Как-то совсем недавно читаю в интервью Панкратова-Черного, что, мол, у нас с Изотовой есть дочка. Меня такое зло взяло! Теперь с его подачи мою Дину считают его дочерью. Помню, Саша и ко мне приставал: «А Дина не моя дочь?» — «Конечно, не твоя! Я же после тебя замужем была». Но он не унимается, звонит: «Как Диночка? Помнишь, она меня папой Сашей звала?» Это его вечное «а помнишь?» всю жизнь меня преследует…
Наш с Панкратовым роман тянулся довольно долго — с перерывами года два.
А в Махачкале на съемках его фильма мы расстались. Прошло три года, я успела выйти замуж и родить дочь, прежде чем мы с ним снова встретились. Ну не могу же я беременной три года ходить?!
Трагическая история жизни моего отца и история моего «похода» замуж за Панкратова развивались параллельно. Говорят, женщины всегда ищут в своих избранниках черты любимых отцов. Хочу это утверждение опровергнуть: мой отец и мой муж были диаметрально разные…
Я — киношный ребенок. Родители — оба актеры: Инга Будкевич и Эдуард Изотов. Оба статные, сказочно красивые. Да они в сказках и снимались. Мама играла раскрасавицу Царевну в фильме «Огонь, вода и... медные трубы», а папа — всеми любимого Иванушку в «Морозко».
И прожили они вместе, как в сказке, 25 лет, правда, потом сказка превратилась в триллер…
Мы познакомились с Панкратовым, когда я училась на последнем курсе ВГИКа. Как-то в одной веселой киношной компании нас представил друг другу Сережа Конов (нынешний муж Екатерины Редниковой). Я не замечала, что нравлюсь Саше. Никаких особых знаков внимания он мне не оказывал. Мы просто дружили большой компанией, часто встречались в Доме кино, бегали на закрытые показы.
Панкратов был лет на десять меня старше, он уже закончил режиссерский факультет.
Тем летом Сережа Конов работал переводчиком на Московском международном кинофестивале. И мы всей компанией встречались на балконе фестивального кинотеатра в гостинице «Россия».
Панкратов (а он уже тогда гордо добавлял к своей фамилии Черный), сидя рядом, так смешно «переводил» иностранные фильмы, что я постоянно хохотала. Он мне сразу понравился. Веселый, смешной, обаятельный. Глаза блестят, усы по-гусарски топорщатся.
И у нас начался роман. Не знаю, чем он меня привлек? Не гипнотизировал, не дарил цветов, серенад не пел. Просто появилась обоюдная симпатия.
Встречаться было особо негде, поэтому общались урывками — на студии или в Доме кино. Звонки, короткие встречи и расставания. Саша долго жил в общежитии, потом снимал квартиру. Он же с Алтая приехал…
Квартира, в которой Саша назначал мне свидания, была где-то на юго-западе.
Первое, что я там увидела, были висевшие на стене фотографии молодой женщины с ребенком. Панкратов признался, что это та самая Юля, о которой он раньше рассказывал. Правда, про то, что Юля родила ему сына Володю, ничего не сказал…Саша не был на ней женат, вот и чувствовал себя свободным.
Юля была дочкой известного оператора Владимира Монахова, снимавшего с Бондарчуком «Судьбу человека». Из любви к Саше она сбежала из родительского дома. Юлин отец на дух не переносил Панкратова, подозревал нищего провинциала в корысти: мол, хочет жениться на его дочке ради прописки.
Панкратов клялся, что давно не живет с Юлей. Ну да, так получилось, родился сын…Что уж теперь поделаешь?
Его квартира была страшно запущенная, холостяцкая. Помню, как-то хотела что-то приготовить, полезла в духовку, а там — грязные, давно не мытые сковородки. Присутствия женщины в квартире совершенно не чувствовалось. Наверное, поэтому я и поверила, что он там живет один, без Юли…
Помню, Саша все время жаловался на ее семью. Теща, по его рассказам, не пускала его на порог. Но ему, дескать, это безразлично, жениться на Юле он все равно не собирается. А меня кормил обещаниями: «Вот только сын подрастет — и я от Монаховой уйду… Подожди, подожди…»
Если честно, слушать истории о его взаимоотношениях с другой женщиной было неприятно. Ну зачем все это мне знать? Почему терпела? Объясняется это очень просто: была в него влюблена. Мне же всего 20! И это первая взрослая любовь в моей жизни…
Да и не нужны мне были его клятвы!
Женится — не женится... Какая разница? Главное, я не собиралась за него замуж. Мне с ним было необыкновенно весело. Он постоянно острил, шутил, даже в любви умудрился объясниться как бы не всерьез.
Это теперь к нему приклеился ярлык «донжуана», а тогда он мне казался просто общительным парнем. Помню, ко всем дамам в Доме кино подойдет, обнимет, расцелует. Ну и что такого? Это было киношное особое братство. Все были как одна большая семья.
Мы эпизодически встречались в его квартире и снова разбегались в разные стороны. Помню, Саша спросил у меня, уезжая на съемки: «Что тебе привезти из Узбекистана?» — «Казан». И он привез настоящий казан.
Мне было очень приятно, что он не забыл мою просьбу.
Поначалу все было легко и весело, а потом мне надоело скрываться. Если мы любим друг друга, зачем вся эта конспирация?
Свои переживания я старалась скрыть от мамы, потому что знала — он ей не симпатичен. А вот папа всегда был рад нас с Панкратовым видеть. К тому времени мои родители разошлись. Мама вышла замуж за режиссера Юрия Мастюгина, а папа женился. Папина жена Ира работала на «Мосфильме» монтажером.
Когда Саша говорил, что Юля с ребенком дома и нам негде встречаться, я звонила папе: «Можно мы приедем?» — «Можно». Ира накрывала на стол, папа доставал графинчик водочки.
Мы каждый раз засиживались допоздна, а потом куда было деваться? И папа с Ирой деликатно предлагали: мол, дорогие гости, оставайтесь у нас ночевать.
Сейчас вспоминаю о себе того времени и поражаюсь: какой я была дурой! Всему, что говорил Саша, безоговорочно верила. Помню, как он обещал, что будет снимать меня в своих будущих фильмах. Все нахваливал: «Ты такая красивая! Такая талантливая!» А для молодой актрисы это бальзам на душу. Как-то встречаемся на «Мосфильме». Панкратов только получил постановку фильма «Похождения графа Невзорова».
— Ты чего летом делаешь?
— Ничего… А что?
— Не хочешь у меня сняться? Правда, роль небольшая, зато на юге отдохнешь… Махачкала. Каспийское море.
И мы поехали на съемки в Махачкалу. С нами был и Сережа Конов, наш общий товарищ. Он играл в фильме белогвардейца.
Именно там, на юге, у нас с Панкратовым все началось серьезно. Это было так красиво: море, съемки, любовь…
В Махачкале вся съемочная группа разместилась в одной гостинице. Я жила в номере с актрисой Алисой. Свои отношения мы с Сашей старались не афишировать, встречались тайком после съемок. Но это нам казалось, что «тайком», на самом деле все уже обо всем догадались. Ну как скрыть чувства, когда все на наших лицах написано?
И тут в Махачкалу неожиданно приехала…
Юля Монахова. Саша, чтобы не было никаких эксцессов, накануне вечером меня предупредил: «Завтра приезжает Юля». Я расстроилась, хотя пыталась не подать виду.
Может, ей кто-то донес обо мне, или она сама решила проконтролировать своего гражданского мужа? Но вела она себя достойно: ничего не выясняла, ко мне не подходила. Мало ли кто что говорит? А уж как он ей морочил голову, не знаю…
Саша, выкроив минутку во время съемки, виновато шепнул: «Она ненадолго. Скоро уедет».
Конечно, я его ревновала. Каково мне было постоянно видеть их вместе? Мы же все рядом, в одной гостинице.
Однажды заходим с Алисой в столовую, а там сидят Панкратов с Юлей, мило воркуют. И это после всех признаний в любви и клятв?! Саша заметил меня и тут же трусливо отвел глаза. Я развернулась и вышла из столовой. Потом весь вечер прорыдала в подушку, хотела завтра же улететь домой. Утром подхожу к директору фильма и на ходу придумываю: «Мне надо срочно в Москву… по семейным делам». Но он меня не отпустил: «Нет-нет. У тебя еще остались съемочные дни, придется доработать». Но желания работать у меня уже не было…
А потом Юля уехала. И Саша тут же прибежал ко мне. Мы, конечно, помирились, но осадок остался….
Как-то мы с Алисой решили пойти на базу, где артисты переодевались и гримировались, без сопровождения. Обычно нашим телохранителем был здоровый Сережа Конов, а тут так получилось, что мы оказались одни.
А что такого? Это было днем. Центр города. Идти всего метров восемьсот.
Мы с Алисой вышли из гостиницы и идем по улице. Вдруг нас окружила толпа местных ребят: «Ой, какие красавицы! Ай-ай-ай!» Вначале они шли сзади, потом стали приставать, преграждать дорогу. «Только молчи! — шепчу Алисе. — Не отвечай». Но тут кто-то грубо сорвал цепочку с моей шеи и схватил за руку, я не выдержала и резко ее выдернула, крикнув парню: «Не трогай меня!» Он меня толкнул, я упала и закрыла лицо руками. Меня стали избивать ногами. Не знаю, что со мной было бы, если бы Алиса не стала громко звать на помощь. Прохожие вызвали милицию. Этого хулигана отправили в «кутузку», а мне вызвали «скорую» и зафиксировали побои.
Съемочная группа была в шоке. Все растерялись: что делать? Панкратов оперативно переписал сцены, вычеркнув меня, а мне велел не выходить из гостиницы. У моего номера чуть ли не круглосуточно дежурил Сережа Конов. Наша гостиница была окружена многочисленной родней арестованного парня. Его мать и сестра рвались ко мне, чтобы уговорить забрать заявление из милиции. Над моим обидчиком должен был состояться суд. Меня срочно отправили в Москву: купили билет на самолет и ночью вывезли в аэропорт...
Закончились съемки. Все вернулись в Москву. При встрече с Панкратовым я ему сказала: «Знаешь что, Саша, ты разберись со своими отношениями с Юлей. А то говоришь одно, делаешь другое… Я ведь видела, как ты отвел глаза в столовой». Он, как всегда, пытался меня успокоить: «Верка, ты что, не понимаешь?
Она сама приехала. Ну как я ее прогоню?» Меня страшно раздражала эта «Верка», каждый раз его одергивала: «Ну какая я тебе Верка? Я — Вероника». А он опять за свое: «Верка, Верка» или иногда звал по фамилии — Изотова.
Короче, мне все это надоело, и мы расстались. Я человек терпеливый, но если что-то решаю, решаю твердо. Я уже созрела для семьи, и меня не устраивала роль тайной любовницы Панкратова…
Как-то спустя время звонит мне зять Евгения Матвеева, актер Олег Измайлов: «Подъезжай на Тверскую. Я там с другом встречаюсь и сценарий заодно тебе передам». Так мы с моим будущим мужем Валентином Бубенцовым и познакомились. Валя работал в «почтовом ящике», был далек от кино. Мне вдруг захотелось нормальной, спокойной семейной жизни, без какого-то актерства и безумств.
Поженились мы с Валентином на Красную горку.
Вся Москва в тот период была оклеена афишами фильма «Мы из джаза», и со всех сторон на меня топорщились усы Панкратова. Снявшись у Шахназарова, он в одночасье стал звездой. Помню, как мы с мужем ходили смотреть «Мы из джаза».
— Ну и как тебе твой бывший?
— Хорошо.
Валя был в курсе наших отношений с Панкратовым, я ему все честно рассказала.
Вскоре я забеременела. А тут звонят из актерского отдела и предлагают сняться в советско-словацком фильме «На другом берегу — свобода».
И я поехала в Словакию.
На съемках собралась хорошая компания: Александр Белявский, Сережа Мартынов, нынешний муж Иры Алферовой, и Анатолий Кузнецов. Съемки продолжались три месяца. Возвращаюсь наконец в Москву. Вечером муж осторожно спрашивает: «А ты знаешь, что с твоим отцом случилось?» — «Что?» — «Его посадили». Я тихо опустилась на стул…
Звоню маме, а она в трубку рыдает. Оказывается, папа с женой решили приобрести дачу, а денег на покупку не хватало. Вот они и решили обменять тысячу долларов и несколько золотых монет на рубли. А времена были суровые, андроповские. И за подобные «валютные операции» грозил большой срок.
Ира договорилась со своей знакомой валютчицей встретиться на Тверской у кафе «Лира». На «стрелку» они отправились втроем: папа с Ирой и ее бывший муж, который сел за руль. Моему законопослушному папе сунули в сапог сверток с монетами и зелеными купюрами. А у кафе «Лира» их ждала не старая знакомая, а милиция. Оказывается, за ними давно следили.
Что тут началось! Всех троих арестовали и посадили в разные тюрьмы.
Помню, как мы с мамой ходили на все заседания суда на Бутырском валу. И вот стою я с большим животом в коридоре, вдруг вижу — папу ведут конвоиры. Идет он, бедный, голову вжал, руки в наручниках за спиной. Меня увидел, но остановиться ему не дали. Так и прошел мимо, только голову еще ниже опустил… Еще до суда мама бегала по «Мосфильму», собирала подписи в защиту бывшего мужа.
Письмо подписали все: Ларионова, Рыбников, Хитяева, Глебов, Крючков, Стриженов... Олег даже на суде выступил с речью в защиту друга: «Изотов — великолепный артист, его любят зрители. Он честный и порядочный человек. Да он даже не знает, что такое валюта! Это роковая случайность, ошибка…»
Я сидела в зале и, не отрываясь, смотрела на отца. Он был в светлом свитере, лицо белее мела. Для него оказаться за решеткой было страшнее смерти. Его, честного, бесхитростного человека, вдруг сделали каким-то дешевым фарцовщиком!
Суд все же учел заслуги Эдуарда Изотова в отечественном кино и приговорил к трем годам тюрьмы — это был минимальный срок за подобное преступление.
Слава богу, его оставили в Москве, в «Матросской тишине».
Помню, как мы с мамой ходили к нему на свидания. Носили передачи с домашней едой, банки с его любимым вареньем. Каждый раз меня поражала произошедшая в нем перемена. Он был уже совсем другим. Казалось, его убивает чувство стыда и ужаса от всего произошедшего. Холеный, веселый красавец, любимец всей страны превратился в полностью раздавленного человека с потухшим взглядом. Всю жизнь его баловали родители, лелеяли и холили женщины, и вдруг все изменилось! Лязг ключей, на окнах решетки, баланда… Для него каждая минута, проведенная в тюрьме, была невыносимым кошмаром, пыткой.
Однажды мама принесла ему фото моей маленькой дочки: «Посмотри. У тебя внучка родилась, Диночка…»
Он только потянулся за снимком, как за его спиной рявкнула надсмотрщица: «Руки!» Папа тут же в испуге отдернул руку. Мама пыталась его переключить: «Эдик, представь, что это кино. Ты же актер, выйдешь из тюрьмы с таким жизненным опытом, потом в профессии пригодится!» Но он только рукой махнул: «Ну о чем ты говоришь, Инга? О чем?!» А тут раздается резкий окрик: «Свидание закончено! Руки за спину!» Мама со слезами смотрит ему вслед, а он бредет за всеми, поникший и убитый…
Однажды зимой я повела крошечную Динку к деду в тюрьму. Она была такая хорошенькая в серой мутоновой шубке! Когда папа увидел внучку, он зарыдал. Дина тоже заплакала. Это было очень тяжелое зрелище. Так и проплакали все свидание… Мы с мамой пытались, как могли, смягчить его участь.
Его друзья-артисты тоже поддерживали папу. Все время ездили в «Матросскую тишину» с выступлениями. Папа с сокамерниками перед концертом сколачивали из досок сцену. Там побывали все: Моргунов, Анофриев, Ларионова с Рыбниковым, Жора Юматов с Музой, Вицин... Папа сидел в первом ряду, и каждый выступавший старался его приободрить: «Держись! Уже немного осталось!»
Папу освободили за примерное поведение на полгода раньше. В кино его уже не снимали, благодаря отчиму он занялся дубляжом. Постепенно стал оживать. Помню, как папа с Ирой даже на мою свадьбу пришли в «Арагви». А я вышла замуж … вы не поверите, за Панкратова-Черного!
Так получилось, что после рождения Диночки мы с Валей очень быстро разошлись.
Он хотел, чтобы я перестала сниматься в кино, занималась ребенком, сидела дома, а я взбунтовалась. К моменту встречи с Панкратовым я жила одна с трехлетней дочкой.
Мы встретились с ним случайно на съемках фильма «Где находится нофелет?»
Звонит как-то Анатолий Эйрамджан и предлагает сняться у него в эпизоде. По сценарию мы с Леной Аржаник прогуливаемся по улице Горького, а к нам какой-то нахальный парень пристает с дурацким вопросом: «Девочки, а где находится нофелет?» Вот тут и выяснилось, что этого парня играет… Панкратов-Черный. Саша, увидев меня, был приятно удивлен. Мы встретились без обид, как старые добрые друзья, словно и не было тех пяти лет, как мы расстались.
«А помнишь, как в Махачкале мы тебя спасали?» — хвастливо спросил он. Опять его привычное «а помнишь»… Он увидел меня и снова влюбился. И понеслось все сначала…
Съемки «Нофелета» закончились. Меня вызвали на «Мосфильм» на озвучание. Стоим с Панкратовым в тон-студии и дурачимся. Саша, как всегда, со своими шутками-прибаутками. Вдруг неожиданно спрашивает:
— Изотова, выйдешь за меня замуж?
— А что? Выйду!
Ну почему хорошую шутку не поддержать? А он меня со смехом подначивает: «Давай-давай». Так мы с этим «давай-давай» и дошли до загса. Вроде как дурака валяли, а получилось всерьез… Моя мама была в шоке и пыталась меня отговорить: «Панкратов тебя уже один раз обманул.
Как ты можешь ему верить?» Но куда там! Я никого не слушала. С тех пор столько лет прошло, обиды забылись...
«Мам, да я его люблю! Он же самый «обаятельный и привлекательный!» — так я отвечала на ее мрачное возмущение: «У вас все равно ничего не получится». Да и как мне было ему не поверить? Он ведь замуж позвал, а не на тайную встречу! Значит, у нас все серьезно. И я забыла и Махачкалу, и съемную квартиру, и слезы в подушку...
А Саша пытался «подкупить» тещу своим обаянием: «Инга Николаевна, я вас буду снимать в своих фильмах, и Веронику…» Мама к его обещаниям относилась с недоверием и каждый раз его перебивала: «Не надо меня снимать.
Главное — девочек не обижай…»
Мы подали заявление в загс. Но я-то свободный человек, а вот Панкратову пришлось все же уйти от Юли Монаховой…
Свадьбу отгуляли весело в ресторане «Арагви». Целый зал снимали. Среди гостей были и Карен Шахназаров, крестный отец Панкратова в кинематографе, Владимир Меньшов с Верой Алентовой... Их дочка Юля, помню, спела русскую народную песню. Сашиным свидетелем был его богатый друг из Узбекистана.
Потом Саша пришел жить к нам на проспект Мира. В двухкомнатной квартире каким-то чудесным образом поместились: маленькая Дина с моей бабушкой и мы с Сашей. Вещей у него было немного: чемоданчик с парой брюк и стихами.
Я даже не знала, что Панкратов — поэт. Однажды он похвастался: «Я, между прочим, член Союза писателей!»
Помню, как ему выделили комнату, бывшую дворницкую, на улице Горького. Мы вместе ходили смотреть ее. Огромные потолки и крошечное окошко прямо над аркой.
Первое время он играл роль прекрасного семьянина. Как надел обручальное кольцо, так его и не снимал. Правда, продержался в этой роли недолго. А я варила борщи, накрывала столы для его бесконечных друзей, терпела поздние возвращения. Он любил при гостях подмигнуть в мою сторону и похвалиться: «Моя Верка хоть куда!»
На что существовали? Да как все! Есть деньги — хорошо, нет — у кого-нибудь займем.
У нас не было общей «тумбочки», из которой мы брали деньги на покупки. — «У тебя есть червонец?» — «Есть!» — «Вот и здорово!»
Помню, как ему позвонила какая-то актриса: «Саш, когда долг вернешь?» «Верну-верну, — тут же ответил Панкратов.
— Завтра же! В три на «Мосфильме». Устроит?» Но назавтра он ни на какой «Мосфильм» не поехал. Когда я его спросила: «Тебя же на «Мосфильме» ждут!», он отмахнулся: «Да куда она денется? Она там каждый день бывает».
Одного у него было не отнять — он любил детей. Диночка очень привязалась к Саше. Ничего не скажу, он с ней ласково обращался: «Диночка, Диночка», а она ему: «Саша, Саша». Сказки рассказывал ей. И так смешно изображал всех героев, что дочка заливалась от смеха.
Недаром Саша в детстве мечтал стать клоуном. Он, как никто, умел смешить. Но глобально ребенком не занимался. Да и потом у Дины был родной отец.
Валя после нашего развода так и не женился, посвятил себя дочке. Он приходил к Диночке каждый день. По 2 – 3 часа в любую погоду гулял с ней. Все бабки у подъезда, глядя им вслед, завистливо вздыхали: «Ой, какой отец у Диночки!» Он все игрушки в «Детском мире» скупал, не глядя на цену. С Панкратовым у него были нормальные отношения. Может, Валя и ревновал меня к нему, но виду не показывал. Видимо, чувствовал, что это у нас ненадолго…
Со стороны я, наверное, выглядела полной дурочкой. Ушла от такого положительного человека, прекрасного отца к гуляке Панкратову.
Эх молодость, молодость… Это сейчас, прежде чем сделать шаг, сто раз подумаешь!
Панкратов в отличие от моего бывшего мужа отцом был никудышным.
О том, что у Саши где-то растет еще и дочка, я не знала. Оказывается, он до меня был официально женат на нижегородской актрисе, которая родила от него девочку. Я узнала об этом недавно, когда он сам признался в интервью, что стал дедом. Саша вообще о себе рассказывал лишь то, что считал необходимым. Больше любил байки травить. А говорил так искренне, что сидишь открыв рот и веришь каждому слову. Одним словом, птица-говорун! Вешал лапшу на уши профессионально. Только потом ты начинаешь ее снимать, снимать, снимать… Не знаю, занимался ли он своим сыном?
Но как-то при мне звонил на квартиру к теще и расспрашивал Юлю: «Как там Вовочка?» Давал советы. Его сын собирался в первый класс. О Юле мы мало говорили. А она никогда не возникала, ушла в тень…
Честно говоря, Юля — необычайно мудрая женщина. Сколько терпела от него: и измены, и уходы к другим, и женитьбы... Да ей памятник поставить надо! Недаром он каждый раз к ней возвращался. И они до сих пор вместе…
Наше совместное существование семьей было назвать трудно. Наверное, многие надо мной посмеивались: вот, мол, вышла замуж за такого компанейского парня и решила, что он изменится. А я, честно, и не предполагала, что он НАСТОЛЬКО компанейский. Встречались-то все время урывками, никогда не жили вместе.
Конечно, как и любая женщина, думала, что моя любовь его изменит. Но переделать Панкратова, думаю, никто не смог бы.
В нашем доме, таком тихом и спокойном, поселилась суета. Звонки, вечные гости, хлопанье дверями до утра: кто-то приходит, кто-то уходит... Панкратову днем и ночью звонят друзья. У нас был Смольный! Саше постоянно приносили откуда-то подарки. Как-то, помню, притащили батарею бутылок — презент от поклонников из далекого Дагестана. Помню ящики с фруктами из Тбилиси.
Саша дома бывал редко. Пропадал в Доме кино, вернее, там он и жил. Как на работу туда ходил. Ему и сценарии туда, на проходную, отправляли. В Доме кино был знаменитый на всю Москву ресторан, где собирались киношные компании. А Панкратов был душой любой компании.
Поэтому виделись мы редко.
Он возвращался домой, когда я спала, или я приезжала откуда-то со съемок, когда он уже спал. Моя бабушка готовила на всю семью, смотрела за ребенком. Она зятя не очень привечала. Помню, бывало, придет Панкратов навеселе и с ней в коридоре раскланивается: «Здрасьте, Марь Алексеевна!», а она ему строго: «О-о! Явился, не запылился!» А он хохочет в ответ, играет своими ямочками: «Ой, Марь Але-ек-се-евна!» И она таяла. Умел он женщин очаровывать, ничего не скажу…
Но это еще ладно, потом пошло все хуже и хуже…
Как-то вечером звонит, отмечается: «Я с компанией. У вас все хорошо? Я буду поздно…» И вот это «я буду поздно» раздавалось постоянно. Это было невыносимо.
Или звонит ближе к ночи: «Верка, я в Доме кино, подъезжай». «Не могу, — говорю. — Я одна с Динкой». — «А ты ее к матери отведи». — «Нет-нет, я не приеду». — «Ну, в общем, надумаешь — приезжай». И вешает трубку. А приходит под утро.
Иногда заявлялся с друзьями. Они, естественно, оставались у нас ночевать. Ну не выгонять же их в таком состоянии? Как-то зашла ко мне мама и обомлела: на чистой детской постели прямо в ботинках спит пьяный знаменитый режиссер. Ну что это?
И я постепенно стала понимать: для семейной жизни Саша не создан. Надо было либо терпеть все его приходы-уходы, либо расставаться…
Помню, уехала на съемки в Ленинград, поручив дочку бабушке. Перед приездом звоню Саше: «Пожалуйста, встречай на вокзале, у меня сумки тяжелые».
Выхожу на платформу. Зима, холод жуткий. А меня никто не встречает. Стою у вагона и с ужасом думаю: что делать? Слава богу, какой-то мужик помог до такси мое добро дотащить. Приезжаю домой, открываю дверь квартиры. Он сладко спит, случайно забыв раздеться. Я как увидела эту картину, обмерла. И это при ребенке!
То, что Саша любит красивых женщин, я знала. Только завидит в ресторане симпатичный объект — и тут же включает свое обаяние. А все женщины, увидев его, таяли, они видели в нем героя из полюбившегося фильма «Мы из джаза».
Правда, его, опытного ловеласа, не поймаешь. Но однажды…
Были мы с Сашей в гостях. Вернулись домой в хорошем настроении.
Решили чаю попить. Я ставлю чайник со свистком на плиту и зову его: «Саша, Саша!» — он не откликается. Выхожу в коридор, а дверь в нашу комнату плотно прикрыта. «Странно…» — думаю. А за дверью слышу ласковое журчание — Саша с кем-то по телефону амурничает. Тихо поднимаю трубку параллельного аппарата. А там такое! «Когда мы встретимся, Саша?» — «Я тебя люблю, Лена. Скучаю безумно» И ах-ах-ах! А мы, считай, с ним только поженились. Я еще понимаю, если бы семь лет вместе прожили, а тут всего семь месяцев! Разве такое бывает?
И тут я узнаю голос Сашиной собеседницы. Ба! Да это же Лена Аржаник. Она играла голую секретаршу в «Городе Зеро», а в «Нофелете» — мою подружку, которая клюнула на слово «нофелет». А я-то не знала, что она «клюнула» и на моего мужа!
Возвращаюсь на кухню. Заходит Саша в веселом настроении. Он уже явно о свидании договорился. Руки потирает: «Ну что, будем пить чай?» Я спрашиваю: «Кому звонил?» Он стал путаться: мол, это Петя, старый друг. Вижу — выкручивается, как может.
— Хватит врать, что это за Лена?
— Какая Лена?! Ты что, Изотова, совсем от ревности свихнулась?
От возмущения он чуть не лопается: «Что ты придумываешь? Ничего не было! И Лены никакой не знаю». И вдруг я почувствовала такое отвращение от его вранья, что захотелось его убить!
А тут засвистел чайник. Это был сигнал к атаке! Я схватила кипящий чайник и швырнула в Панкратова. Саша в страхе отскочил в сторону. Чайник упал на стол, во все стороны полетели чашки, блюдца.
Шум от звона разбившейся посуды был страшный. Его ошпарило кипятком. Он обалдел. Эта сцена настолько засела в его голове, что, когда мы сейчас встречаемся, он каждый раз спрашивает: «А чайничек-то помнишь?» «Помню. Жаль, что не попала…» — отвечаю я.
Самое смешное, что он при этом был патологически ревнив. Недаром же говорят, что человек судит о других по себе.
Как-то случайно пересеклись в Свердловске, он снимался в какой-то картине, я приехала на пробы. Помню, стоим на проходной киностудии, а он меня допрашивает: «Ну что, давай рассказывай, с кем ты тут? А-а-а, с этим снимаешься? Поня-я-я-тно!» И это протяжное «поня-я-я-тно» каждый раз сопровождалось выразительным закусыванием уса.
И я вроде как становилась виновата…
Если я уезжала на съемки в другой город, это был кошмар! Он буквально не давал мне выспаться ночью. Без конца звонил, проверял, одна ли я в номере. Только засну — опять звонок. Наутро выхожу на съемочную площадку с синяками под глазами. Я пыталась ему объяснить, что мне надо выспаться, а он с подозрением: «Говорить не можешь? А-а, все поня-я-я-тно!»
28 мая наступил день моего рождения. Мы заказали стол в Доме кино. Пришли гости. В разгар застолья подходит ко мне Боря Мессерер с огромным букетом роз. Оказывается, он случайно заехал в ресторан, узнал, что у меня день рождения, и преподнес цветы. Это было так приятно! Но Панкратов от злости чуть стол не опрокинул. Куда делась его улыбка?
Он бешено сверкнул глазами и сказал: «Так. Поехали домой!» Праздник был испорчен. Цветы остались стоять в вазе на столе в ресторане…
В такси с нами сели мама с мужем. «Это что такое? — не стесняясь их присутствия, стал меня отчитывать Саша. — Да кто он такой!» Когда мама выходила из машины, я успела ей шепнуть: «Я боюсь…»
Только мы зашли в квартиру, как начался скандал. Слава богу, бабушка с дочкой были на даче. Он кричал, качал права, что я не имею права ни от кого принимать цветы. На что я ему сказала: «А кто ты такой, чтобы мне приказывать?» Вдруг он замахнулся, и я почувствовала сильный ожог на своем лице. От ужаса я оцепенела и услышала его слова: «Вот теперь будешь знать, кто я такой!» Я была в шоке. Меня в жизни никто пальцем не тронул.
Я кинулась к телефону:
— Мама, приезжай, он меня ударил!
— Как ударил?! Не может быть!
Мама с Юрой немедленно приехали к нам, они жили рядом. Когда я им открыла дверь, они ахнули: мое лицо распухло. А мне завтра лететь на съемки картины «Светлая личность» в Одессу. Пришлось звонить в съемочную группу и врать, что заболела и не могу приехать.
Мама тут же потащила меня в ванную делать холодные примочки. Юра пошел разбираться с Сашей. Панкратов сидел на кухне, подперев голову руками, и плакал. Юра к нему: «Ты что делаешь? Да как ты посмел руку на нее поднять? С ума сошел?» «Я — алтайский мужик! Не позволю!» — заорал Панкратов.
Вошел в роль, да еще и под градусом. Юра сжал кулаки и закричал: «Подонок! Вон отсюда!» А он себя в грудь бьет: «Я — муж! Пускай помнит об этом!» И в ярости швырнул стул об стенку. Долго бушевал, потом оделся и ушел, сказав на прощание: «Вы еще вспомните обо мне. Еще заплачете!» Слава богу, ума у него хватило, драться с Юрой он не полез.
Наконец-то мои родители вздохнули с облегчением. Они надеялись, что больше Панкратова я на порог не пущу.
Прошло время. Саша стал ходить под моими окнами, вздыхать в телефонную трубку и покаянно шептать: «Прости… Верка, ну прости…» Но я его не пускала домой. Вот тогда-то и цветы появились…
Помню, чуть ли не через день звонил по ночам. Это был сплошной кошмар!
Мучил меня он очень долго. Пьяный ли, трезвый ли, из Баку, Ленинграда, Минска... «Я тебя люблю!» — и так бесконечно. Все стихи читал. Вдруг «Ромео» в нем проснулся. А телефон невозможно было отключить. Я снимала трубку и засыпала под «пи-пи-пи»…
В официальном браке мы продержались семь месяцев. Помню, как он пришел к нам за своими вещами. Сел, вальяжно откинувшись на стуле, и произнес: «Да, Верка, глупая ты баба, такого мужика потеряла!» Забрал свой несчастный чемоданчик, а потом вернулся: «Где мои стихи?» Мне кажется, он просто повод искал, чтобы повидаться. Надеялся на свой магнетизм! Да и не помнила я, где его тетрадка со стихами лежит. А он стал ее искать: «А то еще потом опубликуешь и станешь миллионершей».
Спустя время выпустили его сборник стихов.
Панкратов пообещал мне подарить книжку, при этом загадочно произнес: «Там стихи, посвященные тебе, есть. Прочитаешь, сразу поймешь…» Но я их не читала, так как книжку он так и не подарил….
На развод подавала я. Саша, помню, звонил, все упрашивал: «Давай подумаем. Не кипятись…» Но я вообще перестала с ним говорить по телефону: или клала трубку, или просила бабушку сказать, что меня нет дома. Мама боялась, что, когда мы встретимся, чтобы развестись, снова сойдемся. Как она говорила: «Уболтает!» Оказывается, она поехала за мной в загс на троллейбусе и, спрятавшись на автобусной остановке, за нами наблюдала. Мы с Сашей долго стояли у входа.
— Ну что, ты все-таки решилась?
— Да!
— Зря ты, Верка. Смотри, потом пожалеешь…
Но я повернулась и быстро вошла в здание загса.
После мы иногда сталкивались то в Доме кино, то на съездах кинематографистов. При каждой встрече он что-нибудь да обещал. Саша долго не унимался, пытался меня вернуть.
Однажды звонит летом: «Изотова! Я хочу, чтобы ты работала. У меня для тебя есть две роли. Выбирай». Долго пространно пересказывал сценарий, обещал его прислать. Я молча его выслушала и спокойно сказала: «Хорошо. Присылай. Жду». Но это щедрое предложение я не восприняла всерьез: иммунитет на Панкратова у меня выработан на всю жизнь!
Проходит время, снова звонок от Панкратова.
Сценарий уже давно забыт, теперь на повестке дня новое предложение. Трубку берет мой муж Валентин и спокойно говорит: «Саша, ты болтун! Прекрати звонить моей жене! Мы от тебя устали…»
Так получилось, что мы с Валей снова сошлись и живем душа в душу до сих пор. В течение десяти лет мой первый муж приезжал к нам с дочкой и умолял меня начать все снова. Но я не соглашалась… И тем не менее Валя все время был рядом. Как-то сидим на кухне, и вдруг Валя говорит: «Давай попробуем все начать сначала!» Но только три года назад мы снова расписались. Он мой первый муж, он же и последний…
Валентин — тот человек, который помог мне в трудную минуту.
Подставил плечо, когда с отцом случилось несчастье. После тюрьмы папа перенес шесть инсультов, ему становилось все хуже и хуже. Помню, как последний раз папа приезжал к Динке на день рождения, ходил, опираясь на палочку. Потом он передвигался уже только на инвалидной коляске. И понеслось: больница—дом, больница—дом, а потом уже только больница…
Прихожу как-то к папе в палату. Он сидит на кровати и руками водит. «Привет». «Привет…» — отвечает, а я вижу, что не узнает меня. Папа уже жил в другом мире. Он слушал, что я ему говорю, кивал головой. Иногда просился домой: «Заберите меня отсюда!» К сожалению, у меня не было такой возможности, а Ирина по какой-то причине не хотела.
Как-то по телевизору показывали «Морозко».
В больничном холле собрались все больные, нянечки. Прикатили и папу в инвалидной коляске. Все улыбались, глядя на приключения Иванушки, только он был где-то далеко-далеко…
Папа для меня навсегда остался в памяти храбрым и сильным, как его сказочный герой Иванушка. Жаль, что он не дождался правнучки. Ему было бы приятно, что девочку назвали Вероникой, как и меня. Ведь это он выбрал мне имя. У меня щемит сердце, когда Дина кормит маленькую Вероничку и напевает песню Иванушки: «Расступись, честной народ! Не пыли, дорожка! Добрый молодец идет погулять немножко…»
Благодарим салон «Мир мебели Hulsta» за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram