Мэри Гейтс грохотала по лестнице, как курьерский поезд, — быстро, громко и устрашающе. «Билл! Я в третий раз зову тебя! Сколько можно повторять?!» — Она распахнула дверь комнаты сына. Тот сидел с ногами на кровати и таращился куда-то в пространство. «Билл, ты не слышишь или не считаешь нужным отзываться?!» Взгляд Билла сфокусировался на матери: «Я занят, мам, не кричи».
Да сколько же нужно терпения, чтобы на тебя не кричать?! И чем это, скажи на милость, ты занят?» Мэри Гейтс стояла на пороге, скрестив руки на груди и сверля отпрыска взглядом. Рыжий двенадцатилетний нахохленный Билли вздохнул и ответил: «Я думаю, мам.
Никогда не пробовала? Зря, интересное занятие».Это стало последней каплей. Можно терпеть забытые в школе портфели, шарфы и шапки (счет им шел на десятки). Можно сдерживаться, когда Билли спускается к завтраку, не умывшись и не расчесавшись (собственно, только так он к завтраку и является). Можно надеяться, что все пройдет, когда педагоги в очередной раз отмечают в своих отчетах крайнюю невнимательность Билла на уроках. Можно даже на скверные оценки закрыть глаза, ведь до поступления в Гарвард (а другой дороги для Билла родители видеть не желали) еще достаточно времени, чтобы мальчик взялся за ум и все исправил. Но такое! На следующий же день Билла отвели к психоаналитику.
— Значит, любишь думать? — осведомился у юного пациента доктор.
Его тон был вроде и сочувственный, но какой-то веселый. — И часто ты этим занимаешься?
— Вы смеетесь? — уставился на врача Билли. — Что значит часто? Я всегда этим занимаюсь. А вы разве нет?
— Уверяю тебя, что большинство людей на свете делают это не слишком часто и не сказать, чтобы охотно, — ответил психоаналитик. — Да и не очень умело, честно говоря.
— Тогда я буду круче большинства людей на свете, — решительно заключил Билли.
— Очень может быть, — почти не улыбаясь, согласился доктор.
Курс психотерапии длился около полутора лет и обошелся в весьма кругленькую сумму.
Однако в итоге в доме воцарились мир и покой. Правда, со стороны могло показаться, что психоаналитик работал все это время не с самим Биллом, а с его мамой. Теперь Мэри Гейтс ласково улыбалась, когда ребенок, по-прежнему неумытый и нечесаный, являлся к завтраку. С вечера аккуратной стопкой складывала на стуле у его кровати одежду на завтра, не забыв приколоть булавкой галстук к рубашке (иначе Билл непременно ронял галстук, так его и не заметив), чтобы он не отправился в школу в драных домашних джинсах — прецеденты бывали. И, приглашая семью к столу, терпеливо дожидалась, пока сын выйдет из раздумий.
Билл, конечно, заметил перемены. Но глупо ведь спрашивать что-то типа «мам, а чего это ты не ругаешься, я ведь опять не причесался». От добра добра не ищут... Вскоре и родители начали замечать: деньги на психоаналитика, видимо, потрачены не зря...
Сначала сын выиграл объявленный местным пастором конкурс, первым выучив наизусть Нагорную проповедь. Потом впервые оказался по результатам года богаче старшей сестры — родители платили им по 25 центов за каждую пятерку, и прежде Билл и пяти долларов за год не зарабатывал, а тут вдруг буквально озолотился. Вскоре он вошел в десятку лучших школьников США, показав в годовом тесте по математике абсолютный результат — 800 баллов из 800 возможных. Когда счастливые родители кинулись расспрашивать сына, как ему это удалось, Билл только плечами пожал: «В тесте не было ничего сложного. Я ведь прочел все учебники по математике за два года вперед». «Зачем?» — изумились родители. «Мне было интересно», — ответствовало чадо.
