Включаю русский канал, а там моя Жанна. Только с рыжей копной и накладными ресницами ее теперь просто не узнать. Этот «марсианский» имидж она выбрала, после того как оставила меня в Штатах и вернулась в Россию. И хоть бы одно интервью с тех пор дала человеческим языком, все хранит наши отношения в тайне: «Помню, рядом с кем-то в Америке было так хорошо. А с кем — не помню». Я же знал Жанну иной. И со мной у Агузаровой была настоящая жизнь, «жизнь до Марса».
В Сан-Франциско из аэропорта мы с Жанной вышли всего с двумя чемоданами. В них лежало лишь необходимое для небольшого путешествия: бритва, зубная щетка, сменное белье… «Мы должны быть мобильными», — любила повторять она на гастролях еще в Союзе. Да, для короткой поездки этого бы хватило, но в результате мы остались здесь вместе почти на 5 лет. Все, что нажили, раздали старым знакомым по ту сторону океана. Правда, потом в отеле Жанна расстроилась и ругала меня: «Как ты мог не взять ни одной видеокассеты с записью моих концертов, ни одного альбома!» Плакала, как ребенок. Я утешал. Она была настолько обласкана славой в Союзе, что сомневаться не приходилось: на Западе Жанна Агузарова прозвучит из всех радиоприемников уже через месяц…
Еще Довлатов заметил: чемодан — что- то вроде резюме былой жизни эмигранта.
И когда в 95-м году Жанна от меня уехала, всю нашу любовь — фотографии, памятные вещи, записки, подарки — я спрятал в кожаный дипломат под замок. Щелк!
Только этим летом при переезде с Брайтона на новую квартиру снова наткнулся на памятный кейс. Нырнул в кожаное нутро… Тут же попался ее подарок — золотое яблоко на блюдечке…
…Жанна ела яблоко. Я с удовольствием наблюдал, как сверкают при этом ее красивые белые зубы. «Таких вкусных нигде не пробовала», — признавалась она. «Хочется грейпфрут, апельсинку и яблочек», — мило сообщала подруга, и я специально ходил за фруктами на базар, что в самом центре Алма-Аты. Сама Жанна тогда была уже слишком популярна, чтобы вот так запросто появиться в толпе.
Перед отъездом в Москву она вдруг подозвала меня, спрятав руки за спину: «Есть яблочко для тебя.
Наливное. В какой руке?» И достала позолоченную мини-скульптуру любимого фрукта, купленную в сувенирной лавке. Яблоко — символ сразу двух городов: Нью-Йорка, где спустя время мы поселились с Жанной, и Алма-Аты, которая свела нас в 88-м году...
Познакомились мы на рок-фестивале, куда я приехал, будучи директором группы «А-СТУДИО» в ее первоначальном составе. Кроме Жанны Агузаровой там собрался весь блеск столичной эстрады. И где-то за кулисами мы пересеклись с музыкантами «Браво». Конечно, я слышал краем уха их нашумевшие хиты про «черного кота» и «желтые ботинки», но не увлекался этой музыкой, в моем магнитофоне тогда звучал «Pink Floyd».
Жанна появилась за кулисами и с ходу поразила всех своим сценическим образом: зеленый клетчатый пиджак, к макушке, как у Снегурочки, пристегнута искусственная коса с вплетением желтых шерстяных нитей… Не успеваю прийти в себя, как вижу ее уже на сцене: Агузарова берет такую высокую ноту, что у меня по спине холодком бегут мурашки.
После концерта в гостинице «Казахстан» захожу в номер к Жене Хавтану, он приглашает и Жанну посидеть с нами. Здесь она уже выглядит по-другому: естественная, без «маски» и косы. Я вспоминаю, что у меня в номере есть видеомагнитофон, и предлагаю устроить кинопросмотр. «Тащи технику!» — радуется Жанна (в то время видео все-таки было большой редкостью). И вот уже мы все трое сидим на диване, смотрим «Доктора Живаго».
Может, и не самый романтичный фильм, но выбора особого не было… Потом я иду провожать Жанну до номера. Возле двери она предлагает: «Зайдешь ко мне?» И когда после душа появляется уже безо всяких нарядов, нравится мне еще больше прежнего… Так начались наши отношения. Остроты добавляло то, что мы пока решили хранить их в секрете.
На следующий же день вместе со всеми звездами едем на «Медео» — высокогорный каток. В машине я взволнованно веду экскурсию, спутница глазеет по сторонам, выстукивая ногтями ритм на стекле и улыбаясь во весь рот. Над горами красным пятнышком маячит воздушный шар… По прибытии в спорткомплекс организаторы фестиваля предлагают и нас запустить в небеса. Дружно приходим в восторг: «Летим!» Жанна не боялась, она даже любила высоту — в отелях предпочитала селиться на последних этажах, чтобы обозревать город.
А из корзины, с высоты птичьего полета Алма-Ата как на ладони. Мы видим всех, а нас — никто, и в облаках скрепляем наш тайный союз поцелуем.
Я не дарил Жанне цветы, в них не было необходимости — весь ее номер и так был уставлен букетами от поклонников, ваз не хватало. Мы оба сразу поняли на тонком уровне: «Есть контакт!» Иначе Агузарова так легко не пригласила бы лететь с ней в Москву. И мне ее яркая личность к тому времени крепко запала в душу.
Квартиру Жанна снимала в районе Лианозова. В подъезде — молодежная компания стиляг. Цветные галстуки, яркие ботинки. Парень в зеленом пиджаке кидается нам чуть ли не под ноги: «Жанна, черкни автограф» — и протягивает коробок спичек.
Но подруга моя проносится мимо с надвинутой на лоб кепкой. «Что встал? Быстрей! — тянет меня за рукав, буквально впихивает в квартиру на первом этаже и захлопывает дверь. — Не обращай на них внимания!»
Ее квартира больше напоминает мини-студию звукозаписи: магнитофон, колонки, стойка с микрофоном, вдоль стены — коробки с кассетами. Я тут же занимаю главный предмет уюта — импортный диван и отмечаю, что кроме штор окна завешаны пледом. «Они заглядывают в любую щель и фотографируют», — снова пожаловалась Жанна на поклонников. А в Америке потом отчасти радовалась, отчасти скучала по ним: «Надо же, никто на меня здесь не смотрит».
Дома моя девушка пребывала в бесконечном творческом процессе.
Даже если просто сидела с отрешенным видом, стуча по столу ладошками. Из инструментов в жилище — лишь уникальный голос Агузаровой. Он тут же воспроизводил придуманную мелодию. Если я влезал в этот вдохновенный миг с бытовым вопросом: «Может, чайку?», Жанна как отрезала: «У меня тут музыка! Это тебе не ветер в сосне шумит!» Иногда я ей подыгрывал: она запрыгивала на стул и начинала петь, я подхватывал ее на руки и целовал…
Во многом Жанна вела себя как ребенок. Когда я учил ее водить машину, она обращалась к автомобилю как к живому существу: «Эй, машинка, ты меня не подведи!» — поглаживала руль, задабривая «москвичонка». Всем известно, что Агузарова — человек настроения. Я к этому привык и смирился. Придет домой — кинет куртку на стул. «А повесить?» — спрашиваю.
«Поухаживай!» — бросает через плечо. Быт нас не тяготил: готовить оба не любили, так что обедали в кафе. Как-то сидим на кухне, едим заказанное в узбекском ресторане мясо, и вдруг кусочек падает на пиджак, в котором Жанна собралась на улицу. Она снимает его и обиженно швыряет в мою сторону. Аккуратно складываю пиджак на коленях и делаю вид, будто ничего не произошло, — понимаю: она устает на концертах.
Тут еще, наверное, все дело в воспитании. Жанна, с одной стороны, рано оторвалась от родителей — сразу после школы отправилась из своего захолустного Туртаса Тюменской области завоевывать Москву. С другой — ее отец Хасан оторвался от семьи Агузаровых еще раньше. И хотя Жанна о нем мало что знала, мысленно связь с ним не прерывала никогда. «Ты знаешь, что по отцу-осетину у меня восток в крови», — и как знак особого отличия ручкой нарисовала один раз у себя на плече полумесяц.
Хотя ей вообще нравились разные небесные тела: на предплечьях изображались также звездочка или солнышко, причем настолько искусно, что многие принимали за татуировку. Гордилась Жанна и отцовской фамилией.
Ее мать Людмила Савченко жила с младшим сыном Димкой в обычном деревянном доме — до сих пор мне трудно понять, как в таких условиях возник самородок —Жанна Агузарова. За все время мы их навестили всего лишь раз, и то побыли в гостях всего пару часов. Машина осталась нас ждать у ворот… «Это Коля, мой жених», — представила меня Жанна. Тут же вынесли на улицу стол, мама достала соленья, огурчики, картошку — так отметили знакомство… «Жанна у нас с детства девочка необычная, всегда хотела быть артисткой», — сообщила мама, радуясь успехам дочери.
Ее младший брат, напротив, ничем особо не выделялся. Димка тоже пытался устроиться в Москве. Помотался здесь по съемным квартирам, перебиваясь случайными заработками, а потом сломал ногу, спрыгнув с какого-то гаража. Когда он вышел из больницы, Жанна отправила меня благодарить доктора, который его вылечил: «Поставь врачу бутылку». Вообще денежно она была готова поддерживать родных — мы отсылали в деревню переводы. А вот эмоциональная привязаность к семье не была такой сильной.
Когда я выражал желание позвонить из Москвы или Нью-Йорка своим родителям, Жанна меня подкалывала: «По мамочке-папочке соскучился?» А у меня с детства перед глазами был гармоничный союз родителей — отец во многом шел на компромиссы, уступал матери.
В Алма-Ате они были людьми приличными и образованными: мама преподавала английский, папа — инженер-строитель. Я тоже окончил институт с красным дипломом. И первых моих девушек они принимали благосклонно. Все мои избранницы были из известных в городе семей: дочка генерала, дочь профессора, дочка замминистра… Агузарову мои родители наблюдали в телевизоре и, как люди интеллигентные, деликатно предупредили перед нашим приездом по телефону: «Подскажи Жанночке, как одеться…» Я посоветовал ей красивые замшевые брюки и пиджак. Родители гостеприимно угощали невестку мантами — увидели, что перед ними обычная скромная девушка. В вопросах имиджа Жанна ко мне прислушивалась. Надо заметить, я в этом знал толк — по юности работал моделью, демонстрировал наряды и прически, да и в жизни тоже любил одеваться с иголочки.
И настаивал, чтобы моя девушка подчеркивала не только индивидуальность, но и женственность. При мне у нее появились короткие платьица — фигура позволяла, каблучки, прическа, как у Мирей Матье… Вообще Жанна никогда не комплексовала из-за своей неординарной внешности. В Америке тогда уже были популярны пластические операции, и Жанна там запросто могла бы сделать себе маленький аккуратный носик, но гордилась своим осетинским профилем: «Я чем-то похожа на Нефертити!» Мы ведь для одного номера в свое время даже специальную высокую корону заказывали — Жанна выплывала на сцену царицей египетской.
Порой, когда мимо нас дефилировали такие московские штучки, Жанна меня поддевала: «Вон какие пошли — титьки, ножки!
Хочешь быть с ними?» Но я на провокации не поддавался. Только однажды, уже в Америке, стукнуло мне в голову повесить над кроватью плакат Мадонны. Жанна тут же высказала: «Так, значит, ты с ней теперь хочешь встречаться? Ну давай, иди к этой швабре!» Будто Мадонна сидит и ждет меня! Пришлось снять и свернуть в трубочку очень красивый постер…
...Таких понимающих мужчин, как я, Жанне надо было еще поискать. Когда мы встречались, она все еще была прописана в квартире своего бывшего мужа. Жанна называла свой единственный брак ошибкой. А Женя Хавтан вспоминал: «Илюша был совсем из другой оперы — ученый-океанолог, причем гораздо старше своей невесты. Но свадьбу сыграли с участием всей рок-н-ролльной тусовки. Видимо, все это было для отвода глаз — молодожены потом и не жили вместе».
Музыканты рассказали и о том, как жила Жанна до встречи со мной.
Приехав в Москву, стала тусоваться под памятником Пушкину, в рядах творческой интеллигенции. А чтобы ее приняли за свою, быстренько состряпала про себя легенду: «Я дочь американского посла». Кто не верил — протягивала паспорт со странным именем «Ивонна Андерс». Его, видимо, потерял какой-то Иван, а Жанна переправила имя на девичье… Однажды на концерте группы «Браво» неожиданно гаснет свет, а когда включается — Жанну ведут к выходу, заломив руки: арестовали за подделку документов. Бутырку, Институт имени Сербского, наказание в виде исправительных работ в Леспромхозе Тюменской области Агузарова никогда не вспоминала. «Устала, как на лесоповале» — только в шутку могла выдать после того, как выложится на выступлении.
Или если кто-то долго ей надоедал советами, могла отбрыкнуться: «Не лечите меня — вы же не специалист!» Я обо всем этом узнал спустя несколько лет после нашего знакомства, когда уже принял Жанну со всем ее своеобразием. И даже восхитился: не сломалась, вернулась в Москву, снова поднялась на подмостки.
У Жанны во всем были свои примочки и милые традиции. Перед выступлением наливаю ей чай, со дна чашки поднимаются пузырьки — она хвать их в щепотку и брызгает себе на макушку, повторяя: «Бабки, бабки, бабки…» Денежный вопрос и подвиг ее уйти из группы «Браво». До встречи со мной она не особенно вела счет своим финансам, а я прекрасно знал, сколько может получать отдельно взятая звезда: «Одна ты достигнешь гораздо большего».
Музыканты не хотели терять такой голос, просили ее остаться, хотя сейчас порой жалуются прессе: мол, Жанна опаздывала на концерты, из-за этого и расстались…
В то время, в 90-м году, я и так уже выполнял обязанности директора Жанны Агузаровой. Полностью оставил свою карьеру, хотя сыграл пару ролей на «Мосфильме» и мог бы состояться как актер. Но с тех пор, как появилась Жанна, я отвергал все предложения. Чтобы официально стать ее администратором, устроился в Московскую областную филармонию и получил соответствующее удостоверение. В Союзе ведь на все была нужна бумажка со штампом.
...Мы вошли в гримерку к Алле Борисовне, и Пугачева приобняла молодую певицу: «Жаннетка, садись!» На меня цыкнула из-под кудрявой челки: «А тебе чего?»
И рассыпалась перед моей спутницей в обещаниях: мол, в ее «Театре Песни» лучшая раскрутка и на концертах по всему Союзу аншлаги. Это потом все заговорили, что действовала Примадонна якобы по отлаженной схеме: высылала конкурентов на гастроли в провинцию, платя за выступление копейки, а сама тем временем блистала на столичных сценах. Жанна доверяла Пугачевой во всем. С детства перепевала ее «Арлекино», а на встречу с Аллой всегда старалась надеть подаренные ею серебристые туфельки. В 86-м году Примадонна лично представила группу «Браво» на самом популярном тогда шоу «Музыкальный ринг». На сцену Агузарова поднялась сама на себя не похожая: длинное платье, подобранное красным пояском, те самые туфельки, в волосах какая-то непонятная роза. Вырядив ее по своему подобию, Пугачева повторяла: «Смотрите, какая красивая девочка!»
Но, видимо, еще тогда Аллу Борисовну насторожил вопрос в прямом эфире одного из зрителей: «А вы не боитесь, что эта молодая певица с необычным голосом станет второй Аллой?» «Вам неизвестно, что я одна такая?»— не растерялась Пугачева. И тем не менее их постоянно сравнивали, даже когда конферансье объявляли выход Агузаровой: «Сейчас споет девушка, которой пророчат славу Пугачевой!»
...Весь 89-й год мы с Жанной мотались по Союзу. Агузарова часто заканчивала концерт последней. Если возникали проблемы, посылала меня их разрешать: «Колян, пойди договорись!» Я все улаживал, Жанна мной гордилась: «Колян, ты молодец! Выношу тебе благодарность!» Фанаты встречались разные: в Алма-Ате один как-то извернулся в прыжке и дернул Жанну за юбку — она упала со сцены, ушибла ногу и расплакалась…
Тогда мы наняли двух охранников: один всегда стоял за дверью гримерки, чтобы какой-нибудь рьяный фанат не забежал.
Куда бы мы ни приехали — после концерта попадали на банкет с местными властями. В Ташкенте сын депутата как-то пригласил нас к себе домой. И вот жена хозяина наливает первый половник супа в мою тарелку... Жанна возмущается: «Я тут звезда, за что ему такая честь?» Та с высоты своей восточной мудрости поучает: «У нас принято сначала накормить мужчину». И так мне стало приятно: у нас-то с Жанной в доме царили другие обычаи...
Иногда в разговоре с журналистом она могла и вспылить. Особенно если была усталая и голодная. Прерывала интервью и уходила со словами: «Мне здесь делать нечего!»
Часто корреспонденты просили меня подгадать, когда у Жанны будет общительное настроение, и дать им об этом знать. Я устраивал Агузаровой лучшие номера в отелях, хотя главное ее требование было непритязательным: «Хочу, чтобы в окно заглядывало солнышко». В Казахстане мы познакомились с Джуной, и я прошел у нее курс обучения. Порой от усталости на Жанну накатывала депрессия: откинется на диван, ничего ей не хочется… Я встаю напротив, делаю пассы руками — и через 5 минут Жанна вовсю улыбается, заряженная моей энергией.
Уже став известной, Жанна поступила в музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Перед приемной комиссией появилась одетой, как прилежная комсомолка, спела фольклорную песню про «драгоценные камушки».
А на первое же занятие опять пришла с пристегнутой косой… Выпускной экзамен Жанна тоже превратила в шоу: на сцене коммунистической аудитории устроила настоящий рок-концерт — так что зрители танцевали на партах чуть ли не на головах у преподавателей. За «неформат» ей все же влепили четверку.
— Ходили слухи, что именно Алла Пугачева постаралась выслать Жанну Агузарову на Запад в разгар ее популярности, чтобы избавиться от соперницы… Это правда?
— Наш отъезд мы держали в тайне ото всех. Алла Борисовна не могла о нем знать. А идея пришла к нам неожиданно, во время последнего концерта в Ялте. На дворе стоял 90-й, американская мечта тогда витала в воздухе…
Мы весь день гуляли по черноморской гальке.
Я никогда не признавался в любви, но тут на меня что-то нашло: «Я счастлив рядом с тобой!» «Тебе так мало надо для счастья?» — засмеялась любимая, пританцовывая в волнах. И ответила на мое признание по-своему… На набережной сидели местные художники, и Жанна вдруг загорелась: «Вставай — буду тебя рисовать!» (талант к живописи у нее с детства — в нашей американской квартире висели картины с намалеванными Агузаровой звездами). Художник уступил ей мольберт...
Этот портрет я выудил с самого дна своего кейса: на нем хорошо виден автограф Жанны, только бумажные уголки слегка обтрепались… А вот кипа полароидных фотографий: Жанна над Гудзоном, она идет по Брайтон-Бич, наша парочка на фоне небоскребов в Сан-Франциско…
Улыбаемся весьма оптимистично, готовые биться лбом во все двери. И как мы дожили от портрета до этих фотографий?
В тот же день в фойе ялтинского «Интуриста» к нам подвалил некий эмигрант по имени Игорь. Выглядел он как типичный человек с Запада: импортный костюм, банкирские туфли с кожаными помпончиками на носах и белый воротничок. Представился, потом с бутылкой вина заглянул к нам в номер… «Бизнесмен» стал приглашать Жанну к себе в Сан-Франциско: «В Америке мне знакомы все входы и выходы, запишем песню —и музыкальный рынок станет твоим…» В общем, навешал ей лапши на уши. «Я поеду только с Ником», — ответила Жанна. Я подтвердил: «Жанна моя женщина». «Продюсеру» ничего не оставалось, как пригласить нас обоих.
Стал показывать фотографии: мол, живу на вилле — и вы так будете. Как же!..
Когда он ушел, мы долго не могли заснуть. Судьбоносное решение было принято за одну ночь: «Прогуляемся за океан, запишем песню, а там посмотрим, что к чему». В Москве стали готовиться к отъезду. Особого плана не было: мы молоды, авантюрны, упоены успехом и считали, что этого достаточно... Я принялся учить Жанну английскому — она схватывала на лету. Подготовили паспорта и визы, деньги у нас имелись. Поскольку валютные операции в Союзе тогда были запрещены, я по частям покупал доллары у менял на рынках. Потом мы приобрели популярные в то время у эмигрантов специальные пояса, которые надевались под рубашку с зашитыми внутри купюрами… Рисковали, конечно.
Яркие платья, несколько разноцветных кос, ту самую корону Нифертити — все сценические наряды, архив видеокассет я сложил в коробки из-под бананов и отправил другу в Алма-Ату. Кажется, Жанна этого даже не заметила. Она была преисполнена мечтами, после того как этот Игорь налил ей меду в уши: «Станешь второй Мадонной!» Кроме того, в Москве мы встретились с американским продюсером Кенни, который тоже обещал помочь. Но все это оказалось пустыми словами.
Исчезли из страны мы неожиданно для всех… Перед поездкой в аэропорт Жанна на посошок сообразила примету. Покурила в последний раз и бросила пачку сигарет вместе с зажигалкой через левое плечо: «Новая жизнь — новые привычки!» Она любила дать себе установку и играть в нее, пока не надоест. По приезде решила: «В Америке ведем только здоровый образ жизни» — и с тех пор с завидным упорством бегала по утрам по береговой линии океана.
Одновременно с этим Жанна как-то заявила: «Будем пить только колу!» Но я убедил ее, что пользы в этом напитке мало. И Агузарова перешла на темный виноградный сок. А главным лакомством для нее стал белый шоколад, который в Союзе было не найти — тут я его скупал для нее коробками.
...Игорь вез нас в Сан-Франциско через мост «Золотые ворота». Жанна сидела рядом с ним на переднем сиденье и восторгалась: «Смотри — океан, чайки над небоскребами!» Прямо на его «Мерседесе» мы въехали в «голливудскую сказку»: у Игоря здесь был большой дом, собственный тренажерный зал, во дворе бассейн с подсветкой — ну как в кино! Конечно, мы тут же в него бухнулись и поплыли.
Через некоторое время Игорь отвел меня в сторонку и говорит: «Давай познакомлю тебя с интересной девушкой. Мэри — дочка итальянских воротил бизнеса. По сравнению с ней меркнет даже Жанна Агузарова!» Я сильно удивился подобному предложению и заочно отверг итальянку.
У нас Жанной начиналась новая жизнь: мы поселились в лучшей гостинице Сан-Франциско — тогда еще чувствовали себя богачами. Игорю заплатили 2 тысячи долларов за продюсерские услуги: песню он для Жанны записал, а потом махнул на нас рукой и сам женился на дочери итальянских воротил — Хелен. Дальше мы вынуждены были сами пытаться раскрутиться. Без связей и американского гражданства...
Сунулись на радио и телевидение. «Русские?» — продюсеры недоверчиво оглядывали нас с ног до головы. А почему, мы узнали только, посетив местный кинотеатр: наши соотечественники в их фильмах поголовно представлены как мафиози… Прослушивать Жанну никто не брался, отмахивались: «Принесите записи — если понравятся, может быть…» Вот тут и вскрылась моя роковая ошибка: весь творческий багаж Агузаровой остался в коробках из-под бананов… Но нас опять спасли инфантильность и энтузиазм. Жанна лишь пожурила меня, сказав: «Добились всего в Москве, значит, и здесь поднимемся».
Тогда мы не раз добрым словом поминали протекцию Аллы Борисовны: как она поддержала талантливую девочку. И решили: в американский шоу-бизнес надо идти за руку с какой-нибудь звездой первой величины… На ловца и зверь бежит!
Гуляем по Сан-Франциско, навстречу идет какой-то хиппи и разговаривает со всеми прохожими: «Сегодня в Беркли выступает Стинг!» «Стинг мой любимый певец! — обрадовалась Жанна. — Он нам поможет!» Я догнал парнишку: «Где этот Беркли, покажешь?» Мы все трое сели на рейсовый автобус. После концерта пробрались с Жанной за кулисы: Стинг вышел из гримерки, посмотрел на нас из-за массивного плеча секьюрити, проследовал в свою машину — и след простыл… Жанна перед этим пыталась ему что-то объяснить на ломаном английском, а потом плюнула: «Бедные фанаты — достается им от нас!» Однажды в Нью-Йорке я дорвусь-таки до Мадонны, чтобы сообщить ей о наличии в США Жанны Агузаровой, — и тоже столкнусь с полнейшим равнодушием!
Перебрались в Лос-Анджелес, чтобы быть поближе к Голливуду.
А кушать что-то надо… Нашли русский ресторан «Черное море». Хозяин узнал Жанну и устало вздохнул: «И чего вам в России не хватало?» Жанна начала там петь по вечерам. Будто из Ялты и не уезжали. После того как собирала стадионы — малая сцена перед столиками. Жанна и так порой впадала в уныние, а на одном из выступлений ее вдруг навестил Женя Хавтан, критически оглядел заведение и посоветовал: «Валить тебе отсюда надо!»
— Галина Логинова, мама Миллы Йовович, рассказывала мне, что Жанна в Лос-Анджелесе вела себя весьма эпатажно: однажды они вместе пошли на светскую вечеринку. Не успели гости опомниться, как на белом ковре возник автограф Агузаровой, выведенный красной помадой практически на всю стену. Ее тут же попросили уйти… — Меня на том вечере не было, я уезжал в другой штат по делам.
Но если эпатировать публику в Союзе Жанне удавалось легко, то в Америке этим занимался каждый второй. Один раз в автобусе мы такую звезду увидели, что чуть не ослепли! Садится перед нами гражданка в мини-юбке — и Жанна краснеет от смущения: «Смотри, разве так можно ходить?!» Только я повел глазами — о, ля-ля, проказница забыла надеть трусики! — как Жанна закрыла мне ладонью всю панораму, заревновала: «Посмотрел, и хватит». Когда вышли из автобуса, сразу купили модный журнал: «Почитаем, может, здесь так принято? Бывает, очевидно, высокая мода, а бывает низкая — каждому свое, это и есть демократия». Вообще к местному менталитету мы привыкали долго. Почему все улыбаются и извиняются непонятно за что? «Наверное, даже если кого-нибудь специально толкнуть и сказать: «Икскьюзми», тебе ответят: «Все в порядке!»
— шутили мы.
Решили попробовать свои силы в Нью-Йорке. Как Жанна любила говорить: «Мы в поиске…» Сначала шиковали — поселились на Манхэттене в отеле «Плаза». А потом жалели, что жили на широкую ногу. Деньги таяли, а заработки не росли. Из апартаментов пришлось переехать в однушку на Брайтон-Бич. Застали там еще Бориса Сичкина и Вилли Токарева. Когда Буба прогуливался по улице, все его приветствовали: «Вы из Одессы? Здрасте!» А Жанна, завернув в русский район, сжималась в комок, натягивала на глаза кепку и старалась быстрее добежать до нашей квартирки. Казалось, что ей было неуютно там находиться…
Жанна начала выступать в местном эмигрантском ресторане «Националь».
В разбитой американской мечте почему-то винила исключительно меня: поминала, что я не привез ее кассеты. Порой срывалась по таким пустякам! Как-то принес я в дом мороженое. «Шоколадное? — кричит. —Ты же знаешь, что люблю ванильное, эгоист!» Я молча разворачиваюсь и иду на улицу. Жанна догоняет у выхода из подъезда: «Я не хотела!» — сует в руки какой-то буклет. Выхожу, переворачиваю страницу, а там размашисто написано: «Я очень тебя люблю». Домой вернулся уже с ее любимым мороженым.
Жанне вообще на бумаге всегда было проще выражать свои чувства. Когда я уезжал в Огайо по делам, тоже получил от нее трогательную записку, на сей раз — на использованном билете в музей Голливуда: «Коля, ты обязательно звони. Это необходимо, чтобы нам было хорошо. Я хотела сказать тебе так много, а ты взял и ушел.
Не огорчайся, не грусти — только ты, и больше никто. Целую и обнимаю. Все будет хорошо».
Ссоры были мелкие, незначительные, но за ними в тот момент стояла большая проблема нашей неустроенности. Я, конечно, понимал, что Жанна тоскует — пишет письма и звонит друзьям на родину: «Как там, в Рашке?» Спрашивает по телефону у Игоря Николаева: «Кто сейчас у вас поет на эстраде?» И ведь Жанна пыталась говорить со мной о возвращении, но я был настроен на битву под американскими знаменами: «Пойми, не все сразу...» После ее отъезда вспомнил о своей актерской профессии, начал сниматься в эпизодах. Приходилось играть на одной площадке с Сандрой Баллок, Николь Кидман и Анджелиной Джоли. Позже в Нью-Йорке я получил и второе высшее образование…
Но сколько лет прошло! Жанна не могла столько ждать. Тем более что в Москве у нее когда-то все это уже было.
Четыре фотографии-марочки на документы: в кадр втиснулись мы с Жанной, я положил голову ей на плечо. Фотокабинка стояла в одном из парков Лос-Анджелесе. «Хочу запомнить этот момент: мы с тобой сегодня и сейчас», — Жанне так нравилось жить не будущим, а этим «сейчас».
Как не хотел я везти ее в аэропорт! В машине мы сидели обнявшись, тяжело мне было отрывать любимую от сердца... Сам я себя в России уже не видел. А Жанна не смогла остаться в Штатах. Ее манили концертные залы, а меня — американское гражданство. Все кончилось так прозаично — но не мог я больше отказываться от своей жизни ради Жанны! А мы ведь думали: когда- нибудь поженимся, даже фантазировали на тему общих детей...
Пожалуй, это был бы выход. Но всегда находилось что-то более важное и сиюминутное.
По возвращении в Россию Жанна надеялась произвести фурор новой песней о русской проститутке из «Калифорнии-рая», но ее героини уже открыто разгуливали по Тверской, в самом центре Москвы. Америкой у вас тогда уже никого нельзя было удивить... И все-таки сейчас Жанна Агузарова по-прежнему собирает залы. Трудно представить, как она там снова прижилась: у вас никто не улыбается и не говорит без повода «икскьюзми»…
Правда, я еще надеялся, что Жанна вернется. И долго-долго ее ждал, несколько лет был совсем один со своим американским паспортом. Не знал даже, куда ей звонить, — с нашей квартиры она съехала…
Пару раз Жанна сама набрала мой номер, но разговор не клеился. Наконец встретил в Нью-Йорке русскую женщину — Наталью из Саратова, у нас родилась дочь Николь, сейчас ей 10 лет. Как заботливый отец, я делаю с ней уроки, отвожу в школу на своем «Форде», а после занятий мы часто гуляем вдоль океана... Только иногда какой-нибудь эмигрант или бывший сосед по Брайтону спросит: «Где сейчас Жанна Агузарова?» Тогда я отшучиваюсь: «Она улетела от нас к звездам…», имея в виду, конечно, российский шоу-бизнес.
Подпишись на наш канал в Telegram