Мощный мотор тихо урчит, огромный представительский Horch медленно едет по крайней правой полосе, около тротуара. На крыле развевается флажок нацистской партии, за рулем — Карл Бауэр, бывший гонщик и обер-штурман СА (старший солдат штурмовых отрядов), человек, который может выжать из этой машины все. Эрик Ян Хануссен, личный астролог Гитлера, знаменитый ясновидящий, владелец выходящего тиражом двести тысяч экземпляров еженедельника Berliner wochenschau и журнала Die andere Welt, санатория, яхты, двух особняков и семи квартир, сети магазинов по продаже оберегов и линии косметики, которую он же и рекламирует («Покупайте чудодейственный крем!
Мужчинам он возвращает силу, женщин делает плодовитыми!»), сидит на заднем сиденье, откинувшись на мягкие кожаные подушки. Хануссен, невысокий человек с оливково-смуглой кожей, глубоко посаженными карими глазами и темными набриолиненными волосами, велел шоферу ехать медленнее — он никуда не торопится, ему надо подумать. Машина тащится на второй передаче, еле-еле обгоняя шагающих по мостовой прохожих — мужчин в длинных пальто и широкополых «борсалино», дам, кокетливо сдвинувших набекрень шляпки-таблетки: эта дурацкая мода пришла в Берлин в прошлом году и продержалась до весны 1933-го. Хануссену она не нравилась: ему казалось, что даже красивых женщин эти шляпки делают похожими на кур.
Это его город, в другом месте он не сделал бы такой карьеры. Теперешний Берлин не зря называют «новым Вавилоном»: в нем десятки тысяч шлюх обоего пола, триста пятьдесят кабаре, больше сотни ясновидящих, тут возникают и лопаются состояния, любой бойкий, обладающий хоть какими-то способностями и изрядной долей наглости проходимец может рассчитывать на свои пять минут славы. И все чувствуют зыбкость этой блестящей жизни, всех тревожит кажущееся непредсказуемым и опасным будущее. Хотите знать, что с вами случится завтра, послезавтра, через год? Тогда вам к Эрику Яну Хануссену: в Берлине много ясновидящих и астрологов, но он — лучший, его предсказания почти всегда сбываются. Он приехал сюда бедняком, а теперь вот едет в стоящем целое состояние автомобиле и любуется женскими ножками, обтянутыми узкими юбками, и головками в шляпках.
Вон та, что идет около витрины, совсем недурна: высокая, стройная, с гордо поднятой головой — даже дурацкая таблетка ее не портит. Хануссен тронул шофера за плечо, тот слегка нажал на газ. Машина обогнала женщину, Эрик увидел густые светлые волосы, высокий лоб и упрямо вздернутый подбородок, и его сердце замерло. Это была баронесса Правиц, женщина, которую он бросил год назад./
Хануссен вышел из машины и пошел за ней, а Horch медленно полз следом. Он окликнул ее: «Верена!», баронесса обернулась, подняла на него глаза и тут же пошла дальше, ускоряя шаги. Хануссен следовал за ней как тень: над одними людьми он не имел власти, с другими мог делать все что угодно, Верена Правиц относилась к последним, и Хануссен знал, что в конце концов баронесса с ним заговорит.
Они познакомились несколько лет назад на его выступлении в Вене. Тогда Эрик Ян Хануссен еще не был знаменит и выступал в небольшом зале, рассчитанном на двести мест, но о том, что происходит на представлениях ясновидящего, в городе рассказывали чудеса. Баронесса Правиц была любопытна — она купила билет, но первая часть зрелища ее разочаровала. Провидец был похож на мелкого мошенника: некрасивый, неловкий, с преувеличенно вкрадчивыми манерами, и то, что он делал, не требовало особых талантов. В качестве своей первой жертвы Хануссен выбрал сидевшую в первом ряду толстуху.
— …А теперь, мадам, я расскажу о вашей жизни. Ваш первый муж погиб на войне…
— Это так.
— Второй с вами развелся.
— И это правда.
— С третьим покончила автомобильная катастрофа… А сейчас… Мадам, впереди самое интересное! Сейчас вы собираетесь выйти замуж за человека на восемь лет моложе вас. Из этого ничего не выйдет, мадам. Четвертый муж окажется намного старше. Я мог бы назвать его имя, но есть ли в этом смысл?
Зал хохотал, полная дама медленно побагровела, баронессе пришло в голову, что более жалкого зрелища она еще не видела, не уйти ли ей с представления прямо сейчас? Продолжение, однако, оказалось удачнее.
Свет в зале померк, фиолетовый луч театрального прожектора осветил лицо Хануссена, и он стал похож на злого кобольда из старой легенды.
— Семь дней назад в пригороде Вены был убит бакалейщик.
Никто не знает, кто это сделал. Столько версий… Столько предположений… Всем вам известно об этом случае, дамы и господа. А сейчас я скажу вам нечто важное… Завтра вы прочтете об этом в газетах… Дайте мне немного времени, я должен сосредоточиться.
