Без любви жить нельзя — даже если тебе 44 года, у тебя 11 детей и на твоих плечах лежит огромное хозяйство: дома и имения, заводы и частные железные дороги. Покойный муж Надежды Филаретовны фон Мекк оставил ей огромное наследство, и она управляла им твердой рукой. Железные дороги работали как и прежде, заводы и имения приносили прибыль, банковские счета и пакеты акций прирастали, а Надежда Филаретовна смертельно скучала, радость ей приносила только музыка...
Она не любила Петербург, предпочитала ему Москву. Особняк на Рождественском бульваре, бывшая городская усадьба Фонвизиных, был огромен, как дворец, — в нем удобно размещались и она, и дети, и вся ее небольшая свита из управляющих, секретарей и музыкантов.
Надежда Филаретовна жила музыкой — та заменяла ей любовь, которой она никогда не знала. Ее отец рано овдовел: довольно богатый человек, скрипач-виртуоз, он сам занимался воспитанием дочери, часто брал ее с собой в путешествия по Европе — еще маленькой она привыкла к незнакомым городам, поездам и гостиницам. С тех пор у Надежды Филаретовны и появилась охота к перемене мест, не дававшая ей покоя вплоть до глубокой старости.
Филарет Фроловский рано выдал замуж любимую дочь — ей только-только исполнилось 17. Муж, Карл фон Мекк, обрусевший немец из остзейских баронов, был недурен собой, мягок, занимал неплохую должность в путевом ведомстве — но ей хотелось большего.
Что за радость сидеть в присутствии с десяти до шести, жить на оклад в 1500 рублей в год и тянуть эту жизнь вплоть до пенсии?
Россия менялась, строились заводы, прокладывались новые железные дороги — энергичный и знающий дело человек за несколько лет мог сколотить огромное состояние. Муж Надежды Филаретовны был толковым специалистом, а вот энергии ему недоставало — ну да не беда, это могла возместить ее воля… Карл фон Мекк подал в отставку и пустился в коммерческие обороты, а за его спиной стояла она. Им везло: он создал Московско-Рязанскую линию, железные дороги до Киева и Курска и стал их владельцем. Теперь его считали одним из самых богатых людей страны: семейство фон Мекк взяло в свои руки монополию на перевозку зерна из южных, хлебородных губерний.
Карл фон Мекк с трудом привыкал к своей новой роли, он боготворил заставившую его вступить на этот путь жену.
Надежде Филаретовне ни в чем не было отказа: драгоценности и платья, ее любимые зарубежные поездки в личном, украшенном фамильным гербом вагоне, жизнь в лучших гостиницах. Жена железнодорожного короля вела хозяйство, рожала детей и тут же передавала их кормилицам, няням и воспитательницам, чтобы заботливо приглядывать за семейным бизнесом — она не слишком доверяла способностям Карла. Потом он скоропостижно умер, и баронесса осталась одна.
Прошло несколько лет, дети подрастали, состояние увеличивалось. С каждым прожитым годом сильнее становилась тоска: мужа она не любила, но была ему верна, другой мужчина в ее жизни так и не появился.
И вот ей уже под пятьдесят, красота проходит, впереди всего несколько лет, за ними отвратительным призраком встает старость. Надо смотреть правде в глаза — все ушло, ей никогда не встретить своего человека… Каждый избывает беду по-своему — Надежда Филаретовна делала это за роялем.
Она нежно любила, тонко чувствовала музыку, великолепно владела инструментом. Играя, баронесса уносилась в другой мир и вставала из-за рояля просветленной. Около нее постоянно кормился какой-нибудь талантливый музыкант, выполнявший доходные и необременительные обязанности. В 1876-м году им был Иосиф Котек, у него-то Надежда Филаретовна и принялась выспрашивать о преподавателе Московской консерватории Петре Чайковском: его симфоническая фантазия «Буря» произвела на нее огромное впечатление.
— …Кто он?
Из какой семьи? Богат или беден?
Котек подробно ей отвечает, но Надежде Филаретовне не нравятся звучащие в его голосе нотки. Котек обстоятелен, но ей кажется, что он что-то недоговаривает.
…Чайковский преподает в консерватории. Он холост и небогат, его отец, горный инженер, больших денег не выслужил, запутался в делах и сейчас живет на иждивении детей. У Чайковского четверо братьев: Ипполит и Николай прочно стоят на ногах, а Модест и Анатолий вытягивают деньги из композитора. Чайковский непрактичен и непредусмотрителен, у него большие долги.
Он болезненно застенчив, кланяться публике выходит на подкашивающихся ногах, тушуется в обществе, стесняется женщин. Странный человек — и при том очень милый: робкий, восторженный, увлекающийся. Ему надо писать, но времени на это остается все меньше — его отбирают преподавание в консерватории и зарабатывание денег …
Через несколько дней в руки Надежды Филаретовны попадает новая вещь Чайковского — она играет ее до самозабвения и выходит из кабинета с сияющим лицом, помолодевшая лет на десять. Теперь она точно знает, что ей надо познакомиться с этим человеком, — и баронесса пишет Чайковскому письмо, заказывает аранжировку. Ее просьба выполнена в срок, ноты сопровождает милый и почтительный ответ.
Баронесса делает новый заказ, сопровождая его письмом: «…Хотелось бы мне много сказать о моем фантастическом отношении к Вам, да боюсь отнимать у Вас время. Это отношение дорого мне как самое лучшее, самое высокое из всех чувств, возможных в человеческой натуре…»
Скоро Надежде Филаретовне приносят перевязанный шелковой лентой пакет: музыка восхитительна, письмо Чайковского тоже приходится ей по душе: «…Напрасно Вы не захотели сказать мне всего того, что думалось… Это было бы мне чрезвычайно интересно и приятно. Хотя бы и оттого только, что и я преисполнен самых симпатических чувств к вам…»
В эти дни баронесса фон Мекк почувствовала, что к ней снова вернулся смысл жизни. На ее столе появляется фотография Чайковского, и она смотрит на нее, пытаясь представить, какой он в жизни.
Какого цвета у него глаза?
Каков тембр голоса? Как он отнесется к тому, что она предложит ему помощь? Баронесса давно собиралась найти талантливого музыканта, которому могла бы помогать. Она освободит его от всех будничных забот, назначит ему достойное содержание — и Чайковский прославит ее имя… А впрочем, нет — для нее важнее другое. Надежда фон Мекк никогда не знала, что такое плотское счастье, — милый и обходительный муж оставлял ее холодной. Зато она верит в духовное слияние, в идеальный мистический брак, когда две родственные души сливаются в музыке. Она даст Чайковскому деньги, свободу и независимость и по возможности станет им руководить, тогда его произведения будут принадлежать и ей. Баронесса — виртуозная исполнительница, но дара творчества лишена; присвоив композитора, она сделает его музыку своей.
Так она чувствует, а думает о том, что облагодетельствовать такого человека, как Чайковский, для нее честь.
Но за всем этим прячется другое.
Надежда Филаретовна никогда не любила и не понимала, что означают ее теперешние переживания. Странная растерянность, робость перед тем, как распечатать конверт с ответом Чайковского, боязнь огласки — вдруг ее осмеют? А ну как покажется ему навязчивой? Баронесса фон Мекк влюбилась, но пока что об этом не догадывалась.
Она предлагает Чайковскому щедрое содержание: 6000 рублей в год. Для нее это мелочь, а на самом деле — целое состояние, такие деньги в Российской империи получают генералы.
Надежда Филаретовна боится отказа, но вскоре приходит ответ — Чайковский согласен на ее предложение, он тронут и рассыпается в благодарностях. Так началась их долгая, тринадцатилетняя переписка, мало-помалу ставшая главным в ее жизни. Вскоре их отношения выдержали первое испытание: то, как тяжело она его перенесла, сказало ей о многом.
В июле 1877 года Чайковский пропал — он перестал ей отвечать, верный Котек не знал, что с ним происходит. Потом пришло письмо, поразившее ее до глубины души: маэстро писал, что его долго донимала своими посланиями молодая поклонница. Наконец он решил с ней встретиться, та призналась ему в заочной, страстной, доводящей ее до безумия любви, и Чайковский решил на ней жениться…
Надежда Филаретовна была вне себя, рассказанная Чайковским история показалась ей отвратительной пародией.
Окрутившая композитора мерзавка сперва полюбила музыку, а уж потом человека? Но это же она, баронесса фон Мекк! Чайковский должен принадлежать ей, а не нищей, великовозрастной, в 29 лет сидящей в девках дуре! Баронесса справилась с собой, поборола ярость и ответила Чайковскому любезным письмом. Жизнь давно научила ее смирять первое чувство и совершать поступки не сразу, а по здравом размышлении. Это сработало и на этот раз: вскоре ей пришло отчаянное, полное ужаса письмо — читая его, она испытывала искреннее удовольствие.
Чайковский писал о том, что отец давно просил его жениться, и он выполнил его просьбу — но сразу после венчания почувствовал к своей жене величайшее отвращение.
Она к нему очень нежна, старается быть милой, осыпает его ласками, но от этого делается только хуже. Ему неприятно в ней все, и он не знает, что с этим делать… Баронесса ответила приветливым и спокойным посланием, между строк которого сквозило удовлетворение: она предполагала, что брак ее друга долго не протянет, но не думала, что это случится так скоро.
Уехав от жены в Петербург, к брату Анатолию, Чайковский свалился в нервной горячке. Тот до смерти перепугался и взял на себя все хлопоты по нервным и утомительным переговорам с Антониной Чайковской, и слышать не желавшей о расставании с мужем. Баронесса и тут пришла на помощь: она готова увеличить пенсию, чтобы дрянная женщина оставила ее личного гения в покое.
Ей не хотелось думать о том, почему Чайковский так быстро остыл к жене: может, он оказался несостоятелен как мужчина? А может быть, дело в том, что семейная жизнь с ее горшками и пустыми хлопотами своей грубостью сразу же оттолкнула питомца муз? Она об этом не задумывается: главное, чтобы Чайковский принадлежал только ей. Но Надежде Филаретовне и в голову не приходит попросить его о встрече — ей больше нравится сохраняющаяся между ними дистанция. Она боится взгляда глаза в глаза и вежливых разговоров ни о чем: неизбежный при личном общении словесный мусор может испортить отношения. Свидания избегает и Чайковский: они пишут друг другу все чаще, становятся все более откровенны, так привыкают к этим письмам, что больше не могут без них обходиться, — но увидеться не хотят. Надежда фон Мекк старше Чайковского почти на 10 лет, он нелюдим и смертельно боится женщин — они не хотят разочаровать друг друга.
Во всяком случае так думает сама баронесса: Чайковский остается для нее загадкой, и она придумывает его, как писатель роман.
Надежда фон Мекк не умеет быть мягкой. Детей она держит на расстоянии вытянутой руки — все они воспитаны в строгости, жен и мужей им она подбирает сама. Сыновья ее огорчают — ни один из них не унаследовал ее жесткости и воли: и Максимилиан, и Александр, и Николай, и Владимир, и Михаил пошли в отца. Та же любовь к удовольствиям, та же готовность подчиниться чужой воле. Надежда Филаретовна с ужасом думает, что, женившись, те станут подкаблучниками, и тогда она навсегда потеряет над ними власть, семейное состояние уплывет в чужие руки. Дочь Милочка — очаровательная, легкомысленная хохотушка, кому-нибудь очень с ней повезет.
А серьезную, немногословную Юлию баронесса растила для себя — она должна остаться в девках, жить с матерью и скрашивать ее старость. Материнская нежность, которой были обделены дети, достается Чайковскому: баронесса упрашивает его приехать в ее имение Семаки, окруженное тенистым садом и стоящее над речкой, там будет удобно работать.
В Семаках состоится их свидание, во время которого она так и не увидит своего друга: Надежда Филаретовна отметила именины сына Александра в саду имения — были танцы и фейерверк, она надела свое лучшее платье и любимые драгоценности. Приглашение получил и Чайковский: баронесса специально оговорила, что если ему неприятна публика — так пусть он посмотрит на их семейное торжество хотя бы со стороны.
Гремит музыка, взлетает фейерверк, она кружится в вальсе и чувствует, что несмотря на свои 48 лет, все еще хороша.
А то, что из-за деревьев на нее наверняка глядит любимый композитор, придает ее чувствам особую остроту. Друг видит, как блестят ее глаза, слышит, как звонко она смеется, — есть ли на свете большее наслаждение? На следующий день Чайковский прислал ей очень милое письмо: он рассыпался в благодарностях, и фон Мекк поняла, что ей делать.
С тех пор она стала пытаться залучить его в свой московский дом или усадьбу в Браилове — разумеется, когда она и ее домочадцы оттуда уезжали. К услугам композитора были особняк и поместье с вышколенной, угадывающей любое его желание прислугой. Надежда Филаретовна наслаждалась мыслью о том, что гений живет в ее стенах, пользуется ее вещами, и, вернувшись под свой кров, она будет спать на тех же простынях и подушках, что и Чайковский.
Однажды в Браилове они столкнулись во время прогулки: фон Меккк сидела в коляске рядом с дочерью, Чайковский тоже был в экипаже. Оба окаменели: он неловко поклонился, она, красная как рак, с бешено колотящимся сердцем, ответила — и не могла прийти в себя еще очень долго, несмотря на то что коляска Чайковского скрылась за поворотом лесной дороги.
Причуда перетекла в любовь, та становится все более сильной, мало-помалу превращаясь в серьезную, забирающую все ее душевные силы болезнь. Играя четырехручное переложение для фортепиано Четвертой симфонии Чайковского, Надежда Филаретовна рыдает от восторга, а покончив с музыкой, тут же садится за письмо:
«…Я играю — не наиграюсь, не могу наслушаться…
Эти божественные звуки охватывают все мое существо, возбуждают нервы… Я эти две ночи провожу без сна, в каком-то горячечном бреду, и с пяти часов утра уже совсем не смыкаю глаз, а как встаю наутро, так думаю, как бы скорее опять сесть играть…
Знаете ли, что я ревную Вас самым непозволительным образом, как женщина — любимого человека. Знаете ли, что когда Вы женились, мне было ужасно тяжело, у меня как будто оторвалось что-то от сердца…»
Это настоящее признание, но в ответ баронесса получает безупречно выдержанное, почтительное и предельно уклончивое письмо.
Композитор сообщает, что его любовь к ней так сильна, что он может выразить ее только музыкально.
Надежда Филаретовна ощущала себя глубоко униженной: неужели она не заслужила хотя бы одного живого слова, неужто Чайковский не чувствует к ней ничего, кроме вежливой благодарности?
Ночью ей снится странный, путаный и на удивление счастливый сон: ей снова двадцать, она опять хороша — да-да, в молодости на нее заглядывались мужчины! Тогда худоба была ей к лицу: высокая, стройная, с четко очерченным профилем, большими ясными глазами, бровями вразлет и непокорной копной рыжеватых волос, она слыла украшением балов. Все это к ней вернулось, и она идет по прекрасному весеннему саду — цветут вишни, под ноги мягко ложится молодая изумрудно-зеленая трава.
Где-то играет оркестр, в ее ушах звучит Четвертая симфония Чайковского. А вот и он: композитор идет рядом с ней, сжимая ее ладонь в своей.
Они идут вперед, туда, где расступаются садовые деревья, где видно широкое, еще не паханное поле… Баронесса проснулась и долго лежала в кровати, не понимая, где находится, не в силах разобраться в том, что она чувствует. Вот это — счастье? Почему же у нее щемит сердце, отчего так тяжело на душе? Она понимает, что вместе им не быть, — но ведь до сих пор ей хватало духовной близости и наслаждение было куда более острым, чем неуклюжие объятия покойного мужа…
Надежда Филаретовна фон Мекк всегда была уверена в том, что самый верный путь к успеху идет через познание самого себя.
Лежа на шелковых простынях, глядя на висящую над мраморным камином картину с резвящимися вакханками, прислушиваясь к мерному тиканью напольных английских часов, она понимает, что теперь ей мало того, что было прежде. Но возможно ли что-то другое?
Баронесса встает и, не накинув халата, подходит к трюмо. В зеркале видна немолодая женщина — под кружевными бретельками ночной рубашки худые, костлявые плечи. Время обошлось с ней безжалостно: некогда прелестное лицо стало похоже на трагическую маску — нос напоминает клюв хищной птицы, щеки запали, из-под морщинистых век остро смотрят красные от постоянного сидения над деловыми бумагами глаза. Лучше принять случившееся как должное: возлюбленной композитора ей не стать — значит, надо оставаться его музой…
И пусть финансовые дела семейства фон Мекк не так хороши, как несколько лет назад, на Чайковского она всегда найдет деньги. Что ей эти несколько тысяч в год, когда счет убыткам идет на миллионы?
Ее деловая империя трещит по всем швам, для того чтобы удержать заводы и железные дороги, понадобится чудо. В 1881 году пришлось продать дворец на Рождественском бульваре купцу Губину, спустя годы, в 1912-м, там откроется Дворянский земельный банк. Надежда Филаретовна перебирается в другой, куда более скромный дом под номером 44 на Мясницкой — уютный, типично московский дворянский особняк, в нем, как и прежде, рады Чайковскому. Ей приходится идти на жертвы — Надежда фон Мекк продает принадлежавший ей пакет акций Либаво-Роменской железной дороги.
За него выручено три миллиона восемьсот тысяч рублей, по меркам России 1881 года это огромные деньги. Теперь она спасена от банкротства, но дети ведут себя так, что катастрофа кажется лишь отсроченной. Сын Владимир по-крупному играет в карты, и ему не везет, Надежда Филаретовна понимает, что рано или поздно он спустит в карты все, что у него есть. Александр и Николай из рук вон плохие дельцы, Лидия вышла замуж за негодяя: Левис-оф-Менар изменяет ей на каждом шагу и транжирит деньги семейства фон Мекк. Не отстает от него и муж Александры граф Беннигсен. Она все чаще думает о том, что за ее спиной ничего нет — может, стоило заниматься воспитанием детей самой, быть к ним внимательнее, меньше доверять гувернерам? Что стоит ее жизнь, если дети пустят по ветру все, на что ушла ее молодость, и железнодорожная империя семьи фон Мекк превратится в пыль?
Заперев деловые бумаги в ящик бюро, Надежда Филаретовна встает и идет к роялю: пусть так, но ее будут вспоминать вместе с Чайковским. Баронесса кладет руки на клавиши, берет первый аккорд Четвертой симфонии… Чайковский оказался самой удачной из ее инвестиций — хотя теперь она все чаще думает о нем с раздражением.
Чайковский не может без нее обойтись. Он то и дело просит ее прислать причитающуюся ему «бюджетную сумму» раньше времени. Композитор постоянно в нее не укладывается, просит еще — и получает свое: эти несколько тысяч ничего для нее не значат, для того чтобы спасти ее империю, нужны миллионы. За эти деньги она купила Чайковскому свободу: он избавился от преподавания, от тяготившей его рутины и начал писать.
Инвестиции себя оправдали — ее композитор сделал карьеру. С того времени, когда она заказала ему первую аранжировку, прошло много лет — теперь он известен во всем мире, ему рукоплещут в Европе, его зовут на гастроли в США. Чайковского ласкает двор: Александр III называет себя его поклонником, после премьеры оперы Петра Ильича царь принимает его в своей ложе и дает ему новый сюжет — «Капитанскую дочку».
Подумать только, дает сюжет! Чайковский принадлежит ей, это — ее право.
Император дарит ему бриллиантовый перстень, назначает пенсию. Она меньше тех денег, что Чайковский получает от нее, но все равно это бесит баронессу — петербургский свет рвет композитора на части, в его письмах появились новые, тревожные ноты.
Он жалуется на то, что его забросали приглашениями. Что у него ни на что не остается времени — надо принимать и отдавать визиты. Но Надежде Филаретовне кажется, что ее друг необыкновенно доволен собой: она дала ему крылья, он взлетел, и теперь ей за ним не угнаться.
Чайковский покупает дом в Клину, и это тоже ей не нравится. Зачем ему дом? Она всегда ему рада, в любом из ее владений его ждут теплый прием и внимательный уход, там ему будет лучше. Изысканный стол, внимательная прислуга — она присмотрит за всем со стороны, ее люди предугадают любую прихоть дорогого гостя. Так нет же — он прячется от нее в собственное гнездо, к которому она не имеет отношения. И что значат постоянно встречающиеся в письмах Чайковского упоминания об его молодом слуге и воспитаннике Алеше Софронове? Он то и дело о нем говорит, а когда Алеше приходится пойти в армию, ее друг теряет способность здраво рассуждать: ему кажется, что небо упало на землю и мальчик пропадет в казармах.
Баронесса делает вид, что ничего не замечает, вежливо соглашается, сочувствует Алеше и вспоминает сплетни и скверные анекдоты, до которых падок муж ее Милочки, князь Ширинский.
Дурные люди говорят об оргиях мужеложцев, о том, что к ним имел отношение друг Чайковского, знаменитый пианист и дирижер, создатель Московской консерватории Николай Рубинштейн. К тайному клану развратников якобы причастен и член императорской фамилии, племянник государя, великий князь Константин Романов — он талантливый поэт, пианист-любитель и ценитель муз, Чайковский пользуется его покровительством…
Надежда Филаретовна боится додумать эту мысль до конца, но волей-неволей к ней возвращается. Чайковский всю жизнь чурается женщин, сразу после брака жена стала вызывать у него непреодолимое физическое отвращение — не после того ли, как она попыталась осуществить свои супружеские права? Зато к детям и юношам, глухонемому мальчику Коле, которого воспитывает его брат, своему племяннику Бобу, Владимиру Давыдову, он необыкновенно нежен...
Баронесса фон Мекк начинает подозревать, что много лет подряд смыслом ее жизни был человек, которого она неверно придумала. Это настоящий крах — но, может быть, все не так страшно, как ей начинает казаться?
Надежда Филаретовна давно собиралась сделать так, чтобы ее союз с Чайковским получил продолжение, был скреплен кровью.
И она выдает своего сына Николая за его племянницу Анну Давыдову: в их детях сольется вместе кровь Чайковских и фон Мекк, и ее духовный брак получит продолжение во внуках.
Она на многое надеялась, верила, что все будет хорошо, — но действительность оказалась совсем другой. Чайковского ее проект заинтересовал мало. Внимания на замужество племянницы он почти не обратил, и баронесса стала думать, что ее кумир к тому же и эгоист. Это было не самое приятное открытие — но куда худшим стало то, что Анна оказалась сущей ведьмой, мгновенно подмявшей под себя ее добродушного и безвольного сына.
Письма Надежды Филаретовны к Чайковскому наполнились жалобами на то, что она заполучила в невестки хищницу, — но ее адресат реагировал на это вяло.
Другие зятья и невестки были не лучше: Левис-оф-Менар развратник и мот, князь Ширинский авантюрист — беда в том, что ее Милочка влюблена в него по уши… И в завершение неприятностей Юлия, которую Надежда Филаретовна растила для себя, в 35 лет влюбилась в ее секретаря Владислава Пахульского и вышла за него замуж. Жизнь разваливалась на глазах, одновременно с этим таяло и ее состояние.
Она сопротивлялась разорению, как могла: продала огромное имение в Браилове, а на вырученные деньги купила усадьбу в Плещееве, дом в Ницце и замок Людовика XIII Бель Эр в Индр Э Луар. Надежда Филаретовна старела и теряла хватку, а окружающая жизнь менялась, и она не могла к этому приспособиться.
Ей стало казаться, что от нее навсегда ушла удача. Баронесса все чаще ловила себя на том, что начинает ненавидеть Чайковского.
Теперь она чувствовала себя старухой. Почти разоренная, не знающая, как быть с отбившимися от рук, пускающими на ветер остатки состояния детьми, — а за горизонтом, в большом мире, процветал Он, удачливый и самодовольный, знаменитый, обласканный двором, прессой и публикой. Чужой — но при этом живущий на ее деньги.
И она отправила Чайковскому сухое письмо. Сообщила, что, по обстоятельствам, от нее не зависящим, вынуждена прекратить субсидию, а потом оборвала переписку. Чайковский пытался восстановить отношения, писал ее зятю Пахульскому, что он всегда относился к Надежде Филаретовне, как к идеальному человеку, полубогине, что ее решение унизило его, как ничто иное…
Но она была непреклонна. Баронесса фон Мекк навсегда оставила Россию — свой век она доживала в Ницце, рядом с молодыми прожигателями жизни и теми, кто, подобно ей, стал собственной тенью, вышел в тираж. Там она и узнала о смерти Чайковского.
Надежда Филаретовна часто думала о том, как это случилось. Во время эпидемии холеры он выпил стакан некипяченой воды в ресторане, заразился и умер — какая ужасная, трагическая небрежность! Но она знала, что перед этим в обществе ходили слухи о непозволительных связях Чайковского, что назревал связанный с ним скандал, и поговаривали даже о суде чести, а то и об уголовном суде.
Так не было ли это самоубийством? Возможно, он, так и не сумевший избавиться от своей застенчивости, побоялся грязного шума, которым могла бы сопровождаться его смерть? Вдруг Чайковский решил уйти тихо, через черный ход? Да и был ли он на самом деле, этот стакан некипяченой воды? Ведь во время похорон Чайковский лежал в открытом гробу, и прощавшиеся целовали его в губы — это покойника-то, скончавшегося от холеры! Так, может, его погубила не холера, а яд?
Баронесса шла по залитой солнцем нарядной улице мимо беззаботно фланирующей публики и думала о том, кем был покойный и чем для него стала она. Она не знала, что последними словами находившегося в предсмертной агонии Чайковского было ее имя. Если бы это пришло в голову Надежде Филаретовне фон Мекк, то она, ко всеобщему изумлению, в голос разрыдалась бы прямо посреди праздных зевак, на приморском бульваре Ниццы.
Чайковского она пережила только на три месяца.
Подпишись на наш канал в Telegram