Эта бессмысленная война длится вот уже больше двух лет. Война за ребенка, мою Нюсю. Сколько еще мне предстоит? Кто знает! Но я должна победить, должна пройти через все жестокие испытания...Каждую ночь я лежу на мокрой от слез подушке и шепчу: «Нюся, Нюся, солнышко мое...» Каждую ночь слышу, как за стенкой молится моя мама: «Господи, помоги моей Юле!» Не знаю, есть ли для женщины большее испытание, чем вынужденная разлука с собственным ребенком...
Разлука, на которую меня обрекает тот самый мужчина, который когда-то говорил моей маме, что вымолил нашего ребенка у бога...
Этот мужчина — Алексей Панин, отец моей дочери Анечки, Нюси... Теперь я понимаю, что он просто использовал меня! Алексей — талантливый актер, даже очень талантливый. Он может убедительно сыграть практически любую роль. И не только на сцене или на экране, но и в жизни. Увы, люди, сталкивающиеся с Алексеем, порой даже не подозревают, какой злой силой может быть его талант, как виртуозно он манипулирует людьми, убеждая их в своей правоте... Сейчас Панин наизнанку выворачивается, чтобы как можно убедительнее сыграть роль заботливого отца. И глядя в его широко распахнутые глаза, трудно поверить: все, что он говорит, — ложь от первого до последнего слова...
Увы, за те годы, что его знаю, я успела изучить этого человека слишком хорошо, теперь ему меня не обмануть.
Я насквозь вижу всю его подноготную. Люди для Алексея ничего не значат. Ему важно доказать, что в этой жизни все будет так, как решил и хочет он, Панин! И никто ему не указ: ни суд, который постановил вернуть ребенка мне, ни простое человеческое милосердие, которое не велит лишать дочь общения с матерью. Ради того, чтобы настоять на своем, он готов смешать мать собственного ребенка с грязью, обвинить ее во всех смертных грехах...
Каюсь, мне с самого начала нужно было понять, что за человек Алексей, прислушаться к словам тех, кто предостерегал меня от общения ним.
А такие предостережения я слышала буквально с первого дня знакомства.
Это было на кинофестивале в Смоленске. Меня пригласили туда в качестве исполнительницы одной из главных ролей фильма «Место под солнцем». В этом сериале по книге Полины Дашковой я играла отрицательную героиню, антипод героини положительной, которую сыграла Анастасия Волочкова.
На одной из вечеринок кинофестиваля я и увидела Алексея. Он к тому времени уже много снимался, и его лицо было мне знакомо. Он так и светился обаянием. Да и выглядел безупречно: в черном костюме, белоснежной рубашке... Этакий Бельмондо: не красив, но чертовски привлекателен. Несмотря на популярность, никакой звездности в нем не было: просто подошел, улыбнулся...
«Привет, я Леша Панин!» Мы познакомились, разговорились. У меня возникло чувство, будто я встретила одноклассника, которого знала сто лет.
Но приятель — мы на следующий день вместе возвращались в Москву — попытался меня отрезвить: «Только не вздумай с ним связываться! Даже на десять шагов к нему не приближайся! Ты что, газет не читаешь? «Панин подрался с режиссером!», «Панин преследует свою бывшую невесту!», «Панин разбил пять машин!», «Панин в нетрезвом виде устроил драку!»... Не проходит недели, чтобы он не оказался замешан в очередном скандале!»
Я слушала и не верила. Неужели все это о том самом парне, с которым мы так мило болтали вчера? А потом меня разобрало любопытство: воспитанной петербургской барышне захотелось узнать, что такое настоящий московский хулиган.
И когда Леша позвонил и пригласил меня на премьеру своего фильма «Четыре таксиста и собака», я согласилась.
При встрече Леша снова предстал передо мной во всем блеске своего обаяния. Зайдя в цветочный магазин, он тщательно выбрал красивый букет. Сказал, что хочет преподнести его знакомой актрисе, которая снималась с ним в фильме. Сразу же после представления съемочной группы Леша побежал с этим букетом на сцену и… пропал. А я осталась сидеть в зале рядом с его опустевшим креслом. Настроение сразу испортилось. Просидев в одиночестве полфильма, я отправилась на поиски Леши и обнаружила его в банкетном зале, он чему-то весело смеялся вместе со съемочной группой. Я подошла к нему и спросила: «Леша, ты почему меня бросил?»
А в ответ услышала грубость от порядком выпившего человека: «Ты в кино пришла? Вот иди и смотри кино!» Дожидаться окончания фильма я не стала, оделась и ушла.
Возможно, для другой девушки было бы достаточно этого неприятного эпизода, чтобы навсегда отбить охоту общаться с Паниным. Но я привыкла думать о людях хорошо, поэтому решила, что все произошедшее — случайность, досадное недоразумение. Дело в том, что мой предшествующий опыт общения с противоположным полом был сугубо положительным. Это теперь я понимаю, что мне просто сказочно везло на мужчин. Судьба меня хранила... До поры до времени...
Моей первой любовью стал молодой банкир Дима. Это ради него я переехала в Москву. Вообще-то я родилась в Питере, мама моя тридцать пять лет работает в Эрмитаже, поэтому с детства я пропадала в музее и знала каждую комнатку, каждый закоулок, каждую витринку.
Кстати, там в одном из залов висит портрет моей двоюродной прапрабабушки — графини Протасовой, камер-фрейлины Екатерины II. Своих детей у нее не было, любимая фрейлина царицы была девой, поэтому на картине она изображена со своими племянницами.
Родители с детства старались прививать мне вкус к прекрасному. Учили пению, игре на арфе, иностранным языкам, рисованию, вышиванию, отправили на учебу в Америку — я попала туда, получив стипендию Сороса. В шесть лет я уже исполняла Моцарта, в восемь играла в мюзик-холле в спектакле «Маленькая Баба-яга» в паре с очаровательным Борисом Смолкиным. А в двадцать поступила на работу в Эрмитаж в «Клуб гостеприимства» — принимала зарубежные делегации.
Одновременно я училась в университете на факультете истории искусств и посещала известную в городе модельную школу. Конечно, втайне от мамы я мечтала не о диссертации, а о головокружительной карьере модели, думала о работе в Европе и Америке.
С Димой мы познакомились на студенческой дискотеке. И хотя он жил в Москве, а я — в Питере, между нами завязались отношения. Поначалу просто ездили друг к другу в гости, но однажды Дима пришел к моей маме и попросил разрешения увезти меня в Москву. Мама безошибочным материнским чутьем поняла: Дима — человек надежный, позволила мне перейти на заочное отделение и переехать в нему.
Теперь я знаю: лучшего спутника жизни для дочери она и в самом деле не могла бы пожелать. Талантливый, умный, Дима состоялся в профессии, сделал успешную карьеру, занимался спортом, играл в хоккей. Но, конечно, это было не главное. Главным его достоинством была ответственность, которую он нес за женщину, связавшую с ним свою жизнь.
С Димой мы прожили четыре счастливых года. А потом расстались... Сейчас я понимаю: этот прекрасный человек встретился мне, увы, слишком рано. Я еще не осознавала, какая это редкость, какое счастье — сильный, заботливый мужчина, который любит тебя всем сердцем. Как-то Дима позвонил моей маме и признался: «Надежда Николаевна, как я люблю Юлю!» Она была тронута, а я только плечами пожала. Мне казалось, что таким же внимательным и нежным со мною будет любой мужчина, и это не его заслуга, а моя.
Я, конечно, мечтала и о любви, и о семье, но еще больше мне хотелось реализоваться как личности: стать моделью, сниматься в кино. А Дима при всей его любви ко мне относился к этим моим желаниям скептически. Он считал, что ходить по подиуму — недостойное занятие для интеллигентной девушки. Я пыталась спорить, иногда очень горячо... Однажды мы крупно поссорились, и я назло Диме пришла домой под утро. А он всю ночь прождал меня у подъезда, сидя на скамейке с нашим шарпеем Халифом...
О расставании с Димой до сих пор жалею безмерно. Но тогда мне казалось, что карьера важнее чувств! Я сняла квартиру, перевезла туда свои вещи и зажила самостоятельно. Моих заработков вполне хватало на достойное существование.
Через какое-то время у меня появился новый поклонник... Ксавье был старше меня лет на десять, мы познакомились на вечеринке. Помню, я пришла туда в мамином плаще. Не потому, что надеть было нечего, просто с детства очень любила эту вещь. Плащ изумительного кроя, и хотя был куплен еще в пятидесятые годы, шика своего не потерял до сих пор. И вот в этом плаще, обычных джинсах, с минимумом косметики и украшений вхожу в комнату, где сидят роскошные модели в драгоценностях и нарядах от Armani и Versace. Естественно, все тут же уставились на меня. Ксавье тоже обратил на меня внимание. Когда нас представили друг другу, он тут же сделал комплимент моему вкусу: «Юля, в Европе так одеваются только принцессы».
Ксавье принадлежал к знатному роду, его фамилия занесена в почетную книгу немецких аристократов.
Но богат он не был, ездил на скромной машине, часть своего замка сдавал в аренду для проведения свадеб и других торжеств.
Очень скоро он начал за мной ухаживать, дарил подарки, водил в рестораны. Не скрою, мне было лестно внимание человека с такими изысканными манерами. Вскоре я получила от Ксавье приглашение в Германию на празднество, посвященное семье Фердинанда Бисмарка. После этого я стала каждый месяц ездить к нему в гости. Разумеется, авиабилеты оплачивал он. Встречи с Ксавье всегда были праздником: охота, светские приемы, вечеринки с его друзьями. Но... Не было у меня ощущения влюбленности. Я даже не была уверена, любит ли меня сам Ксавье? Замуж он меня, во всяком случае, не звал... Хотя любил помечтать о нашей будущей совместной жизни. Между тем в Москве моя карьера шла в гору.
Я снималась в кино, стала лицом известной швейцарской косметической марки, принимала участие в показах Валентина Юдашкина, многих европейских и американских дизайнеров. А что я делала бы в Германии, если бы Ксавье предложил переехать к нему? Так что когда он в очередной раз позвонил и спросил: «Юля, ты приедешь?», я ответила: «Наверное, нет...» Мы расстались тихо, без истерик...
Стоит ли удивляться, что после общения с такими мужчинами, как Дима и Ксавье, я и представить себе не могла того ужаса, который ждал меня с Паниным. Хотя поначалу ничто не предвещало беды.
Однажды друг пригласил меня поужинать в ресторан «Пушкинъ». После первой встречи с Паниным прошло уже два года, неприятный осадок давно выветрился.
Я вообще думала, что мы с Алексеем никогда больше не увидимся. И вдруг замечаю его за соседним столиком! Алексей был с девушкой. Я подумала: мы вполне можем посидеть все вместе, как приятели. Мы и в самом деле отлично провели вечер, все время смеялись, шутили. Я была от Панина в восторге. На фоне изысканного, но несколько пресного Ксавье он казался мне эдаким русским жиганом, Высоцким и Есениным в одном лице. С момента нашей первой встречи он очень изменился, повзрослел, что ли.
Через два месяца Алексей вдруг неожиданно позвонил: «Юль, давай встретимся!» — «Давай». С ним было как-то необыкновенно легко и весело. Алексей неистощим на выдумки, розыгрыши и постоянно придумывал что-то такое, что приводило меня в восторг.
Например, однажды пошли в кино.
В фойе кинотеатра продавали игрушки-приколы. Алексею больше всего понравилась пачка фальшивых долларов, и он ее купил. После фильма мы зашли в ресторан ЦДЛ. За соседним столиком сидели Миша Ефремов с Никитой Высоцким. Панин, заговорщически подмигнув мне, подошел к ним и предложил Мише спеть для меня песню. «Я тут получил крупный гонорар. Так что могу щедро с тобой расплатиться», — сказал Леша хвастливо. И бросил на стол пачку долларов. Миша, подхватив игру, стал петь под гитару, а потом подозвал официанта и, указав на пачку долларов, воскликнул: «Угощаю всех!» Мне было приятно — ведь весь этот спектакль разыгран специально для меня. Я видела, что и Леше лестно: на его спутницу заглядываются друзья... Все закрутилось так стремительно, я и опомниться не успела, как услышала от Леши фантастическое предложение: «Юль, давай махнем в Италию!»
Я тут же выпалила: «Давай, у меня и виза есть!»
Через две недели мы были уже в Италии. Бросили вещи в гостинице и отправились на прогулку по Риму. Вдруг ливень... Мы мгновенно промокли до нитки и потом целый час бегали в поисках химчистки, чтобы сдать свои замызганные пальто. Устав, присели в кафе перекусить. Леша положил на столик дорогой мобильный телефон. А рядом как раз крутились парни с рекламными листовками. Поворачиваемся, а телефона нет! Леша сорвался с места, догнал одного из них, тряхнул как следует. Через минуту телефон опять лежал на столике. Конечно, я была восхищена Лешей.
Вообще это была сказочная поездка: Рим, Флоренция, Венеция... Леша впервые оказался в Италии, и я с удовольствием выполняла роль гида. Больше всего ему понравилась Венеция. Мы катались на гондоле, кормили голубей на площади Сан-Марко. Леша всем интересовался, много фотографировал. Купил себе шляпу Казановы и трость с головой собаки. День за днем мы узнавали Италию и друг друга. Во всяком случае, мне так казалось, ведь я безоговорочно верила всему, что рассказывал Леша.
Помню, как-то вечером гуляли у фонтана Треви, и я решилась спросить его о шрамах на лице... «О! Это мое бандитское прошлое... Пришлось пятьдесят швов накладывать», — таинственно заметил Леша. И тут же рассказал какую-то умопомрачительную историю о криминальных разборках, в которых он по молодости принимал участие.
Помню, когда я представила, как жестоко его тогда избили, сердце от жалости сжалось…
Это уже потом я узнала, что шрамы свои Панин заработал на съемочной площадке. Стал по пьянке хулиганить и крушить декорации...
Он вообще мог в момент сочинить о себе любую историю и так ее рассказать, что все верили. Причем в этих фантазиях даже самые неприглядные факты его биографии выглядели очень романтичными.
Однажды мы долго стояли на каком-то мостике и глядели на воду. Вдруг Леша говорит: «Знаешь, а ведь я в Париже как-то прыгнул с моста в Сену. Ради девушки, которую в тот момент сильно любил. Если бы меня не подобрал теплоход, мы бы с тобой сейчас здесь не стояли…» «Как романтично!»
— восхитилась я. А про себя подумала, что если он готов совершить безрассудный поступок ради любимой девушки, значит, способен и на глубокие чувства. Потом, намного позже, я узнала подлинную подоплеку и этой истории. Задолго до меня Алексей встречался с актрисой Любой Зайцевой. (Кстати, именно для нее он так придирчиво выбирал букет в день нашего неудачного похода на премьеру «Четырех таксистов».) Потом, когда Люба, устав от Панина и его выходок, пожелала прекратить отношения, он начал ее преследовать. Ездил целыми ночами на машине вокруг ее дома, непрерывно сигналя. Укладывался спать прямо на коврике у двери ее квартиры. Как-то даже подстроил приглашение Любе в Париж, убедив, что ее там ждут на съемках. Когда девушка прилетела во Францию, вместо агента ее встретил Панин, отобрал у нее паспорт и потребовал, чтобы Люба немедленно вышла за него замуж.
Та отказалась, Панин остановил такси прямо на мосту и стал карабкаться на перила: «Не выйдешь за меня замуж — брошусь в Сену». Полиция тогда его задержала, а Люба, оказавшаяся девушкой решительной, заставила отдать свой паспорт и в тот же день улетела обратно.
Но тогда в Италии я ничего этого не знала. Алексей казался мне романтиком, героем. Он человек очень обаятельный, а если уж в ком-то заинтересован, обаяние его становится безмерным. Видимо, я в самом деле очень нравилась Леше, и он непременно решил меня покорить. Он словно внушал: я для него единственная и неповторимая! Показалось, этот человек может стать моим мужчиной, опорой...
Правда, порой меня задевали некоторые мелочи.
Например, Алексей постоянно забывал в номере гостиницы кошелек. И я частенько слышала: «Расплатись, пожалуйста, своей кредиткой, позже тебе все верну». Я оправдывала Лешу, ведь он оплатил поездку, гостиницу...
Две недели пролетели как одно мгновение. Наши «римские каникулы» закончились. Едва прилетев в Москву, мы в тот же вечер уехали в Киев, где шли съемки фильма «Ангел-хранитель», в котором играл Леша. А когда вернулись домой, я вдруг почувствовала недомогание.
Как только узнала о том, что беременна, тут же позвонила Леше. Мы встретились, и я призналась, что жду от него ребенка. Алексей обнял меня, поцеловал и произнес: «Здорово!» И хотя мы еще не знали пол малыша, тут же решили, что если родится дочь — назовем ее Анной.
Я была счастлива, что ношу ребенка, зачатого в любви, да еще в таком удивительном, романтическом месте, как Венеция.
Когда мы гуляли по венецианским набережным, Леша часами говорил, что мечтает стать отцом, хочет дочку. Я подумала: раз этот человек созрел для такого серьезного шага, на него можно положиться. Наверное, поэтому так быстро и забеременела...
Ничто, казалось, не могло тогда поколебать моего счастья. А ведь как только слухи о нашем с Лешей романе и моей беременности стали распространяться, многие мне советовали бросить Панина. Но я даже представить не могла, как это избавиться от ребенка или бросить его отца. Зачем тогда вообще все было?
Помню, позвонила подруга-актриса. «Юля, неужели ты с ним? Беги от него!» — кричала она в трубку. «Ты что, предлагаешь мне аборт сделать?» — спросила я. Она смутилась. Именно от этой подруги я узнала, как Леша преследовал Любу Зайцеву. Предупреждал, что если она от него уйдет, про профессию может забыть, рассказывал в интервью, что спит с ее подругами.
Леша никогда не скрывал от меня свое бурное прошлое, даже рассказал, как однажды на «Кинотавре», изрядно перебрав, купался голым в бассейне. Но уверял, что бросил пить, после того как, выйдя из ресторана, споткнулся на ступеньках и очнулся только на больничной койке с черепно-мозговой травмой. И в самом деле, я его пьяным не видела. А что касается его рассказов о прошлом, то я не очень к ним прислушивалась. Точнее, не придавала им значения.
Рассказывать Леша умеет очень забавно, и в его изложении любая история звучит как анекдот. Ну а кто из актерской братии по молодости не чудил? Это теперь я понимаю, что самым опасным в его выходках были не сами поступки. Ну подумаешь, на коврике у двери любимой девушки спать улегся! Даже мило... Страшным и опасным было его ничем не сдерживаемое желание всегда и всех заставить плясать под свою дудку любой ценой. Ничьи желания, ничьи чувства никогда не имели для него значения. Но, к несчастью для себя, я осознала это слишком поздно.
Вскоре после того, как Алексей узнал, что у нас будет ребенок, он повел меня в гости к своей маме. Было 9 Мая. За накрытым столом сидели его родственники. Представляя меня, Алексей сказал: «Познакомьтесь, это Юля, моя подруга. Она ждет от меня ребенка».
Не могу сказать, что Лешину маму или родных мой приход и это известие обрадовали. Почувствовав это, впоследствии я старалась бывать там пореже.
После того как я забеременела, мы с Алексеем стали думать о том, где жить. Хозяйка квартиры, которую я снимала, заявила, что собирается ее продавать, и Леша перевез меня к своему деду. Деду было лет восемьдесят, но он каждый день ходил на службу. Панин в шутку говорил: «Мой дед — коллега Примакова, работает в Министерстве иностранных дел... электриком».
Дедушке, как раньше Лешиной маме, я, видимо, тоже не понравилась. Панин был постоянно занят на съемках, а я сидела в квартире со стариком, который меня не жаловал. Но все бы ничего, если бы однажды он не обвинил меня в краже... бутылки водки.
Большего абсурда, чем водка, украденная беременной, невозможно себе вообразить. Но для дедушки бутылка была, видимо, такой ценностью, на которую каждый жаждет покуситься.
Я сказала Алексею, что жить в квартире с его дедом больше не могу, и он снял для нас отдельное жилье, правда, в том же доме. Квартира оказалась невероятно запущенной, разве что клопов там не водилось. Но я все равно была счастлива, что у нас появился свой дом, и целый месяц приводила это жилье в порядок.
О женитьбе Алексей по-прежнему не заговаривал. Я же не спрашивала об этом из гордости. Он был настолько внимателен и нежен, что мне и не нужно было от него лишних слов. Предложение родить ребенка звучит прекраснее, чем банальное «выходи за меня замуж».
Беременность протекала очень тяжело, меня замучили головокружения, приходилось постоянно лежать.
Алексей трогательно заботился обо мне, носил гранатовый сок, яблоки.
Правда, в роддом пришел без цветов. Я оказалась единственной роженицей в палате, у которой не было букета. Помню, обиделась на него, а он резонно заметил: «Зачем тебе цветы? На них могут быть микробы». Нянечки дали ему подержать ребенка, и он трогательно сказал: «Юля, спасибо за дочку».
Поначалу Леша был очень заботливым отцом. Помню, я находилась дома с мамой и Нюсей, когда он позвонил из поезда и сказал: «Юля, как хорошо, что вы у меня есть!» Приезжая, всегда проверял холодильник — есть ли еда?
Если моя мама хотела приехать проведать внучку, покупал ей билеты только в СВ. Он и Нюсе охотно покупал подарки. Как-то раз привез невероятной красоты ботиночки и с гордостью поставил на стол, чтобы мы с мамой оценили. Панин вообще любит, чтобы его щедрость была замечена как можно большим количеством зрителей. Наверное, поэтому так легко и красиво спускает деньги в ресторанах. При этом на что-то недорогое, но, по его мнению, «прозаическое» может и не тратиться. Однажды я попросила купить мне сапоги, чтобы гулять с Нюсей, а он вдруг отказал...
В Панине удивительным образом уживались два человека, совершенно разных по характеру, и это раздвоение со временем только усугублялось… Как в знаменитом романе «Доктор Джекилл и мистер Хайд», Леша, словно глотнув какого-то снадобья, менялся на глазах: ласковый и нежный сегодня, завтра он становился грубым и чужим.
Уже через несколько месяцев после появления Нюси я вдруг почувствовала, как стало меняться его отношение ко мне...
Я сидела с маленькой дочкой дома, а Леша вечно где-то пропадал. Вначале я думала: он на съемках, но постепенно стала догадываться — это не так...
Алексей постоянно приходил домой за полночь весь в каких-то блестках от теней... Однажды подъехал к нашему дому на машине, и, выглянув в окно, я увидела, что в автомобиле его ждет какая-то девушка. В другой раз — Нюсе как раз исполнилось два месяца — мне захотелось ее сфотографировать. Я попросила у Леши фотоаппарат, но он не дал: «Тебе его брать не следует. Там архив Казановы!» Скандалов я не хотела и просто однажды объявила Леше, что собираюсь уехать к маме в Петербург.
Думала, он кинется просить прощения, клясться, что у него никого нет. А Леша взглянул на меня потемневшими от гнева глазами и спокойно сказал: «Если посмеешь это сделать, я привлеку все свои связи и знакомства, чтобы тебя объявили невменяемой. Поверь, у меня все получится».
Я опешила. Нет, не испугалась, а именно опешила... И осталась. Осталась потому, что не решилась рвать по живому. Ведь у нас подрастала дочка...
Летом Алексей снял для нас дом в Красногорске. Я жила там с маленькой Нюсей одна. Было невыносимо тоскливо. Единственной ниточкой, связывавшей меня с подругами и мамой, был телефон. Но той небольшой суммы, которую Леша клал на мой счет, хватало ненадолго.
Каждый раз мне приходилось просить: «У меня опять мобильный отключился…» Панин злился, а я чувствовала себя виноватой: какая же я транжира!
Но однажды я обнаружила в его кармане счет за чужой телефон. Наверное, минут сорок сидела над этим чеком и гадала — позвонить, не позвонить? Дрожащими руками набрала номер и услышала женский голос: «Алло!» Спрашиваю: «Вы кто? Я Юлия, гражданская жена Алексея Панина. Почему он оплачивает ваш телефон?» После паузы в ответ услышала: «Мы вместе работаем на одной картине. Я просто попросила Лешу об услуге».
Буквально через минуту раздался звонок от Алексея. «На каком основании ты беспокоишь моих друзей, пристаешь к ним с такими пустяками?!» — орал он в трубку.
Как-то глубокой ночью раздался звонок.
Алексей тут же ушел с телефоном в ванную. Поговорил и стал куда-то собираться. «Леша, — спрашиваю, — ты куда? Ведь три часа ночи!» — «Я ненадолго. Женщине нужно помочь». Помылся, побрился, надушился и ушел. Вернулся через два часа и заорал с порога: «Ну, что смотришь?! А ты кому помогла в своей жизни?» Я увидела в его глазах такую ненависть, будто он смотрел на лютого врага.
Я все меньше узнавала прежнего Лешу. Где его обаятельная широкая улыбка, где ласково глядевшие исподлобья глаза? Я пыталась как-то его образумить, поговорить. Но однажды услышала в ответ: «Будешь рыпаться — закопают в Красногорске, никто не найдет!» После этой фразы я стала его опасаться.
И не заметила, как мы с дочкой оказались в настоящем плену. Уехать домой я не могла: боялась угроз Панина. Жилья своего в Москве не было. Получалось — деваться нам некуда и ждать помощи не от кого. Я не успела отойти от послеродовой депрессии, как навалились новые переживания... Порой целыми днями не могла успокоиться, слезы текли рекой. Ночью не могла уснуть. Вскоре я поняла, что справиться с собой не могу, и попросила Панина о помощи: «Леша, мне нужен врач, пусть пропишет успокоительное». Он откликнулся сразу, сказал, что у него есть знакомый в психиатрической клинике. Я и не подозревала, что Леша готовит мне ловушку. В последний момент, правда, заподозрила неладное, хотела отказаться от госпитализации. Но Панин заявил, что уже обо всем договорился: «Либо поедешь в больницу, либо я заберу у тебя ребенка, а ты отправишься на все четыре стороны!»
Впервые он решился шантажировать меня ребенком. И я всерьез испугалась. Мы поехали в больницу, и я собственноручно написала заявление: мол, прошу меня госпитализировать и т. д. Меня поместили в платное санаторное отделение при психиатрической клинике. Все лечение заключалось в том, что каждый день мне выдавали антидепрессанты, а на выходные отпускали домой... Зато у Панина появился документ — справка о том, что его гражданская жена лечилась в психушке... Думаю, он уже тогда задумал отобрать у меня Нюсю и запасался козырями, которые готовился при необходимости пустить в ход.
Однажды приезжаю домой. Алексей, как всегда, на съемках. В прихожей висела его куртка. Каюсь, я полезла в его карман и нашла презервативы.
Сомнений не осталось: Леша мне изменяет. И хотя я давно об этом догадывалась, была потрясена, когда мои подозрения оправдались. Не помня себя, я схватила телефон, стала звонить Леше, кричала в трубку, что жить так больше не могу. Он сказал в ответ что-то обидное. Когда вечером он вернулся домой, я устроила скандал. Вот тогда и поняла, какой козырь дала ему в руки, согласившись лечь в клинику: он сразу же позвонил и вызвал бригаду санитаров. Приехали ребята, сели что-то писать, потом спросили у меня: «В больницу поедем?» Я ответила: «Нет, со мной все в порядке…»
Я и в самом деле постаралась успокоиться. Впереди был Новый год, и я загадала: «Верю, что все будет по-другому. Все гадкое останется в старом году. Мы поженимся, Нюся научится говорить, будет бегать…» Видит бог, я искренне верила, что мы с Лешей сможем в мире и согласии растить нашу дочь.
Но эти мечты так и остались мечтами...
Вскоре после Нового года Панин заявил, что ему трудно оплачивать загородный дом, поэтому мы переезжаем в московскую квартиру. В пустой «однушке», кроме старой раскладушки, не было ничего. Сам он тут жить не собирался. Это был «карцер» для меня. Нюсю Алексей увез к своей маме, а мне сказал: «Поживи одна, приведи нервы в порядок». Через некоторое время приехала моя мама. Увидела несчастную дочь с темными кругами под глазами и заплакала. Потом сказала: «Хватит тянуть резину! Так больше продолжаться не может. Нужно забрать Нюсю и ехать домой». Мы стали потихоньку готовиться к побегу: собирали вещи, которыми я обросла за несколько лет жизни в Москве, отправляли их в Петербург.
Но главной проблемой было забрать Нюсю.
Дочь мне категорически не давали. Я звонила Лешиной матери, просила разрешения повидаться с ребенком. Но всякий раз слышала в ответ: «Не надо сюда приезжать!» И тогда я решилась похитить собственную дочь.
Добилась того, что мне позволили погулять с Нюсей на детской площадке, а друзья, с которыми я договорилась, заранее подъехали к дому Панина на огромном джипе. Заднее сиденье переоборудовали специально для того, чтобы Нюсе было удобно в дороге. В машине был небольшой холодильник, набитый бутылочками с детским питанием. Мы благополучно добрались до Петербурга. А буквально на следующий день примчался Панин. Позвонил с мобильного: «Я хочу видеть Нюсю!»
Зная уже, на какие каверзы способен Леша, я выслала на разведку маму.
Домой она вернулась встревоженная: «Там в машине Леша, его мать и какой-то бугай!» Вскоре Леша стал звонить в дверь, и я услышала, как он кому-то сказал: «Первый план не прошел. Перейдем ко второму варианту». Но я по наивности не придала значения этой фразе.
Панину я уже не верила. Поэтому вызвала милицию, зафиксировала факт появления Алексея у нашей квартиры. Вечером он позвонил. Это был словно другой человек — кроткий, раскаявшийся: «Юля, давай все решим мирно. В конце концов, у нас дочь. Обсудим все в кафе? И возьми с собой Нюсю, я хочу ее увидеть». Лешины слова упали на благодатную почву: ради Нюси я была готова прекратить вражду...
Но забыла, как виртуозно Панин умеет манипулировать всеми вокруг.
Я усадила Нюсю в коляску, и мы отправились на свидание к папе. Поужинали, мирно поговорили с Алексеем о будущем нашей дочки. Все было на редкость спокойно. Потом Нюсе понадобилось поменять подгузник, и мы пошли с Лешей в туалет. Я переодела ее в сухую одежду, отдала отцу и сказала: «Вы идите, а я сейчас вымою руки и вас догоню». Когда вышла, за столиком никого не было. Как мне потом сказали, Панин с нашей девочкой сел в машину и уехал.
Я бросилась ему звонить. Телефон долго молчал, наконец Леша ответил: «Я по-прежнему хочу все наладить. Приезжай в Москву, все обсудим!» Естественно, я помчалась за билетом. Но, увы, договориться у нас не получилось.
Юристы, которых нанял Панин, так составили мировое соглашение, что я могла бы лишь изредка навещать ребенка, проживающего у отца. На это я пойти не могла, поэтому отказалась подписывать сомнительные бумаги. Панин тогда сказал мне: «Пока не подпишешь, не увидишь дочь!» Позже мой адвокат, прочитав исковое заявление Панина, сказал: «Юля, он планировал ваше уничтожение давно!» Но сама я лишь некоторое время спустя полностью осознала весь ужас и беспощадность объявленной мне войны.
Я знала, что Нюся находится во Владимирской области, в деревне. Туда я и отправилась, взяв с собой съемочную группу, которая предложила помощь в освобождении ребенка в обмен на мое интервью. Поскольку больше помощи мне было ждать не от кого, я согласилась.
Алексей оставил Нюсю своей родственнице. Она, как видно, не ожидала, что за девочкой может кто-то приехать. Поэтому наше появление ее огорошило. Я быстро схватила Нюсю и бросилась к машине. Но у первого же поста ДПС нас уже ждал Алексей. Я слышала, как Панин сказал милиционеру: «Она сумасшедшая, у нее мой ребенок. Нам нужно продержать их здесь как можно дольше, до последнего поезда, чтобы они не смогли уехать в Петербург».
Журналистка, которая нас сопровождала, позвонила руководителю программы и попросила помочь. На наше счастье, он приехал немедленно, позвонил кому-то, и нас отпустили. Панин всю дорогу ехал за нами, причем не отставал ни на сантиметр. На поезд мы не успели. Ночевали в гостинице. В панике я забаррикадировала дверь столами, стульями.
Мы не выходили из номера, детское питание нам приносили журналисты.
Я была на грани безумия. Казалось, весь мир ополчился против меня. Неужели никто не в силах прекратить этот кошмар?! Я схватила листок бумаги и села писать письмо: «Дорогой господин президент! Меня зовут Юдинцева Юля, я мать девятимесячной Анны. Отцом ребенка, с которым я не состояла в браке, является известный российский актер и дебошир Алексей Панин. Он хочет навсегда разлучить меня с дочерью. Единственное, чего я хочу, это быть со своим ребенком и уехать домой». На следующее утро бросила это письмо в почтовый ящик…
Я очень благодарна журналистам, которые приняли в нас с дочерью такое горячее участие. Позже эти же люди помогли мне устроиться в Петербурге в кризисный центр, где скрываются женщины, преследуемые мужьями...
Если бы сейчас спросили, какое время самое счастливое в моей жизни — проход по красной дорожке на Венецианском кинофестивале или съемки в каком-нибудь фильме, я бы ответила: самое счастливое время — это наша жизнь с Нюсей в кризисном центре. Там я чувствовала себя защищенной. Когда женщины выходили гулять с детьми, нянечки держали дверь открытой, чтобы мы могли забежать обратно, если вдруг возникнет опасность...
Мне выдали стандартный набор питания — макароны, чай, гречку, соль, сахар. Остальное привозила мама. Причем ей, как разведчице, приходилось постоянно менять внешность с помощью париков и темных очков, чтобы Алексей не смог ее выследить. Соблюдая конспирацию, она каждый раз выходила с работы, из Эрмитажа, из разных дверей — то из главного здания, то из служебного…
Чувство тревоги не покидало ни на минуту.
Я каждый день ждала, что рано или поздно Панин нас найдет. После того как срок стандартного пребывания в центре закончился, меня приютила подруга. Но невозможно до бесконечности скрываться и жить по чужим углам! В конце концов, Питер мой родной город, у меня есть здесь квартира, в которой мы с дочерью прописаны. Но вместо того чтобы жить там, мы прячемся, как преступники. Это же ненормально! И я решила вернуться домой. Подруга пыталась меня удержать: «Юля, вам нельзя там появляться! У твоего дома дежурит банда!» Но я ее не послушала.
На первый взгляд у подъезда царили тишина и покой. День прошел без каких-то эксцессов. Вечером я решилась выйти на лестничную площадку, и в это время в квартиру ворвались пятеро бугаев с Паниным во главе.
Я упала, ворвавшиеся стали тыкать мне в лицо какими-то корочками. Моя мама пыталась нас защитить. Панин сильно ударил ее дверью, которую мама придерживала. Она три недели лечилась от сотрясения мозга...
Нюся, которую Панин схватил, кричала от страха. И все-таки в этот день он не решился ее похитить. Как я поняла позже, он вовсе не за ней приходил. Во время устроенной в квартире потасовки незаметно установили «жучок» (Алексей впоследствии сам признавался об этом в одном из своих интервью). Теперь мы, ни о чем не подозревая, постоянно были под колпаком. А он ждал удобного случая, чтобы похитить дочь. И вскоре ему такой случай представился.
Нюся подхватила кишечный грипп, и нас забрали в больницу. А поскольку в доме был «жучок», Панин без труда узнал, в какой именно больнице мы находимся. Медперсонал клялся и божился, что в инфекционном отделении строгая охрана — мышь не прошмыгнет. Но надо знать Панина!
