Нашей семье вообще никогда ничего легко не давалось. Мы с мамой, папой и тремя сестренками жили очень скромно. Сначала в коммуналке, потом в крошечной двухкомнатной хрущевке в Королеве. И как-то вшестером там размещались.
В коммуналке был настоящий ад. Грязь, разруха, а мы еще совсем маленькие. Папа каждое утро в 6.00 уезжал на работу. Приезжал поздно вечером и еще ночь напролет мог сидеть на кухне и нянчиться с моей полугодовалой младшей сестренкой.
Словом, жили мы непросто, но никто не жаловался...
Помню, случались такие дни, когда в холодильнике не было ничего, кроме банки хрена.
Ну нет — значит, нет. Надо подождать, пока родители получат зарплату... Как-то перебивались.
Я ходила домой к подругам, и они выносили мне на лестничную площадку печенье и колбасу. Настоящий праздник был, когда в доме появлялось сладкое...
Впрочем, до меня оно редко доходило. Вообще сладости с самого детства для меня — олицетворение какого-то огромного, недостижимого счастья. Я ведь с четырех лет занималась гимнастикой. У гимнасток, как известно, жесткие ограничения во всем. Я ни конфет в детстве не ела, ни тортов, ни пирожных. У меня даже дня рождения как такового не было.
Родители, конечно, поздравляли, но какой день рождения без торта? А он был под запретом...
Вообще маленькой мне казалось, что вся жизнь у меня под запретом...
Это сверстники могли есть что хотят, бегать во дворе, дурачиться, а у меня все было подчинено распорядку и строгому расписанию.
Если и проявились в моем характере сила и выносливость, то, конечно, благодаря спорту. Со мной никогда никто не сюсюкал, вот и приходилось самой со всем справляться.
Однажды, упав на детской площадке, я сильно ушибла руку. И только потом узнала, что у меня был перелом со смещением в двух местах. Ну, болит и болит. А я две недели еще проходила на тренировки.
Врач, увидев мою руку, аж обомлел: «Да как же вы терпели все это время?» Как-как? Так и терпела...
На тренировки приходилось ездить каждый день: сначала от дома до станции 20 минут пешком, потом на электричке 45 минут, а потом еще на метро. Ну и от метро до зала. То есть на дорогу в один конец уходило два часа.
Всякий раз ехала и думала: это последний день. Завтра брошу! Дело в том, что спорт за долгие годы я так и не полюбила, старалась, делала что могла, но при этом все время ощущала, что все это — не мое.
Но как признаться родителям? Как их разочаровать? Ведь они так мечтали, что их дочь станет олимпийской чемпионкой... Мама с папой большую часть скромного семейного бюджета тратили на дорогущие, расшитые камнями костюмы для моих выступлений.
Они так в меня верили, что я даже представить себе не могла, что когда-нибудь скажу им, что боюсь бревна, что отдала бы все на свете, только бы больше не ходить в зал.
Мне было уже 15 лет... Сначала призналась папе, он спокойно меня выслушал и сказал: «Иди к маме». Я вся дрожала, думала: ну вот, сейчас начнется ураган. Помню, я тогда болела и спала на раскладушке. Собравшись с силами, зову с раскладушки маму: «Я не хочу больше заниматься...»
А у самой слезы уже текут ручьями. Мама меня обняла, легла со мной рядом, так мы с ней вдвоем и проплакали. Она корила меня только за то, что раньше во всем не призналась...
...Но гимнастика, несмотря ни на что, определила всю мою последующую жизнь: она сформировала мой характер.
Я вечно ходила в кроссовках и с хвостиком.
Парня у меня не было. Влюбилась впервые только в последнем классе школы, да и то это была не любовь даже, а скорее так, эскиз на тему любви.
Мальчишек в нашем классе, как правило, волновали только три темы: выпить, покурить, к девочкам поприставать. Такое общество меня не прельщало.
Подруги вечера напролет сидели на лавочке, пили пиво, бесконечно болтали, а я их разговоры совершенно не могла поддержать. Мальчики, косметика, тряпки — это были неизменные темы для обсуждения. Девчонки во дворе уже вовсю крутили романы.
Я же в это время уже в цирковое училище поступила, стала получать первые гонорары и очень гордилась тем, что могу не сидеть на родительской шее, а быть самостоятельной.
Вносить свою лепту в семейный бюджет для меня с детства было очень важно.
Я то яблоки на базаре со своими подружками продавала, то календари перекидные. Отдавали мы все до копейки, но все-таки это были заработанные мною копейки, которые можно было на что-нибудь нужное отложить. Я всегда копила. И до сих пор так. У меня всегда отложены деньги на какие-то срочные расходы и на то, что я собираюсь приобрести в будущем.
Помню, папа давал мне несколько рублей на карманные расходы, но я ничего себе не покупала, откладывала.
Была у меня мечта: купить себе новое платье.
Не какое-то особенно модное платье, а просто новое! Дело в том, что с самого рождения я донашивала одежду за двумя старшими сестрами. Мама вполне резонно рассуждала: зачем покупать Кристине что-то, когда от сестер много осталось? Но мне-то хотелось, чтобы брюки или платье были только мои!
Какой же был праздник, когда я впервые купила себе платье в магазине секонд-хенда! Он располагался у метро «Бабушкинская», и почти все, что я там видела, казалось мне нереально красивым.
Это тоже была ношеная одежда, но главное — она не принадлежала сестрам!
Мы с подругой очень долго бродили по магазину и в результате купили себе одинаковые бежевые платья с глухой застежкой-молнией под горло.
Я никогда не носила открытые вещи. Поэтому на людях всегда эту молнию застегивала до конца.
Однако, несмотря на свою застенчивость и закрытость, я мечтала стать актрисой. Откуда эта мечта взялась? Я всегда была творческим ребенком. С детства писала стихи. Впрочем, эти мои актерские потуги никто всерьез не принимал. Ну, стать циркачкой — еще куда ни шло (я некоторое время, после того как ушла из гимнастики, занималась в цирковом училище), но чтобы актрисой?! Для девчонки из Королева, у которой нет ни денег, ни связей, ни богатых родителей, это все равно что сказать: «Хочу стать миллионером» — шансов никаких.
В классе я была просто серой мышью, к чему стремлюсь, никто не знал.
А пока, несмотря на скептическое отношение окружающих, я записалась в театральную студию.
Думала: «Ну и пусть никто меня как актрису не воспринимает, но сама-то я знаю, что могу!» Помню, даже не пожалела своих накоплений и сделала себе портфолио. В актерском агентстве увидели мою фотографию и пригласили на съемки для рекламы сотовой компании на Урале. За эту работу я получила первый большой гонорар.
Помню, как вернулась домой — за спиной словно крылья выросли. Мне по тем временам заплатили очень серьезные деньги, по дороге из Екатеринбурга в Москву (кстати, это был мой первый в жизни перелет) я даже сложила их в пакет.
Представляете, деньги в пакете! С ума сойти... У меня долго из телефона в телефон кочевала фотография, на которой моя младшая сестра Карина держит в руках веер из тысячных и пятисотрублевых купюр. И все это заработала я сама!.. Несмотря на то что уже 1,5 года занималась в театральной студии, получала предложения сниматься в рекламе, я по-прежнему была закрытой, не красилась, одевалась очень скромно.
Я поступала в несколько вузов. Во МХАТе курс набирал Константин Аркадьевич Райкин. Для девочки из провинции такая громкая фамилия, как Райкин, и такое значащее название, как Школа-студия МХАТ, сразу стали приоритетными. Я мечтала поступить туда. Константин Аркадьевич выделил меня сразу и, можно сказать, «вел» от тура к туру.
Перед третьим посоветовал сменить всю программу. И я за неделю подготовила совершенно новые произведения.
Помню, попала под дождь, сильно простудилась и пришла на экзамен с температурой 39°С. Чувствовала себя ужасно: перед глазами все плывет, озноб, голова раскалывается. Читала отвратительно. И то, что я провалилась, для меня было абсолютно ясно и без объявления результатов. Спустилась на первый этаж и расплакалась. Ведь у меня был шанс, вон и Райкин меня заметил, а я...
И тут вдруг ко мне подходит педагог из приемной комиссии: «Ну что тут спряталась? Пойдем быстрее, а то поступление свое пропустишь. Константин Аркадьевич зовет...»
Дальше все было как во сне: Райкин говорил обо мне какие-то хорошие слова, хвалил.
А я стояла и все не могла поверить своему счастью: неужели прошла? Неужели взяли?..
Райкин и его жена Елена Бутенко относились ко мне очень тепло. И когда так хорошо все начинается, представить, что через полгода тебя отчислят, просто невозможно.
У нас был очень яркий курс, со мной учились и Никита Ефремов, и Павел Прилучный, и Иван Макаревич, и Аристарх Венес, и Карина Андоленко, и Гриша Добрынин, и Аня Чиповская. А я, хотя и подавала надежды, как-то на общем фоне потерялась. Может, природная скромность мешала, а может, то, что я просто не знала еще, как себя проявить. Я могла часами наблюдать за другими, мне казалось, что так я набираюсь опыта, но в актерской профессии надо не наблюдать со стороны, а ошибаться и набивать шишки, ни в коем случае не стоять в стороне.
Это я сейчас знаю, как надо.
А тогда... Совершенно растерялась.
Когда через полгода Константин Аркадьевич сообщил о моем отчислении, я подумала: все, это конец. Весь мир узнает о моем позоре, меня никуда больше не возьмут, и о карьере актрисы можно забыть... Близкие так мной гордились, школьные друзья рассказывали друг другу о том, что я поступила аж в Школу-студию МХАТ! И что теперь? Как побитой собаке, возвращаться обратно в Королев, признаваться, что меня выгнали... Это же казни подобно!
Я очень долго не могла прийти в себя, рыдала сутками.
Этот нокдаун, полученный от мастера, на самом деле решил мою судьбу. Именно тогда все и определилось. Я могла или окончательно спрятаться ото всех в углу и вечно зализывать раны, считая, что мир ко мне несправедлив, или подняться и бороться. Бороться, несмотря на то что ничто не обещает победы. Просто потому, что складывать руки нельзя. У меня даже девиз такой: «Если двери закрыты, стучись в окно...» Именно так я и сделала... Через помощницу Райкина записалась к нему на прием, хотела попросить позволения стать вольнослушательницей на его курсе. Я знала, что Константин Аркадьевич никогда не желал мне плохого, и была уверена, что и в этот раз он меня поддержит. Но Райкин сказал: «Нет, обратно я тебя не возьму». Он считал, что у меня определенно есть способности и, чтобы чего-то достичь, я должна еще очень много работать. Но не на его курсе...
Этот второй удар был для меня еще сильнее, чем первый.
Но, знаете... С того момента моя жизнь разделилась на две половины: до разговора с Константином Аркадьевичем и после... Было такое ощущение, что за несколько минут я повзрослела лет на 5. Из его кабинета в «Сатириконе» я вышла совсем другим человеком.
...Следующие два года стали временем больших испытаний и постоянных поисков. Я устроилась в один театр, потом в другой, в каком-то некоторое время просто билеты продавала. Попробовала даже создать свое агентство по организации мероприятий.
Ходила на все просмотры, по всем кастингам, получала отказы, обивала пороги, моталась из одного конца города в другой. Жила в каких-то съемных углах, ночевала у подружек...
Временами руки опускались, но я твердила себе: обратного пути нет!
Вечером возвращалась домой, падала от усталости, а назавтра — подъем в 5.30, и все по новой...
Несмотря на то что работала в нескольких местах, денег все равно катастрофически не хватало. Иногда за целый день у меня во рту не было ни крошки. А когда приходилось совсем туго, шли с приятелями петь на Арбат. Пока не появлялась местная мафия и не прогоняла нас, удавалось собрать у прохожих какую-то мелочь. Но мы и этому были рады: все-таки можно было заморить червячка, купив булку или яблоко...
В 2008 году я снова решила поступать в театральный. На этот раз отдала документы в Щепкинское училище. И теперь уже, оказавшись в числе студентов старейшего актерского вуза, вела себя совершенно иначе, чем в Школе-студии МХАТ.
Не стояла в углу, наблюдая за остальными, а сразу стала проявлять себя, оказалась в числе лидеров курса и до сих пор там держусь. Судьба дала мне второй шанс, и его я уже не упущу...
Даже когда заболевала, все равно продолжала ходить на занятия. О том, чтобы посидеть несколько дней дома, и речи быть не может. Внутри у меня все время живет страх: вдруг сейчас пропущу, а потом меня выгонят? Да ни за что!
Но однажды разболелась очень серьезно: меня положили в больницу с пиелонефритом. Температура сорок, боль ужасная, состояние такое, что в какие-то моменты просто не понимала, на каком свете нахожусь. А в училище — премьера учебного спектакля.
И я решила: надо во что бы то ни стало выйти на сцену и сыграть свою роль.
Как ушла из больницы, толком не помню: подписала какие-то документы, что снимаю с врачей всякую ответственность за свое здоровье, поймала машину и приехала в училище.
В пьесе я играла роль старухи. Мое внутреннее состояние тогда настолько совпало с ролью, что, думаю, это был один из лучших спектаклей в моей жизни. Выложилась я тогда даже не на сто, а на двести процентов.
Когда занавес закрылся, я ушла за кулисы, а дальше — темнота. Потеряла сознание... Сокурсники вызвали «скорую», я долго не могла прийти в себя. Но ни о чем не жалела. И если бы ситуация повторилась, я поступила бы точно так же...
...Знаете, однажды я пришла на пробы в телевизионный фильм, и режиссер, едва на меня взглянув, сказал: «Нет! Девушка, которая, кроме Милана и шопинга, ничего в жизни не знает, мне не нужна...» Я на мгновение просто дара речи лишилась! Какой Милан? Я там даже ни разу не была! Говорю: «Как же вы можете принимать решение, даже не посмотрев, как я работаю? Дайте мне хотя бы шанс попробовать!»
И в «Интерны» я попала благодаря шансу. Долго ходила на кастинги. И меня наконец отобрали из множества претенденток!
Помню первые пробы с Иваном Ивановичем Охлобыстиным. Я видела его работы в кино и представляла себе очень яркого человека, а он оказался совсем другим. Закрытым. И пары слов со мной не проронил. Держался корректно, но очень отстраненно.
Когда снимали наш эпизод, даже в глаза мне не смотрел.
Реплики бросал будто куда-то в сторону. Ведь для меня это — очередные пробы, а Иван Иванович был уже утвержден. Это, конечно, очень деморализует, и я наверняка испугалась бы, если бы не пройденный мною путь. Сказала себе: не паникуй, не отчаивайся.
Потом ежедневные встречи на съемочной площадке превратились в дружбу. Отношения стали уже совершенно другими — доверительными, открытыми.
Но, знаете, от того, что «Интерны» получили такой резонанс, голова у меня не закружилась. Сегодня ты на гребне волны, а завтра о тебе уже никто и не вспомнит... Надо всегда честно делать свое дело. Отдавать всего себя полностью.
Только в этом и есть смысл.
Записала Юлия Ушакова
Благодарим «Maison Dellos» и ресторан «Турандот» за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram