Моя исповедь на смертном одре выглядела жутко: убийство, тюрьма, наркотики… На лице — паутина морщин, являющих смесь порока и жалости к себе. Нет, я смотрела не в свое будущее — это всего лишь роль, а я стану совсем другой старушкой. Какой? Я впервые об этом задумалась...
В детстве бабушка казалась мне мифическим персонажем: она лучше всех находила со мной общий язык, тайно от родителей баловала шоколадками, потому что сама была лишена этого праздника из-за диабета.
Когда ее отчитывали, она демонстративно хрустела оберткой своего лечебного батончика на сорбите и выдавала бунтарское:
— Человек должен наесться, пока здоровье ему позволяет!
И я страшно полюбила конфеты. Может, скрытая бабушкина угроза так подействовала?
В том, что женщины становятся бабушками, виноваты исключительно внуки. Странно, но их, несмотря на это, все равно безумно любят. Трудно поверить, что пенсионерки когда-то были детьми, хотя они и пытаются нас в этом убедить своими историями: «В моем детстве эклеры были слаще...
А однажды меня взял на руки и поцеловал сам Сталин». Но ты же все равно представляешь, как генсек торжественно поднимает старушку.
Голодное военное детство, смерть родных… Я и не задумывалась тогда, сколько бабушке пришлось пережить. Мне-то казалось, что ее единственное горе — запрет на шоколадки.
Бабушки с самого начала преследовали меня в кинематографе.
В 20 лет мне предложили сыграть вторую жену поэта в сериале «Есенин». На пробах наложили грим, я взглянула в зеркало и испугалась: может, я и не сильно постарела, но в образе было что-то несуразное. Сережа Безруков, посмотрев эту запись, объяснил, что именно: — Лицо женщины, а взгляд юной девушки!
Нельзя, пережив любовь к Есенину, смотреть таким безоблачным взором.
Тогда мне предложили более подходящую по возрасту роль — княжны.
Потом я все-таки «дожила» до предпенсионного возраста в фильме «Вера. Надежда. Любовь», где моей героине на протяжении ленты от 18 до 54 лет. Однако она по сюжету все время молодится, так что я и не заметила между нами большой разницы в возрасте. Но это оказалось хорошей подготовкой для следующей работы...
Наконец режиссер Валерий Иванович Усков не смог узнать меня под искусственными морщинами! И хотя утвердил на роль в картину по роману Дины Рубиной «На солнечной стороне улицы», все же сомневался: «Тебе придется состариться до 67 лет.
Боюсь, как бы это не выглядело комично. Да и жизненного опыта у тебя маловато, чтобы взвалить на плечи такую тяжелую судьбу героини». Даже подумывал взять на зрелый возраст другую актрису, намного старше. Я же буквально грезила ролью. На «Мосфильме» мне подбирали грим, когда режиссер подошел и неожиданно обратился ко мне на вы:
— Здравствуйте! А вы Снаткину тут не видели?
— Валерий Иванович, вот она я! — улыбнулась ему пожилая собеседница.
— Боже мой, Анечка, да ты совсем другой человек! Даже взгляд изменился — потух... Теперь вижу, что все у нас с тобой получится.
Еще одним доказательством моего успеха стал момент, когда я в возрастном гриме появилась на съемочной площадке. Мне тут же уступили место: «Присаживайтесь, женщина». Только к вечеру хватились, что молодой Снаткиной нигде не видно.
По сюжету я становлюсь бабушкой не сразу — проживаю несколько возрастов. И с каждым новым опытом моя героиня приобретает какую-то новую черточку характера… Я невольно оглядывалась на свою жизнь, размышляя: какие события уже наложили отпечаток на характер и как изменится мой образ спустя тридцать—сорок лет?
Характер, как известно, закладывается в детстве. Моя Катерина живет в узбекском детдоме, там над ней издеваются, обижают. Она сжимает кулаки и клянется оставаться сильной в любых обстоятельствах. Когда ее выбрасывают в самостоятельную жизнь, снимает комнату у героя Александра Домогарова, который держит палатку на узбекском рынке, и под его началом принимается торговать крадеными часами.
С виду обычная девушка, а внутри — волчонок… Я сама была такой, когда пришлось выживать в жестоком мире спорта. Едва меня привели на гимнастику, как я тут же стала жертвой дедовщины. Старшие девчонки приказывали: «Отнеси кроссовки, выйди из раздевалки». Обзывались обидно, грубо. В первый же день я вернулась домой со слезами на глазах. Но мама меня встряхнула: «Ты должна уметь постоять за себя!» И я пообещала себе быть сильной — наверное, все рано или поздно дают такую клятву. И действительно, стала более жесткой, целеустремленной, не любила, когда на пути кто-то вставал. В школе мы вечно конфликтовали с соперницей, которой нравился тот же мальчик, оглядываясь назад, не завидую я этой девушке…
Зато ребята принимали меня за свою. В то время вся моя жизнь была в спорте. Когда же решила поступать на актерский, надо мной посмеялись:
— Тебе бы Рэмбо играть!
Я и сама легко представляла себя героиней боевиков. Но режиссеры были обо мне другого мнения. Ради них я отправилась в магазин и купила туфли на каблуках...
— Чего коленки выпрямила? Как на ходулях! — смеялась мама.
Хотя вру: я преобразилась не только ради кино. У меня появился молодой человек.
Вот и моя героиня Катерина сдается под любовным напором героя Домогарова и тоже обретает женственность — движения становятся плавными, голос мелодичным.
Мы с Александром, слава богу, нашли взаимопонимание, хотя человек он сложный. Самой тяжелой была съемка 10-минутной сцены скандала между нашими героями: они орут друг на друга, бьют посуду, а под конец в пылу страстей даже роняют шкаф. Мы с Александром, снимая эти 10 минут, проругались целый день — шкаф на дрова чуть не поломали... Иногда Домогаров настолько входил в роль, что во время репетиции я переставала понимать: играет он или всерьез чем-то недоволен. Один раз так сильно мутузил чемодан, что я испугалась: не ударит ли и меня по-настоящему... Дальше по сюжету следовал поцелуй, и я успокоилась, поняла: мы все еще играем кино.
Впрочем, Александр Юрьевич не всегда был так суров, легко мог снять напряжение шуткой, однажды даже вогнал меня в краску...
По сцене мы должны просыпаться в одной постели...
Я поднимаюсь, а одеяло начинает предательски сползать и обнажает забавную деталь — прикрывающую грудь силиконовую накладку, наклеенную на тело белым пластырем. У нас же не откровенное кино, приходилось маскироваться. Домогаров весело скосил глаз и засмеялся:
— Лучше бы мы вас увидели во всей красе, чем вот так!
Первое разочарование врезается в память навсегда... Моя героиня забеременела и сбежала от человека, которому ребенок был не нужен... Вот и я сейчас понимаю: правильно, что в свое время не родила от мужчины, который меня предал.
Андрей — самое большое чувство в моей жизни. Он был меня старше и поначалу поддерживал — в учебе, в работе. Красиво ухаживал... Однажды звонит:
— Собирай чемодан, сегодня улетаем в отпуск. Не забудь купальник.
Только перед посадкой я узнала, что мы летим на Сейшелы!
Мы встречались несколько лет. Романтика поугасла, когда я начала много сниматься. Становилась все более независимой, да и Андрей ревновал, когда пресса приписывала мне очередной несостоявшийся роман.
Кончилось все тем, что однажды я пришла к Андрею и застала его в объятиях другой...
Столько лет прошло, но и сейчас нелегко об этом вспоминать.
Всех когда-нибудь предавали. Одни расклеиваются, другие укутываются в цинизм, чтобы вновь не обжечься… Это мои бабушка с дедушкой не один пуд соли вместе съели, мне же трудно понять, как люди по сорок лет живут вместе.
Хотя... Наверное, сейчас я уже готова родить ребенка… А вот мою героиню материнство не сильно обрадовало. Плод былой любви ей оказался в тягость: Катерина раздражалась на дочь, хотя и любила...
У меня же материнские чувства проснулись очень рано. Еще будучи первоклашкой, я помогала родителям воспитывать младшую сестренку Машу. Играла, будто она моя дочка. Выходила одна с коляской во двор, важно садилась на скамейку рядом с молодыми мамашами и начинала причитать на их манер:
— А моя-то не ест, кричит по ночам!
Сейчас понимаю, что воспитание ребенка — не игра, а большая ответственность.
Ближе к тридцати начинаешь об этом задумываться.
Каждому в жизни судьба предоставляет выбор. Катерина покалечила своего сожителя, чтобы выжить самой. После выхода из тюрьмы она жестоко относится к людям, пытаясь отплатить им за все обиды и унижения...
Для меня же тюрьмой, правда добровольной, стал медицинский корсет. Позвоночная грыжа дала о себе знать в институте — все тело вдруг пронзила невыносимая боль. Очнулась я уже в реанимации, а через несколько дней врачи предложили: либо сложная операция, либо долгое восстановление.
Я предпочла мучительный, но менее опасный путь. Два года я была зажата в тиски: когда подружки бежали танцевать, лежала дома… Сидеть не могла — на лекциях стояла. Да еще постоянно преследовал страх вылететь из института, из профессии. Кто захочет снимать девочку с походкой робота? Но мне повезло, предложения поступали, и я от них не отказывалась… Для роли Натальи Гончаровой поменяла свои медицинские тиски на корсет шикарного платья. И вдруг поняла: все познается в сравнении! Однажды меня так зашнуровали, что во время съемки потемнело в глазах. Выходит, в XIX веке женщины страдали ради красоты ежедневно. После съемок я влезала в свой гипсовый панцирь с облегчением. Под ним у меня вызрело такое терпение, которого теперь до внуков хватит.
Уверена, я выбралась из этого кокона совсем другим человеком, развернула, как бабочка, крылья.
Когда меня искусственно старили, гример растягивал кожу и втирал в нее специальную мастику.
Чем толще слой — тем старше выглядишь. После снятия пластического грима на лице оставались чуть заметные морщинки… Уже настоящие. Я бежала через весь Ташкент в клинику, где «падала лицом в салат» из огурца с водорослями — мне делали маски только из натуральных продуктов.
— О аллах, что с лицом? — переживали за меня узбечки-косметологи.
Всю жизнь мы работаем на пенсию, думая, что тогда можно и пожить в свое удовольствие. Только редко кому это удается. Все, оглядываясь назад, о чем-нибудь жалеют. Ругают девчонок за короткие юбки, ворчат, что цены в булочной поднялись на рубль…
Разве за этим мы начинали жить?
В детстве моя героиня тоже надеялась на лучшую долю. Но жизнь подмяла ее, заставила жить по иным законам… И Катерина зачерствела, поняв: либо она, либо ее… Выжила как смогла, даже заняла не последнее место в преступном мире. Финал печальный: синяки под глазами, грустные морщинки вокруг рта…
Неизвестно, как сложится моя судьба. Пока на улицах меня принимают за студентку. Актрисы все-таки за собой следят и выглядят моложе своего возраста. А их внуки смотрят старые фильмы и восхищаются своими бабушками.
Хотя, конечно, издержки профессии дают о себе знать: бесконечные переезды, бессонница, нервы… Сейчас придумали множество косметических средств, чтобы скрыть приметы возраста хотя бы внешне.
Но как избавиться от рубцов на сердце? Поэтому я никому не позволю себя искалечить, озлобить. Хотя бы ради счастливой улыбки той бабушки, которой планирую когда-нибудь стать...
Благодарим салон «Roche Bobois» за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram