Маршалл вернулся домой, когда полицейские уже захлопывали дверцы бронированного фургона, а на месте почти киношного побоища суетились криминалисты. Щелкала фотокамера. Маршалла попросили подождать в саду, но со своего места он все равно мог видеть залитый кровью пол кухни и распростертое на нем тело убитого.
Вот так мерзко началась весна 2012 года. Пока он отвозил в аэропорт дочь, улетающую на каникулы в Европу, в дом забрались грабители. Но сработала сигнализация, и злоумышленники, не успев поживиться, оказались в ловушке. Быстро приехал наряд полиции, окружил сад и перекрыл все выходы из помещения, но упорно не желавшие сдаваться бедолаги затеяли стрельбу.
В результате все окна первого этажа были выбиты, стены вспаханы пулями, а один из воров, получив смертельное ранение, умер прямо на полу кухни.
Позже, когда машины разъехались, люди разошлись, посторонние звуки и голоса смолкли, он остался наконец-то один в доме, ставшем вдруг чужим. Кровавое пятно на кафельном полу подсыхало, к нему прилипли осколки разбитой посуды, какой-то войлок и клочки бумаги. Маршалла тошнило. Смешно… Сколько раз он режиссировал подобные мизансцены в своих клипах! Вспомнить хотя бы зловещую историю «Три часа утра», в которой он, не дрогнув, порешил ножом весь персонал клиники, любовно разложив тела вот на таком же кафельном полу. Маршалл снимался, сидя в наполненной якобы кровью ванне, жонглировал «бомбой», перебрасывал в руках якобы «окровавленный» нож...
А сколько могил он перекопал в своих клипах, сколько раз стрелял себе в голову, сбегал из психушки, вопя: «…повсюду трупы, и я не помню, как они здесь оказались! Наверное, это все же я их всех убил». При этом его ни разу даже не вырвало, и голова никогда не кружилась, хотя всех без исключения членов съемочной группы отчаянно мутило. Да и критиков тоже: «Эминем — чокнутый тип, больной на всю голову. Шизофреник, психопат, он заставляет нас смотреть спектакли ужасов, которые ставит по своим дурным фантазиям, и мы вынуждены это делать».
Так почему же сейчас этого «психа», оказавшегося в столь милой сердцу декорации убийства, тошнит? Разве к сорока годам он не приобрел стойкий иммунитет к уродливым сторонам жизни, разве не научился им противостоять?
И почему застыл как истукан? На съемках, кстати, отыграл бы эту сцену иначе — сплюнул бы в сторону или, присев на корточки, погасил в крови сигарету.
…Его детство прошло в Детройте. Когда в процветающем прежде центре машиностроения позакрывали один за другим заводы и оттуда спешно уехали специалисты-инженеры, Детройт в буквальном смысле погрузился во мрак. Запустение охватило все кварталы, которыми отныне управляли в основном черные. Убийства и грабежи случались ежедневно, и к ним успели привыкнуть. Маршалл, тогда еще школьник, единственный белый в черном классе школы, постоянно подвергался издевательствам. Был он в ту пору худым и кудрявым голубоглазым двоечником, не умевшим за себя постоять, слабым физически, с тощими, как у девчонки, ногами с острыми коленками.
Жаловаться ему было некому — отец давно бросил семью в походном трейлере. Своего дядю Ронни, сверстника, Маршалл видел редко. И хотя они дружили, Ронни мог оказать лишь словесную поддержку: «Ты им наври, что у тебя отец работает в полиции, и тогда…» Советы Ронни звучали глупо — вся школа знала, что Мэзерсы гниют в ободранном трейлере, припаркованном на окраине, о них никто не заботится, и они никому не нужны…
Мать Дебби, официантка, пыталась кое-как тянуть скудный быт и двух маленьких сыновей — Маршалла и новорожденного Натана. Отец новоиспеченного малыша Фред Самара давно удрал, скрываясь от алиментов.
Каждый вечер Дебби приносила в сумке то, что удавалось собрать по кастрюлям и тарелкам, сооружая из объедков и огрызков вполне сносный ужин и даже завтрак. Ночами Маршалл слышал, как она стучит стаканом по столу и хнычет, бормоча злобные проклятия. Сколько раз, возвращаясь из школы, Маршалл пригибал голову, чтобы казаться незаметным, но соседи все равно шикали вслед: «Пьянь несносная!» В эти мгновения он так ненавидел мать! Из-за нее все их беды. Зачем торчать в этой дыре, почему не уехать? Они могли бы припарковать трейлер в каком-нибудь лесу или поселиться в доме под снос. При желании можно отлично спрятаться. Но матери будто наплевать. Да и любит ли она их с братом? Дебби никогда не говорит им ласковых слов. «Ублюдок» — самое нежное, что она себе позволяла в отношении Маршалла: «Ничтожество, даже учиться не можешь, что из тебя вырастет?»
Как будто, Маршалл нес персональную ответственность за их нищенство и ее сбежавших мужчин. Казалось, она мечтала, чтобы мальчишки испарились, — тогда все ее проблемы разом разрешились бы. Не надо было бы выклянчивать чуть больше чаевых, воровать еду и доставать детскую одежду (бывало, мать срывала брюки и футболки, которые кто-то вешал сушить на балконах первых этажей). Убогость ее тяготила, но при этом мать упорно пыталась оставаться привлекательной. Видимо, мечтала о другой жизни. Маршалл знал, что она воровала косметику из сумочек посетительниц, выменивала у своих пьяных подруг старые платья и перешивала их на себя. А еще у нее над плитой висела открытка с изображением пляжа в Рио. И он не раз видел, как мать застывала с тарелкой или тряпкой в руке, рассматривая ее.
Но вместо Рио за окном царил бесконечный детройтский сезон дождей, направляющий грязные потоки к забывшим о вращении колесам их трейлера, который в следующий раз поедет разве что до конечной остановки на свалке. Даже уличный фонарь, у которого они припарковались, чтобы получать по вечерам дармовой свет, давно был вдребезги разбит бродягами.
Но и у Маршалла был свой личный ад под названием «школа Dort». По утрам на входе у него отбирали бутерброды и вытряхивали мелочь из карманов. На переменах в туалете мальчишку шпыняли так, что он либо падал лицом в унитаз, либо обливал себе одежду. Если же пытался вякать — черные ребята колотили его. Он знал, что раздражает всех цветом кожи, и наивно полагал: отдав последнее, сумеет задобрить врагов, и от него отстанут.
Так, когда у Маршалла появились новые кроссовки (подарок матери на день рождения) и мальчишки окружили его после уроков, он не стал дожидаться тумаков. Выскочив из кроссовок, Маршалл опрометью кинулся прочь босиком по усеянному всякой дрянью разбитому асфальту. Добежав до трейлера, остановился, ловя ртом воздух и пытаясь восстановить дыхание, и тут понял, что его никто не преследует.
Вернувшись на другой день туда, где его поймали, он нашел свою обувь на том же самом месте, влипшую в грязь и доверху наполненную водой: ночью шел дождь.
Однажды у подъезда школы его заклятый враг Жирный Кабан Ди Анджело Бейли отыскал хитро припрятанный в рюкзаке Мэзерса приготовленный матерью жалкий сэндвич.
Уловка вызвала приступ ярости — Бейли повалил Маршалла и принялся колотить головой о тротуар. Остановился, лишь когда у того потекла кровь из ушей. Прибежавшие на шум охранник и учителя вызвали «скорую помощь».
…Маршалл провел в коме пять дней. Едва врачи разрешили ему вставать, он с трудом сполз с кровати и, ковыляя, отправился в туалет. В пустом помещении с ослепительно белыми, будто продезинфицированными стенами было тихо. И лишь в зеркале над раковинами отражался похожий на скелет мальчик. Испачканные снятым гипсом темные волосы Маршалла слиплись, торчали в разные стороны и казались седыми. Тело было заштопано в нескольких местах и пестрело синяками, будто боевыми ранами. Получалось, он побывал на войне, только вот не сразу это понял. Через несколько дней его выпишут, предстоит вернуться в школу, где его вновь будут избивать.
А что еще, собственно, ему оставалось делать? Он же при всем желании не мог стать черным. И Маршалл решил, что больше не только никогда не вернется в старую школу, но и никому не позволит себя бить.
…Впрочем, на этот раз судьба решила наконец-то изменить его жизнь. Едва Маршалл вышел, как мать торжественно заявила, что получила работу в другом городе, договорилась о съемной квартире и они покидают Детройт прямо сейчас.
В новой школе его больше никто не трогал. То ли с детьми повезло, то ли Маршалл изменился. Теперь в ответ на любой косой взгляд в свою сторону, обидную реплику или мат он готов был наброситься на обидчика с кулаками. Один мальчик пустил было слух, что в прошлом Маршалла держали за сопляка, о которого все вытирали ноги, но быстро пожалел о сказанном.
Маршалл так его избил, что сплетнику наложили несколько швов.
После уроков Маршалл всегда возвращался домой, где не только кормил маленького брата, но и много писал в свой дневник — и вскоре это его увлекло. Вначале тексты были сплошными жалобами. Потом они превратились в мини-истории, стихи с блуждающей рифмой, спектакли... В мизансценах участвовали старые враги Маршалла во главе с Бейли. Они нападали — он защищался. В кульминационный момент он вынимал либо нож, либо тесак и лихо отправлял врага к праотцам.
В новой школе у Маршалла появились друзья. Так, однажды в столовой к нему крепко прижалась белокурая девчонка из младшего класса.
Она просила ее спрятать. От кого? От верзил из восьмого — они отбирают у малышей пончики. Так Маршалл познакомился с Ким… Кимберли Скотт не нашла никого лучше для спасения и укрытия! Получалось, теперь Маршалл стал по-настоящему крутым? В девочку он влюбился мгновенно.
…Черные друзья, которые когда-то были злейшими врагами, теперь окрестили Маршалла «белым ангелом». Они зазывали его к себе на вечеринки и просили читать там свои стихи, которые звучали как речевки безумного оратора — сплошной поток слез и мата, истошные крики, плевки и угрозы. Да, Маршалл стал писать рэп, найдя наиболее подходящую для себя форму самовыражения. Его истеричные истории дотошно описывали все те злоключения, что ему пришлось пережить… Стать артистом, рэпером?
Нет, в положении неимущего эти планы казались совершенно несбыточными. О каком сценическом искусстве может идти речь, если Маршалла с треском выгнали из школы в девятом классе после пяти пересдач переводных экзаменов? Когда нет даже карманных денег, а друзья покупают ему одежду и делятся своими обедами? Когда мать, рассорившись с очередным любовником, капитально подсела на лекарственные препараты и поставила жесткий ультиматум: «Либо выметаешься вон, либо остаешься, находишь работу и помогаешь мне оплачивать счета».
Так в жизни Маршалла открылась новая глава. Он метался между не требующими особой квалификации специальностями. Был и сезонным рабочим, и мусорщиком, и дальнобойщиком, и помощником повара в ресторане, и официантом...
Серое существование без просветов. Единственное, что помогало держаться, — стихи. Он продолжал их писать и участвовал в любительских соревнованиях, спонтанных конкурсах, «рэп-битвах» в разных штатах, но тем не менее всегда проигрывал. Хотя порой весь зал был на его стороне: «Отдайте приз белому парню! Он лучше всех!» Кто-то посоветовал ему записать свои песни и разослать по всем звукозаписывающим студиям, которые отыщутся в городском справочнике Лос-Анджелеса. Маршалл так и сделал, но ни на одну посылку ответа не последовало.
Та белокурая девочка Ким стала его верной подругой. Они даже пытались наладить совместную жизнь. Но что Маршалл мог предложить невесте? Проживание в точно таком же трейлере, в котором прошло его детство?
И они колесили по пригородам, паркуясь поодаль от домов, но даже там их доставали — за два года ребятам пришлось сменить четыре телевизора и пять видеомагнитофонов, которые у них регулярно воровали бродяги. А однажды из трейлера вытащили всю посуду и одежду, оставив лишь расшатанную кушетку. Когда Ким родила дочь Хейли, им пришлось переехать в отдельную квартиру, и в семье начались серьезные бытовые проблемы. Заработанных денег ни на что не хватало, и вскоре их выселили за неуплату. Определив жену и дочь в дешевый одноместный мотель, Маршалл умудрился пробраться в их бывшую закрытую владельцем квартиру и тайно пожить там какое-то время в совершенно ледяном помещении, с отключенными водой, электричеством и отоплением. Он до сих пор помнит те дни — они казались еще страшнее проведенных в больнице.
Будучи здоровым и полным сил, молодой человек ощущал себя неспособным изменить свою жизнь и жизнь своей семьи. Как же хотелось умереть, закрыть глаза, никогда не просыпаться! Он даже представлял себе, как это будет. Вот его труп обнаружат полицейские, начнется муторное дознание, с трудом отыщется мать... Она разозлится из-за предстоящих расходов и устроит похороны по самой низшей ставке. Ким расплачется. Новорожденная дочка ничего не поймет. И никогда его не узнает.
…И опять вмешалась судьба. На полу гаража своего приятеля, шефа звукозаписывающей компании Interscore Джимми Йовина, культовый рэп-продюсер Доктор Дре случайно нашел любопытную кассету...
Прослушивая запись, присланную неким Маршаллом Мэзерсом, профессионал Дре понял, что давно не испытывал такого волнения.
И, как признается позже, за всю свою жизнь до этого случая не встречал среди записанного на демокассетах ничего стоящего. Неизвестный молодой человек не просто обладал сумасшедшей энергией и богатым жизненным опытом, он спустил с цепи все страхи и комплексы молодого человека, сумев облечь их в острые слова, в краткую форму рэп-новелл. Герой этих новелл легко совершал гадости, о которых обычный человек только мечтает в минуты бешенства, мстил учителям, унижавшим его парням, которые его били, — вроде ничего особенно нового. Но один штрих менял все. Маршалл делал это талантливо. С иронией. Он смеялся над врагами, над их глупой и такой игрушечной силой, над своей собственной слабостью тоже… И этот нюанс придавал стихам еще большую эмоциональную силу.
К тому же он был белым, выступавшим в жанре рэпа, по традиции принадлежавшем черным.
Дре решил немедленно разыскать Мэзерса. Почтовый конверт был давно потерян, к счастью, на корпусе кассеты отправитель додумался указать свой адрес и телефон. А так как номер отключили за неуплату, Дре ничего не оставалось, как послать телеграмму, которую Маршалл успел получить в одну из таких холодных ночевок.
…Он не хотел выпускать дебютный диск под своим настоящим именем. М. и М. (Маршалл Мэзерс) — инициалы звучали лучше. Так возник Эминем. И его агрессивные истории сразу нашли отклик. Целое поколение вот таких же мальчишек, как он, узнавали себя в песнях. Эминем получил высочайшую оценку критиков, став лауреатом не только «Оскара», но и 13 престижных премий «Грэмми».
О его жизни в Голливуде был снят художественный фильм «8 миля», и он сыграл в нем самого себя, а Ким Бейсингер — его мать. Диски Эминема продавались миллионными тиражами. Звезды первой величины, такие, например, как сэр Элтон Джон, почитали за честь спеть с ним дуэтом. Ну а за экстремальную жестокость содержания текстов он даже попал на 58-место в черном списке «100 людей, делающих Америку враждебной».
Любопытно, но тот самый Жирный Кабан Бейли, мучивший Маршалла в школе, решил отхватить и свою долю праздничного пирога: превратившийся в рабочего химчистки и жалкого пьяницу, он отозвался с самых низов и подал в суд на Эминема за публичные оскорбления в его адрес в песне Brain Damage, ставшей хитом. И с какой стати Маршалл дотошно припомнил ему все гадости?
В заявлении Бейли говорилось: «Он испортил мою репутацию, подорвал доверие коллег! Из-за него я потерял работу, и теперь меня все презирают». Он требовал миллион долларов за нанесение морального ущерба, но судья в итоге отклонил иск.
Нищий Маршалл внезапно разбогател. Появились огромные деньги, которыми он не знал, как и распорядиться. После покупки дома, тряпья и никчемных безделушек пошли другие траты — на алкоголь и наркотики. Последние стали настоящим открытием — экстази, кислота и лекарства напрочь отбивали память, стирая на время все, что грызло изнутри. Он чувствовал себя невесомым, свободным от прошлого, пустым и поэтому счастливым. Но допинг обладал и серьезным побочным эффектом. Находясь под его воздействием, Маршалл напрочь выпадал из реальности.
Он мог неделями не выходить из дома, валяясь на полу в совершенно одуревшем состоянии. В минуты просветления он возвращался к нормальной жизни, в которой ничем не отличался от обычного заботливого родственника, — старательно оплачивал учебу сводного брата, дорогостоящее лечение матери — вначале от алкоголизма, затем по линии онкологии. Воспитывал не только свою дочь, но и удочеренную племянницу Аманду, дочь сестры своей жены. Если бы кто-то из фанатов увидел Маршалла в городском парке покупающим мороженое двум маленьким девочкам и бегающим с ними наперегонки, никогда не признал бы в нем своего кумира! Эминема все воспринимали как шизика в безразмерном клоунском костюме.
Журналисты, которые приходили брать интервью у звезды, недоумевали.
Ожидая увидеть форменного хама, черта во плоти, строящего рожи, они встречали тихого и вежливого молодого человека. Маршалл отвечал на вопросы спокойно, долго подыскивая выражения, извиняясь за невольно вырвавшееся грубое слово. Его скромность постоянно играла с ним злые шутки: в ресторанах, где он когда-то работал, официантка требовала от Маршалла документ, удостоверяющий его возраст, чтобы подать ему на раздачу спиртное. Однажды новый охранник не хотел пускать Маршалла в его же собственную гримуборную, не узнав в кротком юноше того самого фрика Эминема.
Как-то раз в супермаркете к нему обратилась хромая старушка с просьбой проводить ее до остановки автобуса: «Я уже отчаялась найти приличного молодого человека», — пожаловалась она Маршаллу.
Но однажды все изменилось.
«Первый звонок» прозвенел в Сан-Франциско, куда Маршалл приехал по делам. Возвращаясь после встречи, он потерялся в незнакомом месте. Блуждая по улицам и путаясь в них все больше, он столкнулся с наглым подростком. Тот, не узнав в парне суперзвезду, перегородил дорогу и потребовал плату за проход по частной территории. Маршалл решил, что это шутка, — глупый мальчишка выделывается перед новичком. Но тот был настроен серьезно. Вынув складной нож и нажав кнопку, выпустил лезвие. Ткнув им в плечо Маршалла, прошипел: «Давай плати. Таковы местные правила».
К Маршаллу на мгновение вернулось давно позабытое ощущение из прошлого — чувство растерянности, бессилия.
Бросившись на мальчишку, Маршалл принялся его избивать. Заметившие драку из окон люди вызвали полицию. Приехавший наряд растащил ребят, но Маршалл уже успел порезать парня отобранным у того же ножом.
Историю с дракой удалось замять, но Маршалл точно сошел с катушек. Все чаще устраивал ссоры, бил посуду, жену, ввязывался в клубные драки. Как-то жена сообщила, что идет на встречу со школьными друзьями, но Маршалл почему-то сразу же заподозрил измену. Проследив за Ким, он стал свидетелем ее вполне невинных посиделок в баре, а затем поцелуев и похлопываний на прощание с неким Джоном Гуэррой.
Бедняга уже собирался отчалить домой на своем мотоцикле, как вдруг на него из темноты набросился Маршалл.
Засунув дуло пистолета прямо в рот Гуэрры, разъяренный мужчина завизжал: «Убью на месте!»
Началась потасовка, во время которой пистолет упал на землю. Свидетели подняли его и отдали патрулю, быстро приехавшему на место драки. Потерпевший не замедлил подать в суд. Маршалл обвинялся по двум статьям — вооруженное нападение и хранение незарегистрированного оружия. Адвокаты вытянули его чудом, доказав, что пистолет был для их клиента своеобразным имиджевым фетишем, сценической игрушкой. Поэтому он, наставленный в ту ночь на Гуэрру, оказался незаряженным, а обыск в доме Маршалла показал полное отсутствие боеприпасов и документов на их приобретение. Проведенная экспертиза подтвердила слова адвокатов — оружие действительно было абсолютно новым, пустым и никогда не применялось по назначению.
После этого суда последовало много других.
Эминем прочно закрепил за собой репутацию скандального типа, а журналисты усматривали в его выходках дешевый трюк — попытку подражать своему яркому лирическому герою.
Пожалуй, в тот год, когда один суд следовал за другим, и наступил перелом. Потрясением стали трагедии, случившиеся с близкими друзьями, — покончил с собой дядя Ронни, рэперов Тупака и Пруфа убили неизвестные, попытка убийства Гейма, в которого преступники выпустили пять пуль, к счастью, оказалась неудачной. Разве Маршалл не шел к такому же концу?
Доктор Дре настоял на том, чтобы его подопечный незамедлительно лег в клинику и прошел длительный курс лечения.
Дре только что потерял 17-летнего сына-наркомана, ему не хотелось лишиться еще и Маршалла, к которому он успел привязаться как к родному.
Прошло несколько месяцев. Долгих и пустых. Маршалл не покидал пределы частной клиники, его вены литрами перекачивали лекарственные препараты. Ко всему прочему у него диагностировали несколько серьезных психических проблем и приставили врача, способного помочь их разрешить. А там, на воле, продолжалась безрадостная жизнь, из которой он выпал. Дочками Хейли и Амандой пристально заинтересовались службы опеки, после того как Ким арестовали за вождение в нетрезвом состоянии и хранение наркотиков. Ей грозил срок. Маршаллу Мэзерсу надлежало как можно быстрее выздороветь и возвратиться домой.
Он помнит, как впервые посмотрелся в зеркало накануне выписки. Точно после тюремного заключения... Санитар вручил ему пакет с вещами, в которых он поступил на лечение — часы, цепочка, пара смятых сотенных купюр и давно севший мобильный. Предложил привести себя в порядок в палате со всеми удобствами. До недавнего времени Маршалл пребывал в пустом боксе без окон и зеркал.
Приняв ледяной душ, он завернулся в полотенце и подошел к зеркалу. Дежавю. Давным-давно в детстве, в больнице, выйдя из комы, он точно так же стоял и смотрел в зеркальное отражение, не узнавая себя. Худой, заматеревший, коротко остриженный, этот новый Маршалл походил на военнопленного. Только вот на какой войне он потерялся?
Психотерапевт клятвенно уверил Маршлалла, что тот вполне сумеет справиться со своим проблемами без помощи вспомогательных субстанций. Один. У него все получится. В больничных застенках он научился уходить от панических атак, приступов ярости, овладел навыками контроля над эмоциями.
Хейли все это время писала отцу письма, сообщая обо всем, что творилось в доме: окончательно расшаталась левая ножка у ее кровати, закончились запасы банановой жвачки, и только он знал, где их можно пополнить, соседский кот регулярно гадит под ее качели — тайную кошачью лазейку в заборе некому заделать. На любовь дочери не влияли никакие обстоятельства. Хейли было все равно, что о нем говорили. Она продолжала ждать: «Если ты не поправишься в срок, меня и сестру отдадут в приют. К бабушке не пойдем, у нее другая семья, и потом она сидит на каком-то валиуме, как говорила тетка из опекунского совета.
Мама Ким редко бывает в доме. У нее теперь новый парень. Она пытается меня убедить, что он лучше тебя. Дура какая-то. Это невозможно-о-о!»
Выйдя из клиники, Маршалл оформил развод с Ким, бросившей его, пока он лечился, и через суд добился единоличной опеки над дочками. Он купил новый дом, кое-как научился готовить, убирать, управляться со стиральной машиной, став для девочек не только отцом, но и матерью. Они жили втроем и никогда не ссорились. В лице старшей дочери он неожиданно обрел друга, понимающего его с полуслова. Хейли радовалась всему, даже раскрошившемуся капустному пирогу, который он однажды неумело приготовил в духовке.
У Маршалла не было девушки, и ему почему-то совсем не хотелось влюбляться. Во всяком случае, пока. Он один, и одиночество его вполне устраивает. Психотерапевт, работаваший с ним в клинике, посоветовал обзавестись боксерской грушей и дубасить ее каждый раз, когда агрессия будет накрывать с головой, — так быстро прошлые проблемы не уходят.
А потом как-то вдруг и совсем неожиданно ему исполнилось сорок. Он каждый день делает по сто отжиманий, совершает ранние пробежки вдоль океана и при этом способен не сбивать дыхание в течение тридцати минут. Хейли сделала лестный комплимент, увидев однажды мускулистого отца на пляже: «Па, да ты круче всех!»
Он продолжает сочинять, но его музыка, как оказалось, также прошла «лечебный курс».
В последнем на сегодняшний день диске Rеcovery на смену фирменным убийствам, мату и жалобам вдруг пришли обычные слова: «не сдавайся, живи сам, ничего не бойся, ты выдержишь любой удар, ты сильный». Ему надоела боксерская поза, напряжение, надоела война...
Не потому ли, увидев труп на полу своей кухни, Маршалл испытал омерзение? Как осточертела кровь! Хватит. Его война закончилась. Сегодня ему хочется просто жить…
Завтра же Маршалл найдет новый дом, уйдет отсюда подальше, перевезет дочерей. Как хорошо, что они этого не видели!
Подпишись на наш канал в Telegram