Как-то Алла зашла к подруге Карине Филипповой, а та вдруг предложила погадать. «Ты будешь великой!» — «Ну а замуж за кого выйду?» — «Завтра в казенном доме встретишь незнакомца, вот за него и выйдешь!» На следующий день Алле в эстрадно-цирковом училище первым на глаза попался именно я. А через полгода мы с Пугачевой сыграли свадьбу…
Весна. 1969 год. В этот день я, ни о чем не подозревая, сидел в актовом зале на репетиции.
Наш третий курс готовил концертную программу для летней практики. Отпрашиваюсь покурить. Выхожу на балкончик второго этажа, гляжу — внизу в фойе стоит незнакомая девушка. И тут меня осенило: сегодня же ассистент нашего режиссера Олег Непомнящий устраивает прослушивание какой-то певицы. Солистку для нашей программы он искал по всей Москве. Меня разобрало любопытство, и я поторопился вернуться в актовый зал. Дай, думаю, посмотрю, что за рыжую девчонку привел Алик?
И тут мы с ней столкнулись в дверях. Поначалу она мне показалась обыкновенной. Ничего особенного — не супермодель, как сейчас говорят! Роста небольшого, веснушки на носу... Правда, одета стильно — в черный костюмчик и белую блузку. И волосы потрясающие — рыжие и очень густые.
А она почему-то задержалась в дверях и даже потом на меня оглянулась…
Вскоре все мы собрались в зале. Наш режиссер-педагог Юрий Павлович Белов представил девушку: «Ребята, познакомьтесь, это Алла Пугачева. Она записала на радио песенку «Робот», и, по-моему, неплохо. Если согласится, поедет с нами на гастроли. Аллочка, может, вы споете?» «С удовольствием!» — Алла тряхнула копной волос и села за рояль. Спела одну песенку собственного сочинения, потом другую. Нам так все понравилось, что сразу поняли: берем! Талантливая девушка!
Алла пришлась нам ко двору. Очень коммуникабельная, заводная, все схватывает буквально на лету. И нос не задирает: я, мол, пианистка, а вы тут все циркачи!
Мы встречались на репетициях, здоровались, улыбались друг другу и расходились.
Первый задушевный разговор у нас с Аллой случился, как ни странно, в гостях у моей тогдашней возлюбленной…
В армию я загремел на втором курсе. И вот когда вернулся после службы в родное училище, у меня случился «служебный роман».
Татьяна была нашим концертмейстером. То, что я ей очень нравлюсь, она не скрывала. И я не смог устоять. Это было, пожалуй, первое мое «крупнокалиберное» увлечение. До этого бегал, конечно, в самоволку к девушкам, но все это было так, по мелочи…
А тут любовь, но… какая-то странная. Дело в том, что Татьяна была замужем. Короткие встречи, долгие расставания. Никаких обязательств...
Никто в училище не догадывался, что у меня роман с концертмейстершей. Мы тайком перемигивались, бегали на лестницу — якобы покурить — или «совершенно случайно» сталкивались у выхода из училища. А вот когда на практику поехали, мои однокурсники обо всем узнали. Я ходил героем: у меня роман со взрослой замужней женщиной!
А потом все изменилось: муж что-то заподозрил, вскоре Татьяна с ним развелась. Это была ужасная ситуация: из-за меня у нее в семье неприятности, а жениться-то я не собираюсь. Слава богу, она была хорошая, честная женщина и не пыталась заставить меня это сделать. Я не слышал ни слова упрека, она сама прекрасно понимала — у нас нет будущего. Я не струсил, нет! Просто был еще слишком молод, несамостоятелен и совершенно не готов заводить семью. Ни профессии, ни кола ни двора!
Приехал в Москву из Каунаса. Учусь на втором курсе, живу в общежитии на скромную стипендию. Ну как я мог жениться?
Наверное, моя подруга в глубине души и хотела связать свою судьбу со мной, но я был категорически против этого! Не люблю брать взаймы, отдавать мне было, увы, нечего…
Прошел год. Мой роман уже едва тлел, и я искал повод поставить в нем жирную точку. И «повод» не заставил себя ждать…
Как-то наша аккомпаниаторша пригласила весь курс в гости. Муж уже к тому времени ушел от нее. Ребята притащили магнитофон, устроили танцы, веселые игры. Мы же с Аллой всю ночь протрепались на кухне. Глядим в окно — уже светает. А нам так интересно вдвоем, что расставаться не хочется!
Уже все сигареты выкурили, вино допили, а все сидим, хихикаем. Помню, стали даже бычки искать по пепельницам. Хозяйка квартиры несколько раз заходила под разными предлогами на кухню и с обидой на меня поглядывала. А потом легла спать, ребята тоже где попало прикорнули, а мы с Аллой все говорим, говорим…
О чем? Да обо всем на свете! Как в песне поется: «...и чушь прекрасную несли…»
Алла уморительно рассказывала, как по распределению работала несколько дней учительницей пения. Как ее доводили нерадивые ученики: «Я на них ору, однажды даже побить пообещала! А они за это меня прозвали Алка-кричалка…» Как писала контрольные другим студенткам за шоколадку, в том числе и прославленной Людмиле Зыкиной, которая училась в это время в училище имени Ипполитова-Иванова.
А я со своей стороны травил армейские байки.
Конечно, гарцевал перед Аллой! Она моложе меня на целых четыре года, ей только двадцать стукнуло. Вот я крылья и распушил! Мол, я уже человек с опытом, как-никак в армии три года отслужил, между прочим, в ракетных войсках! О том, что видел автомат только во время присяги, деликатно умолчал.
Алла хохотала, слушая историю про нашего однокурсника Зяму, который пытался откосить от армии. Мы его раздели до трусов, вывели во двор и окатили ведром воды. Пытались из бедного Зямы сделать Карбышева. На улице мороз, казалось, воспаление легких призывнику обеспечено. А он даже не чихнул! Словом, загремел со всеми в армию…
Потом рассказывал, как играл на трубе-секунде в армейском ансамбле, как мы с ребятами в Байкале ловили руками бычков, как смешно меня прозвали местные — Мишка..
«Мишка, Мишка…»
— с улыбкой повторила Алла. С тех пор она называла меня только так…
С той самой ночи нас и зацепило, мы стали друг к другу присматриваться. Я все чаще ловил на себе ее внимательный взгляд из-под рыжей челки. Про предсказание ее подружки я еще ничего не знал…
А тут выяснилось, что мы родились почти в один день: Алла — пятнадцатого апреля, а я — шестнадцатого. Оба Овны! Вот мы и решили вместе отметить наши дни рождения. Не важно, где: можно в кафешку сходить или у нас в общаге собраться — главное, чтобы весело было.
О меню даже не думали! Как всегда, демократично: селедочка, винцо, тортик.
А до этого решили встретиться, как обычно, «под хвостом»! Так мы смешно называли наше обычное место свиданий. «Под хвостом у лошади» означало: на скамейке в маленьком сквере за конным памятником Юрию Долгорукому, что стоит напротив мэрии.
Свидания мы с Алуней назначали заранее, телефонов у нас не было. В моем общежитии единственный аппарат стоял внизу, у вахтерши тети Маши, а у Аллы не было домашнего телефона. Встретимся на репетиции и договариваемся: «У тебя завтра когда занятия заканчиваются? В пять? Ну что, тогда в шесть вечера под хвостом!»
А если вдруг что-то не получалось, курьеров друг к другу посылали.
В общем, пятнадцатого апреля сижу на лавочке «под хвостом», жду Аллу, а ее все нет и нет. Вдруг подходит какой-то молодой парень. «Вы Миколас?» — «Да». «Кальянов, — представляется, а потом и говорит: — Тут я от Аллы…» — «Что случилось?» — «Да ее в ЦК комсомола срочно вызвали. Новая вышка открылась в Тюмени, посылают туда молодежную бригаду с концертами. Велела передать, что послезавтра приедет».
Ну что ж, отпраздновали наши дни рождения без нее. Через пару дней Алла появляется на репетиции. — «Тебе все передали?» — «Передали». — «Ну поехали сегодня отмечать…» Она денежки в Тюмени получила, мы их и отправились пропивать… Кафе «Молодежное» на улице Горького было в то время очень модным заведением.
Мы сидели за столиком вдвоем, пили сухое болгарское вино. Помню, как Алла в тот вечер призналась: «А ты знаешь, мне тебя нагадали…» Рассказала историю с подружкой, мы от души посмеялись. Я в гадания никогда не верил, но про себя подумал: «Интересно, почему Алла выбрала меня, ведь за ней все ребята ухаживали? Неужели это судьба?»
И если до этого наши встречи были скорее дружескими, то вскоре мы стали встречаться уже как влюбленные…
Хотя Алла была москвичкой, именно я открыл ей все модные кафе в центре столицы. Я — прибалт, у меня в крови привычка ходить в кафе, обедать в ресторане. Ведь совсем не обязательно все меню заказывать, можно и на три рубля поесть.
Рюмочка коньяка, чашка кофе — сидишь с сигаретой у окна и любуешься городским пейзажем…
Вскоре наступило лето, мы отправились на практику. Наша гастрольная программа называлась очень романтично — «Бумажный кораблик». На этом «кораблике» мы — я, Татьяна и Алла — оказались вместе. Такой вот любовный треугольник образовался!
На этой летней практике Алла узнала, что у меня с концертмейстершей был роман. Мир не без добрых людей, постарались — донесли. Да она и сама давно уже все заметила. Но никогда не устраивала сцен ревности. По-моему, глупо ревновать к тому, что уже в прошлом… Если это уже давно перевернутая страница, зачем же ее перечитывать?
Да и я прекрасно был осведомлен об Алкиных романтических отношениях с мужчинами.
Она мне сама рассказывала. Например, с Валерой Романовым Аллу познакомил ее брат. Жених хоть куда: окончил институт иностранных языков, будущий переводчик! Правда, вскоре его распределили в Египет, а там началась война с Израилем. Вот родители их от свадьбы и отговорили. Валера уехал, а Алла в письмах обещала его ждать…
Но не дождалась. Встретила меня. Алла была моей первой сильной любовью. Она так стремительно ворвалась в мою жизнь, что я даже забыл, как до этого жил без Аллы!
В августе, вернувшись после гастролей, мы уже ни от кого не скрывались, Алла даже иногда ночевала у меня в общаге. Утром я провожал ее на Таганку, иногда поднимался к ее родителям пить чай.
Помню, как в первый раз от смущения шаркнул ножкой и представился: «Миколас Эдмундас». Алла, чтобы разрядить обстановку, сказала родителям: «А Миша, между прочим, барон фон Орбах!» Все засмеялись. С той первой встречи Борис Михайлович всегда радушно меня встречал, да и Зинаида Архиповна суетилась, на стол накрывала.
Алла с родителями жила в Зонтичном переулке, что на Крестьянской заставе. Купеческий двухэтажный бревенчатый домик у метро «Пролетарская». Горячей воды нет, на кухне висит большая газовая колонка. В типичной московской коммуналке у Пугачевых была небольшая «полуторка»: пятнадцатиметровая комната и другая, совсем крошечная — метров восемь. Своя трехметровая кухонька и туалет. Вот и все! А семья большая — Борис Михайлович с Зинаидой Архиповной, Алла, ее брат и бабушка.
Алла никогда меня специально не натаскивала: «Этого не говори, а это скажи, родителям понравится…»
Конечно, я знал, что мне будут задавать наводящие вопросы. Но специально к ним не готовился…
И однажды Борис Михайлович тактично меня спросил: «Ты, Миш, на последнем курсе учишься?» «Да», — важно ответил я. «Очень хорошо! — обрадовался он. — У тебя, наверное, полно свободного времени. А давай я тебя устрою к себе на работу»?
Борис Михайлович работал инженером по снабжению: поставлял парикмахерским мыло, одеколоны, шампуни, полотенца. Все это добро надо было доставать, развозить. Хлопотное, словом, хозяйство. Полгода я работал под начальством своего будущего тестя.
Платил он хорошо — семьдесят рублей, работой особо не нагружал. Поручения у Бориса Михайловича были разные: то груз куда-то отправить, то заказное письмо на почту отнести, то человека в аэропорту встретить…
Да и вообще мужик он был очень хороший. Однажды поделился со мной, как его на прежней работе подставили. Он был директором по хозчасти на обувной фабрике. Так вот, кто-то под его подписью вывез с фабрики машину товара. У него были крупные неприятности. А в те времена за «расхищение государственной собственности» расстрелять могли!
Мы с Аллой встречались ровно полгода — с марта по октябрь. Потом я сделал Алле официальное предложение. Не скажу, что обошлось без намеков и нажима с ее стороны...
В мои планы не входило жить в Москве, жениться. Мне хотелось продолжить учебу, может быть, в Вильнюсе. Но, как говорится, хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах…
Разговоры о том, что мы с Аллой поженимся, шли давно. Но эта свадьба, как мне казалось, была в таком неопределенном будущем, что последний шаг я все никак не решался сделать. Тянул, как говорится, до последнего!
В тот день у моего приятеля Валеры Морозова куда-то уехали родители, и мы с друзьями собрались в его опустевшей квартире на улице Королева. Веселились допоздна, а тут метро закрыли. И мы все остались у него ночевать. Рано утром провожаю Алуню до дома, а сам мечтаю: «Сейчас в общагу поеду, переоденусь, потом в баньку забегу, помоюсь…» Подходим к ее дому, а навстречу Борис Михайлович.
Рано, часов восемь. «О-о! Миша, привет!» И вдруг Алла со смехом говорит: «Папа, представляешь, он не хочет мне предложение делать!» От неожиданности я растерялся и залепетал: «Как предложение? Да неудобно... Я в джинсах, надо в общагу съездить переодеться в белую рубашку, костюм. Чтобы все честь по чести…» А Борис Михайлович засмеялся, ласково взял меня под руку и к подъезду поворачивает: «Да и так, Миша, сгодится! В джинсах, так в джинсах!» Я понимаю, что уже не вырвусь, однако делаю последнюю отчаянную попытку спастись: «Побриться... Ковбойку сменить…» — «Пустяки!»
Пришлось мне бежать в магазин за шампанским, тортом и тремя гвоздиками. Других цветов не было. В своем воображении я часто представлял этот момент, но такой импровизации не ожидал.
Пока бегал в магазин, Борис Михайлович с Аллой подготовили маму. Помню, как смеялась Алла, рассказывая, что мама мечтает выдать дочку замуж за космонавта. А тут эстрадник какой-то! Наверное, поэтому первое, что меня спросила Зинаида Архиповна, было: «Ребята, а где вы будете жить?» «Как где? — удивился я, и мы с Аллой посмотрели друг на друга. — Снимать будем! Я из училища выпускаюсь, Алла концертмейстером устроится. Заработаем, кооператив купим!» Планов у нас было громадье!
Вдруг звонок в дверь. На пороге с шампанским, тортом и тремя гвоздиками стоит бывший жених Аллы. Тот самый Валера Романов, переводчик из Египта…
Боже мой, я опередил его всего на полчаса! Помню, даже обрадовался его появлению: «Пришел…
Теперь, наверное, Алла передумает…» Мне стало жутко интересно посмотреть на эту ситуацию со стороны. Что сейчас будет?
Валера вошел в комнату и сразу все понял: на столе стояли торт, шампанское и три гвоздики. В руках он держал точно такой же «набор жениха». Гляжу, он покраснел, затем побледнел. Зинаида Архиповна схватилась за сердце. Алла стала истерически хохотать, а ее папа за чем-то срочно отлучился на кухню. «Эх! — думаю. — Поехал бы переодеваться, может, и опоздал бы…» Ну не хотел я еще жениться!
Валеру усадили за стол. Вижу, человеку нехорошо, неуютно как-то, я встал и откланялся. Меня с облегчением отпустили.
Помню, в общежитие я ехал со смешанными чувствами. Друзья мигом побежали в гастроном за бутылкой. С горя или радости, не помню, но в этот день я напился. Ребята мне без конца подливали и с сочувствием говорили: «Миш, успокойся, все бывает!» Рано утром чувствую: меня кто-то за плечо тормошит. Открываю глаза — надо мной Алла. Стоит руки в боки и грозно приказывает: «Пошли в загс!»
Заявление мы подали в Грибоедовский дворец бракосочетания. Очень престижный загс в то время: люстры, зеркала, фигурная лепка… Между прочим, первая космическая свадьба — Терешковой и Николаева — проходила здесь! Итак, до нашей свадьбы оставалось месяца два...
Я позвонил маме и объявил, что собираюсь жениться. Она деликатно попыталась меня отговорить: «Миколас, ты же еще учишься.
Тебе рано…», я ершился: «Я буду подрабатывать. Все будет хорошо!» — «Ну ладно… Тебе жить… Только знай: в нашей семье женятся один раз!»
Получив благословение, я повез Аллу знакомиться с родителями. Помню, выходим из аэропорта Вильнюса, и вдруг полил дождь. На мне модный болоньевый плащ, который купил на гонорар за съемки в фильме «Город мастеров». Укрыл им Аллу, и мы побежали в ближайший магазин покупать зонтик. Долго сидели в кафе и ждали, когда перестанет лить дождь. Потом на маршрутном такси поехали в Каунас…
Как ни странно, мои все оказались дома. Может, заранее подготовились к нашему приезду? Брат каким-то чудом из Клайпеды приехал, сестра с мамой стол накрыли, папа по такому случаю достал «крупничок» собственного приготовления.
Градусов шестьдесят, между прочим! Разлил всем по рюмочке. Алла — хлоп! — целую рюмку опрокинула, папа даже ойкнул от страха: «Осторожно! Крупничок-то ого-го!» «Нормально!» — показывает ему большой палец Алла: мол, все в порядке. А спустя время гляжу — она «поплыла». На голодный желудок ведь! Мы ее быстренько в постель уложили.
Потом всей семьей отправились в ночной ресторан. Для москвичей это тогда было в новинку, а в Каунасе в ночных программах звезды выступали. Алле родители стали наперебой обо мне рассказывать. Папа — про то, что я всю жизнь хотел быть клоуном или на худой конец конферансье. «Миколас — прирожденный артист! Весь в меня! Я всегда прекрасно пел и танцевал. Мне даже кто-то говорил, что я похож на Фреда Астора!» Он говорил правду.
У него несомненно был талант. Наверное, я в него такой артистичный уродился… Зенонас Орбакас — так звали моего папу — интеллигентный, сдержанный человек, учился когда-то в Германии, окончил несколько вузов, но стоило смешинке попасть ему в горло, как он начинал хохотать, ойкать и даже икать от смеха. Маму это страшно раздражало: «Стесняюсь, право, с тобой рядом находиться!»
А мама рассказывала Алле, что они с папой на меня возлагали большие надежды: отец хотел, чтобы я стал врачом, а она мечтала, что ее сын займется сельским хозяйством. «Я всегда обожала возиться в саду и сыну говорила: «Миколас, подумай, будешь председателем колхоза!»
По тому, как доверительно родители общались с Аллой, я понял: она им необычайно понравилась.
Ну а с братом они познакомились, когда он приезжал в Москву. Мой брат нам с Аллой достал путевки на Куршскую косу. И мы из Каунаса поехали туда. Неделю жили в этом удивительно красивом заповеднике, спали в палатках, купались, загорали. Над нами кружились странные птицы, я таких в жизни не видел. Рядом была орнитологическая станция, ее сотрудники вели наблюдение за редкими птицами. Вторую половину отдыха мы провели в родительском доме под Палангой.
В 12 километрах от Паланги на берегу моря стоял огромный домина: восемь комнат внизу и мансарда наверху. В прошлом его называли Дом моряка, там жили рыбаки, у берега качались привязанные лодки, на них они рано утром уходили рыбачить. Вокруг дюны, песок, вдали лес. В советское время неподалеку была пограничная зона, так что на пляж мы ходили с паспортом.
В десять часов вечера море и пляж «запахивался» пограничниками: по морю тревожно пробегал мощный луч света. С Балтийского моря, со стороны капиталистических стран ждали шпионов!
Помню, как Алла смеялась, однажды увидев такую сценку. На пляже стоял столб, на нем висел полевой телефонный аппарат. Как-то к нему подошел солдатик с ружьем за спиной и собакой на поводке, поднял трубку и пробубнил: «Але! Все нормально! Прием!»
Однажды вечером мы с Аллой поехали в Палангу. Зашли в кафе. По телевизору транслировался фестиваль «Золотой Орфей». Алла не сводила глаз с экрана и громко комментировала: «Ну кого туда посылают, не понимаю! Смотри, они еле рот открывают, а я тут сижу!»
Ночью гуляли у моря. Вдруг Алла скинула босоножки и побежала вдоль берега по воде. Она кружилась, поднимая брызги, размахивала босоножками и кричала: «Я тоже буду петь на «Золотом Орфее»! Я — Алла Пугачева!» Тогда, признаюсь, я решил, что у моей невесты минутное помешательство…
Вернувшись в Москву, мы занялись предсвадебными хлопотами. В салоне для новобрачных по талонам купили Алле платье с фатой, костюм мне пришлось заказывать в ателье — рукава у всех пиджаков были короткими. Нам так нравились роли жениха и невесты, что мы стали носить обручальные кольца еще до загса. Мама Аллы однажды увидела это и пожурила: «Ребята, нехорошо! Пускай кольца у меня полежат до свадьбы». Отняла их у нас и спрятала в сервант.
А тут к нам в гости зашел будущий свидетель, мой друг Витя Кротов. Гостеприимный Борис Михайлович достал «Рислинг», разлил вино по бокалам. Мы выпили. Вдруг Витя поперхнулся. Выплюнул что-то, а на ладони — оба наших обручальных кольца! Оказывается, Зинаида Архиповна хранила их в бокале.
Свадьбу сыграли 8 октября. Гуляли с размахом. Понятное дело, ведь мы думали: «Женимся раз и навсегда!» Единственное — автомобиль с кольцами надо было ждать несколько месяцев. Мы плюнули на очередь, вызвали такси и поехали в загс. Под звон бокалов с шампанским, марш Мендельсона и крики «Горько!» Алла Пугачева стала мадам Орбакене.
Вечером, как полагается, собрали гостей. Напротив дома, рядом с роддомом (где потом Кристинка родилась), в подвальчике была закусочная.
Борис Михайлович договорился, и закусочную закрыли часа в четыре. Еду готовили дома, помощников у Зинаиды Архиповны было много: из Керчи приехала ее сестра, моя мама с отцом из Прибалтики... Так с кастрюлями и бегали через дорогу, стол накрывали. Человек семьдесят в этой столовке набилось. Аллу пришли поздравить из Ипполитовки скрипачи, сыграли нам что-то. Мои сокурсники из училища подарили нам аппаратуру. Мои родные привезли ковер и посуду.
Все хорошо, а жить-то негде! И вот тут нам с Аллой крупно повезло. Депутатом Ждановского района была педагог Аллы Елена Константиновна Гедеванова. Мы с Аллой решились пойти к ней с челобитной, тем более она у нас на свадьбе гуляла. Она сама нам намекнула: «В вашей квартире освобождается жилплощадь. Не зевайте, ребята!»
Ремонт в нашей 18-метровой комнате я сделал вместе с другом.
Купили с Аллой за 600 рублей чешский спальный гарнитур. Деньги-то у нас были, на практике заработали.
А на следующий день после свадьбы у меня в училище зачет по истории театра. Педагог спрашивает: «Орбакас, где вы пропадали три дня?» — «Я женился, Иля Яковлевна…» — «Ах, женился? Два!!!» Так с неудом в зачетке я вернулся к молодой жене…
Вскоре у нас в училище началось распределение. Всех с московской пропиской взяла на работу областная филармония. Мне повезло, а Аллу в филармонию не взяли. Но тут подвернулся «Новый электрон» — ансамбль Липецкой филармонии. Оттуда ее посылали на гастроли, например, на Сахалин.
Отработает 20 концертов, а потом полгода дома сидит…
Гастрольная жизнь артиста кочевая. Редко, конечно, виделись. Зато когда встречались, бегали по театрам, выставкам, друзьям. И каждые выходные ходили с Алкой в баню: дома горячей воды не было. Неподалеку от дома продавали разливное пиво. Бывало, только скажу: «Ну что?», она головой кивает: «У-гу…» И я бегу с пятилитровым жбаном за пивом. Сидим, пиво пьем, рыбкой закусываем… Весело, душевно жили…
Когда Алла уезжала на гастроли, Зинаида Архиповна звала меня обедать. «Да я сыт!» — «Сыт он, понимаешь! Кожа да кости! Давай ешь!» — и полную тарелку накладывает. А Борис Михайлович заваривал какой-то особенно вкусный чай. Весь ритуал у него был расписан по секундам.
Сколько раз я за ним подглядывал, все пытался запомнить, как он шаманит над пузатым заварочным чайником, но рецепт так и остался его тайной. «Миш, может, еще?» «Нет, спасибо», — отдуваясь после третьей чашки, отвечал я.
Конечно, мы с Аллой хотели детей. И так случилось, что вскоре, через год, Алла забеременела. Все бабки, глядя на ее живот огурчиком, говорили ей: «Мальчика родишь!» Даже астрологи предсказывали, что у нас будет сын. Вот мы и ждали мальчика. Даже имя ему придумали — Станислав, Стасик...
В тот день у меня шла репетиция представления «Веселый фестиваль» в Театре эстрады. Вечером прихожу домой, Алла бледная, лежит на диване и стонет: «Мне что-то плохо…» В 12 ночи ей стало совсем невмоготу. Мы с Зинаидой Архиповной взяли ее под мышки с двух сторон и потащили в роддом.
Благо от дома до него рукой подать — пятьдесят метров, только трамвайные пути перейти, прямо напротив столовой, где мы свадьбу справляли. «А вы, папаша, идите!» — строго приказала мне санитарка и увела Аллу. Больница была переполнена, и моя жена четыре дня пролежала в коридоре на раскладушке.
Наша дочка родилась 25 мая. Все утро и весь день я бегал в кабинет директора Театра эстрады и звонил в больницу. «Миш, что случилось?» — спрашивает тот. «Да так… ничего…» — мнусь, помню примету: ничего заранее не рассказывать, чтобы не сглазить. «У вас девочка!» — услышал в очередной раз. «А как же Стасик?» — спрашиваю ошарашенно. На том конце трубки захихикали: «С дочкой вас, папаша!» Оказывается, когда Алле принесли девочку, она испугалась: не перепутали ли ребенка?
В мае была ужасная жара.
Стою под окнами роддома и с Алуней переговариваюсь, а пот градом льет. Она с третьего этажа мне кричит: «Принеси мне книгу почитать. Скучно...» У нее были какие-то осложнения после родов, вот ее на неделю в больнице и задержали. Дома я схватил первый попавшийся роман под названием «Кристина» и вместе с провизией передал в больницу. Прихожу в следующий раз и спрашиваю: «Как там «Кристина»? Читаешь?» Алла даже ахнула: «Точно! Кристи! Назовем дочку Кристиной!» А у меня бабушка была Кристиной. Все одно к одному…
Отцом я стал в 26 лет. Помню, как забирал дочку из роддома. Пришлось Кристи в синее одеяло заворачивать — вещи-то для мальчика покупали.
Несу дочку из роддома, а самому страшно: вдруг споткнусь? Хоть я занимался акробатикой, с координацией вроде все в порядке, а все равно боюсь. «Если такое случится, — думаю, — надо сгруппироваться, чтобы упасть на спину!» А уже через месяц я крутил дочку, как хотел, чуть ли не жонглировал ею. Виртуозно пеленал, купал в ванночке, лучше Аллы варил манную кашу и гулял часами с коляской. И детские пеленки с удовольствием стирал и гладил с двух сторон.
Тогда в СССР кроватки были дефицитом. Прихожу однажды домой, а у нас — о чудо! — стоит кроватка. «Шла, — говорит Алла, — гляжу в магазине «выбросили» кроватки, вот я и купила». Как она тащила ее, беременная, на себе — не представляю! На трамвае, а потом еще и на второй этаж, а еще дома сама собрала.
С коляской тоже были проблемы, в «Детском мире» «выбрасывали» по сорок колясок в день. Ходил туда как на работу, отмечался, у меня на руке был номер синими чернилами — 651-й! Но я исхитрился и купил коляску без очереди, сорок рублей стоила. Затаскивали «драгоценную» коляску вместе с Кристинкой на второй этаж. Когда Кристи подросла, я коляску вымыл и сдал в комиссионку, у меня ее с руками за 35 рублей оторвали!
Пошли записывать дочку в загс, тетенька растерялась: «А что это за имя? Может, Христина? А почему фамилия такая странная? Орбакайте... Надо Орбакас!» Ну а когда до отчества дошли, совсем растерялась — у отца два имени. Только после разрешения начальства записали в метрике: Кристина Эдмундовна Орбакайте.