Леша появился в палате как ни в чем не бывало. Что-то кому-то сказал, улыбнулся... Как же, звезда! Все растаяли... Когда он вошел, я стояла у раковины, мыла посуду. Обернулась — Алексей уже бежит с дочкой по больничному коридору. Я заметалась по палате, но кто-то из его сообщников держал дверь с другой стороны, чтобы я не могла выйти. Как потом выяснилось, Алексей с дружками подпилили замки у боковых ворот больницы. Через них и убежали, украв у матери больного температурящего ребенка, которому еще нет и года. Это случилось 23 августа 2008 года.
Тогда я окончательно поняла, что за Нюсю мне предстоит бороться всерьез. И стала готовиться к судебному процессу. Я была уверена, что верну дочь законным путем, что смогу доказать правду. На первый взгляд все так и произошло.
Несмотря на все ухищрения Панина, суд вынес решение в мою пользу. Лешиного предательства, гадостей, которые он говорил обо мне на суде, я никогда не забуду. Предъявил справку о том, что я лежала в психушке, что у меня шизофрения. На что он рассчитывал? Судебно-медицинская экспертиза определила, что справка липовая (как и все остальные обвинения Панина). В итоге процесс я выиграла. Вот уже почти год как действует решение суда об определении ребенку места проживания с матерью. Но дочь мне так и не вернули...
Панину закон не указ. Сколько раз за это время Леша обещал мне хотя бы показать ребенка! Но когда я приезжала, в квартире либо никого не оказывалось, либо меня просто не пускали на порог. Я звонила в дверь, слышала Нюсин голосок: «Кто там?» и не могла даже на мгновение увидеть дочь…
Помню, приехала в Москву зимой, купила на рынке корзину с отборной черешней. Я не очень богатая женщина, но мне так хотелось порадовать дочку! А дверь не открывают. Сижу на заснеженной скамейке, рядом корзина с ягодами. Из подъезда вышла соседка, узнала меня. «Девушка, — говорит, — вызывайте милицию и забирайте ребенка! Сколько можно терпеть это беззаконие?!» Головорезов мне, что ли, нанимать, рвать дочь на части?
Недавно я вернулась со съемок фильма, в котором мою героиню неотступно преследует кровожадный зомби. Ужасно, но в какой-то момент эта роль показалась мне автобиографической. Вот уже несколько лет я живу в состоянии жестокого преследования. Преследования со стороны человека, который поставил себе цель: уничтожить мое счастье...
Думаю, на заре нашего романа у Леши были самые благие намерения. Он меня полюбил, хотел ребенка. Единственное, чего не хотел, так это менять свои холостяцкие привычки. В свои дела меня не посвящал, не желал говорить, куда уходит, когда вернется. Я должна была стать домашним животным, тенью, бессловесной самкой, произведшей на свет его потомство... Вот только я к этой роли не готова... Родители с детства приучали меня быть личностью, иметь свое мнение, добиваться поставленной цели.
И ради чьей-то прихоти расставаться со всем, что составляло основу моего характера, я совершенно не собиралась. Когда Панин это понял, он просто взбесился. Все, что делает сейчас, он делает по одной простой причине: не может простить мне неповиновения и жаждет наказать. А Нюся, которая для меня свет в окне, просто наиболее удобное орудие для этого наказания. Разве замышляя похищение дочки, он подумал об ужасе маленькой девочки, которую отнимают у матери? Нет, он думал только о себе и жажде мести. Я так хочу — и точка!
В последнее время я живу между Петербургом и Владимирской областью, где Панин скрывает Нюсю. Несколько раз приезжала туда. Но мне не дали даже дотронуться до дочери. Стоило выйти из машины, как на меня буквально набросились Лешины родственники, моментально завели ребенка в дом, закрыли ворота на все засовы.
А потом сам Панин перекрыл дорогу машине, на которой я приехала, и вышел на «разборку» в компании местных братков.
Кричал: «Ты доиграешься, тебя вышвырнут отсюда! Я сейчас вызову «скорую помощь», они засвидетельствуют, что ты пьяная!» Я немедленно поехала за судебными приставами. Но когда мы вернулись, в доме уже никого не было — ни матери Панина, ни его дедушки, ни Нюси…
Моя мама неоднократно пыталась позвонить матери Панина, поговорить с ней как с умудренной, казалось бы, жизненным опытом женщиной… Но в ответ слышала только грубости…
Панин продолжает петь одну и ту же песню, которая состоит из трех куплетов: пьяная валялась, ребенка привязывала, в психиатрической больнице лежала.
Не валялась, не привязывала и в Кащенко не лежала! А то, что выгляжу старше своих лет... Но как должна выглядеть мать, у которой украли ребенка и которая уже два года не может его вернуть? За это время я похудела на 16 килограммов. Панин лишил меня счастья услышать, как дочка сказала первое слово, увидеть ее первые шаги... Приходя в детские магазины, я выбираю игрушки, одежду. Правда, не знаю, какой сейчас размер у Нюси, каких она любит кукол. Но хочу, чтобы Панин знал: я не сломалась. И не сдамся. Все равно верну дочь. Знакомые мне рассказали, что дочка называет мамой свою бабушку. Как жить с этим? Но я живу. Живу верой в то, что однажды приду к ней и скажу: «Нюся, я твоя мама...»
Подпишись на наш канал в Telegram