Небольшая комната — шесть на шесть метров, он измерил ее шагами. Стены, выкрашенные серо-голубой краской. Выходящее в глухую кирпичную стену окно, железная кровать, сосновый стол и жесткий венский стул — теперь его мир съежился до размеров этой клетушки, в ней ему предстояло жить еще год. А что потом? Выпустят его французы или задержат, выдумав какой-нибудь дурацкий предлог?
Вряд ли он долго протянет в таких условиях, но в этом есть справедливость: Гитлер сгонял в Германию рабочих из завоеванных стран, Геринг стаскивал в свой замок Каринхалле картины и статуи со всей Европы, солдаты рейха отправляли домой посылки с подарками, позаимствованными в чужих домах.
С какой стати победители должны вести себя иначе? Он — ценный трофей: вот уже 50 лет Фердинанд Порше проектирует машины, которые считаются лучшими в мире. В его послужном списке гибридный бензиново-электрический двигатель, изобретенный им в молодости, когда по улицам еще бегали автомобили-паровички. Бензиновый двигатель крутил генератор, тот питал четыре встроенных в ступицы колес электродвигателя, вся эта конструкция приводила в движение угловатую карету, носившую гордое имя «автомобиль Лонер-Порше» и развивавшую приличную по меркам 1899 года скорость — 40 километров в час.
Гибридный двигатель он изобрел мальчишкой, в 25 лет, имея за плечами школу и неполный курс технического университета, а сейчас об этой конструкции пишут все технические энциклопедии, ее называют «гениальным изобретением», «прорывом в будущее».
Позже он поставил его на самоходную артиллерийскую установку «Фердинанд», а в 1944 году — на свой сверхтяжелый танк «Маус», так и не пошедший в серию.
Компрессорный наддув, четырехтактные двигатели с оппозитным расположением цилиндров, полунесущий кузов, который можно было собирать из деталей, как конструктор, — Фердинанд Порше был гением автомобилестроения, в 1947 году это было так же очевидно, как и то, что его страна проиграла войну.
В свое время за него соперничали самые известные автомобильные фирмы Германии. В 1932 году Сталин предлагал ему возглавить всю автомобильную промышленность СССР. Порше отказался — положение главы независимого конструкторского бюро привлекало его куда больше. Сталин настаивал, и тогда он сказал русскому диктатору, что на советских дорогах машины, которые он любит и умеет делать, не нужны. По Москве на них еще можно ездить, но за ее окраинами они сразу застрянут в грязи.
Вот уже много лет автомобили Порше считаются воплощением надежности, быстроты и комфорта: в автомобильном мире знают, что из всех возможных решений он всегда выберет лучшее. Французам достался хороший приз — кто еще может вдохнуть новую жизнь в их изрядно прокисшие за годы оккупации, отставшие от мировой автомобильной моды «Ситроены»?
Стрелка лежащих на стуле часов приближается к цифре 7.
Пора подниматься: надо одеться и умыться, быстро проглотить завтрак, который ему принесут через несколько минут. Потом начнется рабочий день — он отправится в большую комнату с кульманами, за которыми работают конструкторы, поздоровается со всеми сразу, в ответ раздастся вежливый шелест: «Доброе утро, месье Порше!»
Его положение на заводах «Ситроен» ни на что не похоже. Французский суд дал Порше два года исправительных работ: он должен участвовать в разработке машины, на которую «Ситроен» делает большую ставку. «Ситроен 2CV» — вариация на тему его Volkswagen («народный автомобиль» — нем.), так и не пошедший в серию. Кто он здесь — руководитель проекта? Конечно же нет: чем может руководить осужденный?
«Ситроеном 2СV» занимается Анри Лефевр. Консультант? Для этой скромной должности от него слишком многое зависит. Главный конструктор «Ситроена», милейший Пьер Буланже, общаясь с ним, чувствует неловкость. Когда его привезли на завод под конвоем, Буланже сказал, что всегда считал герра Порше своим учителем, и попросил обращаться к нему запросто, по имени.
Ему разрешают свободно ходить по заводу, он может выйти за охраняющийся периметр и посидеть в кафе. Клетка, в которую его посадили, достаточно комфортна, но от этого она не перестает быть клеткой. Да это, в конце концов, не главное. Плохо быть осужденным за преступления, которые ты не совершал.
Он наскоро умылся, съел котлету с картофельным пюре, которую ему принесла мадам Берте, работающая в заводской столовой.
Старый, но еще добротный костюм (он купил его в 1942 году, пять лет назад) был плохо отглажен, и он попросил мадам Берте поколдовать над ним с утюгом — ее гонорар должны были составить десять франков из денег, которые ему отправила дочь. А теперь — на работу: надо пройти заводским двором, повернуть направо, обогнув склад, и подняться по ведущим в чертежную невысоким ступеням.
— Добро утро, месье!
— Доброе утро, герр Порше!
Пятнадцать пар глаз оторвались от кульманов и тут же снова уткнулись в чертежи. Вот и его стол — посмотрим, чем можно помочь кургузой и приземистой французской малышке «Де Шво»…
Фердинанд Порше погрузился в работу.
Какая же она все-таки уродливая! Французы решили сделать хит послевоенного рынка — автомобильчик для разоренных войной людей, дешевый в производстве, экономичный и недорогой. Но им явно изменил вкус. Это очень странно — до войны «Ситроен» и «Рено» выпускали элегантные машины. Характеристики вполне достойные — 3 литра бензина на сотню километров, высокий клиренс, грузоподъемность 100 килограммов при полной загрузке. Общая концепция более чем уместна, но при этом бедняжка «Де Шво» похожа на поставленную на колеса кошелку, ее дешевизна вопиет каждой деталью, каждым изгибом. Что ж, будем разбираться, попробуем подлечить этот проект… И он начал чертить, защелкал логарифмической линейкой. Сидящий напротив него инженер поднял брови: у Порше было такое отрешенное лицо, что со стороны казалось — он медитирует в храме, а не расчетами занимается.
Ему казалось, что машинку можно сделать куда более приглядной и при этом обойтись малой кровью.
Достаточно чуть-чуть поправить решетку радиатора, немного изменить форму фар — и у нее сразу станет приветливый взгляд. А если немного опустить верхнюю линию дверей, то у «Де Шво» появится талия, она станет почти хорошенькой — не красотка, конечно, но и не урод. Компьютеры еще не были изобретены, но в голове Фердинанда Порше, меняя ракурсы, крутился маленький «Ситроен», он появлялся анфас и в профиль: машинка ожила, а это значило, что дело пойдет. Одновременно герр Порше думал о том, каково сейчас приходится его детям: Фердинанду-младшему, талантливому конструктору, дали два года (это уж и вовсе нельзя понять — сын был при нем на вторых ролях и почти не занимался военной техникой).
Сейчас он тоже работает на французов, но на заводах «Рено». Получил срок и зять, Антон Пих, который был юристом его конструкторского бюро. Сложно представить, зачем Пих вообще понадобился французам. Прощаясь с ним после суда, дочь пообещала вытащить из заключения их всех, но он не представляет, как она собирается это делать. Счета их бюро находились в австрийских банках, после того как пришли союзники, новое, левое правительство арестовало все принадлежавшие германским фирмам активы. У Луизы нет ни гроша, их компания разорена. Заказов на автомобили (тем более машины класса «люкс» и гоночные, которые он делал) в ближайшее время не будет — кому нужны эти игрушки во время разрухи?
А если даже заказы и поступят, то кто будет над ними работать? У его бюро были и другие конструкторы, но реноме фирмы держалось на его имени! Его и Ферри, Фердинанда Порше-младшего. Французы никогда их не отпустят. У него все чаще болит сердце. Внуков ему больше не увидеть…
Сосед по столу искоса наблюдал за Порше: у старика все больше вытягивалось лицо, в глазах появились слезы. Проходивший за его спиной Анри Лефевр заглянул через плечо Порше и присвистнул от восхищения: рождавшаяся на лежавшем перед ним листе бумаги машина и походила, и не походила на «Де Шво» — такая же маленькая, тот же кургузый профиль, и вместе с тем в ней появилась порода, обозначился стиль. Руководитель проекта покачал головой и подумал, что старик и в самом деле гений. Что бы там военный трибунал ему ни присудил, но он не отпустит его с заводов «Ситроен» и после того, как подойдет к концу отведенный столь талантливому человеку срок.
На обед Порше отправился за заводскую проходную, в расположенное возле нее городское кафе: там неплохо кормили, к тому же это была хоть какая-то иллюзия свободы.
На его день рождения месье Лефевр пригласил его сюда, заказал жареного карпа, петуха в вине и бургундское: Порше чествовали все сотрудники конструкторского бюро. С тех пор он часто туда заглядывал, хотя таких роскошных заказов, разумеется, не делал — этого не позволял изрядно усохший кошелек. Ему вполне хватало шницеля по-венски или сарделек — все это было отлично приготовлено и стоило недорого. Порше приходил сюда через день, стараясь подладиться к ритму работы молоденькой официантки.
Девушку звали Адриен — она была довольно высокой, большеглазой, с гладко зачесанными от высокого лба волосами. Ему казалось, что Адриен как две капли воды похожа на его покойную жену — 44 года назад, когда он впервые увидел Алоизию, у нее был такой же внимательный и строгий взгляд, и в уголках ее рта точно так же прыгали веселые чертенята. Он угадал, сегодня Адриен работала: девушка подошла к его столу с меню в руках, и у Порше, как всегда, когда он ее видел, сердце ухнуло куда-то вниз. Боже, у девчонки ее лицо…
— Шницель или сардельки, герр Порше?
Он так внимательно вслушивался в ее голос, что задержался с ответом, и девушка подняла брови.
— Пусть будет шницель, мадемуазель. Я уверен, что не прогадаю.
Официантка улыбнулась, а он подумал, что это сущее наваждение — с чего бы француженке разговаривать голосом Алоизии?
Любовь похожа на болезнь, в его случае эта хвороба оказалась пожизненной: после встречи с Алоизией Кес другие женщины казались ему неуклюжими и глупыми, с ними было скучно. И вот пожалуйста: на старости лет, в плену, разоренный и обесчещенный, он снова встретил ее прежнюю. Это похоже на испытание, которое судьба устраивает ему непонятно зачем: Адриен почти не говорит по-немецки, и впереди у нее жизнь, где Фердинанду Порше места нет.
Ему казалось, что он видит себя со стороны: дешевая забегаловка, за покрытым бумажной скатертью столом сидит 70-летний хрыч: сутулый, сморщенный, с мешками под глазами.
Старик, влюбившийся в молоденькую официантку... И что за пошлость! Глупо ловить в чужой женщине тень давно умершей жены...
Неужели старикашка, которым он теперь стал, когда-то был молод? В 1904 году, когда он, двадцатидевятилетний, отправился на прогулку в венский парк Фольксгартен, судьба ему улыбалась. Юнец, приехавший в Вену из заштатного городка Мафферсдорф, человек без образования, получил работу в солидной фирме «Лонер» — ему удалось произвести хорошее впечатление на владельца, и тот сделал его конструктором. Он попробовал себя в автогонках за рулем машин собственной конструкции — и узнал, что такое победа, когда ты заставляешь соперников глотать пыль, а после старта тебя осаждают журналисты с блокнотами в руках.
При этом он остался провинциалом: был до отвращения застенчив, не мог познакомиться с барышней. Но когда в Фольксгартене мимо него прошли две оживленно болтающие, пересмеивающиеся молодые особы, он поплелся за ними как приклеенный и, набравшись храбрости, заговорил с самой хорошенькой из них:
— …Позвольте мне проводить вас, сударыня!
Более глупое начало трудно было придумать, к тому же венские девушки были не такими, как в Мафферсдорфе: барышни переглянулись и дружно прыснули, а он покраснел как рак. В другой ситуации этого ему хватило бы — Фердинанд наверняка сбежал бы. Но у той из них, что повыше, были такие необыкновенные глаза, что он не ушел и продолжал нести какой-то вздор.
Девушки сменили гнев на милость, позволили себя проводить, а через несколько месяцев они с Алоизией поженились…
— Приятного аппетита, герр Порше!
Голос Адриен вернул его к действительности, перед ним стояла тарелка с его заказом и хлеб. Он взглянул на часы: у него осталось только двадцать минут, надо разделаться с обедом и спешить на работу.
— Спасибо, Адриен!
— Приходите к нам еще, герр Порше!
Завтра у нее выходной, значит, он вернется в кафе через день.
Окна кабинета Анри Лефевра выходили на заводской двор, тот видел, как Порше, чуть прихрамывая, торопился в чертежную.
Анри подумал, что в последнее время старик сильно сдал и заводское начальство делает большую глупость, не пуская к нему знаменитых кардиологов, услуги которых готова оплатить его дочь. Говорят, что немцы великие буквоеды, но соотечественники им ничуть не уступят, особенно если они не отличаются умом. Генеральный директор не может простить немцам оккупацию и отыгрывается на Порше:
— У нас на заводе есть свои врачи, они ничем не хуже этих павлинов с десятью дипломами…
Что он скажет, если старик умрет, прежде чем они закончат «Де Шво»?
Пунктуальность Порше и забавляла, и восхищала Анри: тот работал на заводах «Ситроен» около года и все это время возвращался после обеда в чертежную в 13.55 — ни раньше, ни позже.
Лефевр взглянул на часы: так и есть — 13.53, за две минуты Порше доберется до рабочего места и успеет усесться за свой стол. Плохо, что «Ситроену» не удалось заполучить и его сына: тот мало в чем уступит отцу, спортивные машины Фердинанда-младшего великолепно сбалансированы, у них изумительный дизайн. И все же он всего лишь лучший из лучших, первый среди равных, а его отцу равных нет: изобретения Порше задали тон всему автомобилестроению. Его «Мерседесы» моделей SS и SSK считаются лучшими машинами всех времен и народов.
Но почему это наш пленник так зачастил в кафе через дорогу? В заводской столовой кормят не хуже и куда дешевле, а лишних денег у Порше нет, к тому же он скуповат. Во время праздника, который они устроили на его день рождения, старик глаз не мог оторвать от прислуживавшей им девчонки.
Ей чуть больше двадцати, неужто Порше влюбился? Что ж, оно и неплохо: в руках у влюбленных все спорится, они работают так, словно сочиняют серенады. Дай бог, чтобы это пошло на пользу малышке «Де Шво» — автомобиль, к которому приложил руку влюбленный гений, обязан получиться удачным.
Во время работы конструкторы «Ситроен» устраивали перекуры и болтали в курилке. Старик не принимал в этом участия: он относился к ним, как старый лев к котятам. Сегодня, приканчивая третью сигарету за день, его коллеги ругали не поднимающее жалованье начальство и чересчур большие и прожорливые американские машины, спорили о том, придут ли к власти коммунисты. Разумеется, обсуждали и Порше — это была вечная тема послеобеденных разговоров.
Речь зашла о так и не пошедшей в серию машине, фантоме, ставшем одним из символов Третьего рейха.
— …Этот «Фольксваген» действительно был так хорош?
— Хорош?
Старина, он был превосходен. Себестоимость — менее 900 марок. Наша простушка «Де Шво» нервно топчется в сторонке: у «Фольксвагена» был совершенный дизайн. Гениальная машинка! Немцы сдавали на свой «народный автомобиль» 5 марок в месяц, через несколько лет им причиталась машина. Если бы не война, старик Порше переплюнул бы Генри Форда — но в 1939 году проект закрыли…
Докурив, они еще поболтали и решили встретиться на выходных, чтобы поиграть в футбол.
Порше тем временем снова и снова рисовал капот — ему хотелось, чтобы тот был легким и элегантным, таким же, как у «Фольксвагена».
Всю жизнь он конструировал машины класса «люкс», они его и прославили. Мощные гоночные автомобили, бравшие один приз за другим, представительские лимузины, стоившие целое состояние... Его «Принц Генрих» называли «Серебряным призраком» и «Сухопутным крейсером», а огромная «Майя» с 4,5-литровым мотором вполне могла стать брендом компании «Даймлер» вместо марки «Мерседес». У австрийского дипломата Еллинека, представителя «Даймлер» в Австро-Венгрии, было две дочери: старшую звали Мерседес, в честь нее получил свое имя новый автомобиль компании. А потом Порше спроектировал для «Даймлер» свою машину — она могла разогнаться до 145 километров в час!
Этот автомобиль назвали в честь младшей дочери Еллинека, «Майя» по всем статьям превосходила «Мерседес». Но вскоре началась Первая мировая, и бренда «Майя» не стало. Так же как и «Фольксвагена» после Второй мировой — с войнами Порше не везло…
Руки делали свое дело, возникавшая на бумаге машинка начинала ему нравиться: в «Де Шво» появился стиль, она стала походить на «Фольксваген» Что ж, это неплохо: не зря же он потратил на него столько лет, так пусть его детище воскреснет хотя бы под другим именем. Он набрасывал решетку радиатора — надо придать «Ситроену» другой, слегка удивленный взгляд — и вспоминал открытие автобана, по которому должны были побежать его «Фольксвагены». Толпы народа, торжественные речи и огромные букеты цветов, Гитлер, выходящий из «фюрервагена» — двухсотсильного бронированного «Мерседес-Бенц 770», автомобиля, разработанного Гансом Нибелем и оттюнингованного специалистами «Даймлер-Бенц» по заказу рейхсканцелярии…
На машинах Порше фюрер не ездил, но относился к конструктору с большим уважением. Не в том ли тут дело, что они оба были австрийцами, добившимися успеха выходцами из маленьких городков, детьми жестких, недобрых отцов, пытавшихся переделать их по своему образцу? А может, Гитлеру, выскочке, жившему в приюте для бездомных и тянувшемуся к высшему свету, нравилось то, что его земляк делал лучше всех: большие, быстрые, красивые машины — игрушки для очень богатых людей?
Во всяком случае, из десятков проектов, представленных на конкурс «народного автомобиля», выбрали его машину.
И дело не в том, что этот проект был продуман до мелочей, отработан на машинах, которые он делал для компаний «Цундапп» и «НСУ». В Третьем рейхе многое решали другие факторы, и личные симпатии вождя играли тут главную роль. Гитлер пожал ему руку и назвал «автомобильным гением новой Германии», во время торжественной церемонии его чествовали как короля. Хватка у фюрера была крепкой, глаза — пронизывающими. Казалось, что этот человек знает всю твою подноготную и может все на свете.
А через несколько лет, когда они увиделись в последний раз, у Гитлера слегка дрожали пальцы, да и речь была не сказать что очень внятной. Порше слышал, что личный доктор фюрера Морель держит его на жутких коктейлях из стимуляторов и успокаивающих, средств, обостряющих реакцию и память, тоников и снотворных, знал, что у них есть неприятные последствия.
Но то, что он увидел в рейхсканцелярии, превзошло его ожидания. Казалось, что над Гитлером поработали злые волшебники: перед ним сидел глубокий старик, он говорил странные вещи. Фюрер хотел получить самый большой в мире танк с двумя мощными орудиями — 128-миллиметровым, 75-миллиметровым — и с 20-сантиметровой броней, не пробиваемой никакими снарядами:
— Этот танк выиграет для Германии войну, герр Порше. Только вы сможете его спроектировать…
Монстр получился 180-тонным, его не выдерживал ни один мост. Было сделано только два танка — на большее у рейха не хватило стали. С военной техникой ему не везло: в серию пошла только его самоходка.
Гитлер велел назвать ее в честь конструктора, «Фердинандом», но она оказалась такой дорогой, что удалось выпустить лишь девяносто машин...
Через пять минут должен закончиться рабочий день, и Порше отложил в сторону чертежи. Он подумал, что Гитлер погубил всех — и Германию, и разрушенный американскими бомбардировщиками завод «Фольксваген», и конструкторское бюро Порше. Оно сгорело во время бомбежки, архив им удалось спрятать в Австрии, на заброшенной лесопилке. Недавно дочь написала ему о том, что он тоже пострадал... 25 апреля 1931 года он оставил пост главного конструктора фирмы «Даймлер-Бенц» и занялся тем, о чем давно мечтал: начал работать на себя самого. Их семейная фирма проектировала автомобили и мотоциклы, их детища славились во всем мире.
Рядом с ним работали его дети — время было хорошим… Все это Гитлер утащил с собой. Первый, опытный «Фольксваген» достался его подруге Еве Браун, тихой и довольно милой особе: говорят, что фюрер заставил ее принять яд.
Еще две минуты, и он встанет из-за стола. Попрощается, услышит в ответ: «Всего доброго, до завтра, месье Порше!» — и пойдет к себе, в комнату шесть на шесть метров. Завтра будет такой же день, послезавтра он увидит Адриен и подумает о том, как было бы хорошо попросить ее присесть к нему за стол и угостить чашечкой кофе… Но это невозможно, он немец и не может предложить такое француженке. Тем из них, кто встречался с солдатами вермахта, после освобождения наголо брили головы. Этого никогда не будет и по другой причине: ему за семьдесят, а ей нет и двадцати.
Чем ему заняться вечером?
Попробовать перечитать «Трех товарищей» Ремарка? Он любит эту книгу, прототипом «Карла», любимого автомобиля героев, стала одна из его лучших машин, «Мерседес S», бешеный малыш, оснащенный двухлитровым мотором с компрессором. Можно еще раз рассчитать аэродинамику «Де Шво»… Главное — не погружаться в прошлое и не хандрить: вчера он весь вечер вспоминал, как Алоизия пилила его за участие в гонках, говорила, что их дети могут остаться сиротами. Он долго отмалчивался, а потом предложил ей самой попробовать, что это такое. Сперва Алоизия сказала, что ее муж — сумасшедший, но когда он все ей растолковал, жена расхохоталась и согласилась.
Рядом с пилотами-гонщиками тогда сидели механики.
Низко надвинутое кепи, огромные очки-консервы, кожаная куртка: никто и не понял, что в его машине женщина. Он оторвался от соперников на последнем вираже и пришел к финишу первым. Шестьдесят три километра в час — по тем временам это была фантастическая скорость! Он затормозил у судейской трибуны и помог Алоизии выйти из машины: ее шатало, но когда жена сняла автомобильные очки, глаза у нее были счастливыми...
Потом «Даймлер» позвал его в главные конструкторы, и он начал жить на два дома, разрываясь между Штутгартом и Веной. Жена часто жаловалась на сердце, но в клинику ложиться не хотела, а ему было не до этого. В 1920 году Алоизия умерла от внезапного сердечного приступа: в тот день он был в Вене, ему дозвонились, но все произошло слишком быстро. Когда он открыл дверь, ее уже не было.
Вместе с ней кончилась жизнь: он растил Луизу и Фердинанда, много работал, но никогда больше не был счастлив. Но сейчас ему кажется, что это еще не конец, что жизнь еще может преподнести ему сюрприз…
Что за черт, конечно нет! Для него все кончено, он старик, Адриен могла бы быть его внучкой. Да и сходство это он, наверное, просто придумал.
Порше подумал о том, чем сейчас занимаются его дети: Ферри, наверное, так же, как и он, пришел с работы и убивает время у себя в комнате, а Луиза ломает голову над тем, как прокормить семью, — все их состояние пошло прахом..
Фердинанд Порше недооценивал свою дочь. Он относился к ней как к ребенку и не догадывался о том, что Луиза Пих, в девичестве Порше, работавшая в его конструкторском бюро делопроизводителем, уже давно выросла в упрямую женщину с острым умом и железным характером.
Она поклялась себе вытащить из рук французов мужа, брата и отца и сделала все, чтобы это произошло как можно скороее.
Был найден толковый адвокат со связями, он объяснил ей, кому нужно дать взятку. Денег на это у Луизы не было, но в Штутгарте уцелела принадлежавшая Порше коллекция автомобилей. И Луиза начала их продавать: раритетные машины уходили за полцены, американские военные, единственные, у кого в послевоенной Германии имелись деньги, покупали их и были счастливы. Первым она выкупила мужа, денег на выкуп брата тоже хватало. Оставался еще отец — но в их гараже осталась только одна машина, «Мерседес» 1927 года.
Судьбу старшего Порше решал сам министр юстиции, а это значило, что отец обойдется куда дороже «Мерседеса». Но выход имелся: Луиза наметила комбинацию, которая вполне могла сработать.
Она уже достала заказ от одной швейцарской фирмы: той был нужен концепт гоночного автомобиля. Луиза объяснила французам, что машину разработает ее отец, а сама собиралась поручить это брату — он займется работой, как только окажется на свободе. Гонорар пойдет министру, и тот выпустит отца. После того как отец вернется в Германию, они возродят фирму. Под отцовское имя дадут заказы, у них снова появится кредит, и все будет хорошо… Главное, чтобы отец не сломался, а уж она сделает все как надо.
День шел за днем, в конструкторском бюро «Ситроен 2CV» за глаза начали называть «мадам Порше», и Анри Лефевру это не нравилось.
А потом произошло то, на что рассчитывала Луиза: Ферри получил свободу, за его машину хорошо заплатили. Выкупать отца во Францию отправился Порше-младший: деньги министр взял, но попытался их перехитрить.
Срок принудительных работ, отведенный Порше французским судом, был далек от завершения. Но однажды Лефевр попросил конструктора зайти к нему в кабинет: там ждали человек в темном костюме, представившийся чиновником министерства юстиции, и сын. Порше замер, не веря своим глазам, он знал, что Ферри освободили, но не рассчитывал увидеть его здесь. Отец вытер глаза, сын положил руку ему на плечо, а чиновник сказал, что он свободен и волен делать все, что хочет, но покидать Францию ему пока нельзя.
В тот же день Порше перебрался в гостиницу, весь вечер они проговорили.
Сын рассказывал о том, что происходит с немецкими машинами: «Даймлер-Бенц» уцелел, а от бренда «Хорьх» американские конкуренты решили избавиться и компанию слили с «Ауди». А разбомбленный «Фольксваген» сохранил самостоятельность, получил немного денег от оккупационных властей и начал собирать «народный автомобиль» Порше из оставшихся с довоенных времен деталей. Дела идут так плохо, что временная администрация предложила завод компании Форда. Денег за него не попросили, но американцы все равно отказались: Генри Форду-младшему не нравятся немецкие машины, «Фольксваген» он называет «дерьмоходом».
Они разговаривали об оставшемся в Штутгарте доме и внуках. Выпив привезенного Ферри кальвадоса, Порше расчувствовался и начал выяснять, был ли он ему хорошим отцом.
— …Может, я был с вами чересчур строг? В двенадцать лет ты попросил у меня детскую машину с моторчиком, а я сказал, что ты и сам можешь ее сделать. К тому же у меня никогда не хватало на вас времени. Я был в вечных разъездах, разрывался между Веной и Штутгартом. Одним домом мы зажили через четыре года после смерти мамы, в 1924-м…
Ферри положил руку ему на плечо:
— Отец, я же сделал эту машину, она у меня получилась! Скоро мы опять заживем одним домом…
Но им пришлось ждать еще несколько месяцев.
На заводах «Ситроен» рассчитывали, что Порше по-прежнему будет на них работать.
Возвращаться ему некуда — заводы «Фольксваген» дышат на ладан, его конструкторское бюро не работает, Германия лежит в руинах, и немцам теперь не до машин. Главный конструктор «Ситроен» Пьер Буланже предлагал Порше отличную зарплату, дом, большой отпуск, но тот только качал головой и говорил, что вышел на пенсию.
Теперь у него было много времени, и он часто заходил в кафе, где работала Адриен. В конце концов Порше набрался храбрости и предложил девушке посидеть вместе с ним, поболтать о том о сем, но она рассмеялась и покачала головой. Через несколько недель он сказал ей, что ему наконец разрешили вернуться в Германию, — тогда Адриен наклонилась и поцеловала его в щеку.
На них смотрели все, кто был в кафе: завсегдатаи, рабочие «Ситроен», старики, изо дня в день приходившие сюда, чтобы выпить рюмку-другую и поговорить. Порше покраснел как мальчишка и подумал, что судьба преподнесла ему странный подарок: он не успел попрощаться с Алоизией, зато сейчас может отдать прощальный поклон их молодости и любви.
Когда Ферри приехал за ним на «Мерседесе» 1927 года, единственной непроданной машине из автомобильной коллекции Порше, парижские газеты уже пестрели репортажами из автомобильного салона. В 1948 году его сенсацией стал «Ситроен 2CV»: автомобильная пресса ругала машинку, она стала любимой темой комиксов. Один журналист интересовался, прилагается ли к новому «Ситроену» открывашка, другой назвал ее «зонтиком на четырех колесах».
Но на заводе «Ситроен» ликовали — дешевая машина пришлась обедневшим французам по вкусу: ее выпуск еще не начался, а очередь уже растянулась на полтора года.
Фердинанд Порше, человек, делавший лучшие в мире машины и плохие танки, возвращался домой. Он не знал, что ему осталось только три года жизни, но за это время он увидит, как возродится семейная компания Порше, президентом которой станет его зять, Антон Пих. В 1949 году появится первый послевоенный автомобиль, сконструированный Ферри: спортивный «Порше-356» с форсированным мотором — и с этой машины начнется новый сюжетный виток автомобильной легенды.
P.S. Внук Фердинанда Порше, сын Фердинанда-младшего, скончался в апреле нынешнего года на 76-м году жизни.
Он был любимцем деда, работал в основанной им компании, а в 1962 году возглавил знаменитое ателье Porsche Design, занимавшееся разработкой облика машин, а также выпускавшихся под брендом Porsche аксессуаров — очков, часов и ручек. До 2005 года Фердинанд Порше-третий возглавлял наблюдательный совет компании. Сейчас это место занял его сын, Оливер Порше. История семьи продолжается…
Подпишись на наш канал в Telegram