Леня переживал, что Золотухин не горит желанием повидать родного сына. И Денис постепенно забывал Валерия, лет в 15 даже захотел взять фамилию Филатов. Леня был бы счастлив, но мягко отказал ему. «Ты мне этого никогда не простишь», — объяснял он Денису. И сам напоминал: «Позвони папе. Как тебе не стыдно?»
Даже после того как я развелась с Золотухиным и мы с Леней Филатовым узаконили наши отношения, продолжали все вместе работать и общаться. Черная кошка пробежала между нашими семьями, только когда случился раздел Театра на Таганке: Золотухин остался, а мы отделились в «Содружество актеров Таганки».
Как два идейных активиста, Леня с Валерием выясняли отношения публично — писали друг другу письма и вешали их в театре на доске объявлений. «Не покроем себя окончательным позором в глазах потомков! Вспомним на минуту — что дети скажут?» — закончил одно из патетических посланий коллективу Золотухин. Филатов язвительно парировал: «Лично я знаю, что скажут о вас Ваши дети. Во всяком случае, один из них, которого я воспитываю».
Леня действительно сразу принял Деньку как родного. Они очень дружили. Например, черкали друг другу милые записочки, в которых Денька называл Леню на французский манер — «Рapan». А тот в ответ сочинял про сына смешные стишки, дразнил: «Де-енька дура-ак — ку-урит таба-ак!»
В шутку называл его «глистой в корсете» и занимался его физической подготовкой: повесил турник, заставляя ежедневно подтягиваться. И Денька мужал на глазах… Наверное, Леня и сам ощущал в жизни нехватку отцовского внимания: когда ему было 5 лет, родители развелись. Мама взяла сына под мышку и сбежала от мужа — из Пензы в Ашхабад... И Леня конечно же переживал, что у нас с ним не было общих детей.
Ребенка мы с Валерой хотели оба, но я лет пять не могла забеременеть. Лечилась, мне что-то кололи… И когда начала «толстеть», вопреки законам притяжения от счастья порхала над землей. Девчонки в роддоме липли к окнам: «Высоцкий к какой-то бабе пришел!» А это Валерий навестил меня вместе с Володей. Оставили на асфальте поэтическое послание…
После рождения сына мы целыми днями пропадали в Театре на Таганке, куда устроились еще в 64-м году, утаив факт замужества…
Воспитывать Дениса помогала мама, а Валерий был больше по части развлечений. Когда находился под легким градусом, сажал Дениса на себя верхом, ползал на четвереньках и вопрошал: «Я царь или не царь?» — «Царь, папа, царь!» — пришпоривал его малыш.
Выпивал Валерий в ту пору достаточно, но иногда специально устраивал себе «месячники здоровья». Если те выпадали на праздник, держался. А в «развязке» порой вел себя неадекватно. Как-то мы вернулись с банкета очень поздно, и пьяный Золотухин стал громко говорить по телефону. Дениска был еще маленький, проснулся, захныкал… Я нажала на рычаг, Валерий заорал и почему-то стал грызть зубами провод...
Выпали мне испытания, когда мама заболела: сначала врачи подозревали рак легких, пришлось положить ее в онкоцентр.
«Здесь лучшие доктора, выбили палату по блату от Театра на Таганке», — врала я маме. А уходя от нее, на улице билась в истерике. Со страшным диагнозом, слава богу, обошлось: выявили туберкулез в открытой форме... И очередная беда: заразился маленький Денька! Тогда мы вместе с Валерой уговаривали двухлетнего сына: «Солнышко, надо немножко полежать в больнице. Мы будем тебя часто навещать». Потом ездили к нему в санаторий. К тому времени наши отношения с Золотухиным уже дали трещину, временные трудности сплотили лишь на время.
Я считаю, и Валерий, и Ленечка были мне даны судьбой. И за годы совместной жизни с Золотухиным я должна была понять, что такое нелюбовь, чтобы потом с Леней познать настоящее чувство…
Именно я инициировала первую близость с Валерой, после чего сразу повела его знакомить с мамой. Считала, что так надо, а Валерий и не сопротивлялся… Пока бегал за водкой, мама дала волю слезам: она видела, какие женихи за мной ухаживали! До 22 лет я только дружила с мальчиками, отношения были чисто платоническими. Правда, один больше других нравился, подогрел чувства, подготовил, так сказать, к грехопадению… Но как Ассоль, я ждала чего-то особенного… И дождалась! Золотухина!
С первого взгляда Валера покорил меня своим нелепым видом. На вступительных экзаменах в ГИТИС бросились в глаза шаровары и белая шляпа в дырочку «а-ля Хрущев» — Золотухин носил ее на затылке, как комбайнер.
Таким мне и запомнился. За все пять курсов мы не общались ни дня. Только перед выпускным экзаменом засветились: оба пришли в институт с одинаковой лихорадкой на губах. Накануне активист Золотухин вызвался помочь мне, отчаянной прогульщице, с конспектами по эстетике. С обязательным условием — поцеловаться… Поехали к нему в общежитие… «Ты что, встречаешься с Золотухиным?» — расхохотались подружки — нас ведь рядом даже представить никто не мог. Я открещивалась, а потом вдруг оказалась с Валерием в загсе. На церемонии постоянно ржали и уж очень не нравились тетке, что декламировала под Мендельсона.
Сейчас мне кажется, что наши отношения с Валерием были недоразумением от начала до конца. Хотя первые три года брака не покидало ощущение, что мы любим друг друга. Жили в маминой малюсенькой квартирке. Когда кто-то из нас уезжал на гастроли — оба плакали. Как-то я отправилась на съемки. Жаркое лето, актеры купаются в реке, а я одна-одинешенька страдаю по Золотухину у себя в номере. И вот открываю глаза — его ноги стоят у кровати! Не выдержал, приехал. А недавно обнаружила целую кипу его нежных писем. И такое было...
Видимо, все влюбленные умеют слышать друг друга на расстоянии. И с Леней у нас был уговор на время разлуки: «Нюнечка моя, смотри, чтобы я из тебя не выветрился! Не забудь, что с 11.00 до 15.00 мы будем сообщаться телепатией», — напоминает письмо, которое бережно храню.
И в тот судьбоносный день я его почувствовала — Леня будто пробился ко мне сквозь сон.
Точнее, смутное ощущение… Чего? Открыв глаза, я уже не могла вспомнить, но стала судорожно собираться в театр… «Подожди, ведь у тебя сегодня выходной!» — кричал здравый смысл, а тело ему не подчинялось… Надела, что попалось под руку, вылетела на улицу. Только бы успеть! Представлялось, будто некие ворота захлопываются перед носом... Прибежала в театр. На сцене — репетиция. Замерла в конце зрительного зала… И вдруг горячее дыхание сзади коснулось шеи… Вот оно — успела! Это был Леня… Осторожно ткнулся губами… Какая-то сила тоже заставила его примчаться на Таганку, несмотря на выходной.
До этого год сталкивались в театре: «привет—пока».
Чувство к Лене откладывалось в копилку по взгляду, улыбке, жесту: я только вышла из декрета, когда впервые встретились в коридоре — переглянулись. Потом Леня неожиданно пригласил меня в кафешку, где выразительно читал свои стихи. А на задворках ресторанчика вдруг поцеловал... Я же выдала: «Ленечка, ты мне нравишься, но я — замужем!». Хотя уже несколько лет не было секретом, что Золотухин мне не верен…
Валерий ежедневно вел дневник, от усердия прикусив кончик языка. Казалось бы, такие записки делают для сугубо личного пользования, однако Золотухин несколько лет подряд разрешал мне их читать: «Вот, зайчик, ни дня без строчки…» Может быть, поначалу у него действительно не было от меня секретов… И что же я должна была подумать, когда дневник исчез с привычного видного места?
Больше того: был обнаружен за книгами на полке... Опасения подтвердились: мой муж влюбился! И не в кого-нибудь, а в известную актрису старше себя… Стало понятно, почему Золотухин настойчиво звал меня на репетиции с Ией Саввиной. Тет-а-тет они тоже встречались — Валерий ездил к ней в гости, а меня уверял, будто задержался в театре. Читая подробный отчет о похождениях супруга, я впервые в жизни столкнулась с тем, как неприятно, когда тебя сравнивают с другой женщиной. Ту первую измену мы пережили — было непростое объяснение и примирение… Но за ней последовала вторая, третья, четвертая… А скрывать свои интрижки на стороне Золотухин так и не научился: близкие отношения с актрисой Линдт обнародовал в прессе и на телевидении. Что я считаю совершенно дикой ситуацией… И уже не любовь заставляла меня бороться с этими тетками, а злоба и раздражение — замахнулись на мой каравай!
В результате встреча с одной девицей закончилась для нее легким сотрясением мозга. Почти анекдот: возвращается жена (то есть я) раньше времени домой, пьяный муж лежит на диване, за столом некая высоченная гражданка потягивает шампанское и лопает конфетки… Мило спрашиваю: «Вы кто будете?» Великанша молчит, только глаза в потолок пучит. Задала я ей еще 5—6 интеллигентных вопросов — и огрела первым, что под руку попалось, то есть мужниной тростью. Голову дамочке в больнице подправили, а Золотухин потом выговаривал: «Зайчик, что ты наделала? Мне теперь на телевидении стыдно появляться!» Оказывается, этот амбал на студии работала. Золотухин сорвал свое участие в одной передаче, не придя на эфир, а вернулся домой с таким вот «крупным уловом».
Какого-то определенного вкуса на женщин Валерий не придерживался: от девиц-амбалов его кидало к актрисам-травести.
С последней я застукала своего мужа в кустах за поцелуями, когда мы отдыхали в санатории «Актер». Эту я наградила пощечиной, а вечером еще пришлось разбираться с ее супругом…
После чего даже решила подать на развод, но Валерий просил прощения, и мы продолжали жить вместе ради Дениски… Была попытка с его стороны возобновить супружеские отношения: «Зайчик, хватит спать под разными одеялами!» Попробовали. Но я не смогла освободиться от брезгливого чувства — будто грешу… Мы с Валерой стали друг другу чужими. В своих дневниках я писала: «Почему З. не уходит? До тошноты надоело…» Иногда становилось даже жалко Золотухина — на нем лица не было, когда, очевидно, поссорится с любовницей.
Я думала: «Тоже ведь кого-то любит, как я — Леню. И той, другой, наверняка тяжело — Валерий из семьи не уходит, как и мой любимый свою жену не бросает» Так мы все метались между супругами и любовниками…
Думаю, Золотухин меня не ревновал... А вот Леня, особенно до нашей женитьбы, переходил в этом плане всякие границы. Если в компании со мной заговаривал мужчина — Леня потом отзывал его в сторону и выяснял отношения чуть не с кулаками. Однажды ехали с пьяным приятелем в такси, тот в невменяемом состоянии стал говорить мне комплименты... Леня резко приказал шоферу притормозить, вытащил нашего попутчика на дорогу и учинил дуэль — расквасил несчастному физиономию.
Будучи на съемках, Леня всегда звонил — проверял, возьму ли трубку, не случилось ли чего. Иначе — выяснения, где и с кем была…
Да и я от него по части ревности не отставала. После фильма «Экипаж» Леня приобрел всесоюзную славу секс-символа. Даже Жванецкий прочитал ему на 50-летие эпиграмму с таким смыслом: мол, Филатов и худой, и злой, а за ним пойдет любая 19-летняя девица… «Какая страна, таков и секс-символ», — отшутился Леонид. На самом деле он стеснялся своего титула. А вот женщины просто таяли от его взгляда. Когда мы уже жили вместе, одна девица передала Лене презент в виде какой-то посудины. Дома я завернула хрупкую вещицу в тряпку и разбила молотком. Леня долго потом надо мной потешался: «Нюська, постыдилась бы!» Правда, когда он уже тяжело болел, в санатории сама отправляла его гулять с молоденькими медсестрами в сад.
Понимала, что мужчина, ему приятно… Но если наблюдала, что со стороны какойто дамочки начинался флирт, тут же ее осаживала.
После того вещего сна, когда нас с Леней одновременно притянуло в театр, мы открылись друг другу. И он практически сразу сделал мне предложение: «Хочу, чтобы ты стала моей женой». С Лидой они тогда еще не были расписаны, но уже год жили гражданским браком. Когда подошла его очередь на квартиру, я вдруг узнаю от коллег, что Филатов с Савченко поженились! Претендовать на определенные квадратные метры они могли, только имея официальный статус, — и Лида быстро собрала нужные документы. После этого я решила порвать с Леней… Передала ему записку через подругу Машу Полицеймако: «Что-то, мне дорогое, ушло.
Я это сделала за нас обоих — доверься мне». Но Леня меня не отпускал. Проходили месяцы, я видела, как он страдал. Получала от него рвущие душу послания: «Казни меня, избей, но реши наконец, как со мной быть. Ты видишь, я не волен в своих мыслях. Ты — это все. ВСЕ! Другого не может быть». Я и на юг уезжала — развеяться, забыть Леню, но по возвращении чувства вспыхивали вновь. И каждый раз, когда пыталась прекратить нашу связь, Леня вцеплялся в меня мертвой хваткой. Но и от жены не уходил — чувствовал перед ней ответственность. У каждого из нас была своя правда...
Леня контролировал эмоции хуже, чем я. Поскольку наши супруги работали в том же театре, мы были вынуждены скрывать свой роман. Я могла пройти мимо, не посмотрев на любимого, но Леня тут же догонял меня, хватал за руку, заглядывая в глаза: «Что с тобой, почему ты меня не замечаешь?»
«Милый, потерпи, мы должны быть разумными! Люблю тебя!» — успокаивала его я.
Подмостки были нашим исповедальным местом, особенно в спектакле «Мастер и Маргарита», где у нас с Леней были главные роли. Но Любимов долго не выпускал меня на сцену, мстил за давнюю выходку…
В свое время Юрий Петрович назначил меня и еще одну актрису на роль деревенской бабы в спектакль «Деревянные кони». Сначала не допускал меня до читок и репетиций, а перед премьерой вдруг вызвал на сцену… У меня даже костюма для роли не было.
Я судорожно нахожу сапоги и юбку из других спектаклей, на голове сооружаю косу в стиле Юлии Тимошенко…
Выхожу и слышу возмущенный голос шефа: «Что это за березка у вас на голове?» Говорил еще что-то обидное, не давая мне рта открыть... Я разрыдалась, убежала домой и долго не могла успокоиться. Вскоре администрация спровоцировала актеров на разговор: на собрании даже выставили ящик шампанского. Я же гордо приобрела персональную бутылку, выпила бокал, выкурила сигарету в своей гримерной отдельно ото всех… После чего решительно влилась в коллектив... Юрий Петрович говорил с Дыховичным и с Леней, но я видела: глазами он неотрывно следил за мной. Потом сказал чтото, как мне показалось, обидное в мой адрес... Тогда я поднялась и громко назвала Любимова одним дурно пахнущим словом. Понаучному — «экскремент», но я выразилась четко и емко — по- народному.
Собрание быстро свернулось. На этот раз обиду затаил Любимов, дав мне по распределению всего одну реплику из зала в «Мастере и Маргарите».
Я год терпела, но потом сделала первый шаг к примирению — короче, попросила у Юрия Петровича прощения. Он простил — я стала играть Маргариту.
«Это ты вдвоем, а я одна», — иногда бросала я Лене. Мы с Золотухиным все еще жили вместе, но уже давно не были близки. Расстроенные чувства находили выход под воздействием шампанского: на встрече с друзьями в ресторане я попросила музыкантов исполнить песню, которая напоминала мне о Лене. Присела на край сцены, вдруг какая-то неряшливая тетка стала грубо меня прогонять, ухватила за рукав и тянет... В ответ я разразилась гневным монологом и… оказалась в милиции.
Обещали выпустить, если за мной приедет муж. Позвонила Валере: «Вызволяй!» Но мой горестный призыв проигнорировали, бросили в такой ситуации…
Недавно я спросила Золотухина: «Помнишь, как мы весело разводились?» Валера так удивленно на меня посмотрел… А ведь мы это событие тогда даже отметили. Правда, через два дня после развода Валера вдруг снова появился у меня… Поговорили, вспомнили былое, Валера даже разрыдался… Но назад пути не было, хотя я всегда думала: «Если бы он мне не изменял, никогда бы, вероятно, его не оставила».
Наша семейная лодка уперлась еще и в финансы… Мы сидели на мели, а ведь Золотухин был востребованным актером. И думаю, хорошо получал, откладывал на свою новую жизнь. По крайней мере, после развода сразу купил дачу, квартиру, машину.
За 15 лет совместной жизни я не видела от него ни одного подарка.
Хотя вру: на один день рождения Валерий принес мне какой-то «бабушкин» платок с бахромкой, на другой — кубикрубик. Ни за какие знаменательные события — за появление на свет Дениски, за то, что придумала название к его повести «Дребезги», — меня не вознаградили. При Золотухине я ходила в стареньком пальтишке, стоптанных сапогах. У нас не было телевизора, в морозилке пельменей не хранилось, чтобы гостям при случае на стол выставить… Попросила у Валерия мелочь — десятку на новые сапоги… Просьбу мою не уважили… Тогда, еще будучи в браке, я подала на алименты — так меня довел Золотухин! И эта моя реакция стала поводом для развода. «Может, разойдемся?» — предложил Валерий, однажды вернувшись от своей возлюбленной.
Я сразу согласилась…
С Леней же у нас началась совсем другая жизнь: из каждой поездки он привозил ворох красивых вещей — мне, сыну, маме… И отчего-то злился, когда я пыталась зарабатывать: ездила на гастроли с концертами — исполняла цикл песен о Пушкине, который Леня сам же и написал. «Почему тебе надо вымараться в этом г…не? — спрашивал в письмах. — Я что, мало зарабатываю? Тебе нечего есть?»
Сейчас смотрю на Валерия и не верю, что мы вообще состояли в браке, — настоящая любовь вытеснила все, что было до нее… Так же и у Лени. Еще в Щуке ему очень нравилась Наташа Варлей — посвящал ей стихи, страдал, но она не отвечала взаимностью. Я спрашивала: «Как это увлечение закончилось?» Леня смеялся: «Странным образом: вдруг проснулся — и никаких чувств».
Разве это любовь? Точно так же Леня как-то пришел на спектакль, где играла его бывшая жена, и пожал плечами: «Надо же, ни хороших, ни плохих эмоций — ничего».
А ушел он от нее, только когда узнал, что у супруги тоже ктото появился. Леня никого не бросал, и я его ни у кого не уводила… Хотя после развода с Золотухиным ждала этого решения еще 3 года. Были моменты, когда страдала ужасно… Сбежала на юг, чтобы немножко отвлечься, прийти в себя. Приехала подруга и, увидев меня, пришла в ужас: я лежу на кровати вся зеленая, в слезах, меня знобит… Хотя на улице — плюс тридцать…
В браке с Золотухиным я не отличалась особой хозяйственностью. А в отношении Лени была «сумасшедшая»… Мы еще даже не жили вместе — а я носила ему в театр бульоны: казалось, любимый недоедает.
А когда он уезжал на гастроли, собирала неподъемный чемодан со всякой едой. Освободила его от всех домашних дел — Леня был абсолютно неприспособлен к быту. Только однажды на спор приготовил борщ, заявив, что может его сварить не хуже меня. Я усомнилась, и Леня взялся за дело. Вся плита была заставлена кастрюлями — в каждой он готовил навар из отдельного овоща, потом смешивал все вместе, перчил, солил… Заляпал всю стену… И вышла очень вкусная... каша. Гордился потом невероятно!
После 12 лет тайного романа мы могли больше не скрываться… В такое счастье трудно было поверить. Леня явился ко мне с вещами — а я его не пускаю: «Поживи один, вдруг тебя потянет обратно? А может, встретишь еще кого-нибудь…» Мучились еще какое-то время.
Леня приходил ко мне только на правах гостя, потом все-таки попросился на «ПМЖ». С нескрываемой радостью я сказала: «Так и быть, оставайся».
Несколько раз слышала от Лени: «Мне все равно, где и как жить». Мы с Валерием раньше бывали у них в гостях с Лидой. И то жилье действительно смотрелось не очень обаятельно, хотя Леня прожил там столько лет... Мы же с ним первое время ютились в малогабаритной однокомнатной квартирке без прихожей. Когда получили «двушку» с высокими потолками в сталинском доме, Леня переступил порог и заявил: «Все, с этого момента я себя причислять к народу уже не могу!» Будто мы в пентхаус переехали!
В первые два года притирки, 83-й и 84-й, мы стали неожиданно часто ссориться.
Единственный раз в жизни надавали друг другу пощечин… Я в сердцах выкрикнула: «Не люблю тебя!» — а Леня потом меня целовал, повторяя: «Прости, Нинча! Скажи, что ты меня любишь…» Даже накануне долгожданной свадьбы устроили перепалку в машине у друзей. Не помню из-за чего, но я попыталась ударить жениха… Леня выбежал на дорогу — я в слезы: «Мы завтра расписываемся… Он не придет!» Но тем же вечером любимый снова был у меня дома…
Любую напряженную ситуацию Леня мог перевести в шутку. После ссоры он вдруг говорил с дурашливой интонацией: «Нюська, посмотри на своего музку! Как он тебя любит!» — и сплющивал лицо между ладонями до неузнаваемости. Я не могла удержаться от смеха.
Были ситуации, в которых Леня вел себя как ребенок. Помню, приехала в Кишинев, где он давал концерты. Утром в наш гостиничный номер влетели два голубя, забились под кровать. Мы в ужасе вскочили с постели, чтобы выпустить непутевых птиц. «Дурной знак», — переживал Леня. Я успокаивала: «Дурачок, голубки — символ любви, это мы с тобой!» К животным мы оба относились трепетно… Как-то сидели в гостях у знакомых. Вдруг Леня вышел… Обнаружили его в соседней комнате — стоит на четвереньках нос к носу с домашним псом. Знакомятся.
В разгар нашего тайного романа Володя Высоцкий вдруг перестал со мной здороваться — может, о чем-то догадывался... С Золотухиным они очень сблизились во время съемок фильма «Хозяин тайги». Лишь раз Володя лукаво посмотрел на меня и тут же себя осадил: «Нет, не могу — Валера мой друг!»
А потом написал слова к песне «Белая мадонна», которая звучит в фильме «Контрабанда». И по смыслу она точно ложится на нашу с Леней историю… О любви двух лайнеров, которые долго не могли быть вместе. Когда же один из них «списали» — лайнер «Белая мадонна» встал рядом с любимым. Похоже, и у нас с Леней произошло нечто подобное: ведь мы поженились, будучи уже немолодыми… Недавно на вечере памяти Высоцкого эту песню исполняли Золотухин с Линдт — я воспринимала их дуэт как пародию на нас с Леней…
Раскол «Таганки», расстрел Белого дома — как раз после этих событий Леня пережил инсульт… Болячки настигали мужа одна за другой, но я была счастлива, что мы вместе. Сначала вылечила Ленину язву 12-перстной кишки: с утра заставляла его в полудреме выпивать молоко с настойкой прополиса, потом давала пять ложек навара овса...
Это был единственный способ заставить его проглотить лекарство: в бодром состоянии Леня отказывался сидеть на диете и мог съедать целиком острые перцы-чили, тайком от меня умудряясь их где-то доставать. Но болячку нам все равно удалось победить — через год язва закрылась.
А потом начались безумные скачки давления, я мерила его каждые 2 часа, даже ночью. Иногда Леня обессиленно сползал на пол, я обнимала его голову, и мы молились. Врачи долго не могли определить, что сужение сосудов происходит в почках. Когда Лене сделали операцию по пересадке почки, он очень тяжело от нее отходил, и я всеми силами старалась поддерживать в нем желание жить. Купила мужу 4 костюма: «Куда мне они, Нюська?» — пытался улыбнуться Леня.
— «Ты встанешь и будешь их носить». Леня мне очень верил — даже больше, чем врачам. Та операция продлила ему жизнь на несколько лет.
Леня как-то сказал: «После того как я год провел на аппарате искусственной почки — открыл в себе огромные ресурсы терпения. А до этого считал себя очень импульсивным». Он действительно был реактивным: не выносил предательства и несправедливости. Режиссер Константин Худяков, которого Леня очень любил и кому был обязан популярностью, пригласил его на пробы в фильм «Успех». Но одновременно пробовал на ту же роль Олега Янковского… Узнав об этом, уже дома Леня вспылил: порвал сценарий и выбросил в окно… Помирились они с режиссером только на съемках.
В гневе Леня мог больно ужалить. Когда-то он был ректором в одном московском лицее и вдруг выяснил, что Пушкин вообще отсутствует в программе. Высказал директору все, что думает по этому поводу. Тот пытался успокоить бушующего Леню: «Я все понял». «Если понял — иди и застрелись!» — сказал Леня и даже уволился.
Отдыхая в Швейцарии, мы с Леней увидели там на берегу озера памятник Чарли Чаплину — на нем не было таблички. «Вот настоящая слава — та, что не нуждается в дополнительном представлении», — философски заметил Леня. И обычно когда произносил вступление к своей программе «Чтобы помнили» — плакал. Судьбы актеров, вкусивших славу и умерших в нищете и забвении, надолго поселялись в нем, разъедали Леню изнутри… Он был в ужасе, когда узнал, что на Ваганьковском кладбище срыли могилу его очередного героя.
До инсульта Леня не говорил, а сыпал горохом — да он все делал молниеносно.
Даже будучи больным, рассуждал виртуозно, хотя давалось это ему уже с трудом. Если приходили гости, Леня встречал их на кухне (куда я специально провела для него теплую дорожку до стола) и сразу начинал «моноложить». Я, как хозяйка, иногда вклинивалась: «Кто будет чай, кто кофе?» Леня мог одернуть: «Прекрати, Нюська!» — не любил, когда прерывали его словотворчество. Я обижалась — могли подумать, что он всегда на меня цыкает: «Потом будешь извиняться, говорить, что безумно меня любишь». В результате мы с Леней договорились: сначала выступаю я, как хозяйка, а уже потом подключается «основной диктор».
После инсульта из-за невнятного произношения Леня попал в трагикомическую историю с одной московской многотиражкой. В интервью журналисту он рассказывал о печальной судьбе актрисы Изольды Извицкой и упомянул ее мужа, также популярного в свое время актера… Выходит газета, читаем слова Филатова: «А жила Извицкая в то время с блядуном…» Леня был вне себя от ярости. «Бредун — это фамилия! Эдуард Бредун, актер такой!» — просветил он редактора издания по телефону. Газета дала довольно забавное опровержение.
В любой больнице Леня первым делом пугал врачей вопросом: «У вас есть морг? Где он?» И если морг имелся, Леня отказывался есть местную стряпню. На съемках фильма «Чичерин» был эпизод в морге: вся съемочная группа наворачивала бутерброды, а Филатову кусок в рот не шел — он только что увидел, как мимо пронесли гроб с покойником…
В больницах я кормила его домашними обедами и ужинами. Когда уставала, мы ложились на койку рядышком, «тарелочками», и я засыпала. А уходила — Леня провожал меня, стоя у окна, его подбородок дрожал...
В последнее лето Леня был одержим идеей написать пьесу о человеке, который победил смерть. Безусловно, такой сюжет был связан с его состоянием, но в какой-то момент Леня опустил руки: «Кажется, я исписался». Болезнь его побеждала…
Владимир Качан сказал в одном интервью, будто Филатов ему признался: «Мне надоело жить». Но в последнее лето на даче Леня чувствовал себя значительно лучше, стал ходить, почти бегать… Веселил меня любимым «акробатическим номером»: делал «ласточку»…
О том, что у Лени началась пневмония, я узнала, случайно померив температуру. Я была в ужасе, не знала, куда звонить, как мне спасать его… О том, что муж при смерти, врачи сообщили мне по телефону: «Скорее приезжайте! Можете опоздать…» По пути в больницу обгоняла машины, выезжая на встречную полосу… Ворвалась в палату — а Леню уже накрыли простыней.
Когда мы только встречались, он показывал свою ладонь. «У меня разрыв в линии жизни, видишь?» — переживал Леня. А поженились — линия срослась. Но в последнее лето на ней снова появился разрыв… Незадолго до трагедии я на даче вырыла под яблони две ямы метр на метр, а они вытянулись в прямоугольники. Один из друзей пошутил: «Для кого могилы?» Сначала ушел Леня, а потом его мама… Года полтора я не хотела жить… А потом поняла: мы все равно вместе.
Леня меня всегда удерживал рядом с собой и до сих пор не отпускает.
Хотя находятся люди, которые нарушают гармонию, которую я такими усилиями обрела. Недавно на юбилее Дома актера к моей подруге подошли со странным вопросом: «Это Нина Шацкая, вдова Филатова? Она еще не вышла замуж? Говорят, завела себе подруг на Рублевке и скачет по клубешникам, чтобы закадрить олигарха...» Выяснилось, что речь шла о певице Нине Шацкой. Многие принимают ее за вдову моего мужа… Она и не пытается развенчать эти слухи: говорят, явилась с ящиком шампанского на вечер памяти Леонида Филатова в Бахрушинском музее… Кто-то, наверное, думает, будто это я «скачу по клубешникам» с тех пор, как не стало Лени… Такая некрасивая история!
Счастлива, что Денька успел нас с Леней обвенчать. А ведь в свое время мы остро переживали, когда сын сообщил, что бросил режиссерский курс ВГИКа и пошел в духовную семинарию. Мы, люди светские, с трудом с этим примирились. Сейчас Денис — священник без прихода, зарабатывает гроши. Зато наградил нас богатым потомством: у него пятеро малышей — и все от одной жены. По характеру Денис пошел явно не в родного отца — однолюб, вот уже 19 лет как женат. Благодаря сыну Леня чувствовал себя любящим и любимым дедушкой...
А еще Деньке удалось помирить меня с Золотухиным. Почти 20 лет мы не общались… Но в последние три Новых года у нас родилась традиция — отмечаем праздник вместе с его семьей, нашими детьми, внуками... И обязательно вспоминаем Леню.
Подпишись на наш канал в Telegram