Пузырек дрожит и позвякивает в руках. Открываю его и высыпаю содержимое на ладонь: убогая горстка таблеток — на одной чаше весов, на другой — жизнь. С ее радостями и болью, любовью и разочарованиями… Неужели сейчас всему настанет конец?
Сразу вспомнилось: начинается урок в московской школе при посольстве Литвы, и наша учительница со скорбным лицом произносит: «Сегодня Катя не смогла прийти...» «Ну и где эта тихоня? В библиотеке?» — отзываются мальчишки (они вечно издевались над нашей самой большой «зубрилкой»).
— «Кати больше нет — она покончила с собой...» Наша одноклассница ушла, оставив лишь пафосную записку всем людям на земле: «Я не могу сделать вас счастливыми». Вина, сочувствие, жалость — вряд ли мы испытали тогда хоть одно из этих чувств. «У нее всегда были не все дома», — поставили диагноз мальчишки. «Какая глупость — умирать из-за первой любви в 15 лет! Подумаешь, с парнем рассталась…» — пожимали плечами девчонки. Только со временем я поняла, что для такого поступка одной сердечной раны недостаточно. Беда не приходит одна: родители не понимают, сверстники травят, любовь безответна… Все накапливается, и в один ужасный момент ты говоришь себе: «Все, стоп!» Я сама не раз переживала нечто подобное…
Москва до сих пор кажется мне враждебной.
Хотя живу здесь уже несколько лет и неплохо знаю город. Возможно, все дело в первом впечатлении. Когда мы с мамой переехали сюда из Вильнюса, я плакала и просилась обратно. Все вспоминала маленький уютный городок с симпатичными домиками и улыбчивыми жителями. А тут все бегут, толкаются, посылают друг друга куда подальше… Кроме того, мои друзья остались в Литве. А в Москве даже дети — и те каждый сам по себе. Может, поэтому с момента переезда я нашла так мало новых друзей. Да и языковой барьер поначалу мешал. Я тогда хорошо поняла маму: в свое время она переехала в Вильнюс к папе и начинала там жизнь с нуля, не зная ни слова по-литовски. Так же и я — зубрила русский язык по несколько часов в день, но когда выходила на улицу и вынуждена была с кем-то общаться, слова из себя выдавить не могла. Выглядела как умная собака: все понимаю, киваю, но в ответ лучше промолчу.
И я замкнулась в своем школьном кругу — не самом, надо заметить, дружелюбном. Там на меня сразу повесили ярлык «девочки из актерской семьи». Тогда меня очень поддерживала мама…
На тот момент я считала ее своей лучшей подругой — особенно мы сблизились, когда переехали в Москву. Не скрою, в детстве я сложно переживала их развод с папой. Мне было всего пять лет, когда родители разошлись, я даже толком не поняла, что произошло. И почему с нами живет другой дядя, а у папы — новая жена. Отчим Рокас отчаялся найти ко мне подход и однажды, как профессиональный философ, махнул на поведение приемной дочери рукой. Я запрещала ему заходить за мной в школу (а он упрямо ждал у выхода каждый день), смеялась над тем, как он одевается, не вступала в диалог, когда задавал вопросы…
А иногда демонстративно собирала вещи и убегала жить к папе. Но там тоже не чувствовала себя как дома: его новая супруга искренне, но тщетно хотела наладить со мной общение, я же просто старалась ее не замечать. В результате срывалась и с той же сумкой бежала обратно к маме… Казалось, эти метания не закончатся никогда. Но прошло время, обе семьи распались. А я повзрослела, и сейчас мы с Рокасом прекрасно общаемся.
Мама никогда не показывала мне своих переживаний — всегда энергичная, жизнерадостная. И я научилась у нее не терпеть, если вдруг становится плохо. А по характеру я человек даже более жесткий — сжигаю мосты навсегда.
Передо мной довольно рано встал серьезный выбор: работа или учеба. Я собиралась во ВГИК, где учились мои родители, — они вспоминали свое студенчество как самое счастливое время. Поступая, пребывала в розовых очках, хотя прослушивание вспоминаю с содроганием. Терпеть не могу кастинги — эту, к сожалению, неотъемлемую часть профессии: служить бы рада, прослушиваться тошно… А во время учебы иллюзии постепенно стали рассеиваться. Однокурсники сбивались в какие-то компании, шли тусоваться, я же оставалась одиночницей — в клуб меня силком не затащишь: громкую музыку не люблю — слишком спокойная по натуре. Ребята же восприняли это как высокомерие с моей стороны. Вскоре меня стали приглашать на съемки. В первый раз я честно пошла в учебную часть, чтобы отпроситься с пары, и натолкнулась на строгий запрет. Но все равно сбежала с занятий.
На следующий день преподавательница при всех меня отругала: «Агния у нас уже профессиональная актриса и считает, что ей учиться не надо!» В другой раз я просто не стала предупреждать о своем прогуле. Но среди студентов нашлись те, кто настучал. И снова товарищеский суд! Моих оправданий слушать не хотели — и я молча сносила упреки. В другой раз не выдержала — расплакалась, а как-то вообще послала всех куда подальше и выбежала из аудитории. Мама тоже в студенческие годы снималась в фильме «Гардемарины, вперед!» в роли Анастасии Ягужинской, и никто ее за это анафеме не предавал. Видимо, с тех пор порядки во ВГИКе изменились...
В результате я разрывалась между работой и учебой, а сниматься мне очень нравилось. Во ВГИКе главный аргумент против моей работы был такой: «Раз Агния снимается — значит, все должны тоже играть в кино».
Но ведь так не бывает! Я прямо кожей чувствовала, как ощетинились против меня однокурсники, — и нервы сдавали. Приходила домой, падала на диван и лежала пластом. Мама волновалась, мерила давление: пониженное… Мы даже к врачу были вынуждены обратиться. Я чувствовала себя как загнанный зверек: и образование вроде нужно, и получать его такой ценой не представлялось возможным. «Наверное, придется бросить институт!» — честно сказала маме. И она меня поддержала: «Не надо себя изводить — так жизнь пройдет мимо». Похожая ситуация произошла и с моим 13-летним братом Доминикасом, маминым сыном от брака с Рокасом: он творческий мальчик, не такой, как все, — вот и не прижился в школьном коллективе. Несколько раз дрался с обидчиками…
В результате мама решила: лучше пусть учится дома и все сдает экстерном.
И я о своем шаге тогда не пожалела: вскоре Резо Гигинеишвили предложил мне роль в «Жаре»...
— Где вы познакомились с Алексеем Чадовым? Пресса сделала из вашего романа мелодраму. Наверное, спустя три года вы уже разобрались: почему не сложилось?
— Мы слишком разные люди. Я люблю семейный уют и в 20 лет уже была готова к браку, даже родила бы тогда малыша не задумываясь. А Леше нужно общество — рестораны, тусовки... Взаимные упреки имеют свойство накапливаться. Большим испытанием в то время для меня стала смерть бабушки: она была в тяжелом состоянии после инсульта, и мы с мамой за ней ухаживали.
А близкий человек продолжал жить в своем бешеном ритме. В тот момент я впервые осознала, что мы существуем каждый в собственном мире. Когда расставались, и речи не было о том, что чувства ушли. Просто для семьи одной любви недостаточно… Позже появлялись мысли, что мы могли бы вновь сойтись… Но останавливал вопрос: «Разве что-нибудь изменится?»
— Вы общаетесь во время совместных съемок? Недавно в одном интервью Алексей сказал, что все еще любит вас…
— Возможно, но это пройденный этап. Мы вместе участвуем в сериале для Первого канала. Гуляли по улочкам Праги, где снимали «Вий». Неловкости при встрече не возникало, хотя мы еще не пришли к тому, чтобы рассказывать друг другу о своих новых отношениях.
В эфире передачи на ТНТ «Вкусно жить» мы с соведущими Альбиной Джанабаевой, Юлей Снигирь и Полиной Гагариной не только учимся готовить, но и постоянно обсуждаем проблемы взаимоотношений мужчин и женщин — и какие же у нас разные мнения! Конечно, не перевелись еще мужчины, которые умеют красиво ухаживать. Но понять, что у женщины тоже есть свои интересы, могут не все: я, например, увлечена профессией, а некоторые убеждены в том, что девушка должна быть на содержании и сидеть дома. Я пришла к тому, что супруги должны хотеть одного и того же — только тогда они смогут комфортно сосуществовать: в работе, в быту, в досуге. Я по натуре очень спокойная и подсознательно всегда тянулась к таким же уравновешенным мужчинам, как мой отец.
Вообще мне ближе люди из творческой среды — с ними есть о чем поговорить.
Опять же не смогла бы встречаться с ровесником — чувствую себя старше своих лет.
Несмотря на то что в одном из рейтингов меня назвали «самой красивой актрисой России», я себя такой никогда не ощущала. Уверенность в себе дорогого стоит. От всех проблем я научилась скрываться в своем внутреннем мире, где мне комфортно.
В профессии я весьма самокритична — лишь года два как начала признавать, что у меня что-то получается. Однажды столкнулась с очень требовательным режиссером: он все время ходил в темных очках и «размазывал по стенке» даже народных артистов. Те опускали руки после разговора с ним: «Надоело, ухожу из профессии». Что уж говорить о молодой актрисе? На съемках мы держались все вместе, убеждая друг друга: «Проблема в нем, а не в нас».
И все же порой я впадала в отчаяние...
…Я выпила горстку таблеток, запрокинув голову. И стала зачитывать прощальное письмо родителям… Мама смотрела на меня из-за кулис с болью и сочувствием. Наверное, представляла: а если бы на месте героини романа Паоло Коэльо действительно оказалась ее дочь Агния? Когда я начала репетировать в Театре Юрия Васильева пьесу «Вероника решает умереть», не могла понять свою героиню. До погружения в роль была убеждена: самоубийство — удел сумасшедших. Но после премьеры в театр стали приходить письма от подростков: «У меня были мысли о суициде, но благодаря вашей Веронике я передумала».
Недавно по Москве прокатилась волна самоубийств: девочки, взявшись за руки, прыгали с крыш…
И если, с одной стороны, детей агитируют сайты анонимных самоубийц, то на светлую сторону их может перетянуть лишь культура — театр и кино.
По сюжету мою Веронику заела рутина, и она решила покончить с собой — как и моя одноклассница когда-то, наглотавшись таблеток. Девушку успели спасти, но врач предупредил: жить ей осталось неделю — препараты нанесли непоправимый вред сердцу. За отпущенное ей время Вероника понимает, как прекрасна жизнь: успевает полюбить и сто раз пожалеть о своем поступке… Только под конец выясняется, что доктор ее обманул, но тем самым вылечил от депрессии и пробудил невероятное жизнелюбие.
И у меня случались разочарования: в городе, где начинала жить с нуля; в приятелях, которые завидовали; в институте, где не оценили стремлений; в любви…
Но я всегда старалась переломить ситуацию. Я это к тому, что выход есть всегда. Иногда стоит сделать крохотный шаг — и жизнь меняется: не раз меня спасала случайность, какой-то неожиданный поворот событий... Сюда же можно отнести и новую любовь, которая всегда приходит «нечаянно».
Подпишись на наш канал в Telegram