…Мы со Мстиславом Запашным прожили вместе двадцать пять лет. Все было за это время — и страсть большая, и большая любовь. Но боли и слез тоже хватало. Помню, пришла в церковь и просила у бога только одного: «Дай мне силы выжить, просто выжить...»
Со Славой я встретилась на гастролях в Твери. У меня тогда в голове и мысли не было заводить роман...
Мы столкнулись в цирке-шапито. Я по лестнице спускалась в зрительный зал и заметила, как стоящий внизу мужчина пристально меня рассматривает. А посмотреть было на что: я тогда только вернулась с гастролей по Мексике, на мне был красивый костюм с плиссированной юбкой, бежевые туфельки на шпильках. Слава уже потом сказал, что сначала увидел эти туфельки, потом ножки... и не смог взгляд оторвать.
Мы познакомились. Один раз даже на лодке по Волге прокатились...
Но общение было недолгим — Славе предстояла поездка в Париж, а я уезжала в Тбилиси.
Однако искра между нами проскочила. Думаю, мы оба влюбились, что называется, с первого взгляда. Но Слава женат, я замужем (кстати, забавно вышло: первая жена Славы в цирковом училище дружила с моим мужем), и что получится из нашей встречи в Твери, было совершенно непонятно.
Расставшись, стали писать друг другу письма «до востребования».
Завязался настоящий эпистолярный роман.
Я ждала этих писем, на почту бегала. Писала Славе обо всем, что происходило в моей жизни, а он подробно рассказывал о своих новостях...
— А вы до зна комства с Запашным видели его выступления?
— Ни о Запашных вообще, ни о Славе в частности даже представления не имела.
Это потом уже что-то он рассказал, что- то я сама узнала...
У Славы удивительная судьба, всего в жизни он достиг благодаря своему характеру.
Будь другим человеком, наверное, ничего не получилось бы...
Запашный родился в 1938 году, война застала его в Ленинграде. Вместе с братьями Игорем, Вальтером, сестрой Анной и бабушкой пережил блокаду.
Родители у Славы легендарные. Мать, Лидия Томпсон, — дочь клоуна Карла Томпсона. А отец, Михаил Запашный, пришел в цирк «с улицы». Работал портовым грузчиком в Ейске и прославился на весь город своей недюжинной силой. Его заметил сам Иван Поддубный и пригласил к себе борцом. В те времена в цирке проводились чемпионаты по французской борьбе, и Михаил Сергеевич впервые вышел на арену под псевдонимом Орленок.
Прославился он очень быстро и чуть позже вместе с другом создал силовой акробатический номер в традиционном тогда стиле гладиаторов.
Именно Михаил Запашный и положил начало династии.
Слава с Вальтером впервые вышли на манеж с собственным номером, когда одному брату было семь, другому — семнадцать.
Поначалу их номер хотели расформировать из-за того, что артисты не проходили по возрасту. Но братья выступили перед комиссией из главка — на руках у Вальтера Слава выполнял сложнейшую трюковую комбинацию, делал сальто, пируэты, и в результате не только комиссия, но и зрители устроили артистам овацию, вызывали их двенадцать раз.
Запашным не только официально разрешили работать в цирке, но и дали ставку по высшей категории.
В 1954 году Вальтер, Мстислав, Сергей и Игорь придумали уникальный номер — «Акробаты-вольтижеры», который до сих пор никто не повторил. За этот номер в 1957 году на Всемирном фестивале молодежи и студентов братьев Запашных наградили золотыми медалями. У Вальтера и Мстислава фантазия работала бурно, они придумывали такие вещи, которые никто и не помышлял воплощать. А они делали...
— А ваша семья как-то была связана с цирком?
— Совершенно никак. Мне позже говорили, что имя (многие принимали его за псевдоним) у меня очень яркое, цирковое. Но я его, кстати, долгое время не любила и стеснялась — Долорес, как говорится, натощак не выговоришь.
Для родных же я была Ляля. Мне казалось, что это как-то по-детски.
А назвали меня в честь испанской коммунистки Долорес Ибаррури. Для мамы с отцом она была кумиром, и когда в 1935 году у них родилась моя сестра, дали ей имя Долорес. Но девочка прожила всего два месяца и умерла от дифтерита. Спустя шесть лет появилась на свет я, и меня, получается, назвали уже в память и сестры, и легендарной испанки...
Родилась я в Приморье. Отец служил в Красной армии на границе с Маньчжурией. До ближайшего населенного пункта надо было прилично ехать, и когда маме пришло время рожать, отец посадил ее в повозку, но добраться до поселка они так и не успели.
Папа принял роды в дороге. Меня завернули в его старый тулуп и повезли обратно домой. В свидетельстве в графе «место рождения» потом написали: «Приморский край, Хасанский район» — и поставили на этом точку. Так что с детства мой адрес, как говорится, «не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз». Моя жизнь так сложилась, что пришлось объездить весь Союз, и по сей день путешествия мои — гастроли — так и не закончились...
Родилась я в марте, а в июне началась война. Семьи военнослужащих эвакуировали в Сибирь, туда отправили и маму со мной, трех месяцев от роду, и братом Валерой, которому только два года исполнилось.
Мама целыми днями работала на лесоповале, стоя по колено в холодной воде, выкорчевывала пни, а за это получала карточки на хлеб и дрова.
Приходила домой, падала как подкошенная, а с утра все по новой...
Еще в школе я собирала фотографии Орловой, Ладыниной, Целиковской. Экранные образы знаменитых актрис были такими яркими и манящими, что хотелось во что бы то ни стало попасть в тот мир, где жили они. Такой счастливый, непостижимый, далекий мир...
Я занималась в балетной студии Дома пионеров, в школьном драматическом кружке и еще увлеклась спортивной гимнастикой. Даже завоевала титул чемпионки Дальневосточной зоны и Восточной Сибири, мой портрет — я сижу на шпагате — потом в «Советском спорте» напечатали. После публикации, кстати, со всего Союза стали приходить письма со словами восхищения, мальчики признавались в любви. Это было неожиданно и в таком количестве, что я совершенно растерялась.
Что делать с этой любовью, я не знала. Я о любви тогда не сильно задумывалась, мне главное было — артисткой стать.
В 1959 году в Москве проходила Всесоюзная спартакиада, а я как раз окончила десятилетку в Благовещенске на Амуре, и меня от Дальнего Востока послали на соревнования. План у меня был такой: выступить на спартакиаде, а потом рвануть сдавать экзамены в театральный.
Перелет из Благовещенска в Москву запомнился на всю жизнь: мы с мамой тряслись в кукурузнике 36 часов, правда, с остановками. Самолет так болтало, а в салоне так воняло соляркой, что меня просто наизнанку выворачивало. Даже много времени спустя я не могла зайти в магазин, где продавали технику, — там стоял специфический запах смазочных материалов, и мне тут же делалось плохо...
На спартакиаде я выступила неплохо — заняла шестое место и, когда соревнования закончились, сказала маме: «Завтра же пойду в ГИТИС...»
Но пока надо было где-то остановиться, и мы отправилась к папиной сестре, в прошлом артистке Большого театра.
Тетя и приютила нас на время экзаменов.
Дом у нее был очень интересный: на стенах портреты, на столе альбомы с фотографиями всех танцовщиков Большого театра. Помню, наткнулась на фотографию Майи Плисецкой и рассматривала ее очень долго — Плисецкая была невероятно красива...
...На следующий день прихожу в ГИТИС и чувствую: сейчас сознание потеряю — так волновалась.
До конкурса меня допустили, но я... провалилась. Когда объявили результаты, у меня земля ушла из-под ног. Я же столько лет мечтала об актерском факультете. И вот мечта рухнула...
Я была так потрясена, что, честно говоря, не представляла, что делать дальше. Хорошо, добрые люди посоветовали: «Ты же спортсменка, к тому же красавица, попробуй поступить в цирковое...»
На экзамены я пришла в бирюзовом купальнике с буквой «Д» на груди (спортивный клуб «Динамо»), и многие решили, что это первая буква моего имени. Показала вольные упражнения под музыку из фильма «Разные судьбы», очень тогда популярного. И меня приняли! Получив студенческий билет, долго не верила: неужели я все- таки буду учиться?
И останусь в Москве? Какое счастье!
...Своего помещения у училища не было, занятия проходили на базе МАИ. После учебы надо было еще поработать «факультативно» — на стройке нашего училища. Мы надевали телогрейки, вооружались мастерками — и вперед.
Так я и ходила первые годы — или в телогрейке, или в своем стареньком рыжем детском пальтишке. И весной, и зимой, и осенью. У нас-то на Дальнем Востоке морозы доходили до минус сорока двух, а в Москве всего минус двадцать пять — чепуха! Хорошо помню, как зимой в метель бегала в капроновых колготках с красными от холода коленками и в рыжих туфлях на микропорке, купленных по случаю в Черемушках. И не простужалась. Вообще время такое было, что казалось — море по колено...
В училище я познакомилась и со своим будущим мужем Рудиком Уваровым. Он был очень хорошим гимнастом, репетировал тройное сальто-мортале, которое в нашей стране тогда никто не делал, а в Европе исполнял только знаменитый Альфредо Кадоно. Рудик был старше меня на курс. Режиссер Юрий Мандыч выпускал номер «Воздушный полет», в котором был занят Рудик, и «Эквилибр в кольце», где участвовали я и еще две девушки. На репетициях мы и познакомились.
Вместе мы прожили всего ничего. Расписались на гастролях в Запорожье и поехали колесить во стране...
А потом случилась та встреча в Твери с Запашным. В следующий раз мы увиделись проездом в Магнитогорске. Помню, Слава тогда посмотрел номер Рудика и посоветовал ему включить один трюк, усложнявший и украшавший выступление.
А потом была Грузия, выступление в Тбилиси, перевернувшее мою жизнь. Публика принимала нас прекрасно. Но в какой-то момент будто невидимая волна в воздухе пробежала. Сделав сальто-мортале, Рудик упал на страховочную сетку, буквально воткнувшись в нее головой.
Все произошло за секунду, у меня на глазах. Я не могла поверить, что это случилось на самом деле. Казалось, муж сейчас встанет...
Но он не встал: перелом четвертого шейного позвонка. Врачи оказались бессильны...
Я, выслушивая слова сочувствия, пребывала в каком-то отстраненном состоянии. Нет, говорила себе, все неправда, это какой-то ужасный фильм...
Просидела в больнице рядом с мужем трое суток, на четвертые Рудика не стало...
После его гибели я плохо представляла, как жить дальше. Надо было продолжать выступать с воздушным номером. Как заставить себя подняться на трапецию после случившегося? Я тогда серьезно подумывала бросить цирк...
В училище я была одной из лучших, окончила его с красным дипломом. Для меня никогда не существовало преград — бралась за любое задание и выполняла его. Бесстрашная была абсолютно. Но тут будто парализовало, шагу не могла ступить. Ноги дрожали, голова кружилась. У меня все время перед глазами, как в замедленной съемке, муж делал это чертово сальто-мортале и падал на сетку...
Но характер взял свое, в какой-то момент я поняла: или смогу преодолеть себя, или не смогу, и тогда впереди — пустота...
А вскоре после парижских гастролей ко мне приехал Слава.
Мне тогда было очень важно ощущать, что я кому-то нужна... У меня же вообще никого рядом не было — родители далеко, подружки по училищу — в других городах, не с кем ни поговорить, ни посоветоваться.
Вскоре Запашный позвал меня в свою программу.
А чуть раньше я прилетела к нему в Сочи. Слава снял мне маленький домик возле базара, а сам жил в гостинице. Встречались мы тайком. Он еще был несвободен. При этом все родственники его жены Инны Абакаровой — знаменитые дагестанские канатоходцы — за Запашным следили.
Слава мне рассказывал, как, пожелав всем спокойной ночи, он закрывался в номере и спускался по балкону вниз. В Сочи шел дождь, было прохладно, но мне казалось, что и солнца не надо — оно светило у меня в душе.
После Сочи Слава подал на развод с Инной. Скандал и в семье, и в цирке был громкий, Запашному влепили строгий выговор по партийной линии. Но если Слава что решал, то шел до конца, его уже ничто не могло остановить.
Расписались мы опять в Запорожье, где я и с первым мужем регистрировалась. Свадьбы никакой не было — в карманах-то ветер гулял. Слава из первой своей семьи ушел в чем был, ничего не взял. Мы у друга одолжили пятьдесят рублей, купили гладиолусы, сходили в загс, потом выпили вдвоем бутылку шампанского — вот и все торжество...
— Запашный был ревнивым мужем?
— Ревности хватало.
И сразу после знакомства, и когда мы уже поженились. Я поводов не давала, все артисты знали, что я в такие игры не играю, но Славе то и дело что-то чудилось.
Помню, мы еще не были женаты, в цирке раздался звонок. Мужской голос: «Здравствуйте, я корреспондент такой-то газеты. Хотел бы сделать с вами интервью...» Я поблагодарила за внимание к своей персоне. «Может, — говорю, — вы в цирк придете?» — «А что, если мы не в цирке, а в ресторане вечером встретимся?..» Что-то меня в этом «ресторане» насторожило. «Спасибо, — отвечаю, — но не смогу...» Молодой человек пообещал определиться со временем и перезвонить.
Но куда-то пропал, и только спустя время Слава признался, что этим «корреспондентом» был он! Просто проверял, поведусь ли я на предложение...
Но меня что было проверять? В цирке все как на ладони: если есть грешок, не спрячешь. А у меня совесть была чиста. Я Славе не изменяла. Даже представить не могла: как это я отвечу на чьи-то ухаживания, подставлю мужа? У него за спиной начнут шептаться, Слава будет страдать... Да я сквозь землю провалюсь от стыда. Это мое понимание супружеских отношений. У Славы, увы, оно было другое. Он, как оказалось, к шепотку за моей спиной по поводу своих романов относился совершенно спокойно. Но это я уже вперед забегаю.
...Я продолжала выступать со своим воздушным номером, кроме того, Слава ввел меня в свой аттракцион «Акробаты-вольтижеры на лошадях», семейный аттракцион Запашных.
Семья на первых порах, конечно, ко мне присматривалась, и не скажу, что сразу приняла. Помню, брат Игорь что-то такое нелицеприятное про меня как-то сказал. Какую Слава тогда драку устроил!..
Но со временем все успокоилось. Я пропадала на манеже с утра до ночи, поблажек не просила. Даже если было очень тяжело, виду не показывала.
У нас уже дочка росла, Эля, потом сын родился — Мстислав Запашный-младший, и крутиться приходилось как белке в колесе.
Слава родился на гастролях в Новороссийске. Помню, как муж на выписку привел к роддому всех наших лошадей и оркестр.
Так на лошадях мы с сыном и приехали на съемную квартиру...
Но праздники выпадали редко, в основном помню будни, тяжелые, с утра до вечера заполненные делами и заботами. Выступали мы шесть дней в неделю, с одним выходным.
А ночью приходилось с сыном сидеть: то у него животик болит, то зубки режутся. Утром в голове туман, руки-ноги не слушаются, спать хочется так, что глаза сами закрываются, но к шести-семи утра уже нужно идти на тренировку...
Три часа работы, потом перерыв, во время которого надо сбегать к детям и в магазин за продуктами, обед приготовить, накормить всех.
Еще следовало подумать, что вечером надеть на выступление, — наряды тогда часто сама делала.
Брала старое платье, расшивала его блестками, украшала камешками. Как я добывала эти камешки — отдельная история! В комиссионках покупала вечерние сумочки из камней, у каждого камешка разгибала оправу, доставала «драгоценность», следом — оправу, закрепляла ее на платье, снова вставляла камень... Во время всех этих манипуляций ногти ломала под корень. Зато когда надевала, получалась королева! Видел бы кто меня несколько часов назад — взмыленную, растрепанную, с красными глазами... Но манеж преображает: накрасишь ресницы, волосы завьешь, встанешь на каблучки, плечи расправишь — и вот уже королева...
Совместная жизнь со Славой началась в комнатах в цирковых общежитиях, на съемных квартирах... Туалет на улице, душа нет, готовить приходилось на керогазе.
А кровати! Помню одну, такую узкую и старую, что если ночью я или Слава хотели пошевелиться, переворачиваться приходилось по команде...
А мне так хотелось дома, привычных вещей вокруг... И я возила за собой из города в город кучу всего — подушки, коврики, кастрюли... Стоило заселиться в очередную комнату, как я тут же принималась наводить уют.
Только разгримируюсь после выступления — и уже с кастрюлей бегу. Сколько я этих кастрюль перетаскала! Особенно запоминающееся зрелище — это когда я беременной была. Поставлю кастрюлю на пол, отдышусь на ступеньках, снова поднимаю свою ношу — и вперед. Слава в подробности быта никогда не вникал. Есть плитка или нет ее, есть холодильник или нет — выкручивайся как хочешь.
Вот Игорь, его брат, был очень внимательным мужем.
Он своей жене Ольге — она красавицей была и выступала здорово — все организовывал тут же, куда бы они ни приезжали. Игорь очень ее любил. Когда Ольга погибла, а Игорь оказался виновником ее смерти, это стало для всех огромным потрясением. После того как они развелись, Ольга сообщила, что у нее кто-то появился. Игорь пережить этого не смог.
— Об этой ужасной трагедии в свое время много писали. Сообщалось, что Игорь нанес жене множество ножевых ранений, потом расчленил тело и спрятал в кофр. И что именно Мстислав Запашный уговорил брата прийти с повинной в милицию...
— На самом деле первый, кому Игорь сообщил о случившемся, был Слава.
Игорь вызвал его с какой-то партконференции и все рассказал...
Слава за брата очень переживал. А вот Вальтер Запашный сказал: «У меня нет больше брата».
Мы Игорю в тюрьму и посылки посылали, и письма писали... Слава ездил к нему на свидания.
Это произошло, когда Запашные были на пике славы, в Париже их называли «Колумбами советского цирка». А тут такое... Эта история потрясла, как взрыв атомной бомбы...
Помню, в цирке из-за того, что мы со Славой поддерживали Игоря, нас встречали ледяным холодом, будто это мы совершили преступление. Многие — от артистов до уборщиц — язвительно сообщали: «К вам тут только что следователь приезжал, на допрос вызывает...»
Впрочем, в цирке нас окружали не только злопыхатели.
Те друзья, кто у нас бывал, так и остались с нами...
После выступления порой все скидывались по рублю, бутылочку винца покупали, кто-то пельмени приносил, кто-то — жареную картошку, и получался грандиозный пир! Вкусно, весело, засиживались сильно за полночь...
И Эля, и маленький Слава привыкли спать при шуме, разговорах и смехе. Кажется, если бы в нашем доме наступила тишина, дети не поняли бы, что случилось.
У нас была замечательная семья, открытый дом, и все бы хорошо, если бы не Славин характер. Уж очень он любвеобильный всегда был...
— А вы с этим мирились?
Закрывали глаза?
— На многое закрывала, но не на все. Однажды в наш воздушный номер пригласили новую артистку. Вот тут и началась «рапсодия Листа номер триста». Со Славой на тот момент я прожила уже девять лет...
Запашный с появлением новенькой стал сам не свой — это было заметно невооруженным глазом. Мы начали ссориться. Знаете, есть такие мужчины: могут влюбиться, но при этом понимают, что дом — это крепость и жена — основа всего. А Слава, если увлекался, просто голову терял.
Новенькая имела интересную привычку: она по всему цирку разгуливала с дневником — это Слава велел ей записывать, сколько каких упражнений она сделала.
Но, как потом оказалось, упражнениям в своем дневнике она посвятила только незначительную его часть...
Их роман развивался стремительно, а поскольку все происходило у меня на глазах, то однажды я не выдержала и решила встретиться с соперницей.
Дело было в Волгограде. Одиннадцать утра, звоню в дверь, она тут же открывает — думала, Слава. А тут я. Захожу. «Ну здравствуй, — говорю, — Наташа. Пришла посмотреть, как живешь...» Она оторопела. Вдруг раздается телефонный звонок. Мы обе бросаемся к аппарату, подозревая, что звонит Запашный, и в результате вдребезги его разбиваем. Наташа из комнаты выскочила, а я осталась. Замечаю на столике ее дневник. Открыла — и замерла. Там целая летопись: и где они со Славой были, и куда ездили — полный отчет...
У меня руки задрожали. Я дневник спрятала. Смотрю — где же Наташа? Оказывается, дверь захлопнула и убежала...
А мне в цирк срочно надо, у меня дневной прогон на публике. Что делать? Как из запертой квартиры выбраться? Оглядевшись, увидела швейную машинку с длинным и прочным шнуром. Я этот шнур к балконным перилам приладила — хорошо, что Наташа жила на втором этаже, а не на десятом, — спустилась по нему и спрыгнула вниз. Как была в туфлях на платформе, так и спрыгнула. Приземлилась удачно на глазах удивленных прохожих.
В любом другом случае я Запашному все тут же и высказала бы — Наташин дневник я забрала с собой, — но на меня вдруг снизошло какое-то олимпийское спокойствие. Слава ко мне перед выступлением подошел, а я и бровью не повела.
Он молчит, и я молчу.
С того дня много времени прошло, и вот однажды разговор про Янтарную комнату заходит — где она спрятана. Тут Слава вступил: «Что толку об этом говорить? Доказательств-то нет...» Я отвечаю: «Доказательства есть...» То, что речь не о Янтарной комнате, а о его романе, муж тут же понял. Был в хорошем расположении духа, а тут сразу посуровел. Потом потребовал: «Так, отдавай дневник...» «Нет», — говорю. Дневничок этот, кстати, у меня до сих пор лежит...
— Прощения у вас муж не просил?
— Это не в его характере. Правда, был один случай. После очередного увлечения Славы я собрала его чемодан и сказала: «Все. Уходи». Тогда он пообещал: «Больше этого никогда не повторится...»
Но слова, к сожалению, не сдержал.
Как-то Наташа решила передать ему записку. Слава стоял в воздухе на трапеции, и я, заметив листочек у нее в руках, тут же его выхватила. Запашный мне сверху кричит: «Отдай немедленно!» — но я уже выскочила с манежа и убежала из цирка. Недалеко кладбище было. Пришла на погост, села у какой-то могилки и стала читать излияния соперницы, предназначавшиеся моему мужу... А у самой слезы текут. Казалось, какая-то часть меня в тот момент и впрямь умерла и осталась на том кладбище...
Роман их продолжался довольно долго, до возвращения с гастролей из Турции. Тогда я поставила мужу ультиматум: «Если эта девушка появится в цирке и в следующем городе, я уйду...» Даже написала заявление на его имя: «Прошу освободить меня из всех номеров, в которых я занята...»
Запашный эту бумагу порвал. Правда, Наташа с нами уже не поехала...
Впрочем, это совсем не означает, что их отношения закончились. Она родила Славе сына, Запашный ее долгое время поддерживал, помогал с работой... Я об этом много позже узнала.
— Как вы находили в себе силы прощать?
— Любила, вот и находила. Понимаете, Слава ведь не просто женщин любил, он вообще любил жизнь. В нем столько энергии было! Не случайно он массу уникальных аттракционов придумал, одним из которых стал «К звездам».
Около центрального форганга появлялась ракета, которая взмывала вверх, и под куполом цирка в темноте возникали две пары гимнастов — мы со Славой и его сестра Анна с племянником Валерием.
А надо заметить, что в те времена не было ультрафиолетового света, и нас вверху никто бы не разглядел.
Так Слава придумал покрыть костюмы фосфоресцирующей краской, а под куполом еще установил маленькие кабинки с лампами накаливания, в которых эта краска «проявлялась бы».
Помню, я чуть не задохнулась, когда в первый раз оказалась в такой кабинке. Жара и духота адские, воздуха нет совершенно, а краска все не нагревается и не нагревается... Потом, вырвавшись из печки, надо еще успокоить дыхание и синхронно исполнить трюки, переходя с одного вращающегося спутника на другой...
Чего нам это стоило, один бог знает. В цирке ведь так — надо постоянно терпеть и превозмогать себя. И каждый раз по новой. Вчерашний успех — уже не успех. День прошел — и все надо доказывать заново...
Однажды за кулисами перед репетицией меня в спину сильно лягнула лошадь. Удар пришелся в сантиметре от позвонка. Боль была такая, что я тут же отключилась. Пока меня несли, чтобы куда-то положить, казалось, гитлеровцы на пытку волокут.
В больнице я застряла на целый месяц — парализовало всю нижнюю половину тела.
Слава тогда сильно за меня перепугался. Примчался в палату с совершенно опрокинутым лицом. Работать вместо меня было некому, и тогда нам очень помог сын, Мстислав- младший.
Он впервые вышел на манеж поддержать отца.
...После моего расставания с Запашным дочка и сын заменили меня в аттракционе «Слоны и тигры». Наши дети выросли в больших артистов, в 1994 году став лауреатами международного конкурса в Италии.
Через месяц, когда подвижность восстановилась, все вошло в привычную колею. Мы снова сутками пропадали на работе, и времени на себя уже не оставалось...
Потом был аттракцион «Слоны и тигры», прогремевший на весь мир. Слава впервые вывел на манеж животных, которые в природе несовместимы. Когда только задумывался номер, ему говорили: «Это невозможно, будет полный провал...» Помню, из Индии прислали маленькую слониху Рани.
Зрители ее просто обожали...
...Дело было на гастролях в Туле. Вначале все шло как положено. Пять тигров сидели на тумбах, а мы со Славой верхом на слонах объезжали манеж. И вдруг один из тигров, Васька, кинулся на Рани и ухватил ее за ногу. Слониха так перепугалась, что сломала заграждение, смела ворота и помчалась по коридору к служебным помещениям. Слава сидел на втором слоне, а Рани была моя... Как я успела спрыгнуть с ее спины — до сих пор не понимаю. Еще мгновение, и было бы поздно...
Слава сделал знак: «Держи животных», а сам устремился за Рани. Она забежала на конюшню, это ее и спасло: стоявшая там лошадь сильно лягнула тигра, он разжал челюсти, и слониха с дверной рамой на шее выбежала на улицу.
...Хорошо помню свои ощущения в те мгновения, пока ждала возвращения Славы: на меня смотрели четыре пары желтых глаз, в центре манежа замер перепуганный слон, и любое движение, любой жест могли привести к тому, что все тигры бросились бы на слона или на меня.
Произойти могло что угодно. Я сказала себе: «Успокойся. Соберись. Ты сможешь... У тебя получится...»
И держала животных, пока на манеже не появился Слава с Рани. Оба перепачканные, в крови. Слава решил повторить аттракцион с самого начала и обратился к зрителям: «Кто хочет, может покинуть зал...» Ни один человек не двинулся с места.
Муж снова прогнал весь номер от начала до конца. Подчинил животных своей воле.
Когда человек обладает такой силой, для творчества это очень хорошо. Сильные люди двигают мир вперед. И в личной жизни тоже следует быть сильным. Но порой надо и уступить.
А Слава этого не умел...
Несмотря на то что никаких увлечений у меня не было, с годами Славина ревность только усиливалась.
Он вспыхивал как спичка. Достаточно было того, чтобы рядом со мной прошел какой-то мужчина или я с кем-то заговорила.
Тогда он мог и выпить крепко, а однажды так распалился, что поднял на меня руку.
Я предупредила: «Только попробуй еще когда-нибудь меня тронуть...» И он почувствовал, что этого я ему точно не прощу.
Больше рук не распускал.
Но у него всегда был в запасе другой способ сделать мне больно — завести роман...
Мы начали репетировать «Спартака», сценарий написали специально для меня и Славы, все трюки мы должны были исполнять без дублеров. А в кордебалет требовались новые артисты. Тогда и появилась Ирина...
Однажды Слава вернулся домой и сразу вышел на балкон. Вижу, он кому-то рукой машет, смотрю — там Ирина...
Еще случай был. Мы со Славой сидели в ресторане — у кого-то был день рождения. После застолья он говорит: «Ты иди домой, а мне еще в цирк надо забежать, кое-что проверить...» «Хорошо...» — говорю, а сама — за ним.
Прокралась незамеченной до самого цирка, потом каблучки сняла и за Славой по коридорам. А он огляделся по сторонам, зашел в гримерную и куда-то звонит. Стою под дверью и слышу: «Алло, роднуля, я так тебя люблю, так скучаю...» Тут я уже не выдержала. Зашла и как заеду ему каблуком со всей силы! У него кровь потекла. Он лицо закрывает: «Ляля, ты что! Помоги!..» Я развернулась и молча ушла.
...Когда все это происходило, мне так плохо было, что толком и не понимала, что делаю. Когда совсем невмоготу стало, как когда-то с Наташей, решила пойти посмотреть сопернице в глаза...
Пришла к Ире утром. Она открыла дверь — растрепанная, ненакрашенная. И кажется, такая глупость, но на секунду мне вдруг легче стало — оттого что она никакая, моль бесцветная...
...Кстати, было время, когда и первая Славина любовь, Наташа, и вторая, Ира, работали в одной программе в московском цирке-шапито.
Как-то прихожу на выступление, нас с дочкой посадили в ложу. Сначала на манеже появилась одна Славина пассия, потом другая... Я кожей чувствую, что изо всех уголков на меня устремлены десятки глаз. Все же в курсе того, что происходит, — Запашный фигура видная, и люди ждут, как я отреагирую. А я улыбнулась и едва ли не первой начала аплодировать и одной девушке, и второй. Будто все в полном порядке. А что у меня на душе творилось, не видел никто...
— Вы и после истории с Ириной стерпели? Не ушли?
— Тогда все и закончилось. Как-то враз решение созрело.
Если годами терпишь, прощаешь, когда-нибудь наступает предел. Словно внутри распрямляется пружина, до этого сжатая. И понимаешь: больше нет сил терпеть.
Славе сказала: «Я от тебя ухожу». Он ответил: «Подумай, что ты делаешь. Обратной дороги не будет...»
...Я собрала вещи и уехала в Кисловодск. В поезде пережила и ужас, и отчаяние, и надежду. Мы все-таки сильно друг друга любили и прожили рядом четверть века. Сразу все не перечеркнешь... Иногда казалось: Слава поймет, что наделал, одумается и позовет меня обратно... Но не случилось. Я Славе письма писала, как Ванька Жуков, — без адреса. Писала и слезами обливалась. Утром все рвала. И снова писала.
Ира, из-за которой мы расстались, стала женой Запашного.
Они через пару дней после моего отъезда уже жили вместе, потом поженились, начали выступать...
А меня Слава стер из своей жизни, словно ластиком по бумаге прошелся, раз — и нет... Вычеркнул мое имя из списка на присуждение Госпремии и звания народной артистки, очень скупо упоминал обо мне в интервью или вообще отмалчивался. Однажды обмолвился, что встретился с Ириной, когда был уже свободен, и они вместе воспитывали наших детей. Только забыл добавить, что дочери к тому времени исполнилось двадцать семь лет, а сыну — двадцать четыре, Мстислав-младший сам к тому времени стал папой...
...Когда так долго проживешь с человеком, как мы со Славой, когда столько сил отдано цирку, очень трудно начать все сначала.
Особенно без поддержки, рассчитывая только на собственные силы.
Честно скажу: за последующие четыре года я прошла все стадии отчаяния — казалось, что и как артистка я никому не нужна, и в личной жизни уже ничего не произойдет. Мужчины любят легких, беззаботных женщин, а меня словно плита к земле придавила...
В моей жизни уже был период, когда после гибели первого мужа думала, что вернуться на манеж не смогу. Но смогла. Преодолела себя. Вот и после разрыва с Запашным наступил момент, когда я сказала себе: «Пора начать все с чистого листа».
Как-то я взглянула на себя в зеркало: глаза заплаканные, красные, сигарета в зубах — я после расставания со Славой много курила, — самой страшно стало от этой картины.
Однажды ко мне в магазине подошел симпатичный мужчина.
«Девушка, можно с вами познакомиться? Можно ваш телефон?» — он еще долго шел за мной. Из этого знакомства ничего не вышло, телефон я не оставила. Но когда пришла домой, впервые за долгое время внутри тепло появилось. Если на меня обращают внимание мужчины, значит, не все потеряно.
...Я выступала с небольшим номером-иллюзией, когда меня увидел импресарио из Бельгии. Номер ему понравился. И я получила приглашение работать в Европе, Японии, Корее, США... О таких больших турах я уже и не мечтала. А потом в моей жизни появился Вася. После бурь и гроз снова выглянуло солнце...
Это произошло на гастролях в Риге. Я жила в гостинице со своим французским бульдогом по кличке Рэм. Рэм очень общительный, все время убегал из номера в коридор и однажды вернулся с Васей.
Тот его печеньем угостил... Так мы познакомились, а потом и встречаться стали.
Вася окончил мореходное училище в Херсоне, а когда в город приехал цирк-шапито, устроился туда подработать. Начинал как униформист, а вскоре Айрат Вильданов позвал его ассистентом в свой аттракцион «Медведи на лошадях».
Вася не торопил меня, не подгонял события. И я очень благодарна ему за это.
Вот любопытный момент: когда я встретила Васю, то и со Славой отношения улучшились. Может, мы простили друг друга. Не знаю... У нас общие дети, внуки и общее прошлое. Пусть иногда грустное, но и прекрасное...
...С Васей мы вместе уже семнадцать лет, и я от него не жду предательства... Хотя я и старше, совершенно не ощущаю этого, потому что Вася намного мудрее, я за ним на самом деле «за мужем», как за каменной стеной...
Только от Васи я услышала: «Ты у меня такая красивая!» Он это может повторять вновь и вновь, и я каждый раз ловлю себя на том, что радуюсь как ребенок — мне в жизни никто ничего подобного не говорил...
Однажды на мое выступление пришел Запашный. Когда программа закончилась, он опустился на колено и протянул мне огромный букет белых роз. Я поставила их в угол, попрощалась и бегом из цирка. Слава такого, думаю, никак не ожидал. А меня просто дома Вася ждал, я к нему торопилась...
Вместе с мужем мы выступаем с номером «Иллюзия-трансформация», сделали новый номер «Шутки-мишутки» с медведицей Машей, которую подобрали на пилораме под Сочи. Маша оказалась прекрасной артисткой. Сейчас готовим новый проект «Морская Одиссея», где совмещены несколько цирковых жанров.
Некоторое время назад я думала: все, хватит кочевать, пора осесть дома. Но дома мы с Васей можем пробыть дней пять, а потом снова тянет в дорогу. Впереди ведь столько интересного!
Благодарим салон «Интерни» за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram