— Все приличные люди покинули этот мир в 27 лет, и я их прекрасно понимаю: любовь оказалась дерьмом, петь больше не о чем, ведь поешь всегда о себе! Ну и чего здесь ошиваться? — делилась Эми Уайнхаус с журналистом газеты Sun.
С этой певицей, самой яркой, как писали критики, на сегодняшний день исполнительницей джаза и соул, обожали беседовать репортеры — такую откровенную, словоохотливую звезду еще поискать! Эми легко выворачивала душу наизнанку, вываливая все подробности своей жизни, не дожидаясь вопросов. Про смерть в 27 она брякнула наверняка для красного словца, но мир вздрогнет от трагического совпадения, потому что через несколько лет после этого интервью Эми в самом деле совершенно неожиданно умерла в своей одинокой лондонской квартире.
Последний день ее жизни — 23 июля 2011 года — выдался удушливым и влажным. Весь вечер Эми провела дома, объедаясь чипсами, а потом до четырех утра отводила душу на барабанах, так что ее охранник в соседней комнате, чертыхаясь, вынужден был заткнуть уши. Дальше до шести она смотрела телек, поэтому секьюрити решил проведать Эми только в два часа дня. Она спала, повернувшись лицом к стене. В полпятого вечера он заглянул к ней снова — девушка лежала в той же позе, закинув руку за голову. Он тронул ее за плечо, готовясь услышать пулеметную очередь привычных ругательств: Эми не выносила, когда ее будили.
Тишина. Она была мертва...
Убитый горем отец Эми — Митчелл Уайнхаус вышел к журналистам заплаканный и сказал то, что газеты разнесли по всему миру: «Мой ангел теперь крепко спит, по крайней мере мы знаем, что хуже смерти с ней ничего уже не случится». Потом лицо его дернулось, и, не сдержавшись, он добавил: «А этот ублюдок, я уверен, дождется небесной кары!»
Все поняли, что под «этим ублюдком» имеется в виду бывший муж Эми. Когда она умерла, Блейк Филдер-Сивил находился в тюрьме — его не пустили на похороны знаменитой жены, хотя и бывшей. Тогда он попросил свою подружку Сару Аспен публично прочитать его послание по поводу смерти Эми. Сара пыталась отвертеться, но Блейк пригрозил, что бросит ее.
Краснея от смущения, Сара предстала перед телекамерами: «Бывший муж певицы Эми Уайнхаус — Блейк Филдер-Сивил пишет, что никого никогда он не будет любить так, как Эми, что он плачет круглыми сутками, не знает, как пережить ее смерть, что все, кто их знал, помнят, что история их любви была историей современных Ромео и Джульетты». На последних словах у Сары сорвался голос.
— А как же вы? — ехидно спросил молодой репортер, насмешливо округлив глаза.
— Я? — запнулась Сара. — Я понимаю Блейка, ну… то есть… стараюсь понять.
Митчелл Уайнхаус в который раз подавил навязчивое желание убить этого сукина сына. Хоть бы его никогда не выпустили из тюрьмы! Как судьба допустила, чтобы он перешел дорогу его дочери, ведь если бы не этот «Ромео», она скорее всего была бы жива, могла бы быть жива!
Эми встретила этого ублюдка весной 2005 года, за шесть лет до своей смерти.
Она любила тогда на пару с подругой Джульетт Эшли ошиваться по пабам Сохо: музыка, выпивка, парни — что еще надо девчонкам? Эми тогда шел 22-й год, еще совсем зеленая. Тут к ним и подвалил этот змей-искуситель, где уж Эми устоять! Красивый, наглый, долговязый, с головы до ног расписан татуировками, с вечной сигаретой в углу ухмыляющегося рта. Если девушка нравилась ему, то он сразу распускал руки… Эми обожала таких нахалов. Блейк наврал ей, что он видеоассистент, на самом деле бросил в 16 лет школу, недолго побыл учеником парикмахера у себя в Линкольншире, потом сбежал от родителей и почти сразу подсел на кокаин.
В то время как они с Эми встретились, он уже был наркодилером со стажем. Впрочем, когда девушка узнала подробности жизни своего дружка, он все равно остался в ее глазах героем, вполне ей под стать, бунтарем, дикарем — в общем, совершенно в ее вкусе.
— Знаешь, кто я? — полюбопытствовала Эми при первом знакомстве.
Ясно, этот болван кивнул головой:
— Зуб даю, знаю.
Это было его любимое выражение. Набрехал, конечно, — он впервые тогда услышал ее имя. Когда Джульетт шепнула ему, что подруга — знаменитая певица, Блейк решил, что Эми какая-нибудь цыпочка из стрип-клуба, строящая из себя звезду. Представить, что девчонка-маломерка в потертых джинсах собирает тысячные залы, у него не хватило воображения.
Эми рассказывала, как они в первый раз решили прошвырнуться с Блейком по Стрэнду — за ними следовала толпа фотографов, и щелк-щелк со всех сторон. Она-то к этому привыкла, а он просто ошалел: «Ты чего, в самом деле такая крутая?»
Блейка поначалу бесило, что Эми всюду поет, он этого даже стеснялся, а для нее это с раннего детства было совершенно естественно — Эми родилась певчей птицей. В школе все слушали учителя, а Эми, заскучав, внезапно начинала петь, и объяснить ей, почему на уроке этого делать нельзя, было невозможно — педагоги от нее просто плакали. Первое время Блейк пытался отучить свою подружку от этой «вредной привычки» — достала она его! Заходишь с девчонкой в супермаркет, она выбирает помидоры и при этом во весь голос поет; в баре поет, в ванной поет, за столом поет, в постели поет!
«Я почувствовал, что влип. С ней надо что-то делать!» — заявил он в своем первом интервью.
«Вот бы сразу и валил от нее подальше!» — думал Митчелл Уайнхаус, снова и снова прокручивая в голове короткую жизнь своей дочери. Собственно, привычку петь Эми переняла у отца. Жизнь заставила Митчелла крутить баранку такси, но в душе он всегда оставался музыкантом: много ли найдется таксистов, которые всю дорогу поют клиентам песни из репертуара Фрэнка Синатры и Колрейна? Дома Митчелл тоже любил попеть, чем страшно раздражал жену Дженис и сына Алекса. Мать Эми работала фармацевтом, у нее были вполне приземленные интересы: придя домой с работы, ей хотелось тишины, а тут такое певчее семейство. Поэтому Эми, не находя понимания у матери, часто сбегала на соседнюю улицу к бабушке Синтии.
Бабушку Эми боготворила, ее имя стало первой татуировкой, которую девчонка сделала себе в 12 лет. Синтия поощряла все выходки внучки, позволяла ей прогуливать школу, пила с ней пиво, расхваливала ее первые песни. Мать Митчелла в свое время сама принадлежала к лондонской богеме, прожив много лет со знаменитым британским джазменом Ронни Скоттом.
Может, все сложилось бы иначе, если бы Митчелл не ушел из семьи, когда Эми исполнилось девять. Но он полюбил другую женщину — так часто случается. Ради детей он поселился с новой женой по соседству, почти ежедневно навещал Эми и Алекса, пока дочь не заявила, что он не обязан таскаться к ним, как на работу! Может, Эми выросла такой дикой потому, что его постоянно не было рядом?
В десять лет дочка организовала со своей закадычной подружкой Джульетт Эшли рэп-группу под названием Sweet ‘n’ Sour, вместо уроков они устраивали репетиции в женском туалете, и их невозможно было загнать в класс.
Однажды Эми застукали на месте преступления — она собиралась бросить в актовый зал горящую газету, чтобы поджечь ненавистную школу. Ясное дело, ее исключили. Тогда она нашла по объявлению знаменитую театральную школу Сильвии Янг, между прочим, весьма престижное в Лондоне заведение, выпускающее артистов-исполнителей разных жанров. На экзамене Эми легко обошла сотню претендентов, ее сильное контральто оказалось вне конкуренции. Но зачем ее снова заперли в такие же, как раньше, тюремные классы зубрить математику? Она весь урок могла препираться с учителем, доказывая, что прекрасно обойдется без уравнений, для жизни ей вполне достаточно калькулятора в мобильнике!
Этой школе девушка тоже решила отомстить — вывела из строя систему пожарной безопасности и в восторге подвывала в унисон с надрывающейся сиреной, наблюдая за переполохом. Эми была самой многообещающей ученицей Сильвии Янг, но директриса все-таки исключила ее, напоследок предупредив, что девчонка плохо кончит. Что ж, она угадала...
Этот чертов Блейк, узнав про школьные похождения Эми, повсюду твердил, что она ему под стать, его вторая половинка, — такая же «плохая девчонка», как он сам «плохой мальчишка».
— Только она звезда уровня Билли Холидей, а ты-то кто такой, чувак? — многих репортеров бесила наглость Филдера-Сивила.
Да, поначалу Эми была молодцом.
За год до злосчастной встречи с Блейком у нее вышел первый альбом «Фрэнк», безумно успешный, сразу ставший платиновым, сделавший дочку лондонского таксиста одной из самых популярных певиц Великобритании. После школы Сильвии Янг Эми нигде больше учиться не пожелала; она просто слушала диски любимых певиц — Сары Вон, Дины Вашингтон, Минни Рипертон, слушала и подражала. Охотно пела в пабах на разогреве у джазовых оркестриков, пока ее не услышал продюсер Салаам Реми и не записал с ней первый альбом. Честно говоря, поначалу Митчелл сильно опасался за карьеру дочери из-за ее слишком длинного языка: Эми вываливала все, что думала, безо всяких скидок на политкорректность — могла заявить студийным боссам, что от них пахнет нафталином и что им медведь на ухо наступил; изводила бесконечными придирками несчастного продюсера.
«Когда я записывала первый альбом, продюсер твердил мне: «Ах, Эми, ты должна быть честной, абсолютно честной, иначе слушатель тебе не поверит». Альбом вышел, теперь он мне заявляет: «Закрой свой поганый рот, Эми, и улыбайся фотографам!»
Конечно, Митчелла немного пугало, что в 18 лет дочь съехала от матери, сняла с Джульетт квартиру и вела совершенно разгульный образ жизни. Помнится, как-то раз он пришел к девчонкам утром и был шокирован тем, что дочка завтракает коктейлем из кока-колы и Jack Daniel’s и выкуривает косячок марихуаны. «Все музыканты так живут, пап», — объясняла Эми, и он про себя думал: «Да, черт возьми, вот она, изнанка богемного мира, наверное, это и вправду неизбежно».
Идиот. Он был просто слепым наивным идиотом!
После успеха «Фрэнка» продюсеры требовали от Эми новый альбом, она в ответ злилась:
— Где мне взять новые песни? Высосать из пальца? Их нет! Я не влюблена, и мне не о чем писать! Хотите, напишу о том, как я раскручиваю свой первый альбом?!
Митчелл знал, что «Фрэнк» был написан после того, как Эми рассталась с Крисом, своей первой любовью, который был намного ее старше. Митчелл тогда еще подумал: видно, пока длится ураганный роман с Блейком и Эми счастлива, никаких творческих откровений ждать от нее нельзя, а вот потом… …— Папа, он меня бросил!
Он говорит, что я невыносима, что я… — В трубке мобильного телефона послышались всхлипывания.
Господи, какое же Эми еще дитя! Он увез дочку в Эссекс, на природу — гулять, отдыхать — и три дня выслушивал ее сетования. Блейк жалуется, что она слишком шумная. Дескать, в компании все смотрят только на нее, а его никто не замечает, говорит, что он не хочет становиться мистером Уайнхаусом, что вернется к ней, если она бросит петь — а она не может! Митчелл едва сдержался: чертов придурок! Он, что, хочет испортить карьеру девчонке?
— Эми, — вкрадчиво предложил отец, — а ты попробуй перевести свои чувства в песни, тебе сразу станет легче.
Эми и сама такого не ожидала: стоило ей остаться одной, как новые песни полились из нее сами, совершенно свободно.
Однажды дочь сболтнула Митчеллу, что иногда по чуть-чуть употребляет кокаин, — мол, как-то раз Блейк угостил, а потом она узнала, что многие музыканты… Это признание отец уже не оставил без внимания — страшно перепугался, запаниковал, вышел через знакомых на врачей-токсикологов, и те нагнали на него жути: дочку надо немедленно положить в клинику — зависимость легко снимается, но лишь до тех пор, пока она не втянулась в тяжелые наркотики. Митчелл помнит, как заявился к Эми в семь утра — бледный, серьезный и очень решительный; как битый час не мог вытащить ее из постели: она только под утро вернулась из ночного клуба. Ясно, девчонка и думать забыла о том, что накануне дала отцу обещание поехать в клинику «на консультацию».
— Сколько вы меня тут продержите? — Эми подозрительно сверлила недобрым взглядом врача в приемном покое.
— Там будет видно, мисс Уайнхаус!
В этот момент внутри у нее зазвучала мелодия новой песни, просто вдруг пришла из ниоткуда и потребовала слов.
— Бумагу! Быстрее! Сейчас уйдет!
Схватив со стола кипу бланков, Эми рухнула прямо на пол приемной и стала быстро-быстро записывать выхваченной из рук медсестры ручкой то, что потом станет самым знаменитым ее хитом —Rehab: «Отец велит мне лечь в клинику, а я отвечаю: «Нет! Нет! Нет!» Мелодия ускользала, Эми прислушивалась, пытаясь ее догнать, и отбивала такт снятой туфлей. Митчелл сидел в сторонке и … любовался дочерью — он видел, как она преобразилась, буквально засветилась вся.
Ему было стыдно признаться себе, но тогда он завидовал Эми — черт возьми, почему он не стал музыкантом, как его братья в Нью-Йорке, ведь у него отличный голос — вот и Эми говорит! Зачем он дал треклятой жизненной рутине скрутить себя и превратился в гребаного таксиста, вместо того чтобы… В этот момент мучительного сомнения Митчелл взвешивал на весах: что важнее — здравомыслие или искусство? А ведь его дочь дьявольски талантлива... И он запихнул обессилевшую от творческого порыва Эми в такси, решив, что ей не следует оставаться в клинике.
Теперь, когда она умерла, Митчелл снова и снова корил себя: не он ли виноват в том, что с ней случилось? Не его ли попустительство? Ведь тогда было еще не поздно. Заставь он Эми лечь в клинику, возможно, все пошло бы по-другому.
Но в этом случае никогда не родился бы ее лучший альбом Back to Black.
Сингл Rehab вышел 26 октября 2006 года, за неделю до появления второго альбома Эми Back to Black, и сразу занял в чатах Великобритании седьмое место! За 2007 год он стал пятикратно платиновым в Англии; в Америке его номинировали на «Грэмми» сразу в шести категориях. К Эми пришла настоящая слава, ее рвали на части, ее концертный календарь был расписан на три года вперед.
Фотографы и фанаты не давали проходу: отныне где бы Эми ни появлялась, ее повсюду сопровождала огромная толпа. Поначалу ей казалось, что это «прикольно»: в отличие от других знаменитостей она часто присаживалась с банкой неизменной кока-колы на край тротуара, улыбалась, показывала свои многочисленные татуировки, а потом начинала изливать душу первому попавшемуся собеседнику.
Просто у-у-у-жас, как она страдает по Блейку, он разбил ей сердце, он посылает ей фотографии, на которых обнимается и целуется с другой, но она все еще его любит. Практически все песни альбома Back to Black — о ее отношениях с Блейком.
Стоя на сцене перед многотысячной толпой, Эми пела о разрушенной любви и при этом плакала — песни ранили ее душу воспоминаниями. На публику это действовало просто убийственно. Однажды в апреле 2007 года на концерте дочери Митчелл вдруг увидел, как к сцене приблизилась знакомая долговязая фигура в бейсболке и протянула Эми полуувядшую белую розу. Эми замерла, потом широко раскрыла глаза, ахнула и прямо со сцены сиганула в объятия Блейка под нарастающий рев и свист восторженной толпы.
— Я пою для вас благодаря ему, ему, ему!
— смеясь и плача кричала Эми, впившись пальцами в руку Блейка. — Она стояла перед публикой потрясенная, счастливая, в сползшем набок шиньоне и с потекшим макияжем. — Он вернулся ко мне! Да? Это правда? Ведь ты ко мне вернулся?
Митчелл тогда закрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса. Но он слышал звонкий голос своей дочери.
— Он — крестный отец этих песен! — не унималась Эми. — Он! Он! Он!
«Крестный отец песен» в несвежей рубашке и с мутным взглядом небрежно поднял руку, приветствуя сходящую с ума толпу фанатов Эми. Под глазом у Блейка красовался свежий синяк: час назад очередная подружка навешала ему тумаков и вытолкала из дома, и он пообещал себе отомстить «этой гадине».
Через пару недель после воссоединения голубков, жарким днем 18 мая 2007 года, Эми и Блейк поженились в Майами, поставив об этом родителей в известность только постфактум.
В первый же день по дороге на пляж им попалось на глаза заведение, где можно было безо всяких заморочек быстро расписаться. Зашли. Эми с готовностью извлекла из кармана смятые 130 долларов — и дело с концом: их зарегистрировали прямо на месте, у окошка, безо всяких дурацких клятв и свидетелей. Скоропалительную свадьбу они отметили рядом — в Макдоналдсе, заказав в качестве праздничного завтрака пару чизбургеров и гору чипсов. В день женитьбы в океане утонула немецкая туристка из их отеля, и Эми это показалось недобрым предзнаменованием, но она скоро забыла о происшествии.
Снова и снова Митчелл Уайнхаус спрашивал себя, что ему следовало делать, когда через десять дней после свадебного фарса дочь оказалась в больнице с тяжелым наркотическим отравлением.
Эми призналась, что они с Блейком устроили трехдневный марафон: чей организм сдюжит большую дозу? Она оказалась в проигрыше...
Митчелл в панике примчался в больницу. Как же так, негодовал он, Эми божилась, что «всего разок» попробовала кокаин?! Врач рассмеялся мистеру Уайнхаусу в лицо, слушая его разглагольствования. В крови его дочери нашли и кокаин, и героин, и экстази, и кетамин — словом, чуть не все известные наркотики.
К тому же разве мистер Уайнхаус не в курсе, что его зять — Филдер-Сивил — наркоман со стажем: его привозят сюда периодически. Серьезно лечиться от зависимости он не желает, а чем такие забавы кончаются, известно…
У Митчелла земля ушла из-под ног. Он, пожилой человек, тяжело опустился на стул и расплакался. Его дочь, которой он так гордился, которую считал настоящей королевой… У которой есть все — эффектная внешность, сумасшедший талант, слава, поклонники, богатство, наконец! Разве мог едва сводивший концы с концами лондонский таксист Митчелл Уайнхаус позволить себе тратить по тысяче фунтов в день? А его дочь могла! Вернее, могла бы! Могла бы покупать дома, путешествовать, выбирать любых — лучших мужчин на планете, а она что творит?
Помешалась на этом наркомане с ледяными глазами! Откуда свалился этот дьявол на ее голову? Боже милосердный, да это же самая настоящая катастрофа!
Мать Блейка — Жоржетта Сивил, прямая строгая дама с поджатыми губами, — испуганно попятилась, когда к ней в дом вломился Митчелл Уайнхаус с налитыми кровью глазами. Похоже, он совсем не в себе. Завидев вышедшего из комнаты отчима Блейка, гость набросился на него и стал… душить. Жоржетта кричала, мистер Сивил хрипел, а Митчелл думал только об одном: не сумел достать Блейка — хоть убью тех, кто его породил.
В какой-то момент он почувствовал, что сейчас остановится сердце, и, отпустив Сивила, рухнул на стул. Когда мистера Уайнхауса увозили на «скорой», он прохрипел: — Если вашего ублюдка я еще раз увижу с моей дочерью, пристрелю как собаку!
На следующей неделe шокированная Жоржетта Сивил поведала эту историю радиоканалу BBC, заявив, что, конечно, не оправдывает сына, но ведь и Эми хороша — они же вместе разрушают себя наркотиками!
«Я призываю всех поклонников Эми Уайнхаус бойкотировать ее концерты и не покупать ее альбомы до тех пор, пока она не изменит свое поведение!»
Но альбомы, разумеется, все равно расхватывали, а билеты на концерты Эми разлетались мгновенно. Пришедшая в себя певица колесила с Блейком по Европе, на ее выступлениях муж неизменно устраивался на балконе, и она пела, обращаясь к нему, а в конце предлагала публике вознаградить своего благоверного аплодисментами.
Митчелл вышел из больницы, но Эми после его выходки с ним не разговаривала.
Ну и слава богу, решил он. Сколько можно, в конце концов, с ней возиться? У него и так из-за беспутной дочери трещат отношения с женой, возненавидевшей Эми. Что же касается матери Эми, то у Дженис обнаружили рассеянный склероз, и врачи запретили ей волноваться — иначе болезнь начнет быстро прогрессировать. Матери Эми не звонила месяцами, считая, что все равно не найдет у нее ни понимания, ни сочувствия. Изредка, правда, Дженис сама звонила дочери, читала ей нотации, стыдила, увещевала, потом начинала кричать и плакать. В конце концов она махнула на Эми рукой: мол, живи, как знаешь…
О том, что Блейк в тюрьме, Митчелл узнал из газет.
Осенью 2007 года дружка дочери арестовали за драку: он избил и сломал челюсть владельцу лондонского паба Джеймсу Кингу. Честно говоря, Митчелл испытал несказанное облегчение: дай бог, чтобы этого ублюдка продержали за решеткой до конца его дней! Митчелл позвонил дочери: она рыдала, не в силах вымолвить ни слова. Выяснилось, что Эми нарушила контракт и отменила все концерты. У него защемило сердце, когда дочь принялась жаловаться, что ей страшно оставаться одной в новой огромной квартире, что ей чудятся всякие ужасы. Митчелл пообещал на время переехать к Эми. Ему было страшно представить, как разгневается жена, когда он сообщит ей эту новость, поэтому Митчелл нацарапал записку, пока Джейн не было дома, и был таков.
— Не знаю почему, но я не могу без него жить! Не могу! Не могу! — твердила Эми отцу.
Она похудела, глаза ввалились, на нее было страшно смотреть.
Осознав, что Блейк в тюрьме и долго еще не вернется к ней, Эми впала в настоящую панику. Оказалось — и это было самым печальным для Митчелла, — что Блейк был ее главным наркотиком. Оставшись без дружка, Эми испытывала страшную опустошенность: она, оказывается, привыкла, что муж ежедневно «взбадривает» ее издевательствами и побоями; они часто дрались, могли вцепиться друг другу в волосы, порезать до крови ножом, причем это не мешало им через час страстно целоваться и заниматься любовью. Новая квартира Эми превратилась в настоящую помойку: горы окурков и грязной посуды, повсюду разбросаны нестираные вещи. Нанятая Митчеллом уборщица отдраивала дом целую неделю.
Увы, зря Митчелл радовался, что Блейка навечно заперли в тюремной камере, — Эми все равно через день бегала к нему на свидания в городскую тюрьму Пентонвиль, пока во время тестирования в организме Блейка не обнаружили приличную дозу кокаина, после чего свидания с женой ему запретили.
И Эми решилась на крайнюю меру: в одном из пабов она встретила приятелей Блейка, и через пару дней два дюжих парня подкараулили пострадавшего от тяжелых кулаков ее мужа Джеймса Кинга. Прижав в углу насмерть перепуганного владельца паба, молодчики потребовали, чтобы он забрал из полиции свое заявление; за это ему пообещали 5 тысяч фунтов. Кинг со страху согласился, а потом побежал в полицию. Было совершенно ясно, кто предлагал деньги, — конечно, Эми! Ее арестовали и посадили в камеру до выяснения всех обстоятельств, а она ругалась и кричала, что просто хотела защитить свою любовь.
«Дура, — пресек истерику адвокат Монсон, маленький толстый еврей, нанятый Митчеллом, — зачем ты во всем признаешься? Закрой свой глупый рот и молчи как рыба!»
Каким-то образом Монсон сумел выпутать Эми из переделки — вскоре ее отпустили. Нервы Митчелла были измотаны до предела: жена грозила разводом, дочери он при всем желании помочь не мог — выйдя из тюрьмы, Эми принялась за старое, только еще отчаяннее. Словом, потерзав свою совесть так и сяк, обвинив напоследок мать Эми в том, что это она упустила дочь, выслушав упреки, угрозы и оскорбления от второй жены, несчастный мистер Уайнхаус решил на время уехать и отправился погостить к братьям в Нью-Йорк. Но как он ни старался отвлечься, мысли постоянно крутились вокруг Эми.
Да гори оно все огнем! Что он может еще сделать? Если Эми хочет себя погубить — значит, это ее выбор!
После отъезда отца безумства Эми только набирали обороты. Во время интервью в одном из лондонских кафе Сохо Эми вдруг вскочила, разбила бокал и осколком нацарапала на своем животе: «Я люблю Блейка». Парень из газеты Spin перепугался и вызвал полицию, те в свою очередь — «скорую», и Эми увезли в психиатрическое отделение ближайшей клиники. В крови певицы обнаружили огромную дозу героина.
На следующий вечер главврач получил от отца мисс Уайнхаус, узнавшего обо всем из новостей, отчаянное электронное письмо: «Прошу вас, заклинаю, не выпускайте мою дочь из клиники!
Заприте ее, привяжите к кровати!» Однако в сумерках Эми пробралась на козырек подъезда, оттуда целой и невредимой спустилась на улицу и сбежала.
Ночные клубы, оргии, болтанка из всех возможных наркотиков — ей давно уже было все равно, где и с кем ширяться: со знакомыми и незнакомыми, с бомжами в подворотне... В этом хаосе, в который превратилась ее жизнь, Эми, до этого твердившая о своей верности Блейку, переспала, кажется, со всем своим окружением — менеджером, бойфрендом подруги, с музыкантом Питом Доэрти… При этом она упорно твердила, что ее любовь к мужу по-прежнему нерушима.
Блейк счел себя оскорбленным и решил подать на развод, не забыв, впрочем, потребовать от Эми шесть миллионов фунтов: в судебном иске он написал, что поскольку именно его персона вдохновила его жену, мисс Уайнхаус на второй, самый знаменитый альбом, фактически эти деньги им честно заработаны.
Эми Уайнхаус успели вовремя снять с балкона 20-го этажа высотки, откуда она собиралась «лететь» к отцу в Америку.
Митчелл примчался в лондонский реабилитационный центр прямо из аэропорта Хитроу. Теперь, после явной попытки самоубийства, Эми лечили принудительно. Выглядела дочка чудовищно: бритая, изможденная, словно из Освенцима, при этом тихая и непривычно трезвая. Сколько времени Митчелл уже не видел свою девочку «чистой»?
— Пап, я твердо решила: ни наркотиков, ни алкоголя. Больше никогда.
Они плакали, обнявшись и не видя, как медсестры и врачи снимают эту душераздирающую сцену на свои мобильные телефоны.
Митчелл поселился в клинике с Эми, боясь верить, что дочь и в самом деле идет на поправку, что она называет историю с Блейком «чистейшим безумием, завязанным на наркотиках и внушенной ими же необъяснимой страсти». Но все позади, она опомнилась, она даст Блейку развод; ей пора готовиться к турне.
Митчелл ликовал, когда ему удалось уговорить Эми принять приглашение канадского музыканта Брайана Адамса: тот предложил своей любимой певице пожить на его вилле на острове Мастик, где его врачи доведут ее начавшееся выздоровление от наркомании до «точки невозврата», как они сделали с ним самим; там же в свое время лечился другой поклонник Эми — Мик Джаггер. В аэропорту, прощаясь с отцом, Эми выглядела бледной, усталой, отец никак не мог привыкнуть к ее непривычной молчаливости; но вроде бы дочь настроена на лучшее.
Поцеловав Митчелла на прощание, Эми шепнула: «Привезу оттуда новый альбом, посвящу тебе».
Из Мастика время от времени приходили короткие электронные письма: «Учусь играть в теннис»; «Пью свежевыжатый апельсиновый сок»; «Ем вегетарианскую еду, другую тут не дают»; «Ничего не написала — не о чем». Митчелл бодрился, надеялся, что все образуется, Эми постепенно войдет во вкус, так сказать, трезвости, и песни снова польются, а пока он будет выполнять обязанности ее менеджера. Надо же, как все-таки ценят в мире талант его дочери: такие известные музыканты, как Принс и Джордж Майкл, собираются записать с ней дуэт, с ней хотят сотрудничать Мисси Эллиот, Тимбаланд, сын Боба Марли — Дэмиан.
Может быть, его дурочка наконец поймет, что свет клином не сошелся на этом уроде Блейке, что в мире полно интересных и достойных мужчин? Слава богу, развод все-таки состоялся; теперь Блейк живет с какой-то малолетней подружкой, другая, говорят, родила ему сына… Через какое-то время Митчелл услышал, что бывший зять снова угодил в тюрьму — на сей раз за воровство и хулиганство. Пора уже забыть о нем. Главное, чтобы Эми его не вспоминала!
…В июле 2011 года 20-тысячный зал в Белграде неистовствовал на протяжении тридцати минут, вызывая на сцену долгожданную Эми Уайнхаус. Билеты на шоу стоили две месячные зарплаты среднего менеджера, ажиотаж творился страшный — стадион с утра оцепила полиция. Эми стояла перед зеркалом в артистической и никак не могла прикрепить свой знаменитый шиньон — у нее тряслись руки.
Продюсер подгонял: «Ну, Эми, скорее, публика ждет». Неверными шагами она вышла на сцену, оглушенная шквалом аплодисментов. Поклонилась, подняла руку:
— Мне так приятно оказаться в Афинах…
Аплодисменты словно захлебнулись.
— В смысле — я хотела сказать, что я больше всего обожаю нью-йоркскую публику…
— Это Белград, детка! — выкрикнул кто-то. — Начинай петь.
Музыканты заиграли песню, которую она хотела исполнить первой: «Жизнь — это проигранная игра», но Эми топталась на месте, не открывая рта. Что делать? Она не помнила ни слова...
Ни единого. С минуту певица таращилась на в нетерпении замершее людское море, потом передала микрофон одному из своих бэк-вокалистов и ушла со сцены — ее ноги в туфлях на высоких каблуках заплетались. Добежав до артистической, она повернула ключ в замке, достала из сумки Jack Daniel’s и хлебнула прямо из горла. Нет, она вовсе не обманывала отца, что бросила наркотики, она действительно их бросила, но внезапно обнаружилась новая напасть: совсем «чистой» она не могла выходить на сцену — у нее начинался необъяснимый мандраж, как у первокурсницы театрального института. Поначалу Jack Daniel’s помогал взбодриться, несколько концертов она провела пускай и навеселе, но все-таки пела, а сегодня у нее впервые отказала память — она не могла вспомнить ни единого слова из собственных песен. Что с ней происходит?
Она не может вспомнить, в каком городе находится! Да что там в городе, в какой стране! Когда разъяренный продюсер ворвался к ней в артистическую, Эми крепко спала, уронив голову на гримерный стол. Она не слышала, как бесновалась, свистела и шикала в зале обманутая публика.
…Митчелл стоял в нью-йоркской звукозаписывающей студии в Гринич Виллидже и, отбивая такт ногой, пытался взять слишком высокую для себя ноту. В целом все вроде шло неплохо — через два дня должен состояться его дебют как джазового певца в знаменитом клубе Blue Note Jazz. Он присел перекурить с музыкантами, когда раздался звонок из Лондона. Он ждал этого звонка четыре года назад, три года назад, но только не сейчас. Эми умерла. Тихо, одна, во сне. Митчелл закрыл руками лицо. Не может быть. Не может быть! Он точно знает: его Эми больше не притрагивалась ни к наркотикам, а с некоторых пор — даже к алкоголю.
Потом врач-токсиколог ему скажет, что такое случается — сердце не выдерживает, когда резко завязывают с алкоголем. А у Эми давно уже были проблемы с сердцем, еще и эмфизема легких…
Эми похоронили 26 июля 2011 года. Во время прощания в лондонской синагоге Голдерс Грин Митчелл Уайнхаус глядел на огромную толпу людей в трауре и вдруг почти со страхом почувствовал, как впервые за долгие годы его охватывает нечто вроде робкого и совершенно неуместного в данной ситуации чувства покоя.
— Спи крепко, мой ангел, больше ничто не потревожит твой сон, — проговорил он перед тем, как закрыли гроб с телом дочери.
P.S. Почти в 60 лет Митчелл Уайнхаус действительно сумел начать карьеру певца. Сейчас он в мировом турне, которое назвал «Моя дочь Эми Уайнхаус умерла» и посвятил ее памяти.
Подпишись на наш канал в Telegram