Я всегда с юмором относилась к количеству жен моего мужа. А мама (кстати, она его моложе) вообще считает: если мужчина — гений, у него может быть хоть 20 жен! По сей день, если куда-нибудь звоню, в шутку представляюсь: «Здравствуйте, я — седьмая жена Дунаевского», а про себя обязательно добавляю: «И последняя!» Так, на всякий случай…
Почти все браки Максима заканчивались на критическом сроке — три года. Он был уверен: прошла любовь, значит, пора уходить. А был он страшно влюбчивый!
Его мама даже всерьез думала, что это болезнь и сына надо лечить.
Когда мы только познакомились, я не знала, что у Максима такая богатая биография. Его рекорд — только официальных 7 браков! — еще, по-моему, никто не побил. В свое время только о двух известных на всю страну донжуанах слагали легенды — о Дунаевском и Кончаловском. Хотя я бы не назвала Максима донжуаном: он не обманывал женщин, он на них женился. Причем всегда по любви…
В конце апреля 99-го в одном из ночных клубов собралась компания по случаю дня рождения директора казино. Я была приглашена именинником, а Максима привел кто-то из его знакомых. Дунаевский скучал в жюри какого-то конкурса на втором этаже клуба.
«О, Дунаевский!» — подумала я, увидев Максима. Накануне я видела по телевизору, как он вел премию «Овация». Да и что он композитор, естественно, знала, ведь по образованию я — музыкант, дирижер-хоровик.
На тот вечер у меня были другие планы, но тут вмешался случай или судьба...
К Максиму за столом прицепился какой-то пьяный дядечка, буквально повис на нем. Мои друзья попросили: «Марина, можно мы тебя с Максимом познакомим, поможешь ему от прилипалы избавиться». Нас представили, и я потянула Максима за руку: «Пойдемте за наш столик…» Для первого знакомства, наверное, слишком уж фамильярно получилось.
Может быть, поэтому, как только мы сели рядом, он меня спросил нечто банальное: «Вы модель?»
Я не на шутку оскорбилась: «Вы удивитесь, но я музыкант!»
Не помню, о чем мы говорили в тот вечер, но я точно не задавала вопросов типа: а вы женаты? Да это было и ни к чему. На нем и так большими буквами было написано: «СВОБОДЕН!»
Минут через двадцать общения Максим неожиданно положил руку на мою коленку. Я ее спокойно сняла и про себя подумала: «Ух ты, какой прыткий!» Когда вышли из клуба, Максим предложил нас с подружкой довезти до дома. Как потом рассказывал, всю дорогу поглядывал в зеркальце на двух блондинок и гадал: «Какую же мне выбрать?»
И хотя он взял мой номер телефона, позвонил не сразу. Признаться, меня это мало занимало: в тот момент у меня был роман.
Дунаевский, как позже выяснилось, тоже встречался с очередной молоденькой девушкой. Их отношения находились, как говорится, в стадии развития.
И тем не менее однажды раздался звонок Максима. На первое свидание с ним я прихватила с собой подругу. Не то чтобы его боялась, просто после тяжелого разрыва с гражданским мужем всерьез считала: «Все мужики сволочи!» И не церемонилась с ухажерами. Если что не по мне, могла так отбрить, что мама, не горюй!
Подруга, зная мой резкий характер, успела шепнуть: «Лучше молчи. Не пугай его сразу!»
Максим, увидев не одну, а двух дам, и бровью не повел. Он сразу же принялся нас удивлять: один ресторан, другой, шампанское рекой.
Кавалер наш живописно курил сигары и красочно рассказывал о своей жизни в Америке. В том числе и о том, что развелся с шестой женой Ольгой и что всерьез подумывает перебраться за океан. «Хочешь, увезу тебя в Америку?» — вдруг спросил меня. Я про себя усмехнулась, мол, «Пой, пой, пташечка!», но благоразумно продолжала помалкивать…
Проходит еще недели две, и Максим предлагает поехать на фестиваль «Кинотавр» в Сочи. А дня через два вдруг отменяет поездку: «Знаешь, там как-то неинтересно…» Словом, крутил он что-то, как я теперь понимаю, метался между мной и той девушкой… «Ну, тогда с друзьями отдыхать поеду», — невозмутимо ответила я.
Мое безразличие его явно задело. То, что не просила взять с собой, что не расстроилась, видимо, его и сразило наповал.
А еще ему понравилось, что я на него совершенно не давила…
Наверное, в это трудно поверить, но у нас долго были чисто платонические отношения. Дальше дружеского поцелуя в щеку не доходило. Как говорится, любви с первого взгляда не случилось. И со второго тоже…
Да и переходить к чему-нибудь серьезному я не стремилась. Во-первых, думала, что Максим сильно старше меня, лет на двадцать. Как-то залезаю в музыкальную энциклопедию — ба! Да ему уже 54! Получается, разница у нас громадная — почти 30 лет…
К тому же со всех сторон потекла информация о его «подвигах». Но, как ни странно, меня многочисленные женитьбы Дунаевского не смущали.
Мне всегда нравились мужчины, которые любят женщин. «Раз у него такая хорошая привычка жениться, пусть на мне и женится!» — самоуверенно подумала я.
Самое смешное, что Максим и не подозревал о моих «планах». Как-то отправился на прослушивание какой-то певицы и предложил составить ему компанию. И вот тут между нами какая-то искорка проскочила. Мы шутили, смеялись, говорили ни о чем. Помню, вдруг вилка со стола упала. А я ее поймала на лету буквально у самого пола. Максим улыбнулся: «Ну и реакция! А пепельницу, летящую в голову, сумеешь поймать?» «И даже обратно запустить смогу!» — парировала я.
Через неделю Максим пригласил к себе на дачу. Этот дом на гектаре соснового леса в Снегирях построил отец Максима — знаменитый композитор Исаак Дунаевский.
Начал с теннисного корта, а потом появился большой деревянный дом с верандой, оплетенной диким виноградом. Летом на даче вместе с Максимом жил его отчим, дядя Орик, который занимал первый этаж.
Орест Кондратович — художник-оформитель, ему было больше восьмидесяти. Мама Максима умерла, вот ему и пришлось жить с пасынком.
На даче меня ждал сюрприз. Оказывается, Максим успел слетать в Америку и накупить мне красивых платьев, правда, на два размера меньше. Не учел, что я девушка хоть и стройная, но с большой грудью. Мы мерили платья, потом Максим сел за рояль и сыграл мне свои новые мелодии.
Я заметила, что он как мальчишка робеет, и меня это сразу же подкупило.
У нас обоих дрожали от волнения руки. Мы даже выпили для храбрости — не помогло! Так и «стеснялись»... до семи утра.
Помню, сидим на крыльце, пьем виски, встречаем рассвет и слушаем соловьев. Максим курит сигару. Именно тогда он признался, что все это время встречался с другой. А я без утайки рассказала о себе: о разводе, четырехлетней дочке Маше. С тех пор запах виски и сигар всегда напоминает мне о том летнем вечере на снегиревской веранде…
На следующий день Максим поехал к той девушке и все честно рассказал обо мне. А я отказала своему кавалеру.
5 июля моей Машеньке исполнялось пять лет. Максим был приглашен к нам на день рождения. С моей дочкой он мгновенно нашел общий язык.
Когда Максим сел за рояль, малышка подошла к нему и попросила: «Можешь сыграть «А я не хочу, не хочу по расчету!»?» Это была песенка из ее любимого мультика «Летучий корабль» с музыкой Максима. Композитор был наповал сражен юной поклонницей. Ну а говорить о моей маме-пианистке вообще нечего! Максим с первой же минуты покорил ее…
С того вечера в Снегирях мы с ним больше не расставались. Ни на секунду! Но это совсем не значит, что тут же в загс побежали. Максим поторопился предупредить, что больше жениться не собирается: «Все, с меня хватит!»
Оказывается, больше всего его пугала не наша разница в возрасте (он встречался с девушками и помоложе), а то, что я — Скорпион, как и его мама.
Зоя Ивановна была очень строгой, Максим ее любил, но побаивался. И никогда даже на пушечный выстрел не приближался к Скорпионам. А тут попался!
Но, несмотря на мои «недостатки» и твердое решение Максима больше не жениться, через полмесяца он предложил мне стать его женой.
Вот как бывает. Познакомились мы в апреле, а поженились в феврале…
Предложение руки и сердца он сделал неожиданно. Помню, возвращаемся как-то из гостей. Мне вдруг стало так себя жалко! Сижу в машине и реву. Ну что Максим обо мне знает? Разве он может представить, как тяжело мне приходилось? Моя жизнь была похожа на жизнь героини из фильма «Бригада». Девочка из благополучной семьи из музыкального училища попала в криминальные 90-е: вокруг разборки, бандиты, пустые прилавки, а я в этом страшном хаосе пытаюсь учиться музыке.
Только Машку родила, тут же развелась, работы не найти, денег нет. А Дунаевский сидит рядом — такой благополучный, холеный — и улыбается.
Словом, рыдаю, слезы по лицу размазываю и рассказываю про свою несчастную жизнь. Вдруг Максим повернулся ко мне и говорит: «Ну что ты плачешь? Выходи лучше за меня замуж. Давай-ка завтра подадим заявление!» Мои слезы мгновенно высохли. Я почему-то сразу же ему доверилась…
Кстати, скажи мне кто-нибудь, что я выйду замуж за композитора, не поверила бы. Всегда считала, что музыканты — немножко придурковатые. Но Максим был другой, особенный, я это сердцем чувствовала.
Смешно, но Максим всегда женился в одном и том же загсе.
А что? Удобно, рядом с домом, как говорится, по месту прописки. В этом вопросе он как раз проявлял завидное постоянство.
В Тверском загсе Дунаевского встретили как родного: «О-о! Максим Исаакович, сколько лет, сколько зим!» Постоянному «клиенту» загса всегда шли навстречу и женили без проволочек. Мы даже не подавали заранее заявления, расписались, как говорится, «по знакомству» — в один день.
Помню, мне было ужасно любопытно заглянуть в паспорт жениха: как же все эти многочисленные штампы о браках и разводах там умещаются? И когда Максим, смущаясь, его достал, я чуть в обморок не упала: паспорт буквально развалился в руках тетеньки из загса.
Она растерялась: штамп о нашем браке было некуда ставить, пришлось тиснуть его где-то на последней странице. Этот паспорт Максим потом поменял, а жаль, я бы его сохранила для истории. Зато теперь у мужа новый паспорт, где только я красуюсь и больше никаких жен!
В августе мы повенчались. Максим, кстати, венчался в первый раз, так что я первая венчанная жена Дунаевского…
На какое-то время мы поселились в двухкомнатной квартирке в Газетном переулке, где Максим жил с отчимом. Надо сказать, у дяди Орика был жуткий характер. Он постоянно ругал Максима за все его женитьбы. И начинал любить всех бывших жен пасынка, только когда они от него уходили. В этот самый момент в нем вдруг просыпались к ним нежные чувства.
Я тоже не стала исключением. Дядя Орик сразу же меня невзлюбил, а в какой-то момент вообще перестал разговаривать. Выходил из своей комнаты не здороваясь, молча ел, мыл свою тарелку, чтобы ни в чем не зависеть от очередной ненавистной невестки, и так же молча уходил.
Но я так была закалена общением с бывшей свекровью, которая постоянно доводила меня до слез и трясучки, что не обращала на закидоны дяди Орика никакого внимания. Главное — чтобы с Максимом все складывалось!
Своего угла у нас долго не было. Только лет восемь назад появилась, наконец, квартира.
Летом мы вместе с дядей Ориком жили на даче в Снегирях. Этот дом бережно хранил «следы» бывших жен Максима. Все стены были украшены фотографиями, отображающими разные вехи жизни хозяина.
На одной стене висели творческие фотоснимки известного композитора, на противоположной — он со всеми своими женами и девушками.
Но меня этот «иконостас» нисколько не задевал. Правда, иногда я задавала Максиму наводящие вопросы: «С кем это ты? Сколько времени вы были вместе?» И он охотно отвечал. Так постепенно я выучила биографию своего мужа до мельчайших подробностей. А когда мы поменяли дачу, все его «бывшие» перекочевали в альбом…
Помню, как я постоянно натыкалась в шкафу на легкие женские пальтишки. Долго гадала: как же его девушки с дачи-то без пальто уезжали? Потом догадалась: они начинали встречаться с Максимом осенью, а когда наступала зима, ему приходилось покупать девушкам шубки.
Вот старые пальтишки и оставались хозяину дачи на память.
Но я не ревновала мужа к прошлому. Мы ведь взрослые люди и еще в начале отношений рассказали друг другу все. Никаких секретов между нами не было. И надо отдать Максиму должное, ни об одной из жен он слова плохого не сказал.
И все же как Максим умудрился почти со всеми сохранить хорошие отношения? Для меня это загадка. Ведь мальчик он был веселый: и женам изменял, и бросал их. А вот не держат его бывшие на него зла, дружат с ним до сих пор. Думаю, это папины гены. Исаака Дунаевского тоже обожали многочисленные возлюбленные и прощали ему все за то, что он, как никто, умел любить женщин… Расскажу одну смешную историю.
Когда-то у отца Максима был бурный роман с Лидией Смирновой. Как-то на «Мосфильме» поэт Наум Олев, соавтор Максима, решил представить его легендарной актрисе. Постучав в ее гримерку, он сказал: «Лидия Николаевна, посмотрите, кого я вам привел — самого Максима Дунаевского!» «Ну и что?» — отозвалась она. «Как что? Он же мог быть вашим сыном!» — вскричал Олев.
А еще надо сказать, что Максим очень свободолюбивый человек. Наглядный тому пример — его первый брак. Наташа была дочкой большого человека, члена ЦК КПСС. Вариантов, думаю, у Максима было немного: взял за руку — женись! Да он и не возражал. Уж очень был сильно влюблен. А вот разводились они уже с большими проблемами. Именитый тесть топал ногами: «Будешь у меня в кабаке на скрипочке играть!»
Максиму на время перекрыли кислород.
Но он не испугался угроз: если решил от жены уйти, никакой дедушка из ЦК его не остановит. На него давить практически невозможно!
И я не давила. Когда однажды муж объявил: «Едем работать в Америку», я послушалась. К сожалению, маленькой Маше не давали визу, и она осталась в Москве с бабушкой.
Поехали мы в Штаты в надежде заработать. Вы будете смеяться, но у Максима, когда мы поженились, денег не было вообще! Одни долги, где-то 15 тысяч долларов. Словом, жених был незавидный! Все, что мог, оставил бывшим женам… Остались только дача в Снегирях, неновый Mersedes да квартира с дядей Ориком в придачу.
В Америке Максим создал шоу с участием танцевального коллектива, цирковых артистов и певцов, я там работала менеджером. Полгода мы выступали в Лос-Анджелесе, в театре, где проводили первые церемонии награждения премией «Оскар», потом наше шоу купило казино «Тропикана» в Атлантик-Сити.
Правда, поработали мы недолго — бизнес, увы, закрылся. Денег не было вообще. Пришлось отказаться от съемной квартиры, и полгода мы жили… в отеле при казино в Атлантик-Сити, где и выступали.
Жить при казино оказалось еще то удовольствие! Порой ночью просыпались от звона монет за стенкой и звуков игровых автоматов. Эти звуки преследовали нас и днем, и ночью: казино-то работает круглосуточно. Часов нигде нет. Чувство времени притупляется.
Однажды Максим вышел погулять по берегу океана в куртке и шарфе, а оказалось — уже наступило лето.
До этого в Лос-Анджелесе Максим познакомил меня с одной из своих жен — Наташей Андрейченко. Она была за три жены до меня. Наташа с мужем Максимилианом Шеллом и Митей, сыном Дунаевского, жили в большом особняке на Беверли-Хиллз. Она мне очень понравилась: веселая, позитивная, улыбчивая. Мы быстро подружились.
С самого начала Наташа относилась к нашей «молодой» семье подчеркнуто бережно. Если отсылала Максиму эсэмэску, то тут же на мой телефон приходила такая же. У меня никогда не возникало повода ревновать Макса к Наташе. Тем более у нее был такой роскошный муж.
Впервые я увидела Максимилиана на голливудской киношной вечеринке в Малибу. Спокойный, вдумчивый, он прогуливался вдоль океана, явно не очень довольный многочисленными русскими приятелями Наташи. Когда мы жили в Америке, все вчетвером встречались как старые добрые друзья…
В это время у Митьки наступил ужасный подростковый период. «Почему мои друзья ездят на Maseratti, а я нет?» — качал он права. Мальчик считал, что, имея таких знаменитых отцов, он может позволить себе намного больше.
Помню, Наташа звонила Максиму и просила совета: «Что мне с ним делать?», а тот только пожимал плечами: «Не знаю…» Ну что он скажет? Митьке было всего три года, когда они с Наташей разошлись.
Максим всегда подчеркивал, что Наташа — единственная из всех жен, которая бросила его сама, встретив Максимилиана на съемках. Расходились Максим и Наташа болезненно. Максима пускали к маленькому сыну только под присмотром бабушки. Этот сложный период закончился благодаря Максимилиану. Он сказал: «Этот развод по-русски мне надоел. Митя будет видеться с отцом тогда, когда они пожелают!» И семейство Андрейченко было вынуждено с этим смириться. С этого момента все обиды были забыты.
Максим рассказывал мне одну историю. Как-то при встрече Шелл вдруг закричал на него: «Я на тебя в суд подам!» Максим опешил, не зная, что ответить. «Что ты мне подсунул, не предупредив?!» — продолжал вопить Шелл, показывая на Наташу. Весь мир знает, что Максимилиан Шелл — гениальный актер, и конечно же это была шутка…
С тех пор Наташа с Максимом встречались как старые друзья, у которых растет общий сын.
Часто, смеясь, Наташа повторяла, что Максим для Мити — «заочный папа». Правда, честно говоря, Андрейченко сама о себе говорила, что и она — еще тот воспитатель! Ведь Наташа — совсем не та строгая Мэри Поппинс, которую сыграла в кино. В жизни она, наоборот, дружит с детьми. А им периодически нужна жесткая рука, иначе сразу же на голову родителям садятся.
Вот Митя и вышел из-под ее контроля. Да и отчим, видимо, не мог с ним справиться. Однажды Максимилиан посадил пасынка в машину, привез к нам домой и оставил. Видимо, совсем достало его Митькино буйство! Парню как-никак семнадцать уже стукнуло!
Митька в ту пору был типичным американским тинейджером — широкие штаны, волочащиеся по полу, длинные волосы и, судя по моему прожженному ковру, вдобавок что-то покуривал.
Максим явно пасовал перед сыном, на меня, видимо, надеялся. Я умела ладить с Митей, и он меня слушался, даже побаивался.
Как-то уехала в Москву на месяц к дочке. Звоню в Америку. Трубку берет Митя. «Как дела?» — «Да у меня депрессия…» «Ничего, скоро вернусь, — мрачно пошутила я. — Как начну гонять тебя по дому, мигом депрессия пройдет!» Возвращаюсь, а Митька уже благоразумно смылся к маме.
Надо сказать, Митя долго искал себя: то музыкой занимался, то актерским мастерством. Сейчас парня не узнать — все безобразия юности позабыты: остепенился, женился, работает в швейцарском банке.
Мы с Максимом ездили к нему на свадьбу в Лозанну. Наташа из-за нас справляла свадьбу сына дважды, поскольку мы не успели приехать на бракосочетание. Она специально ждала нас две недели. «Вы с Максимом — моя семья!» — часто до сих пор повторяет она.
Митя приезжает к нам нечасто: раз в пять лет часа на два. Наши девчонки его обожают, висят на нем гроздьями. Маленькая Полина глаз с него не сводит. А он говорит отцу: «Папа, ты счастливый! Какие у тебя девочки — красавицы!»
Я восхищаюсь Максимом и Наташей, они для меня пример того, как можно сохранить человеческие отношения после развода. Именно Наташа как-то остроумно предложила создать «клуб бывших жен» Дунаевского.
Но не со всеми своими бывшими женщинами ему удалось сохранить дружеские отношения…
Увы, Максим не всегда был верен своим женам, у него случались походы на сторону. И, как выяснилось, один из таких походов во время брака с Андрейченко закончился рождением внебрачной дочери. Наташа, конечно, знает обо всем, но мы никогда не обсуждаем эту тему…
Как-то (еще до брака с Наташей) Максим и его друг Наум Олев ехали по Тверской и увидели двух симпатичных девушек. Познакомились с барышнями, и те сразу же согласились поехать с ними на дачу к Олеву.
Потом с одной из этих девушек по имени Нина Максим изредка встречался. Как-то пригласил свою знакомую на съемочную площадку, где снимался фильм «Карнавал».
Татьяна Лиознова, режиссер фильма, была неравнодушна к красивому мальчику Максиму и, увидев его с пассией, устроила скандал. Он тут же отправил девушку домой, подписав ей на память пластинку: «За часы и дни. Позвони мне, позвони…» Песенку «Позвони мне, позвони» он только что сочинил для фильма, а девушка решила, что она посвящена ей. Хотя таких пластинок в его жизни было подписано несчетное количество! Композитор Дунаевский любил дарить девушкам свои пластинки с нежными автографами…
Вскоре Максим женился. Газеты пестрели заголовками: «Известный композитор Максим Дунаевский женился на известной актрисе Наталье Андрейченко».
Нина не могла не знать об этом факте. Она работала в то время в «Интуристе».
А в это серьезное заведение, как вы понимаете, наивных дурочек не принимали.
После свадьбы с Наташей встречи Максима с девушкой из «Интуриста» носили периодический характер. Он никогда ее не обманывал и не обещал жениться. В том, что она беременна, Нина призналась Максиму на каком-то глубоком месяце. Он опешил: «Ты же знаешь, я женат… Наташа только сына родила…» Но она все равно решила рожать. Так через девять месяцев после рождения Мити на свет появилась Алина.
Через много лет Нина в прессе стала рассказывать, что Максим стоял на коленях, клялся в вечной любви и умолял родить ребенка. Что за чушь! Клясться в любви не в его правилах, а уж просить родить ребенка, когда ты женат на Андрейченко, — это вообще за гранью!
Тогда Нина поступила благородно: все, что Максим делал для них, принимала, сама ничего не просила.
После развода с Андрейченко Максим помогал ребенку. Но когда Нина вышла замуж за француза и уехала в Париж, общение прекратилось...
Алине было три года, когда мамин французский муж собрался ее удочерить. Перед отъездом Нина приехала к Максиму в тон-студию на «Мосфильм». На вырванном из тетрадки листочке было написано: «Я, такой-то и такой-то, отказываюсь от своей дочери…» Максим поставил внизу свою подпись. Хотя отказываться от Алины не имел никакого права: он никогда не был ее официальным отцом. Но Нина, видимо, решила перестраховаться — боялась проблем при оформлении бумаг во Франции, и Максим выполнил ее просьбу.
Отчим дал Алине свою фамилию — Спада.
Шесть лет девочка была уверена, что он — ее настоящий отец. И пока был жив муж, Нина не появлялась. По ее словам, жизнь с французом была несладкой: он бил жену, обижал дочь, в итоге покончил с собой…
Общение Максима с дочерью возобновилось, когда Алине исполнилось 8 лет. Максим ездил к ней повидаться, она приезжала к нему в Америку. Он как честный человек никогда не собирался от нее отказываться...
Максим не скрывал от меня, что у него есть внебрачная дочь. И во всех интервью всегда говорил, что у него четверо детей (имея в виду и мою Машу) и что старшая дочка Алина живет в Париже.
Вот уж не думала, что эта старая история каким-то образом заденет и меня! Первый звонок от Нины раздался в 99-м, когда мы, только поженившись, жили в Лос-Анджелесе. Она подробно рассказывала Максиму, что Алина учится вокалу в парижской школе. Помню, Максим послал деньги, чтобы дочь провела каникулы в Лондоне. Потом у нас стало туго с деньгами, и Максим перестал звонить в Париж. Мужчины не любят признаваться, что на мели. И вдруг однажды в прессе я прочитала, что это я, нынешняя жена Дунаевского, оказывается, не подпускала его к телефону…
Через три с половиной года после свадьбы я забеременела. Максим от счастья буквально носил меня на руках. Пока лежала в роддоме, сам сделал ремонт на кухне. А это для него настоящий подвиг! Ездил по строительным рынкам, выбирал мебель.
Родилась Полинка.
И тут из Парижа стали регулярно приходить письма. На конверте аккуратным почерком было написано: «Париж. Нина Спада — Максиму Дунаевскому». Письма были тревожные, очень подробные, на пяти страницах. «Твоя дочь переживает, что не видит тебя! Она не ест, не пьет, ходит вся в черном. У нее началась анорексия. Алина пыталась покончить с собой!»
Это теперь я знаю, что все было шито белыми нитками. Ну с чего взрослой барышне так убиваться по отцу, которого, в сущности, она видела несколько раз в жизни? Да и сама Алина впоследствии была страшно удивлена, не поверив мне, что мама такое могла написать: «Да я в рок-группе пою, вот и хожу в черном!» Между тем письма все прибывали и прибывали.
Муж был так напуган этим напором, что даже не хотел звонить в Париж, жаловался: «Нина давит на меня. Давит, как бульдозер! Никогда не мог с ней общаться больше двух дней…» Я его тогда уговорила: «Тебя никто не заставляет общаться с этой женщиной, но ребенок не виноват! Позвони Алине, она по тебе скучает…»
А через три года предложила Максиму: «Давай пригласим Алину в Москву». Мне казалось, что так будет лучше, а закончилось все тем, что… мы с мужем чуть не разошлись…
Встречать в аэропорт взрослую дочь Максима мы поехали вместе. Они с отцом не виделись много лет. Из самолета к нам вышла милая улыбающаяся девушка, немного чем-то напуганная. Всю дорогу в машине Алина смотрела на меня со страхом, видимо, боялась, что я ее съем.
Я и не подозревала, что, оказывается, все роли были уже заранее расписаны: она — бедная Золушка, а я — злая мачеха. Сказок про добрую мачеху еще не сочинили…
Алина приехала в гости с женихом. Максим писал в то время музыку и с головой погрузился в работу. «Развлеки их», — попросил меня. Я предложила ребятам поехать в Питер. На обратном пути в поезде Алина вдруг говорит:
— Я хочу взять фамилию отца!
— Без проблем! Иди в загс, где тебя регистрировали, и бери его фамилию.
— Нет, я хочу, чтобы он меня удочерил!
— Насколько я знаю, после 18 лет это уже невозможно.
— Нет, я хочу по закону!
— А по закону это он на тебя должен подать в суд. Ему уже 63. И его взрослая дочь обязана его содержать. А ты хочешь получить наследство!
— Мне не нужно наследство. Ты его хоронишь! — закричала она.
А потом вдруг спрашивает:
— А почему я не должна получить наследство?
Вот что и требовалось доказать…
Второй раз Алина приехала к нам, уже решительно настроенная довести дело до конца. Максим послушно обошел с ней всех адвокатов, которые твердили одно: усыновление детей возможно только до 18 лет. Я видела, как муж переживает, как его мучает чувство вины, которое ему постоянно внушают.
Это, мол, ты виноват во всех наших бедах, вот и расплачивайся!
А он искренне хотел удочерить Алину. Максим сам был внебрачным ребенком знаменитого композитора. Дунаевским стал только в десять лет, после смерти отца. По советским законам Исаак Осипович не мог его официально признать, будучи женатым на другой женщине. Решение о статусе сына и наследника принял Совет министров СССР после обращения группы именитых композиторов с официальным письмом, в котором утверждалось, что Исаак Дунаевский — отец Максима...
Мой муж был готов на все, лишь бы не видеть хмурого лица Алины. Бывало, сядет она за стол и сидит неподвижно, как натянутая струна, с таким выражением лица, словно ее в тыл врага забросили. Максим каждый раз при виде этой картины напрягался и отзывал меня в сторонку: «Что это она сидит с таким видом?»
Никак не мог понять — что не так? Что еще для нее сделать?
Да я и не возражала против упорного желания Алины получить официальную бумагу. Но в этом случае предложила мужу сделать генетическую экспертизу: «Хочу быть уверена, что это действительно твоя дочь!..»
Я к Алине хорошо относилась, единственное — не доверяла ее матери. Мне казалось, она манипулирует дочерью. Ведь никто не держит в тайне, что Дунаевский ее отец, фамилию можно хоть завтра поменять. Тогда в чем дело? Зачем эта бумага? Что она дает? Вот именно — право на наследство…
Едва Алина приезжала к нам, тут же начинались бесконечные телефонные переговоры с матерью.
После каждого разговора девочка выходила из комнаты сама не своя. Но как только деньги на телефоне заканчивались, Алина вновь становилась нормальной. Мамино влияние на нее было огромным. Я видела: та ей даже не расстоянии не дает спокойно жить.
Мы с Максимом тогда чуть не разошлись. Он мне не верил, мы постоянно ссорились: «Это ты такая стерва! Алина — хорошая девочка, у нее и в мыслях нет плохого! Ты ее ненавидишь!» Но постепенно сам убедился, что отношение к нему неоднозначное — это не только дочерняя любовь.
Удивительно, но Алина ни с кем в нашей семье так и не смогла подружиться. Вечные упреки, постоянная конфронтация: и то не так, и это…
Я не раз подсказывала Алине: «Ласковый теленок двух маток сосет.
Ты должна с Полиной подружиться, она ведь маленькая, сразу же к тебе потянется. И отцу, и мне будет приятно». Но она ничего не хотела слышать. «Должна? Хм…Наоборот, это мне все тут должны!» — такой была ее позиция.
Маленькая Полина страшно ревновала нас с отцом к старшей сестре. Мы же с Алиной носились, как с принцессой. Не знали, как угодить — мол, несчастная сирота! А маленькой было обидно.
Полинке тогда исполнилось три года. У них с сестрой разница в двадцать лет. Но Алина не делала скидок на Полинкин возраст. Например, сидит перед телевизором. Полина ее просит: «Включи мне, пожалуйста, мультики», та в ответ: «Подожди, минут через двадцать».
Полина ходит вокруг и просит, а старшая отмахивается: отстань со своими мультиками. Полина надулась, даже заплакала. Алина потом нажаловалась отцу, что младшая сестра ей сказала: «Уезжай в свой Париж! Это не твой папа, а мой!» Еще и добавила — дескать, твоя жена подучила так ребенка говорить. Ну разве я похожа на дуру?
И со старшей моей дочкой они так и не подружились. Когда мы Маше купили такую же куртку, как Алине, она жутко обиделась. «Маша ведь не твоя дочь, почему ты ей купил куртку?» — упрекнула она отца.
Потом ее мать где-то написала: «Максим отделывался мелкими подарками… За всю жизнь подарил дочери теннисную форму и шарики…» А Максим, между прочим, платил за обучение Алины, за ее съемную квартиру в Париже, посылал деньги на карманные расходы.
Когда девочка приезжала, я ходила с ней по магазинам и покупала подарки.
Как-то Максим разбудил меня утром и озабоченно сказал: «Алине нужно купить пальто… Очень нужно…» — «Какое?» — «Меховое». У нас это, между прочим, называется шубой. Мы поехали с ней выбирать шубку. А через полгода она приехала и сказала, что та шубка короткая и ей нужна длинная. Ее желание было исполнено, хотя мы тогда жили не очень легко, оплачивая кредит за машину и квартиру.
Максим пытался помочь дочери и в творчестве, водил Алину на прослушивание к известному продюсеру Евгению Фридлянду. Тот согласился ее продюсировать, но с условием, что она переедет в Москву.
Однако Алина не захотела менять Париж на Москву.
А вскоре произошло то, после чего наши отношения были прерваны.
Максим Алине на 25-летие пообещал хороший подарок. Сначала она сказала: «Хочу красный кабриолет». Потом, отказавшись от предложения отца купить ей для начала подержанную машину, решила выбрать себе в подарок самый лучший в мире супермикрофон за 6 тысяч евро и студийный музыкальный компьютер в ту же стоимость.
В Москве таких микрофонов оказалось только два, купленных специально для выступлений Мадонны и Агилеры. Они пылились без дела, и их продавали сразу два по цене одного. Но тут, видимо, вмешалась мама. После ее звонка Алина отказалась от раритетного «секонд-хенда», с которым один раз работали мировые звезды.
Она решила заказать все новое и у себя в Париже. Максим дал ей с собой часть суммы, остальное обещал прислать. А тут грянул кризис. И муж попросил Алину умерить аппетиты, временно отказаться от лучшего в мире микрофона или компьютера. Но она ничего не хотела слышать, тем более понимать.
Максим пытался объяснить: «Ты должна войти в мое положение… Я не могу сейчас прислать тебе такие деньги, мне нужно кормить свою семью…» — «Но я тоже твоя семья!»
Вот и весь сказ.
Словом, вся эта переписка вылилась в какую-то склоку. «Ты нас бросил… ты нас предал… мама подаст на тебя в суд за клевету…» — понеслись из Парижа упреки.
Переписывались они по-английски: Алина не умеет писать по-русски. А позже пошли эсэмэски — огромные простыни — на хорошем русском, с деепричастными оборотами. Текст их повторялся, как заезженная пластинка: ты нас предал, ты нас предал, ты нас предал…
Дальше посыпались интервью в газетах, журналах, на телевидении... Броские заголовки «Дунаевский бросил дочь!», хлесткие обвинения в скупости и черствости.
Позже я прочитала в интервью Нины: «Когда дочке исполнился 21 год, объявился папа. И пригласил в Москву». Папа объявился — надо же, как пренебрежительно сказано…
А потом из всего этого устроили телешоу. Вот так Алина на всю страну выставила своего отца подлецом.
Мы с мужем оба были в шоке от того, что стали невольными участниками этого мерзкого зрелища. Зачем же прилюдно полоскать грязное белье? Из-за того, что денег недодали. А потом лить слезы: мол, папу хочу. Если так любишь отца, в чем же дело? Приди, обними его и скажи: «Папочка, мой любимый, прости». Меня не покидало чувство, что бедная девочка сама не рада, что вляпалась в эту историю. Я верю, что она любит отца, просто находится под сильным влиянием матери. Девочку ни в чем не виню. Алина просто жертва…
Они обе сожгли все мосты: после такого публичного «стриптиза» восстановить отношения будет сложно. Тем более, думаю, что делала Алина эти публичные признания далеко не бесплатно.
Вот такая грустная история… Но несмотря на все испытания, жить с «богатым наследством» Максима — женами, детьми — мне не трудно, наверное, потому, что нам нечего делить.
А потом, я уже привыкла за него заступаться.
Так повелось, что с самого начала я защищала Максима. Например, от тех его приятелей, которые, как мне казалось, проявляют к нему неуважение.
Помню, как Максим первый раз представил меня своим друзьям. Я видела, как все они оценивающе меня рассматривают. Несколько раз они с налетом презрения подшучивали над Дунаевским: мол, ты столько раз женился, а сколько мы таких девушек рядом с тобой перевидали! Наедине Максиму давали «советы»: «Она молодая. Разве не понимаешь, что ей от тебя надо? Держи ухо востро, Марина явно преследует меркантильные цели».
Смешно, ей-богу!
Нам постоянно приходилось доказывать, что мы вместе не случайно. Однажды я даже поссорилась с парой, с которой Максим был дружен с юности. Как-то на одном из застолий жена друга выпалила: «Да это у вас скоро закончится!» Словом, мы с ней сцепились. Я ведь за словом в карман не полезу — что думаю, то и говорю. «Посмотрим, — сказала я в ответ. — Ночная кукушка дневную перекукует!» И отношения с этой парой на несколько лет прервались. Максим очень переживал, что не общается с друзьями. Да и у меня сердце разрывалось, глядя на него. Когда родилась Полинка, сама предложила мужу в Новый год: «Пошли мириться!» И мы помирились с этой парой под бой курантов.
Кстати, та самая жена друга, которая предсказывала скорый конец нашим отношениям, недавно призналась, что Максим в браке со мной очень сильно изменился. Если раньше его на аркане не заставишь заниматься домашними делами, то сейчас и напоминать не надо. Он стал суперответственным, очень хозяйственным, никогда ничего не забывает.
Нашу разницу в возрасте я абсолютно не чувствую. Мы с ним, как ни странно, скорее как мать и сын. Иногда Максим оговаривается: «Мам, ну вот…»
Он в семье решает глобальные вопросы, а все остальное — на мне. Даже наши собаки интуитивно понимают: кто хозяин в доме. Конечно, я! Если надо воспитывать детей, если они что-то «накосячили», Максим идет ко мне: он-то добрый и ласковый папа, разбираться с детьми должна я.
При этом мы абсолютно итальянская семья — ор порой стоит такой, что соседи, видимо, думают, будто за забором кого-то убивают! А мы просто так громко разговариваем. Максим, как ребенок, может устроить крик из-за сущей ерунды, например, почему в доме нет перца. С места в карьер заводится. Я, естественно, тоже не смолчу в ответ.
Каждый день у нас скандал по поводу… пропажи носков: обязательно куда-то один девается после стирки. Вдобавок вечные споры из-за их цвета. Максим, если можно так выразиться, немножко дальтоник. Синий с коричневым постоянно путает. Прежде чем надеть носки, интересуется у меня: «Какого они цвета?» Я смеюсь: «Да они абсолютно разные. Как ты вообще до меня жил?!»
Меня поначалу жутко раздражали привычки мужа.
Например, после его завтрака отмывать кухню приходится часа два. Всюду чашки с кофе, чайные пакетики, дольки лимона, розетки с медом, тарелки с остатками яичницы. Полный бардак! Меня буквально трясло от его неаккуратности.
Максим настолько привык, что я все контролирую — документы, сбор чемоданов, билеты на самолет, — что может в мое отсутствие уехать в аэропорт без паспорта. А при получении багажа обязательно возьмет чужой чемодан: не только другого цвета, но и формы.
Однажды мы с большой компанией артистов прилетели в Израиль выступать на творческих вечерах Максима. Вдруг в гостинице выяснилось, что Максим оставил свой кофр со всеми сценическими костюмами в аэропорту. Когда мы туда вернулись, зал был оцеплен полицейскими.
Они уже приготовили автоматическую пушку, чтобы взорвать неопознанный багаж. И только усилия нашей подруги, между прочим, майора Массада, помогли убедить полицию, что это кофр композитора Дунаевского…
Лет пять-шесть мы прожили удивительно дружно. Максим был очень сильно влюблен в меня. А на седьмой год… увы, уже стал посматривать по сторонам. Только лови! Мне закрыть бы глаза, вовремя отвернуться… но я этого не умею. И если что-то замечаю, в приступе ревности ору так, что в доме стены дрожат!
Наверное, когда выходишь замуж за человека, у которого столько браков, надо быть ко всему готовой, но я была уверена, что со мной подобного не произойдет...
Поклонницы до сих пор его домогаются. Звонят, пишут эсэмэски, шлют письма... Ведь Максим — известный композитор, еще и с репутацией донжуана и, как многие думают, наверняка миллионер! Уж очень у него респектабельная внешность. К тому же невооруженным глазом видно: добрый, великодушный, щедрый. Вот они как пчелы на мед и летят.
Не так давно Максим освоил компьютер. Боже, как было хорошо без него — все прозрачно, без тайн. Я могла взять его мобильный телефон и прочитать сообщение. То же самое разрешалось и мужу. А тут понеслось… Сидит мой Максим, часами уткнувшись в монитор, с кем-то переписывается.
А я по натуре — гэбэшник: все вижу и слышу. И когда с Максимом происходит нечто загадочное, чую это за версту. Он же человек творческий, все сразу видно: глаз горит, настроение приподнятое.
Я его хорошо изучила: если все без утайки рассказывает, значит, ничего серьезного, а если начинает скрывать, включаю сигнал тревоги…
И вот прошлым летом у Максима случился роман. Лезу как-то в компьютер и случайно натыкаюсь на его любовную переписку с некой поэтически настроенной барышней 22 лет. Читаю «письмо Татьяны», а там такая красота! Девушка подробно описывает Максиму свою мечту — как они будут рассекать по морю на яхте (видимо, яхту обеспечить должен он) с запотевшими бокалами шампанского в руках. Особенно меня покоробило, что эта «русалка» называла моего мужа весьма фамильярно — Дуняшкой. А Дуняшка, видимо, не успел стереть это письмо, вот и попался!
Я даже не стала скрывать, что читала эти «телячьи нежности», и устроила скандал. Дня три визжала так, что штукатурка сыпалась. Конечно, Максим испугался, пытался оправдаться: «Да перестань… Это просто переписка. Что ты придумываешь! Я не собираюсь из-за этого разводиться!»
Но меня напугало, что и после скандала он не прекратил переписку. Я запаниковала... Предъявить ультиматум? Но это значит подлить масла в огонь: запретный плод сладок. Конечно, Максиму приятно читать эти послания: молодая красивая девушка и не скрывает, что от него без ума! Кому это не понравится? В этом мой муж весь в своего папу. Исаак Дунаевский тоже обожал вести любовную переписку с женщинами. Правда, когда они выражали желание наконец встретиться, тут же давал задний ход… Я заняла круговую оборону.
На второй же день мне было известно о незнакомке буквально все. Друзья навели справки. Я узнала ее телефон, где она живет. Девочка не из бедной семьи, ездит на хорошей машине...
Меня возмутил не сам факт, а та наглость, с которой охмуряли моего мужа, не стесняясь меня. Она хотела видеть в нем покровителя, который со всеми знакомит, водит на светские мероприятия. Наверняка рассчитывала, что будет ей дарить дорогие подарки!
Словом, целое лето я жила в бесконечном напряжении. Потеряла сон и аппетит. Так сильно переживала, что даже похудела килограммов на десять. На моих глазах какая-то девица нагло уводит моего мужа, а я сделать ничего не могу!
А мой муж, пребывая в состоянии влюбленности, не замечал моих страданий.
Казалось, он глух и слеп.
Я точно знала, что не дам разбить семью. Для меня ясно одно — Максима никому не отдам! И тот, кто покусится на моего мужа, падет смертью храбрых. А вот какими методами я это сделаю, еще не понимала. Ну не убивать же эту девицу? Оставалось только, стиснув зубы, наблюдать. То, что любовная переписка продолжалась, — я это читала по глазам Максима. Он был не с нами, а где-то далеко-далеко. Вдобавок я с ужасом видела, что эпистолярный роман с юной девой его очень занимает, он просто неумело заметает следы. Когда я припирала его к стенке, он пытался защищаться: «Ну должно же быть у меня какое-нибудь личное пространство? Я же ничего не делаю, только переписываюсь!»
Мое единственное спасение было в этой девчонке.
Я молила бога, чтобы она от него наконец отстала, но та, увы, вцепилась в «Дуняшку» мертвой хваткой.
Подозреваю, что они не только переписывались и созванивались, но и встречались. Однажды я не выдержала и написала ей эсэмэску: «Отстань от моего мужа, иначе твои родители узнают, что ты флиртуешь с мужчиной, который годится тебе в дедушки!» Но, увы, на современных девчонок эти угрозы не действуют: жена ведь не стена — можно подвинуть! Она только написала мужу: «Ты уверен, что никто не читает нашу переписку?» Наглость этой девицы не имела предела!
В сентябре я заметила перемены: Максим вдруг перестал стирать сообщения, прятать мобильный телефон, сидеть часами в компьютере. Все прекратилось, когда наконец нашелся богатый дядечка и подарил девушке голубой Mersedes.
Тогда она исчезла…
Мы вместе уже тринадцать лет. Надо ли говорить, что для Максима это олимпийский рекорд. Странно, но с течением времени я его, наверное, все больше люблю. И, как мне кажется, даже сильнее, чем он меня. Знаю все его привычки, все недостатки и все достоинства. Например, если он на что-то обиделся, отходить будет ровно три дня. Я всегда первой иду мириться — ведь он никогда не попросит прощения, даже если не прав. Единственный раз в жизни он все-таки извинился — за то, что измотал мне все нервы с этим своим эпистолярным романом. И я его, как всегда, простила...
Но покоя мне все равно нет! Я стала замечать, что вздрагиваю, когда звонит телефон мужа. Как-то совсем недавно Максим с друзьями пошел в баню, а телефон оставил дома.
Он лежит на столе и все время позвякивает, принимая эсэмэски. «Связь в доме плохая, — подумала я. — Наверное, он мне пытается дозвониться». Беру телефон, а там любовное признание в стихах. И приписка — мол, жду ответа. «Тебе решать…» — подписано в конце.
Вспомнила, что накануне Максим рассказывал про несчастную девушку, которая пишет хорошие стихи. Но ей приходится обеспечивать семью (включая мужа), работая в салоне красоты.
Ну как его переделаешь? Опять скандал устраивать? Бесполезно. Мы уже это проходили. Я решительно положила телефон на место и сказала: «Марина, успокойся, ведь тебе всегда нравились мужчины, которые любят женщин…»
Подпишись на наш канал в Telegram