Следующий учебный год Билл Гейтс начал уже не в обычной школе, а в частной элитной под названием Lakeside. Помимо того, что там была очень сильная математика, имелась даже собственная ЭВМ, чем в конце 1960-х могли похвастать далеко не все крупные компании и даже научные институты. Правда, никто в школьном руководстве не понимал, зачем нужна эта громоздкая штуковина, но не отказываться же от щедрого подарка попечительского совета! Родительский расчет оказался верным. Хотя поначалу электронно-вычислительная машина едва не стала причиной драки. К агрегату прилагалась инструкция по программированию, осилить которую никому из учеников не удалось. Билл сразу положил на нее глаз, но когда через несколько дней решил стянуть инструкцию домой, наткнулся у ЭВМ на паренька, который деловито запихивал заветную книжку в свой портфель.
— Эй, ты куда это забираешь инструкцию? — с вызовом спросил Билл.
— Домой, — равнодушно ответил паренек. — Все равно она тут никому не нужна.
— Это почему? Мне вот нужна.
— Да ладно! Думаешь, сможешь продраться дальше пятой страницы? Не смеши меня!
Билли оценил ситуацию: парень был выше ростом и выглядел постарше. Но не упускать же инструкцию! Гейтс отступил на пару шагов и прислонился к косяку, перегораживая дверной проем. Баррикада, конечно, получилась довольно хилая и, если честно, слегка подрагивающая в коленках, но намерения свои Билл выразил ясно. Парень посмотрел на него с уважением.
— Ладно, — сдался он. — Я же не знал, что кто-то еще кроме меня заинтересуется этой штукой. Меня, кстати, зовут Пол.
Через несколько дней педагогический коллектив школы с удивлением обнаружил, что кабинет, где располагалась ЭВМ, начал пользоваться необычайной популярностью среди учеников. Разгадка обнаружилась быстро: Билл Гейтс и Пол Аллен создали свою первую компьютерную программу, обучив машину игре в крестики-нолики.
Педагоги предложили програм-мистам-любителям не зацикливаться на игрушках, а употребить свои навыки на что-то более практическое и желательно с пользой для Lakeside. Раз в полгода в школах США перемешивают классы, чтобы дети лучше адаптировались и не успевали сжиться с ролью звезды или, наоборот, козла отпущения.
Так вот, Гейтсу и Аллену предложили написать программу, с помощью которой ЭВМ тасовала бы учеников по классам. Результат оказался превосходным — запрограммированная ими машина тасовала учеников исправно и вроде бы совсем произвольно, если бы не одна маленькая деталь: Гейтс и Аллен всегда оказывались в одном классе, да еще и вместе с самыми симпатичными девушками.
Впрочем, девушки старомодно предпочитали гребцов и футболистов, а не математиков. Ровесники Билла и Пола ночами тайком отправлялись на свидания, а Гейтс и Аллен… Нет, они тоже овладели искусством тайно покидать дом через окно. Вот только торопились эти двое под покровом сумерек в офис некой компании, где тоже стояла ЭВМ и где юным программистам разрешали возиться с нею по ночам (что в школе было запрещено категорически).
Третьим в их «тайном обществе программистов» стал Кент Эванс.
Кент тоже был силен в математике, но никак не желал мириться с ярлыком «ботана», всеми силами доказывая, что он по-настоящему крут. С этой целью он даже занялся скалолазанием. Во время очередного ночного бдения у ЭВМ Кент отодвинул от себя стопку перфокарт и помотал головой.
— Мне вот иногда кажется, что мы кретины, — изрек он.
Гейтс, похоже, его даже не услышал, зато Пол Аллен посмотрел удивленно: «Это почему?»
— Да потому, что другие парни уже валят ночами из дома, прихватив ключи от родительских тачек, и вовсю обжимаются на задних сиденьях с девчонками.
А мы сбегаем ночами, чтобы программировать переключение городских светофоров!
