Утро выдалось грустным. Вообще конец февраля в Париже, когда небо затянуто снежными тучами, наводит тоску. Даже на Сите, что напротив кафе, где она присела выпить горячего чая, непривычно пусто. Словно туристы устроили тайный заговор и отказались от прогулок по городу, который так мечтали посмотреть…
Марион тоже мечтала о Париже… Когда она все-таки переехала сюда девятнадцатилетней восторженной барышней, только что получившей в Орлеане диплом профессиональной актрисы, ее мечты не уместились бы в рюкзаке.
А он был довольно вместительным, если ей не изменяет память. Тогда этот город выглядел совсем иначе. Небо было ослепительно синим, голуби — сытыми, а ее сердце переполняло радостное ожидание чего-то невероятно прекрасного. Но прошло всего несколько недель, и восторженность сменилась разочарованием. Она вдруг обнаружила, что не вписывается в местный ландшафт с пышными клумбами и сытыми голубями. Подруга по актерской школе, переехавшая в Париж месяцем раньше, так быстро здесь освоилась, что даже успела закрутить роман. Марион растерянно наблюдала, как Одри Дана подкрашивает губы, используя вместо зеркала блестящее лезвие ножа. Они договорились встретиться в кафе на бульваре Осман, и Марион искренне надеялась, что встреча с неугомонной и жизнерадостной Одри поможет развеять тоску.
Но куда там… У подруги все мысли были о свидании с потрясающим парижанином, который ждет ее в каком-то безумно — Одри так и сказала: безумно — модном месте в районе Пале-Рояль.
— Кстати, мы можем сходить туда вместе в следующее воскресенье. Идет?
И, не дождавшись ответа, подруга упорхнула, оставив Марион в одиночестве с ее нерадостными мыслями. Цветы на клумбах пахли одуряюще, голуби нестерпимо раздражали. Она спускалась по бульвару, в который уже раз возмущаясь про себя отвратительной привычкой парижан мусорить на улице…
Такой грязи она не видела даже в Орлеане! Нет, она здесь определенно чужая, никому не нужная дремучая провинциалка. Даже ее довольно замкнутый кузен Лоран мало того, что успешно прошел прослушивание в театр «Комеди Франсез», так еще и моментально оброс в Париже новыми приятелями. И только Марион совсем одна и ей явно не везет. В телефонном разговоре с отцом она соврала, что все складывается чудесно, в следующий вторник у нее целых четыре прослушивания. Но наступил злополучный вторник, а она даже не выбралась из своей съемной каморки, терзаемая одной-единственной мыслью: пора отсюда убираться. Она ни в чем не совпадает с этим городом. Прошло уже пятнадцать лет с того ее первого месяца в Париже, но она и сегодня зябко поеживается, вспоминая себя прежнюю — одинокую худенькую девочку где-нибудь на мосту Нотр- Дам…
…— Простите, вы Марион Котийяр?
Какая удача, ведь мы ваши преданные поклонники…
Немолодая супружеская пара — седой сухопарый мужчина и суетливая миниатюрная дама с нелепым пучком на голове — долго перешептывалась, прежде чем решилась подойти к ней. Определенно их мучили сомнения: одинокая задумчивая барышня утром в полупустом парижском кафе… Не слишком ли рано для кинозвезды? Но теперь очевидно, что это Марион Котийяр, и, поверьте, дорогая, они очень, очень счастливы. В их деревеньке к югу от Анжера она самая любимая актриса. После Катрин Денев, разумеется. Ну, еще они очень любили Изабель Аджани, но та, между нами говоря, так располнела, что и в экран телевизора не вмещается, просто жуть.
— Вы не черкнете пару слов для моей кузины Софи? — Дама порылась в сумочке и, не обнаружив там ничего подходящего, протянула путеводитель по Парижу. — Прямо вот здесь, на первой странице, это будет так символично.
Марион с готовностью расписывается. Ну вот, она опять покраснела, хотя давно пора привыкнуть к комплиментам. Все эти громкие слова… ну, они как бы не про нее. С одной стороны, очевидно: удача ей все-таки улыбнулась, а с другой — она пытается держаться в стороне от всего, что связано с этой удачей. Перед тем как выйти на улицу, она маскируется не хуже секретного агента: нахлобучивает шляпу, обматывается шелковым платком, надевает черные очки. В ресторане выбирает самый дальний столик, иначе ужин превратится в сущий кошмар — за автографами начнут подходить все, и еда остынет, и настроение будет испорчено, потому что она никому не сможет отказать.
Все эти люди, протягивающие ей салфетки для автографов, искренне полагают, что она ежеминутно наслаждается своим триумфом.
Да и как иначе? Разве у нее не та жизнь, о которой многие грезят в детстве? Мадемуазель нужна всем — и по ту, и по эту сторону океана, с ней мечтают работать лучшие режиссеры мира. Она сыграла великую Эдит Пиаф, и ее не освистали за эту роль, а ведь могли. Французы о-го-го как щепетильны в этом вопросе! Но тридцатилетней Марион Котийяр рукоплескала не только Франция — весь мир. Это правда. Она очень признательна всем, но… Каждый год, в самом конце февраля, вне зависимости от того, в какой точке земного шара она находится — если в Париже, то это совсем невыносимо, — сердце словно обволакивает черная тень.
Она спрашивает себя, в чем дело, где же кроется причина этой внезапной тоски? В отвратительной погоде? Или это снова мигрень? Или они накануне поссорились с Гийомом? А может, это часть ее натуры, ведь она всегда ощущала себя… ну, как бы это сказать… не такой, как остальные девочки.
В тот ее первый год в Париже она особенно часто думала об этом… Родители и младшие братья остались в Орлеане, Одри порхала от одного кавалера к другому, а кузена Лорана — кто бы мог ожидать от него подобной прыти! — уже вводили на роль Гамлета в знаменитом театре. И только Марион бездарно тратила время на глупые кастинги и ни к чему не ведущие знакомства. Видит бог, она уже готовилась расстаться со своими честолюбивыми мечтами и собиралась купить обратный билет домой.
Что ее удержало? Одна встреча…
Жюльен Рассам выбрал не самый оригинальный способ знакомства.
…— Простите, мадемуазель, ваши глаза, вернее, их цвет… он кажется каким-то необычным. Так все-таки серый или голубой?
Она обернулась. В клубах сигаретного дыма различить цвет ее глаз было довольно сложно, но парень так искренне улыбался... Они стояли у барной стойки того безумно модного ресторана, куда Одри все-таки затащила подругу. Это место, которое ничего, кроме раздражения, у Марион не вызвало. Она уже собиралась уходить, а тут вдруг этот юноша с нелепым шарфом и дурацким вопросом. Но он не был похож на тех развязных пижонов, что толпились вокруг.
Что-то в его облике показалось ей таким трогательным…
Они гуляли до самого утра. И поразительно, рядом с Жюльеном одиночество Марион рассеялось, будто растворилось в ночном парижском воздухе. Это уже потом она узнала, что он восходящая кинозвезда. За роль в «Аккомпаниаторше» Жюльена Рассама номинировали на «Сезара», а после съемок в «Королеве Марго» поклонницы и вовсе не давали ему прохода. Марион, правда, не видела этих картин. Он читал ей Бодлера и Рембо, и строка про «цыгана, который уходит дальше в путь» растрогала ее едва не до слез… В общем, она влюбилась в ту ночь — так, как, казалось, можно любить только раз в жизни.
Жюльен Рассам заполнил жизнь Марион Котийяр. Даже ее страстное желание стать известной актрисой после встречи с Жюльеном отошло куда-то на второй план.
На первом был он — загадочный меланхоличный юноша в сером шарфе, словно скользящий затуманенным взглядом по окружающим предметам. Марион не заметила, как даже стала говорить его интонациями — с легким оттенком иронии и усталости в голосе. О, Жюльен в самом деле открыл ей целый мир… Он часто приводил подругу в симпатичный актерский кабачок на Монмартре. Однажды они столкнулись там… боже мой, с самой Кароль Буке! Высокая, обольстительная кинодива потягивала божоле, не замечая устремленных на нее восторженных взглядов. Но Жюльена она радостно чмокнула в щеку.
— Это бывшая жена моего дяди Жан-Пьера, — мимоходом бросил Жюльен.
Он знал всех, и все его знали. Отец Жюльена, продюсер Клод Берри, водил дружбу со всем цветом французского кино: с Жанной Моро, Романом Поланским, Жан-Жаком Анно...
Ален Делон частенько гостил в его загородном особняке, не говоря уже о Депардье: тот вообще неделями жил в этом гостеприимном богемном доме, только успевая раскупоривать бутылки вина. Шумные вечеринки, танцы у бассейна, фейерверки в честь Настасьи Кински или Вирны Лизи — детство Жюльена и его младшего брата Тома проходило на фоне всеобщего веселья. Но, странное дело, сам Жюльен чувствовал себя в этом блестящем мире… чужим. Он — наследник известной фамилии, чья карьера в кино складывалась удачно с первых шагов, часто впадал в глубокую депрессию, так знакомую Марион.
А у нее, наверное, это началось в лицее Вольтера. Ее отец получил новую работу в известной театральной школе, и семья переехала в Орлеан.
Именно тогда мир Марион разломился надвое. Раньше она была абсолютно счастливой, обожаемой старшей дочкой Жан-Клода и Моник Котийяр. Они жили в старинном деревенском доме с садом, в котором рос душистый горошек и цвел жасмин. И вдруг Марион внезапно ощутила безбрежное одиночество. Она отчетливо поняла, что ничем, абсолютно ничем не похожа на одноклассников. Ее единственным другом в респектабельном лицее стал всеми презираемый марокканец, непонятно каким чудом оказавшийся в стенах этого престижного учебного заведения. Их странная дружба многих раздражала, и однажды толпа сверстников, сынков и дочек местных буржуа, подкараулила девочку на заднем дворе. Марион окружили кольцом и с криками: «Дезинфекция!» вылили на ее голову целый флакон одеколона.
Она плакала, забившись под лестницу в каком-то подъезде. Волосы быстро высохли, но гадкий запах мускусного одеколона преследовал ее долгие годы. Впрочем, дома об этом кошмарном случае Марион никому не сказала, хотя родители смогли бы найти правильные слова, чтобы утешить дочь: сами они уже свыклись жить с клеймом «странных людей».
Странным называли Жан-Клода Котийяра, когда он вместо приличной работы юриста выбрал актерскую школу Этьена Декруа. Родители отца, простые крестьяне из Бретани, гнули спину в поле с утра до ночи, чтобы дать сыну шанс выбиться в люди, а он, оказавшись в Париже, принялся шататься по театрам и — о ужас! — изучать… эту, как ее, пантомиму. Подруги провозгласили странной и Моник Телло, когда она вышла замуж не за сына владельца галантерейной лавки, а за клоуна.
В славной деревеньке Валь-де-Морне, куда Котийяры переехали вскоре после рождения старшей дочки, местные жители в принципе относились к ним вполне добросердечно, но время от времени и они растерянно разводили руками… Например, когда Моник запевала «Марсельезу» в магазине, перекладывая с полки на полку пакеты с рисом или мукой. Или когда Жан-Клод приезжал с очередных гастролей в одеянии американского индейца, да так и прогуливался по деревне с перьями на голове. Дети Котийяров рисовали на стенах своего дома диковинных животных, по очереди носили пончо, которое отец привез из Перу, и все — абсолютно все — были увлечены театром. Жан-Клод создал небольшую антрепризу и сам занимался режиссурой, вовлекая в процесс жену и собственных детей — дочку, двух сыновей-близнецов и даже племянника Лорана, угрюмого и нелюдимого мальчика, в котором вдруг открылся недюжинный актерский талант.
Что касается Марион, то в ней талант долгое время просто-напросто спал.
Свое первое выступление на сцене четырехлетняя девочка бездарно провалила. По сюжету пьесы героиня, которую играла приглашенная из Парижа настоящая актриса, умирала, оставляя сиротой маленького ребенка. Эту несчастную плачущую малышку и должна была изобразить глазастая дочка Жан-Клода.
— Тебе все понятно? — переспросил отец.
Марион утвердительно кивнула, но в самый ответственный момент, уже во время спектакля, растерялась: зачем плакать над чужой, якобы мертвой тетенькой, когда родная мама жива, здорова и посылает ей из-за кулис какие-то отчаянные знаки?
Конфуз вышел жуткий.
С ролью юной велосипедистки, которую похищают преступники, в клипе группы «Les Wampas» Марион справилась куда лучше. Она подросла, вытянулась, ее локоны вились кольцами — в общем, расцвела, словно садовая роза. На съемках за ней ухаживала вся мужская половина группы. А спустя год ее буквально наповал сразила новость о том, что гитарист «Les Wampas» Марк Полис покончил с собой. Она хорошо помнила приятного улыбчивого парня, который постоянно что-то насвистывал себе под нос. Марион не могла понять, почему люди так поступают? Ведь жизнь прекрасна… Конечно, ей по-прежнему несладко в лицее, но она научилась не замечать тупых, недалеких сверстников. Только спустя много лет она поняла, что самоубийство гитариста, с которым она даже не успела как следует познакомиться, было своеобразным знаком, отчетливым предупреждением, на которое судьба просила обратить внимание…
Но тогда Марион еще не умела видеть эти восклицательные знаки, которые кто-то словно рисовал для нее красными чернилами на полях школьной тетрадки.
…— Тебя ждет большое будущее, — растроганная Николь Меруз подошла и обняла свою ученицу, шмыгнув носом…
От волнения горло Марион свел спазм. Еще чуть-чуть, и она задохнется от той бури, что поднялась внутри. На сцену студенческого театра она вышла в роли леди Анны из шекспировской пьесы «Ричард III». Девушке аплодировали все: и преподаватели, и студенты. Но самой дорогой оказалась, конечно, похвала мадемуазель Меруз. Резкая, острая на язык звезда французских фильмов ужасов 70-х держала в ежовых рукавицах весь курс.
Одри Дана несколько раз убегала с занятий «мерзкой грымзы» в слезах. От дочери Жан-Клода «грымза» не ждала ничего выдающегося: так себе, еще одна смазливая мордашка, которую приняли в театральное училище по протекции отца. От роли леди Анны отказались все студентки, и только Марион, самая юная, вызвалась репетировать. Кто бы мог подумать, что крошка справится! Откуда в девочке, не знавшей жизни, проснулась такая глубокая, зрелая страсть, откуда взялся этот ураган чувств? Чутье еще никогда не подводило Николь Меруз: дочка Жан-Клода пробьется в высшую лигу, только бы не разменяла бесценный дар на медяки.
Но большое будущее, напророченное «грымзой», почему-то не наступало. В Париже Марион ждали кастинги, на которых она билась, например, за право сняться в рекламе супа.
Причем билась, не будучи уверенной в том, что ей хочется играть девушку, поглощающую этот суп огромными ложками…
Однажды она забрела на прослушивание к знаменитому режиссеру Жан-Клоду Бриссо. Грузный седоватый мужчина долго рассматривал молоденькую актрису. Попросил пройтись, повернуться в профиль — она подчинялась, чувствуя, как от волнения подкашиваются ноги.
— Нет, это не то, что мне нужно, — бесцеремонно заметил мэтр. — Я ищу откровенную сексуальность, а ты так…м-м-м... непорочна на вид…
Спустя десять лет Париж содрогнется от громкого судебного разбирательства: несколько известных актрис обвинили Бриссо в сексуальных домогательствах.
К скандалу подключилась и мать Ванессы Паради, объявив в газетах, что ее дочь в возрасте семнадцати лет тоже не просто так получила роль в фильме Бриссо «Белая свадьба». Заварилась такая каша… В суд вызывали и Марион Котийяр. Она честно призналась: ей не в чем упрекнуть режиссера. От нее он ничего постыдного не требовал. «А если бы потребовал? — вдруг подумала она, выйдя из зала суда. — Что бы я сделала? Заплакала и убежала или… разделась?» Чтобы получить заветную роль в кино, ее подруги соглашались на многое. Но Марион не оступилась ни разу. Она шла к своей цели медленно, крошечными шажками. Первым ее заметил режиссер Дэннис Берри и предложил небольшую роль в сериале «Горец». Марион сыграла дочь одного из Бессмертных, которую насилует пришлый воин. Конечно, было неловко, актер срывал с нее одежду, но...
хорошо, что хоть такая работа подвернулась…
Именно Жюльен Рассам стал ее талисманом. Нет, знаменитый Люк Бессон отобрал молоденькую актрису на роль подружки Сами Насери в фильм «Такси» без участия Жюльена: ему просто приглянулась миловидная мордашка с выразительными глазами, но самой Марион казалось, что все это происходит только благодаря Рассаму… Впрочем, со своим другом режиссером Александром Ажа ее познакомил именно Жюльен. Ажа доверил Марион роль революционерки в фильме «Неистовые». Сцены, в которых ее героиню подвергают пыткам, дались с огромным трудом: Марион не спала несколько ночей после съемок. Но потом в Марокко, где снималась картина, нагрянул Жюльен, и следующие три недели стали самыми счастливыми в их жизни.
Они загорали, валялись на пляже, и Марион казалось, что впереди ее ждет только счастье. Увы, она жестоко обманулась…
В Париже Жюльена словно подменили. Он и раньше чудил. Мог нагрубить ей по телефону и пропасть на несколько недель. А тут случилось такое… Он ударил ее по лицу. Марион всего лишь пыталась растормошить любимого, звала прогуляться по городу: в самом деле, чего он сидит в четырех стенах мрачнее тучи? А он взял и залепил ей пощечину.
От ужаса — ее никто никогда раньше не бил — она словно онемела. Потом Жюльен искренне раскаивался… Целовал ей руки, стоял на коленях, умоляя простить. Конечно, она простила. Сама во всем виновата: забыла, что сегодня день смерти его матери — ровно четыре года назад Анн- Мари выбросилась из окна.
Не смогла пережить развод с Клодом Берри… Рассам, боготворивший мать, тогда чуть было не загремел в психушку. Его друзья в один голос твердят, что встреча с Марион воскресила Жюльена. Вот только что делать с его странными приступами агрессии, которые внезапно сменяются жуткой тоской? Они так пугают... В Жюльена словно вселяются демоны, которые изводят, крутят душу, заставляют говорить гадости близким людям.
Они не на шутку поссорились, когда речь зашла о роли в фильме «Синева до самой Америки». Марион так хотелось сыграть девушку, возлюбленный которой прикован к инвалидному креслу. Жюльен же требовал, чтобы она отказалась, — сценарий глупый, надуманный. Но Марион все равно подписала контракт и даже две недели перед съемками провела в инвалидной коляске: она хотела сама прочувствовать, что это значит — быть парализованной калекой.
А потом наступил тот злосчастный февраль.
Последний месяц зимы, который она теперь ненавидит. Именно тогда Жюльен снял номер в отеле «Raphаel», провел там ночь, а утром выбросился из окна третьего этажа…
Если бы он умер сразу, наверное, получил бы освобождение. Но Жюльен остался жив. После тяжелейшей травмы спины его ноги оказались парализованы. Два года Жюльен провел в инвалидной коляске, и эти два года были самыми страшными в жизни Марион Котийяр… Ее карьера рвалась вверх, набирала скорость, но вместо того чтобы хвататься за новые предложения, она пыталась помочь Жюльену. А этот гордец сострадание принимал за унизительную жалость.
Выгонял из дома, осыпал проклятиями. Марион с ужасом думала, что сама напророчила себе такую судьбу. Если бы не согласилась играть подругу калеки, возможно, все и обошлось бы. А та история с музыкантом, покончившим жизнь самоубийством… Разве могла она предположить, что однажды столкнется с этим в своей жизни…
Бедный, бедный Жюльен… Он думал, что ему нет места в мире людей. Оставался только один выход — смерть. И Жюльен шел к ней, не разбирая дороги. Повторная попытка суицида увенчалась успехом. Тело сына, наглотавшегося таблеток, обнаружил Клод Берри…
Что было потом? Марион почти ничего не помнит. Ни прощания с Жюльеном, ни похорон. Она взяла билет на самолет, следовавший рейсом в Мумбаи, а спустя три месяца появилась в Париже лишь для того, чтобы покончить со всеми делами: переправить вещи к бабушке в Племе и рассчитать своего агента.
Она решила оставить карьеру актрисы. Марион поступит в «Гринпис» и улетит в Южную Америку. Погибающим лесам Амазонии она наверняка принесет куда больше пользы…
Услышав подобное заявление, Маллори Вабр потеряла дар речи. А когда снова обрела способность говорить, схватила Марион за руку и принялась трясти как грушу.
— Только одно исключение и только для одного режиссера, умоляю! Его зовут Тим Бертон, он просто хочет с тобой поговорить. Пожалуйста, ради меня, я так долго этого добивалась…
Она согласилась исключительно из сочувствия к бедной Маллори.
И мистер Бертон, чудак с шевелюрой, забывший о том, что такое расческа, убедил Марион, что ее призвание — театр и кино.
Они просто поговорили о его рисунках. Он рисовал их тут же в небольшом блокноте: висельники, ожившие мертвецы, огнедышащие драконы… В любом другом городе мира мужчина в полосатом жилете, красной рубашке и с галстуком в горох выглядел бы посмешищем, но в Париже Бертон сошел за своего. Эдакий местный клошар, откопавший свой диковинный наряд на блошином рынке. А он, не задав грустной француженке с ужасным английским ни одного вопроса, понял главное — она чудесная актриса. У нее глаза звезды немого кино: она может передать все оттенки чувств одним взглядом, одним движением ресниц. Короче говоря, это то, что нужно Тиму… Месяц в Алабаме, в глуши, среди людей, которых она почти не понимала, возвратил Марион к жизни.
В фильме «Крупная рыба» ей предназначалось всего несколько крошечных сцен, все остальное время она училась насаживать червячка на крючок и закидывать в воду удочку — как можно дальше от берега. Это славное занятие успокаивало не хуже беседы с психоаналитиком.
В тот же год в Париже произошла еще одна судьбоносная для нее встреча. Режиссер Янн Самюэль пригласил Марион сняться в картине «Влюбись в меня, если осмелишься» и заочно представил ее напарника:
— Гийом Кане. Он тебе понравится. Хотел быть жокеем, но упал с лошади, сломал спину и пошел в актеры. Опыта почти нет, но ты ему поможешь. Даже не сомневайся: вы отлично поладите...
Странно, что они с Гийомом тогда не обратили друг на друга внимания… Ведь играли влюбленных, которые постоянно испытывают свои чувства на прочность, причем делают это весьма странным способом. В одном из эпизодов вместо цемента актеров поливали горячим картофельным пюре, и они полдня отмывались, подшучивая друг над другом. Наверное, в тот момент между ними и пробежала искра… Но ни о каком романе не шло и речи. На одном ток-шоу, куда актеров пригласили для рекламы картины, ведущий попросил Гийома передать привет жене — и Кане послал воздушный поцелуй прямо в камеру Диане Крюгер.
— Скучаю и люблю, — прошептал он.
У Марион защемило сердце… Полюбит ли ее кто-нибудь по-настоящему? После смерти Жюльена сама она боялась любить…
Конечно, девушка не превратилась в затворницу.
Встречалась с актером и режиссером Стефаном Гуэрин-Тилли — он был старше, умнее и, как ей казалось, в сто раз талантливее ее. Потом на горизонте актрисы появился Боб Синклер. Популярный музыкант, заядлый тусовщик, но они тоже не стали настоящей парой. Его мир ночных клубов и полуголых красоток был явно ей не по душе. Марион даже не умела толком водить машину: права она получила только по настоянию Люка Бессона и лишь ради роли в «Такси». Она во всем, решительно во всем выпадала из амбициозной актерской тусовки. Даже отдыхать ездила не на дорогие курорты, а к бабушке в деревню.
Когда Гийом первый раз позвонил ей из Штатов — оказалось, он учится в Лос- Анджелесе на режиссера, — она искренне обрадовалась.
После выхода их фильма прошло несколько лет, он совсем пропал из ее поля зрения, а ей было интересно знать, что с ним происходит. Брак Гийома распался. Он не хотел говорить о причинах, но Марион догадалась сама. До нее и раньше доходили слухи, что из просто красивой модели Диана Крюгер превратилась в подающую надежды актрису, и оправдать эти надежды во что бы то ни стало — теперь единственная цель ее жизни. Муж явно отвлекал от этого. В Америке Диана быстро обзавелась хорошим агентом и с чисто немецким педантизмом принялась окучивать голливудские киностудии. А Марион… У нее даже мысли не возникло, что она может занять место той ослепительной холодной красавицы в сердце Гийома. Она всего-навсего помогала ему писать сценарий. Телефонные счета в американской квартире Гийома достигали астрономических цифр, но слышать голос давнишней партнерши было так приятно…
Вернувшись в Париж, Гийом первым делом захотел пригласить Марион Котийяр на свидание.
Но встреча постоянно переносилась. У нее не находилось времени. Большое будущее, что пророчила «грымза» Николь Мероуз, наконец наступило. Марион отобрали в напарницы к Расселу Кроу в «Хороший год», она сыграла в «Долгой помолвке» у самого Жан-Пьера Жене, да так, что переиграла Одри Тоту. Ее разыскал упрямый режиссер Оливье Даон и в ультимативной форме потребовал стать Эдит Пиаф. Причем ему не были нужны ни фототесты, ни пробы. Он видел глаза Марион и знал: только она одна сможет сыграть драму великой певицы.
Почти полгода тяжелейшего труда, три часа на грим, во время которого она засыпала, а когда открывала глаза, видела в зеркале настоящую Эдит Пиаф из плоти и крови. Марион даже научилась ходить так, что у людей возникало чувство, будто девушка уменьшилась в росте сантиметров на десять…
За роль в фильме «Жизнь в розовом свете» она получила «Оскара», но куда большей наградой стал… Гийом. Они наконец встретились. Гийом Кане срезал свои восхитительные кудри и что есть мочи ругал Лос-Анджелес: черт возьми, там не дают никакой свободы! Он так рад, что вернулся домой. И рад, что видит ее снова — смешливую, с чудными глазами, которые легко меняют цвет: в дождь они серые, а когда светит солнце — голубые.
Тогда между ними все быстро и легко срослось. Ведь это очевидно — он ее вторая половина. И друг. И немножко брат. Судьба словно вернула Марион долг — мужчину, которого когда-то безжалостно отняла. У Гийома, как и у Жюльена, были талант, безумное обаяние, харизма и еще то, чем бог обделил бедного Рассама: умение сопротивляться невзгодам. Травма спины могла перечеркнуть его жизнь, превратив в инвалида, но Гийом выкарабкался… и снова сел в седло. Он без малейшей протекции родни стал отличным актером, но ему и этого мало: Гийом выучился на режиссера, причем за свой дебют сразу был номинирован на премию «Сезар». Ему интересно все на свете: древние языки, обряды вуду, фантастические романы… Когда Марион призналась, что с детства мечтает научиться играть на гитаре, он на следующий же день купил инструмент, а на ее первый концерт с музыкантом Йоделисом созвал половину Парижа.
В январе 2011 года Гийом и Марион объявили, что ждут ребенка.
Хлопоты, связанные с предстоящими событиями, настолько поглотили актрису, что она не заметила, как прошел февраль. А когда опомнилась, в Париже уже вовсю хозяйничал солнечный март. Однажды утром, глядя из окна на Сену, берега которой уже покрывались первой зеленью, Марион задумчиво потерла лоб: такое чувство, будто она упустила из виду что-то важное. Зима, последние дни февраля… Но так ничего и не вспомнила.
Подпишись на наш канал в Telegram