Внук Пабло Пикассо — молодой красивый человек, невероятно похожий внешне на деда, юрист по образованию, продюсер по призванию, живет в Париже и работает в офисе на Вандомской площади. В часы досуга он собирает досье, изучает документы и анализирует события, связанные с именем легендарного члена своей семьи. «Каравану историй» Оливье Видмайер-Пикассо рассказал уникальные подробности романтической жизни дедушки.
О том, что живу в необычной семье, я понял, едва во мне пробудилось сознательное отношение к жизни. И первое открытие — наш дом населен сказочными существами!
Взять хотя бы эти странные картины, украшавшие стены, которые дедушка называл «натюрмортами» (мертвой природой) и в изобилии дарил своей дочери, моей маме Майе. Рассматривая их, я думал: вот кофейник, вот кусочек хлеба — если сейчас они мертвы, как утверждает дедушка, то, значит, когда-то были живы? Непостижимо! Здорово даже! У моих знакомых ребят на стенах висели семейные фотографии, а у меня — портреты родственников, которые дед написал маслом, — прямо-таки настоящих чудовищ! Изображая дочку, мою маму в детстве, дедушка сдвинул ей набок один глаз, изменил пропорции тела… На другом полотне у человека раздвоен нос и сползают, каплями, другие черты «жидкого» лица… С картин деда на меня угрожающе взирали перекошенные, несимметричные лица, синие, красные, зеленые субъекты с квадратными головами без глаз или фигуры, наспех собранные им в причудливом коллаже из геометрических форм.
Но что самое интересное, я воспринимал этих людей вполне нормально. Ну да, вот такие у меня родственники — ну и что теперь? Да, отличные от остальных, мне казалось это вполне естественным явлением!
Да, вот такая у меня неординарная семья. О том, что мой дедушка — один из величайших художников мира и, как утверждают специалисты, создатель искусства XX века и всех главных его направлений, я тогда, конечно, не знал… Для меня он существовал «в воздухе»: как гигантский, но вездесущий невидимка. Всюду обнаруживал следы деда — вот эти картины, его голос в телефонной трубке, рассказы мамы, бабушки о нем. Я знал, что ему уже за 90, что он живет на юге…
и у него давно другая семья.
— Пабло Пикассо был на редкость увлекающимся. Его женщин не перечесть…
— Одним из главных душевных потрясений моей юности смело могу назвать непосредственное знакомство с его интимной жизнью. Ни для кого в нашей семье не был секретом тот факт, что дедушка — многоженец.
Как можно успеть всего за одну жизнь завести такое количество семей, закрутить такое количество романов и прожить сотни разных судеб? До сих пор теряюсь в догадках. Легенда гласит, что дед был одним из самых ярких обольстителей своего века, хотя внешне вовсе не производил впечатления классического ловеласа. Коренастый, тяжеловесный, неповоротливый мужичок ростом в метр шестьдесят пять, на коварный вопрос журналистов «Пикассо, чего вам больше всего не хватает в жизни?»
он любил отвечать: «Пяти сантиметров роста!» В юности он еще мог блеснуть элегантного кроя одеждой — о чем могу судить, например, по фотографии Сесила Битона начала 30-х годов. Он запечатлел моего деда при шелковом галстуке в идеальном темном дорогом костюме кокетливо позирующим в своей мастерской на улице Ла Боэси. Желание выглядеть эффектно у него быстро прошло, Пабло отказался от ярких одежд и до конца своих дней предпочитал носить матроску и шорты. Таким он и останется в памяти всего мира — смешной седой старичок в детской одежонке.
Но все это, конечно, глупости — он брал женщин совершенно другим. Талантом, умом, пронзительно магнетическими глазами, редким мужским началом, тончайшим природным шармом.
— О каждой любовной истории Пикассо написаны тонны книг.
Но от вас хотелось бы услышать лишь одну из — о любви вашей бабушки Мари-Терез и Пабло.
— До встречи с ней дед успел пережить немало личных драм. Мама рассказывала мне о первой любви отца. Влюбился он в 13 лет, в 1894 году. Семья только что перебралась из Малаги в Ла-Корунью, город на северном побережье Испании, обдуваемый холодными ветрами и исхлестанный ледяными дождями. Пабло пошел в новую школу и сразу же влюбился там в девочку по имени Анхелес Мендес Жил из состоятельной семьи, ему, простаку, не чета. У них случился роман, и он, уже тогда активно рисовавший, стал подписывать картины, сплетая ее инициалы со своими в узоре — так впоследствии он всегда будет делать со всеми своими любимыми женскими именами.
Подросткам удавалось до поры до времени скрывать любовь от взрослых.
Но когда родители девочки узнали, что за ней ухаживает непрезентабельный юноша, — чего-то испугались и переехали. Пабло тяжело переживал не только сердечную травму, но и сильнейший удар по самолюбию.
Тогда-то, как мы с мамой посчитали, он и сорвался — стал увлекаться всеми подряд. То ли забыться хотел, то ли уничтожить память о потерянной любимой. К 15 годам, когда семья переехала в Барселону, Пабло был уже искушенным мужчиной в прямом смысле этого слова.
Потом внезапно умерла его сестра Кончита, и Пабло очень тяжело воспринял этот ранний уход и навсегда возненавидел смерть — неизбежное зло.
Но судьба заставит его еще дважды пережить подобную трагедию — с подругами Фернандой Оливье и Евой Гуэль. Когда врачи поставили Гуэль диагноз «рак горла», Пабло решил во что бы то ни стало спасти любимую. В военное время словно из-под земли доставал редкие медикаменты, бегал из одного забитого ранеными госпиталя в другой в поисках свободной койки для нее, наивно полагая, что врачи смогут ее спасти. Но Ева умерла 14 декабря 1915 года в клинике Отей практически у него на руках. Время шло, залечивая раны. Пабло продолжал влюбляться: в его объятиях побывали черные красотки с острова Мартиника, бисексуальные натурщицы, обыкновенные проститутки и светские дамы. Был период, когда Пабло поддерживал отношения с четырьмя любовницами одновременно — Габи, Ирен, Эльвирой и Эмильенной.
Его первой женой стала 27-летняя русская танцовщица Ольга Хохлова из труппы Дягилева.
От всех прежних подруг эту отличало лишь одно — страстное желание удачно выйти замуж и устроиться в жизни. Хохлова, если судить по рассказам тех, кто ее знал, была личностью неглубокой, обычной и блёклой — посредственной даже, но имела четкие устремления, для реализации которых и выбрала Пабло. Почему он ее полюбил? Не могу ответить на этот вопрос до сих пор. Когда Пабло знакомил Хохлову с матерью, та попыталась отговорить ее: «Ни одна женщина не может быть счастлива рядом с ним. Одумайся! Уезжай, спасайся от него бегством!» Но Хохлова пропустила предостережение мудрой женщины мимо ушей, и вопреки сомнениям окружающих 12 июля 1918 года они с Пабло сыграли свадьбу.
Венчание состоялось в Париже, в русской церкви на улице Дарю. Свидетелями молодоженов стали писатель Жан Кокто и поэт Гийом Аполлинер.
В 40 лет дедушка впервые стал отцом. Ольга родила ему сына Поля. Беременность Ольги вдохновила Пабло на изображение гигантских монструозных фигур, в которых едва угадывалась задумчивая будущая мать, зато явственна растерянность отца перед непознанным и необычным для него явлением деторождения. Дедушкины привязанности и драмы всегда будут с предельной откровенностью отображаться им как на холстах, так и на страницах интимного дневника…
Но этому браку, впрочем как и всем последующим, согласно предсказаниям моей прабабушки, не суждено было длиться долго.
Прошло девять лет, и Пабло изменил жене, влюбившись… в мою будущую бабушку. А произошло это так.
Ранним вечером 8 января 1927 года новогодний Париж был усыпан снегом. На центральных улицах царило заметное оживление, всему виной — сезонные распродажи. Модницы изучали предлагаемый ассортимент, в магазинах толпились люди.
Моя бабушка, в ту пору совсем юная 17-летняя девчушка, специально приехала из пригорода в торговый дом Galeries Lafayette, чтобы присмотреть обновку по доступной цене. Она стояла у прилавка и ворошила какие-то вещи, не замечая, что снаружи, на зимней улице, стоит некий незнакомый мужчина и не может отвести глаз от прелестной белокурой незнакомки, случайно замеченной им сквозь витрину.
Мизансцена точно из старого кинофильма, не так ли?
Девушка переходит от одного прилавка к другому, Пабло следит за ней, боясь потерять. Она делает несколько шагов в сторону — он тоже. На мгновение девушку кто-то заслоняет, он теряет ее из виду и испытывает отчаяние, страх. Но толпа рассеивается, и она появляется вновь, такая же свежая и красивая в своей юной непосредственности. И мужчина облегченно вздыхает, переводя дух от волнения.
— Сколько лет тогда было Пикассо?
— Уже 45. Но, как видите, несмотря на возраст, дедушка был способен испытывать романтические потрясения. Так он бежал вдоль витрин Galeries Lafayette и гадал: эта юная девушка — реальность или видение?
Наконец, решил выяснить это непосредственно. Вошел в магазин и робко обратился к незнакомке:
— Здравствуйте, мадемуазель, у вас очень интересное лицо, и я хотел бы нарисовать ваш портрет… Я художник.
Как нельзя более кстати под мышкой оказалась собственная монография, где на обложке не то китайскими, не то японскими иероглифами было написано его имя. Он показал девушке на книгу: «Здесь мои рисунки. Меня зовут Пикассо».
Но для нее, как, впрочем, и для подавляющего большинства обычных людей того времени, это имя мало что значило — художники вращались в своих элитарных мирках, о них не было широко известно. Буржуазия, рабочий класс, богема — все сосуществовали друг подле друга и никак не пересекались, так что никто никого не знал…
И поэтому юная особа лишь смущенно повела плечиками, растерянно улыбнулась. Имя Пикассо ей ровным счетом ничего не говорило! Дядечка тем не менее ей приглянулся, он показался милым и полным шарма. И, как признается бабушка лишь годы спустя, у него был такой красивый галстук! Она будет хранить его всю жизнь как память о первой встрече. И моя мама похоронит Пабло именно в этом галстуке, в котором переплетутся черный и красный цвета.
Бабушка пронесет через всю жизнь и другую дорогую сердцу реликвию: календарик 1927 года — года встречи с Пабло. Она держала его в пенале из красной кожи Hermes вместе с локоном его волос и крохотным автопортретиком, начерканным им почти наспех на клочке какой-то случайно подвернувшейся под руку бумаги.
Но вернемся в прошлое.
Конечно, Пабло понимал, что смущает девушку, но все же позволил себе эмоциональное признание: «Я знаю, чувствую, что нас с вами ждут особые времена и мы вместе сделаем много хорошего друг другу… Знаете что, а давайте будем встречаться?! Я назначаю вам свидание на завтра, в понедельник. В 11 часов утра буду ждать вас на выходе из станции метро «Сен-Лазар».
— Она пришла без колебаний?
— Без единого! И, как потом рассказывала моей маме: «Я отправилась на встречу с ним по наитию, не загадывая ничего наперед, просто потому, что странный месье мне понравился! Он сразу же пригласил меня в кафе, мы разговорились, потом пообедали, а затем отправились к нему в мастерскую на улицу Ла Боэси.
Там он внимательно осмотрел мое лицо, фигуру, спросил: «Придете завтра?» Я кивнула».
Мари-Терез была еще ребенком, и Пабло, естественно, отдавал себе отчет в том, что любой жест, любое неосторожное слово может ее задеть, травмировать, ранить даже — поэтому следил за собой. К тому же подобная связь была криминальной и могла повлечь за собой тюремное заключение. Их встречи проходили в основном в мастерской — Пабло увлеченно рисовал Мари-Терез и часто как бы ненароком ронял серьезные признания: «Вы спасли мне жизнь!» Девушка не понимала их значения. Думала — просто высокопарный комплимент. В мастерской на улице Ла Боэси они были оторваны от всего мира.
То была «ничья земля» — никто не мог прийти, нарушить их уединение, прознать об их секрете.
— Хохлова ни о чем не подозревала?
— Ни о чем. Пабло не давал ей повода для подозрений, каждый вечер возвращаясь из мастерской домой. Она знала, что он работает, и ее вполне устраивала такая размеренная жизнь — статус замужней, ни в чем не нуждающейся дамы, занятый творчеством супруг. О чувствах она не задумывалась. Ольга и Пабло понимали, что огонь любви в них давно погас, но отношения не выясняли. Нейтралитет, безразличие, дистанционность жены и собственное одиночество в семье дали Пабло право искать душевного тепла и сердечного спасения в новой любви.
Думаю, в этом и кроется причина всех дедушкиных романов.
Как истинный артист, он жил эмоциями, страстями, на нерве. Каждая очередная любовь творчески окрыляла его, он самозабвенно воспевал свою музу. Но когда яркие ощущения проходили, Пабло отправлялся на поиски новых.
Из дома он уходил рано, жена и сын еще спали. Шел в мастерскую работать до ночи — и в этом не было лжи. Пабло действительно рисовал до глубокой ночи. Рисовал Мари-Терез, существо чистое, неиспорченное, способное на полное самопожертвование. В отличие от Ольги Мари-Терез не нужны были светская жизнь, широкие финансовые возможности состоятельного мужа, роскошные наряды, бриллианты и богемные посиделки. Ей нужен был только Пабло — странноватый взрослый дядька, годящийся ей в отцы. Увы, бабушка узнает, что такое измена, когда Пабло увлечется Дорой Маар, потом — Франсуазой Жило…
но при этом всегда будет уверять Мари-Терез, что ни одна из женщин никогда не займет ее места в его сердце, она — главная.
— Как реагировали родители Мари-Терез на ее роман с великовозрастным мужчиной?
— Бабушка поначалу им лгала. Она ничего не сказала дома о романтическом знакомстве с таинственным художником в черно-красном галстуке. Отправляясь на очередное свидание, говорила, что едет в столицу навестить друзей. Она жила под Парижем, и путь был долгим — метро, автобус. Но вскоре ее мама Маргерит, моя прабабушка, заподозрила неладное: не может же дочь каждый день встречаться с друзьями в центре? Странно: Мари-Терез была малообщительной девушкой, прежде ее не так-то просто было вытянуть из дома.
Она учинила дочери допрос с пристрастием, и Мари-Терез пришлось признаться. Состоялся неприятный разговор — он старый, ты еще ребенок, какое совместное будущее можно планировать... Чем он занимается? Художник? К счастью, Маргерит хотя и громко возмущалась, но все же была непоколебимо уверена в нравственности своего чада, в ее принципиальности, твердо зная — кого бы Мари-Терез ни встретила, она наверняка вела себя достойно. Так уж воспитана. Да и в чем можно винить дочь? В том, что она влюбилась?
Маргерит окончательно успокоилась лишь после личной встречи с Пабло. Вежливый и учтивый, он так трогательно заботился о ее дочке — точно мальчишка!
Теперь они могли уже не скрываться. И Пабло стал открыто приезжать за возлюбленной в Мезон-Альфор.
— Почти 45-летний мужчина и 17-летняя девушка — такой союз трудно не назвать мезальянсом.
— Не стоит забывать о законах времени.
Жизнь в те годы была непроглядно трудной. Для низших слоев населения — бесперспективной. Мою бабушку из очень скромного сословия полюбил состоятельный мужчина и дал понять ее матери, что отныне берет на себя материальную ответственность за ее драгоценное чадо. Он пообещал поселить ее в большой квартире, заботиться о ней, кормить и одевать, к тому же был искренне влюблен и мечтал о полноценной семье. Любая мать мечтала о таком зяте. Ведь тогда, в 1930-х, были строгие нравы, но на разницу в возрасте особого внимания не обращали, было вполне нормально, что муж старше жены — это означало, что он многое повидал в жизни, понимает всю ответственность и способен создать домашний очаг.
А его в этой девочке-женщине восхищало абсолютно все — и прежде всего то, что она так не похожа на опытных похотливых светских львиц и фатальных красоток, за которыми он волочился прежде. Худенькая, свежая, пружинистая и спортивная, Мари-Терез занималась велоспортом, обожала лошадей, слыла отважной альпинисткой — покоряла вершины гор Шамони. А еще увлекалась греблей и занятиями на так называемом medecine ball — тяжелом мяче. Пабло мог часами смотреть на ее грациозную фигурку, когда она ловко балансировала на непокорной сфере. Именно Мари-Терез вдохновила его на создание одной из, пожалуй, самых знаменитых своих картин — «Девочка на шаре».
У нее не было никаких амбиций, коварных планов и системы интриг, то есть всех тех гадостей, которыми Пабло успел отравиться, общаясь с другими женщинами. Она просто жила, влюбленная в жизнь, и его тянуло к этому свету. Их роман стремительно развивался в условиях повышенной секретности.
— Бабушка рассказывала, как он ее рисовал?
— Пабло не заходил, а врывался в мастерскую, часто в дурном настроении после очередной ссоры с Ольгой. Но он знал: едва переступит порог, как все печали уйдут. Рядом с Мари-Терез он искал успокоения. Его первыми словами, обращенными к ней, были: «Сиди тихо. Ничего не говори, не делай, просто будь…» И Мари-Терез застывала. Смешно, но искусствоведы, придирчиво изучавшие лицо прекрасной незнакомки на полотнах Пикассо, выставленных на очередном вернисаже, все как один высказывали удивление: «Месье, а почему ваша героиня все время спит?»
Но бабушка не спала — просто «тихо существовала» по приказу своего повелителя.
Она сидела и покорно молчала. В полной тишине Пабло раскладывал кисти, краски и наконец обнимал Мари-Терез. Они занимались любовью — то был обязательный, почти магический ритуал каждого утра. Затем, встав с постели, Пабло подходил к мольберту и начинал рисовать. Ее.
А где-то там, за окнами, бушевала жизнь, от которой оба прятались. В течение целого года деду удавалось разводить двух женщин по сторонам: Ольга сидела дома, Мари-Терез — в мастерской. Это покажется невероятным, но обе до поры до времени не знали о существовании друг друга.
Вместе с очередным наступившим летом, каникулами возникали серьезные организационные сложности.
Надо было ехать отдыхать с семьей, а также везти на море Мари-Терез. Случались невероятные ситуации. Например, так было в 1927 году в Динаре, куда Пабло по давней традиции привез Ольгу с Полем. Изменяя жене, он тщательно анализировал каждый свой шаг — любое отклонение от нормы, изменения в некогда установленных привычках могли ее насторожить. Но ведь и без Мари-Терез он не мог жить. Тогда Пабло решился на рискованный шаг — снял для девушки номер в семейном пансионате по соседству. Каждый жаркий день все отдыхающие проводили на пляже. Пабло устраивал Ольгу с сыном в одной кабинке, а Мари-Терез в другой — на расстоянии нескольких десятков метров, а потом циркулировал между ними, не вызывая никаких подозрений!
Так это могло продолжаться невесть сколько, если бы через шесть лет от постоянного напряжения и самоконтроля у Пабло вконец не сдали нервы.
Он решился навести справки о разводе у знакомого парижского адвоката Анри Робера.
— Почему столь простое решение пришло с таким запозданием?
— Дело в том, что дед был родом из Испании, где разводы запрещались. Он чувствовал себя в браке будто осужденный на пожизненное заключение и не видел выхода из создавшегося положения. Не знал, как вырваться, понимая, что суд повлечет за собой настоящий ад и, вероятно, ничем не закончится, кроме публичного скандала.
Но что ему было терять? Казалось, можно найти лазейку — ведь он давно жил на территории другого государства.
С первых же шагов в этом направлении начались сложности. Пабло и Ольга, которую, кстати, очень удивило желание мужа «ни с того ни с сего» развестись, должны были поделить нажитое имущество. Хотя в случае Ольги говорить о «совместно нажитом имуществе», мягко говоря, неэтично. Она вошла в жизнь Пикассо практически «с одним чемоданчиком» личных вещей.
Но кто будет столь дотошно вникать во внутренние дела семьи? Брачный контракт предполагал раздел имущества, в том числе картин, поровну. Судебные приставы бесцеремонно ворвались в их дом и принялись методично описывать мебель, вещи и даже картины, везде ставя печати и инвентарные номера.
Кстати, на некоторых холстах деда с обратной стороны я видел до сих пор сохранившиеся полустертые, но вполне различимые инвентарные номера, добросовестно проставленные одним из тех служек.
Ольга находилась в недоумении и яростно противилась разводу. Хотя она понимала, что прежних чувств больше нет, ей не хотелось терять статус замужней дамы. Она постоянно спрашивала Пабло — почему он принял такое решение, ведь ей было неизвестно о существовании другой женщины, тем более о том, что Мари-Терез… беременна. Вот потому-то дедушка и затеял развод, обрекая себя на мучения…
29 июня 1935 года завершился первый этап судебной процедуры, после чего опека над Полем была передана Ольге.
Наблюдать за описью имущества было невыносимо им обоим, Ольга поспешила съехать с сыном в отель «Калифорния» на соседнюю улочку Берри. Дом 23 на улице Ла Боэси опустел, теперь Пабло ходил туда ночевать один.
Но процедура развода затягивалась, а моя бабушка была уже на сносях. Пабло то и дело твердил ей: «Я вот-вот стану свободным, мы поженимся». Она лишь улыбалась: «Для меня это не принципиально».
5 сентября 1935 года бабушка родила мою будущую маму Майю, и Пабло, забросив все, неотлучно находился рядом с двумя самыми дорогими своими девочками. «Он проводил с нами сутки напролет, — рассказывала мне бабушка. — Убирал, готовил еду, менял пеленки Майе, а затем тщательно их отстирывал, как хлопотливая нянька!»
Пабло постоянно рисует дочку — «Майя и первый снег», «Майя в красном переднике», «Майя с куклой», «Майя на лодке»…
В его блокноте неисчислимые эскизы, наброски, по которым можно поэтапно проследить, как росла малышка, — вот она спит, сосет палец, а вот ее первая улыбка, первый неловкий шажок, первый осознанный взгляд.
— Ольга все еще не догадывалась о второй семье мужа?
— Это может показаться почти невероятным, но Ольга по-прежнему ничего об этом не знала. Обе женщины ни разу — и это факт — за всю свою жизнь так и не встретились!
Кстати, бабушка рассказала о такой интересной детали.
В тот день, когда она родила Майю, Пабло получил от сына Поля скромный букетик цветов. «Просто так, решил сделать тебе приятное», — сказал мальчик. Пабло принес цветы со словами: «Странно. Сын ничего не знает ни о тебе, ни о Майе, но почему-то именно в этот день взял, да и подарил мне цветы!» Предчувствовал, наверное.
— Неужели Ольга так и не узнала правду?
— Только через 10 лет после того, как Пабло встретил Мари-Терез. От сына. Поль, которого отец позже познакомил со своей новой семьей, сообщил об их существовании матери.
— Через несколько месяцев после того, как Мари-Терез родила Майю, Пабло Пикассо увлекся другой женщиной. Ему удалось это скрыть?
— Да, в конце 1935 года дед вновь влюбился, потеряв голову от новой возлюбленной. Ее звали Дора Маар. Она была блистательной интеллектуалкой, изящной интриганкой, красавицей француженкой с югославскими корнями. Но на сей раз, изменив своим принципам, Пабло сразу же выложил перед Дорой карты — у него есть гражданская жена, дочь, сын и бывшая жена, с которой он пребывает в состоянии хронического бракоразводного процесса. Так что если она хочет быть с ним, то не должна строить никаких планов. Совместное будущее невозможно. Только свидания без обещаний их продолжения. Дора сразу же принимает вызов — ей нравятся чувство опасности, игра в запретную любовь и организационные сложности встреч. Дора — полная противоположность тихой, скромной и молчаливой Мари- Терез, да и всем прошлым подругам художника.
Дора — хулиганка, и она, по сути, ничего не ждет от Пикассо, кроме щекочущей нервы любовной авантюры. Ей нипочем серьезные планы, жены бывшие и настоящие. К тому же Дора тонко чувствует Пабло, ведь сама великолепно рисует. А еще она не может иметь детей, поэтому чувство к Пабло лишено корыстных примесей, расчетов и подстав — они рядом только лишь для любви и секса. Пабло очарован настолько, что изменяет своим конспиративным принципам, открыто выводит Дору в свет и знакомит с друзьями, представляя как свою подругу, а Мари-Терез сидит тем временем дома в полном неведении и нянчит дочь.
— Как Пикассо познакомился с Маар?
— Их первая встреча произошла в кафе «Дё Маго», на бульваре Сен-Жермен.
Пабло сразу же обратил внимание на женщину в длинных черных перчатках, расшитых мелкими розочками. Перехватив взгляд знаменитого художника, роковая Дора тотчас же решила произвести на него особое впечатление — достала острый нож, сняла перчатку и, упершись раскрытой кистью в поверхность стола, занялась известной мужской забавой — строчить острием лезвия меж расставленных пальцев. Нарочно или случайно, но девушка то и дело режется, ее руку заливает кровь, но она не обращает на это внимания… Пабло зачарован, загипнотизирован, ошеломлен. Он не сводит с нее восхищенных глаз, а потом просит отдать ему на память эти перчатки с розами. Доре 29 лет, Пабло 54… Она появится на его рисунках как агрессивное хищное существо женского пола с устрашающими красными ногтями и пронзительными черными глазами. Они быстро становятся любовниками, регулярно встречаются.
Но страстной и импульсивной Доре вскоре наскучило делить Пабло с женой, надоела любовь урывками, она открыто предлагает Пабло поселиться вместе. И ей все равно, что есть Мари-Терез и Майя!
Дора ищет и быстро находит квартиру на улице Грандзогюстен, заявляя Пабло — теперь это место только для них двоих, здесь можно бросить якорь, не боясь, что кто-то спугнет! Интересная деталь — квартира эта располагалась в том самом доме, в котором разворачивались события «Неведомого шедевра» Бальзака.
Тем временем мир переживает трудные времена. 17 июля 1936 года в Испании начинается гражданская война. Военный путч охватывает всю страну, гибнут люди. Франция и Англия заявляют о своем нейтралитете.
Незадолго до этих трагических событий дед, чистокровный испанец, получил французское гражданство — таким образом, судьба спасла его от мобилизации и, вполне вероятно, гибели.
— Ваша бабушка никогда не задавала ему «лишних» вопросов?
— Нет, потому что и не думала его подозревать. А дед по своему обыкновению вел двойную жизнь. Своим женщинам он всегда очерчивал границы поведения — Мари-Терез знала, что не должна покидать дом, Дора не имела права туда входить. И лишь он мог перемещаться от одной к другой, когда ему вздумается.
Сообщая Мари-Терез, что отправляется на этюды в провинцию, Пабло уезжал вдвоем с Дорой в курортное местечко Мужен на целый месяц летних каникул.
А бабушка, как ни в чем не бывало, отдыхала с Майей под Парижем, в чудесном особняке в Воллар-о-Трамбле-сюр-Мольдр под Версалем, купленном Пабло для нее с дочкой. Конечно, он постоянно туда наведывался, фотографировал первые шаги Майи посреди цветущего сада, баловал Мари-Терез подарками, рассказывал, как проходят его «рабочие будни без них». Но каникулы заканчиваются, все возвращаются в город. И Пабло опять начинает жить на два дома, циркулируя между Дорой и Мари-Терез. Но однажды обе женщины встретились… Пабло работал, Дора была рядом. Вдруг в мастерскую неожиданно приходит без предупреждения Мари-Терез с Майей — она хотела устроить приятный сюрприз. Вышло как в дешевом водевиле. Женщины принялись выяснять отношения на повышенных тонах, чуть ли не драться. В какой-то момент Дора отчаивается и, поворачиваясь к пристыженному Пабло, кричит: «Пабло Пикассо, так вы меня любите?»
Это был вызов.
Дед встал, прошел мимо Доры и подошел к Мари-Терез.
Обнял ее за шею, взял за руку и ответил: «Дора Маар, знайте, единственная женщина, которую я действительно люблю, это Мари-Терез Вальтер. Вот она — перед вами, посмотрите, запомните!»
— На этом поединок закончился?
— Не совсем. Мари-Терез подбежала, больно ударила Дору кулаком в плечо и стала толкать ее к выходу. Хотя глубоко в душе понимала — все это пустая трата времени, театральщина. Искуситель Пабло не исправится.
— Что изменилось в любовном треугольнике после этой сцены?
— Практически ничего, лишь Доре отныне было запрещено выходить на связь по собственному желанию.
Он сам звонил и звал ее к себе, когда ему этого хотелось. Дора никогда не знала заранее, будет ли она ужинать с ним сегодня, увидит ли его завтра. Жила на стреме, полностью подчиняясь его капризам, превратившись в добровольную наложницу. А поскольку по сути своей гордячка Дора была женщиной свободолюбивой, подобная ситуация угнетала ее, отражалась на психическом состоянии — она стала впадать в истерики. А Пабло нравилась нервозность Доры, он даже считал, что состояние повышенной возбужденности ей идет. Он позволяет себе цинично заявлять журналистам: «Для меня Дора Маар — это образ женщины-плакальщицы. Воплощение мученицы».
Говоря так, Пабло отчетливо понимал, что именно он заставлял ее плакать и мучиться. Жестоко! Но в нем говорил не садист, поверьте. Сказывался необузданный нрав художника, который испытывал потребность в изучении подлинных эмоций, человеческих страстей, экстремальных чувств...
— После «драки» в мастерской события развивались по новой схеме?
— Нет, по прежней. Ничего не изменилось. Пабло продолжал жить между двух женщин, но в отличие от моей бабушки, которая искренне думала, что «там» все кончено, Дора знала правду — Пабло не собирался ни расставаться со своей гражданской женой, ни лишать себя права быть влюбленным в кого вздумается. На данном отрезке времени Пикассо любил Дору, и никто не мог ему этого запретить.
После безобразного столкновения в мастерской он стал более осмотрительным, и только. Отныне Пабло все контролировал и наотрез отказывался появляться с любовницей на публике, их отношения ушли в глухое подполье. Спустя десяток лет, окончательно расставшись с Пабло, бабушка анализировала сей тройственный союз и говорила так: «Я была его ангелом, а бедная Дора — демоном. Мы создавали разные полюса, и он сосуществовал между нами. Видимо, Пабло испытывал потребность постоянно чувствовать себя на острие. Так ему лучше работалось».
Тем временем война переместилась во Францию. Был установлен комендантский час, повсюду рыскало гестапо, людей охватил животный страх покушений, допросов, доносов. Расцвел черный рынок, страна испытывала перебои со всеми жизненно необходимыми продуктами — от бензина до хлеба.
Жители города передвигались пешком, жили в нетопленых домах, все мечтали только о том, как бы поесть и согреться. Но даже в этом общем горе дедушка осмеливался жить по закону своих чувств. Его не пугали даже пули снайпера!
Каждый день он без дрожи в коленках отважно проделывал огромный путь по пустынному городу, переходя от одной женщины к другой. Война не изменила его привычек. Хотя попадись Пабло Пикассо в лапы фашистам, ему пришлось бы туго — эмигрант в Париже находился в группе повышенного риска, его в любой момент могли выслать обратно на родину.
Но время шло, оккупация закончилась, тревога ушла и… — Дедушка опять влюбился?
— Опять.
И вновь в юное создание. Его избранницу звали Франсуаза Жило, и Пабло увидел ее майским полднем 1943 года за столиком ресторана «Пре Кателан», где она сидела со своим другом и покровителем, кинозвездой Аленом Кюни, в те дни блиставшим на экранах всего Парижа в картине «Вечерние посетители». Влюбленность Пабло в молодую художницу прошла незамеченной как для моей бабушки, так и для Доры, с которыми он, как ни в чем не бывало, одновременно продолжал жить и заниматься любовью! И все тянулось бы невесть сколько, не случись с Дорой несчастье. Она догадывалась, что происходит, и это приводило ее в полное отчаяние, Дора беспрестанно плакала, находилась в подавленном, угнетенном состоянии, нервные срывы повторялись все чаще. Однажды она не смогла больше им противостоять — и ее забрали в психиатрическую клинику Святой Анны.
Там врачи пытались лечить бедняжку электрошоком.
Лично я понимаю, что ответственность за ее тяжелое моральное состояние и помутнение рассудка на почве страданий лежала на Пабло. Но тогда об этом догадывались лишь его близкие друзья. Кто-то из них даже призывал Пабло проявить жалость и ответственность, убеждая, что это он довел Дору до психушки. Пабло, как мог, пытался загладить свою вину: добился, чтобы ее выписали, и приставил к ней «сиделку» — своего близкого друга, психоаналитика Жака Лакана.
Месье Лакан, изучив состояние Доры, пришел к выводу — у экзальтированной женщины были предпосылки для подобного диагноза, Пабло лишь подтолкнул ее к пропасти, нажал на «опасные рычаги», пустив судьбу Доры под откос.
— Он не пытался ее спасти?
— Его любовь к ней закончилась — скрывать это было уже бессмысленно, Дора все очень тонко воспринимала.
Но Пабло старался смягчить расставание. В августе 1945 года он повез Маар на прощальные каникулы в Антибы, где сделал последний подарок — купил ей дом в местечке Менерб. Именно там, кстати, она окончит свои дни.
На этом роман завершается, хотя, как уверяла меня бабушка, и Пабло, и Дора еще долго после расставания обменивались письмами, не теряя окончательно связи друг с другом. Не исключаю, что это всего лишь бабушкина фантазия. В 1997 году в Париже Дора умрет в полном одиночестве в возрасте 89 лет.
После смерти вскрыли личный архив Доры, который прежде никогда не покидал стен ее мастерской. Она оказалась не только одаренным фотографом, но и интересной художницей, которую Пикассо, и это логично, подавлял. В последние годы жизни Дора рисовала трагические вещи — мрачные, окутанные туманом окрестности вокруг своего дома в Менербе. Они передавали ее печаль, одержимость воспоминаниями о давно ушедшей любви.
— Франсуазу Жило Пикассо также предупредил о существовании гражданской семьи?
— Да, дед честно признался новой возлюбленной, что у него есть жена Мари-Терез и дочь Майя, к которым он сильно привязан и которых не хотел бы травмировать. Но юную художницу это не остановило.
Для нее 62-летний Пикассо был живым богом, и она отчаянно бросилась его завоевывать. У меня сохранилось письмо, которое Пабло написал Мари-Терез в пору увлеченности Франсуазой. Оно датировано 13 июля 1944 года. Цитирую:
«Запомни, ты всегда была для меня лучшей из всех женщин. Я люблю тебя, от всего сердца целую тебя».
В этом признании чувствовалось многое — и мольба о прощении, и прощание…
Соблазнив Франсуазу, дедушка параллельно успел очаровать еще и 17-летнюю поэтессу Женевьеву Лапорт, которая впоследствии долгие годы будет добросовестно исполнять обязанности тайной любовницы в отсутствие Франсуазы! Когда Пабло любил, он чувствовал себя неуязвимым и не стеснялся играть на нервах своих самых близких друзей, которые, естественно, были в курсе его амурных проказ.
Так, например, дед назначал любовные свидания в доме Поля Элюара в Сен-Тропезе — тот принимал Пабло с разными дамами, не зная, куда глаза девать от смущения.
В Жило Пабло обрел почти идеальную женщину — умную, энергичную, талантливую, яркую.
Он был настолько очарован, что стал просить девушку немедленно родить ему ребенка. Деду шел 66-й год, когда на свет появился его третий ребенок, сын Клод. Затем, через два года, Франсуаза родила дочь Палому.
Жило, в отличие от моей бабушки, не жила с закрытыми глазами. Застукав как-то Пабло в обществе той самой Женевьевы, забрала детей и без объяснений бросила Пабло.
Многие годы спустя прочел в ее воспоминаниях: «Я вдруг поняла, что он вообще не способен жить долго с одной женщиной — так всегда говорила его мать. Наверное, он мечтал бы о многоэтажном замке, где каждая любимая занимала бы свое место, а он в зависимости от настроения мог бы запросто навещать каждую. Пикассо — дьявол во плоти. Не понимаю, как Мари-Терез могла с ним уживаться все эти бесконечные годы, быть терпеливой, молчаливой, покорной — она же наверняка обо всем догадывалась!»
— Действительно, как?
— Знаете, мне кажется, бабушка всегда все чувствовала. Но таков был ее личный выбор — терпеть. Она его сильно любила! Но всему наступает предел, и такому святому терпению тоже.
Пришел день, когда она больше не смогла носить в себе столь тяжкий груз. Случилось это 20 октября 1977 года. Помню, в тот день мать обняла меня, прижала мою голову к своему плечу и прошептала: «Наша баба умерла. Внезапно». Внезапно? Я не сразу понял. Она жила одна на Лазурном побережье на своей вилле «Ла Люзитан».
Лишь годы спустя отец рассказал мне подробности. Оказывается, бабушка покончила с собой. Повесилась в гараже.
— Из-за Пабло?
— Другой причины быть не может. Она просто не смогла жить без него. Очень тяжело переживала его кончину. Оказывается, они постоянно поддерживали связь. За восемь дней до своей смерти Пабло звонил ей, и она очень расстроилась, почувствовав в голосе, малейшие оттенки которого прекрасно знала, усталость, болезнь и безысходность.
Да и последнее письмо, которое дедушка ей отправил, напугало Мари-Терез: почерк корявый, явно выведенный слабой, непослушной рукой. Бабушка тогда срочно связалась с мамой по телефону и предупредила: с дедушкой плохо, последите за ним!
Несмотря на его бесчисленные измены, Мари-Терез продолжала считать Пикассо своим самым родным и близким человеком. Жила лишь мыслями о нем. Со временем я узнал удивительные детали. Пикассо так никогда и не получил развода. В 1955 году Хохлова умерла. И дед чуть ли не в тот же день бросился умолять мою бабушку незамедлительно выйти за него замуж, но она отказалась. Слишком поздно. Запоздало счастливое предложение.
Она не смогла перебороть свою гордость, слишком сильна оказалась печаль от пережитых обид — иначе не объяснить сей отказ, что лишний раз доказывает мне — Мари-Терез знала о тайных изменах. После расставания Пабло продолжал заботиться о ней и ежемесячно, до своей последней весны, высылал деньги — сумму, примерно равную сегодняшним пяти тысячам евро.
— Как жила ваша бабушка у себя на юге?
— Очень одиноко. Ее жизнь была пустой, лишенной смысла, цели. Она постоянно нам звонила и писала… А где-то совсем рядом, на побережье, жил со своей очередной новой женой мой дед. Там же в объятиях другой женщины он и скончался.
Шесть месяцев длилось следствие по делу о «необъяснимом» самоубийстве.
Весь этот период тело Мари-Терез хранилось в судебном морге. Но так и не обнаружив ничего подозрительного и окончательно отклонив версию насильственной смерти, полиция наконец закрыла дело. Мама похоронила бабушку в Антибах. На похороны никто не пришел. После смерти единственного мужчины своей жизни Мари-Терез 5 лет пыталась найти душевное равновесие. Не смогла. Он был ее светом, ее судьбой, энергией. Его свет погас — у нее тоже остановилось сердце. Так закончилась история любви… Но время все расставило по своим местам — как я уже говорил, Пабло был похоронен в том самом галстуке, в котором был в день, когда встретил свою любимую, а на его могиле — изображение Мари-Терез… Они воссоединились в вечности.
— После ухода Франсуазы Пабло не долго оставался один?
— Не успела Франсуаза его бросить, как Пабло, которому к тому времени было уже 73, увлекся 28-летней Жаклин Рок. Она тоже только что развелась — вот они и сошлись на почве одиночества, а 2 марта 1961 года отпраздновали свадьбу. Их разделяло 45 лет! Молодожены поселились на Лазурном побережье, в Мужен.
— Кого из женщин вы могли бы назвать главной любовью Пикассо?
— Никого. Все женщины в его судьбе были «проездом». Главной страстью его существования было только творчество. Не случайно же самым первым словом в жизни Пабло было не «мама», а «карандаш» (он кричал «piz», от испанского «lapis») — это мне бабушка рассказывала. И в утро своей смерти он также требовал подать ему карандаш и бумагу.
Для женщин одержимость Пабло работой была тяжким испытанием, они вынуждены были делить мужчину с неодолимым врагом.
Пабло никого не выделял из своего гарема, никого особо не предпочитал. Женщины были для него словно планеты-спутники, которые вращались вокруг солнца — Пабло. Неисчислимые любовные приключения Пикассо свидетельствовали о его необузданной потребности любить, ощущать любовь. Он как-то признался: «Для меня любовь важна принципиально. Для меня любить — главное. И если наступит такой день, когда не останется никого, кого я мог бы любить, — полюблю что угодно, даже дверную ручку! Я испытываю жизненную потребность в переживании этого чувства!» Мне кажется, Пабло позволил себе роскошь жить чувствами — он был свободен в выборе, любил кого хотел.
Вот что я понял, пытаясь самому себе ответить на вопрос о любвеобильности деда. Мы все закомплексованы, боимся себя, боимся любить, боимся ответственности, боимся быть преданными. А вот Пабло не боялся ничего, он бросался в любовь всем сердцем, как в опасное приключение, полное открытий. Любовь его рождала великие картины, которыми восхищаемся мы и которыми будут восхищаться еще многие поколения. И такую любовь я могу назвать воистину прекрасной.
Да и умер дед, произнося слова любви. Ему шел 92-й год, когда он тяжело заболел пневмонией, слег, дышал через респиратор. Плохо себя чувствовал. Жаклин постоянно вызывала врача.
И в то весеннее утро 8 апреля 1973 года, когда деду стало вдруг особенно дурно, она пригласила месье Армана Антеби, который его наблюдал. Обменявшись со своим пациентом незначительными фразами, Антеби вдруг услышал от Пабло такой вопрос: «Вы женаты?» «Нет», — отозвался врач. Пабло перевел взгляд на Жаклин, взял ее руку и тихо, едва слышно сказал: «Вы обязательно должны жениться. Обязательно». А потом обратился к жене: «Жаклин, напоминай об этом Антеби. Женитьба прекрасна…» — это были его последние слова.
— Как Жаклин пережила свое горе?
— А она и не пережила. Прошло около девяти лет после того, как не стало Пабло, и Жаклин решила свести счеты с жизнью. Она пустила себе пулю в висок 15 октября 1986 года. Пабло был смыслом ее существования. Он умер — и смысл ее жизни иссяк, наступил кромешный мрак.
Как и для моей бабушки… В этой одержимой любви и жертвенной гибели Жаклин и Мари-Терез очень похожи.
— Пабло Пикассо был самым богатым художником мира. Это миф?
— Нет, правда. Дедушка оставил гигантское творческое наследие. Судите сами: 1 885 холстов, 7 089 рисунков, 1 228 скульптур, 6 112 литографий, 2 800 керамических изделий, 18 095 гравюр, 3 181 эстамп, 149 тетрадей, содержащих 4659 рисунков и этюдов, 8 ковров и 11 гобеленов. К этому списку стоит добавить недвижимость, счета в банках… В пересчете на современные деньги состояние дедушки оценивается в 695 915 026 евро.
Но материальные ценности никогда не имели для него принципиального значения.
Он всегда говорил своим детям: «Живите скромно, но с деньгами в карманах — на черный день».
— Пабло Пикассо при жизни стал легендой. У него было все, чтобы быть счастливым человеком, — признание, достаток, любовь. Но был ли он по-настоящему счастлив?
— Он принадлежал к той эпохе, когда легкость бытия не являлась правилом существования. Жизнь была ежедневным подвигом. Все жили на преодолении. То была эпоха, когда люди умирали в младенчестве из-за болезней, против которых еще не нашли лекарств, умирали в юности из-за голода, а в старости — от отсутствия средств к существованию, умирали на войне и после войны от полученных ран, жизнь была упрощенной, дикой и тяжелой, а смерть — ее неотъемлемой и такой привычной для всех частью.
Поэтому у поколения моего деда понятие счастья сводилось к самому элементарному: счастье — это то, что ты жив. Просто жив. И в этом отношении он считал себя счастливым, потому что время шло, добавлялись годы, а он все жил и жил.
А еще он был счастлив своему открытию, о котором не раз говорил дочери Майе: «Мне понадобилось 60 лет, чтобы постичь смысл своей жизни — научиться рисовать как ребенок». Это действительно подлинное счастье для художника — вновь вернуться в детство, в непосредственность восприятия мира и в чистоту, вернуться ко всему, что человек утрачивает с годами.
Пабло Пикассо рисовал как ребенок. В этом и заключается его тайна, разгадка гениальности. Не потому ли именно дети с ходу воспринимают все его ломаные-переломаные конструкции, перекошенные лица и причудливо собранные коллажи человеческих фигур?
Так дети видят мир — ярко, сказочно, непосредственно, смешно, счастливо.
Мой дедушка дал волю своим чувствам во всех смыслах этого слова, он реализовал себя на тысячу процентов — и в любви, и в творчестве, поэтому я конечно же могу назвать его воистину счастливым человеком.
Париж
Подпишись на наш канал в Telegram