А тут неожиданно дом Пугачевых снесли. Нам дали две квартиры на Рязанском проспекте. Мы с ее родителями стали жить в домах напротив, окна выходили друг на друга. У нас на восьмом этаже, у них — на пятом. Нашему счастью не было предела! Наконец-то свое жилье. Правда, кухонька маловата, всего пять метров, кухонный гарнитур еле втиснули, пришлось долбить стены...
Поначалу мы легко жили. У нас с Аллой было двоевластие: никто никого не подавлял, не командовал. Если кто-то из нас вносил предложение: «Ну что, будем?», второй тут же отвечал: «Будем!» Заработанные деньги складывались в шкафчик под постельное белье. Хоть червонец, а всегда в доме водился. К нам друзья приходили занимать. У меня и заначки не было, а зачем она нужна? По карманам никто не лазил, захочу выпить — возьму бутылку.
Сядем с Аллой, вместе выпьем. Мы собирали книги, это была наша общая страсть, на них все деньги тратили. Ответственным за домашнее хозяйство был я. «Пойди хлеб купи, молока не забудь». Я получал задание и радостно бежал в магазин.
Родители Аллы хоть и жили близко, но работали, подкидывать ребенка было некому. А мы вечно на гастролях. В садик дочку водить рано, болеть будет. Вот мы и отправили Кристину к моим родителям в Каунас. По полгода дочка у моря отдыхала. Прибалтийские дед и бабка очень любили внучку и называли ее «наша баронессочка». Там, в Каунасе, Кристину и крестили в католическом костеле.
А тут мой брат закончил спортивную карьеру и устроился начальником цеха на мясокомбинат. Мама стала выращивать поросят и сдавать их туда.
По знакомству брат приписывал маминым свинкам лишний вес. Она сдаст сто килограммов, а он пишет 250! Вот и навар!
Кристинка с удовольствием бабушке помогала. Ходила с ней в сарай кормить поросят и воспитывала их прутиком. Особенно одному хряку доставалось от нее за его наглость: «Ах ты бандит, дай другим поесть!»
Алла, посидев с ребенком год, пошла работать в оркестр к Лундстрему. Через год перешла в ансамбль «Москвичи». И понеслись гастроли по городам и весям. Я тоже много гастролировал. Мы стали больше зарабатывать. У нас появились первые предметы «роскоши»: сервиз «Мадонна», телевизор «Горизонт», две пары джинсов «Lee» канареечного цвета.
Я на гастролях, она на гастролях. Так все и разладилось…
Мы оба вспыльчивые, эмоциональные. Два актера в семье — это как спящий вулкан, который в любую секунду может проснуться. Вот он и пробудился…
Наверное, можно было что-то поменять, где-то уступить… Но уступать никто не собирался. Оба — упрямые Овны! Молодые были, горячие, норовистые. Чуть что не так — фьють! — и все: развод и девичья фамилия! Ссоры, подозрения, ревность. Все молодые семьи это проходили…
Помню, как мои фотографии, порванные Аллой в ярости, долго валялись на полу… «Кто это?» — «Моя двоюродная сестра». — «Ах, сестра? Понятно!» И фотки — в клочья!
Потом очередь дошла до меня — я тоже стал ревновать Аллу. Ведь я прекрасно видел, как к ней относятся музыканты. Не заметить такую женщину было сложно. Она к себе всегда притягивала внимание. Как Мессинг! Когда мы приходили в ее компанию, она сразу же начинала солировать. Посидеть, поржать, анекдоты потравить — это получалось у нее виртуозно. Своя в доску! Матерный анекдот рассказать? Пожалуйста! Расскажет без жеманства. Я не то чтобы был в ее тени, но мне нужно было время для разгона...
А потом я стал догадываться, что у Аллы кто-то появился. И хотя мне об этом даже намекали «доброжелатели», предпочитал, как страус, прятать голову в песок. Вскоре я узнал, что он — музыкант из ансамбля, где она пела. Но кто именно, не догадывался…
Помню, вернулся из Ленинграда после гастролей, на столе записка: «Я уехала.
Буду такого-то». Через несколько дней мы собирались с Аллой в отпуск. Кристинка была в Прибалтике. Думаю: «Завтра Алла приедет, надо навести порядок». Помыл посуду, протер полы, вечером посмотрел телевизор, тут меня сморило. И снится мне сон, будто один знакомый музыкант очень фривольно ведет себя с Аллой. Проснулся я в холодном поту. «Ни фига себе! — думаю. — Старый черт, а туда же!» А он работал именно в том коллективе, что и Алла.
Наутро возвращается она с гастролей и чуть ли не с порога говорит: «Давай разводиться». Я к ней подлетел и заорал: «Это он!» Она засмеялась: «Да ты что! Не он…» Алла не стала ничего от меня скрывать, честно обо всем сказала. Видимо, у них были планы на дальнейшую совместную жизнь, иначе зачем говорить? Мы сели, мирно поговорили и решили развестись…
Одного я никак не мог понять: как так получилось, что кроме дочки нас уже ничего не связывает?
Меня мучил вечный вопрос: кто виноват?
Наверное, я... У Аллы появились претензии ко мне. Я не вписывался в тот образ мужа, которого она хотела видеть рядом с собой. Да и «змий зеленый» присутствовал. А больше за собой никаких грехов я не замечал. А отсюда вспыльчивость, ревность с ее стороны. Да и мой прибалтийский нордический характер порой давал сбой…
Алла терпеть не могла, когда я приходил домой «под градусом». Как-то, спустя годы, звонит приятель: «Купи газетку. Там про тебя написано». Читаю, а там Алла Борисовна обо мне вспоминает: «Меньше бы пил…» Наверное, она права.
Было дело… Гляди, запомнила… Значит, ее это напрягало. Увлекался я этим делом, признаюсь, но не до такой степени, чтобы работу бросить. Попал в компанию, приходил домой пьяный. Она, конечно, меня муштровала...
Так могла порой приложить, будь здоров! Как даст кулаком по голове — как бы шутя, как бы любя, но звон в ушах стоял долго. Что-то я ей не то сказал, не то сделал — она тут же «бум»! Словом, когда в очередной раз она меня «бумкнула», я отмахнулся и попал ей... по носу! Наверное, я был немножко не в себе, вот и размахнулся не глядя. Да так сильно засадил, что у Аллы потекла кровь, нос опух. Это была трагедия! Я представил ужас Зинаиды Архиповны и ее крик: «Он что, тебя бьет?!», мне стало очень стыдно. И мы вместе начали придумывать легенду для ее родителей. Аллу вдруг осенило: «Скажу, на меня вешалка упала…»
Мы прожили вместе четыре года.
Кристине было два с половиной годика, когда мы развелись. Из-за ребенка нам пришлось оформлять развод через суд. Когда судья нас спросила: «Когда вам удобно разводиться: 7-го или 13 октября?» Я спросил: «А восьмого можно?» — «Можно». — «Вот 8-го и разведите!» В один день — 8 октября — мы поженились и развелись…
Делить нам особо было нечего. Только квартиру пришлось разменять. Алла с Кристиной поехали в однокомнатную, а мне выменяли комнату в коммуналке в Марфино. Я взял только матрас, подушку и телевизор «Горизонт».
Никогда не обращался к Алле за помощью. Помню, один раз позвонил и попросил одолжить денег. Пришла телеграмма из Вильнюса: «Срочно вылетай!»
Я испугался, решил: что-то случилось. Звоню ей: «Ал, помоги, можешь одолжить 50 рублей?» — «Конечно». Я срочно купил билет, рванул в аэропорт. Оказалось, мои друзья так надо мной пошутили. Каюсь, забыл, заболтался, так и не отдал ей тот долг…
Мы с Аллой никогда не делали попыток начать все сначала. Она прекрасно знала, что назад не вернусь. Зачем? Все уже в прошлом… Да и она такая же, как я, — сразу сжигает за собой все мосты…
Наш развод был для меня драмой… Долго от этого отходил. Меня так потрясла ее измена, что я пустился во все тяжкие, стал вести, как говорится, «разнузданный образ жизни». Много пил, на меня даже партнеры стали подозрительно коситься. Алла, узнав о моем фривольном поведении, рассерчала: «Не приходи к нам! Не звони!
Больше Кристину не увидишь!»
Прошло два месяца. Звонок. «Куда пропал?» — недовольный голос Аллы. «Но ты же сама…» Она перебивает: «Дочь надо иногда навещать, она по отцу скучает». Видно, успокоилась, пар выпустила и позвонила…
Конечно, в любом разводе особенно страдают дети. Кристинка еще ничего не понимала, и слава богу! Вот если бы ей было лет семь, проблем было бы больше. А так — всего два с половиной года. Нам хватило мудрости развестись интеллигентно. У Кристины остались и мама, и папа…
Даже когда подросла, она не задавала вопросов, не пыталась докопаться до истины: кто из родителей прав, а кто виноват? Я для нее всегда был просто папа, а остальные мужья Аллы — папа Саша, папа Женя… У нас в семье даже одна Кристинина шутка долго ходила: «Мама, можно я скажу папе Саше, что приходил папа…»
Мы уже вроде и развелись давно, а я все сильнее и сильнее тосковал по дочке.
Каждый раз просыпался и инстинктивно поворачивал голову. Рядом с нашей кроватью стояла детская кроватка маленькой Кристи. Мне казалось, моя Кристина уже проснулась и смотрит на меня… Как раньше…
Она просыпалась рано, пока мы с Аллой еще спали. Никогда нас не будила, стояла, держась за перильца детской кроватки и тихо покашливала: мол, родители, просыпайтесь…
У меня всегда были очень хорошие отношения с дочкой. Ей нравилось со мной ходить на елки, где я выступал в роли Деда Мороза. Однажды, помню, взял ее с собой в Раменское. Зинаида Архиповна дала нам в дорогу бутерброды, хотя там был прекрасный буфет.
Сажаю трехлетнюю дочь в первом ряду. Вижу со сцены, как она мальчику в соседнем кресле что-то шепчет. Я ей знаками показываю: мол, молчи, сиди тихо. А она опять к нему наклонилась, толкает в бок локтем да еще на меня показывает. По ее губам читаю: «Это мой папа! Это мой папа!»
Помню, как устраивал Кристину в детский сад. Когда было свободное время, забирал ее оттуда. Однажды прихожу, вижу, она что-то живо с детворой обсуждает. «Что такое, Кристи?» — «Понимаешь, папа, мячик на крышу попал, мы его никак не можем достать. А я сказала ребятам, что ты акробат и достанешь мяч…» Ну ведь недаром у Маршака говорится: «А то, чего требует дочка, должно быть исполнено. Точка!» Я лихо вскарабкался на крышу, перепрыгнул через козырек и зафутболил мяч так, что он запрыгал по детской площадке.
На следующий день Кристина встретила меня грустная. «В чем дело?» — «Да мы целый день пытаемся мяч на крышу забросить, не получается. Нам очень понравилось, как ты прыгаешь…»
Она очень любила спектакль «Малыш и Карлсон, который живет на крыше» с Мишулиным в главной роли. А особенно запомнила наши походы в Цирк на Цветном. Я каждый раз водил маленькую Кристинку за кулисы. Как-то раз хватился — нет ее, еле нашел. Кристина, оказывается, пошла мишек кормить…
Когда Кристина снималась в «Чучеле», я часто приезжал к Зинаиде Архиповне, проведывал ее. Съемки проходили трудно, снимали под Тверью. Она пропускала занятия в школе, у нее были неприятности с учителями. А однажды руку подвернула…
Она даже плакала, я ее утешал. Труд актерский тяжелый... Но она все равно выбрала нашу с Аллой профессию, выбрала сцену…
Кристина давно выросла. С каждым годом в ней все четче проявляются мои черты: деликатность и крайняя застенчивость. У нее мой характер! Родители ни разу не были у меня в школе, их незачем было туда вызывать. Так же хорошо училась и Кристинка. Да еще и честная, всем людям верит. Вся в меня! Помню, была история с директором, который ее обманывал, пока Алла не вмешалась…
В том, что у нас такая скромная дочь, заслуга не только моих генов, но и Аллиного воспитания. Помню, как однажды она пришла за дочкой в садик перед Новым годом, а на стенке висит объявление: «Дорогие родители!
Приходите на елку. В роли Снегурочки — Кристина Орбакайте, дочка Аллы Пугачевой». Алла, когда это прочитала, не пустила Кристину на елку.
Мы с Аллой «на берегу» договорились принимать совместное участие в судьбе дочери. Алла прекрасно относилась к моим родителям, они любили ее, так что развелись мы или не развелись — это не играло никакой роли. Она всегда с удовольствием отпускала Кристину в Прибалтику. Да и сама после развода приезжала к ним в Палангу...
Когда у Кристины начались проблемы с бывшим мужем Русланом Байсаровым, многие мне говорили: «Ты ей подскажи это… Посоветуй ей то… А пускай она сделает так…», я отвечал: «Ни в коем случае. Пусть сама решает свои проблемы. Тогда не придется винить другого человека ». Я мог только рассказать моей девочке нашу с Аллой историю, а выводы она пусть делает сама…
Когда мы с Аллой оформляли развод, я не раз предлагал: «Давай я заберу Кристину себе».
И даже, помню, грозился это сделать, прекрасно понимая, что отцу советский суд ребенка никогда не отдаст. А теперь думаю: мы мудро поступили, что не стали делить ребенка, травмировать его…
Я был первым человеком, которому позвонила Кристина в тот ужасный день. Только вернулся из Прибалтики, вдруг звонок от дочери. У нее так сильно дрожал голос, что я не сразу ее узнал: «Что случилось?» — «Папа, Руслан не отдает Дени…» — «Не волнуйся. Наверное, уехали куда-нибудь...» — «Да нет. Они в Москве. Руслан не подходит к телефону». — «Все разрешится, все будет нормально, не нервничай».
Я прекрасно знал Руслана — нормальный приличный парень, современный, без ортодоксальных загибов. Что с ним могло случиться?
После этого звонка все и завертелось. Пресс-конференции, адвокаты, телеканалы... Кристина попросила меня прийти на телевидение и поддержать ее.
В итоге все решилось. Дени живет теперь и у отца, и у мамы. Зачем все это нужно было затевать, не понимаю? Бедная девочка только нервы себе измотала, она так переживала из-за Дени…
Почти сорок лет прошло, а слава бывшего мужа Аллы Пугачевой меня не отпускает. Я, может, и рад был бы это забыть, да соседи не дают! Раньше я сердился и даже расстраивался, когда меня на этаже ловила соседка и начинала трещать: «Твоя-то бывшая что учудила!
В «Прибалтийской» администратора матом покрыла!», то в лифте кто-нибудь сообщит: «Пугачева снова замуж вышла!» Помню, выношу мусорное ведро, а мне в спину злорадный голос: «Ты слышал, твоя-то опять, говорят, Киркорова выгнала?». А я стою и думаю, отоварить эту старую ведьму ведром, что ли? Или раздается телефонный звонок приятеля: «Слышь, Пугачева твою дочку машиной придавила. Не умеет ездить, слепая курица!» А я знаю, что Алла в жизни за руль не садилась, в очках ходит. Я сломя голову бегу к телефону: «Кристуля, ты?» — «Я. Что случилось, папа?» — «Все нормально?» — «Нормально...» Я с облегчением вздыхаю, чуть инфаркт от страха не получил.
Раз в год на католическое Рождество Кристина приглашает в гости семью.
Там с Аллой мы и встречаемся. Правда, говорить нам не о чем, разве что о нашей дочке. У нее давно своя жизнь, у меня — своя... У нас уже растут внуки: Дени, Никита. Я был знаком со всеми мужьями Аллы, а она — с моей женой Мариной…
Как-то в Саранске я работал Дедом Морозом, и мне в подмогу дали Снегурочку. Звали ее Марина. Воздушная акробатка, окончила в свое время наше цирковое училище. «Ты глянь на нее, если что, заменим», — предупредили меня. Я посмотрел, вроде хорошая девочка, правда, актерски мало подкована. «Ничего, — думаю, — займусь ею, натаскаю». Поехали вместе на гастроли. Вдруг в автобусе Марина ко мне подсаживается и начинает кокетничать: «Дед Мороз, а дед Мороз!..» А я старческим скрипучим голосом отвечаю: «Что-о-о, Снегурочка?»
Так хи-хи да ха-ха. Я и не думал жениться: разница в возрасте восемнадцать лет! Ну куда это? Как-то пошутил по пьяни: «А выходи за меня замуж?» Марина неожиданно ответила: «А вот и пойду!» Все, слово — не воробей, сказал — женись! Через десять лет после брака с Аллой я во второй раз отправился в загс. Марина, кстати, тоже с Таганки, и женились мы в том же районе — Ждановском. Вот уже 27 лет мы вместе, позади уже серебряная свадьба. Наш сын Фабиан учился еще в школе, когда со своей сестрой Кристинкой познакомился.
Сколько лет прошло с тех пор, как мы с Аллой расстались! Удивительно, но она мне часто снится. Совсем молоденькая девчонка с рыжей копной волос снимает босоножки, бежит босиком по воде и кричит: «Я — Алла Пугачева!!! Я буду знаменитой!!!» Может, и правда гадалки не врут? Все ведь сбылось… Пройдут годы, я отпущу бороду, сядем мы с Аллой на завалинке, посидим-поокаем, вспомним нашу молодость.
А она скажет: «А помнишь, Мишка…»
Благодарим салон «Декоратор N» за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram