11 августа 2011 года в гавайском курортном местечке Мауи, как всегда, стояла изумительная погода. На небе ни облачка, теплый ветерок тихонько покачивал ленивые пальмы. Если бы на свете существовал прибор, способный измерить эмоциональное состояние человека, его стрелка сейчас замерла бы точно на отметке «бесконечное блаженство». Так, во всяком случае, казалось Оуэну Уилсону, развалившемуся в шезлонге у самой кромки прибоя.
Джейд поднялась ненадолго в номер отеля, маленький Роберт Форд, их первенец, пару минут назад заснул, и Оуэн ощущал у себя на груди тепло этого крошечного родного комочка.
О чем мистер Уилсон, знаменитый голливудский комик, думал в эти мгновения? Наверное, о том, что счастья может быть много. Много-много, больше, чем песка на этом бескрайне белом гавайском пляже. Раньше он и не знал, что такое возможно. А еще о том, что жизнь полна парадоксов. Если бы три года назад горничная Тамита не пришла в его дом чуть свет и не застала бы Оуэна лежащим на полу ванной среди горы пустых бутылок с перерезанными запястьями, наверное, мистер Уилсон так никогда и не узнал бы, как много бывает счастья.
Наблюдавший за его выздоровлением доктор Хилар был убежден, что этот «момент счастья» обязательно настанет. «У вас впереди будет еще очень много хорошего, — уверял он пациента, не обращая внимания на его неизменно скептическую улыбку.
— Просто дождитесь этого дня. Дня, который покажется вам самым счастливым. Это может оказаться день вашей свадьбы; рождение ребенка; важная премьера — что угодно… И вот именно в этот счастливый час постарайтесь вспомнить все, что вам довелось пережить. Вы увидите вчерашнего Оуэна Уилсона, посмотрите на него со стороны и поймете, что это был самый глупый человек на свете».
Удивительное совпадение — печальные события трехлетней давности тоже случились в августе, хотя и в куда менее приятной обстановке. В обычно наполненном светом Лос-Анджелесе было пасмурно, Оуэн уже третий день не выходил из дома, плотно пил, ничего не ел, курил травку и абсолютно не понимал, зачем ему жить дальше. А ведь еще неделю назад вместе с матерью Лаурой он выбирал для себя и Кейт обручальные кольца.
Оуэну понравилось кольцо из белого золота с двумя рубиновыми сердечками, пронзенными стрелами, но мать посчитала, что для двух пшеничных блондинов, какими были Кейт и Оуэн, больше подойдет все же классическое золото без каких-либо пошловатых финтифлюшек.
— На счастье! — улыбнулся продавец, протягивая Оуэну перевязанную лентой коробочку.
— И не сомневаюсь! — ответил он.
Они не виделись с Кейт целую неделю — она пожаловалась на простуду (это в разгар-то душного лета!) и отказалась лететь на выходные в его новый гавайский дом, где Оуэн пообещал устроить ей «особый сюрприз».
— Разве нельзя организовать все здесь и не заморачиваться с перелетами? — капризничала Кейт.
Впрочем, настроение у нее менялось постоянно, он уже привык. Не хочет лететь — не надо, Оуэн преподнесет кольцо в стенах своего холостяцкого особнячка в зашарканном туристами даунтауне. Зная о намерениях сына, миссис Уилсон специально прилетела из Далласа и наготовила множество вкусных вещей — пирожки с курятиной, персиковый пунш, домашние пончики с корицей.
«Вначале накорми, потом уже падай на колени», — дала материнское напутствие Лаура, оставляя сына в радостном предвкушении.
Прошел почти год с того дня, как они с Кейт познакомились на сьемках романтической комедии «Он, я и его друзья».
Оуэн сразу влюбился в эту миленькую, но вечно смурную блондинку и поставил себе цель развеселить ее во что бы то ни стало. Усердия ему добавили и слухи, ползущие по площадке, — якобы мисс Хадсон грустит не просто так: ее шестилетний союз с рокером Крисом Робинсоном переживает не лучшие времена, и они вроде как решили расстаться…
Чего только Оуэн не выдумывал, пытаясь пробудить интерес печальной кинозвезды: кривлялся, нарочито спотыкался, проходя мимо, только что плашмя не падал. Но Кейт лишь презрительно хмыкала в ответ на столь дешевые уловки. Даже тарелка горячего супа, опрокинутая Оуэном себе на колени (Кейт как раз заняла место по соседству и безразлично наблюдала за его картинными стенаниями), не помогла растопить сердце холодной красавицы.
А ведь та давно была в курсе, почему Оуэн так старается. Коллеги донесли — Уилсон влюблен и лезет из кожи вон, чтобы его хотя бы заметили!
Перелом наступил в тот день, когда Оуэн заявился на съемочную площадку в дырявой футболке. Хадсон сама подошла к нему и, нагловато пустив ему в лицо колечко дыма, предложила: «Хочешь, зашью?» Как она потом призналась — надоело кукситься и держать оборону, захотелось переключиться «с темы развода на новый роман».
Штопка закончилась свиданием в ресторане и ночью, проведенной вдвоем.
О том, что они стали любовниками, наутро знала вся площадка. Даже сынишка Кейт, сорванец Райдер, которого она всюду таскала за собой, позволил себе подмигнуть Оуэну и в приказном тоне потребовал «сгонять ему за мороженым».
Развод Кейт затянулся на долгие месяцы, и, пока длился процесс, Оуэн как мог отвлекал возлюбленную от тяжелых мыслей.
Дурачился в шумных компаниях, устраивая концерты под караоке, смешил Кейт до колик, переодевшись в слепого и приставая в парке к случайным прохожим…
И хотя близкий друг Оуэна Бен Стиллер крайне скептически относился к новой пассии приятеля, уверяя, что тому досталась роль клоуна, взятого напрокат вздорной скучающей девчонкой, его доводы не принимались во внимание. Уилсон был влюблен и хотел остаться с Кейт навсегда…
Оуэн успел несколько раз порепетировать предложение руки и сердца перед зеркалом в прихожей.
Потом на кухне. Потом на диване в гостиной. Он скажет, что не отпустит ее от себя никогда. Что его самая большая мечта — подарить Райдеру сестру или брата. Что они могут жить тут, в даунтауне, но если ей что-то не нравится — он купит им новый дом, скажем, в Белэйре.
И вот Кейт переступила порог, бросила сумку на диван, зевнула и с невероятной тоской в голосе процедила:
— Сюрприз — это пончики твоей матери? И ради этого мне надо было тащиться на Гавайи? Ну, ты просто самого себя превзошел...
— Вовсе нет, — опешил Оуэн. — При чем тут пончики?
Кейт скучала и не пыталась этого скрыть. Пока Уилсон соображал, как бы получше перевести разговор в нужное русло, она плюхнулась на диван, нащупала под попой пульт, включила телевизор. Стала переключать каналы и громко материлась, не находя ничего интересного. Оуэн топтался в стороне, чувствуя себя полным идиотом. Из головы не выходили слова Бена Стиллера, сказанные накануне в баре: «Я по твоей счастливой роже вижу, что ты что-то задумал. Оуэн, не вздумай спешить! Ее видели на вечеринке с другим парнем. Она вообще девка дрянная…»
Интересно, когда это Кейт успела закрутить роман на стороне? Ведь они постоянно вместе, и она вроде как влюблена в него... Кейт к тому же часто говорила: «С тобой я смеюсь сутками. Лишь ты умеешь меня рассмешить. Обожаю тебя!» Эти слова тешили самолюбие Оуэна сильнее хвалебных рецензий всех голливудских критиков, вместе взятых.
А те, между прочим, называли Уилсона «лицензированным комиком», «шутом от бога» и «человеком-праздником». «Когда на экране появляется мистер Уилсон со своим фирменным кривым носом — знайте, у вас будет отличная комедия!» — восторгалась New York Times. Почему же сейчас Кейт сидит, хмуро уставившись в ящик, и даже не смотрит в его сторону? Она больше не находит его забавным? Может, после стольких месяцев веселья, загулов и вечеринок она попросту устала?
— Знаешь, Кейт, я тут готовился-готовился… В общем… на, возьми… — он протянул коробочку.
— Если там резиновый глаз в силиконовых соплях, то это не смешно, проходили уже… — заворчала Кейт, поднимая крышечку.
То, что лежало внутри, ее, конечно, удивило.
Но, увы, совсем не так, как хотелось бы Оуэну.
— Это что еще за хрень? Оуэн, это то, что я думаю?
— …Мы могли бы… в общем... я хотел бы попросить тебя… — отозвался он упавшим голосом.
— Ты совсем, что ли, ку-ку? — уставилась на него Кейт, и в ее голосе отчетливо засквозило раздражение. — Нет, это невозможно. Не хочу. Мы не можем пожениться, и точка.
Кейт, энергично размахивая руками, говорила о том, как, интересно, она объяснит это сыну? Он, между прочим, называет Оуэна «клоуном»! И с какой стати у него вообще возникла эта бредовая идея?
Ну да, они были любовниками, весело проводили время, но с чего это он вдруг решил, что ей захочется стать миссис — прости господи — Уилсон?
Все с самого начала пошло не так, но подобной реакции Оуэн точно не ожидал. Были? Проводили? Значит, Бен прав и у Кейт действительно появился другой парень?
— Да, я познакомилась с актером Дэксом Шепардом, и что с того? — невозмутимо парировала Кейт. — Я вообще-то никогда не представляла себе, что мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день. Да и надоело мне все время ржать.
…Через три дня после того, как «скорая помощь» доставила Оуэна в коматозном состоянии в госпиталь Сидар-Синая, его навестил доктор Хилар. Он сообщил ему, что отныне им предстоят многочисленные и регулярные встречи, потому что даже при самой положительной динамике психика человека, пережившего неудачную попытку суицида, может восстановиться не раньше, чем через год.
Недели, проведенные взаперти, медленно возвращали Оуэну грустные воспоминания. Кейт бросила коробочку с кольцом на диван, молча ушла… и не позвонила на следующий день, как это всегда бывало после их коротких нелепых ссор. Спустя три дня Оуэн купил авиабилет до Майами, где снималась его возлюбленная. Без труда разыскав съемочную группу, мирно ужинавшую в ресторане Casa Tua, он выяснил, что мисс Хадсон этим вечером предпочла остаться в отеле. Через несколько минут Уилсон уже стучал в номер Кейт. Она не открывала, хотя изнутри доносился шум воды. Предположив самое худшее, Оуэн выбил дверь и…
обнаружил свою возлюбленную в джакузи. С тем самым Шепардом. Она была жива-здорова, немного навеселе, плескалась, смеялась, а самое горькое, что в удивленном взгляде Кейт не было ни сожаления, ни сострадания.
Уилсон вернулся в Лос-Анджелес ночным рейсом и, честно говоря, плохо помнит, что было дальше. Тамита спасла ему жизнь, вызвав «скорую», — и вот он здесь, в Сидар-Синае. Лежит, подключенный к капельнице, с перебинтованными руками, с ним работает дипломированный психолог доктор Хилар. Он приходит почти каждый день, задает вопросы — не только о Кейт, а вообще о его жизни. Оуэн послушно отвечает — с той степенью подробности, на которой настаивает психиатр. Если доктор считает, что это может помочь, — ну, значит, надо рассказывать. Ему не сложно.
Ему вообще все равно...
Оуэн был средним сыном в семье любящих родителей — Роберта и Лауры Уилсон. Его детство прошло в тени между старшим Люком и младшим Эндрю — в «мертвой зоне», как он считал. Мама нежно любила первенца, заботливо носилась с младшим, а вот к среднему относилась ровно, снисходительно… — не потому ли Оуэн то и дело выделывался дома, чтобы привлечь к себе внимание? Сколько раз он прятался на чердаке, где отчаянно тер наждачной бумагой свои джинсы или дырявил гвоздями ботинки. А мог и «случайно» порезать палец отцовской бритвой. И все это ради того, чтобы мама лишний раз взяла его за руку и отвела либо к врачу, либо в магазин за новой одеждой.
Братья учились плохо, а вот Оуэн отличался прилежанием. Мало того, он блистал в школьном драмкружке, где его выкрутасам рукоплескали восторженные зрители.
Оуэн помнит, что его называли «сумасшедшим моторчиком». Да и сам ощущал себя именно так: остановись он на мгновение — и все вокруг него также может остановиться. Головы отвернутся, интерес сменится равнодушием. И он вновь окажется в этой ненавистной «мертвой зоне».
И хотя родители старались всячески подчеркивать полное равенство детей (им покупались одинаковые подарки, они носили собственную одежду, а не донашивали друг за другом), маленький Оуэн все равно не был в себе уверен. Он считал, что за свое место под солнцем стоит серьезно попотеть. А уж за любовь тем более.
«Знаете, когда вспоминаешь все заново — ну ведь такая глупость эти детские комплексы!
— признавался он Хилару. — Вчера вот меня мама навестила. Плакала, ругалась… Говорила — как тебе не стыдно, ты же всегда был моим «дорогим нечесаным хохолком». Да, так меня называла. И ведь действительно никаких различий в отношении к детям не было. Никаких! Всех любили одинаково. А я-то убил столько нервных клеток, изводя себя какими-то глупостями…
Сверстники, кстати, к его прилежанию и сценическим наклонностям относились без особого пиетета — дразнили «артистом», а при случае поколачивали. Особенно когда он вылезал к доске с идеально выученным уроком. Удобным местом для сведения счетов с выскочкой и зубрилой было футбольное поле. Во время дружеских матчей его старались почаще толкать и норовили залепить мячом прямо в физиономию. Результатом тех детских разборок стал сломанный в двух местах нос.
Но даже этот недостаток он чуть позже использует сполна, сделав «рубильник» своей главной фишкой.
Вопрос о выборе профессии даже не стоял. Он с ходу поступил на курсы драматического мастерства и сразу же начал получать роли в кино — в основном придурков и неудачников второго плана.
По барину, как говорится, и говядина. В «Анаконде» его грубо отбрила Дженнифер Лопес, в «Кабельщике» Джим Кэрри от всего сердца отколошматил его по башке стульчаком унитаза, а в кассовом боевике «Армагеддон», где ему досталось место в команде бесстрашных спасителей земного шара под руководством Брюса Уиллиса, Оуэн бесславно погиб уже через пять минут после своего появления на экране.
Настоящей звездой Уилсон стал лишь в 2005 году, когда исполнил главную роль в фильме «Незваные гости» — играя разнузданного парня, пробирающегося на чужие свадьбы, чтобы выпить, закусить и поволочиться за симпатичными гостьями. Газеты тогда писали: «Есть много смешных артистов, но вот у мистера Уилсона быть смешным получается как-то легко, достоверно и очень органично».
Да, ему нравится веселить людей. Он не знает профессии прекраснее этой. К тому же в шкуре смешного человека он чувствует себя как-то очень уютно. Более защищенным, что ли. Никто не воспринимает его всерьез, у всех он вызывает только позитивные эмоции. Да и с девушками проблем никогда не возникало… В числе подруг Оуэна какие только красавицы не засветились — Деми Мур, Шерил Кроу, Джессика Симпсон, Мишель Райан, Рейчел МакАдамс…
Со всеми он зажигал на вечеринках, всех развлекал и баловал... Ну да, все это было очень легкое, очень краткосрочное, ни к чему не обязывало — но ведь на другое он и не рассчитывал. Заводить семью категорически не хотел, считая, что в его молодые годы она ему совершенно ни к чему. На этот счет у него даже была фирменная шуточка: «Разве вы не в курсе? У меня уже есть супруга. Пожилая, но милая. Ее зовут Хлоя, у нее четыре лапы, хвост и задорная мордочка с проседью. Мы живем душа в душу уже десять лет, и другой мне не надо».
Перестань Оуэн кривляться — понравился бы он девушкам? Ну вот, допустим, Кейт — смогла бы она полюбить Оуэна таким, каков он есть?
Признаться, это был первый вопрос доктора Хилара, который заставил Оуэна задуматься.
Видя замешательство пациента, врач даже предложил отложить беседу на следующий день…
Вы хотите знать, какой на самом деле Оуэн Уилсон? Да никакой. Этот парень сер и невзрачен. Много пьет. Особенно сидя вечерами перед телевизором. Он запросто может расплакаться на какой-нибудь мелодраме. А набравшись, начинает разговаривать с героями старых фильмов, будто те способны его слышать. Так что либо он шизофреник, либо ему одиноко. Его часто мучает бессонница. Он до спазма в животе боится летать на самолетах и не выносит звуков капающей из крана воды. Любимая овсянка на завтрак, посещение ветклиники через день, потому что Хлоя уже стара, хворает, ей нужны массаж и процедуры. При этом в кустах обязательно найдется какой-нибудь безмозглый папарацци, который сделает офигительно смешные снимки, как комик Уилсон везет своего кабысдоха на маленькой тележке от дома до машины.
— В общем, девушкам такие зануды не нравятся.
— подытожил Оуэн. — Мир этих скучных мужиков способен вызвать лишь зевоту, а уж никак не интерес. Потусит она с тобой, потом заметит какого-нибудь загорелого тренированного мачо, пробегающего мимо легкой трусцой. И что дальше? Снова переведет взгляд на тебя и окончательно скиснет… Ну или припустит вслед за мачо. Нет, док, таким, как я, крыть нечем. Только на хохмах и выезжаем. Да и то хватает ненадолго…
Проблемы были не только в отношениях с девушками. Режиссеры все чаще жаловались на «конфликтного» артиста с испорченным алкоголем характером.
Так, снимаясь у Вуди Аллена в картине «Полночь в Париже», Оуэн вообще не просыхал. Мистеру Аллену порой приходилось переснимать один дубль по десять раз, и он даже придумал прозвище «О-о-о-этот-Оуэн». А журналистам Вуди отчаянно жаловался: «Терплю этого пьяницу лишь потому, что у него самая очаровательная улыбка на свете»…
…Доктор Хилар почему-то не очень удивился, узнав, что повод, по которому они встретились в стенах Сидар-Синая, стал не первой попыткой Оуэна решить все свои проблемы одним махом. На самом деле третьей!
Ему тогда было лет десять. Оуэн наглотался таблеток из родительской аптечки, пытаясь заглушить тоску по матери, которую забрали в больницу на несложную операцию. К счастью, «лекарство» подействовать не успело.
Мальчика сразу вырвало, а настроение резко исправилось.
В 15 он попытался «упиться до чертиков», когда его бросила подружка Медлайн. Но отец, вернувшийся со службы и обнаруживший в стельку пьяного сына с синюшным лицом и почти закатившимися глазами, поспешил вызвать бригаду «скорой». Юношу продержали в клинике несколько дней, Медлайн все равно к нему не вернулась, а бедные родители долго лили слезы над обнаруженной в комнате Оуэна предсмертной запиской, в которой тот завещал все свое имущество младшему брату.
Когда ушла Кейт Хадсон, Оуэну было уже 38, и он решил учесть прошлые ошибки — большая доза алкоголя, много снотворного, ну и вскрытые вены еще, для страховки… Доктор Хилар оказался прав.
Они теперь не скоро расстанутся. Даже после выписки Оуэна из медицинского центра Сидар-Синая их еженедельные встречи не прекращались. Хилар заставил актера вести дневник «положительных историй» и «счастливых моментов», требовал полного отчета о своих передвижениях, работе и общении с людьми.
— У вас должно получиться, вы точно выкарабкаетесь. Я в этом убежден… — напутствовал его доктор в день выписки. — Оуэн, вам только 38, и поверьте, жизнь готовит вам еще немало приятных сюрпризов…
…Канун Рождества 2009 года. Оуэн Уилсон отснялся в последнем эпизоде комедии «Три истории о Джоан» и прямо с площадки помчался в аэропорт, чтобы успеть на праздник к родителям. Лаура пожарила индейку, испекла его любимые домашние пончики с корицей…
Рейс «Лос-Анджелес—Даллас» оказался полупустым: все нормальные люди давно долетели, куда им было надо, и уже готовились рассаживаться за рождественскими столами.
Заняв место в салоне первого класса, Оуэн по привычке натянул до ушей плед и закрыл глаза. Он знал, что сейчас с ним начнет твориться — да собственно, уже началось, — и ненавидел это состояние всем сердцем.
— Обычный кипяток с лимоном творит настоящие чудеса, — услышал Оуэн нежный голос сквозь накатывающую волну липкой дурноты.
Открыв глаза, он увидел перед собой очаровательную стюардессу, которая протягивала ему поднос с дымящейся чашкой.
— Попробуйте!
— И какие конкретно чудеса? Мы вдруг вж-ж-жик! — и окажемся в Далласе? — мрачно осведомился Уилсон. Ему было не до шуток. Живот предательски ныл, подташнивало, потели ладони — аэрофобия давала о себе знать в полной мере.
— Нет, но лететь будет гораздо приятнее, — улыбнулась стюардесса. — Если волнуешься, надо выпить горячего, и все страхи сразу уходят.
«Джейд Дуэлл» — так было написано на ее беджике.
Кипяток с лимоном не стал панацеей. Оуэн продолжал трястись под пледом. Красавица Джейд сновала между рядами, время от времени посылая ему ободряющие улыбки. Где-то через час он не выдержал и нажал кнопку вызова.
— Даже не знаю, может, попробовать еще чашку? — пробормотал Уилсон. И добавил: — Выгляжу как полный кретин, да?
— Вовсе нет, — совершенно серьезно возразила Джейд, поправля ему подушку — Тысячи людей боятся летать, в этом нет ничего постыдного. Все будет хорошо, я вам обещаю.
Протянув руку, она осторожно дотронулась до его лба:
— Нет температуры? Если нужны лекарства, то у нас их полная аптечка…
Пожалуй, это был самый странный полет в жизни Оуэна Уилсона. Даже сейчас, лежа на белом гавайском песке, он не смог бы описать состояние, в котором пребывал те три с чем-то часа. Когда потихоньку, по капельке, вместе с этим чертовым обжигающим кипятком в него словно бы вливалось что-то еще, и это что-то — непонятное, еле уловимое — в конце концов отодвинуло куда-то далеко и дурноту, и озноб, и раздражение, и грустные мысли.
Чтобы понравиться Джейд, ему не пригодился знаменитый комический дар.
Да и каких шуток можно ждать от закутанного в плед и потеющего от страха болвана? Наоборот, девушка сама развлекала Оуэна, пытаясь отвлечь его от панических мыслей («не слишком ли тряхнуло самолет? не заглох ли часом мотор левой турбины?») — и, надо сказать, у нее это здорово получалось. Рядом с ней, обычной милой девчонкой из Монтаны, он вдруг почувствовал себя спокойно.
Они проводили часы, валяясь на шезлонгах открытой веранды его дома. Гуляли вдоль океана, едва поспевая за Хлоей, семенившей по берегу.
Вместе хозяйничали на кухне, болтались по городу и ничем не отличались от других влюбленных. Куда-то подевались его бессонницы и похмелья («Ну, наверное, это потому, что ты перестал напиваться, нет?» — невозмутимо предположила Джейд), да и рыдать над старыми мелодрамами времени больше не оставалось. Оуэн переживал наяву свою собственную историю любви, которая оказалась очень обычной — а потому была лучше всех предыдущих.
Как-то до него случайно дошли слухи, что Кейт бросила того самого Шепарда, а затем долго пыталась женить на себе велосипедиста Лэнса Армстронга, но не нашла общего языка с его тремя детьми. Впрочем, сердечные проблемы Кейт его больше не трогали. Бог ей судья…
А однажды Джейд сообщила, что беременна, и потекли долгие месяцы ожидания счастливого события.
Когда на свет появился малыш Роберт Форд (под самое Рождество 2011 года), Оуэн сделал последнюю запись в своем дневнике для доктора Хилара: «Наверное, мое лечение подошло к концу. Чувствую себя хорошо. И да — вы оказались правы, док. У жизни действительно были припасены для меня приятные сюрпризы».
Подпишись на наш канал в Telegram