Я часто вижу один и тот же сон. Андрей поднимается по горной тропинке, долго стоит на краю водопада и смотрит, как несется вниз вода. Вдруг слышится едва заметный шорох камней — ш-ш-ш-ш, потом неясное движение, которое я скорее чувствую, чем вижу… Я пытаюсь предупредить его: «Отойди от края, упадешь!», но, как это часто бывает во сне, вместо крика с губ слетает еле слышный шепот…
Я никогда не была на месте гибели Андрея. Говорят, там очень красиво.
Над водопадом — небольшой выступ, напоминающий длинные ресницы, с которых льется вода. Наверное, потому он так и называется — «Девичьи слезы». Там и раньше бывали несчастные случаи. На краю водопада лежат «живые» камни — встал на такой валун, он под тобой качнулся, и ты летишь в пропасть. Наверное, Андрею об этом просто не сказали…
В конце апреля 2002 года мой муж улетел на натурные съемки в Сочи — после долгого простоя он наконец-то запустился с фильмом «Моя граница». В пять утра за ним должна была приехать машина. Андрей попросил: «Не вставай. Я сам позавтракаю…», и я его послушалась. Утром встречаемся с Олей на кухне, а она удивляется: «Мам, что это с нашим папой? Три раза меня поцеловал на прощание». Тут и я вспомнила, что Андрей, чмокнув меня, спящую, вернулся и поцеловал еще раз.
«Странно, — подумала. — Совсем на него не похоже…» Андрей не был сентиментальным и трогательные прощания терпеть не мог.
Мне потом рассказывали, что накануне их съемочная группа собралась за столом. Вдруг неожиданно Андрею на колени опрокинулась банка томатного сока. «Дурной знак», — сказал он и ушел спать. Впереди была очень ответственная работа. Перед сном позвонил мне. Мы долго разговаривали. Я запомнила его слова: «Все идет очень медленно, не так, как хотелось…»
На следующий день он поехал осматривать натуру — этот самый водопад…
5 мая… Тревоги, каких-то дурных предзнаменований — нет, ничего такого я в тот день не заметила. Большой веселой компанией мы собрались на даче отмечать Пасху.
Помню, звонит приятель, интересуется — что, мол, вам привезти? Хором кричим в трубку: «Да все у нас есть! Привези только воды». Через два часа он перезванивает: «Я уже в дороге. Так что вы говорите, воды привезти?» Мы смеемся: «Да не надо воды! Священника привези лучше, мы все уже от жажды умерли!» Такие вот дурацкие шутки…
Наконец приятель приехал, привез мою любимую клубнику. Я с удовольствием уплетаю ее со сливками. «Жизнь удалась! — смеюсь. — Мне только Ростоцкого для полного счастья не хватает». И в этот момент раздается звонок из Сочи. Это Феликс, художник картины и двоюродный брат Андрея. Помню его растерянный голос: «Марьяна, Андрей сломал руку и ногу. Он упал… с камушка. Тебе нужно срочно вылететь в Сочи». От этого какого-то детсадовского «с камушка» у меня внутри все похолодело.
Я хорошо знаю Андрея: если бы он сломал руку и ногу, запретил бы мне даже звонить! Нет, нет... тут что-то не так...
Дома лихорадочно собираю вещи, рано утром — первый рейс в Сочи. Меня так трясет, что не могу сосредоточиться. С трудом дозваниваюсь в больницу, где лежит муж. Врач краток: «Андрею сделали операцию, он в реанимации…» Это потом уже мне сказали, что шансов выжить у него не было. При падении с 30-метровой высоты он сломал себе все…
В пять утра раздается звонок в дверь. Открываю и… на ватных ногах медленно отступаю назад. На пороге — огромное количество людей: все друзья Андрея. Стоят в прихожей, молчат, но по их лицам я уже все понимаю...
Помню чей-то шершавый свитер, в который уткнулась лицом, а над ухом глухой голос: «У тебя дочка…»
А потом провал — я потеряла сознание. Первая мысль была о его маме: «Как сказать Нине Евгеньевне? А дочке, моим родителям? Вдруг они услышат о случившемся по радио? Надо торопиться». С этого момента я не пролила ни одной слезы…
У нас была очень дружная семья. Мы действительно все любили друг друга. Мои родители — Андрея, его родители — меня. А разве не редкость, когда дружат родители мужа и жены?
В дом Киностудии имени Горького мы переехали, когда мне было лет двенадцать. Родители долго искали обмен. Мама изучила всю Москву. Ей непременно нужен был дом, где живет интеллигентная публика: она почему-то боялась, что мы со старшим братом попадем в дурную компанию. Однажды звонит ее подруга: «Знаешь, есть дом у ВДНХ, там Нина Меньшикова живет со Станиславом Ростоцким.
Это приличные люди. Он — режиссер, она — актриса. Переезжай туда». Известная фамилия сыграла свою роль, и мы поселились в этом доме. Да еще и соседями с Ростоцкими оказались, жили с ними на одной лестничной площадке, дверь в дверь.
Фамилия «Ростоцкий» мне ни о чем не говорила. Я была еще маленькая, кино не интересовалась. Мой папа занимал тогда должность руководителя Центра управления космическими полетами, друзья семьи были космонавты, ученые. Словом, люди, далекие от кино. Как-то мама показала мне «Вечернюю Москву» с кадром из фильма «Это мы не проходили» и сказала: «Видишь, этот актер живет у нас в доме». Андрею тогда было девятнадцать… Как-то в канун Нового года к нам в квартиру позвонил Станислав Иосифович.
Он пришел пригласить нас в гости — мол, пора, соседи, познакомиться. Мы с бабушкой были дома одни, родители ушли к друзьям.
Помню, Андрей поразил меня своей галантностью. Ведь, в сущности, я была совсем ребенком, а он обращался со мной как со взрослой барышней. «Как вас зовут?» — «Марианна». От этого «вы» я, по-моему, густо покраснела. А когда он еще и руку мне поцеловал, чуть в обморок не упала. «Пойдемте, я вам покажу мою кошку», — спас положение Андрей. У него была потрясающая трехцветная кошка. За столом мы оказались рядом, Андрей спросил: «А вы пьете шампанское?» Я его тогда даже и не пробовала, но храбро ответила: «Конечно!»
Это была удивительная семья. А центром, вокруг которого вращалась жизнь этого дома, был, безусловно, Станислав Иосифович Ростоцкий.
Это особая личность! Как он вселял своими фильмами веру в светлое будущее, так и жил по принципу: «Что бы ни происходило — жизнь прекрасна!»
А ведь он вернулся с войны без ноги. Станислав Иосифович служил в кавалерийском полку. Во время боя он бросил зажигательную бутылку в фашистский танк и чуть сам не погиб под его гусеницами. У Ростоцкого был поврежден позвоночник, задето легкое, особенно сильно пострадала нога. Трое суток его, тяжелораненого, тащили на себе санитары.
Много страданий пришлось пережить Ростоцкому. Ампутацию во фронтовом госпитале сделали плохо. Без новокаиновой блокады он не мог надеть протез. Помню, как Нина Евгеньевна все время вязала для него какие-то теплые шерстяные накладки, покупала специальные мази.
Вся жизнь Ростоцкого была на преодоление. Отсюда и сила характера. Сохранились его письма с фронта: «Если мы выживем в этой войне, то должны сделать что-то значительное».
Наверное, поэтому он и выбрал профессию режиссера. Как был в гимнастерке, так и явился во ВГИК. Необыкновенно красивый, по-мужски обаятельный (бабушка у него была француженка, отец — поляк). А каким успехом у женщин пользовался Ростоцкий-старший! В него были влюблены все студентки, даже подружка Нины Евгеньевны красавица Алла Ларионова. Естественно, не устояла и моя будущая свекровь! Но она прекрасно понимала, что шансов у нее нет. Как-то она мне призналась: «Я себя буквально заставляла не думать о нем, иначе сошла бы с ума!»
Но вот как в жизни бывает...
Однажды Станислав Иосифович случайно заглянул на дипломный спектакль к «герасимовцам». Нина Меньшикова играла с Николаем Рыбниковым в спектакле о Петре I. Она — Анна Монс, он — Петр I. После показа Ростоцкий подошел к студентке и сказал: «Мне кажется, вы в одной сцене запнулись. Не знали, как поцеловать партнера: подняв вуаль или через нее». Нину поразило, что этот незнакомый парень смог почувствовать ее заминку.
Как-то они с другом собрались в деревню писать сценарий, им нужна была повариха. Они с Ниной случайно столкнулись в коридоре, и он вдруг предложил: «Мы едем работать в деревню. Если хотите, поехали с нами. Вы нам будете готовить. И никаких романов!» Она тут же, не раздумывая, согласилась.
В назначенный день ровно в шесть утра с тяжелой поклажей подбежала к старенькому «Москвичу».
На «поварихе» была синяя курточка и лучшее синее в белую полоску платье.
Станислав Иосифович любил рассказывать об этой встрече: «Сижу в машине с другом и гадаю: придет — не придет… Вдруг вижу, бежит с двумя огромными сумками, набитыми продуктами. Кормить же мужиков поехала! И я сразу же влюбился…»
Вскоре после этого они поженились. У Станислава Иосифовича был любимый тост: «Вот Нинка не любит эту фразу, но все-таки скажу. Какой же я был умный, когда женился на Меньшиковой! Если бы не женился, уже умер бы!» А еще шутливо добавлял: «Как хорошо, что я женился на тебе, а не на Ларионовой!»
Андрей, как и его отец, тоже всегда пользовался успехом у женщин.
Не успел выйти на экраны фильм «Эскадрон гусар летучих», как все девчонки моментально влюбились в молодого Ростоцкого — молодцеватый гусар с голубыми глазами лихо гарцевал на коне, ловко фехтовал, да еще и пел романсы! Какая-то девушка, говорят, даже напилась таблеток из-за неразделенной любви к Андрею.
Наверное, я была единственной, кто в него не влюбился. Мне больше нравились мои ровесники, Андрей казался ужасно взрослым, и я его воспринимала скорее как старшего товарища. С ним, конечно, было очень интересно, но влюбляться? Нет-нет, даже мысли такой не возникало…
Его друзья, с которыми он снимался в «Эскадроне гусар летучих», часто собирались, когда не было родителей, в квартире Ростоцких.
Помню, как просилась к нему на эти гусарские вечеринки. А он в ответ улыбался: «Ты еще маленькая. Вот подрастешь, тогда и позову».
Вечеринки, кстати, были гусарские в прямом смысле. На нашей лестничной площадке они и на саблях дрались, и из дуэльных пистолетов палили. За дверью квартиры Ростоцких происходило что-то безумно интересное. Оттуда то и дело доносились взрывы хохота, пение, шум... Однажды Андрей выстрелил из пистолета, и пуля ударилась о косяк моей двери. Много позже он смеялся: «Я мог убить свою будущую жену!»
Я не помню, когда началась наша дружба. Андрею очень нравилось меня наставлять, покровительствовать.
Конечно, ему хотелось производить впечатление. А тут благодатная почва: что ни скажи, на тебя смотрят как на бога! Вот он и старался. Как-то дал мне почитать «Манон Леско». И я с тех пор очень полюбила чтение. Да и Ростоцкий-старший на меня в этом смысле оказал огромное влияние. Помню наши бесконечные разговоры о кино, рассказы, как его воспитывал Эйзенштейн. «Вот Эйзенштейн мне говорил: «Читай всего Золя». И ты читай!» И я послушно читала всего Золя — том за томом, а за ним и Голсуорси…
До нашего романа мы оба умудрились обзавестись семьями. Первым женился Андрей… В то время я училась в десятом классе и впервые увидела Марину Яковлеву на своем шестнадцатилетии. Захожу к Андрею и приглашаю в гости. «Можно я приду с Мариной?» — «Конечно!» Дома были только мой брат и мама.
Мы болтали о том о сем, играли в буриме, Марина все больше молчала.
Нина Евгеньевна потом мне рассказывала, что перед свадьбой пыталась сына отговорить.
— Зачем ты женишься? — спросила она. — Ни серьезных отношений, ни любви особой…
— Я сделал Марине предложение и не могу взять свои слова обратно…
Как-то Нина Евгеньевна зашла к моей маме и поделилась своими опасениями: «Возвращается Андрей из экспедиции. Захожу ночью на кухню, а он сидит в одиночестве и читает сценарий. Они же молодожены! И тут я поняла, что ничего у них с Мариной не сложится…»
Мы с Андреем в тот период особо не общались.
Я поступила во ВГИК на киноведческий, у меня началась своя взрослая жизнь. Но Андрей все равно продолжал меня по-дружески опекать. Помню, как свой первый взрослый Новый год собиралась отмечать с однокурсниками в общежитии. Но Андрей запретил: «Никакого общежития! Ты еще маленькая, а там бог знает чем будут заниматься. Пойдешь с нами в Дом кино».
Как-то в интервью Яковлевой я прочитала одну фразу: «Марьяна специально уговаривала меня развестись с Андреем». Я долго недоумевала, а потом вспомнила эту историю. Приближался шестидесятилетний юбилей Станислава Иосифовича. Мы всей семьей были приглашены в Дом кино. Там была и Марина Яковлева. «Девчонки, а поехали ко мне», — вдруг предложила Марина мне и моей подруге. И мы сбежали с юбилея…
Марина и Андрей уже жили отдельно, у них все было плохо.
Он вернулся обратно в родительскую квартиру. Но Ростоцкие не разрешали сыну разводиться: в их патриархальной семье это было не принято.
Словом, сидим с подружкой у Марины на кухне и слушаем, как она, плача, рассказывает о своих страданиях. Как Андрей ей изменял, как она находила в его карманах любовные записки. Да что там записки! У него, мол, в телефонной книжке донжуанский список любовниц с телефонами и адресами! Мне стало так ее жалко. «Марин, возьми себя в руки, — принялась я ее утешать. — Ну как ты можешь к нему в карманы лазить? Зачем тогда вместе жить? Разводись, если невозможно терпеть». Я хотела всего лишь привести ее в чувство, а она решила, что я для себя их развести пытаюсь...
Андрей, узнав, что я ездила к Марине, устроил мне взбучку.
Для него это было предательством нашей дружбы: «Зачем ты это сделала? У нас и так сложные отношения, а ты к ней в гости ходишь. К чему это?»
Но мне было не до его сложных отношений с Яковлевой. Я сама была на грани развода! В семнадцать лет вышла замуж, а в восемнадцать — решила развестись…
После первой же сессии поехала отдыхать и влюбилась в своего ровесника, тоже студента. Через полгода подали заявление в загс. Родители были в шоке от моей прыти, даже советовались с Ростоцкими: мол, что нам делать, дочка замуж собралась! Станислав Иосифович их успокоил: «Эта страсть быстро пройдет. Пусть выходит, сейчас бесполезно отговаривать».
Свадьба моя была очень пафосной: ресторан «Прага», банкетный зал на шестьдесят персон, невеста в шляпе…
Я и Андрея на свадьбу пригласила через Нину Евгеньевну. Она как раз к нему на съемки уезжала. Нина Евгеньевна потом рассказала маме: «Приезжаю к Андрею в Севастополь и говорю: «Марьяна замуж выходит». А он усмехается: «Ну и дура! Ни на какую свадьбу я не поеду. Через пять лет мы будем вместе». Мама передала мне Андрюшины слова накануне свадьбы. И я подумала: «Тоже мне придумал! Я замуж вообще-то навсегда выхожу!» Но сердце тем не менее почему-то екнуло…
В итоге так все и случилось, он только со сроками ошибся.
Прожили мы с мужем всего два месяца да и разбежались. Ну что вы хотите? Я-то ведь думала, что «замуж» — это вечный праздник. От серых будней наша страсть быстро погасла. Как и предупреждал Станислав Иосифович…
Вдруг выяснилось, что мы с мужем совершенно разные люди. Помню, он все советовал мне «делать карьеру»: «В кино нужно заниматься образом Ленина. Это очень перспективно». Мне сразу же стало скучно и неинтересно.
Жили мы отдельно — родители мужа купили нам квартиру в Строгино. Помню, приехала туда в первый раз, и такая меня обуяла тоска: «Ой, как далеко! И как я буду в этой глуши жить, да еще и без родителей?»
И началось — готовка, глажка, уборка… И так каждый день. Помню, затоварились мы каким-то неимоверным количеством банок зеленого горошка.
И я по книжке «Сто рецептов из зеленого горошка» стала удивлять мужа кулинарными изысками. Каждый день — новое блюдо. То пожарю сухари и смешаю их с горошком. То подам горошек с сосисками. Довольно быстро набила руку: горошек с рисом, горошек с мясом, горошек с курицей. Рецептов-то сто! Муж терпеливо поглощал мои «шедевры» два месяца, и я наивно думала, что ему нравится. Но тут на мой день рождения пришла свекровь и вскользь уколола: «Могла бы научиться готовить еще что-то, кроме горошка-то».
В общем, замужество мое постепенно сходило на нет. В Строгино ездить было далеко, да и горошек закончился — вместе с моей кулинарной фантазией. Я все чаще оставалась с ночевкой у родителей. Папа постоянно меня пилил: «Вышла замуж — езжай к мужу!»
Как-то столкнулась с Андрюшей у двери, и он вдруг поинтересовался: «И как тебе замужем?»
Я пожала плечами: мол, ничего хорошего. «Ну так разводись! Раз плохо, чего ты там сидишь!» — посоветовал он тоном опытного старшего товарища. Я знаю, что Андрей подбивал меня на развод безо всякой задней мысли, он сам в это время все еще был женат…
Так случилось, что в тот день у моей свекрови был день рождения. Но я не поехала, сославшись на плохое самочувствие. А тут Андрей заходит и предлагает: «Пошли в кино». — «Пошли». Вечером звонит муж, а меня дома нет. Разразился скандал. Муж с обидой кричит: «Мне все ясно! Ты не поехала к моей маме, чтобы с Андреем пойти!» А я в ответ возьми да и скажи: «Нам надо расстаться».
Когда мы с Андреем вдруг поняли, что любим друг друга? Разве бывает так: дружили, дружили, а потом вдруг — бац! — и влюбились? Я часто себе задавала этот вопрос и каждый раз уверенно отвечала: да, бывает!
На дворе март. Я только что развелась с мужем. Захожу в арку нашего дома. Навстречу Андрей. Мы вдруг обрадовались друг другу, бросились целоваться, обниматься, словно после долгой разлуки. «Пошли ко мне ужинать. Родители отдыхают на Валдае», — предложил Андрей. Он приготовил что-то очень вкусное, помню, мы пили мускатное шампанское при свечах. Все ночь проболтали, обсуждали какие-то книги, читали стихи... Сидели-сидели, ну в результате и… досиделись.
Хотя то, что между нами происходило, я бы даже романом не назвала. Это был своего рода эксперимент.
За плечами каждого из нас маячил печальный опыт брака. Вот мы и договорились: все чудесно, но к любви это не имеет никакого отношения. Мы совершенно не хотим жениться, но почему бы не попробовать выяснить — хорошо ли нам вместе? «Пробовали» почти месяц. Месяц этот получился яркий, сумасшедший, бурный. Потом Андрей уехал на съемки, и… тишина. Ни звонка, ни строчки. «Ну и ладно, — думаю. — Больно надо!»
Вернулся он со съемок к майским праздникам. Мы случайно встретились у ВГИКа. Идем домой, а он моей подруге сообщает: «Мы с Марьяной едем на майские в Калугу. У меня там концерты». Я от неожиданности даже остановилась: «А ты меня вообще-то спросил?» Надо же! Целый месяц пропадал, а теперь, видите ли, за меня все решает. И во мне началась борьба: надо быть гордой, ни в какую Калугу не поеду.
А самой хочется до смерти! Выпендривалась-выпендривалась и потом все-таки поехала…
Но то, что он мне тогда не позвонил, долго не давало покоя. Когда мы поженились, я как-то спросила Андрея об этом. Он, помолчав, ответил: «Мне нужно было время, чтобы подумать. Я вдруг почувствовал — все серьезно…»
Мы скрывали от родителей нашу любовь — не хотели их пугать. Продолжали делать вид, что просто дружим. Ведь Андрей даже еще и не собирался за мной ухаживать, а его мама забеспокоилась: «Ты в сторону Марьяны даже не смотри, еще нас всех перессоришь!»
Тем летом в Москве проходил международный кинофестиваль. Я решила там поработать. Андрей уехал на съемки, сказав на прощание: «Я приеду очень нескоро».
Но вернулся неожиданно быстро. Помню, сижу в пресс-центре и вдруг появляется Андрей. Ему очень хотелось устроить мне сюрприз и прочесть на моем лице радость…
Он забрал меня с этой практики. И, пока родители были на даче, мы стали жить в нашей квартире. Вдруг однажды слышу, как в двери поворачивается ключ. Это папа приехал домой за вещами — у него ночной полет. Я выскочила в прихожую: «Пап, я не одна…» «Вот и оставляй тебя дома!» — воскликнул папа.
Он собрал вещи и уехал, ничего больше не спросив. У родителей уже было подозрение по поводу Андрея. Через несколько дней папа встретил Андрея во дворе, тот откуда-то шел с чемоданом. «Андрюша, здравствуй, ты откуда?»
— «Я из командировки возвращаюсь…» Папа ему, конечно, не поверил и вечером за чаем впервые задал мне прямой вопрос: «Скажи, пожалуйста, что происходит в твоей жизни? Нам с мамой кажется, что у вас с Андреем роман…» Я все упорно отрицала, хотя было уже очевидно: наша «шифровка» оказалась никуда не годной. Все уже все заметили…
Андрей очень красиво ухаживал, водил в какие-то интересные кафе, помню, нашел где-то в Москве охотничий ресторан. Однажды я не выдержала и сказала: «Хватит! Теперь я буду готовить». Андрей уселся на диване, а я уединилась на кухне. Прошел час, другой. В дверях показалась голова Андрея: «Извини, можно поинтересоваться, что ты там готовишь?» — «Бутерброды». По книжке я готовила какой-то экзотический многослойный бутерброд. Андрей с улыбкой попросил: «В следующий раз ты что-нибудь попроще приготовь, ладно?»
Свадьбу мы устроили оригинальную.
У Андрея накануне состоялся гусарский мальчишник. Из-за этого он чуть не опоздал в загс — приехал в последний момент на обшарпанном «Запорожце», украшенном совершенно похабными шариками. На крышу машины его друзья прикрутили конское седло. Даже стандартного Мендельсона в загсе волшебным образом заменили на «Битлз»! Нас расписали, и мы отправились мотаться по Москве, пили шампанское из больших хохломских кружек. И, естественно, Андрея потянуло на подвиги. Он залез на «Запорожец» и уселся в седло. И мы на ходу под крики «Горько!» пытались поцеловаться. Гостей набилось в нашу квартиру море! Во время застолья Андрей с друзьями затеяли шутливый мордобой.
Мама от неожиданности даже уронила целую стопку тарелок. Недаром говорят — на счастье…
Наш медовый месяц мы провели под Выборгом, где Андрей снимался. Помню, как-то он сказал: «Готовься, завтра поплывем на необитаемый остров, где будем совсем одни». Где-то раздобыл надувную лодку, взял с собой палатку. На острове мы долго кружили, пока не выбрали живописное место.
— Ну, готовь ужин. А я пока палатку поставлю.
— Какой ужин? — удивилась я.
— Как? Ты что, ничего не взяла?! Даже чая?
Разразился скандал. Я выслушала все, что он думает по поводу моей домовитости. Андрей поймал рыбу, зажарил ее на костре, заварил в котелке чай из травы.
И я поняла: с ним нигде не пропадешь!
Еще только поженившись, мы с Андреем заключили договор: «Если вдруг разведемся, это не должно разрушить дружбу наших родителей». Меня тянуло в эту семью безумно! С одной стороны, это была, безусловно, любовь к Андрею, а с другой — эти люди давно стали мне родными, в этой семье я выросла…
Не только мы боялись за наше будущее. Знаю, что Ростоцкий-старший перед свадьбой вызвал сына на серьезный разговор: «Я очень боюсь, что ты ей жизнь испортишь…» Он опасался, что Андрей с его репутацией мачо мне совсем не подходит.
А меня абсолютно не пугало его богатое прошлое. Он вел себя так, словно я была единственной женщиной в его жизни.
Я никогда не расспрашивала его о том, что было раньше. И его донжуанский список меня не интересовал. Как-то Андрея в одном интервью спросили об этом списке. Он рассмеялся: «Могу сказать Яковлевой только спасибо. Она на всю страну прославила меня как секс-символа!»
Помню, его друг-каскадер удивлялся: «Почему к Андрею приклеилась репутация лихого гусара? Сколько я с ним ездил по экспедициям — абсолютно добропорядочный семьянин!» Просто надо знать Андрея. Он любил «искрить» женщин. Это была игра, флирт... В общем, серьезных поводов для ревности у меня не было…
Другое дело, что не все это понимали. Андрей сам себе создавал имидж донжуана. Помню, как Марина Яковлева в интервью сокрушалась, что Андрей привез ей золотое ожерелье, а потом она точно такое видела на шее Елены Кондулайнен.
Самое смешное, что Андрей точно такое же ожерелье привез и мне.
Андрей очень переживал за мать: видел, как она страдала порой из-за романов Станислава Иосифовича. Наверное, помня об этом, он не хотел причинять любимой женщине боль… Это со стороны кажется: какой у Ростоцких был счастливый крепкий брак. А что за этим крылось, одному богу известно.
До Нины Евгеньевны у него была жена — очень известная актриса Марина Ковалева. За роль в фильме «Падение Берлина» она получила Сталинскую премию. Они с Ростоцким разошлись после того, как она сделала аборт. Он ей этого не простил. Для него женщина, которая совершила такое, уже не женщина…
Жизнь с таким сложным человеком не была похожа на волшебную сказку.
Как-то я разбирала письма и нашла письмо Ростоцкого-старшего, адресованное жене: «Нина, прости, я убежал не от тебя, а от себя. Не хочу больше сидеть в президиумах…» Казалось бы, карьера, огромный успех... Он только что получил Ленинскую премию за фильм «Белый Бим Черное ухо…» А у него началась депрессия. И Ростоцкий, ни слова никому не сказав, уехал в дом отдыха. Всего пару строк жене оставил: «Не хочу тебя травмировать. Когда приду в себя, вернусь…»
О романах Ростоцкого-старшего в киношном мире знали все. Он совершенно искренне считал, что режиссер просто обязан влюбиться в свою героиню, а иначе фильм не получится.
Была одна история, о которой Нина Евгеньевна со временем рассказывала с юмором. На съемках «Героя нашего времени» у ее мужа начался очередной роман с актрисой. Приезжает Станислав Иосифович домой со съемок — чужой, с непривычной для него бородой. Она ему удивительно шла. Сидит за столом, думу думает: «Вот сейчас скажу Нине, что ухожу…» В этой же комнате маленький Андрюшка в машинки играет. Станислав Иосифович отводит глаза: «Нет-нет, все равно скажу… Но как сказать?»
— Нина… — начинает он. — Ты знаешь…
— Знаю… — Она смотрит ему в глаза. — Надо сбрить бороду!
После этой реплики он понял, что никуда от нее не уйдет…
А потом была еще одна история. Как-то Станислав Иосифович встретил жену в аэропорту.
Едут они в Москву в тягостном молчании. Он знал, что жена в курсе его очередного романа, и ждал грома и молний… А она молчит. Ростоцкий не выдержал и сам закатил сцену. Нападение — лучшая защита! А Нина Евгеньевна вдруг повернулась к нему и говорит: «Если ты хочешь поскандалить — пожалуйста. Но лично я повода не вижу…»
Она всегда чувствовала ситуацию и умела достойно из нее выйти. А он был ей благодарен за это терпение. Не раз говорил: «Если бы я от нее ушел, был бы последним идиотом…» Нина Евгеньевна понимала, что он все равно ее любит. Только потому и терпела.
К слову сказать, сам Станислав Иосифович подобного рода терпением не обладал. Когда однажды Ростоцкому доложили, что в его жену на съемках фильма влюбился оператор Урусевский, он немедленно поехал за ней.
Привез мясо, фрукты, вино, угостил всю съемочную группу. Потом посадил жену в машину и увез. И никаких сьемок. Пришлось срочно заменить актрису…
Нина Евгеньевна не обижалась на него. Она вообще считала, что невозможно совместить две роли: актрисы и жены. И сознательно выбрала второе. Она говорила: «Моя главная роль — жена!» А по поводу многочисленных романов мужа шутила: «Зато как он меня любит в старости!» Он действительно ее никуда от себя не отпускал: «Ниночка, Ниночка!»
В нашей семье была та же модель: мужчина — на охоте, женщина ждет. У Андрея был пример перед глазами — его мама.
Когда я забеременела, радости Андрея не было предела. Можно сказать, ребенка выхаживали в моем животе мы оба. Помню, я лежала на сохранении, а под Новый год меня отпустили домой. Мы сидели в абсолютно пустой квартире, на полу лежали матрасы. Андрей запек поросенка, открыл шампанское. У меня был жуткий токсикоз, но мне так не хотелось его обижать, что я, давясь, глотала этого поросенка.
Всю беременность я могла есть только одно блюдо — овощной суп. Так вот Андрей садился напротив и с большим аппетитом съедал тарелку супа.
Уже после рождения Ольги я как-то приготовила этот суп. Андрей, поморщившись, отодвинул тарелку: «Да терпеть его не могу!» — «Но ты же все девять месяцев с таким аппетитом его ел?!» — «Я ради тебя притворялся…» Как-то я пошла на УЗИ.
Прихожу и говорю Андрею: «Скорее всего у нас будет мальчик». Он качает головой: «Пойди и переделай» И действительно, оказалась дочка. Андрей был удовлетворен: «Вот теперь похоже на правду!»
Андрей хотел, чтобы, вынашивая ребенка, я думала только о высоком, прекрасном. Читал мне вслух красивые сказки — «Ундину» Жуковского. И все время ездил на выступления, зарабатывал деньги «Марьяне на черную икру». Он считал чрезвычайно важным, чтобы я ела черную икру. Врача, у которой я должна была рожать, замучил вопросами: что, да как, да почему? Проходу не давал. В конце концов доктор не выдержала и пожаловалась Нине Евгеньевне: «Все будет хорошо! Только уберите от меня этого сумасшедшего!» Когда родилась Ольга, Станислав Иосифович прислал мне в роддом открытку: «Поздравляем с рождением великой княжны Ольги Андреевны Ростоцкой!»
Он называл внучку исключительно Ольгой Андреевной.
Андрей был заботливым отцом, он много занимался Олей: мыл в ванночке, кормил из соски, менял пеленки...
А однажды в деревне Андрей сам доил корову — кормилицу нашей дочки. Целый час, как настоящая доярка, буренушку раздаивал.
А вот что касается Олиного воспитания, тут мы конфликтовали. И очень сильно. Некоторые его идеи казались мне странными — например, Андрей считал, что ребенку необходима спартанская закалка. Если, например, дочка болеет, то надо поить ее ледяной водой, ставить под холодный душ. Я конечно же с этим не могла согласиться.
В остальном Андрея сложно было назвать строгим отцом.
Как-то мы с Олей поехали в Анапу на два месяца. Андрей прилетел к нам на две недели. Мы с дочкой в шесть утра вставали, шли на массаж, дисциплинированно загорали до двенадцати, потом Оля отдыхала. Приезжает Андрей. Спим до двенадцати, в самую жару — на пляж, есть можно все — пепси, чипсы, мороженое, в три — стрелять. Оля была совершенно счастлива: неделя непослушания с папой.
А вот Нина Евгеньевна была строгой бабушкой. Ольга боялась ее. Нина не терпела баловства, даже своего любимчика Андрея в детстве не баловала. И с внучкой не сюсюкала. В этом было что-то от воспитания в дворянских семьях. Как говорил Станислав Иосифович: «Я — аристократ по происхождению, но Нина — во сто крат больший аристократ, чем я!»
Хотя она была из простой семьи, а дед Ростоцкого был действительным статским советником.
Наверное, если бы мы со свекровью жили вместе, у нас бывали бы стычки по поводу сына. А так мы сохранили хорошие отношения. Но все же один конфликт у нас как-то случился.
Только родилась Ольга. Как-то днем, оставив дочку на маму, я побежала в кино. Вечером вернулся Андрей, и я, закрутившись с ребенком, стала его кормить бутербродами. Нина Евгеньевна, которая зашла в этот момент к нам, была в шоке: ее сын целый день работал, а его кормят бог знает чем! Она не выдержала и жестко меня отчитала: «Как ты можешь всухомятку кормить мужика!» В их доме было принято есть первое, второе и третье…
Я тогда очень сильно обиделась.
Долго ревела. Утром Нина Евгеньевна позвонила в дверь. «Прости меня ради бога, — сложила она руки на груди. — Я всю ночь не спала…» Я ей объяснила, что пошла в кино, потому что почувствовала ужас: вся кинематографическая жизнь проходит мимо. «Я погружена только в пеленки… А как же моя профессия? Неужели Андрею будет интересна такая жена?» — спросила я ее. Она тогда меня поняла и предложила: «Давай я тебе буду помогать. Только все равно помни: семья должна быть на первом месте…»
Когда я села за диссертацию, вспомнила слова свекрови и решила установить «дежурство» бабушек. Позвонила ей: «Нина Евгеньевна, а давайте так: два дня в неделю с Олей будет мама сидеть, а два дня — вы?» Она ответила: «Нет уж, у меня, между прочим, и своя семья есть!
Если я буду свободна, то посижу…»
Многие удивлялись: «Ты что так надолго отпускаешь мужа в экспедицию? Не знаешь, что там творится?» Я знала, но верила ему...
Однажды Андрей уехал надолго в киноэкспедицию. А когда вернулся, я вдруг почувствовала: что-то случилось — он изменился, у него появилась какая-то тайна… Естественно, первое, что мне пришло в голову, — у мужа другая женщина. И вдруг он посадил меня на диван и взял мои руки:
— Маша, нам нужно серьезно поговорить…
«Держись», — сказала я себе.
— У меня есть… дочь. У нее сложный переходный возраст.
Я с ней виделся. Это замечательная девочка…
Когда я попросила нас познакомить, он ответил: «Не стоит…»
О том, что у него, девятнадцатилетнего, был бурный роман с актрисой на съемках «Запасного аэродрома», я знала. Она была на восемь лет старше Андрея, и его родители страшно переживали. Помню, забежала как-то к ним, а Андрюшина бабушка шепчет: «Нина всю ночь не спала. Он опять там ночевал». Роман скоро закончился, но родилась дочка. Родители говорили Андрею: «Это не твой ребенок», но он благородно признал девочку и выплачивал алименты. Эта женщина, напившись, периодически звонила Ростоцким и оскорбляла их. Говорила: «Да я на его алименты дачу построила!» Казалось, она срывает на их семье свою обиду на жизнь…
Я знаю, что Андрей возил книжки этой девочке.
Она собиралась стать учительницей, а он принимал участие в ее судьбе. Как-то сказал мне: «А ты знаешь, у вас одинаковые вкусы. Она на тебя чем-то похожа…» Мы так с ней и не познакомились. Я не делала попыток, и она не звонила. Раз этого не хотел Андрей, значит, не надо…
Пожалуй, это было единственное серьезное признание Андрея. А так у нас и бытовых разборок почти не случалось. Все мелочь какая-то, даже вспомнить смешно.
Помню, как-то поссорились с ним, и Андрей ходил обиженный, а потом вдруг написал стихотворение в прозе: там некий художник растил розу, а потом ее стали есть черви. Он с выражением прочитал мне свое сочинение, а потом задумчиво спросил: «Теперь ты поняла, в чем суть нашего конфликта?»
Я, конечно, ничего не поняла, но мир был восстановлен…
Андрей никогда меня не ревновал. Хотя нет, один момент все же был. В стране началась перестройка, актеры сидели без работы. Андрей страшно переживал, что не может зарабатывать достаточно денег для семьи. А я решила попробовать себя в чем-то более востребованном: кормить-то дочку надо! Знакомые нашли место в банке. У нас с Андреем по этому поводу случился конфликт. Он сказал: «Нельзя менять профессию. Надо просто перетерпеть, будем жить по средствам». А какие тут средства — дома шаром покати!
Андрей старался экономить, крутился, занимался извозом. Как-то поехал «бомбить», приезжает без копейки.
«Представляешь, не дают денег, — смеется. — Узнают известного актера и в ступор впадают, наверное, думают, я просто так решил их прокатить». А еще он мастерил трубки, мундштуки. Их продавали в ресторане Аллы Будницкой или сдавали в Измайлове торговцам. В нашем доме вся мебель сделана его руками. Так и жили: в одной комнате — мы, в другой — верстак..
Это был тяжелый период. Андрей вдруг стал мне говорить: «Ты абсолютно свободна!» Я отшучивалась: «А-а! Значит, в этом месяце денег не будет». А тут мне предложили преподавать французам русский язык. После окончания курса устроили выпускной вечер, к Андрею подошел один из учеников нашей группы и на ломаном русском сказал: «Я очень хочу, чтобы Марьяна хорошо жила во Франции, и сделаю все, чтобы она ни в чем не нуждалась! Можно?» Андрей ответил: «Можно».
Он решил, что речь идет о моем будущем замужестве, а тот всего лишь имел в виду, что поможет с нормальными условиями во Франции, куда меня пригласили на стажировку.
Андрей ни слова мне не сказал. Я улетела, а он целый месяц жил с мыслью: вернусь я или нет? У него ни работы, ни будущего... Представляю, что он только не передумал! Приезжаю, муж встречает меня с охапкой цветов: «Какое счастье, что ты вернулась!» А я понять ничего не могу. Дома необыкновенный ужин, шампанское, чистота и порядок. Я теряюсь в догадках. И вот тут-то он мне об этом разговоре с французом и рассказал.
Андрей всегда играл благородных, романтических героев. В его фильме «Мужская компания» один герой говорит: «Давай жить как в кино!» Эта фраза была девизом жизни Андрея. Он жил ярко и, наверное, так же ярко должен был уйти.
Как в кино.
Только близкие друзья знают, как Андрей боялся высоты. Он делал трюки, преодолевая страх. Даже снег с крыши на даче сбрасывал со страховкой. Он в этом смысле большой профессионал, зря рисковать не будет. Как это произошло? Есть фотография, где Андрей стоит на самом верху водопада. А вот как он упал, никто не видел…
После гибели Андрея у водопада поставили табличку с предупреждением об опасности. Это место стало необыкновенно популярным. Туда даже водят экскурсии. И новобрачные ездят на водопад, привязывают яркие ленточки на деревья. Как странно, правда? Видимо, легенда о том, что он потянулся за цветком и упал в пропасть, кажется очень романтичной… Удивительно, но отца и сына и после смерти преследовали поклонницы.
Когда Станислава Иосифовича хоронили, на поминках к Нине Евгеньевне подошла какая-то актриса и сказала: «Ниночка, ты все равно для него была на первом месте!» Зачем? Ее это тогда очень резануло. А на похоронах Андрея я заметила стоящую поодаль одинокую фигуру женщины с ног до головы в черном: юбка до пят и густая вуаль. Она производила странное впечатление: не вдова даже, а словно сама смерть пришла поздороваться с Андреем. Потом я ее увидела на поминках в Доме кино. Я спросила у друга Андрея: «Кто это?», он ответил: «Да актриса, которую Андрей снимал в последнем фильме. Она всерьез решила, что у них с Андреем любовь. Представляешь, залезла к нему в гроб, мы еле ее оттуда вытащили...» Говорят, есть драматургия жизни и драматургия смерти. Финал придает смысл всей истории...
Не знаю, как я пережила его смерть. Все сразу же стало другим. И я стала другой, прежняя осталась в прошлом, вместе с Андреем. Я запретила всем называть меня Машей. Это было его имя, оно тоже осталось в прошлом…
Держалась я только благодаря тому, что знала: есть человек, которому еще хуже, чем мне. Я до сих пор дословно помню наш телефонный разговор, который состоялся с Ниной Евгеньевной накануне гибели Андрея: «К вам приехать?» — «Не надо. Вот сегодня я уже стала человеком. Наконец-то вздохнула. Все нормально». Прошло всего девять месяцев, как умер Станислав Иосифович. До новой трагедии оставалось всего несколько дней.
Насколько она была счастливой в начале своей жизни, настолько несчастной оказалась в конце.
Потерять одного за другим своих любимых мужчин… Я стала опорой Нины Евгеньевны, ее семьей. И пока она была жива, ни о какой личной жизни и не думала. Она мне говорила: «Тебе надо выйти замуж…» Но я понимала, что тем самым заставлю ее сильно страдать. В сердце матери сын был незаменим.
…Во сне я часто вижу этот водопад, хотя никогда там не была. Однако судьба распорядилась так, что на следующий год после гибели Андрея на Пасху я полетела в Камбоджу. И нас повезли на водопад, который назывался «Девичий». Я подошла к краю и долго смотрела, как с шумом и брызгами вода несется вниз на камни. А потом заплакала. Первый раз после смерти Андрея...
Записала Ирина Зайчик
Подпишись на наш канал в Telegram