— Зато когда мы закончим, муниципалитет отвалит нам за эту программу столько денег, что каждому хватит на свою тачку, родительская не понадобится, — хохотнул Пол. — Так я говорю, Билл?
Гейтс наконец оторвался от работы и внимательно посмотрел на друзей: «Вообще-то мне плевать. Я сваливаю из дома, чтобы заниматься тем, что мне нравится...»
Программу управления городскими светофорами муниципалитет приобрел у старшеклассников-программистов за 20 тысяч долларов — на машины и правда хватило бы, а ведь это было только начало.
На Гейтса, Аллена и Эванса посыпались новые заказы. Но тут же начались и проблемы. Кажется, слова Эванса нашли в душе Пола Аллена живой отклик. Кент и Пол все чаще под разными предлогами отлынивали от ночных бдений у ЭВМ и пропадали на вечерних сеансах в кино, попутно ошеломляя приглашенных барышень дорогими подарками.
А потом грянул гром. Гейтс припер компаньонов к стене, потребовав немедленно вернуться к работе, и услышал в ответ: «Знаешь, Билл, мы вообще-то работаем. Извини, но нам просто как-то удобнее без тебя». Пол и Кент выглядели, конечно, виноватыми, но самодовольные ухмылки нет-нет, да и проступали на их лицах. Билл сжал кулаки.
— Значит, так. Вы оба — идиоты, потому что большей глупости я не слышал. Это раз.
Вы будете просить меня вернуться. И если сделаете это быстро и вежливо, я вернусь. Это два. Но при одном условии: главным в нашей компании всегда буду я, и только я буду решать, как и когда мы работаем и чем занимаемся. Это три. И четыре: если вы всего этого не поймете и не позовете меня назад, то вы сдохнете. Все, пока.
Гейтс стремительно удалился по школьному коридору. Пол и Кент переглянулись. Неловко вышло, но дело даже не в этом. Билл в гневе выглядел, конечно, нелепо и наговорил всякой чепухи. Вот только смеяться почему-то не хотелось.
Через несколько дней Кент Эванс ушел в поход со своей секцией скалолазания. На следующий вечер в доме Гейтсов раздался звонок, и к телефону пригласили Билла. Звонил школьный секретарь.
Он сообщал, что завтра занятий не будет. В школе траур: Кент Эванс погиб, сорвавшись со скалы.
На церемонии прощания в церкви Билл Гейтс должен был произнести речь. Он сидел, бесконечно расправляя на колене листок со словами, которые помнил наизусть. Сидел, пока священник не кивнул ему: пора. Билл попробовал подняться, но вместо этого неуклюже завалился на бок и упал бы, если бы его не подхватил отец.
В себя он окончательно пришел лишь спустя две недели. А до этого барахтался в пучине жаркого забытья, то пропадая с головой, то выныривая на поверхность, чтобы судорожно ухватить глоток воздуха. И все это время в голове его колоколом бухали собственные слова: «Главным буду я… Не позовете меня — сдохнете».
С Полом они увиделись раньше, чем Билл вернулся в школу: Аллен пришел навестить больного. Какое-то время оба сидели молча, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Потом Пол сказал: «Билл, у нас зависло много заказов. Мне жаль, что все так вышло, но… В общем, без тебя я ничего не сделаю». Гейтс ожесточенно раскачивался на стуле. «Хорошо, Пол, — сказал он, остановив стул. — Но ты помнишь? Главным буду я. И только я решаю, что и как мы делаем. Ты не забыл?» Пол, так и не поднимая глаз, поспешно закивал.
Вскоре Гейтс вернулся в школу и почувствовал себя достаточно окрепшим для возобновления ночных вылазок. Правда, первая же едва не сорвалась. Билл уже готов был выскользнуть в окно, когда ему почудились шаги наверху, в родительской спальне. Пришлось выйти в коридор и убедиться, что свет во всем доме давно погашен и все спят.
Выдержав на всякий случай паузу, Билл вылез наконец из окна и торопливо зашагал к остановке на перекрестке — он еще успевал на последний автобус в нужную ему сторону. У остановки он оглянулся. Окна в его доме были безмятежно темны. «Точно показалось», — успокоил себя Билл.
Но ему не показалось. Просто он не мог видеть Мэри Гейтс, которая стояла у окна в темноте спальни и смотрела вслед сыну. Какой же он тощий, совсем птенец, а после болезни и вовсе кожа да кости… И ужасно развинченная походка. Но такой решительный… Господи, куда он? Накормить бы его сейчас, запереть и уложить спать…
— Ложись, Мэри, — вздохнул с кровати муж. — Ложись, нечего стоять. Мы ведь сами с тобой решили ему не мешать.
— Да, сейчас. Увижу хотя бы, как он сядет в автобус.
Разумеется, тогда Билл Гейтс этого не знал. А узнал только через 23 года. Мама сама рассказала. Ей оставалось жить несколько дней...
— Так, значит, вы с отцом все знали, — покачал головой Гейтс. Он держал в руках сухую, почти невесомую мамину ладонь. — А почему ни разу не остановили? Ну мало ли куда я уходил!
— О, мальчик мой! Если бы ты знал, чего мне это стоило… — Мэри через силу улыбнулась и откинулась на подушке.
— Догадываюсь. Ты ведь всегда стремилась все контролировать и всем руководить. Сколько попечительских советов и благотворительных фондов ты возглавляла? Мне иногда казалось, что у нас в Сиэтле ничего не происходит без твоего участия и твоего одобрения.
Скажи, как получилось, что ты вдруг перестала контролировать меня?
— За это стоит благодарить твоего психоаналитика. Помнишь его? Он сказал мне одну важную вещь: «Миссис Гейтс, поймите, лучшее, что вы можете сделать для сына, — оставить его в покое. На него нельзя давить, просто нельзя. В его психике заложено какое-то невероятное стремление к конкуренции, желание побеждать, быть всегда только первым. Так не мешайте ему и не бойтесь: он сможет выбрать верный путь. А тем, кто встанет на его пути, я не позавидую». Вот мы с папой и не стали тебе мешать… Только тихонько подглядывали из окна…
По дороге из больницы домой Гейтс сделал крюк, чтобы проехать мимо родительского дома.
Притормозил у той самой автобусной остановки и долго смотрел на темные окна спальни на втором этаже. Смотрел, пока какая-то дама в энергичных выражениях не объяснила, что его автомобиль мешает пассажирам выходить из автобуса. «Да-да, простите, мэм», — пробормотал Гейтс и тронулся вниз по улице.
Через несколько месяцев муниципалитет города Сиэтла присвоил их улице имя Мэри Гейтс — в ознаменование заслуг покойной благотворительницы и общественной деятельницы. А Билл Гейтс окончательно убедился, что рассказ матери там, в больнице, расставил все по местам. Он снова и снова вспоминал свой путь — и тех, кому случалось на этом пути оказаться. В конце концов, это ведь он еще со школьной скамьи всегда предлагал лучшие идеи, когда они с Полом писали свои программы. И в Гарвард он поступил без проблем.
А потом так же без проблем его бросил, когда они с Алленом решили попытать счастья в бизнесе и создали компанию «Micro-soft» (сначала название писалось через дефис). Когда получили первый заказ, Пол еще иногда ходил на какие-то переговоры или просто прогуляться, Билл же безвылазно просидел в комнате мотеля, которая служила им и офисом, и жильем, несколько месяцев, пока работа не была сделана. Ей-богу, он тогда забыл, как выглядит улица! Обеды заказывал по телефону из китайского ресторанчика через дорогу, причем спустя пару недель даже перестал называть блюда, а просто говорил «как обычно» — чтобы не тратить время. Да и потом лет пять, не меньше, именно Билл не только писал программы, но и вел бухгалтерию, нанимал сотрудников, составлял договора. Какой-то босс крупной электронной фирмы тогда заметил: «При встрече Гейтс производит впечатление сбежавшего от родителей старшеклассника.
Но через пять минут общения с ним я понял, что он лучше всех моих программистов. Через десять — что он лучше моих экономистов. А через пятнадцать — что и моим юристам есть, чему у него поучиться»… Короче, он заслужил свой успех, вопросов нет. Но было ведь и что-то еще.
Был Кент Эванс. И если бы тогда они с Алленом задвинули Гейтса и окончательно с ним расстались, кто знает, как все сложилось бы. Никто не знает — и не узнает, потому что Кент погиб. Еще был Тим Патерсон, он создал операционную систему DOS. А «Microsoft» просто перекупил у него разработку за несколько десятков тысяч долларов, чуть-чуть довел до ума и заключил контракт с «IBM» на оснащение всех новых компьютеров этой системой. Боже, какую чушь они наплели этому Тиму, только бы его уговорить!
И ведь уговорили, хотя никаких разумных аргументов просто не было! Как и почему — не поняли и сами. Патерсон взял время до утра на раздумья. Но перезвонил уже через час и сказал, что согласен. На эти деньги он купил себе новенький джип. Так, говорят, до сих пор на нем и ездит — уже десять лет, — и перебивается с хлеба на воду. А Гейтс и Аллен с помощью системы DOS стали миллионерами за год… Да и с Алленом все в итоге скверно вышло. Конечно, они часто ругались. Билл вообще считал, что дурацкие реверансы и правила вежливости — полная чушь. Надо давить, орать, ругаться — иначе ничего не добьешься. У них и в «Microsoft» эти беспрерывные перебранки стали чем-то вроде корпоративной культуры. Но с Полом в 1981-м они зашли в тупик. Равноправные акционеры, они тащили компанию в разные стороны, и ни один не хотел уступать.
Черт его знает, чем все закончилось бы, но у Пола вдруг обнаружили рак. В 28-то лет! Врачи тогда были уверены, что Полу осталось несколько месяцев. И что сделал Аллен? Объявил об уходе из компании и продал большую часть своих акций, развязав Биллу руки. Через несколько месяцев свершилось чудо: Аллен победил рак. Но в бизнес он решил не возвращаться.
Странная, в общем, получалась история. Биллу и правда не в чем было себя упрекнуть. И успеха он всегда добивался собственным трудом и талантом. Но там, где его усилий и таланта оказывалось недостаточно, всякий раз происходило что-то труднообъяснимое и не очень приятное. Будто его безумное желание взять верх запускало какие-то темные и тайные механизмы. Пожалуй, если бы он хоть чуть-чуть верил в бога, впору было бы бежать в церковь.
А так… Разве что поговорить с Мелиндой.
Все разговоры на темы абстрактных материй вроде души Гейтс никогда не любил. Да и разговоры по душам тоже. Даже с близкими друзьями беседы всегда вертелись вокруг математики, компьютеров и программирования — тем более что близких друзей можно было сосчитать по пальцам одной руки и все они работали в «Microsoft». Даже с Энн Винблад они говорили больше о тех же компьютерах, о технологиях будущего, о физике и генетике. А ведь это была его первая настоящая любовь!
Они познакомились в 1982-м на какой-то конференции, и Энн сразу привлекла его непохожестью на всех этих компьютерно-программных дам. И пусть сам Гейтс не имел ничего против того, чтобы его считали «ботаном», но девушки-ботаны не вызывали в нем особого интереса.
Он, грешным делом, предпочитал блондинок-стриптизерш из ночных клубов. А Энн как раз была блондинкой. Не стриптизершей, конечно, но в школе входила в группу чирлидеров, куда, как известно, выбирают самых красивых и бойких девушек. Просто ее угораздило оказаться еще и умной. Она получила диплом экономиста, затем освоила программирование и в 1976 году создала компанию «Open Systems», вложив в дело 500 долларов. Через несколько лет Энн продала ее за 15 с лишним миллионов. Но все это случилось уже потом, а тогда, в начале 80-х, «Microsoft» регулярно получал от «Open Systems» заказы на разработку программ. Ничего необычного, за исключением того, что, когда заказы выполнялись, роль курьера неизменно брал на себя сам Билл Гейтс, отправляясь к Энн в офис.
Их отношения продолжались несколько лет и выглядели, пожалуй, довольно странно. Выбираясь вместе на уикэнды, они читали друг другу вслух книги по квантовой физике или молекулярной биологии — так получилось, что оба интересовались этими научными дисциплинами. В редкие свободные вечера отправлялись не в ресторан или театр, а на лекции, посвященные столь же малоромантичным материям. Ну и беспрерывно рассуждали о будущем компьютерных технологий. Впрочем, нет, еще они много говорили про кино! Была у них такая забава: вечерами, которые проходили врозь, Энн и Билл, сговорившись, брали в прокате один и тот же фильм, а посмотрев, созванивались и часами обсуждали. Когда их отношения сошли на нет, Винблад проговорилась об этом в интервью, добавив в сердцах: «Думаю, ночные телефонные разговоры про кино — максимум романтики, на которую способен Гейтс».
Он не обиделся.
В конце концов, Энн, наверное, имела право чувствовать себя разочарованной. Все-таки несколько лет серьезных отношений! К тому же она была старше Гейтса, ей уже не много оставалось до сорока, и однажды вечером она прямо и честно сказала Биллу, что созрела для семьи и детей. Он погрустнел и так же прямо и честно ответил, что еще не созрел.
Это было в начале 1987-го. А примерно через полгода Билл встретил Мелинду Френч. Причем встретил в Нью-Йорке, где «Microsoft» проводил большую пресс-конференцию. Выяснилось, что Мелинда работает в компании уже не первый год. Странно. Конечно, компания уже сильно разрослась, и ее владения в пригороде Сиэтла тоже были слишком обширны, чтобы он мог помнить всех сотрудников... И все-таки странно, что Билл ни разу не видел Мелинду.
А он точно ее не видел, иначе не забыл бы.
Вскоре Мелинда возглавила один из отделов компании, и теперь они встречались довольно часто. Потом выяснилось, что она засиживается за работой до глубокой ночи, и Гейтс, сам редко уходивший из офиса раньше полуночи, стал то и дело заглядывать «на огонек». А потом у Мелинды случился аврал, ее отдел сорвал сроки сдачи крупного проекта. Гейтс был очень расстроен этим обстоятельством. И, отправляясь уже за полночь домой, решил не заходить к Мелинде, но как-то так вышло, что ноги сами понесли. Он остановился у освещенного окна ее офиса и заглянул внутрь. Весь отдел, конечно, уже разошелся по домам. Кроме Мелинды. Она сидела за столом, сложив под подбородком ладони и глядя в потолок. Губы ее беззвучно шевелились.
Билл даже не сразу сообразил, что происходит, и только через пару секунд догадался: она молится. На него накатила какая-то странная неловкость. Он еще немного потоптался у окна, а потом вдруг опрометью метнулся к машине. Через пять минут он был в своем любимом круглосуточном «Burger King». А еще через десять вернулся обратно. И толкнул дверь ее офиса одной рукой, держа в другой пакет с сандвичами и кофе в пластиковых стаканчиках.
В общем, она оказалась католичкой. Впервые узнав об этом той ночью, Гейтс удивился не меньше, чем если бы услышал, что она — марсианка. Ему и в голову не приходило, что умный современный человек может относиться к религии всерьез. Собственное отношение к этому вопросу он привык описывать одной фразой: «Я считаю, что воскресным утром можно найти массу более интересных и полезных занятий, чем поход в церковь».
Мелинда лишь улыбнулась в ответ и сказала, что за пять минут до его прихода молилась о помощи. «И пришел ты». «Ну, я ведь не Бог», — немного смутился Гейтс. «Ни капельки не похож, — подтвердила Мелинда. — Но кофе и сандвичи очень кстати». Назавтра она сдала доделанную работу, на которую, по прикидкам Гейтса, требовалось никак не меньше трех дней. Впрочем, нельзя сказать, чтобы этот случай заставил Билла Гейтса уверовать в божественное провидение. Скорее последствия оказались вполне... м-м-м… земными.
С большим или меньшим успехом они скрывали свой роман несколько лет. А в 1993 году Билл понял, что теперь уже «созрел» сам. Он пригласил Мелинду на уик-энд в Палм-Спрингс. Наверное, она догадывалась, что должно произойти.
Но терпеливо делала вид, что это всего лишь обычный выходной. Они поиграли в гольф и вволю поплескались в бассейне. Поужинали в ресторане и провели чудесную ночь. Опять поиграли в гольф и опять поплескались в бассейне, поболтали о перспективах развития Интернета и программном обеспечении, которое может быть востребовано в скором будущем. А дальше пора было уже улетать, но ничего так и не произошло...
Звучит, конечно, глупо, но Билл, привыкший гордиться собственной решительностью, отчего-то никак не мог произнести «будь моей женой». Любые другие фразы получались у него легко, а эти три слова — вот просто застревали в горле, и все тут! В самолете Мелинда с трудом скрывала разочарование. Разговор поддерживала неохотно и вскоре задремала. Билл некоторое время сидел неподвижно, глядя на нее, потом вздохнул, отстегнул ремень безопасности и двинулся в кабину пилотов.
Принципиальный противник роскоши, он никогда не желал иметь собственный самолет, по Америке и вовсе летал только эконом-классом, но ради этого уик-энда нанял специальный чартер.
Мелинда проснулась, когда они уже шли на посадку. И только выйдя из самолета, поняла, что прилетела вовсе не в Сиэтл.
— Билл, но это же…
— Омаха, — подсказал Гейтс.
— Омаха? Но зачем мы здесь?
— Потому что здесь живет Уоррен Баффет. А вот, кстати, и он.
Баффет, с которым Гейтс несколько лет делил первые две строчки рейтинга богатейших людей мира, один из немногих близких друзей Билла и единственный не связанный с «Microsoft», и правда спешил им навстречу.
— Но зачем Омаха? И при чем здесь Баффет?
— Понимаешь, весь уик-энд я собирался сказать тебе очень важную вещь… Но как-то все не складывалось, а потом вспомнил, что для этого нужно иметь кольцо. И я сообразил: когда мы прилетим в Сиэтл, все ювелирные будут уже закрыты. А я не хочу больше ждать.
— Но ведь в Омахе тоже ночь, — улыбнулась Мелинда. Уже счастливая, но все еще не до конца понимающая, что все-таки происходит.
— Но у Уоррена здесь собственный ювелирный магазин. Пришлось просить пилотов лететь сюда и звонить ему, чтобы продлили рабочий день…
Вот так и вышло, что жизнь Гейтса оказалась накрепко связана с человеком, способным рассуждать о душе, провидении и прочих высоких материях, казавшихся Биллу абстрактными до последнего разговора с матерью.
...В тот вечер Билл и Мелинда вместе поехали посмотреть, как идет строительство их будущего дома на берегу озера Вашингтон. Бассейн с подводной музыкой, библиотека с потолком, расписанным цитатами из «Великого Гэтсби», и рукописью Леонардо да Винчи под специальным стеклянным куполом, проекционные экраны во всю стену, запоминающие гостей и воспроизводящие их любимую музыку и фильмы, — пока все это было лишь в проекте.
Очертания еще не завершенных построек темнели на фоне подсвеченного луной озера. Петляя между кучами земли и грудами труб, Билл и Мелинда вышли к берегу. Он немного помолчал, слушая, как плещет вода, потом произнес:
— Знаешь, мне кажется, я должен тебе кое-что рассказать. Про себя…
— Ну, самое главное про тебя я и так знаю. Ты — самый умный и волевой человек на свете.
— Спасибо, конечно, но, боюсь, в этом как раз и заключается проблема.
Мелинда слушала его, не перебивая. Он рассказал про психоаналитика. Про Кента Эванса, про Тима Патерсона, про Пола Аллена и многих других, некстати оказавшихся на его пути — и каждый раз с печальным для них итогом.
Банкротства, рухнувшие семьи, пара самоубийств конкурентов — Билл никогда не принимал эти известия близко к сердцу, узнавая их из теленовостей или разговоров общих знакомых. А теперь вдруг оказалось, что все они копились где-то в дальнем уголке памяти и только ждали своего часа.
— Вот и все, пожалуй, — закончил Билл. — Что скажешь? Может, просто наплевать и забыть? В конце концов, я ведь никому не желал и не желаю зла. Я просто так устроен, мне нужно быть лучшим.
— Ты ведь уже задумался об этом, — покачала головой Мелинда. — Так что наплевать и забыть, думаю, теперь не получится.
— Тогда что? Начать жить по-другому?
— Тем более не получится. Ты правильно сказал: ты так устроен.
— Ну а что тогда?
— Тогда… Тогда нужно понять, в чем можно быть первым без вреда и угрозы для вторых, третьих и всех остальных. Где можно побеждать, чтобы никто не сожалел о проигравшем.
— Так не бывает, — хмыкнул Билл. — Твой выигрыш — всегда чей-то проигрыш.
— Возможно... Но представь, что ты победил рак или хотя бы малярию. Не вылечился, а победил сами болезни — во всем мире. Думаешь, хоть кто-то почувствует себя в проигрыше?
— Ну, производители лекарств, пожалуй… Но вообще-то… Через несколько дней вся Америка обсуждала рекордное пожертвование, сделанное Биллом Гейтсом в благотворительный фонд, учрежденный его покойной матерью.
Билл перечислил 200 миллионов долларов, и пресса уверенно писала о новом рекорде благотворительности, который не скоро будет побит. Журналисты очень серьезно ошибались: это было лишь самое начало новой войны Билла Гейтса. Войны без проигравших.
Мелинда оставила «Microsoft», чтобы возглавить благотворительный Фонд Билла и Мелинды Гейтс. Новые пожертвования не заставили себя ждать. В 2000-е годы счет благотворительных взносов самого Гейтса и его друзей — прежде всего, уже упомянутого Уоррена Баффета — пошел на миллиарды. Гейтс объявил, что трое его детей получат лишь очень скромную часть отцовского наследства — по десять миллионов долларов (это правда очень небольшая часть, состояние Гейтса оценивается сегодня в 50 с лишним миллиардов), остальные средства будут завещаны различным благотворительным организациям.
Больше того, он сумел заразить этой идеей множество людей — от того же Уоррена Баффета до самого молодого миллиардера, основателя «Facebook*» Марка Цукерберга: несколько десятков богатейших людей США уже объявили о том, что вслед за Гейтсом завещают львиную долю своих богатств на борьбу с бедностью и болезнями.
В свободное время он обожает покер и бридж. И когда, например, к нему наведываются в гости Баффет с супругой, карточные баталии затягиваются часов на десять кряду. Вот только Билл Гейтс и в игре остается собой. Он не может не побеждать. И если ему несколько раздач подряд приходят плохие карты, становится мрачен, язвителен и вообще невыносим.
А если не везет и дальше, он почти совсем перестает разговаривать, только неистово раскачивается на стуле и глаза загораются каким-то странным блеском. В такие моменты Мелинда непременно объявляет перерыв, чтобы съездить в ближайший «Burger King» — кстати, тот самый — за кофе и сандвичами.
Подпишись на наш канал в Telegram