Мы с Леной жили на одной планете... Повезло, вы скажете? Дальше — больше: в одном городе и даже районе. Готовились к поступлению в театральный вуз у одного педагога, столько раз могли оказаться вместе на съемочной площадке… И наконец… Свершилось! Герои романа встретились. Она — убийственно красива и обаятельна, он — почти без одежды, смущенный перед ее взором… И почему наши пути не пересеклись раньше?
C детства я много времени проводил на гастролях с мамой, актрисой театра и кино Любовью Руденко.
Привык, что в актерской среде меня держат за своего, постепенно от «улыбки на ножках» (так меня называли в юности) я перешел в статус Толяна «Любаниного»… Благодаря маме и ее дружбе с ассистенткой фильма Эльдара Рязанова «Привет, дуралеи!» в 13 лет у меня появилась возможность попробоваться на роль сына Славы Полунина и Татьяны Догилевой. Когда увидел известного клоуна, схватил его за нос и крикнул: «Признавайся, ведь ты не настоящий!» — видимо, потому что Полунин больше напоминал делового человека, бизнесмена и уж никак не клоуна: не выпускал из рук мобильный телефон и сосредоточенно обсуждал свои выступления. Были сложные и длительные пробы. Утвердили. И вот тут началось самое трудное. Ввиду отсутствия опыта я совершенно не знал, как нужно вести себя на съемочной площадке, что приводило к огромному количеству дублей и негодованию Эльдара Рязанова, который пытался мне все объяснить.
После этого я твердо решил, что актерство не для меня.
Ближе к окончанию школы я готовился поступать в туристическую академию, но родители все-таки мечтали, чтобы я стал артистом, только не знали, как меня этим увлечь. Мама с Ирой Подкопаевой, ведущей актрисой и режиссером Театра на Юго-Западе, не оставили мне выбора: накануне очередного спектакля «Воительница» по Лескову один артист отказался от участия. Но билеты проданы, и было необходимо срочно найти замену. Меня поставили перед фактом, спекулируя тем, что необходимо выручить маму. Ира мне тогда сказала: «Представь, что это экзамен», и мне захотелось доказать себе, что смогу... Ирина Леонидовна за меня взялась.
Я-то поначалу воспринимал ее театральные уроки как общение с талантливыми и интересными ребятами и не пренебрегал возможностью увильнуть от задания. Однажды прихожу на занятие — зал пустой. «Сегодня никто не смог…» — улыбается Подкопаева. И я полтора часа читаю ей одно и то же стихотворение Маяковского. На 10-й раз я с каким-то необузданным гневом обрушился на преподавательницу через литературное произведение — казалось, что слова превратились в ножи, летящие точно в цель. Подобного состояния я никогда не испытывал… «Это темперамент, — сказала Ирина Леонидовна. — Запомни, с ним мы и будем работать».
Подкопаева помогла подобрать мне программу для поступления. Мои родители мечтали учиться в Щукинском училище, но не сложилось… Наверное, еще и поэтому у меня был спортивный интерес — хотелось поступить именно туда!
В «Щуке» на первом прослушивании я, сильно волнуясь, читал Маяковского и монолог Раскольникова. Меня остановили: «Спасибо». Я понял — это провал! Говорю члену комиссии: «Можно я прочитаю вам что-нибудь легкое — Чехова?» «Смотрите, сколько ребят ждут своей очереди», — пытаются меня осадить. Но я стою на своем: «И все же я вам прочитаю…» Потом мне сказали: «Если бы не проявил настойчивость, мы бы тебя не пропустили». Параллельно я прошел на конкурс в ГИТИС, Школу-студию МХАТ и Щепкинское училище. Надо было выбирать, потому что конкурс во всех театральных вузах проходит одновременно, а документы надо нести только в один! Взял две палочки, загадал «Щуку» и «Щепку»… И жребий пал как раз на то училище, о котором я мечтал!
Студенчество стало историческим этапом биографии: мы с двумя друзьями все время попадали в истории. Придумывали всякие розыгрыши: например, пытались изображать «идиотов», как в фильме Ларса фон Триера… Приходим в супермаркет, друг садится в тележку для продуктов, свесив ноги-руки за борт, — притворяется психически нездоровым… Сначала лежит в состоянии размякшей медузы, а потом вдруг — приступ! С воплем разбивает о пол бутылку масла… С грохотом падают консервные банки, в посетителей летят йогурты… Наш подопечный так натурален — высунул язык, глаза вращаются… Мы носимся вокруг тележки и кричим: «Помогите, человеку плохо!» (Сами гордые — заставили поверить в нашу игру целый магазин! Что-то будет на сцене?) Главное для актера — добиться сочувствия… И люди помогают нам вывезти «больного» на улицу, где мы, все трое, хохочем до потери пульса.
Дни рождения у нашей троицы были в октябре, и мы их совмещали — устраивали для однокурсников какой-нибудь прикольный показ в одной из аудиторий.
Мне было интересно придумывать, как подкатить к девчонкам, но дальше дело не шло — пофлиртовали, уже приятно. В школе у нас с друзьями образовалась банда — мы боролись за справедливость и цеплялись к девочкам: то толкнем, то тетрадку отберем… Так проявляли к ним неподдельный интерес. Была одноклассница, в которую влюблялись все ребята, и она каждому отвечала взаимностью. До меня тоже дошла очередь. На следующий день прихожу в школу — а она уже с другим тусуется! В этом возрасте спокойно на такие вещи смотришь: была еще одна девочка, которая мне нравилась, и вдруг выяснилось, что она целовалась с моим другом...
А я тогда вообще еще не целовался — вот была трагедия! Минут на пять!
В институте я заметил, что хорошенькая однокурсница строит мне глазки, и стал ей отвечать тем же — так у меня появилась девушка. Ухаживания мои носили скорее забавный характер: к примеру, мог повести подругу на боевик, чтобы она весь сеанс прятала лицо в ладонях и спрашивала: «Его убили? А труп унесли?» Романтические настроения тоже имели место — цветы я дарил исправно и без повода… Я вообще получал удовольствие, делая приятное близким женщинам: часто дарил подарки маме и бабушке. Я видел, как мама радуется, и понимал, что ей не хватает мужского внимания…
Родители начали встречаться еще студентами.
Когда мама сообщила, что у нее будет ребенок, папа испугался такой ответственности. До четырех лет она воспитывала меня одна. В детском садике я обратил внимание, что других детей часто забирают папы. И начал расследование: «А где же мой папа?» Мама какое-то время уходила от ответов, искала слова и однажды сдалась: «Я вас познакомлю». Дверь нам открыл высокий и красивый мужчина. «У меня есть папа!» — с восторгом подумал я. По-видимому, эта встреча произвела мощное впечатление и на отца — вскоре он вернулся в семью! Сыграли свадьбу. Перед походом в загс мне дали сломанный фотоаппарат, и я чувствовал себя очень важным фотографом на этой церемонии. На меня оказал большое влияние дед по отцовской линии, который жил с нами. За свою жизнь он не сказал ни одного грубого слова, был образованным, интеллигентным человеком и, думаю, в молодости своим обаянием очаровывал всех женщин!
Когда у родителей начался разлад, дед очень переживал, старался их помирить, но они тем не менее развелись несколько лет назад, успев все же вырастить и воспитать меня.
С той первой девушкой из училища мы провстречались два курса. Она была ведущей в наших отношениях — хотела быть вместе почаще, а мне интереснее было с друзьями. Общей тусовки у нас не получалось. В силу молодости и неопытности я не собирался жертвовать своими желаниями ради нее, а слова «компромисс» мы тогда не знали… В результате я резко оборвал отношения, толком ничего ей не объяснив: сам не осознавал, почему у нас не складывается. Просто я тогда еще не созрел до романов.
В «Щуке» у нас была веселая компания, которая и училась с азартом, и отдохнуть от занятий умела с размахом.
В кино снимался с первого курса, о чем при подготовке дипломных работ пожалел. Я всегда находился в группе риска на отчисление, но меня спасали женщины-преподаватели, которым безмерно благодарен. Когда меня утвердили на «полный метр», решил: «Жизнь удалась!» Съемки выпадали на экзамены, и мне надо было уезжать из Москвы. В деканате меня не отпускают: «Пиши заявление на отчисление». Черкнул, бегу вниз по лестнице и встречаю преподавательницу Анну Леонардовну Дубровскую. Рассказываю: «У меня впереди «полный метр», я бросил институт!» Она говорит: «Ты с ума сошел?» И предлагает сдать экзамены неделей раньше. Я мчусь обратно и рву свое заявление так же легко, как написал… Так Дубровская спасла меня от отчисления еще и тем, что, помогла в работе над ролью по пьесе Виктора Розова «Вечно живые».
Забавно, что с этим отрывком по окончании института я показывался в Театр Российской Армии, куда и был принят.
Там мне повезло поработать с Людмилой Ивановной Касаткиной — в спектакле Андрея Житинкина «Школа любви». По сюжету пьесы молодой человек очарован 80-летней старушкой, которая поражает его своим жизнелюбием: в свои годы она и бегает, и прыгает, и ворует тюленя из зоопарка! Людмила Ивановна фантастически выглядела в этой роли, потому что Касаткина была из тех женщин, в кого нельзя не влюбиться! Я не чувствовал ее возраста, да и сама она оставалась молодой в душе. «Запомни — эта пьеса не про секс, хотя в свои годы я выгляжу так, что любая позавидует, и еще могла бы сыграть что-нибудь эдакое!» — игриво говорила она о роли.
Несмотря на свои заслуги и известность, Касаткина считала, что учиться никогда не поздно, режиссеру она говорила: «Разжевывайте мне все, как студентке». Меня же она научила импровизировать — у нас не было ни одного одинакового спектакля! Вспоминается один забавный случай: по сюжету героиня Людмилы Ивановны должна была сообщить мне, что ей исполняется 80 лет, а я — восхититься и удивиться… И вот Касаткина полностью забывает и опускает этот разговор, я не понимаю, что происходит, и аккуратно подвожу к теме: «Так у вас же скоро день рождения!» А она отмахивается: «Ой, не хочу об этом говорить!» Я: «Ну и ладно!» Видимо, из противоречия она тут же вспоминает: «Как это «ладно»? Мне скоро 80 лет!»
После прогона дипломного спектакля ко мне подошел незнакомый человек: «Я хотел бы показать вас Табакову, ждите звонка».
И именно в тот вечер, когда мы с однокурсниками отмечаем дипломный спектакль, вдруг раздается обещанный звонок: «Толя, завтра вас ждет Олег Павлович». А мы еще не собираемся расходиться — такое событие у студентов театрального вуза раз в жизни! Идем большой компанией гулять по Москве, шумим и смеемся… В результате нас вдруг догоняет милицейская машина: «Устраиваем беспорядки?» Оказалось, на шум пожаловались жители близлежащих домов… Меня с друзьями сажают в машину и собираются везти в участок. Мы тут же включаем все свое актерское обаяние. «Как в участок? Мне нельзя в участок! Мне утром надо к Табакову!» — говорю я. Они прониклись и отпустили нас. В ту ночь я уже не ложился и под утро дошел пешком до «Табакерки». Олег Павлович не обратил внимания на мой помятый костюм… И, наверное, я не произвел на него впечатления, но расстраивался недолго, потому что вскоре меня утвердили на проект «Дорогая Маша Березина», которым увлекся...
У актеров так бывает: играешь любовь в кадре и настолько стараешься убедить зрителя, что в первую очередь веришь сам себе…
И когда съемки заканчиваются, вдруг осознаешь, что уже не можешь без того человека, с которым пережил столько сериальных страстей. Но реальные отношения с талантливыми и известными актрисами вносят в сюжет свои коррективы…
В сериал «Простые истины» я попал на первом курсе — с Таней Арнтгольц мы там сыграли влюбленных школьников. Ни о каких сантиментах мы с ней тогда даже не задумывались, и хотя меня утвердили за схожесть с кумиром молодежи Леонардо Ди Каприо, ничье сердце я на проекте не разбил. Вся эта романтика воплотилась в жизнь спустя несколько лет...
А тогда мы просто дружили. Иногда тусовались втроем с общим приятелем Ваней Похмелкиным (Таня даже потом стала крестной его дочери). Приходили в «Щепку», где Арнтгольц училась на курс старше нас... Когда начали встречаться, вспоминали о тех первых съемках и какие мы были смешные, зеленые. Как-то однажды в перерыве между сценами я уснул на стульях, и Таня почему-то обратила на меня внимание и запомнила это: «Ты так мило посапывал!»
С сериалом у меня не сложилось: оплата труда юных актеров была повременной — за 15 минут съемок, а торчишь на площадке с утра до вечера, при том что это первый курс училища — просто физически тяжелый и самый насыщенный по предметам. Я отснялся в первом сезоне и стал отстаивать свои права — чтобы платили за целый съемочный день.
Режиссер не согласился так меня выделять среди других молодых коллег, даже слух обо мне пошел: «Руденко зазнался, у него звездная болезнь!» Что, впрочем, на карьеру не повлияло...
С Таней мы с тех пор периодически виделись на пробах… И наши судьбы пересеклись, как раз когда я снимался в сериале «Две судьбы» у знаменитых режиссеров Ускова и Краснопольского. Я вдруг загремел в больницу с глупой, но тяжелой травмой. Пошли мы с друзьями кататься на санках с большой горки. Я со всей дури въехал в кусты, ударился о дерево... В грудь будто гвоздь вбили: пытаюсь вздохнуть — и не могу, ползу, корчась, хватаюсь за горло… А ребята на горке показывают на меня пальцем и хохочут: «Толян, кончай прикалываться!» Потом увидели, что истекаю кровью, вызвали «скорую»…
Скучаю, несчастный, в больнице, вдруг звонит Таня Арнтгольц: «Ну что, живой?» Она в это время снималась вместе с моей мамой в сериале «Бес в ребро», а я как раз сломал три ребра, так что у нас нашлась общая тема для разговоров... Мне было приятно такое внимание, и я в ответ приглашаю Таню на свой спектакль в Театр Российской Армии. Она смеется: «Сначала на ноги встань!» Я поднялся, не только на ноги — и на подмостки. После моего выступления вышли с Таней на улицу, я жду рецензий, а она выдает: «Мне не понравилось!» Мы начали горячо спорить и, видимо, с этого момента чем-то друг друга зацепили. В следующий раз я принес Тане цветы: наверное, отчасти хотел загладить свое неудачное выступление. Было даже странно, что я так долго видел в ней только друга. Хотя неправильно рассматривать это и как любовь. Когда симпатичные люди оказываются рядом и они одиноки — возникает притяжение...
Вдруг из этого что-нибудь получится?
Начиналось все романтично-прозаично: поехали в Питер с друзьями — Светой Ходченковой и Вовой Яглычем. Гуляли там ночи напролет… Потом нас пригласили на детский фестиваль в лагерь «Орленок» на Черное море. Днем мы вели мастер-классы у детей, а вечером сидели на берегу и обсуждали, какие же они смешные… Таня забавно раздувала щеки, изображая малыша, который силился ответить на ее вопрос. Потом там проводили футбольный матч: Таня активно болела у края поля, а я не мог облажаться на глазах у своей девушки: мяч будто сам попадал на ногу, я забил пять голов! Дети так оценили эту победу, что ринулись поздравлять всей толпой. И Таня долго не могла пробиться ко мне через маленьких поклонников…
Вернулись в Москву довольные и загорелые — но вскоре побледнели от ежедневной рутины.
Мы с Таней были слишком подвержены желанию проявить себя в работе. Иногда наше свидание выливалось в сопровождение друг друга на пробы: так, Сергей Гинзбург утвердил Таню в сериал «И все-таки я люблю», заметил меня рядом — и предложил участие в эпизоде. У нас с Таней не было совместных сцен, мы даже не разбирали свои роли… Это с женой мы сейчас любим обсудить работу: порой доходит до драки… И почему Лена всегда оказывается права? А с Таней мы мало участвовали в творческой судьбе друг друга, при этом явно предпочитая любви работу — каждый свою. У нас обоих была своеобразная гордость: идем нос к носу. Хотя Таню все-таки узнавали на улицах чаще, меня это не задевало.
На этот раз в отношениях я часто брал инициативу на себя, старался быть ведущим в паре, но не замечал, чтобы мне навстречу делались ответные шаги. Тогда мне казалось, что Таня недостаточно реагирует на мои красивые жесты и ухаживания... Сейчас я понимаю, что она не обязана была вести себя именно так, как мне этого хотелось, — может, я требовал слишком многого. В результате мы не жили вместе, встречались редко и непонятно в каком статусе. Таня — человек ответственный и рациональный, в том числе во взглядах на свою жизнь: она все очень четко планировала. Условно говоря, у нее все было расписано: сегодня — карьера, через пару лет — замужество, а ровно через три — первенец… А я живу порывом, сегодняшним днем и не знаю, что со мной приключится завтра… В этом мы не совпадали.
Однажды мы решили, что вместе отправимся в Питер на ее пробы. А вечером мне пришло в голову Таню разыграть — позвонил и говорю: «Ты знаешь, я, наверное, с тобой не поеду...» В трубке участилось дыхание и послышался дрожащий голос: «Как не поедешь?» Я тут же бросился ее утешать: «Да шучу же!» Слезы как будто мигом высохли, и их сменило легкое негодование — не все мои сюрпризы казались Тане удачными. В общем, для себя я понял, что надо было все время думать, как бы случайно ее не обидеть. И, конечно, наше расставание после двух лет отношений не прошло спокойно. Я практически все время проводил на съемках «Ангела-хранителя» в Киеве, а когда возвращался в Москву — моя девушка оказывалась очень занята работой. И даже в те редкие часы, когда удавалось побыть вместе, мы доставали друг друга взаимными претензиями: накопилась усталость, а оттого, что виделись мы редко, уже плохо понимали, о чем говорит другой.
Разрыв был болезненным: в тот день мы наговорили друг другу много лишего — непонятные обвинения, обиды... Не надо было этого делать. Думаю, сейчас это для Тани осталось в прошлом, улеглось — ведь все ее радужные планы воплотились в жизнь… И когда мы случайно встречаемся на пробах, здороваемся спокойно. Но скорее как коллеги, а не как люди, которых что-то связывало…
Все эти два года мы с Дашей Поверенновой встречались на площадке сериала «Ангел-хранитель». Играли людей, которые на протяжении всего фильма тянутся друг к другу. И в итоге — почему-то не вместе. Вот такие неожиданные повороты иногда подкидывают сценаристы. Мы не могли с ними согласиться — к финалу съемок нас с Дашей уже охватило сильное желание быть вместе.
Не только на площадке, но и в жизни. И мы придумали продолжение... Начали созваниваться, встречаться… Закрутилось все очень быстро. Даша работает с моей мамой в Театре им. Маяковского, так что до родителей слухи дошли раньше, чем я поставил их перед фактом. В таких случаях мама ведет себя очень смешно — с горящим глазом сядет напротив и допытывается, как подружка: «А это правда?» Надо сказать, что родители так ненавязчиво меня воспитывали: всегда принимали любое мое решение.
Наверное, это были мои первые серьезные отношения: мы стали жить вместе… Даша меня оберегала в силу своего характера. В быту все брала на себя, хотя я не был лентяем: готов делить все обязанности пополам. Когда порывался помыть посуду, она говорила: «Не надо, это не мужское дело».
Даша старше меня, и я уже не мог вести себя рядом по-детски: пытался соответствовать, на интуитивном уровне понимал, что какие-то вещи с ней не пройдут. И Даша очень чутко меня направляла. Наверное, я особенно не задумывался о том, как выгляжу со стороны: в моем гардеробе преобладали джинсы и футболки. Даша настолько тонкий человек, что никогда не сказала бы прямо, что хочет видеть рядом с собой кого-то посолиднее. Она просто подарила мне хороший костюм, в котором не стыдно было появиться с ней в обществе. И я стал следить за своим внешним видом, понимая, что для нее это важно. Даша всегда давала мне шанс понять ошибку — я исправлялся. Хотя и совершал серьезные проступки, за которые до сих пор чувствую себя виноватым… Были моменты, когда мы сообща преодолевали трудности, и я надеюсь, что смог быть для Даши опорой…
Однажды захожу за ней в театр, а Даша сама не своя: будто глазами в толпе кого-то выискивает — и найти боится. Выходим на улицу, а из-за угла за нами какой-то мужик наблюдает. «Быстрее!» — цедит сквозь зубы Даша, и мы запрыгиваем в машину. По пути она объяснилась — явно чувствуя, что во мне назревает ревность. Оказалось, уже несколько лет подряд на ее пути возникает навязчивый поклонник: забрасывает письмами, звонит с угрозами и караулит ее возле театра… Даша понимала, что это просто больной человек, но каково ходить по улицам и думать, что за тобой следит некий шизофреник? В следующий раз я заметил его еще на подходе к театру и решил познакомиться лично. На первый взгляд — приятный и вполне адекватный человек лет сорока. «Дашу тяготит ваше внимание», — вежливо говорю я ему.
«Понимаю», — вроде бы устыжается он и в секунду звереет: «А ты кто такой? Ты мизинца ее не стоишь!» Смотрю: в лицо мне летит кулак… Ну и я не растерялся... В результате противник сбежал с поля боя. Но угрозы продолжались — мы перепробовали все. А выход нашелся сам собой: в следующий раз мы равнодушно прошли мимо него, даже бровью не поведя. Маньяк больше не появлялся.
На момент нашей встречи у Даши уже была взрослая дочка — 17-летняя Полина жила с бабушкой, но мы постоянно общались. Часто делали Полине подарки: красивые вещи или супергаджеты, вместе ездили на море — были настоящей семьей. Ревности с ее стороны я не чувствовал. Нам было легко найти общий язык: Полина воспринимала меня скорее как сверстника, нежели отчима.
Ведь я сам еще недавно проходил ее путь и испытывал те же проблемы: подростковый бунт, желание самоутвердиться, непонимание родителей... Даша пыталась уберечь дочку от всего, в чем сама ошибалась, и порой в жесткой форме: «Чтобы была дома ровно в 11!» Особенно это касалось первых увлечений противоположным полом. Полина же считала себя взрослой и не терпела, чтобы ущемляли ее свободу. В этих конфликтах обеим казалось, что они друг друга не понимают. И я объяснял то маме, то дочке, в чем они правы и не правы — каждая по-своему...
В конце июня мы с женой стали родителями, и я понимаю: впереди долгий и увлекательный путь. Мы постараемся не переносить на ребенка свои комплексы. А он все равно нас объегорит: я сам практически с пеленок нашел подход к родителям.
С папой объяснялся по-мужски, раскладывая проблему по полочкам, в конфликтах с мамой все решала сила голосовых связок. Помню, как я переборщил — один из них не выдержал и запустил в меня тапочкой…
По логике событий наши четырехлетние отношения с Дашей должны были вылиться в брак. И я понимал, что все вокруг ждут от меня предложения. В том числе она. И сам думал, что придет время, когда я буду к этому готов. Только не сейчас. Мне казалось, все должно быть постепенно, это правильно. И тем страннее, что, встретив Лену Дудину, я сразу все про нас понял, хватило одного взгляда. Только дошло до меня, что он судьбоносный, как до жирафа, — уже после окончания проекта «Вчера закончилась война»… В первый же съемочный день я разделся в костюмерной до трусов — и тут входит Лена.
Я жду от девушки смущения, а она вдруг возьми и зевни во весь рот! «Я сейчас спала, — объяснила Лена причину своей неги. — Я Галя, то есть Лена…» Оказалось, она одна из двух главных героинь. Следующим вечером на площадке нас накрывает ливень — и мы с Леной попадаем в один мини-вэн. Она симпатично ерошит намокшие волосы и повторяет: «У меня ощущение, будто я тебя знаю всю жизнь!»
Флирта на съемках у нас не было: мы наблюдали друг за другом исподтишка, пытаясь скрыть свою симпатию. Ведь на момент знакомства оба были несвободны и ничего такого не планировали... По сюжету фильма мы с Леной в результате поженились, но на протяжении всех серий я метался между ней и другой женщиной. Что вскоре стало для нас довольно актуальным.
После съемок у обоих пошел разлад в прежних отношениях.
И вскоре я понял, что скучаю «по Гале, то есть, по Лене». Набрал номер ее телефона, почувствовал, что она этого ждала. Встретились и не хотели расставаться. Я предложил: «А поехали, я угощу тебя самым вкусным крем-брюле в городе!» Даже небо над Москвой в тот вечер было каким-то необыкновенно лиловым. И мы открыто говорили о своих чувствах. Оба понимали, что с нами происходят какие-то судьбоносные вещи. Позже Лена мне рассказала, что когда мы еще снимались вместе и глушили в себе зародившиеся чувства, она с компанией друзей случайно попала в гости к одной интересной женщине. И перед уходом вдруг услышала от нее: «А ведь ты пришла ко мне в дом с любовью!» «Кто же без любви-то ходит?»
— пожала плечами моя будущая жена. И хозяйка вынесла вердикт: «Зовут Анатолий. Твое». А потом выяснилось, что она известная в Киеве ясновидящая...
Теперь мне предстояло самое тяжелое — разговор с Дашей. Когда мы с Леной возвращались с наших свиданий, эти влюбленные лица не распознал бы только слепой. Тем более такая проницательная женщина... Начались выяснения, я не мог больше врать, но понимал, что придется резать по живому. Как это сделать безболезненно? Наркоза не придумано. Мучительный разговор продолжался три дня без перерыва. Если бы я только мог представить, какую боль причиню родному на тот момент человеку, никогда бы в жизни не вступил в эти отношения, да и в отношения вообще. Бывает же, когда люди изживают свои чувства и спокойно расходятся. У меня так никогда не получалось.
Я не хотел причинять страдания людям, с которыми расставался, — сам от этого мучился. Но и выхода иного не видел…
Родители всегда предлагали мне дружественный лагерь: приглашали в гости, поддерживали. Когда я переживал очередной разрыв, они меня успокаивали — начинали перебирать недостатки моей прошлой жизни, чтобы стало легче.
Мы с Леной прожили этот период, не обсуждая, что происходит в тех отношениях. И начали все с нуля. На второй же день нашей совместной жизни выпало первое испытание — я сильно отравился, и Лена за мной ухаживала. С ней я научился легче смотреть на жизнь. Например, раньше слишком привязывался к вещам. Свой «Мерседес» я взял раздолбанным и сделал из него «конфетку»: перекрасил, перешил...
Ездил мало, а все гонорары за съемки вбухивал в машину. А Лена так легко уговорила меня его продать! Если на «Мерсе» появлялась царапина — я страдал так, будто заболел мой близкий родственник. Даже сильнее: родич выздоровеет, а машина может заглохнуть и больше не завестись! Заметив «травму» своего железного коня, я реально лил над ним горькие слезы. Лена шутит: «Твое настроение ходит вместе с тобой и распространяется на окружающих, как дихлофос».
Мы с Леной ревнуем постоянно: даже к тому времени, которое проводим не вместе. И никого не душит эта ревность. Расстояние между нами не может расти свыше 1000 миль — иначе душа выпрыгнет и побежит догонять мою любимую. Мы оба начинаем тосковать и писать месседжи.
С Леной воплотилась моя мечта побывать в Нью-Йорке. Мне казалось, что это другая планета. А она там уже была на гастролях с театром и однажды сказала мне: «Я загадала, что вернусь в Нью-Йорк с особенным для себя человеком». И мы вдвоем встретили там Новый год… На Тайм-сквер взорвался шар с конфетти, которое до нас долетело (и мы храним его до сих пор), гуляли в Центральном парке, где озера обнесены сеткой-рабицей, дивились на обилие бомжей в местном «Макдоналдсе», ели жареные каштаны… Потом полетели в Лас-Вегас, но города так и не увидели, даже в казино ни разу не играли. На этот раз заболела Лена, да так, что попала в местный госпиталь. Мы не расстроились: «Как еще почувствуем себя героями сериала «Скорая помощь»?» У нас сохранилась кипа фоток, где любимая вся опутана катетерами!
Ровно через год после нашего знакомства, 23 апреля, я сделал Лене предложение. Дома мы создали романтику в честь годовщины, зажгли свечи… Я волновался — это было не так легко, как казалось, а с Леной еще и превратилось в кокетливую игру. «Я хочу прожить с тобой всю жизнь…» — «И я тоже!» Достаю кольцо… «Это что, предложение?» — «Сначала обычно идет помолвка…» Я даже сентиментально сохранил на память о том моменте огарок свечи…
Мы стали планировать отпуск и решили не затягивать — совместить его со свадьбой. Подумали, что лучше всего это сделать в необычном месте, друзья посоветовали Гавайи. Но потом выяснилось, что там проводят только игровые церемонии. Мы же хотели, чтобы все было официально. И вот после долгих поисков в Интернете нашли потрясающую картинку: открытая терраса в башне над озером Гарда в Италии.
Изначально мы хотели, чтобы это был только наш день, и не говорили о свадьбе ни друзьям, ни родственникам. Надо было собрать кучу документов. И мы с Леной окунулись во всю эту бюрократию: специально приехали в Милан, чтобы получить в российском консульстве разрешение на свадьбу в Италии. Явились за минуту до назначенного времени и видим, что какая-то женщина ломится в здание, а сотрудник со списком ей жестко говорит: «Вы должны были прийти за 15 минут до встречи!» Было ощущение, будто мы случайно попали на чью-то казнь. Отверженная уходит вся в слезах, а мы готовы врать что угодно, только бы прорваться. На подгибающихся коленях подходим к этому человеку, он сурово смотрит то на нас, то в свою бумагу. И — повезло, как ни странно, пускают. А внутри встречают соотечественницы с таким видом, будто своим появлением мы нарушили их пищеварение.
И известие о помолвке настроение им не поднимает. Из окон кассы мы слышим «лай» ровно до тех пор, пока одна из сотрудниц не узнает во мне героя любимого сериала: «Девчонки, это он!» Остальные тут же меняют маски на услужливые и учтиво расшаркиваются. Мне, конечно, было приятно, что моя известность сыграла нам на руку, но от подобного лицемерия остается не самый приятный осадок. И как понятны мне с тех пор чувства эмигрантов, для которых встреча с этими совковыми нравами как последний «глоток России»! Потом мы отправляемся в префектуру Милана, где сидят совсем другие люди. Отстояли очередь и слышим: «Приходите через три дня за разрешением». А нам на следующий день улетать… Узнав об этом, сердобольная итальянка произносит сакраментальное: «Ва бене»... Мы до сих пор не знаем, что это значит, но в течение дня нам выдают разрешение жениться.
И итальянцы всей префектурой радуются за нас и хлопают в ладоши!
Но мы рано расслабились: за две недели до свадьбы нам выпадают очередные испытания. С периодичностью в три дня мы оба разбиваем свои машины. Лена не успевает с платьем. (У меня эта проблема была решена. Я как-то участвовал в показе Russian Fashion Week, и когда дизайнеры линии одежды, которую представлял, узнали про свадьбу — подарили мне голубой костюм из эксклюзивной коллекции.) За день до вылета выясняется, что нужна печать того загса, где выдавали свидетельство о рождении… А моя будущая супруга родилась в Хабаровском крае. У нас уже нет времени… И опять итальянцы дают нам добро.
Говорим о радостном событии родителям, те обижаются: «А как же мы?
Мы тоже летим!» И в результате «свадьба» из 20 человек пела и плясала в электричках по всей Италии. Добралась до нашего пряничного городка: озеро среди гор, на утесе — тот самый замок с террасой на башне. Правда, за два дня до торжества из-за организационных моментов мы с Леной рассорились в пух и прах, чуть ли не до отмены церемонии… Вышли из гостиницы — и картинно разбежались по разным сторонам пристани. Смотрю: к Лене уже какой-то итальянец клеится. А это хозяин нашего ресторана Марко ее успокаивает: «Каждый год у нас свадьба, и накануне молодожены ругаются — это традиция!» Мы рассмеялись и скрепили примирение поцелуем. День до свадьбы провели только вдвоем. Кроме того, боялись за погоду — над озером то и дело шел проливной дождь.
Но в наш день появилось солнышко…
Лена не успевает одеться и подсылает мне своих родственников: «Задержите жениха!» Те устраивают выкуп: я перепел и перетанцевал все, что только можно, отдал им все деньги… Уже думал: не сбежала ли невеста с тем итальянцем? И если в России все сотрудницы загсов безучастно выдают пафосные речи, то нас женит сам мэр города: видно, что и для него это важное событие — так волнуется, что заикается и сбивается с мысли. После шикарной церемонии я срубаю горлышко шампанского настоящей саблей… И мы шествуем вниз с горы, а итальянцы выходят из домов и аплодируют нам всем городом…
Почему мы с Леной не встретились раньше? Наверное, я смог оценить такой подарок, только имея за плечами определенный опыт отношений.
А за последние два года столько всего произошло, и у нас с Леной есть четкое ощущение предопределенности. Говорят же, что дети «сами выбирают своих родителей»… И с того момента, как нас стало трое, начался новый виток нашей счастливой судьбы.
Подпишись на наш канал в Telegram