Зал молчал, словно загипнотизированный. После небольшой паузы Хануссен продолжил:
— Я вижу убийцу! Он молодой, высокий, белокурый. Его зовут Вальтер. Он собирается покинуть город. Я вижу его на железнодорожной станции… Поезд приближается… Горят огни… Они все ближе… И Вальтер… Вальтер… Тут Хануссен вскрикнул:
— Это случилось!
Убийца упал на рельсы! Поезд его переехал, он мертв! Взгляните на свои часы, дамы и господа, сейчас без четверти десять. Не забудьте сопоставить то, о чем я вам сейчас сообщил, с репортажами, которые появятся в завтрашних газетах. А сейчас прошу меня извинить… Мне нужен пятнадцатиминутный перерыв.
Взбудораженная публика потянулась в фойе, баронесса Правиц решила остаться на второе действие. Хануссен вышел на сцену не через пятнадцать, а через десять минут. Он спустился в зал, сел рядом с ней и сказал, что хочет поговорить.
— Вы решили собрать материал для вашего следующего действа?
— Я и так знаю о вас все, что мне нужно.
Вам двадцать два года, вы замужем за человеком, который вам не мил. Детей у вас нет, хоть вы их и хотите. Вы любите теннис и танцы. У вас репутация холодной и сдержанной женщины. Поправьте меня, баронесса, если я в чем-то ошибся.
— Все правильно, ваши детективы поработали на славу.
— Мои детективы — разум и интуиция.
— Я ничего не имею против того, что вы делаете из человеческой глупости, но, бога ради, не принимайте себя слишком всерьез. Это скучно.
Хануссен взглянул баронессе в глаза:
— У меня есть средство убедить вас в том, что я не фокусник, мадам. Вы дорого заплатите за свои сомнения. Поглядите на меня как следует и подумайте о том, может ли такая женщина, как вы, влюбиться в такого, как я?
— Вы сумасшедший…
— Через четыре недели вы оставите мужа и станете моей любовницей.
Вы отыщете меня в Берлине, нам будет хорошо вместе, но продлится это недолго. Я не могу быть долго верен одной женщине, ваша жизнь превратится в ад. У меня будут другие любовницы, и в конце концов я вас брошу. А теперь идите домой, мадам, и постарайтесь поскорее разделаться с вашим толстячком-бароном. Мне не терпится сломать вашу жизнь.
Баронесса встала и ушла, Хануссен вернулся на сцену. Предсказание оказалось ошибочным: она отыскала его не через четыре недели, а через два месяца.
Баронесса Правиц стала его ассистенткой, их совместные выступления длились до тех пор, пока он ее не бросил, — с тех пор Эрик о ней не вспоминал. Но сейчас ему было так одиноко и страшно, что он был готов идти за ней вплоть до Потсдама. Вскоре баронесса с ним заговорила, и через полчаса они вошли в ее квартиру — маленькую, бедно обставленную клетушку на верхнем этаже многоэтажного дома. Когда она ушла к Хануссену, от нее отвернулась родня, после их разрыва у нее осталось всего двести марок и бриллиантовое кольцо. Но Верена Правиц не пропала: баронесса стала моделью, кое-какие деньги приносило ее детское хобби, ставшее профессией. Она отлично вырезала по дереву, и в крохотной кухоньке ее квартиры стояли симпатичные деревянные оленята, лани и зайцы. Хануссен поднял брови: — Это тебя кормит?
— Более или менее.
Они хорошо продаются, к тому же теперь я довольствуюсь малым.
Он тяжело сел на стул и опустил голову на руки: Хануссен хотел пожаловаться и попросить совета, но не знал, с чего начать, к тому же он боялся сказать лишнее. Но баронесса читала газеты и знала, что происходило вокруг него в последние месяцы. Она первой заговорила о том, что его тревожило:
— Боже мой, Эрик, зачем тебе сдались эти нацисты?
Хануссен вздохнул, и это было больше похоже на стон:
— Ты ничего не понимаешь. За Гитлером будущее, я это вижу. Но сейчас… В последнее время мне... Не знаю, как и сказать…
В общем, мне кажется, что я должен погибнуть.
Баронесса поставила на стол чашки и начала разливать кофе.
—Ты и раньше делал предсказания, которые не сбывались.
Ее бывший любовник покачал головой:
— Это не то. Я все чувствую очень ясно, но тем не менее не могу себе поверить. Моя смерть ходит рядом. Но ведь она никому не нужна!
— Так, может, тебе лучше уехать?
Хануссен хмыкнул:
— А дела? Каждое выступление приносит тысячу марок, частные клиенты платят в несколько раз больше. Я открыл Дворец оккультизма.
Фюрер обещал сделать меня ректором института парапсихологии. Мне принадлежит издательский дом, мои предсказания влияют на биржевые котировки. Я собираюсь купить Berliner Tageblatt и всю газетную империю Моссе Ферлага.
Баронесса подняла брови:
— Откуда у тебя такие деньги?
— Неважно. Деньги я найду. Знаешь что? Возвращайся ко мне. Мы исправим все то, что было, а я научусь жить с одной женщиной…
Баронесса Правиц поставила на стол чашку с недопитым кофе и взглянула в глаза Эрику Яну Хануссену.
На самом деле его звали Герман-Хаим Штайншнайдер. Говорили, что он сын смотрителя синагоги, а может, и племянник раввина, но это было не так.
Баронесса знала, что отцом Эрика был цирковой артист, еврей, соблазнивший дочку еврейского торговца мехами. Она сбежала вместе с ним, но отец нашел их с полицией и отправил в тюрьму. Эрик родился в доме предварительного заключения, потом Моисей Коэн вернул дочь и внука домой. Но Зигфрид Штайншнайдер был упорен: он выкрал Элию и ребенка, и они кочевали по Австрии и Германии с бродячим цирком. Эрик вырос за кулисами. Он был фокусником, наездником, акробатом, позже стал силачом и разрывал бутафорские цепи, выучился гипнозу... Оставив родителей, Эрик Штайншнайдер пустился на поиски счастья с труппой маленького шапито: хозяин цирка каждое утро приветствовал его фразой: «У тебя нет ни красоты, ни таланта, ни друзей, твоя компания — дешевые шлюхи. Так вставай же и радуйся очередному дерьмовому дню!»
Позже Эрик Штайншнайдер сбежал вместе с его женой, заодно прихватив выручку. В Вене он подвизался в мелких газетках, печатая заметки об адюльтерах, заодно молодой человек промышлял сеансами гипноза. Женщина, подобная баронессе, не могла полюбить такого, как он… И все же это произошло. Может, Эрик ее загипнотизировал? А может быть, дело в том, что мелкий мошенник, проходимец, хватавшийся то за одно, то за другое, со временем стал другим? Он и шарлатан, и гений одновременно, быть рядом с таким человеком опасно. Однажды Эрик уже сломал ее жизнь, теперь она может погибнуть вместе с ним…
Баронесса Правиц покачала головой:
— Нет, мой дорогой. Нельзя вернуть то, что ушло.
Эрик Ян Хануссен встал, сказал: «Прощай», аккуратно закрыл за собой дверь и начал спускаться по лестнице, забыв шляпу наверху. Может, надо было приказать ей, напророчив, что она к нему вернется? Но он чувствовал — его сила убывает, и не был уверен в том, что это стоит делать.
Какой тяжелой оказалась эта весна! И все же надо надеяться на то, что его дела пойдут на лад…
Вернувшись к себе на Курфюрстендамм, 26, он отпустил шофера. Дома его встретил Джино Исмет, помощник, секретарь и ассистент — он сменил баронессу, и пользы от него было гораздо больше. Бедная Верена так и не свыклась со своей новой ролью: она жалобно улыбалась публике, путалась и краснела. Джино он встретил в ночном клубе, молодой человек ухаживал за двумя девушками сразу.
Когда те, хихикая и перешептываясь, ушли в дамскую комнату, Хануссен предложил ему выпить и спросил, не перебор ли это для того, кто не знает, как заплатить за комнату в дешевой меблирашке.
— Вы бывший австро-венгерский офицер, денег у вас нет и не будет, в Берлине вы ничего не добьетесь. Идите-ка ко мне в помощники: я положу вам тысячу марок в месяц, и это только начало. Соглашайтесь, мы славно поладим — вскоре у вас появится собственная машина, и вы женитесь на самой хорошенькой барышне в городе…
Ошеломленный Джино спросил, что ему придется делать.
— Смотреть и слушать. Ко мне на прием приходят разные люди, вплоть до министров.
Вам надо будет узнавать о них все, что возможно, если понадобится, вы обшарите карманы их пальто в моей прихожей. Подложите им женщин. Напустите на них детективов. Я не люблю заниматься лишней работой.
На вопрос о том, для чего это ясновидящему, Хануссен лишь пожал плечами. Джино согласился — и вскоре стал его правой рукой. Он нанимал частных детективов и следил за счетами, вызывал такси засидевшимся на Александерплац девушкам, коллекционировал слухи, заводил нужные знакомства. На этот раз он не сказал ничего приятного: те, с кем Хануссен хотел бы поговорить, словно провалились сквозь землю. Обер-группенфюрер СА граф фон Хельдорф не звонил уже неделю, не дал о себе знать и сегодня. Не появился и группенфюрер Карл Эрнст, начальник берлинских штурмовиков, любовник начальника штаба СА Эрнста Рема.
Гиммлер, до сих пор бывший одним из самых рьяных его поклонников, больше не звонил, а его секретари говорили, что шеф занят и свяжется с господином Хануссеном позже. Это было плохо — он собирался просить своих друзей из СА и СС, чтобы они убедили банки дать ему кредит: деньги были нужны для покупки газетной империи вовремя эмигрировавшего Моссе. Она могла уплыть из рук, решать надо было сейчас, а его друзья молчали, и это ему не нравилось.
Кое-что, впрочем, обнадеживало: Джино сказал, что ему звонила Хейди, старая знакомая, одна из его многочисленных девушек. Они расстались друзьями, сейчас Хейди работала у Эрнста Рема, в секретариате штаба штурмовых отрядов. Наверное, у нее есть хорошие новости, может быть, ее попросил связаться с ним Хельдорф или Эрнст…
Хануссен позвонил ей, но она не взяла трубку, а дозваниваться было некогда — нынешним вечером он давал представление в Scala.
Проводив шефа, Джино расположился в его любимом кресле с сигарой и бутылкой виски: он должен был дождаться Хануссена и доложить ему о посетителях и звонках. Работа действительно оказалась непыльной: они начали с тысячи марок, потом его жалованье удвоилось, но он себя по-прежнему не перетруждал — роль Фигаро при ясновидящем его устраивала. Потягивая виски шефа, Джино думал, что все было бы проще, окажись Хануссен заурядным мошенником, — тогда бы Джино точно знал, чего следует ждать. До поры до времени все, что он узнал о Хануссене, сходилось, а потом начиналась чертовщина, которая сильно его беспокоила.
Штайншнайдер бежит с кассой бродячего цирка и женой директора.
Потом он появляется в Вене: жены директора с ним уже нет, но кое-какие деньги в его бумажнике еще имеются. Герман-Хаим (теперь он называет себя Гарри) собирает труппу и отправляется в Турцию с новой опереттой Легара. Гарри Штайншнайдер обещал владельцу театра полные сборы, а в финале — фейерверк с инициалами султана Абул-Хамида. Билеты продавались неплохо, но администратор исчез вместе с выручкой еще до начала представления. Спектакль принимали так вяло, что актеры начали разбегаться — отпев свои партии, они исчезали. К финалу остались только сам Гарри и сопрано Бетти Шостак, хозяин театра решил, что его будут бить, и тоже удрал. Штайншнайдер вышел к публике, извинился за то, что представление не удалось, и сказал, что его и Бетти все бросили и фейерверка не будет.
Он был так трогателен, что публика скинулась и собрала деньги на два билета до австрийского порта Пула. Гарри купил два билета третьего класса на лайнер «Барон Бек».
Каюты третьего класса размещались в трюме, а Штайншнайдер хотел ехать в первом, на палубе. Он пошел к капитану и выдал себя за знаменитого баритона Тита Руффо: за два билета первого класса Гарри обещал устроить концерт. Петь самозванец решил, когда лайнер окажется около Пулы, — не выбросят же его, в самом деле, в воду? На всякий случай он начал заматывать шею шарфом и покашливать, решив сослаться на внезапно скрутившую его ангину.
Штайншнайдера не выбросили за борт, он сошел на берег героем. На корабле плыл индийский факир, публика упросила его дать представление — но перед началом индус объявил, что его змеи расползлись по всему кораблю. Началась паника, изловить змей взялся украшение корабельного общества красавец граф Монтегацца, перед этим он попросил пассажиров собраться на верхней палубе… Змей граф собрал, но успех достался Гарри — он сунул руку в отчаянно шипящую корзину и вытащил оттуда полную пригоршню драгоценностей и несколько золотых часов.
Опытный циркач сразу узнал безобидных ужей.
Граф и факир оказались бывшими цирковыми акробатами братьями Пиретта: они были замешаны в кражах, и австрийская полиция разослала их фотографии всем директорам цирков.
Гарри давно догадался, с кем имеет дело, но капитану и пассажирам сказал, что на эту мысль его натолкнули запах театрального грима, который исходил от «индуса», и полустертая татуировка на его руке, сделанная на языке немецких цыган. Потом Штайншнайдер учился ясновидению у венской знаменитости, мага Джо Лаберо. Тот полагал, что прошлое и будущее можно прочесть по лицу человека: надо лишь уметь считывать реакции того, с кем ты говоришь, и они расскажут все. Тогда-то он и обзавелся звучным скандинавским псевдонимом Эрик Ян Хануссен. Шеф уверял, что дар ясновидения — настоящего, не фальшивого — пришел к нему, когда Бетти умирала в клинике для раковых больных. В это время он выступал в кабаре: почувствовав, что у его подруги началась агония, Хануссен потерял голову и рассказал тем, кто сидел в зале, все, что легло ему на язык.
Это оказалось правдой, но было так неприлично и страшно, что хозяин кабаре немедленно его уволил. Во время войны он сначала возглавлял похоронную команду, а потом — отряд лозоходцев, искавших источники чистой воды, тогда-то и напророчил своему начальнику рождение дочки (у Хануссена были друзья в штабе, и он первым прочел письмо жены своего капитана). Конвоировал в Вену дезертиров-чехов и так с ними сдружился, что те пропили его ботинки, шинель и винтовку. Сам Хануссен в это время ходил по городу в штатском и вел переговоры с импресарио о своих будущих выступлениях. Все это было бы забавно — но порой шеф пугал Джино до дрожи.
Два месяца назад Джино Исмет сделал предложение прелестной девушке, англичанке Грейс Кэмерон, победительнице конкурса красоты.
Грейс его приняла, но когда он сказал об этом шефу, тот помрачнел и стал его отговаривать: «Брак всегда глупость, друг мой, в вашем же случае это безумие. Женитесь на ком вам угодно, только не на ней». В чем тут дело, Джино узнал у невесты: оказывается, Хануссен тоже за ней ухаживал, но она ему отказала. Тогда ясновидящий сказал, что ей не стоит надеяться на хорошее будущее и он для нее совсем недурная пара.
— Вокруг вас вьется много прекрасных молодых людей, а я почти уродлив, необаятелен, дурно воспитан и до кончиков волос пропах табаком. Я предлагаю вам не брак, а сожительство, но, поверьте мне, бывают вещи и хуже. Вскоре вам сделают предложение, и вы его примете. Беда в том, что муж убьет вас и вашего будущего ребенка…
Джино и Грейс решили не обращать внимания на слова Хануссена: мало ли что может сказать отверженный поклонник?
Но сейчас ему было жутко: слишком многое из того, что предсказывал Хануссен, сбывалось.
Хейди, девушка из СА, позвонила опять, но Хануссена не было дома, а ничего передать ему она не захотела.
Этим вечером ясновидящий был в ударе. Сначала он описал историю фрака, надетого на одном из зрителей Scala, рассказал, сколько раз его продавали и перелицовывали. Потом сообщил публике, что владелец перелицованного фрака не простой зритель, а налоговый инспектор, пришедший сюда, чтобы убедиться, не занижает ли администрация Scala число посетителей и не мухлюет ли с выручкой.
Это была закуска, основным же блюдом стал прекрасно одетый, сдержанный, очень прусского вида господин с дуэльными шрамами на правой щеке.
— Бог мой!.. Я вижу четырехэтажное здание… Минутку… Оно около Александерплац. Скорее вызовите пожарных! Нынешним вечером ваш банк сгорит, счет идет на минуты. В денежном хранилище загорится проводка, в вашем распоряжении есть три минуты пятьдесят секунд. В сейфах — триста шестьдесят тысяч марок, поторопитесь, если хотите их спасти… Теперь у вас три минуты двадцать секунд — чего же вы ждете?!..
Публика затаила дыхание. Высокий, подтянутый, сохраняющий неподвижную мину банкир медленно встал. Хануссен позвонил в колокольчик и велел портье проводить господина к телефону.
Через минуту на улице раздался вой пожарных сирен. Когда к банку приехали три экипажа, проводка только-только загорелась.
Домой Хануссен возвращался разбитым. Он любил, когда к нему приходило вдохновение — ощущение пустоты во всем теле, странной легкости, чувство, что через тебя говорит кто-то другой… Это было ярче и острее оргазма, но платить за такие минуты приходилось страшной усталостью. Хануссен сидел, откинувшись на спинку мягкого, обтянутого кожей заднего сиденья Horch, и вяло думал о том, не переборщил ли он, не ошибся ли в расчетах. Да нет, этого не может быть. Нацисты — здравые люди. Надо отличать политическую реальность от того, что политики говорят перед выборами… Но сердце говорило, что он погиб, и спорить было бессмысленно.
Все было сделано верно. «Новый Вавилон» обречен, Берлин, в котором он прославился и сделал состояние, доживал свои последние беззаботные дни. Он знал, что наци победят и тот, кто будет с ними, получит все… Нет, дело не в этом: он почувствовал, что в них его судьба. И пошел за ней, путаясь и спотыкаясь, не понимая, куда она ведет, действуя так, как привык.
Ему помогало то, что многие нацисты верили в магию: НСДАП была тесно связана с мистическим Обществом Туле. Шеф СС Гиммлер оказался очень внушаемым человеком, Хануссен хорошо знал этот тип. Гиммлер верил в чудо и был готов пойти за тем, кто поразит его воображение. Хануссен всегда удивлялся тому, как сильно действует на людей словесная мишура: Гиммлера буквально гипнотизировали разговоры о древних пророчествах, голосе крови, германских рунах и магических символах.
Глава внутренней нацистской стражи был на удивление легковерен, и ясновидящий понимал, что при желании может стать одним из самых близких к нему людей. Два-три удачных предсказания, разговор о том, что его судьба тесно переплетена с судьбой Эрика Яна Хануссена, — и дело сделано… Проблема была в том, что рядом с рейхсфюрером СС было много других нацистских вождей, скептических и злобных, готовых сожрать друг друга, а заодно и того, кто ходил в любимцах у соперника. Недоверчивый, властолюбивый и жестокий прусский премьер Геринг. Полубезумный алкоголик, фюрер Трудового фронта Лей — Хануссен сразу понял, что этот человек не в себе. Похожий на тролля рейхсминистр просвещения и пропаганды Геббельс: этот был умнее их всех, вместе взятых, и настолько же опаснее. Они верили в сверхъестественное, каждый из них хотел, чтобы Эрик говорил то, что нужно ему.
К предсказаниям Хануссена прислушивался Гитлер, а за влияние на фюрера шла жестокая борьба.
Гитлер пугал его больше всего. Хотя с ним фюрер был обходителен и мягок, но порой ясновидящему казалось, что он предсказывает будущее принявшему чужой облик оборотню: в Гитлере чувствовались нечеловеческая сила и нечеловеческая пустота. Ему казалось, что он заглядывает в бездонный колодец, где нет ничего, кроме темноты.
Впадая в транс, перед тем как дать ответ на вопросы Адольфа Гитлера, он чувствовал то, что позже не мог выразить словами: экстаз огромных толп и сковывающий десятки тысяч людей смертный ужас, запах крови и гари, победные трубы, взрывы, аплодисменты, треск горящих домов, леденящее безмолвие занесенных снегом, заваленных трупами полей.
Все это сливалось в дикую какофонию смерти и разрушения: она его завораживала, ему казалось, что за невысоким человечком с внешностью буржуа прячется поднявшийся из могилы гуннский завоеватель Аттила.
Хануссен летел к нацистам, как мотылек на огонь, путь наверх ему открыли те, с кем он подружился, — веселые, безжалостные, вечно нуждающиеся в деньгах проходимцы, командиры штурмовых отрядов. Одним из боссов берлинских штурмовиков был разорившийся аристократ граф Хельдорф, герой войны, бонвиван и садист — Эрик ссудил ему триста пятьдесят тысяч марок, и граф клялся, что сделает для него все. Другой фюрер СА, бывший ресторанный вышибала Карл Эрнст, тоже расплачивался его деньгами и ездил на автомобиле, который он ему подарил.
Эрнст дал астрологу надежного шофера, когда требовалось, приставлял к нему охрану. По приказу Эрнста штурмовики жестоко избили его конкурента, ясновидящего Меке.
Беда была в том, что в минуты откровения он говорил не то, что хотел, а то, что ему велел кто-то другой. Геринг пришел в его кабинет только один раз, услышал, что нацистская партия завоюет Германию, но кончится это вселенской катастрофой, — и больше не появлялся. А что он сказал на Рождество этому милому человеку, другу пушечного магната Круппа?
— Вы хотите знать, где вы отметите свое пятидесятилетие в 1942 году? Что ж, мой господин, это случится в Калькутте. В это время будет идти следующая мировая война, а вы окажетесь в эмиграции.
И с чего это, интересно, он взял, что Сталин умрет в августе 1953 года?
Впрочем, до этого еще далеко.
Если предсказание окажется неудачным, о нем все забудут.
После того как партия плохо выступила на выборах, его привели к отчаявшемуся, закрывшемуся в отеле «Кайзерхоф» Гитлеру. Ясновидящий сказал ему, что это временное отступление и наци обязательно победят. Гитлер просиял: «Большое спасибо, партайгеноссе Хануссен!» Тем же вечером ему прислали партийный билет, а он стал писать о триумфе нацистов во всех своих изданиях. Сотни штурмовиков щеголяли в купленных им сапогах, его бюро было набито долговыми расписками их командиров.
Нацисты шли к победе, все было хорошо — но тут у него начались проблемы.
Коммунистический журналист Бруно Фрай, писака из красного таблоида Berlin am Morgen, кое-что разнюхал и публиковал статьи, где называл личного пророка фюрера евреем и сыном сторожа синагоги. Граф Хельдорф потребовал объяснений, и Хануссен показал ему загодя приготовленные документы. Да, он вырос в еврейской семье, но та его усыновила: на самом деле он сын датского аристократа, погибшего вместе с семьей в Богемии, во время восхождения на местную гору. Граф успокоился: он показал документы Гиммлеру, и тот велел партийной прессе защищать партайгеноссе Хануссена, не жалея сил. Эти документы были очень качественной подделкой, они сработали — во всяком случае, до поры.
Но как быть, если начнется внутрипартийное расследование и люди из СС отправятся на его родину, в Австрию, начнут опрашивать тех, кто знал Зигфрида Штайншнайдера, Моисея и Элию Коэн? А может, расследование уже началось?
Недавно он опубликовал заявление: «Я клянусь, если потребуется, пожертвовать все на алтарь отечества. Я знаю, что Адольф Гитлер уже пожертвовал всем во имя национальной идеи. У меня нет иного выбора, кроме как служить правде. И не имеет значения, кто был моим двоюродным дедушкой — раввин или архиепископ». Чуть позже он крестился, принял католичество. Его друзья в коричневой и черной униформе, приятные и разумные люди, даже сам фюрер говорили, что они многим обязаны ясновидящему Хануссену. Нацисты не могут причинить ему зла!
Так он думал, но сердце твердило, что все потеряно и бежать ему некуда.
А может, его подвело то, что он считал своим величайшим триумфом — предсказание, сделанное на мистической церемонии во время открытия Дворца оккультизма?
Он вколотил в него огромные деньги, но все получилось на славу. Старый викторианский особняк обновили и перестроили: позолота, лепнина, роспись... Гостиную превратили в огромный зал. На его праздник пришли аристократы и бизнесмены, видные нацисты, цвет журналистики, артисты — на приеме была даже дама, называющая себя Анастасией Романовой, чудом спасшейся дочкой последнего русского царя. В холле стояла его бронзовая статуя со вскинутой в нацистском приветствии рукой, играл оркестр, разливали шампанское, потом зал заполнил зеленоватый туман, и будто из-под земли появился Хануссен.
Панели пола разошлись, снизу поднялся трон, а на нем сидел хозяин дома с красным кристаллом в руках. Затем был магический сеанс для всех — он сказал, что впереди война и Германии придется сражаться с Англией, Россией и Америкой. А позже начался приватный магический сеанс для двенадцати избранных. Вокруг него за столом, сделанным в форме пустого внутри овала, сидели крупные промышленники и видные офицеры СС, медиумом стала одна из его подружек, чешская актриса Мария Паудлер. Поначалу все было просто: ему передавали запечатанные конверты, он угадывал вопросы и отвечал:
— …Да, вы добьетесь успеха.
—…Будет ли вам принадлежать весь мир?
Будет, но не весь, а значительная его часть…
Затем он взглянул Марии в глаза, спросил ее, что она видит, и та закричала:
— Что-то багровое… Огонь! Я вижу, как пылает огромное здание.
Тут Мария Паудлер лишилась чувств, а рейхстаг загорелся ровно через двенадцать часов. За два дня до этого Хануссен опубликовал в своей газете материал под названием «Смертный приговор новому рейхстагу». Там он говорил, что звезды указывают на гибель парламента.
Может быть, на самом верху решили, что это чересчур? Вдруг они сами готовили поджог и подумали, что ему проговорился кто-то из своих, а он оказался нелоялен, пустил секретные сведения в оборот?
Horch остановился у подъезда его дома, Хануссен поднялся к себе, распрощался с Джино и отправился в ванную.
Просторный персидский халат, мягкие шлепанцы, бутылка виски (в початой бутылке его оказалось совсем немного, наверняка постарался помощник)… Тут зазвонил телефон, и он обрадовался: наверное, это Хельдорф или Эрнст. Снял трубку и поморщился — на другом конце провода была Хейди.
Он всегда пользовался успехом у женщин, а с тех пор, как стал знаменит, от них и вовсе не было отбоя. Раньше приходилось хитрить: приезжая на гастроли, он обещал местным красавицам устроить для них приватный сеанс и принимал дам в гостинице. Рассказ о прошлом, предсказания, немного гипноза — они сами падали в его постель. Когда он стал знаменит, все стало еще проще, ведь женщины любят успех.
У него были романы с актрисами Ханой Ральф и Дитой Парло, с аристократками и женами богачей, а их мужья порой охотились за ним с револьверами. Выручало острое ощущение опасности — как в том случае, когда он сидел в ресторане со своей молоденькой подружкой, актрисой Лизой Ратш. Они мило болтали, а потом он, сам не зная почему, толкнул ее в сторону, и тут раздались выстрелы, одна из пуль попала в стену там, где секунду назад была голова Лизы. Стрелял молодой официант — он приревновал свою подругу и решил ее убить. Промазав, юноша пустил себе пулю в голову… Хейди была мимолетным увлечением — после разрыва он ей помогал, часто одалживал деньги... Что-то она скажет ему сейчас? Но происходило что-то странное: Хейди то говорила шепотом, то кричала: — Эрик, немедленно собирай вещи!
Завтра с утра отправляйся в банк, сними со своего счета все, что можешь! Затем бери такси — твоему шоферу доверять нельзя — и на вокзал. Уезжай в любую страну, Эрик!
— Хейди, ты рехнулась.
— Это ты сумасшедший. Они уже все решили… Я слышала своими ушами… Больше сказать я не могу, мне надо быть осторожной…
Трубка выпала из его рук, а он остался стоять возле телефона, растерянно пожимая плечами.
Бежать? Что за бред? А может, она права? Бросить все и уехать из страны! Но вдруг тревога ложная? Что о нем подумает Гиммлер? И Хануссен решил подождать еще два дня — а там подумать. Но на следующее утро к нему пришли с обыском: штурмовики перерыли его бумаги, отобрали партийный билет и долговые расписки высших офицеров СА и СС и ушли, оставив вызов на допрос.
Он так и не понял, с кем имел дело.
Взяв власть, Гитлер готовился отправить на бойню тех, кто мог быть опасен: слишком много знал, был к нему чересчур близок, поэтому по старой памяти относился к вождю свысока. Мистическое Общество Туле запретили, во время операции «Колибри» должны были погибнуть сотни командиров штурмовиков, оппозиционные политики, бывший канцлер, некоторые генералы и даже ненадежные офицеры СС (по ошибке, спутав его с видным нацистом-ренегатом, заодно расстреляют известного музыкального критика). У Хануссена были неплохие шансы прожить еще несколько месяцев и дождаться большой, общей чистки, но прусский премьер-министр Геринг велел разобраться с ним побыстрее, и фюрер не стал возражать.
Слишком неудобной стала фигура близкого к лидеру нации еврейского ясновидящего, предсказания которого самым скандальным образом сбывались. Рейхстаг в самом деле сгорел, но ведь кроме этого Хануссен напророчил мировую войну и вселенскую катастрофу, каждое его предсказание хором повторяли газеты — а таких вещей в Германии не хотел никто. Ясновидящий был неуправляем и к тому же обманывал партию. Этот человек представлял собой проблему, от которой стоило избавиться.
…Через две недели после того как Эрик Ян Хануссен пропал, Джино Исмет получил повестку — его хотел видеть большой чин из криминальной полиции, криминальрат Мельдерс. Полицейский попросил его собраться с духом: впереди неприятная процедура, ему придется опознать одного человека.
Они спустились вниз, в подвал, полицейские выкатили длинный железный стол на колесиках, Мельдерс откинул покрывало. Джино всмотрелся в то, что лежало на столе, и ответил, справившись с приступом тошноты:
— Это Хануссен. Я узнал его по зубам.
Тело нашел крестьянин Матиас Хуммель — оно лежало в наспех вырытой неглубокой яме на краю его поля, в двадцати километрах от Берлина. Полиция возбудила дело и тут же его закрыла: было решено, что с Хануссеном разделался кто-то из ревнивых мужей. Похоронили его тихо, на церемонии присутствовало всего шесть человек. Особняки, газеты и машины Хануссена, его счета, драгоценности и роскошную яхту конфисковало государство.
О могиле скоро забыли — баронесса Правиц приносила на нее цветы, но потом ей пришлось уехать из Берлина, и последнее пристанище Хануссена больше никто не навещал.
Джино не мог знать, как умер Хануссен, — он попросил у шефа отпуск: с гестапо шутки плохи, и лихолетье лучше переждать вдалеке. Не знал он и того, что Хануссен написал письмо своему компаньону, вовремя эмигрировавшему в Чехословакию. На листе с ничего не значащим текстом стоял условный значок, между строк был другой текст, написанный симпатическими, проявляющимися при нагревании чернилами:
«У меня нет времени для долгих объяснений. Останемся друзьями. Я оказался не настолько умен, как считал сам, но и не настолько глуп, как ты считаешь.
Но достаточно глуп. Они избили меня до полусмерти. Но этого им мало. Я понял это и без своего искусства. Ты не веришь в ясновидение, но Гитлер верит. Я всегда считал, что их пропаганда против евреев — всего лишь предвыборная игра. Я ошибся…»
Потом Хануссен начал звонить жене. Джино и не подозревал, что у его нанимателя была семья: после войны он женился на эстрадной певице, но очень скоро ее оставил. Хануссен исправно посылал деньги жившей в Австрии Фритци, теперь он хотел попросить у нее совета, услышать голос дочки Эрики. Но трубку никто не брал, и вскоре он перестал набирать номер. Надо было собираться на спектакль.
Надевая тщательно выглаженный фрак, Хануссен вяло думал о том, почему он не послушал свой внутренний голос и не уехал, пока это было возможно.
Но стоило ли это делать? Судьба всегда возьмет свое, от нее не убежишь, даже если ты знаешь, что ждет тебя за поворотом. Того, кому суждено умереть, костлявая найдет где угодно. Шоферу было велено приехать к шести, но тот так и не появился, и он вышел на улицу, чтобы поймать такси. У края тротуара стояла машина — из нее вышел человек и спросил, не он ли Эрик Ян Хануссен. Услышав, что у него нет времени на автографы, незнакомец улыбнулся и сказал, что его хотят видеть друзья, это займет не более получаса, и он успеет на спектакль. В машине было еще два человека, одного из них ясновидящий знал. Он решил, что его отвезут к Хельдорфу, а может, и к самому Гиммлеру. Но машина помчалась в сторону от центра. Когда они выехали из города, Хануссен понял, что это конец.
Остановились у маленького поля, и эсэсовцы потащили его к оврагу.
Там каждый из них выстрелил в него три раза, а потом еще семь — для верности. Обчистив карманы Хануссена, убийцы уехали. Никто не обратил внимания на то, что он говорил, — его старый знакомый, обер-группенфюрер СС Вильгельм Ост вспомнил об этом позже.
Пока его пинками гнали к яме, Хануссен проклял всех, кто мог иметь отношение к его смерти. Цепляясь за руки эсэсовцев, он кричал, что все они сдохнут: и исполнители, и те, кто их послал. Жирная свинья, начальник прусской полиции Геринг — от яда, предавшего его Хельдорфа повесят свои же, а шефа берлинской полиции Эрнста поставят к стенке меньше чем через год.
Эрнста действительно расстреляли вместе с Ремом через несколько месяцев, в 1934 году, во время «Ночи длинных ножей».
Хелльдорфа повесили спустя одиннадцать лет, когда выяснилось, что он участвовал в покушении на жизнь Гитлера. А в 1937 году в Вене сбылось еще одно пророчество — безработный крупье застрелил жену и дочь, а затем покончил с собой. Звали его Джино Исмет. Со смертью Сталина Хануссен ошибся на несколько месяцев — тот умер в марте .
О его предсказаниях теперь говорят всякое: он будто бы напророчил, что Нью-Йорк погрузится в огненное озеро, а Россия исчезнет. В восьмидесятые годы прошлого века пользовались популярностью «Великие предсказания Хануссена» — но какие из содержащихся в них изречений принадлежат ему, а какие были придуманы позднее, теперь уже не разобрать.
Подпишись на наш канал в Telegram