«Балерун, впорхнувший в большое кино в пошлом трико! Ну кто, скажите на милость, мог предположить, что этот простоватый мужичок сумеет покорить наши сердца?» — писала «Нью-Йорк таймс» вскоре после бешеного успеха «Грязных танцев».
Такие сомнительные комплименты Патрик всегда воспринимал с горечью. «Неужели балет станет моим вечным проклятием?» — спрашивал он себя. Столько лет работы, тренировок, испытаний, сомнений — и все, оказывается, сводится к одному…
«Балерун...»
Это слово он не слышал уже очень давно. В колледже Уолтрип он страдал от нападок сверстников, дразнивших его маменькиным сынком и Танцулькой, — ребята не могли простить ему ни примерного поведения, ни занятий в хореографической школе. Как они только не издевались над Патриком — и заливали кроссовки в раздевалке йогуртом, и таскали за волосы, и швырялись хлебным мякишем в столовой. Он изо всех сил старался добиться уважения, принимая активное участие в спортивной жизни колледжа — играл за свою футбольную команду «Львы». Благодаря учебе в балетной школе Патрик был гибким, пластичным, спортивным и отличным бегуном — за десять секунд мог преодолеть, например, стометровку и так же проворно увернуться от нападающих.
Увы, старания будущего «балеруна» вызывали лишь раздражение.
Однажды, чтобы наказать «пляшущего дурачка» и преподать урок, ребята решили устроить ему показательную взбучку. Во время матча, когда Патрик гнал мяч к воротам противника, кто-то поставил ему подножку. Падая, мальчик задел других игроков, те не удержались и рухнули на него… Мгновенно образовалась куча-мала.
Когда тренер «львиной» команды Майкл Ветинер откопал расплющенного Патрика, оказалось, что мальчик без сознания, его левая нога загнута вперед, коленка раздроблена.
— Да уж, теперь паренек не потанцует, — вздохнул Ветинер.
Патрик помнит, как рыдала мать, помнит приговор врачей: коленный сустав серьезно поврежден, после сложной операции придется провести три месяца в гипсе от бедра до щиколотки.
В перспективе нога скорее всего перестанет сгибаться. Все в доме горевали, что судьба мальчишки отныне предопределена — о карьере в балете надо забыть. Сам же Патрик лежал в гипсе недоумевая: почему все его жалеют? И почему всеобщая паника его не трогает? Наверное, потому, что он сдаваться не собирается: будет тренироваться, разрабатывать ногу... Странно, что мать так быстро отступилась, — разве не она внушала ему у балетного станка, когда он в тысячный раз отрабатывал очередное па: «Спину держи прямо. Рука и нога — вытянуты. Ты — струна. Еще раз, еще. Криво! Косо! Повтор! Еще раз, еще!» Порой он повторял одно движение несколько дней подряд. Пэтси говорила, что балет — каторжный труд, слабакам не по плечу, Патрик не смеет делать себе поблажки, капризничать или снижать нагрузки.
Разве не мать собственноручно повесила в своем репетиционном зале лозунг «Слезы запрещены!» Так почему же сейчас, когда он получил обычную травму, она так легко опустила руки?
«Ты чего, ма, — шепнул он, когда мать в очередной раз заплакала у его кровати. — Не смей, ты же сама говорила: «Больно? А ты заткнись и продолжай». Я так и сделаю!»
На восстановление ушло несколько месяцев. И еще полгода, чтобы отчаянными тренировками «вернуть себе колено». И хотя нога обрела способность двигаться и сгибаться почти как прежде, любое чрезмерное напряжение вызывало отек, и Патрику приходилось снова и снова проходить болезненную процедуру откачивания жидкости из сустава. Отказываться от хореографической школы и мечты стать звездой балета он не собирался, поэтому терпеливо привыкал к новому для себя графику жизни: репетиции—пункции, пункции—репетиции…
Как-то раз, возвращаясь домой, он попал в очередную ловушку.
Мальчишкам, видимо, не понравилось, что Патрика не удалось сломить и он опять вернулся к своим «пляскам». Пятеро лбов-одноклассников решили преподнести 12-летнему Танцульке-дурилке второй урок. Парни от души отколошматили беднягу, и Патрик добрался домой буквально ползком. Родители вызвали «скорую», а в клинике услышали уже знакомую фразу — на больничной койке мальчик проведет месяц.
— Выйдешь отсюда — отправишься в боксерскую школу, — строго сказал Патрику отец. — Я также записал тебя на занятия рукопашным боем, в студию, которую уже год посещает твой брат Донни.
А когда окрепнешь, обучишься чему надо — вернешься в колледж и отомстишь.
…Это была не шутка и не слова утешения. Когда начальный курс тренировок был закончен и пришло время вернуться в колледж, отец отправился вместе с Патриком. В кабинете директора Каллахана Суэйзи-старший заявил: «Вы немедленно вызываете в спортивный зал пятерых негодяев, и каждый из них должен сразиться с Патриком. Один на один, по очереди. Зрители и болельщики приветствуются».
Каллахан счел предложение вполне уместным с воспитательной точки зрения — ведь историю избиения Патрика обсуждал весь район, она даже попала в местную газету.
— Парни считают себя крутыми — что ж, они могут нам всем это доказать, но исключительно в условиях честного боя, — заключил отец. — А не пятеро на одного.
О предстоящем поединке мгновенно стало известно всем в колледже, ребята рвались в спортивный зал, желая поглазеть на схватку Танцульки с первыми хулиганами.
Патрик по сей день помнит тот бой. Он стремительно вышел на середину зала, разминаясь и нанося быстрые удары невидимому противнику, как это делают профессиональные боксеры перед началом боя. Публика притихла. Прежде застенчивого, аккуратно причесанного и улыбчивого мальчика никто не узнавал. Сосредоточенный, агрессивный взгляд исподлобья, напряженная поза, сжатые кулаки — Патрик был готов атаковать и не допускал мысли о возможном поражении.
Под истошные вопли и свисты соучеников Танцулька дрался с пятерыми мальчишками и одержал верх.
Бой в спортивном зале стал поворотным — из Танцульки-дурилки он неожиданно для всех превратился в крутого парня, с которым отныне почитали за честь общаться все.
Хореографическое училище Хьюстона, которым руководила его мать Пэтси, в тот знойный август набирало учеников. Патрику 18 лет, он идеально сложен, упруг и дерзок. Признанный местный Казанова и лучший танцор школы сидит в дальнем конце зала, где приемная комиссия отсматривает поступающих, с нарочито кислой миной и отпускает обидные шуточки в адрес растерянных и стеснительных новичков. Никто не смеет сделать замечание местной звезде, а по совместительству еще и сыну директора.
Все в курсе — Патрик, если что, может здорово отлупить. О его тяжелой руке теперь ходят легенды. Да и выглядит он агрессивно. Может запросто раскидать шайку хулиганов, отжаться без передышки десятки раз подряд и блистательно исполнить любой, даже самый сложный танцевальный этюд. Учится он легко, и все в училище знают, что он «идет на звезду». Ему обещают стипендию в элитной балетной труппе Нью-Йорка Харкнесс. Поговаривают о том, что сам Барышников приглядывается к юному дарованию.
Неожиданно перед комиссией возникла очаровательная 15-летняя блондинка с огромными голубыми глазами и по-ученически точно исполнила небольшую сценку из «Раймонды». Лиза Ниеми недавно приехала в США из Финляндии (сократив фамилию «Хаапаниеми» до «Ниеми») и наивно призналась преподавателям в том, что мечтает «покорить здесь сцену» и влюблена в творчество американской балерины Гелси Керкленд.
Пэтси не спускала с девочки восхищенных глаз. Патрик очень хорошо знал свою мать: если ее глаза начинали ярко блестеть, это означало, что она уже строит долгосрочные постановочные планы и связывает их с юной финкой.
— Умница, — наконец сказала Пэтси. — Приступаешь к занятиям с завтрашнего дня.
Патрик в своем углу издевательски присвистнул. Когда девушка проходила мимо, она метнула на него ледяной взгляд и произнесла короткое: «Хамло».
Этого он никак не ожидал услышать от столь хрупкого создания. Патрик съежился от стыда — получить такой «комплимент» от новенькой, да еще публично ему, звезде школы…
Видно, эта симпатичная девчонка умеет за себя постоять... не то что он в ее возрасте.
…Лиза держала Патрика на расстоянии, явно давая понять, что не доверяет ему и если он рассчитывает на благосклонность, ему предстоит пройти основательную проверку на прочность. За Патриком пристально присматривали трое богатырей — Лизины старшие братья. Каждый раз, когда он перед свиданием заходил за девушкой, учиняли допрос, дотошно выясняя, куда они отправляются и в котором часу Патрик доставит Лизу к дверям дома и передаст в руки родителей. Двухметровые верзилы, похожие на северных викингов, недвусмысленно показывали «этому американцу»: они готовы на все, чтобы защитить свою сестру-худышку.
Девочка оказалась одаренной балериной и быстро стала любимой ученицей матери Патрика.
Та поручала ей ведущие партии и в один прекрасный день предложила Лизе и Патрику разучить па-де-де для выпускного экзамена. После первой репетиции, когда Патрик провожал девушку домой, она позволила себе сделать ему замечание:
— Знаешь, ты, конечно, великолепно танцуешь, техника отличная, но у тебя есть один недостаток, который все портит. Ты… гримасничаешь! Прыгнешь, присядешь, сделаешь фуэте — и тотчас же состроишь кривую рожу. Зачем? Это создает очень неприятное впечатление у тех, кто сидит в зале и любуется танцем.
Патрик растерянно пожал плечами.
— Мне об этом никто раньше не говорил. Видимо, все происходит помимо моей воли, я просто не могу это контролировать… — сказал он и признался девушке, что когда танцует, преодолевает сильную боль. Рассказал об избиении, переломе, прогнозе ортопедов и долгих месяцах, проведенных в тренировках. О своих чуть ли не ежедневных визитах в больницу.
— И после всего ты хочешь стать танцором? Это же вопрос времени, разве не понимаешь? Наступит день, когда ты просто упадешь на сцене и уже не сможешь подняться! Зачем себя так истязать?
Сообщение о его недуге стало для Лизы настоящим потрясением, и если прежде она восхищалась им, то теперь подвергала сомнению упорное желание Патрика связать свое будущее с балетом.
Она называла его глупцом, наивным мечтателем и даже самовлюбленным гордецом. «Тебе не надо никому ничего доказывать, это какая-то бессмысленная война», — постоянно повторяла девушка. Но Патрик лишь удивлялся: неужели она думает, что он так легко все бросит? Сдаст позиции? А как же его планы, его мечты? Знаменитая труппа в Нью-Йорке, благосклонность Барышникова, принц Зигфрид из «Лебединого озера» Чайковского — партия, о которой Патрик грезил годы...
— И что, ты готов ради этого умереть? — осторожно поинтересовалась Лиза.
— Не-е-ет, умирать я не собираюсь, а вот выжить — да, — ответил он смеясь.
Окончив школу, он получил долгожданную стипендию нью-йоркской труппы Харкнесс. Мечта начала сбываться.
Оставалось сделать всего несколько шагов...
Собирая вещи и готовясь покинуть родной Хьюстон, он пригласил Лизу на прощальный ужин. Они выбрали симпатичный французский ресторанчик «Сен Мишель» в восточной части города.
— Тебе остался один семестр, — сказал Патрик, взяв девушку за руки. — Я обоснуюсь, встану на ноги, а ты приедешь ко мне в Нью-Йорк, и мы поженимся.
В Нью-Йорке Патрик поселился в съемной квартире на 70-й улице, неподалеку от Центрального парка. Первый же день, проведенный им в составе прославленной балетной труппы, показал — впереди его ждет кошмар. Артисты сидели на жесткой диете (не более 500 калорий в сутки), изматывали себя ежедневными тренировками и страдали от поистине военной дисциплины на репетициях.
Патрик сполна ощутил все то, о чем предупреждала мать накануне отъезда: «Наша школа — санаторий по сравнению с Харкнесс...» Буквально накануне приезда Патрика в стенах театра случилась трагедия — скончались две балерины, диагноз: «крайнее физическое истощение». Стройный ход репетиций был нарушен допросами следователей, пытавшихся разобраться, что привело девушек к гибели. Громкий скандал, который обсуждал весь светский Нью-Йорк, поставил театр на грань закрытия, но репетиции продолжались, хотя артисты, не стесняясь, уже искали ангажемента на стороне.
Трудностей Патрик не боялся, поэтому быстро влился в строй послушных «солдатиков» Харкнесс, тщательно скрывая ото всех свою самую главную тайну — после каждой репетиции левое колено предательски опухало, нестерпимая боль отдавала в стопу, он не мог ступить и шагу.
Он брал такси и мчался в клинику, где его вскоре записали в постоянные пациенты. Порой Патрику приходилось выбирать между приемом антибиотиков и едой — на то и другое банально не хватало денег (в труппе он был стажером на самой низкой ставке). Как-то раз Суэйзи удалось выкроить небольшой отпуск, чтобы съездить домой в Хьюстон — повидать любимую Лизу и сделать у знакомых хирургов операцию «последнего шанса». (На приеме у врача в Нью-Йорке 24-летний Патрик услышал, что его многострадальное колено полностью исчерпало свои ресурсы: «У вас колено дряхлого старика. Либо вы немедленно перестаете танцевать, либо… В общем, прогнозы самые скверные, тут уже по сути и лечить-то нечего».)
Но Патрик пропускал мимо ушей все эти прогнозы.
Такой диагноз его категорически не устраивал. «Вы можете кричать, станет легче», — неоднократно говорили доктора, когда вправляли вывихи, делали болезненные пункции, зашивали рваные раны… Но Патрик никогда не кричал.
После окончания Харкнесс Суэйзи подписал долгосрочный контракт с легендарной балетной труппой Эллиота Фелда. Патрику предложили танцевать одну из трех главных партий. В частности, ему предстояли репетиции с Михаилом Барышниковым. Сбылась его давняя мечта. Оставались считанные недели, дни… Репетиции шли в усиленном темпе в уже изготовленных декорациях. Шились костюмы, печатались афиши. Счастье было близко, да еще и Лиза наконец-то приехала к нему в Нью-Йорк!
Бросила дорожную сумку, разобрала чемоданы, разложила вещи в платяном шкафу и наполнила прежде неуютную холостяцкую квартиру ароматами домашней кухни. Первое время Патрик выглядел таким окрыленным, что Лиза даже не спрашивала его о самочувствии: ей показалось, что он поправился, что все прошло…
Как-то ночью она проснулась от громкого шума в ванной комнате. Выбив запертую изнутри дверь, Лиза обнаружила Патрика скорчившимся на полу. Вернувшись за полночь после спектакля, Суэйзи, как оказалось, не смог доковылять даже до раковины.
…Они проговорили до утра. Лиза убеждала Патрика: мужество, которым он так гордится, держится на страхе. Он убедил себя, что балет — его судьба, и теперь боится потерять дело всей жизни.
Но вдруг это вовсе и не судьба?! Разве Патрик не понимает, что настоящее мужество иногда заключается не в долготерпении, а в отказе терпеть, в честном осознании, что мечта недостижима?
— Да, начинать с нуля сложнее, чем идти дальше. Но у тебя все получится. Заклинаю тебя, остановись, — устало попросила она в сотый раз, не надеясь, что он ее послушает.
Придя на утреннюю репетицию Фелда, Патрик заявил, что танцевать в спектакле не будет и «по состоянию здоровья» вынужден не только уйти из театра, но и навсегда покинуть балет.
Даже сегодня он не может вспоминать о том разговоре без глубокой печали. В одно мгновение он превратился в «бывшего», в «того самого Патрика Суэйзи — танцора, подававшего большие профессиональные надежды», ставшего никем…
Чем теперь заниматься?
Именно в тот год он начал пить. Лиза поначалу жалела Патрика, оправдывая его потерянное состояние. Она верила: алкоголь — явление временное, сейчас он помогает «держать удар», стойкий характер Патрика никогда не позволит ему перешагнуть ту черту, за которой все становится непоправимым.
Их бракосочетание состоялось именно в этот печальный период. Лиза сама сшила им свадебные наряды, а вместо медового месяца они, собрав рюкзаки, ушли в горы. Спали в палатке, готовили нехитрые блюда в котелке на костре, поздними вечерами подолгу лежали на земле, любуясь звездами.
По возвращении в Нью-Йорк Патрик решил открыть дело — в детстве отец обучил его столярному ремеслу.
Он разместит объявления в газетах, получит заказы на изготовление мебели. Патрик обещает — Лиза никогда не будет чувствовать себя ущербной, он постарается зарабатывать достаточно, чтобы жена смогла оплачивать драматические курсы у преподавателя Уоррена Робертсона в лучшей театральной студии города (Лиза мечтала стать актрисой). Ради этого Патрик был готов работать сутками. И он работал — с тем же рвением и упорством, с каким еще вчера оттачивал движения у балетного станка. Шкафы, комоды, даже будки для собак — Патрик брался за любые заказы, однако денег все равно катастрофически не хватало. Спасала изобретательность Лизы — из одной индейки она умудрялась наготовить множество вкуснейших блюд, чтобы их хватило на неделю. Кстати, стесненное материальное положение — не последний аргумент, заставивший Патрика отказаться от алкоголя.
Ведь теперь ему часто приходилось выбирать между «спасительной» выпивкой и едой.
Но, как видно, судьба не забыла о Патрике Суэйзи. В один прекрасный день его разыскал театральный агент и предложил попробоваться на главную роль в бродвейском мюзикле «Бриолин», где Патрику предстоит не только танцевать и петь, но еще и играть. Патрик не долго думая согласился и даже поступил на те же актерские курсы Робертсона, где училась жена.
Молодежная постановка имела успех и шла восемь раз в неделю. О Патрике заговорили критики, дружно предсказывая ему блестящее будущее в Голливуде. И предложения не заставили себя ждать. Поначалу это были легковесные роли, где Патрик, как и в «Бриолине», в основном демонстрировал свою пластику и брутальную внешность, но однажды Фрэнсис Форд Коппола выбрал Суэйзи и никому тогда не известного юного Тома Круза на главные роли в картину «Изгои» — драму о буднях подростков.
У Копполы не было сомнений в том, что серьезная драматическая роль окажется Патрику по плечу. Он помогал ему репетировать, советовал, наставлял. Однажды, когда Суэйзи предстояло сыграть непростую психологическую сцену (его герой обнимает дерево и плачет), Коппола забраковал пять дублей. Патрик, по его мнению, играл плохо — всхлипывал, поджимал нижнюю губу, трагически возводил глаза к небу, хмурился. «Ты это брось, — втолковывал Коппола. — Ты выглядишь глупо. Запомни: мастерство актера должно проявляться не в потоках слез, а в умении их скрывать.
В молчании, в тишине. Вот сейчас, с одной стороны, ты должен разреветься, и в реальной жизни любой на твоем месте так и поступил бы. Но мы играем, а не живем. И то, что уместно в жизни, на экране будет выглядеть клоунадой. Поэтому не надо рыдать, попробуй просто обнять дерево. Погладь ветки… сделай еще что-нибудь — и увидишь: и в тебе, и в зрителе внутри взорвется бомба». Коппола даже и не подозревал, с какой легкостью Суэйзи воплотит эти советы в жизнь: не плакать, когда этого больше всего хочется, он научился давно.
«Изгои» стали его благословением. Оказалось, новая профессия, которую Патрик осваивал буквально на ходу, абсолютно органична и созвучна его внутреннему настрою, и он совсем не чувствовал себя в ней новичком… А потом случился мировой успех «Грязных танцев», триллера «На гребне волны», мистической мелодрамы «Привидение», — и Патрик вошел в моду, стал звездой.
Было в нем что-то настоящее, ему безоговорочно верили. И все же оставалось одно «но» — критики упорно продолжали злословить по поводу актерских данных бывшего танцора. В прессе по-прежнему писали о Патрике: «…туповатый мужичок с балетной выправкой. Как бы мистер Суэйзи ни старался доказать обратное, он навсегда останется для нас мужчиной в трико». И далее в таком же духе. Критики ничем не отличались от мальчишек из его детства.
А ведь он выкладывался на полную катушку! На съемочной площадке, находясь под защитой кучи запретов и ограничений, продиктованных страховыми компаниями, Патрик плевал на правила и настаивал, что все трюки он будет выполнять сам, без помощи каскадеров.
Чего ему это стоило! Снимаясь в картине о безумных серфингистах «На гребне волны», когда волна вышибала его с доски и прокатывала по песчаному дну, Патрик регулярно получал травмы. Во время съемок драмы «Город удовольствий», проходивших в Калькутте, он подхватил тяжелейшую кишечную инфекцию, известную как «индийский синдром». Однако сумел, обколотый лекарствами, отыграть свою роль.
На «Письмах убийцы» Патрик вообще чуть не погиб. Снимались финальные сцены погони. Его герой, скрываясь от преследователей, вскакивает на лошадь и мчится в густой лес. На пути возникает опасное для наездника препятствие — нависшая над тропой крона огромного дуба. Но преступник, почти слившись с лошадью, ловко пригибается и проскальзывает в узкий просвет между веток. Сложную по постановке сцену договорились снимать одним дублем с нескольких камер.
Однако лошадь, не доскакав до препятствия каких-то пару метров, по непонятной причине вдруг испугалась и заметалась. Никто не мог предугадать такого поворота событий. Патрик натянул поводья, пытаясь развернуть скакуна в нужную сторону и спасти ключевую сцену от провала. Однако лошадь совсем обезумела, понесла и в следующую секунду сбросила наездника — Патрика швырнуло вперед, прямо на огромный ствол дерева. Профессиональный инстинкт спас ему жизнь — в полете он сумел обхватить голову руками, втянул ее в плечи, сгруппировался... Удар пришелся по ногам.
Уже в больнице во время операции врачи отметили, что ему повезло, — если бы раздробленные кости повредили артерию, Патрик скончался бы на месте от быстрой кровопотери.
Навещая мужа в больнице, Лиза находилась на третьем месяце беременности.
Стресс и волнение, пережитые ею в эти дни, не прошли бесследно — у нее случился выкидыш. Более того, вердикт врачей был неумолим — в будущем Лиза больше не сможет иметь детей...
Горячая новость о том, что Патрик снова начал пить — до одури, до чертиков, не стыдясь ни близких, ни посторонних, сразу же попала в светскую хронику. Суэйзи заявлялся на съемки, еле стоя на ногах, его рвало, он падал в обмороки, ломая декорации. Лиза испробовала всевозможные методы воздействия — кричала, угрожала, упрашивала и стыдила, но ничего не помогло. Прежде стоило ей сказать: «Ты выстоишь — мы выстоим. Не сдавайся». — Патрик верил, что так оно и будет.
В конце концов, устав от беспросветных запоев мужа, Лиза ушла от Патрика и не возвращалась целый год — пока тот не прошел курс в частной клинике и окончательно не одолел свой недуг.
Они вновь поселились на своем заброшенном после ее ухода ранчо в Нью-Мехико, завели собаку, стали серьезно обсуждать возможность усыновления ребенка. Хотели начать все с нуля. Патрик подписал многомиллионный контракт на участие в детективном сериале «Зверь». Жизнь налаживалась.
...А в 2008 году у Патрика Суэйзи обнаружили рак поджелудочной железы в четвертой стадии. Пасмурным зимним днем 14 января он пришел с Лизой в клинику Седарс-Синай за результатами анализов и, услышав приговор врачей, совсем не испугался.
Когда они шли к машине, Патрик остановился, обнял Лизу и ткнулся губами ей в макушку.
— Ну ты чего, расстроилась? Брось, все будет хорошо! Ничего страшного не произошло. Очередная проверка на прочность — только и всего. Я выкарабкаюсь. Ты же меня знаешь.
Лиза кивнула и хотела что-то сказать в ответ, но в глазах вдруг предательски защипало. «Это просто ветер, — подумала она, садясь в машину. — Просто ветер...»
Подпишись на наш канал в Telegram