В пять часов утра я стоял у входной двери с чемоданом. Ирина включила айфон на видеозапись: даже мой уход она снимала на камеру. Зачем-то ей это было нужно... Бывшая супруга любила повторять, что «режиссирует» наши отношения. Наверное, теперь Ире трудно понять, как это персонаж ее «фильма» вообще оказался способен к самостоятельной жизни «за кадром».
Никогда не думал, что доживу до публичного выяснения отношений с бывшей женой. Комментарии желтой прессы за последние месяцы читал с умилением, версии расходились: то я ухожу в другую семью, то Ирина меня выгоняет ради другого мужчины.
Да и сама она не стала избегать общения с журналистами: после недавнего выступления в журнале «7 дней» я бы вообще посоветовал Ире сходить к психиатру и взять справку, что давала интервью в состоянии аффекта — дабы избежать иска о клевете! Я уверен, что мои друзья хуже ко мне относиться не будут. Опустить бывшего мужа в глазах общественности — дело благородное, но как Ира будет смотреть в глаза своим близким, которые тоже могли это читать? Об их чувствах она как всегда не подумала…
В результате история нашего брака обросла столькими вымышленными подробностями, что даже я перестал понимать, где правда, где ложь. Единственное, в чем журналисты попали в точку, это когда назвали наш союз «странным».
Даже для меня в нем до сих пор слишком много загадок, которые хотелось бы навсегда оставить в прошлом.
— Загадки обычно сопровождают семейный кризис, когда люди сами загоняют себя в угол и не видят из него выхода…
— Первый кризис у нас возник сразу после знакомства. Встретились мы с Ириной во время тура «Аншлага» по Волге. В те годы я был постоянным участником данного проекта. Хотя сейчас стало модно использовать слово «аншлаг» как символ плохого юмора, это был важный этап моей биографии, и я от него не открещиваюсь. Может, на экране мы и смотрелись как юмористы на отдыхе, на самом деле это были бесконечные дубли, на теплоходе постоянное общение с героями программы. И вдруг появляется новое лицо… Поначалу Ирина экстравагантность меня заинтриговала: она всегда умела возвести любое событие в некий художественный образ…
И в этот раз упорно делала вид, будто не знает, кто перед ней. В ее рассказах о нашей первой встрече Ирина это подчеркивала: «Я все думала, что за неприятный хмырь меня домогается?» В этом был какой-то вызов. На палубе сплошь узнаваемые персонажи: если я не Винокур, то уж точно Петросян… Гадание не на кофейной гуще. А если и не знаешь кого-то — можно же поинтересоваться за спиной, чтобы не попасть впросак… Но на тот момент меня это даже позабавило, я Ире подыгрывал. У нас начались романтические отношения, которые прервались весьма эксцентрично. Оказалось, что Ира была не свободна. И когда попыталась расстаться со своим парнем, тот устроил ей кинематографический шантаж — порезал вены.
А потом еще и мне пригрозил по телефону: «Вы знаете, что я вчера с собой сделал? В следующий раз сделаю это с вами!» Детский лепет. Возможно, Иру покорила или разжалобила его странная выходка, поэтому она решила остаться с тем человеком. А может, ее чувства к нему еще не остыли… Но для меня тогда в наших с ней отношениях была поставлена точка. Все должно было на этом закончиться. И я до сих пор удивлен, как это мы через два года все-таки умудрились пожениться…
Я даже придумал для себя оправдывающую формулу: кто-то не умеет плавать, кто-то — кататься на велосипеде, а кто-то — жениться. Мой друг Вячеслав Добрынин говорил: «Ты никогда не остепенишься, тебе слишком хорошо одному». Я ведь до 36 лет ходил в холостяках. Донжуаном при этом не был, и, конечно, имели место несколько историй, которые могли бы закончиться свадьбой.
Первый раз жениться я решил уже в 24 года, после продолжительных гастролей. В столице и окрестностях подходящей пары не нашел — выбрал себе невесту в Магадане, куда отправился с эстрадным коллективом «Зигзаг». Примерно такую же геометрическую фигуру сделала в тот момент моя жизнь…
Забавно, что сам я никогда не пытался режиссировать свою и тем более чужую судьбу. И не очень понимаю в этом стремлении бывшую супругу-режиссера Ирину Миронову. Мне такой подход всегда казался искусственным: разве не больше удовольствия в том, чтобы наблюдать за игрой случая? Лично я в своей жизни многим обязан именно «его величеству»…
Я с детства обожал все, что связано с эстрадным юмором. Как-то раз наблюдал по телевизору выступление Геннадия Хазанова, и вдруг в голове переключился некий тумблер: что-то заставило повторить его номер на сцене в пионерском лагере, роняя от страха микрофон.
В старших классах на капустниках пародировал учителей… И вообще в школе я был классическим гуманитарием: обожал историю, литературу, окончил курсы английского и по идее должен был пойти в иняз. Но хотя в Советском Союзе антисемитизм не являлся официальной государственной политикой, было известно, что туда мне точно не поступить. Как тогда говорили — «из-за носа». В Институте стали и сплавов моя специализация называлась «порошковая металлургия». Звучит как что-то наркоманское, но на деле гораздо скучней… Примерно со второго курса я забросил учебу и вместо лекций все больше времени проводил на эстрадных концертах (пока еще в качестве зрителя).
Из института меня тогда не отчислили исключительно за участие в художественной самодеятельности…
Видимо, даже педагог по физике и математике, который готовил меня к поступлению, понимал, что его ученику надо заниматься в жизни чем-то более легкомысленным… И познакомил меня со своим родственником — пианистом Михаилом Банком. Я ему долго что-то изображал — на мой взгляд, не очень умело, но он неожиданно меня подбодрил: «А знаешь… Я в тебя верю!» И показал уже популярному тогда Владимиру Винокуру. Натанович поначалу пугал меня дикими нравами, в которых придется выживать: «В первый же день эти юмористы свистнут твой концертный костюм и ботинки!» Через несколько лет свои первые шаги на профессиональной сцене я делал в том самом коллективе «Зигзаг», где работали люди, которые раньше сотрудничали с Винокуром.
Когда меня пригласили в этот эстрадный коллектив, на дворе были перестроечные годы: я уже год работал в проектной организации, где занимался тем, что ничего не делал.
Тогда выходило много запрещенной ранее литературы, и весь год я с удовольствием читал ее на своем рабочем месте. По распределению надо было отработать 3 года, кто же отпустит такого ценного работника? Мне повезло: начальник накануне видел мой успех на концерте в честь 8 Марта, и я уволился в один день. Но еще предстояло обойти кучу инстанций и завершающим этапом — подписать бумагу в Министерстве металлургии. Прихожу. В кабинете сидит крупный человек и начальник. Ну очень крупный! Такие всегда отказывают. И вдруг его секретаршей оказывается моя одноклассница… Не знаю, что она там ему обо мне наговорила, но вскоре вернулась из его кабинета с нужной подписью и заметила: «Он хоть и крупный, но совсем не страшный».
Эта цепочка случайных событий привела меня на сцену, а потом и на гастроли в Магадан, где я влюбился в Наташу из местной филармонии.
И уже через неделю сделал ей предложение. Вернувшись в Москву, обрадовал маму: «Через 2 дня прилетит моя невеста из Магадана». Сказать, что она была в шоке, — значит не сказать ничего, но и это меня не остановило. Наташа прилетела, подали заявление в загс… И тут же начали ссориться. Шумно, весело и ежедневно. Каждый раз невеста кричала: «Все — собираю чемодан и возвращаюсь домой!» Я останавливал ее на пороге… А в очередной раз не стал — так не состоялась моя первая свадьба. Спустя годы я снова оказался в Магадане и на банкете после выступления разоткровенничался с директором местной филармонии:
— Ты знаешь, когда-то я чуть не женился на вашей сотруднице…
— Знаю, — ответил он.
— На ней потом женился я.
Если бы мне кто-то сказал в тот момент, что женюсь только через 12 лет, ни за что бы не поверил. Я ведь не раз вступал в отношения с серьезными намерениями… С одной девушкой встречались четыре года: когда познакомились, ей было 19 лет. Она рано потеряла отца, и я принялся ее опекать, заботиться. Но та, видимо, считала, что заслуживает кого-то получше.
Потом возникла еще одна нетривиальная история с девушкой, которая только что родила.
Причем не от меня. А я почувствовал потребность ей помочь, с удовольствием сидел с ребенком и сам себе нравился в этой роли. И наш разрыв не вписывался в эту красивую картинку — я чувствовал себя так, будто оставляю и этого малыша. Хотя в первую очередь именно она не видела во мне человека, с которым можно построить семью, разрыв был ее инициативой. Рад, что спустя годы мы даже смогли подружиться: пару лет назад случайно увиделись в магазине, простили друг другу былые обиды... Я тогда на радостях сказал об этом Ире, а она устроила мне сцену. Хотя сама не стеснялась публично рассказывать о своих бывших возлюбленных, меня безумно ревновала к прошлой жизни. Может быть, поэтому и теперь в своем интервью зачем-то приплетает этот мой давний роман к нашей истории: по ее словам, я чуть ли не на улицу выставил бедную девушку с ребенком, когда встретил будущую жену.
И Иру вовсе не смущает, что с той подругой мы расстались еще за год до свадьбы!
— Ирина Миронова всегда говорила, что именно ей принадлежала инициатива вашего брака. Как вы возобновили отношения?
— У Ирины родилась любопытная теория: мы как две параллельные прямые. Вроде бы не должны пересечься, но рано или поздно где-то в бесконечности неизбежно встретятся…
Через два года после нашего первого расставания она сама мне позвонила и попросила познакомить с моим другом Валерием Белоцерковским, который тогда был продюсером Алсу. Ира уже сняла свой первый клип и надеялась получить новый заказ. Я выполнил ее просьбу, после чего мы встретились — «кровопролитную историю» двухлетней давности вспоминать не стали.
На этот раз уже оба были свободны, я предложил вместе отдохнуть на Лазурном берегу. И это оказался лучший отпуск за всю мою холостяцкую жизнь: с Ирой было весело и интересно, мы даже умудрились ни разу не поссориться. Помню, решили поучаствовать в популярном морском развлечении: полетать на парашюте, который тянется на тросе за катером. «Я хочу, но мне страшно», — призналась Ирина. «Не волнуйся, я научу тебя, как правильно материться», — успокоил ее я. И мой метод сработал. Потом мы с женой очень много путешествовали, но так хорошо и бесконфликтно уже не проводили время никогда.
По возвращении в Москву одно издание опубликовало фотографию нашего совместного полета с комментарием, что мы с Ирой поженились и провели медовый месяц на Лазурном берегу.
Тогда я удивился, как журналисты добыли нашу фотографию, а потом догадался, что скорее всего это произошло не без участия Ирины. Она как раз переехала ко мне и вскоре предложила: «Раз нам так хорошо вместе, может, и правда поженимся?» Я легко согласился, что в итоге и предопределило систему наших взаимоотношений. Мы пошли в Грибоедовский загс, в тот же день поехали в Вену — отпраздновали с Моцартом…
Но та хохочущая блондинка в свадебном платье и эта коротко стриженная железная леди на последних семейных фото, — два абсолютно разных человека. За 11 лет Ира сильно изменилась, и самое интересное, что первые трансформации с ней произошли на следующий же день после свадьбы.
Слышал, что так бывает, но пока сам не увидел, не верил. И до сих пор не знаю, как объяснить подобное с психологической точки зрения. По крайней мере я оказался к этому не готов.
— В чем же проявилась такая перемена в первую очередь?
— В обыденных мелочах… Еще вчера Иру будто бы радовали все мои привычки… Например, я активный водитель: люблю критиковать бездарные действия других участников дорожного движения, а если появится возможность перестроиться и встать первым, не премину этим воспользоваться. До свадьбы мне казалось, что Ире это нравится: она постоянно хвалила меня за расторопность… И буквально на второй день после бракосочетания я услышал от жены: «Что ты суетишься?
Чем тебе мешают все эти машины?»
Поначалу Ира охотно давала мне советы в отношении гардероба: «Ты не умеешь одеваться, у тебя нет вкуса — тебе идет это и это». Я не обижался, даже был ей благодарен. А однажды, собираясь на съемку, спрашиваю: «Как я выгляжу?» В ответ — неожиданное возмущение: «Я тебе стилист, что ли? Ты меня эксплуатируешь!»
Доходило до смешного. Ира просит меня: «Свари яйца». Я забыл, сколько минут надо их держать, чтобы получилось всмятку, а сколько — вкрутую. Справился у жены, чем потряс основы ее бытия: «Что-о, ты не знаешь? У-у-у-у, как все запущено…» Прошли годы. Ира в своих мемуарах делится со знакомыми: «Когда мы поженились, я была в шоке: он не знал, как сварить яйцо!» Эта сильно упрощенная версия в разы усиливала мое невежество.
Я бесился: «Думаешь, я считал, что яйцо на сковородке надо варить?» А Иру, похоже, забавляло оболванивать мужа в глазах окружающих.
К тому же этот «художественный свист» редко отличался логикой. В том самом предсвадебном путешествии на Лазурный берег я, заправляя машину, удивился: если в России вставляешь пистолет и он отщелкивается, когда бак полон, то у французов надо все время держать кнопку. Мы с Ирой немного об этом поспорили… А потом в компании друзей слышу из уст супруги новую версию событий: «Подумайте только, на заправке во Франции Миша, чтобы наполнить целый бак, стал изо всех сил трясти машину!» «Как ты себе это представляешь? — говорю. — Я что, бензин в баке утрамбовывал?» Ира смеется: «Ты за собой просто не замечаешь!» Может, иногда и я бы посмеялся над своей нелепостью, но делать это постоянно…
В недавнем интервью журналистам Ира заявила, будто я никогда не дарил ей подарков на праздники.
Ей самой надо отдать должное: жена умела делать сюрпризы. Например, устраивала «грядку из подарков»: сначала я получаю какой-нибудь незначительный и думаю, что на этом все. Потом еще один — поинтереснее. И так несколько раз — с возрастанием значимости презента… Сам я поначалу пытался делать интересные подарки, но супруга не скрывала своего разочарования. Потом Ира сама стала сообщать о своих желаниях, например: «Подари мне поездку в Лондон». Я с удовольствием их исполнял — это же беспроигрышный вариант! Но не одно и то же, как если бы я вообще оставлял жену без внимания. А со временем и мне стали удаваться сюрпризы… — Непростой характер Ирины проявлялся и в общении с героями ее видеоклипов.
В передаче «Пусть говорят» она сама недавно вспоминала нашумевшую историю о том, как Земфира набросилась на нее с кулаками в аэропорту…
— Я встречал Иру с того рейса, на котором они с Земфирой случайно оказались вместе. Моя жена не с лучшей стороны охарактеризовала певицу в своей книжке, Земфира обиделась. В аэропорту она увидела нас, назвала «клоунским семейством», я ее в ответ — «трагическим одиночеством»… На том и разошлись. А драку выдумала желтая пресса, но через какое-то время Ира, вероятно, сама поверила, что так оно все и было. Я же другой человек: на свою беду, обычно помню, что было, а чего точно не было. И не могу мириться с извращенной ложью на свой счет… Сейчас Ира в красках расписывает журналистам, о чем я говорю с глазу на глаз своему адвокату по разводу и даже то, что обсуждаю с друзьями в мужской сауне…
До Иры я был не самым терпеливым партнером.
Когда меня что-то не устраивало — рвал отношения. Но практически сразу после свадьбы мы узнали, что ждем ребенка… В моей системе ценностей это все меняло.
Беременность провели как на пороховой бочке. Я понимал, что это состояние влияет на поведение женщины, но представить не мог, в какой степени. Выдержал только на принципе: «Куда ты денешься с подводной лодки?» Пытался ухаживать за Ирой, помогать. А она постоянно давала мне понять, что я непригоден для семейной жизни: «Какой из тебя отец и муж?» Мы ссорились и мирились по нескольку раз в день.
Иногда ситуация доходила до крайней точки, но я заставлял себя прогнуться: не мог же я «воевать» с беременной женщиной!
Сейчас понимаю: именно в тот момент задали тон отношениям, и дальше наш союз держался на моих постоянных уступках. Выходит, сам себя загнал в угол: во всех ссорах был виноват только я. Но так ведь не бывает? Разумеется, я не утверждаю, что жалею целиком о 11 годах семейной жизни. Были в нашем браке моменты, за которые благодарен Ире…
Совершенно неожиданно где-то за месяц до родов с женой случилась очередная метаморфоза: в одно прекрасное утро она вдруг проснулась спокойной и довольной своим положением женщиной. Не было времени это анализировать, я был счастлив.
Мы готовились к появлению на свет малышки и даже рожали вместе…
Как и многие пары, запечатлели это на видеокамеру: не сам процесс, а до и после чуда. Едва родив, Ирина принялась режиссировать: «Срочно снимай!» А главврач Марк Курцер, который принимал роды, подколол меня: «Посмотрите на этого оператора, он даже колпачок с объектива не снял». Разве мне было до того? Волновался: я стал отцом! Позже у меня родилась шутка, что Ира тоже присутствовала при этом.
Эйфория продолжалась еще год после рождения малышки. Даша нас объединила. Я, конечно, ее грудью не кормил, но в процессе участвовал. Когда мы слышали первые позывные — наперегонки бежали к кроватке. Радовались ее первым шажкам… Как мы смеялись, когда дочка вместо привычных первых слов «мама» или «папа» выдала за столом целую фразу: «Пещенье дай!»
Уже с трех лет Даша с нами везде путешествовала. Она очень похожа на меня манерой говорить, коммуникабельностью, но при этом, как и мама, любит наблюдать за миром через объектив…
Года три после рождения дочки прошли довольно ровно. Иногда я чувствовал, что Ира нуждается во мне. Она склонна к самокопанию, депрессиям. Если болеет — расписывает, как ей плохо, в красках. Я же не зацикливаюсь на этих состояниях. А во время ссоры мог просто «включить дурку» — разряжал атмосферу шуткой… Насупившаяся Ирина превращалась в хохочущую. Потом она привыкла — это перестало действовать. Да и проблемы становились все глубже.
Я не могу обозначить конкретный день и час, когда все пошло не так, но подозреваю, что у Иры это напрямую связано с ее успехами в карьере. Я всегда уважал самодостаточных женщин, но не зря говорят, что власть портит людей…
В 2005 году Ира стала генеральным продюсером МУЗ-ТВ, от нее стали зависеть многие судьбы… Однажды вызвала к себе «на ковер» Романа Трахтенберга, который долгое время вел передачу на этом телеканале, был уже широко известен. А Ира его вдруг спрашивает свысока: «Вы кто?» Он: «Роман Трахтенберг». — «Спасибо, вы уволены». Потом Рома участвовал в передаче «Бабий бунт», где я был ведущим, и с обидой поведал мне о некрасивом поступке моей супруги. Возможность увольнять своих сотрудников на работе Ира перенесла в семью: периодически она так же бесцеремонно «увольняла» своих родных и близких…
Мне, конечно, сложно судить, насколько я был бы нервозным, если бы круглые сутки что-то монтировал и переснимал.
Ира признавалась: «У меня нет сатисфакции». Я не мог понять, чего ей не хватает, — международного признания, что ли? Она известный человек в шоу-бизнесе… Хотя наши области никогда не пересекались, мы незаметно для себя вошли в конфликт профессиональных интересов: она — «художник, гений», а я — «попсятина», всего лишь громкоговорящий человек, который привлекает внимание публики. Ире казалось, что мой успех слишком легкий.
В чем-то мне, правда, повезло: пародия на Горбачева в расцвет перестройки обеспечила мне быструю известность.
Тогда всем казалось, что это очень смело. Саша Цекало мне как-то признался: «Был на твоем выступлении в «Олимпийском», думал — то, что ты идиот и тебя скоро посадят, это понятно. Но ведь и меня посадят за то, что тебя слушаю!» А я наивно считал, будто гласность, объявленная Михаилом Сергеевичем, дает мне право пародировать и его в том числе. Да что там: еще в школе на задней парте позволял себе передразнивать Брежнева…
Хотя по идее во мне должен был присутствовать генетический страх. Только недавно я узнал большую семейную тайну: оказывается, мой дед Мирон Исаакович по чьему-то доносу сидел в лагере, откуда спасся чудом. А еще, помню, бабушка в ранние 80-е нашла у меня буржуйские вражеские газеты на английском (их мне привезли друзья из-за границы, я ведь изучал язык) — после этого нам пришлось вызывать ей «скорую помощь».
А «запрещенную литературу» бабушка потом сожгла...
Как-то смотрю пресс-конференцию Горбачева по телевизору и вдруг начинаю говорить за него — а он послушно повторяет за мной слово в слово. Я не просто похоже говорил — понял, как он мыслит! Со временем это стало творческим ноу-хау. Мне часто удавалось попасть в образ... Не так давно с хорошей компанией собрались перед игрой сборной России в Лужниках, ждали только Льва Лещенко. Кто-то заметил: «У Льва Валерьяныча дар предвидения, сейчас он предскажет судьбу матча». И тут я говорю голосом Лещенко: «Ребята, игра будет трудной, матч — тяжелым, сделать прогноз практически невозможно». Вскоре он появляется и действительно повторяет мою фразу.
Все хохочут, хотя прогноз не смешной. И Лещенко быстренько догадывается, в чем дело: «Мишка, ты хулиганил?»
Многие вообще почти перестали воспринимать эстрадный юмор — его вытесняет видео- и телевизионный. Я же не изменяю жанру, но мое «Грушмэн-шоу» в основном строится на импровизации: микрофон ходит по кругу — зрители вырывают его друг у друга, что я характеризую как «юмористическое караоке». Многие артисты стесняются своего участия в корпоративах, я же получаю от этого удовольствие: обычно на них собирается интеллектуальная публика, которая тонко чувствует юмор.
Никогда не претендовал на что-то великое, но шутки шутить — моя стихия. А Ирина порой настолько стремилась подмять под себя, что даже присваивала мои удачные экспромты.
Бывало, мы вместе смеемся, а спустя время я говорю: «Помнишь, как я тогда сказал?» —«Иди ты, это я сказала!»
При этом сейчас Ирина утверждает, что я чуть ли не альфонсом при ней жил. Но даже когда она начала хорошо зарабатывать, все наши семейные расходы лежали на мне: «Это твоя мужская обязанность», — говорила Ира. И я был с этим полностью согласен.
Она не только пыталась меня выдрессировать, но и не стеснялась демонстрировать это на публике. Я любил музицировать за электророялем, подбирал мелодии на слух. К нам пришли друзья, сел за инструмент… Ира: «Ты играешь примитивно» — и добавляет ритм, хотя прекрасно знает, что он меня сбивает. И вот я выключаю, она включает… И смех, и грех, как дети деремся за кнопку! В результате Ира обиделась — ушла в ванную. Перед гостями было неудобно, потом звонил жене друга, извинялся.
На что та заметила: «Если бы я так делала, муж бы меня убил!»
Мой круг общения едва пересекался с ее. Ира часто повторяла, что у нее нет друзей, и гордилась этим. Иногда это принимало вид искусственной позы: в большой веселой компании намеренно отгораживала себя ото всех. Ира сама называла себя социопатом. Иногда мне казалось, что она вообще не любит людей.
Накануне последнего Нового года в нашей семье Ира опять вошла в депрессию, настроение было похоронное. Друзья пригласили нас в свой загородный дом. Ира не хочет ехать, я говорю: «Хорошо, останемся здесь». А она: «Мне никто не нужен!» В результате мы с дочкой поехали в гости и встречали Новый год отдельно.
Последние несколько лет даже мой день рождения становился предметом торга. Ирина могла заявить, что вряд ли будет на нем присутствовать. Или же ставила условие: «Я не участвую, если в гости придет тот или этот…»
Мы все ревнивы, что нормально по отношению к дорогому для тебя человеку. Но у Ирины это проявлялась гипертрофированно. Как-то мы чуть не развелись из-за ее странной ревности к моему закадычному другу Валере Белоцерковскому. До сих пор не могу понять, как произошла в Ириной голове эта эволюция: почему наш свидетель на свадьбе стал ее личным врагом? Кульминация случилась три года назад. Мы всей семьей были приглашены к нему на день рождения, но накануне я сильно отравился. Звоню поздравить Валеру: «Извини, не приеду». Он даже слушать не стал: «Не морочь мне голову, сейчас водителя пришлю, водки хряпнешь — и выздоровеешь…»
Я стал собираться, и тут Ирина, которая изначально вроде была не против, ставит мне ультиматум: «Если ты поедешь — подам на развод!» Я, разумеется, поехал, а она действительно отнесла свидетельство о браке юристам. Потом, правда, забрала, но до последнего припоминала мне: «Никогда не прощу тебе то предательство!»
Ревность порой доходила до комического абсурда. Однажды мы отправились в Кейптаун, больше суток провели в самолете. По прибытии в номер я пошел в душ и вдруг слышу душераздирающий крик. Выбегаю, едва прикрывшись полотенцем, и вижу такую картину: Ирина кончиками двух пальцев брезгливо поднимает с кресла чьи-то бикини… Их явно забыли прошлые постояльцы, но жене сие вовсе не очевидно: «Что это? Почему оно здесь?»
И тут я понимаю: в появлении инородных женских трусиков она подозревает меня… «Мы все время были вместе, не мог же я, не выходя из самолета, завести интрижку в Кейптауне!» Чтобы ее успокоить, подключаю чувство юмора: «Давай вместе проведем расследование… Думаю, горничная готовилась к нашему приезду, убиралась, потом притомилась — решила отдохнуть и сходить в душ… Одевалась впопыхах и забыла немаловажную деталь гардероба…» Увидев все в комическом свете, Ира вроде бы отпустила ситуацию, но периодически нет-нет, да и спросит: «И все-таки скажи, откуда взялись эти трусики?»
— В прессе Ирина не раз говорила, что с самого начала снимала на видео чуть ли не каждый день вашей совместной жизни… — Вы же понимаете, что чисто физически это невозможно.
Но она снимала достаточно, чтобы начать меня этим тяготить. Когда на тебя наставлена камера, ты не можешь просто жить — вынужден играть во что-то.
У меня было ощущение, что Ира ставила на семье художественные эксперименты. Однажды отправились в отпуск, и она взяла с собой оператора, который должен был снимать каждый наш шаг: «Я хочу посмотреть на наши отношения со стороны», — объяснила супруга. Наверное, до сих пор гордится тем, как хитро ей тогда удалось заручиться моим разрешением. Я заранее подписал смешную бумажку: «Я согласен, на что не знаю сам». Был заинтригован, а когда узнал, в чем дело, стало неудобно отступать от своих слов. И вот мы в Италии, но все достопримечательности заслоняет человек с видеокамерой.
Сажусь в машину — с заднего сиденья из-за моего плеча выезжает рука и разворачивает объектив прямо в лицо… Мало того, оператор не прекращал свое занятие, даже когда мы садились перекусить. Мне все время хотелось его накормить… Но он не сдавался — и тогда я придумал ему прозвище «несуществующий». И со временем правда перестал замечать. Но назвать это нормальным отдыхом было сложно.
Год назад друзья пригласили нас на яхту. А там стояли стеклянные, до блеска надраенные двери. Настолько прозрачные, что я вовсе не заметил их присутствие — и вошел в стекло своим еврейским носом... Мало того, что его расквасил, еще и на ногах не удержался. Лежу, все вокруг бегают в поисках аптечки… Приходит дочка, начинает плакать. А потом появляется Ирина — и включает видеокамеру.
«Мама, разве можно снимать трагедию?» — спросила ее тогда Даша. И дочка была права, и Ирина — со своей режиссерской концепцией: для съемок интересно действие, а если его нет — надо спровоцировать. Думаю, если бы в море на меня напала акула, Ира и ее стала бы режиссировать — попросила бы не сжирать мужа слишком быстро, чтобы все эффектно заснять на камеру…
— Ирина рассказывала журналистам, что 4 года назад в вашей семье случился серьезный кризис, после того как вы буквально одичали на съемках «Последнего героя», отдалились от нее…
— Тогда наши отношения действительно дали трещину. Но мне та ситуация видится совершенно иначе, чем это преподносит Ира. Само участие в этом проекте было для меня безумной авантюрой — я даже в походы никогда не ходил.
И тут оказался на диком острове: из еды только кокосы, которые являются первой причиной смертности в Панаме. Сколько раз было: прячемся от палящего солнышка под пальмой, а сверху падает «еда», просвистев в сантиметре от виска. Вторая причина смертности — удар молнии. Как раз был сезон тропических ливней, которые порой заставали участников проекта в открытом море. Когда самому жрать нечего, зато по ночам тебя едят поедом все экзотические насекомые разом, нервы оголяются. Я безумно скучал по семье, и только это придавало мне силы преодолевать эти веселые невзгоды. Но когда всем участникам передавали весточки от близких, я получил дружеское послание только от Валерия Сюткина. Я очень люблю Валерия, но в тот момент все-таки ожидал поддержки близкого человека… Когда уже покидал проект, ведущая Ксения Собчак тихонько спросила меня: «Миш, у тебя проблемы в семье?
Твоя жена наотрез отказалась с нами общаться».
И вот я появляюсь дома, дочка бросается мне на шею, а Ирина награждает настороженным и даже враждебным взглядом. Жена приревновала меня ко всем островитянам, к которым я по понятным причинам психологически привязался — мы какое-то время еще собирались и общались. Однажды Ира устроила разборку в присутствии 6-летней дочери. В самых нелицеприятных выражениях обвинила в романах практически со всеми участницами проекта. Поскольку присутствовала дочь, я не сдержался (может, и правда одичал?) и дал Ире пощечину. Она утроила истерику... Иру не смущало, что на улице ноябрь, — даже не одевшись, она бросилась с ребенком к двери: «Мы уходим!»
У порога я ее остановил: «Лучше сам».
Но тогда мне было мучительно больно: я понимал, насколько не готов к разводу, и согласился бы на любые уступки, лишь бы вернуться в семью. Видимо, Ира тоже поняла, что погорячилась. Когда я заглянул домой, чтобы забрать вещи для гастролей, она мне сказала: «Оставайся…» И вроде бы формально все разрешилось, но проблемы пошли по нарастающей…
— Пары, находящиеся на грани развода, редко решают вместе строить дом…
— Меня вполне устраивала жизнь в московской квартире, а дом за городом был Ириной мечтой. Жена сама придумала его дизайн, поэтому относится к нему как к своему детищу. Хотя мы строили и вкладывались в него вместе, когда начали там жить, Ира называла его «мой дом», не «наш».
Она переселилась в свою мечту, а бытовые вопросы в основном решал я.
Мы с Ирой ни от кого не скрывали, что живем там в разных комнатах. А сейчас она пытается уязвить мое мужское самолюбие и публично заявляет, что секс ушел из нашей жизни уже на втором году брака. Я в этом вопросе предлагаю не мелочиться: будем считать, что секса у нас с Ирой вообще никогда не было, а ребенок родился в результате совместного просмотра ее видеоклипов!
Последние пару лет нас действительно связывала только ответственность за Дашу. Но разве это можно назвать семьей? Скорее «совместным предприятием по воспитанию дочери». Казалось бы, такая договоренность между супругами дает им «право налево»… Но в нашей ситуации это было неприемлемо.
Ира даже при таком раскладе меня ревновала, а я не способен вести двойную жизнь, потому что банально не умею врать. Но даже после развода Ира продолжает обвинять меня в придуманных ею изменах… И при этом еще пытается создавать образ современной демократичной женщины: мол, сама подталкивала меня завести любовницу…
До сих пор загадка, где я нашел силы, чтобы разрешить нашу ситуацию. Тщательно вымерял: сколько мне было лет, когда мама с папой развелись? Вот у дочки полная семья, но какие она наблюдает отношения? Пока Даша маленькая, ссора родителей для нее просто шум и испуг, к десяти — это уже более содержательное зрелище. Как она будет вести себя с мужчинами, если у нее на глазах с детства разрушается авторитет отца? Когда муж говорит: «Иди спать», а жена тут же разрешает: «Можешь еще немного посидеть»?
Я по себе знаю, насколько важно для ребенка, чтобы у него были оба родителя — пусть они даже не живут вместе.
После развода из-за невозможности быстро разрешить жилищный вопрос мой отец какое-то время еще обитал в семье. Обиду на маму переносил и на шестилетнего сына. По утрам на кухне не удостаивал взглядом, делами моими не интересовался. Периодически вспыхивали конфликты, разрешать которые даже приходил участковый. Потом по иронии судьбы отец получил квартиру в нашем же подъезде. Лет пять мы продолжали с ним молча сталкиваться на лестничной площадке, и он делал вид, будто этот мальчик ему не знаком. И тем страннее было, когда отец вдруг поманил меня пальчиком: «Заходи как-нибудь…» Я пережил адское испытание — детская обида к тому времени назрела во мне, как нарыв.
Тогда мама рассказала мне о драматической судьбе отца: оказывается, его первый брак закончился тем, что жена бросилась под поезд, и вот недавно их общая 21-летняя дочь последовала маминому примеру… Круг родных сузился — и отец вдруг вспомнил обо мне. С тех пор я, только из жалости, иногда заглядывал к нему в гости. Папа усаживал меня играть в шахматы, но до конца его жизни между нами так и не возникло душевного контакта.
Я даже больше сблизился с отчимом и потом в какой-то момент назвал его «папой». Были на то причины: в воспитательном процессе тот применял ко мне насилие, как к родному сыну. Таким образом добивался, чтобы я, например, полюбил читать книжки. Иногда настолько жестко, что маме становилось плохо. С деспотичным супругом она тоже не ужилась, их развод опять же стал для меня серьезным ударом.
Больше всего я боялся объяснять дочери, почему мы с мамой решили развестись.
«Ты же видела, как мы общались?» — сказал я. «Я все поняла», — печально ответила Даша. И наивно добавила: «А вы не можете снова завестись?»
Самое ужасное, когда ребенок в конфликтной ситуации становится разменной монетой… Ирина принялась искусно манипулировать мной через Дашу, мало того, что не позволяла нам общаться по телефону, я не смог даже увидеться с дочерью на ее день рождения в июне. Навестить Дашу у меня получалось только когда она оказалась у тестя и тещи. «Мама сказала, что ты бросил нас, потому что я тебе не нужна, — призналась тогда Даша.
— Она запрещает мне с тобой разговаривать по телефону». И очень по-взрослому вздохнула: «Как же мне тяжело…» Разве можно так играть чувствами собственного ребенка? Когда мы были еще вместе, Ира частенько стращала: «Сделаешь что-нибудь не так — и Даша тебя возненавидит!» Похоже, теперь сама пытается все устроить так, чтобы ее угроза воплотилась в жизнь… Рад, что смог сохранить хорошие отношения с мамой и отчимом Ирины, для меня они всегда будут бабушкой и дедушкой нашей дочки.
Поскольку Ира считает наш дом своим детищем, я, хотя имею такие же законные права, при разделе имущества на него не претендую — пусть они с дочерью живут там счастливо. У меня же осталась квартира в Москве: ту, что когда-то получил в наследство, с доплатой обменял на новую. Вкладывался в эти метры только я.
И вдруг из прессы выясняю, что это, оказывается, жена-благодетельница ее на меня записала! Опять же как я должен реагировать на обвинения в публичном пространстве, будто не плачу алименты, несколько месяцев не гасил счета за дом? Что мне, идти в суд и показывать квитанции, защищая свое доброе имя?
Боясь самого факта развода, я до последнего держался за отношения с Ирой. Пока не понял, что хватаюсь за воздух. Их давно уже нет. И как часто бывает в моей жизни, переломной стала трагикомическая ситуация. Позвонила жена моего друга, попросила о помощи. Я объяснил ей по телефону, что все будет хорошо, надо только сделать один звонок: «Запиши номер Зайцева…» И тут на меня обрушилась Ирина: «Кого ты только что назвал «зайкой»?!» И потом еще долго продолжала выкрикивать претензии, накопившиеся за годы нашего брака…
Теперь в своем интервью строит из себя святую невинность: «Я даже в мыслях не называла мужа подлецом, негодяем», — и на той же странице сама себе противоречит, награждая супруга эпитетами «убожество» и «ничтожество»… А мне и в лицо могла сказать: «Ты кусок дерьма в моей жизни»! Безусловно, мне все это льстит…
Когда я поднял тему развода, Ира не удивилась — поначалу мы все обсудили спокойно. Почему-то я был уверен, что сможем договориться по-хорошему. Даже обдумывали возможность жить вместе, но иметь право на свою личную жизнь, хотели воспользоваться услугами Ириной сестры — профессионального юриста. В тот же день я уехал в Москву. А поздно вечером вернулся в ад, который продолжался до 5 утра, — Ира уже себя накрутила.
У супруги не укладывалось в голове, что я посмел изменить ее сценарий: ведь наша свадьба была ее выбором, а развод — моим.
Подпишись на наш канал в Telegram