговоришь о свадьбе, мы поссоримся.
На Робби словно вылили ушат ледяной воды.
Он вдруг понял, что ему нестерпимо хочется устроить для Айды роскошную свадьбу в церкви, смотреть от алтаря, как она в пышном белом платье и с букетом цветов в руках идет к нему, чтобы перед богом и людьми назвать его своим мужем. Может, не зря в его жизни была группа, в которой он чувствовал себя чужаком и изгоем, а потом — все эти наркологические клиники? Они научили Робби терпению.
Он дождался своего шанса в ноябре 2009 года, когда их с Айдой пригласили на австралийское радио. Перед эфиром Робби отвел ведущую в сторону и долго ей что-то нашептывал.
— Сидней — очень популярное место для помолвок, — неожиданно сказала она в середине программы, — а вы, двое, не собираетесь обручиться?
— Я считаю, что мы уже обручены, — ответил Робби.
— Я написал песню «Won`t Do that» — о том, что не поступлю с Айдой так, как поступал с другими своими женщинами. В день, когда записывался вокал, я вошел на студию холостяком, а вышел, по собственному ощущению, женатым человеком. Но если вы настаиваете…. Айда, я люблю тебя и буду любить всегда. Ты выйдешь за меня?
Айда прожгла его взглядом, наткнулась на воплощение сероглазой невинности и невольно улыбнулась. Отказать ему перед целой страной показалось ей неприличным.
— Я выйду за тебя, Роберт.
За окном трейлера давно воцарилась темнота. Когда Робби перестал говорить, стало слышно, как мелодично стрекочут цикады в кустах вокруг озера.
— А потом я поехал на Гаити, — Робби облизывает пересохшие губы, — сразу после землетрясения. Я никогда не видел ничего страшнее. Я ехал мимо домов, на которых было написано «Прощайте…» и имена людей, которые там жили. Я говорил с бабушкой, которая успела за ножки вытащить новорожденную внучку из кроватки и выбежать с ней из дома, прежде чем обвалившаяся крыша убила родителей девочки. Теперь они живут в палатке на футбольном поле. И мне стало стыдно, так стыдно….
Гэри, Говард, Джейсон и Марк молчат. С таким Робби — серьезным, ответственным — они не знакомы.
— Всю свою жизнь я страдал фигней, — неожиданно зло говорит он, поднимаясь с кровати. — Что такое мои страхи, мои обиды по сравнению с тем, что пережили эти люди? Я бесился, потому что мир не желал крутиться вокруг меня.
А они стараются найти повод улыбнуться, порадоваться чему-то после того, как мир упал им на голову. Всю жизнь я был эгоистом. Я хочу перестать им быть. Вы мне поможете?
«Take That» смотрят на Гэри Барлоу — человека, конфликт с которым в свое время заставил Робби покинуть группу. Они много лет считали друг друга врагами и даже после воссоединения общались с прохладцей. Гэри порывисто встает с кофейного столика, подходит к Робби и обнимает его.
— А что вы решили с Айдой? — ломает торжественность момента любопытный Марк. — Она тебя не убила за подставу на радио?
— Убила, — смеется Робби, — заставила сказать журналистам, что мы пошутили.
Но кольцо носит. Мы думаем о детях — хочется, чтобы по дому бегали маленькие обезьянки. Двух родим, двух усыновим.
— Так странно, Роб, — задумчиво тянет Джейсон, — мы столько пережили вместе, а сейчас мне кажется, что я никогда тебя толком и не знал.
— И мне, — говорит Говард.
— Ну что ж, — весело отзывается Робби, — у нас будет много времени, чтобы познакомиться.
P. S. В начале августа 2010 года Робби и Айда поженились. Они обменялись клятвами любви и верности на острове Санта-Каталикс — неподалеку от Калифорнии, где находится дом Уильямса...
Подпишись на наш канал в Telegram