Во многом благодаря этой энергичной женщине в Москве появились одни из самых модных мировых брендов одежды. Именно она привила к ним вкус нашим соотечественникам.
В 1994 году мечтой Аллы Вербер было построить в Москве на Кутузовском проспекте Мэдисон-авеню, и сейчас уже можно сказать, что ее мечта осуществилась. Алла Константиновна является фэшн-директором ЦУМа, вице–президентом компании Мercury. Чем пришлось пожертвовать ради такой головокружительной карьеры? Чем платит за подобный успех женщина, какие мечты остаются неисполненными?
— Алла Константиновна, вы — женщина, состоявшаяся в большом бизнесе, а ведь большой бизнес — дело совсем не женское.
Вы с этим согласны?
— Да, абсолютно согласна. Бизнес в самом деле — занятие не женское, тем более в России; на Западе им заниматься во много раз легче: там больше равенства между мужчиной и женщиной, а здесь надо быть отчаянно смелой, вроде меня, чтобы, уехав из Ленинграда в 1976 году и вернувшись обратно на родину в 1989-м, занять среди мужчин-бизнесменов достойное место, завоевать их уважение, много лет подтверждать, что ты можешь работать не хуже, чем они, а даже лучше. Женщины по-разному приходят в бизнес, некоторые — после серьезных разочарований и крушений, если жизнь прижала их к стенке, если нужно выживать, зарабатывать, воспитывать детей.
Однако в ком-то уже с детства заложены лидерские качества или, как в моем случае, в семье были сильные яркие личности, которым хотелось подражать.
— Родители, наверное, не предполагали, что вы станете бизнес-леди?
— Конечно, нет. Для родителей важнее всего было, чтобы мы учились, впитывали в себя культуру, получили самое лучшее образование, поэтому нас стремились развивать во всех направлениях сразу, и для нас, детей, это оказалось нелегко: музыкальная школа, балет, кружки… Моя сестра Ирина окончила музыкальную школу-десятилетку по классу фортепьяно, с пяти лет училась балету; меня в балет не приняли — отбор был очень строгий, но занятий музыкой мне избежать не удалось: я семь лет отзанималась на скрипке.
Как бы то ни было, но с раннего детства нас по кружкам водили, возили, тащили, несли... Родители сами обожали музыку, искусство и все это хотели привить нам. Мой дедушка по матери, Абрам Иосифович Флейшер, после войны был директором крупного мясокомбината; в 1964 году он стал заведовать детским отделом ДЛТ (Дом ленинградской торговли. — Прим. редакции). Памятная нам с сестрой и милая деталь: у деда в рабочем кабинете жил ежик! Когда дед вышел на пенсию, то наконец смог полностью отдаться своему хобби — антиквариату; Абрам Иосифович слыл одним из самых знающих антикваров Ленинграда, умел ценить прелесть и обаяние старых вещей. Благодаря родителям и деду вся наша жизнь была так или иначе пропитана искусством.
Тем более что мы жили в таком прекрасном городе, как Ленинград, где тебя со всех сторон окружает красота. Нас с сестрой регулярно водили в музеи, мы днями пропадали в Эрмитаже, два раза в неделю обязательно посещали Мариинку, раз — консерваторию…
— Чем занимались ваши родители?
— Отец был заведующим стоматологическим отделением при ленинградском заводе ЛОМО; в его подчинении находилось огромное количество женщин, поэтому 8 марта он всегда оказывался в непростом положении — нужно было никого не забыть, всех поздравить, всем сделать приятное. Мама до замужества работала лаборантом, а родив сестру и меня, ушла с работы, целиком переключившись на семью и детей; отец считал, что для женщины гораздо правильнее посвятить себя семье; он был против того, чтобы замужняя, имеющая детей женщина еще и надрывалась на работе.
Откуда ей взять время быть женщиной и хорошо выглядеть, если нужно рано утром встать, всех накормить, детей в школу отвести, самой на работу не опоздать? Во время войны бабушке пришлось тяжело работать, пока муж воевал; они с моей мамой с трудом пережили блокаду. Когда дед вернулся с фронта, бабушка полностью посвятила себя семье; сколько себя помню, она всегда вела дом, следила за нашей большой квартирой на Театральной площади, ухаживала за дачей; зато мама целиком принадлежала нам, детям: обихаживала, развивала, возила по бесконечным кружкам; пока мы с сестрой были маленькими, все лето жила с нами на даче, а когда подросли, родители возили нас отдыхать в Евпаторию, Сочи, Ялту, Пицунду… — Вы помните, о чем мечтали, когда были маленькой девочкой?
— Как любая девочка, я мечтала о замужестве, о том, что у меня будет сильный, красивый и знаменитый муж, похожий на любимых актеров, а из меня выйдет самая лучшая жена, у нас будут замечательные дети, большой дом, множество гостей, и я буду всех принимать, угощать, развлекать самым безупречным образом.
Уже с детства мне хотелось непременно стать особенной, не такой, как другие, и в глубине души я знала: так оно и будет, хотя, конечно, даже отдаленно не могла вообразить, в какой именно области стану известной.
— Алла Константиновна, а к моде, красивой одежде у вас рано проявился интерес?
— Да, я всегда любила красивые вещи, и это шло от семьи, у нас самой большой модницей была бабушка.
Женщиная полная, она в основном все наряды шила у портнихи. Они с дедушкой часто отдыхали в Риге, в Вильнюсе, в Узбекистане, и отовсюду бабушка привозила приглянувшиеся отрезы, помню, ей даже из Ташкента присылали шелк. Раз в неделю, по четвергам, она шла к своей портнихе и всегда брала меня с собой. Эту портниху Эмму я очень хорошо помню. Помню, как они с бабушкой рассматривали ткани, обсуждали, что из того или иного материала можно сшить. Продумывали все до мельчайших деталей, если, скажем, бабушке нужно было платье на свадьбу во Львов, то для такого торжественного случая выбирался роскошный панбархат, для летних нарядов — дорогой шелк или шифон. Бабушка постоянно одно заказывала, другое забирала. У нее в этом смысле все было продумано: она всегда заранее знала, что, к примеру, дедушке нужно столько-то костюмов, плащ, зимнее пальто с воротником из каракульчи...
Благодаря бабушке в гардеробе всех членов семьи царил полнейший порядок. Что касается мамы, то она в основном наряды не шила, а покупала — иногда в наш ленинградский универмаг завозили хорошие вещи, бывало, мама и у фарцовщиков что-то доставала, чего не водилось в магазине. Модные вещи во многом удавалось доставать благодаря моему отцу, он был очень известным и популярным человеком в городе. Все знали Костю Вербера, и он тоже всех знал — здесь он покупал машину, там — белье, там — продукты. Папа отлично знал свое дело, много зарабатывал и в свою очередь хорошо платил за услуги, поэтому и ему все готовы были услужить. После смерти дедушки у него в семье остались одни женщины — мама, бабушка, две дочери, и он обожал нас баловать, делать подарки.
Отец мог, например, прийти в ДЛТ, накупить целый мешок красивого белья, и мы дома разбирали, кому что подходит. Или, помню, он приносил сразу несколько пар туфель всевозможных цветов — красные, синие, зеленые… Каждая из нас выбирала те, что подходили по размеру. Я так любила эти примерки! Вообще мне доставляло огромное удовольствие наряжаться, краситься, крутиться перед зеркалом. Отец хотел, чтобы его девочки всегда были модными, ухоженными. Нас приучали следить за собой, регулярно делать маникюр, красиво причесываться. Отец не скрывал, что хочет баловать своих детей, не известно ведь, как сложится их дальнейшая судьба, кем и с кем они будут, окажется ли рядом человек, который станет их баловать во взрослой жизни. Что касается меня, то я всегда обращала внимание на то, как выглядят другие люди; если в дом приходили гости, часто мысленно представляла, как одела бы этого человека, что изменила бы в его облике к лучшему.
Мы жили напротив Мариинского театра, восемь окон нашей квартиры выходили на Театральную площадь, и моим любимейшим развлечением было по вечерам устроиться на подоконнике и наблюдать, как к театру подъезжают автобусы с иностранцами.
Я быстро научилась различать выходивших из них туристов по манере одеваться и знала, кто приехал в автобусе, — итальянцы, англичане или американцы. До сих пор помню пожилых американок в коротких клетчатых штанах и кедах; шикарнейших итальянок в бордовом, синем, красном, полосатом; стильных француженок с их элегантно повязанными шарфами... Если я смотрела кино, то тоже всегда отмечала, кто как одет в кадре.
Я выросла на итальянских фильмах с участием Софи Лорен, Марчелло Мастроянни, свои любимые картины, такие как «Подсолнухи» или «Развод по-итальянски», могла пересматривать бесконечно.
— А вы сами никогда не хотели стать модельером?
— Нет, об этом я не мечтала. Родители непременно хотели, чтобы я стала врачом. После восьмого класса мне пришлось поступить в медицинское училище — я не могла сказать папе, что врачом быть не хочу, что это не мое. Отец рассудил вполне практично: мол, зачем терять два лишних года в школе, ведь после медучилища мне будет гораздо легче поступить в мединститут. В училище было тяжело, училась я плохо, не понимала ни анатомию, ни химию. Помню, как проходила практику в Куйбышевской больнице: мы, студентки, работали там нянечками, выполняли самую тяжелую работу, дежурили по ночам...
У меня совершенно не было к этому призвания, и мне все это давалось с большим трудом.
— И все-таки вы не спорили с отцом, а делали все, что он скажет?
— Спорить было бесполезно. Он считал, что девочки должны слушаться — мол, родители лучше знают, как устроить жизнь детей. Мои мама с папой считали так: вот выйду замуж, тогда и буду сама распоряжаться своей жизнью. А в то время замуж выходили очень рано, лет в 18—19. Когда я росла, девушке нельзя было вернуться домой с дискотеки под утро, не ночевать дома, просто взять и уехать куда-нибудь одной. Считалось, если ты не замужем в 25 лет, значит, уже старая дева. Но в моем случае сложилось так, что в 18 лет я не замуж вышла, а уехала на Запад.
Это был конец 1975 года, когда стали выпускать тех, у кого были родственники за границей. А у меня в Израиле оказался дед, отец моего папы. Это была целая история...
Деда посадили в 1939 году, и все эти годы никто не знал, жив ли он, а если и жив, то где находится. Когда деда посадили, у него осталась жена с двумя детьми — моим отцом и его сестрой. Их матери приходилось очень тяжело, нечем было кормить детей, и мой отец в 14 лет оказался в детдоме. Оттуда его в 17 лет забрали на фронт, он провоевал все 4 года, дошел до Берлина. Вернувшись в Ленинград, решил, что будет учиться, отыскал свою мать, и только в пятьдесят каком-то году узнал, что его отец жив и находится на Колыме — он остался там на поселении и вернулся, только когда его вторая жена, с которой он там жил, умерла и у него никого не осталось.
Этот наш второй дед, отец отца, приехал к нам, когда ему было уже 78 лет. Помню, как в дом вошел мужчина в шинели, с мешком, в кирзовых сапогах… Для нас это было настоящим потрясением! Так трудно было себе представить, что это тоже наш дед, потому что «главный» дедушка, мамин, — тот был барин, ухоженный, вальяжный, а этот человек оказался так на него не похож! Папа решился попросить своего отца оказать семье услугу — уехать в Израиль к своим братьям и прислать нам оттуда приглашение; в этом случае мы все тоже могли бы эмигрировать. Дед согласился и выполнил все, что обещал. Мой отец давно мечтал, чтобы мы уехали из СССР, он всегда говорил, что у людей должна быть свобода, право жить там, где они хотят, право ездить, путешествовать, право учиться в любой точке земного шара.
И вот в 1976 году я, восемнадцатилетняя девочка, оставила дом, семью, родину, лишилась гражданства, оставила все, к чему привыкла, и со 176 долларами в кармане — больше не разрешалось — улетела в Вену, а оттуда сразу в Рим. В Израиль наша семья ехать не собиралась, а Вена и Рим были разрешенными временными остановками перед тем, как эмигранты направлялись в Америку или Канаду. Меня выпустили первую, но, к счастью, уже через пару месяцев вся семья воссоединилась в Риме.
В этом городе я прожила год, и это было чудесное время — настоящие римские каникулы. После серых советских красок, после волнений отъезда, временной разлуки с близкими Рим стал для меня праздником — яркий, нарядный, солнечный. Я обожала гулять по улицам, рассматривать дома, дворцы, базилики, Колизей, античную архитектуру; до сих пор помню римские запахи, нагретый солнцем ароматный воздух, вкус бесподобного итальянского кофе, римской пиццы.
Этот год дал мне очень много. У меня была подруга, которая вышла замуж за итальянца, у него оказался магазин на красивейшей и очень дорогой via Veneto; меня взяли туда работать на неполный рабочий день — при том, что я еще не знала языка! Это было огромное везение, я оказалась в центре моды, среди самых стильных вещей: платок Gucci, сумка Gucci, сумка Hermes — все самое лучшее было у меня перед глазами.
— Вы уже знали тогда, чего хотите в жизни?
—Тогда еще нет. Из Рима мы с родителями уехали в Канаду, в Монреаль.Там я окончила университет, в частности, изучала менеджмент; учиться на врача уже было нереально, отец понимал это и больше не настаивал, хотя сейчас думаю, что из меня наверняка получился бы неплохой доктор.
Поскольку я по-прежнему мечтала иметь дело с красивыми вещами, то, еще учась в университете, устроилась в небольшой магазин одежды, и мне это очень понравилось. Хозяин увидел, что я человек организованный и дисциплинированный, умею общаться, разговаривать с покупателями. Он знал: если я пришла на работу, то все будет в порядке. Это были первые шаги по направлению к своему призванию, к тому, чем я занимаюсь сейчас.
— А как складывалась личная жизнь? Вы влюблялись, у вас были поклонники?
— Конечно, все это тоже было. Вскоре я познакомилась со своим будущим мужем, потом вышла замуж и переехала к нему в Нью-Йорк.
Отец к тому времени уже умер, мама с бабушкой остались в Монреале. В Нью-Йорке я целиком отдалась своему второму хобби — искусству, живописи. Вообще у меня в жизни три больших увлечения: мода, живопись и дизайн интерьера. Так вот, переехав в Нью-Йорк, я занялась искусством: общалась с художниками, скупала картины, выставляла их в галереях, устраивала выставки. Все художники со мной дружили и дружат до сих пор. Они любили собираться у меня в доме, мы говорили об искусстве, спорили, обсуждали появляющиеся имена, новые направления. В Нью-Йорке у меня родилась дочка, но через некоторое время я разошлась с мужем и переехала в Торонто — там обосновались мои родные. Уже в Нью-Йорке я окончательно поняла, чем хочу заниматься, появилась мечта, которую в Торонто я принялась энергично осуществлять.
Теперь я точно знала, что хочу быть в фэшн-бизнесе, хочу создать сеть своих магазинов. Свой первый магазин я открыла на самой лучшей улице в Торонто и назвала его Katia of Italy. Kатей звали мою дочку. А почему «of Italy»? Я прожила целый год в Риме, считала, что достаточно хорошо разбираюсь в европейской и особенно итальянской моде, чтобы представлять ее в Торонто, — тогда это был совершенно провинциальный город, кроме нескольких бутиков там ничего не было.
— Но ведь в такой бизнес надо вложить большие деньги, у вас они были?
— Деньги на бизнес у меня были от семьи, но совсем немного — сорок или пятьдесят тысяч долларов. Помню, на отдыхе я познакомилась с компанией адвокатов, и они предложили мне посчитать, сколько вложений потребуется для такого магазина, какова окажется прибыль, сколько я буду зарабатывать, сколько времени мне придется вытаскивать деньги из бизнеса и так далее.
Оказалось, с такими небольшими деньгами, как у меня, лучше в бизнес не идти. Ведь расходы с самого начала огромны: купить помещение, оборудование, товар, все прочее. А если бизнес не пойдет, то еще год надо держаться. Но я не послушала предостережений и решила рискнуть. Все-таки прошла хорошую школу — родительскую, и дедушкина жилка бизнесмена во мне была. Но главное, наверное, все-таки в том, что я никогда ничего не боялась в жизни. Что может случиться самого страшного? Я потеряю деньги? Так что? Не теряет только тот, кто ничего не пробует! В результате у меня получился очень стильный магазин, таких еще не было в Торонто, а через год я открыла второй, и дело пошло.
Один из моих клиентов оказался президентом крупной компании Key Mart и в какой-то момент пригласил меня к себе работать.
— Алла Константиновна, а как же вы все-таки снова попали в Россию?
— В 1989 году Key Mart решил производить товар в России, и меня послали сюда налаживать дело. Месяц я пробыла в Киеве, потом в Питере и наконец оказалась в Москве. Шел 1989 год, мне было страшно, помню, боялась даже дорогу перейти. Я вернулась в совершенно другую страну, ничуть не похожую на ту, из которой в свое время уехала. Те годы были очень сложными во всех отношениях, в том числе и для бизнеса. Работать пришлось очень и очень много, преодолевая огромное количество всевозможных трудностей и препятствий.
Но я поставила себе цель — ни от кого не зависеть, заниматься тем, что мне нравится, и распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Мне всегда чужда была позиция слабой, зависимой женщины, которая может жить, только опираясь на плечо мужчины, а без поддержки чувствует себя совершенно беспомощной. Конечно, я хотела любить и быть любимой, но зависеть от кого-то была не согласна. Если мне суждено снова выйти замуж — хорошо, а нет — что поделаешь, значит, не судьба, значит, буду работать, заниматься любимым делом.
— В чем заключалась ваша работа в Москве?
— Найти фабрики, на которых можно производить вещи для Америки, организовать бизнес. Проблема в том, что эти фабрики были, и даже много, но все они стояли без сырья — огромные предприятия со всем оборудованием.
Надо было туда приехать, все наладить, договориться, создать совместные предприятия… Гигантский труд!
— А как вы оказались «в одной лодке» с компанией Mercury? Ведь сейчас вы их вице-президент?
— В 1993 году я начала работать в магазине «Москва» на Кутузовском проспекте в качестве закупщика товаров; я решала, какие бренды привезти в магазин. Сама ездила по странам и договаривалась напрямую, никогда не действовала через посредников. Я умела общаться с людьми, не стеснялась и не боялась вести переговоры, всегда ясно высказывала свое мнение, свою позицию. Я привезла в Москву свои любимые бренды — и Gucci, и Dolce & Gabbana, и много-много чего еще, о чем здесь тогда и не слышали.
Gucci — мое забытое прошлое, мой первый платок, моя первая сумка. Dolce & Gabbana — тоже моя давняя любовь, я заинтересовалась ими, еще когда о них мало кто знал, они только начинали раскручиваться. Потом торговый дом «Москва» купила компания Mercury: два Леонида — Леонид Фридлянд и Леонид Струнин, позднее Mercury купили ЦУМ. Меня пригласили у них работать фэшн-директором, тогда я и не знала, до какой степени деловой альянс с Леонидами окажется удачным, насколько мы подойдем друг другу и сработаемся. Мы вместе уже 17 лет и продолжаем успешно сотрудничать, уважая и ценя друг друга. Я очень им благодарна за долгий совместный труд. Сейчас, конечно, все совсем иначе, чем в то время, когда мы начинали. Это теперь стоит только заикнуться — и все прибегут к тебе сами договариваться о продаже их вещей.
А в то время на Западе вообще не понимали, зачем России дорогие вещи, какой там на них спрос?! Адская была работа — договариваться с брендом о продажах, налаживать закупки, поставки… Я была занята 24 часа в сутки, работала без отдыха, крутилась как белка в колесе.
— Алла Константиновна, а все-таки личную, женскую жизнь можно совмещать с такой невероятной отдачей в бизнесе?
— Не думаю... Во всяком случае, мне это не удалось. Если ты успешная бизнес-леди и многого достигла, тогда ты несчастлива в чем-то другом. Женщина не может быть стопроцентной матерью, если она занята по 12—14 часов в день на работе. А если карьера жены, например, как в моем случае, требует постоянных отлучек, командировок, перелетов, то какой муж это потерпит?
Ему хочется, чтобы женщина занималась домом, чтобы в выходные с ней можно было красиво куда-то выйти…
— Вы очень сильная женщина, но, наверное, и вам временами бывает тяжело? Как вы с этим справляетесь?
— С трудностями я справляюсь, просто занимаясь тем, что люблю. Люблю, например, провести все воскресенье дома в кровати и перед включенным телевизором, с одной стороны у меня книга, с другой — газета. Обожаю пересматривать старые фильмы. В последние несколько лет я увлеклась дизайном меховых изделий и с удовольствием посвящаю этому свободное время. Конечно, я тоже переживала тяжелые времена. Четыре года назад у меня обнаружили рак крови, пришлось все силы мобилизовать на борьбу с болезнью. Но я выстояла и поборола этот страшный недуг.
Пройдя через подобное испытание, понимаешь, что бог подарил тебе еще один шанс; все прежние ценности подвергаются тщательной переоценке, и жизнь разделяется на «до» и «после». Пройдя через это, я словно начала жизнь с чистого листа.
— Алла Константиновна, интересно, а ваша сестра похожа на вас по характеру?
— Нет, Ирина — полная моя противоположность; моя любимая, дорогая сестра вряд ли до конца понимает, чем же я все-таки занимаюсь и чему отдаю всю себя. Ирина целиком посвятила себя семье и детям; у нее трое детей и сейчас уже четверо внуков. Она по-прежнему живет в Торонто, ей там очень нравится, у нее красивый большой дом, она любит принимать гостей.
Ее мир — это ее дом, и в нем Ирина чувствует себя гармонично, ни летать, ни ездить в отличие от меня она не любит.
— А ваша дочь унаследовала ваши черты?
— Да, Катя во многом на меня похожа. Кстати, я назвала ее в честь Екатерины Великой, которая относится к числу моих кумиров; помню, сколько раз я любовалась портретами императрицы в Эрмитаже. В то же время имя Катя созвучно с именем моего любимого отца — Константина, и для меня это тоже имеет большое значение. Дочери сейчас 28 лет, и я считаю, что в чем-то она меня превзошла. В ее возрасте я только искала свой путь, а она уже прочно стоит на ногах и твердо знает, что хочет. Катя открыла в Киеве свой магазин и умело управляет фэшн-бизнесом. Она талантливая и смелая, с ней связаны все мои мечты о будущем, о продолжении моего дела, его дальнейшем развитии.
Катя замужем, родила девочку, старается быть и хорошей мамой, и одновременно бизнес-леди. Я, как никто, знаю, насколько это трудно, но, к счастью, муж во всем ее поддерживает, полагая, что женщина, если у нее есть к чему-то призвание, должна заниматься своим делом. Собственно, и вся моя жизнь подтверждает это.
Подпишись на наш канал в Telegram