Моя собака, случается, вдруг подскакивает с лаем. И лай странный такой — в пустоту и в то же время будто к кому-то обращен. «Саша пришел?» — спрашиваю, и верный пес, обрадованный моей догадкой, машет хвостом. Я не сошла с ума. Хотя, видит бог, могла бы...
Я не чувствую, что моего единственного сына больше нет. Как и остальные, он ушел внезапно и не попрощавшись. Иной раз даже сомневаюсь: а были ли они все?
— Наташа, наверное, никто не играл цариц в таком количестве, как вы. А как вы угодили в «сию императорскую эпопею»?
— Обычно.
Правда, ничего такого… На творческий вечер Виталия Мельникова в Дом Ханжонкова пришла в числе прочих артистов, работавших с этим талантливым режиссером. Надо заметить, что с момента моих съемок в его фильме «Старший сын» в 1975 году я порядком нагуляла тело, став большой белой… Вечер проходил вполне обычно — беседуем, вспоминаем. Вдруг Виталий Вячеславович говорит: «Наталия! Я знаю, что тебе нужно!» И через полгода присылает сценарий картины «Царевич Алексей», в коей предлагает мне роль Екатерины I. Потом Светлана Дружинина никак не могла найти царицу для своих «Дворцовых переворотов», поинтересовалась у Мельникова. «Вот!» — и показал фотопробы, на которых я в парике чуть ли не набекрень и легкомысленно не стала влезать в богатое царское платье, его просто приложили.
Если я скажу, сколько мы получили за ту работу, будете смеяться. На кино тогда денег не было совсем, где Дружининой удалось раздобыть тот минимум — неизвестно. Но как игралось! Коля Караченцов, Сережа Шакуров — потрясающие партнеры.
— И вот уже в громадном зальном зеркале отражается полноватая женщина. Тяжелое парчовое платье давит грудь, и кашель, страшный кашель не дает вдохнуть…
— Все так… А хуже нездоровья тоска — одна ведь, совсем одна… Занятно, но ошибка в моих биографиях (почему-то принято писать, что я родилась в Сибири), наверное, возникла как раз из-за кашля. На самом деле я появилась на свет в Ставрополе. И почти с рождения меня преследовали проблемы с дыханием.
Бесконечные простуды перетекали в бронхиты и воспаление легких. Звучало грозное слово «туберкулез». Доктора, перепробовав все мыслимые способы моего оздоровления, в конце концов не придумали ничего лучше шоковой терапии — кардинальной смены климата. И мама повезла меня в крошечный городок под Иркутском. Сейчас я часто шучу, что ссылку отбыла еще в детстве.
Сибирь воспринималась сложно по многим причинам. После Средней Азии, куда меня увезли после рождения, с солнцем и арбузами, оказаться в суровом краю — само по себе испытание. Другие люди вокруг. Вместо тотального южного гостеприимства — староверские сибирские порядки. Новичков воспринимают настороженно, да и вообще не очень допускают в дом.
Поселились мы в коммуналке, где страсти кипели такие, что Шекспир отдыхает. Один сосед был расчудесным мужиком до автомобильной аварии, а потом, видно, что-то в голове перемкнуло, так и воткнул в жену шило! Дрались каждый раз как в последний… Но правила коммуналки таковы, что реветь в голос нельзя, даже когда мать дерет тебя как сидорову козу… Именно в то время я научилась плакать как мужик — беззвучно, стиснув зубы.
Мама в моих глазах изменилась непоправимо. Из смеющейся красавицы в крепдешинах превратилась в излишне сосредоточенную женщину в тулупе. Сейчас я, конечно, все понимаю. Надорвалась она. Маме тогда всего тридцать шесть было, и она, ничего тяжелее листков с отчетами в руках не державшая, пошла осваивать другую профессию — в ученицы крановщиков.
Больше некуда. В одиночку поднимать двоих детей (мой младший брат Саша родился уже в Сибири), один из которых беспрестанно болеет, да еще и в сложных климатических условиях, — редкий человек сумеет не сорваться. Но так, как она меня наказывала, с детьми все-таки нельзя… Сейчас иногда смотрим с мамой передачи о проблемах воспитания, и я ей говорю: «Видишь? Ты б давно уже сидела!» Лупила ведь всем, что под руку попадало! А попасть могло очень разное — от бельевой веревки с прищепками до березового полена. Плюс характер. Какой там отговориться! Предмет домашней утвари летел мне в голову безо всяких словесных прелюдий. Бог дал нам бешеный темперамент, я знаю, что такое настоящие ярость и гнев. А от кого они? Понятно, не от соседа! В школу стеснялась ходить, потому что вся в синяках была! Нет, бить детей нельзя категорически. Хотя бы потому, что они неизбежно станут копировать эту модель отношений, когда подрастут, и ни хрена у них потом не сложится!
Они или сами колотят всех, как мой брат, — жен бил, детей, на меня руку поднял. Знает, злобное трусливое ничтожество, что свои в милицию синяки снимать не побегут… Или их долбят все, кому не лень. И это тоже очень неправильно. Ах, мама, мама… Которая сейчас делает вид, что не помнит из нашей иркутской жизни ничегошеньки. У меня кое-какие подробности тоже из памяти стерлись, слава богу. Но некоторые свежи, будто вчера было.
Мне лет двенадцать. За окошком нормальная сибирская зима с температурой под минус сорок. В пылу очередного конфликта с мамой выскакиваю из дома в платьице и чулочках. Далеко от дома бежать страшно. Близко — найдут быстро. Что же делать?
Возле нашей двухэтажки — палисадник с громадными деревьями, вот в тень одного из них я и залегла. Как мне это вообще в голову пришло, не понимаю… Сначала колбасило, конечно, но вскоре ощущения притупились, тело привыкло к лютому холоду. Слышала, как выбежала мама. Потом соседи. Мечутся, ищут, зовут. А я лежу и представляю, как назавтра обнаружат мое бездыханное, превратившееся в ледышку тело, станут плакать и меня жалеть. То, что сокрушаться начнут непременно, даже не сомневалась. Домой пошла из чистого оппортунизма — мысль о том, что я дам повод меня жалеть, не понравилась, потому что было похоже на проигрыш. Да и лежать в снегу становилось уж совсем невыносимо. Конечно, подмерзла прилично. Потом мы с мамой долго плакали в обнимку. Но что особенно удивительно — я не простудилась. Совсем. Видно, стресс действительно для меня вышел серьезный и шоковая терапия наконец удалась.
Кстати, про проблемы с легкими я до сих пор не вспоминаю.
Довольно часто я оглядываюсь в детство, потому что понимаю, что многие мои черты и события жизни произрастают именно оттуда. Зажатость, скрытность… Про отца мама в раннем детстве сказала кратко: «Умер». Когда несколько раз я пыталась добиться подробностей, она сразу начинала плакать, и я решила никогда об этом не говорить. Только недавно узнала, как в разговоре моя подруга ее спросила: «Отец Наташкой, поди, гордится?» «Не знаю… Да помер уже, наверное», — довольно спокойно ответила мама. Из чего я сделала вывод, что помер он вовсе не сорок лет назад. Привычка не спрашивать, а прислушиваться перешла по наследству от нее и мне. Вместе с искусством убедительно стесняться своих настоящих чувств и не показывать их.
Вот такой дикой я появилась в Москве.
С Николаем Попковым, моим первым и «крайним» мужем, встретилась на курсе. Он был несколько подслеповат — минус четыре. А когда человек плохо видит, у него взгляд такой становится, будто в себя, что ли. Ну так вот, Попков этот мало того, что обладал странным взглядом, так еще и весь такой в бороде… Будто из романов Хемингуэя вышел. Танцующим девочкам, к коим относилась я, на профильном занятии давали под опеку «деревянных» мальчиков. Так я начала шефствовать над Попковым и Жданько. К тому же не зря говорят, что провинциалов друг к дружке в Москве как магнитом притягивает. Мы везде были вместе, а Стас даже признавался мне в любви… Мама его, приезжавшая в столицу из Сибири с сумками, баночками с домашними заготовками, считала меня его невестой.
Полагала, что подхожу. На самом деле у нас со Стасиком был просто родственный типаж — диковатые, голубоглазые, светловолосые. Белые. И Попков на нашем фоне такой весь из себя герой в бороде. Когда у нас с Колей начались отношения, Стасик даже попереживал немножко. Но я продолжала относиться к нему как к брату, то есть близкому по крови человеку. Однажды при Коле на спор — Жданько имел неосторожность меня на него подбить — я одним махом расстегнула кофту, а бюстгальтера никогда не носила... Тот хохотал до икоты. Это не было пошлостью, скорее детским идиотизмом в чистом виде. Смешно же: мороженая сибирская треска — и такое отмочила!
О Стасе вспоминать тяжело… Слишком страшно и внезапно закончилась его история. Несмотря на внешние данные героя-любовника, громадный рост и пронзительные глаза, Жданько так и остался в моей памяти большим ребенком.
Улыбчивый, стыдливый… Краснел так, как иная девица не смогла бы! Когда я вспоминаю его, первое, что приходит в голову, — это как Стас смеялся. Открыто, по-детски запрокидывая голову. Кажется, я никогда не видела его занудным или агрессивным. Хотя мужик-то был здоровый, кажется, такой врежет — рассыплешься. И в то же время совершенно не переносил спиртного. Жили ребята в комнате общежития втроем: Попков, Жданько и еще один парень, не помню имени, он на художника-постановщика учился. Конечно, беспорядок был хроническим. Стас вообще слыл эдаким кулачком. Убирался только у своей кровати, будто по остальному помещению не ходит! Да и то нечасто. И вот однажды после очередного нагоняя от администрации мальчишки занялись наведением марафета.
Чистую комнату, естественно, захотелось украсить. Где они взяли брезентовую тряпку со свастикой, пес их знает. Прикрепили ее на стену, а поверх — скрещенные рапиры. Кто-то заглянул в гости и это увидел. Был поднят вопрос о том, что в театральном общежитии обосновалась чуть ли не фашиствующая организация. И понеслось! Устроили судилище, из училища поперли на год… Дали исправительный срок. Исправлялись они у Колиных родителей. Стас стал много читать, привык к большому городу, да и вообще очень переменился.
— А с Валентиной Малявиной вы знакомы?
— Очень шапочно. Однажды пересеклись на кинофестивале и как-то раз были с Колей у них в гостях.
Поначалу Стас рассказывал про нее взахлеб. Судя по всему, Валентина интересный человек. Наша со Жданько провинциальность тоже сыграла свою роль: если я увидела в Попкове героя Хемингуэя, то Стас в Малявиной, вероятно, — аналогичную героиню. Встречались мы нечасто. Когда до меня докатились слухи, что Жданько то ли покончил с собой, то ли был зарезан Валентиной, я вообще всерьез это не восприняла. Мы виделись несколько дней назад, и меньше всего он был похож на человека, который близок к тому, чтобы воткнуть в себя нож. Да и Малявина в роли убийцы представлялась мне с трудом... Вся история напоминала детектив, а ее главный герой был тот еще придумщик! «Смылся куда-нибудь нарочно, — решила я. — Когда вернется, обязательно скажу, что розыгрыш получился дурацким». Даже увидев Стаса в гробу, его маму, которая, как большая птица с перебитыми крыльями, с трудом держала равновесие рядом, и ее выводили под руки, я не смогла этого переварить.
Может быть, потому, что мне еще не доводилось хоронить близких… Чувства мои были странными. Поминали Жданько в квартире руководителя их курса Юрия Катина-Ярцева. Я пришла после спектакля позже всех. Они уже выпили и, как мне показалось, очень громко разговаривали и хрустели редиской. Хруст этот падал на мою голову, как кирпичи... Пила и думала: «Человек умер, вроде бы все должны плакать и волосы на себе рвать! А тут — редиска! Почему? Зачем редиска? » В конце концов, разревелась… Все вспоминалось, как Стас говорил: «Жить я буду долго. У меня бабушка с дедушкой до ста лет почти дотянули»! Недалеко от них его и похоронили.
Странно… К счастью, времени на долгие размышления не было — оказалось много работы на Свердловской киностудии, за которую я бралась, потому как родила сына, а он в это время жил у бабушки и дедушки в Свердловске.
До этого чудесного момента мы с Попковым успели пожить, как сейчас говорят, гражданским браком и расписаться. Намерение продолжить род было абсолютно осознанным и продуманным. Училась ведь еще, да и не стоило из Сибири ехать в Москву, чтобы с ходу стирать пеленки, тем более когда зацепиться в столице решительно негде. А тут вроде как пришло время. Родители мужа рожать забрали меня в Свердловск, потому что там «4-комнатная квартира и хорошие врачи, а тут — общага и ничего».
Когда задним числом задумываюсь над некоторыми вещами, становится жутковато. Слишком много в жизни Саши мистического...
Вообще он должен был появиться на свет в 1977 году. Но в гороскопе я вычитала, что это будет год Змеи, а они не очень ладят с Тиграми, к коим принадлежу я. Ну и зачем мне конфликтные отношения? И вот ведь дура — начала мыть полы, поднимала кровать! Но умудрилась-таки родить 24 декабря 1976 года. То, что это год Дракона, иными словами, Большого Змея, дошло потом... Жила с родителями мужа на Урале. Не знаю, как сейчас, а тогда по закону ребенка могли зарегистрировать только по месту прописки матери (а я была прописана в Москве). Поэтому мой новорожденный несколько месяцев вообще нигде не значился. С самого начала я звала его Сергеем, мне нравилось это имя. Бабушка с дедушкой мой выбор не оценили. На их вариант — Виктор — не соглашалась я. Сначала они просто никак малыша не называли, потом выяснилось, что у дедушки нашего была сложная история в жизни с человеком по имени Сергей.
Маленькому шел пятый месяц, когда меня пригласили во МХАТ играть Настену в «Живи и помни» Распутина. Свекровь поняла, что как только я окажусь в столице, зарегистрирую дите. Она на колени встала: «Только не Сережей…» Родители мужа —люди невероятной чистоты и порядочности. Я их очень уважала, любила и ослушаться не могла. Зарегистрировала Александром. Сначала в свидетельство, а потом и в паспорт местом Сашкиного рождения записали Москву, что было не совсем правильно… В Новом драматическом театре, где мы с Попковым оба работали, нам на рождение сына преподнесли подарок — «рог изобилия» с красивой гравировкой «Сергей Николаевич Попков» — и дата рождения. Они же не знали, что Серенький, родившийся у нас с Николаем, так и не стал Сергеем. С фамилией тоже ерунда приключилась.
Забегая вперед, скажу, что когда мы с Попковым расстались, Саше исполнилось 12 лет — самый неспокойный возраст. И вот так он, видно, на отца был обижен, что вбил себе в голову непременно поменять фамилию. Хотел взять мою. Но у меня родной брат Александр Егоров, и одного такого вполне хватит… Предложения не дурить были встречены сыном в штыки. В конце концов он позаимствовал девичью фамилию моей мамы, став в 16 лет Александром Барским. От посвящения на«роге изобилия» к его рождению соответствующим действительности осталось только отчество — «Николаевич»… Мистический Дракон. То ли был такой, то ли нет… Иногда я думаю: может, поэтому Саша не нашел себя?
Появление детей обычно семью сплачивает.
Моя же как раз в тот момент рухнула вместе с любыми представлениями о любви, браке и еще с кучей понятий. Пока я жила на Урале с сыном, Попков, чтобы скрасить свое одиночество, завел подружку. Доброжелателей было хоть отбавляй, и мне тут же доложили… Чтобы как-то примирить себя с горькой действительностью, я придумала формулу, которую с удовольствием всем и сообщала: «Плох тот мужчина, который нравится только мне». Выпендривалась... Он гулял, я делала вид, что ничего не знаю. Когда до меня наконец дошло, что замуж я вышла за весьма любвеобильного гражданина, я сказала: «Ах так?» И тоже пустилась во все тяжкие. Что со мной творилось после того, как я впервые изменила мужу! Боже ж мой! Если б Колька тогда о чем-то спросил, созналась бы во всем — и в том, что было, и в том, чего не было! Но он не спрашивал… Я даже не могу назвать те свои отношения с противоположным полом романами.
Слово «спячка» грубое, но только оно тут и подходит. Понимала, что не дело это, но как теперь все поменять?.. Протянули мы с Колькой шестнадцать лет, что, безусловно, много, особенно для актерской семьи. А сколько раз я пыталась все закончить! Так и говорила: «Уйди, Попков! Ведь где-то же ходит твоя женщина! »Не уходил. От героя из романа Хемингуэя до полного неприятия дошло. Как дело к ночи, так у меня сначала неосознанно, а потом уж и по плану срочно находились занятия — постирать срочно надо, приготовить что-то. Женщины знают, как это бывает. Я была с мужем, но не чувствовала, что замужем.
Настоящей отдушиной были поездки к сыну, который до школы почти постоянно жил у бабушки с дедушкой в Свердловске. Друзья знали: лучшее лекарство от душевных невзгод для Егоровой — билет на самолет.
Вылетаешь в ночь. Прилетаешь — сын уже спит. И вот сижу, не смея погладить по головке, чтобы не разбудить. Знаете, я нюхала его, как кошка котят, вдыхала запах, стараясь закрепить в памяти каждую его клеточку. Когда перерывы в общении случались долгими, Сашуля начинал отчаянно меня стесняться. Что это за тетка и как с ней себя вести? Смущенно улыбался и пытался куда-то спрятаться. Сейчас я очень жалею, что так сложилось. Прервалась пуповинная связь… Но по-другому не выходило, работа в разъездах, я очень плотно тогда снималась. Забрать его в Москву, где нет родственников, — тоже не выход. Тешила себя тем, что мальчик мой живет у беззаветно любящих его бабушки и дедушки.
— Каким был ваш сын?
— Солнечным! Кстати, он говорил не «солнышко», а «слонышко». Правда, здорово? Хорошенький! Артистичный! Снимался со мной в кино, сам потом озвучивал абсолютно органично, что детям в общем-то несвойственно. Однажды все вместе поехали в Ялту. Сашуля только научился плавать и очень боялся уйти от берега. Я в воде. Зову-зову, а он не решается. И тогда Коля столкнул его с пирса. Сашка плывет и орет на всю округу: «Люди добрые! Помогите! Родители погубить хотят!» Народ хохотал до слез. Рисовать любил. До сих пор храню портрет, где я с голубыми волосами. Почему-то он решил изобразить меня Мальвиной.
Вторым спасением была сцена. По окончании Школы-студии играла в Новом драматическом театре, много снималась… и у хороших режиссеров тоже, была приглашена во МХАТ, а позже в «Современник».
Странно, но моя закомплексованность и вечное желание дистанцироваться даже со временем никуда не делись. Недолюбленность в детстве сказывается. Я не умела (и до сих пор не научилась) как-то поддерживать отношения. Вот такой я и появилась на пороге МХАТа. И вдруг… «Здравствуйте, здравствуйте, — и Лена Майорова уверенно шагнула мне навстречу. — Мне так нравятся твои работы!» Я и ахнуть не успела, не то что дистанцироваться! Это потом узнала, что она человек вне времени, легко ладивший и с «взрослыми» артистками, и с начинающими. Любые, даже не самые приятные вещи вызывали у нее жизнерадостный и громогласный хохот. Я так и осталась бы в сторонке, не втащи меня Лена в этот круг. Потом мы часто играли в паре, в одном купе ездили на гастроли. Мне не хочется произносить слово «подружились», потому что в майоровские друзья теперь лезут все, кому не лень.
Общались. И именно ей я рассказала случай с Ией Сергеевной Саввиной, который в моем сознании уже успел раздуться до масштабов личной катастрофы. «Ахах… — Привычно загоготала Ленка. — Она и со мной такое проделывала!» А суть была вот в чем. Ия Сергеевна, потрясающая актриса и замечательный партнер, имела слабость устраивать тесты новеньким артисткам. Для чего — не знаю. Может, в ее глазах это выглядело как некое боевое крещение. Или ей было просто любопытно, что я собой представляю, отвечу или нет? Репетиция. Я произношу свои слова, и вдруг — просто трехэтажное шипение из уст утонченной Саввиной. Я испугалась, думала, «наступила» на чужую реплику. Промолчала. Хотя обидно ужасно. Так было не раз и не два.
И вот гастроли в Германии. Спектакль «Московский хор», она — свекровь, я — невестка. Надо заметить, несмотря на располагающие к скандалу роли, мы с Ией Сергеевной много раз уже его отыграли и вели себя смирно. Казалось бы — чего уж теперь… Весь наш артистический народ убежал прибарахляться, на сцене четверо — Таня Лаврова, Саввина, я и Олег Ефремов. Кроме того, в постановку обычно приглашался местный хор, так что немецкие музыканты тоже присутствовали… К нам повышенное внимание — все-таки МХАТ. И тут Саввина начала меня дергать, командовать. Мол, не туда встала, не так села и все это, как мне показалось, «на публику». Боже, как мы с ней сцепились! Хотя нет, не так… Орала в основном я. Это были те же самые непереводимые на иностранный язык отборные национальные идиомы. За все прошедшие годы. Сергеевна обалдела.
Маленького роста женщина в мешковатой шинели смотрела на меня с таким ужасом, будто заговорил столб! А самое смешное, что все это время фонограмма нашего консерваторского хора орала во всю мощь «Обнимитесь, миллионы». Пародия, чтоб ее! «Или я, или она!» — стало первым, что сказала Ия Саввина, как только оказалась за кулисами. А мы на гастролях! А заменить-то некем!
Не разговаривали мы с ней 17 лет! Хотя есть же дни прощения, пришла бы я с бутылкой, поговорили бы, посмеялись-поплакали… Или, как Лена Майорова, могла бы шагнуть навстречу, кинуться на шею — и Ия простила бы наверняка! Но я, видно, совсем другая и, к сожалению, не умею... Легче оказалось молчать долгие годы… Последний шанс помириться был на гастролях в Колумбии. Ия Сергеевна даже прислала мне пива. Но снова не сложилось. А сейчас она ушла, и мне безумно стыдно, что мы так и не поговорили.
Я часто чувствую свою вину за то, что где-то недосказала, не успела объяснить, не удержала. Вот и на мой день рождения 22 августа 1997 года на дачу Лена Майорова не поехала, сказалась приболевшей. Я не стала настаивать и не заехала. Хотя надо было бы, ведь на машине же! А 23-го ее не стало. Ничто, ровным счетом ничто не могло навести на мысль, что Лена покинет мир, да еще так… Смерть от огня самая мучительная, мне кажется, это смерть в кубе. А она была сама жизнь! Громкая! Яркая! Щедрая. Поэтому до сих пор склоняюсь к версии о какой-то нелепой и трагической случайности. Но если просто вышла покурить, тогда зачем сняла обручальное колечко и положила на стол паспорт?.. Этот парень… Васильков… Я помню его. Впервые мы с ним встретились, когда один знакомый журналист записывал со мной интервью.
Съемная квартира на «ВДНХ», мы с Ленкой поехали туда после репетиции. Обычные посиделки. Роман?.. Не думаю. Гадать не буду, и так версий в эфир выдается полно, особенно теперь, когда Лена не может ответить. Значит, судьба ее такая была — уйти так, чтобы все гадали. Встретимся когда-нибудь в лучшем из миров, может, расскажет. Хоронить ее я не поехала. Малодушно сбежала из города. После похорон Стаса Жданько во мне поселилось странное — я не могу вспомнить его живым. Поэтому Ленку не хотела видеть мертвой.
Параллельная всему этому жизнь моя текла довольно обыденно. Сын взрослел. Муж гулял, обвиняя в наших проблемах кого угодно, только не нас самих… Однажды дошло совсем до маразма. Я уже была узнаваемой актрисой, появились — терпеть не могу слово «поклонники» — любители моего творчества.
И вот одна девочка ходила на все мои спектакли, преподносила подарки — томик стихов Высоцкого, украшения какие-то, фигурку ящерицы… Ящерку эту из бронзы надо было вворачивать в стенку, будто она ползет. Натуральная такая вещица, люди, случайно попав рукой, вздрагивали. «Как она что ни подарит тебе, у нас разлад!» — устроил мне сцену супруг. Выкинул все ее подарки, пропала куда-то и ящерка…
Я никогда не следила за мужем, полагая, что много чести. Но о каждом его новом похождении догадывалась безошибочно. Он становился всем недоволен, переставал нормально разговаривать и начинал излагать в основном претензии ко мне. В тот день я отыграла спектакль, отдала Попкову машину — ему надо было на ночную репетицию. Утром собираю Сашу в школу.
Является Колька и чуть ли не с порога начинает вопить, что я его подавляю, дышать не даю и вся его любовь поругана… Посоветовала ему наконец уже остаться там, где не подавляют. Ушел. Потом вроде даже страдал, ходил под окнами, что-то изображал… Но это продолжалось недолго, получив развод, Попков быстро женился и укатил в Германию. Признаюсь, много раз предлагая Коле расстаться, не думала, что когда в конце концов он уйдет, будет так больно…
«Я тебя очень хорошо знаю», — сказал мне на прощание. «А я тебя совсем нет», — призналась я. Мне вообще иногда кажется, что Попков — это мужской вариант Душечки, он становится таким же, как тот человек, который в данный момент с ним рядом. Многие его поступки говорят о том, что их мог совершить человек, весьма отличный от того, с которым я познакомилась много лет назад.
Да и я изменилась. Гораздо больше меня начали устраивать отношения без обязательств, отчетов и варения борщей.
— Да, мужской такой вариант…
— Есть у меня убеждение: чтобы женщина могла себе позволить быть женщиной, ей не надо переть воз всего на свете. Кстати, как же я не хотела играть Анну Иоанновну! Герцогиня Курляндская вот совсем не казалась мне моим персонажем. Если почитать источники, была она мужеподобной, здоровенной такой кобылякой, все верхом скакала и стреляла как черт, а я вроде белая и пушистая… Изначально Дружинина снимала в этой роли Нину Русланову. Но та по каким-то причинам отказалась работать в продолжении. Эстафету подхватила Инна Чурикова.
Светлана снова задумала продолжение, а Инна не может. Меня действительно уговаривали, аки штатную царицу.
…Мужикам я нравилась всегда, все-таки девушка «нарядная», не глупа-с, хорошая хозяйка, жена перспективная. Предложения руки и сердца поступали, но… Кажется, шестнадцати лет замужества мне за глаза хватило. Артистка одна известная просто цель себе поставила: выдать меня замуж. Устроила какие-то смотрины дурацкие. Пришла к ней в гости, а там стол накрыт, в дверях — индивид с розами наперевес. И так все внутри меня восстало! Привели, как козу на случку... Конечно, ничего из той затеи не вышло. Коллега актер предложил составить мое счастье при всем честном народе в театре. Громогласно, как любят актеры, с оглядкой на зрителя — мол, ну как, а?.. Обратила все в шутку.
Апофеозом в вопросе социальных статусов стало предложение пожениться от давнего друга. Всем он хороший мужик, только гей. 90-е годы. Жуть. Работы никакой. В театре не платят, кино не снимают. Денег нет нигде. Сашку мои друзья пристроили рекламировать по торговым точкам жевательную резинку и конфеты. Он болтался по Москве, и это помогало нам выживать. Многие тогда уезжали из страны, в Канаде и Австралии русские диаспоры, думаю, порядком подросли в численности. И вот однажды пришел ко мне мой голубой друг. «Надоело, — говорит, — ничего хорошего тут, Наташ, не будет. Давай поженимся — и свалим к черту!» Семейным легче на чужбине и полагаются некие пособия. Мы даже на карте посмотрели — куда сподручнее сбегать. Несколько ночей я переспала с этой мыслью. Но судьбы артистов за рубежом не прельщали. Я рукастая — могу и гвоздь забить, и за руль сяду, если надо, но потратить на это жизнь?..
Нет. Я все еще хотела интересных работ и любви, любви, любви до потери сознания.
И первое, и второе не заставило себя ждать. С человеком этим мы с ходу договорились о любви без обязательств. Он был женат, а супруга его очень нездорова, и вся ее жизнь напрямую зависела от него. То есть без вариантов. Что меня, как можно догадаться, абсолютно на тот момент устроило. Я же не знала, что влюблюсь, и не могла подумать, что отношения эти продлятся десять лет. За такой немалый период было все — уходы, приходы и сцены ревности. Мужчины ведь занятный народ: предлагая отношения без обязательств, почему-то полагают, что их не должно быть только с одной стороны — их собственной. Однажды очень смешно получилось. Я, не предупредив кавалера, уехала на съемки.
А он явился. К Саше, пользуясь моим отсутствием, завалились друзья, поэтому за дверью гремела музыка, хохот… Когда я вернулась, друг мой рассказал, что несколько часов простоял под дверью с цветами, съедаемый ревностью. Каким же он себя чувствовал дураком, когда из квартиры вывалилась веселая молодежь!
Зависимость моя росла прямо пропорционально проведенному с ним времени. Впервые в жизни я действительно влюбилась до потери головы. Сегодня ненавижу, а завтра пальчиком поманит — и я вприпрыжку за ним. На тот «Кинотавр» и собралась только потому, что он должен был приехать в Сочи по своим делам. Весь фестиваль прождала… Не приехал. Хотя обещал. А в Москве еще и устроил мне выволочку. Вроде как ему доложили, что я не сильно и скучала, вполне довольная вниманием многочисленных киношных воздыхателей.
Обидно стало — не передать! «А ты мне муж, что ли, что требуешь отчета?» Пришла домой. Встала перед зеркалом. С гладкой поверхности на меня мрачно смотрела женщина в самом расцвете сил, уже не сопливая девчонка, думающая, что жизнь еще впереди, и не старуха, которая теперь может только сожалеть о том, что не сложилось и не сложится уже никогда. А нормальная такая тетенька. Видно, что только с юга, — сама шоколадная, а волосы выгорели до платины… Не могу сказать, что со мной происходило в тот момент, руки сами взялись за ножницы и на пол прядь за прядью начала падать эта платина. И никаких эмоций, одно сплошное отупение. Но когда от моей прически остались лишь бесформенные клочья, стало чуть легче. Пошла к соседке. «Ох ты… черт!..» — вскрикнула та и отшатнулась.
Пока пили, ничего не спрашивала, за что ей громадное спасибо. А на следующий день пришла с парикмахершей, которая побрила меня наголо, потому, что там совсем без вариантов было… Окружающие на меня лысую никак не реагировали, знают: актриса, оболванилась — значит, надо. Но лиха беда — начало, у меня съемки на носу. Поехала на площадку, соорудив на голове чалму. Режиссер так пристально на меня посмотрел, будто все понял. «Вот…» — сказала я и стащила «модный» головной убор. Представляю картину: над кремовым лицом совершено синяя башка… Минуты две он не сводил с меня глаз, но ничего не сказал, только велел художнику по гриму срочно обеспечить меня париком. Полгода я плакала по малейшему поводу. От непонимания. От разочарования, потому что считала те отношения чем-то важным… Потрясение не отпускало. «Товарища» того я не видела.
Потом встретились. Смотрела на него и думала: «И это из-за него?..» Какое-то время мы встречались. Я искала в душе любовь, но больше ее не находила. Значит, судьба. Не дано, и все тут.
Вот так мы и подошли к самой страшной и главной моей потере. До последнего момента я не знала, хватит ли у меня сил рассказать про Сашу в этой истории. Попков — тот да, смелый. Вдруг возник, проводит расследования, появляется на телевидении. Я не могу сказать, что он воспитывал нашего сына до развода и плотно общался с ним после. Они и созванивались-то нечасто. Может, поэтому ему легче? А мне все кажется, что такой тонко чувствующий человек, как Саша, не должен был родиться у нас с Колькой. Не повезло ему с родителями.
Конечно, я его баловала, как говорят.
Надо игровую приставку — получи. Видак, двух собак, джинсы. Что еще? Интересна гитара — иди учись. Ушу заинтересовало? Тоже пожалуйста. Пыталась, чтобы сын рос разносторонне развитым и занятым человеком. Да, ошибалась, но опыта не было, а жизнь вне театра для меня во многих ее проявлениях — лес темный. Саша учился в языковой школе. Тогда с «англичанами» был перебор, а интерес к Латинской Америке только начинал расширяться, поэтому пошли учить испанский. Школа хорошая, но… Устроили туда Сашу с трудом, потому как школа не нашего района и ребята, что там учились, были не из простых семей. И это со многими сыграло злую шутку. Много позже я узнала, что в 90-е детей небедных родителей наркодилеры натурально выпасали. В десятом классе повесился один мальчик — из-за денежного долга, про который почему-то не смог сказать отцу.
Потом еще одно самоубийство... Все это напугало до полусмерти, и я перевела сына в экстернат. Часто он повторял фразу, которую любят многие молодые люди, но мне она не нравилась — в жизни нужно попробовать все. Мифический Дракон...
— Ваш сын занимался музыкой?
— Да, Саша писал компьютерную музыку. Говорят, хорошую. Слушать он мне давал, кивала, конечно, но я, правда, ничегошеньки в этом не понимаю… Знаете, когда он был маленьким, я вместо «Баюшки-баю» пела ему из «Снегурочки» колыбельную. Классика. Надоела, наверное, я ему своей классикой. О том, что проблема наркотиков коснулась и моего сына, узнала последней. Если б уколы — обратила бы внимание, а таблетки ему долго удавалось сохранять в тайне…
Одна знакомая артистка, чтобы вылечить свое дитя от этой дряни, квартиру продала. И я говорила Саше: «Им помогло. Ты скажи, если надо, я найду деньги!» «Если человек сам хочет бросить, то и без докторов можно. Я завяжу», — твердо пообещал сын. И, кажется, действительно удалось. В наркологическом диспансере, куда Сашу поставили на учет, его проверяли и ничего не находили. Я говорила с ним о Высоцком, Булгакове, которых, несмотря на размах личности, эта проблема сожрала, уничтожила. А как еще? К ноге же не привяжешь…
Я страшно виновата перед Сашей и никогда не прощу себе, что упустила, проворонила. Неслучившаяся пуповинная связь аукалась всю нашу с ним жизнь. Он был скрытным, никогда не жаловался, не загружал меня своими проблемами, а жаль. На все мои вопросы отвечал одним и тем же: «Мамуль, все нормуль».
До сих пор пытаюсь расшифровать, кем была для него. Любил — это бесспорно. Но все равно мучил. Сам страдал и заставлял страдать меня. Хотя не злой совсем. Сколько его помню, дворовые кошки-собаки — все его подопечные.
По окончании школы пошел учиться на театрального менеджера. К испанскому потребовались еще немецкий и английский языки, взяли репетиторов, занимался. Не справился и бросил институт. В 90-е годы многие кидались работать. Учиться в молодых кругах стало считаться неумным ходом, все старались заколачивать здесь и сейчас. Два года проболтался. Потом поступил в другой институт. Грыз гранит науки и… не стал защищать диплом. Олег Павлович Табаков помог мне с квартирой, чтобы Саша пожил один. Но два года я не решалась его отпустить.
Наверное, и в этом не права. Ведь сын так и не женился. Хотя девочки попадались ему и умненькие, и хорошенькие. Правда, только первая смотрела на него так, как надо — с любовью и жертвенностью. Помню, у одной была такая дурацкая фамилия, а девочка очень симпатичная. «Сашка, ну сделай уже девчушку Барской!» — шутила я. Но не складывалось. Неудачи терпели и барышни активные. Как-то привел ко мне знакомиться очередную подругу. Та бодро так тараторит: «Жить, значит, мы будем у меня. Купим машину…» И вижу, как у сына глаза на лоб лезут. На самом деле я радовалась, когда у него кто-то появлялся — присмотрен, обласкан. В супермаркетах всегда по две корзины набирала — себе и Сашке. У него же вечно толпы собирались, и все голодные…
Я должна была ехать в Канаду с антрепризой и Сашу оформляла с собой.
У него была затянувшаяся депрессия, и я надеялась, что сын погостит у канадских родственников, развеется. В последний момент он передумал. Его тогдашняя дама сердца поехала на Гоа. Он вылетел следом за ней через неделю. Я купила два ноутбука — ему и себе, хотя вовсе не разбираюсь в технике. Думала, научусь и будем общаться по скайпу. Открыла ему счет, куда фиксированными суммами (много сразу нельзя — все потратит) переводила деньги. Сначала пропал ноутбук. Потом исчезли документы. Мы созванивались по несколько раз на дню, но все, что Саша мне сообщил, — это украли паспорт и он едет в Дели в посольство. Оттуда позвонили, просили подтвердить его личность и даже выделили комнату, потому что были новогодние каникулы, шли праздники и некому было им заняться. Когда сообщили, что мой сын мертв… Внятных объяснений я так и не получила.
Даже узнать, кто снимал деньги с карточки уже после смерти Саши, не удалось. И я больше не хочу строить догадки. Отплакалась и поняла, что Господу было угодно, чтобы я не знала. Он мудрый и, наверное, все устроил, чтобы не так тяжело… Встретимся на том свете — расскажет. На даче посадила плакучую иву. Сижу под ней и с Сашулей разговариваю. Я готова верить во что угодно — в буддизм, переселение душ — за одну только надежду, что хоть в каком-то виде сын вернется на землю и сможет наконец быть счастливым. Но почему-то он мне совсем не снится…
Зачем я все это рассказала? Мне не нужна моя история, биография на дорогом глянце. Уйду на бегу… Я хочу, чтобы люди, прочитав обо мне, опоздавшей, смогли договорить, помириться, увидеть мелочи, не делали таких же ошибок! Цените каждое мгновение, ведь близкие иногда уходят внезапно, и самого главного можно просто не успеть.
Благодарим компанию ROSBRIи салон The English House на Алабяна за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram