— О боже, это же Шерлок Холмс! — проворная девица совершила невероятный кульбит и… повисла у Бенедикта на локте, словно пиявка. Он попытался ее отцепить, но не тут-то было…
Ну и что тут прикажете делать? Не будешь же топать ногами или угрожать полицией собственной поклоннице… На мгновение он представил, как чудовищно нелепо выглядит со стороны: высокий растерянный мужчина с мотоциклетным шлемом в одной руке и раскрасневшейся девчонкой — судя по всему школьницей лет двенадцати от роду, — на второй.
И… расхохотался. Ну потеха же, в самом деле потеха. За последние полтора года с того момента, как новый сериал о Шерлоке Холмсе стартовал на канале ВВС, жизнь мистера Бенедикта Камбербэтча стала куда более веселой и совершенно непредсказуемой. С трудом, но ему все-таки приходится привыкать к тому, что «бесталанный деревянный чурбан с лошадиным лицом и идиотской фамилией» — а именно так его заклеймили в одной стародавней рецензии — теперь считается главным британским секс-символом. Да-да, именно он, а не Орландо Блум или Дэниел Крейг, уж простите, парни… Мистер Камбербэтч (школьное прозвище — Мистер Огурец) обзавелся кучей поклонниц и поклонников. И теперь даже просто съесть омлет в его любимой закусочной Carluccio’s стало некоторой проблемой… Трудно жевать, когда тебя буквально испепеляют влюбленные женские глаза, горящие в полумраке унылого лондонского утра, как призывные маяки.
Удивительно, но факт: общественное телевидение смотрит не только его мама. Финальные эпизоды первого сезона «Шерлока» собрали рекордное количество зрителей — почти восемь миллионов! Вообще выход сериала приятно взбудоражил британское общество и спровоцировал неслыханный рост продаж, казалось бы, никому не нужных предметов: сервизов в цветочек, шелковых халатов, классических пальто и галстуков. Даже кресло от Ле Корбюзье, в котором легендарный сыщик мысленно решал хитроумные головоломки, стало вожделенной мечтой тысяч его соотечественников… Пока зрители охотились за галстуками и сервизами, пресса занялась им самим — чудным, рослым и ни на кого не похожим малым со вздернутым носом и верхней губой в форме сердечка а-ля Клара Боу.
Этот эксцентричный, подвижный, неугомонный Шерлок меньше всего напоминал всех предыдущих Холмсов — занудных пожилых дядек с трубками и шляпами-котелками. И этим он всем очень нравился… Да откуда же взялся этот мистер… как его… Камбербэтч? Конечно, папарацци откопали самое слабое место актера — его стареющую, весьма доверчивую и болтливую старшую сестру Трейси Пикок, проживающую у черта на куличках в Уилтшире. Теперь Трейси едва ли не еженедельно появлялась на страницах таблоидов и рассказывала о том, как непросто живется ее младшему брату. Слава, знаете ли, такая неоднозначная вещь… Впрочем, бедняжка так искренне радовалась его грандиозному успеху, что у Бенедикта не повернулся язык пожурить сестрицу за излишнюю откровенность с прессой.
Хотя не далее как вчера по телефону он настоятельно просил ее больше не посвящать журналистов в подробности неудачных отношений брата с девушками… Что ж, хорошее воспитание — самая большая проблема Бенедикта. Он должен быть милым. По крайней мере этому с детства его учила мама.
...Улыбчивый высокий мальчик ладил со всеми: соседскими детьми, мамиными подругами, официантками, медсестрами и особенно беспризорными собаками… Но всемирная известность, связанная с ролью Бена в новом британском сериале, обрушилась так внезапно и неожиданно, что он не успел выработать линию защиты от дотошных журналистов и ненормальных поклонниц. Вот и эта девчонка, вцепившаяся в рукав его кожаной куртки… Другой бы решительно отогнал малявку, а то и полицией пригрозил, но Бен…
Он пригласил ее выпить чашечку чая.
Они зашли в ближайшее кафе, заказали чайник Earl Grey и вазочку пирожных. Себе он взял мороженое — фисташковое с грецкими орехами. А как иначе вернуть состояние внутренней гармонии? Мороженое — единственное средство, способное разом вылечить любого тридцатипятилетнего мужчину и от запоя, и от хандры. Девчонка, к счастью, быстро оттаяла, отпустила его рукав и сосредоточилась на содержимом вазочки.
— Ты такой добрый, — наконец вымолвила она, уничтожив второй эклер и прицеливаясь к третьему. — Знаешь, когда я окончу школу, тоже стану актрисой… Ну, дорогая, это еще бабушка надвое сказала…
Кстати, не знаешь, тут можно курить?... Видит бог, сам Бен никогда не рвался в актеры. Даже наоборот. Его воспитывали в совершенном отвращении к актерской профессии. Тимоти Карлтон Камбербэтч сделал все возможное и невозможное, чтобы его единственный сын с красивым, пусть и немного несовременным именем Бенедикт не стал актером. Достаточно, что такую страшную глупость совершили его отец и мать. Отдать свою жизнь на растерзание тупым режиссерам и недалеким продюсерам, бросить ее, как кость, на потребу публике — жадной, алчной до развлечений, которая с одинаковой легкостью возносит актера на небеса и свергает в пучину забвения… Ни за что! Только через труп его исстрадавшегося от подобной несправедливости отца… В принципе позиция старшего Камбербэтча могла показаться довольно странной, учитывая тот факт, что сам он считался вполне успешным актером, пусть и не первого эшелона.
А вот его жена Ванда Вентхам в начале 70-х вообще занимала одну из первых строчек в рейтинге британских телезвезд. Ее доктор Вирджиния Лейк, очаровательная блондинка с пышным каре из сериала «НЛО», была необычайно популярна — подобным образом вслед за ней постриглись многие британские девушки. Тот сериал быстро стал культовым: это была в своем роде одна из первых фантастических эпопей о вторжении пришельцев со всеми соответствующими атрибутами: роботами, космическими кораблями и бесшумными лифтами.
Первое знакомство с журналистами у Бена состоялось в трехлетнем возрасте. Их аккуратный, ухоженный домик в Кенсингтоне подвергся нападению орды любопытных и довольно беспардонных людей, которые в поисках удачного места для фотосъемки актрисы Ванды Вентхам перевернули все вверх дном.
Кроме того, Ванду хотели запечатлеть непременно с маленьким сыном — а это было сделать довольно проблематично: очаровательный карапуз ни минуты не мог усидеть на месте. Начало вышедшей впоследствии статьи, которая до сих пор хранится в ящике письменного стола у Ванды, Бен и сегодня помнит наизусть: «Каждый понедельник Тимоти Карлтон дарит своей любимой жене Ванде Вентхам розу. С того самого дня, как они поженились в апреле 1976 года…» Ну и так далее в том же духе на полполосы. Тогда вышло несколько похожих статей — намечалась премьера нового телесериала с участием мамы, и студия не поскупилась на поддержку в прессе, но они, к сожалению, не сохранились.
Кстати, в той единственной уцелевшей, очень пафосной, не было ни слова неправды. Лицо Ванды в самом деле «сияло счастьем». Ей действительно повезло встретить романтичного и преданного мужчину. И Тимоти каждое утро по понедельникам на самом деле приносил ей в спальню только что срезанную в саду розу…
Они познакомились на съемочной площадке фильма «Семейная вражда», и актер Тимоти Карлтон влюбился по уши в свою изящную белокурую партнершу. Ванда была замужем и растила дочку, но это не стало препятствием для начала страстного, немного драматичного романа. Ванда долго металась между любовником и мужем, состоятельным бизнесменом Джеймсом Табернаклом, но все-таки выбрала Тимоти, вышла замуж во второй раз и родила Бена, которого обожали все: бабушка, три тети и даже Трейси, старшая дочь Ванды.
Тринадцатилетняя девочка привязалась к малышу с какой-то патологической страстью. Первое слово Бена было «вертолет»: он увидел эту чудо-машину на лужайке перед Кенсингтонским дворцом. Вообще он с раннего детства поражал многочисленную родню великолепной памятью, хорошим слухом и бешеной энергией, которая могла растопить снега Антарктиды. Все были уверены в том, что мальчика ждет большое будущее — видного адвоката, а то и политика, почему бы и нет? Кстати, идея о политической карьере сына грела душу Тимоти… Именно отец принял решение отдать мальчика в одну из самых престижных закрытых школ Британии — Харроу. Как известно, из стен этого старейшего учебного заведения вышли восемь премьер-министров, и, кто знает, чем черт не шутит... Ванда немного переживала: как домашний, ласковый, изнеженный ребенок справится с суровой, подчиненной строгому расписанию жизнью в интернате, пусть и знаменитом на всю страну?
Бабушка, напротив, целиком одобряла это решение, даже обещала взять на себя расходы по обучению внука: шутка ли, двадцать девять тысяч фунтов в год…
...— Как ты сказал? А ну-ка повтори, какая у тебя фамилия? Кам-бер-бэтч?
Сын лорда Честертона, рыжий прыщавый мальчуган в начищенных до блеска башмаках был до такой степени удивлен, что даже перестал жевать ириску… Вот же некоторым «повезло» с фамилией! Просто караул. Говоришь, у вашей семьи немецкие корни. А-а, ваши предки служили в торговом флоте и плавали на остров Барбадос. Может, так оно и было, но это не меняет дела. Фамилия у тебя, чувак, наисмешнейшая… Именно с легкой руки сына лорда Бена прозвали «Огурцом» — производное от «Камбербэтча».
Старомодное имя Бенедикт многим тоже казалось нелепым: как только не склоняли его остроумные мальчики из лучших семей Британии… Странно, но Бен умудрился подружиться со всеми ними, в том числе и с прыщавым младшим Честертоном. Возможно, за готическими башнями Харроу его новые одноклассники были и круче, и богаче, и родовитее, но здесь они все мало отличались друг от друга. Вместе играли в сквош и регби, гоняли в футбол, а ночами спускались из окон спален на связанных простынях. Бен не ощущал никакого неравенства между собой и младшим сыном короля Хусейна, клевавшим носом на истории английской литературы. Разве что зимние каникулы его богатенькие одноклассники проводили на снежных альпийских склонах, а он — у бабушки в Брайтоне в окружении мамы, папы, Трейси, тети Аманды и ее экзотического бойфренда Жана Луиджи Валино.
Бен по-прежнему оставался очень домашним мальчиком. Впрочем, с двенадцати лет, когда он впервые вышел на сцену школьного театра Харроу в образе феи Титании в шекспировской пьесе «Сон в летнюю ночь» (естественно, в школе для мальчиков не нашлось ни одной девочки, которой можно было бы доверить эту роль), с ним стало твориться что-то странное… А после роли учителя в восхитительной пьесе «Версия Браунинга» драматурга Теренса Рэттигана (он тоже в свое время учился в Харроу, даже, говорят, проживал в том же корпусе, что и Бен) парень буквально заболел театром. В выходные, когда его стремительно взрослеющие друзья отправлялись в Лондон, чтобы зависнуть в каком-нибудь театральном буфете с бокалом шампанского, Бен сидел в зрительном зале и не отрываясь смотрел на сцену…
Пьесу «Глубокое синее море» того же Рэттигана в театре «Алмейда» он видел раз двадцать пять. Конечно, он, черт возьми, теперь мечтал быть только актером! Любая другая профессия меркла по сравнению с этой… А перспектива адвокатской или тем более политической карьеры, на которую Бена с детства настраивал отец, и вовсе казалась хуже тюрьмы.
Окончив Харроу, Бенедикт Камбербэтч вдруг понял, что больше всего на свете… стыдится своего престижного образования. Он уехал на полгода в Тибет и преподавал монахам английский — совершенно бесплатно, за кров и еду. Со стороны это казалось сумасбродной выходкой избалованного мальчишки, но на самом деле было попыткой загладить свою вину перед миром, который, как оказалось, погряз в человеческих страданиях. Мир несчастен, голоден и нищ, совсем как тот крестьянин, что помогал ему перебраться на плоту через реку Карнали.
Две недели он провел в Непале, пытаясь разобраться в себе…
В промозглый, дождливый Лондон вернулся новый Бенедикт Камбербэтч — просветленный и жаждущий перемен. Первым делом он устроился на работу — в парфюмерный магазин Penhaligon’s на Веллингтон-стрит и стал лучшим продавцом в истории магазина. Высокий, превосходно сложенный, с безупречными манерами... А как он носил свой пиджак с биркой «Бен»! А как произносил «Добрый вечер, сэр. Чем могу вам помочь?» — младший Камбербэтч, вне всякого сомнения, дослужился бы и до директора магазина. За полгода службы в Penhaligon’s Бен оброс собственной клиентурой, готовой купить из его рук даже склянку с цианидом за любые деньги.
Еще бы, ведь он парил в облаке изысканных ароматов ванили и мускуса, как благородный эльф… Но времена эльфов быстро прошли. Приближалась осень, и следовало принять решение. Половина его бывших одноклассников училась в Оксфорде, другая — в Кембридже, а Бен выкинул фортель, выбрав куда менее престижный Манчестерский университет, причем не юридическое отделение и тем более не политологию. Бен, ласковый, почтительный сын и внук, решительно объявил семье, что будет изучать… искусство драмы. Это был удар для всех, но более всего для Тимоти, хотя отец и встретил известие весьма достойно. Тогда еще был шанс, что мальчик одумается и переведется на что-нибудь более стоящее…
Что Бена поразило больше всего в университете? Здесь было много студентов, родителям которых приходилось зарабатывать, чтобы жить.
В Харроу о деньгах не принято было не то чтобы говорить, а даже думать, словно они росли на деревьях, как бананы. Первым его другом, а позже и возлюбленной, в Манчестере, большом трудовом городе, стала Оливия Пуле, молодая особа, которая прекрасно знала цену деньгам. Это Бен вечно парил в облаках, прикидываясь то парфюмерным эльфом, то учителем английского языка. Оливия же, напротив, хотела быть только знаменитой актрисой.
— В жизни должен быть четкий план, — говорила она. — У каждого, в том числе и у тебя…
Боже, какой стыд! У него нет никакого плана! Более того, он находил особую прелесть в том, чтобы просто плыть по течению. Жажда большого успеха или материального благополучия — в буддистском монастыре эти приземленные стремления осуждались, да и он сам, видит бог, никогда за ними не гнался.
Единственной мечтой Бена была сцена, и он, высокий, пластичный мальчик с глубоким, низким голосом словно был специально для нее создан. Оливии актерство давалось куда труднее. Судьба наделила ее милой, но в целом довольно заурядной внешностью. Это была невысокая крепкая блондинка, не красавица, но и не дурнушка. Так, серединка на половинку. А Бен… Несмотря на свою довольно странную внешность: курносый нос, глаза-щелочки и непропорционально длинный подбородок, он обладал каким-то невероятным магнетизмом. Довольно замкнутая жизнь в Харроу среди великосветских балбесов напрочь лишила его зависти: в минуты хорошего настроения Бен готов был любить весь мир. В друзьях у него ходила половина университета.
После роли в пьесе Дэвида Мэмета «Гленгарри Глен Росс» (в Манчестере не жаловали Шекспира, там делали упор на современных драматургов) о нем говорили исключительно как о будущей звезде. Бен был и впрямь хорош в роли пройдохи-коммивояжера… Ванда даже прослезилась от гордости — на сцене ее мальчик не играл, а жил, и это было заключение не матери, а актрисы, но вот Тимоти… Что ж, скажем так: отец был приятно удивлен. Хотя увидев сына в парламенте, он обрадовался бы больше.
— Ты уже подумал о смене фамилии? — спросил он у Бена, когда они отправились отметить встречу в ресторан. — Сейчас самое время, если ты все-таки решил заниматься театром серьезно.
— Понимаешь, — задумчиво начал Бенедикт.
— Я много размышлял об этом, но… Уж прости, но я не хочу быть Карлтоном. И Смитом тоже не хочу. Я хочу быть только Камбербэтчем.
Что ж, Тимоти понимал… В глубине души он сам страшно гордился своей странной, труднопроизносимой фамилией. Их самый дальний предок, бесстрашный капитан Камбербэтч, водил суда и в штормы, и в страшнейшие ураганы, но… в самом конце 60-х, когда агент потребовал сменить фамилию на более простую, например, Карлтон («Поверь, малыш, с твоей внешностью простого, хорошего парня нельзя быть этим… Камбербэтчем»), он не стал упрямиться. Просто-напросто побоялся отпугнуть актерскую удачу.
— В конце концов, разве не ты мне когда-то говорил, что наши недостатки следует превращать в достоинства? — улыбнувшись, добавил сын.
— Вот именно этим я и собираюсь заниматься ближайшие десять—двенадцать лет…
Тут Бен резво подскочил и побежал пожать руку своему замечательному профессору Майклу Холту. Он теперь все время куда-то бежал, репетировал и… постоянно учился. После окончания университета поступил в Лондонскую академию музыкального и драматического искусства, хотя его лучший друг Джеймс МакЭвой говорил, что пора действовать и прорываться в большое кино. Но Бен вместо этого с упоением ездил на занятия, разучивал этюды, бесконечные монологи, танцевал и фехтовал. МакЭвой уже заключал первые контракты в Голливуде, а почти тридцатилетнего Бена только приметили на ВВС. Несколько достойных, но негромких теледрам, а затем это неожиданное предложение сыграть физика Стивена Хокинга — гения, который осознает, что теряет связь с телом, но никак не с умом.
Актер так основательно готовился к роли, что несколько раз наведался в неврологическое отделение одной из лондонских больниц — именно там наблюдались больные с боковым амиотрофическим склерозом, однажды даже приехал, чтобы лично познакомиться с Хокингом. Человек в кресле казался тряпичной куклой, живыми оставались только глаза, под пытливым взглядом которых он сжался, как трусливый кролик. Бог мой! Бен так растерялся — да какое право имеет он, жалкий, никчемный актеришка, вот так вторгаться в жизнь величайшего человека на земле, — что вышел покурить в сад. Эта роль отняла у него полжизни, никак не меньше. Критики отмечали, что актеру удалось изменить даже походку, а эта своеобразная привычка ученого подпрыгивать при ходьбе — да откуда он узнал о ней, черт возьми?
Ведь когда Хокинг мог ходить, Бена не было и в проекте… Первая номинация на премию BAFTA стала неожиданным, но приятным бонусом к тому удовольствию, которое актер получил от работы… А потом произошло одно во всех смыслах из ряда вон выходящее событие.
...— Эй, вы трое… Отойдите от машины, руки за голову, на колени, быстро… Я сказал — быстро, не то пристрелю…
На мгновение ему, молодому актеру с хорошо развитым воображением, показалось, что это кадр из какого-то старого гангстерского фильма, и вот сейчас из кустов выскочит Стив МакКуин и перебьет окружившую их мразь. Но нет. Они были не на диком Западе, а в Южной Африке. Вокруг глухая ночь, и на автостраде в провинции Квазулу-Натал ни души.
Двое несчастных британских актеров и переводчик Ден из Йоханнесбурга против шестерых вооруженных до зубов грабителей... Что было дальше? Полный кошмар, их жестоко избили, связали, бросили в машину и куда-то повезли. Актриса Дениз Блэк плакала, а Бен, слизывая языком кровь с разбитой губы, думал о том, что будет, если его все-таки убьют. И что изменится в этом мире, если спустя несколько дней его родителям позвонит не он, а чужой, равнодушный чиновник из британского посольства…
Спустя какое-то время машина остановилась. Заложников выволокли, обыскали. Как назло, наличности не было ни у кого, только кредитки.
— Почему у вас нет наркотиков? — кричал самый главный. — Кто вы такие и где ваши деньги?
Узнав, что его банда захватила всего лишь британских актеров и переводчика, он рассвирепел и велел Бену лезть в багажник. Правда, спустя несколько минут его оттуда изъяли, еще раз двинули в нос и… всех троих отпустили. Бандиты умчались на захваченной машине, а они пешком добрели до какого-то шоссе, где их подобрали местные жители, проезжавшие мимо на грузовике. Грязные, избитые, но живые, они сидели ранним утром в сувенирной лавке у автозаправки, ждали полицию и представителей кинокомпании, в фильме которой как раз заканчивали съемки. В дрожащих руках Бена была сигарета и пластиковый стаканчик растворимого кофе, и, видит бог, вкуснее этой бурды он отродясь ничего не пробовал…
Первым делом по возвращении в Лондон актер бежал, нет, мчался к Оливии Пуле.
Пережив ад на автостраде в богом забытой африканской дыре, он многие вещи увидел совершенно иначе. Бен понял, как важны для него их, казалось бы, такие необязательные, легкие, скорее дружеские, чем любовные, отношения. Ее замечания, советы и даже критика, ее прямота и скромность, и эта непонятная для него бережливость (джинсы дороже пятидесяти фунтов никогда не могли появиться в гардеробе Оливии) — все это он готов теперь окончательно принять и любить еще больше.
— Сочувствую, — ледяным тоном сказала Оливия, едва выслушав рассказ про ограбление, — но я тут подумала… Нам лучше расстаться. Все это ни к чему не приведет. И вообще я хотела бы сконцентрироваться на карьере. Мне предложили роль Камиллы Паркер-Боулз в новой драме. Ты понимаешь, что это может значить?!
Нет, он ничего не понимал.
Странно, что он вообще тогда не умер. Но всегда находится то, что помогает отвлечься. Друзья, пабы, сигареты, мороженое, наконец, и сериал «Секретные материалы», который он смотрел по пятому разу, лежа в постели. А еще была работа. О нем стали много и лестно писать, например, что благодаря своему интеллекту Бенедикт Камбербэтч отлично справляется с ролями гениев. Ему все чаще предлагали играть художников, поэтов, даже премьер-министров.
Второй раз они сошлись накануне Рождества спустя полтора года. Оливия позвонила как бы между прочим. Голос звучал нарочито бодро:
— Представляешь, у моего младшего брата родились близняшки. Я теперь тетя, забавно, да?
— Здорово, — он был искренне рад за Оливию и ее недалекого брата, — поздравляю.
— Я хотела предложить…
Может, проведем рождественские каникулы вместе?
Бен, конечно, согласился. Он очень скучал по этой упертой, настырной Пуле. За все это время у него так и не появилось постоянной подруги. Каникулы они провели в Швейцарии вместе с братом Оливии и его близняшками. Но ни вопли младенцев, ни пивные эскапады их радостного папаши не раздражали Бена. Он был… почти счастлив. Они прожили вместе с Оливией еще несколько лет на севере Лондона в небольшой квартирке с мансардой, где он тщетно пытался разбить сад. Летом открывали все окна, и было слышно, как звонят колокола, носятся ласточки и шелестит ветер.
На кухне все было просто, даже примитивно устроено: немного посуды, тостер, кофеварка. Они действительно были очень близки, и все, казалось, двигалось к браку и даже рождению детей (в одном интервью Бен признался, что в свои тридцать два больше всего жалеет о том, что еще не стал отцом), но… в дело вмешались высшие силы. Двум башковитым парням, лучшим британским сценаристам, Стивену Моффату и Марку Гэтиссу, пришла в голову гениальная идея.
Это случилось в Монте-Карло. Стивен и Марк дописывали финальные эпизоды сериала «Доктор Кто» и как бы невзначай, потягивая мартини у открытого окна своего номера с видом на залив, придумали снять сериал о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона в современной Британии со всеми вытекающими подробностями: мобильными телефонами, эсэмэсками, интернет-блогами и никотиновым пластырем для Холмса.
— Кстати, у меня есть отличный актер на роль Шерлока, он как-то пробовался у нас на роль доктора Кто…
— Кажется, я знаю, о ком ты, — усмехнулся Стивен.
— Этот, как его, Бенедикт?
За десять лет совместной работы они научились даже мыслить синхронно. А роль Шерлока Холмса в самом деле идеально подошла Бенедикту Камбербэтчу. Села, как пиджак, сшитый в лучшем лондонском ателье на Сэвил-роу. Его интонации выпускника Харроу и прирожденного аристократа, годами отрепетированная манера говорить с четкими паузами, наконец, порывистость и легкость прыжков — все это пригодилось новому Шерлоку Холмсу.
Это был какой-то необычный Холмс. Не Джереми Айронс, не Джон Клиз. И тем более не Роберт Дауни-младший. Бенедикт отнесся к новой работе как к забавному приключению (с ума сойти, нынешний Ватсон, оказывается, служил в Афганистане, а Ирэн Адлер — лесбиянка!), но когда однажды с серьезным воспалением легких и высоченной температурой все-таки заявился на съемочную площадку, проигнорировав запреты врача, вдруг понял, что серьезно влип. Это был грандиозный проект, нацеленный на стопроцентный успех, и успех не заставил себя ждать. Рейтинги зашкаливали, репортеры на него охотились, как на молодого аппетитного кабанчика, а сводная сестра Трейси — ну кто, спрашивается, тянет ее за язык? — рассказывала обо всем: и про вертолеты из его детства в Кенсингтоне, и про разладившуюся личную жизнь.
Да, его треклятая личная жизнь…
Все у них с Оливией распалось. Она могла любить его относительно удачливым актером, пусть даже и более востребованным, чем она сама, но Бенедикт Камбербэтч, долговязый, ироничный кузнечик с рыжей бородой и большими ладонями профессионального гребца, который вдруг стал международной знаменитостью, настоящей звездой… Нет, такого мужчину она больше не любила. А встреча с мистером Спилбергом, на которую он по безалаберности опоздал, — да как он мог, она бы ночь провела у отеля режиссера только бы успеть к назначенному часу, — все это происходило с другим Камбербэтчем. Совершенно очевидно не с тем парнем, с которым она сто лет назад случайно столкнулась в библиотеке Манчестерского университета.
Второе расставание было куда менее мучительным, чем то, первое.
Разница и в том, что тогда Бен чувствовал себя никому не нужным, не укоренившимся в жизни мужчиной, а теперь… чего скрывать, молодые красотки охотились за ним, как за наследным принцем.
...Его новая подруга Анна Джонс обожала моду, мечтала запустить собственную линию купальных костюмов, а пока перебивалась работой помощника декоратора в средних лондонских театрах. Она была невероятно красивой: яркая брюнетка с точеными скулами, раскованная и очень сексуальная. С такой женщиной приятно выходить в свет — они, кстати, здорово провели время в Венеции на кинофестивале. Но… говорить им было не о чем.
Бог мой, она никогда не читала любовной лирики Сэмюэла Колриджа! Само собой, они довольно быстро расстались, пресса выдумывала бог знает что. Да и Трейси подливала масла в огонь, публично переживая, что ее блестяще образованный брат не может определиться с личной жизнью… Ну где, скажите, ему найти достойную девушку? Естественно, поклонницы буквально преследовали актера, совсем как эта юная, только что умявшая последний эклер школьница. Слава богу, получив автограф, она, сияя блаженной улыбкой, наконец оставила его в покое.
Выйдя из кафе, Бен направился к своему мотоциклу. Его ждали на дневной репетиции в национальном театре. Готовили спектакль по пьесе «После танца» его любимого Рэттигана, и режиссер Тиа Шеррок потратила не один день, чтобы уговорить актера сыграть роль бездумного аристократа-ловеласа, проводящего дни за распитием коктейлей.
Когда, когда его будут приглашать на роли шахтеров?! Вот и Мадонна туда же. Королева поп-музыки так жаждала заполучить Камбербэтча на роль Эдуарда VIII, что собственноручно снимала его первую пробу на камеру в своем загородном имении. Она наскоро объяснила задачу, он принялся выполнять, но… сцена не получалась. Бен так расстроился, что ушел, даже не попрощавшись. И, кажется, судьба спасла его от неминуемого провала. Скоро от этой роли отказался и Юэн МакГрегор. Да, что-то не заладилось у поп-дивы с режиссурой.
А премьера спектакля «После танца» прошла в Лондоне с огромным успехом. За кулисами к нему подошел отец. Тимоти… вытирал слезы мятым клетчатым платком.
— Нет, только не это! — воскликнул Бен. — Неужели я был так плох?!
— Глупый мальчишка, — всхлипнул Тимоти, — я плачу, потому что ты великолепен. Ты стал гораздо лучшим актером, чем я.
В тот день была поставлена большая жирная точка в их многолетнем молчаливом споре. Между тем Бенедикта Камбербэтча приметил Голливуд. С актером теперь хотели работать и Стивен Спилберг, и Питер Джексон, и Джей Джей Абрамс. Накануне своего тридцатипятилетия — когда выдалось несколько свободных дней между конными тренировками у Спилберга и домашним ползанием на животе у Джексона (в его «Хоббите» Бен будет изображать дракона) — актер позвонил в известный лондонский ресторан, чтобы заказать столик на фамилию «Камбербэтч».
— Сожалею, сэр, — ответил приятный женский голос. — Но все столики в нашем ресторане забронированы на две недели вперед.
Какая досада, а он хотел позвать на ужин всю семью плюс пару-тройку друзей из Харроу, Джеймса МакЭвоя с супругой и ребят из университета. Хм… а что, если попробовать вот так:
— Постойте, мисс, а может, вы найдете столик для человека по фамилии Холмс? Шерлок Холмс?
— Ой, простите, я вас сразу не узнала… Конечно, сколько гостей вы ожидаете?
Ну вот и славно. Хоть какая-то польза от надоедливого мистера Холмса. Недаром он всегда верил, что иногда даже минусы превращаются в плюсы.
Подпишись на наш канал в Telegram