Пусть вызывают перевозку, ему не впервой. Пауло захлестывал неудержимый приступ ярости, но он знал, что его вот-вот сменит беспощадная волна депрессии, накроет чернотой, снова направляя мысли по одному и тому же безнадежному кругу. Он начнет тонуть в этом адском круговороте, и тогда знакомая палата психушки на 9-м этаже у холмов Рио-де-Жанейро, где он провел немало времени, может снова стать его домом...
...Сколько ни пытался Коэльо обуздать нелепую, казалось бы, давно потерявшую смысл мечту стать писателем, очень знаменитым писателем, а она все не хотела знать свое место и рвалась наружу.
Он измарал тысячи страниц — пьесами, песнями, статьями, рецензиями; он написал дурацкий «Курс практического вампиризма» и еще более нелепые «Архивы ада» — что-то среднее между сюрреалистической прозой и заумными астрологическими трактатами. Но настоящую книгу, настоящий роман, о котором всю жизнь мечтал, родить никак не мог. После того как они с женой вернулись из недавнего путешествия по Испании в город Сантьяго-де-Компостела, Пауло был уверен: теперь-то уж непременно осуществит свою мечту. Но дни бежали, а он все никак не мог сосредоточиться и заставить себя начать писать. И сегодня ему стало окончательно ясно: никогда его мечта не сбудется. Наверное, виной всему то, что он оказался слишком увлекающимся типом, а увлекался он и театром, и черной магией, и женщинами, а еще рок-музыкой, путешествиями, наркотиками...
У него исписаны сотни страниц дневника, и повсюду наброски, незаконченные сюжеты. Его можно спокойно похоронить под этим хламом и высечь эпитафию: «Здесь покоится недописатель».
Пауло принялся с новой силой крушить все, что попадало под руку: с массивного письменного стола полетели на пол книги, рукописи, какие-то безделушки; сейчас он запустит в окно треклятую чернильницу! И эту дурацкую статуэтку!
Он вдруг представил: вот-вот повторится его детский кошмар и в кабинет войдет санитар — но появилась жена. Крис выглядела очень спокойной, казалось, ее нисколько не волнует царящий вокруг разгром.
— Слушай, Пауло, а я ведь поняла, в чем дело. И точно знаю — ты ничуть не менее талантлив, чем Пикассо, — она назвала своего любимого художника. — Просто тебе трудно сосредоточиться.
А дальше жена предложила план: он запирается у себя в комнате ровно на месяц, выходит только, чтобы поесть и помыться, все остальное время пишет и ни на что больше не отвлекается. Телефон надо отключить! Они не будут разговаривать, даже парой слов не обменяются — таковы условия. Если в конце срока окажется, что книги нет, — точка. Пауло навсегда выкинет из головы фантазию, что в нем живет великий писатель. Нет, не надо делать такие глаза, она не бросит его после этого, но только при условии, что таких сцен больше никогда не повторится. А если повторится —тогда она уйдет...
Пауло с удивлением смотрел на жену: вот уж не ожидал он от Крис подобной решительности!
Запереть его на месяц в комнате! Впрочем, он ведь где-то читал, что один композитор так сочинил великую музыку! Тем временем Крис подобрала осколки разбитых чашек и, выходя из комнаты, мимоходом заметила:
— Я бы на твоем месте описывала то, что на самом деле с тобой происходило, у тебя ведь такое бурное прошлое… Ну все, Пауло, время пошло...
Время пошло со 2 августа 1987 года. Конец лета в Рио-де-Жанейро выдался настолько сухим и знойным, что даже деревья на улицах, казалось, кричали от жажды. Испытывая легкий мандраж и сильнейшее искушение предать свою мечту, как он не раз предавал женщин, Пауло сел к письменному столу, протянул руку к одной из бесчисленных тетрадок своего дневника, аккуратно сложенных женой в стопку.
Открыл наугад.
«Мне скоро двадцать, а я все еще не стал великим писателем, как дал себе клятву в 12 лет…» «Мне скоро тридцать, а я все еще не стали им…» «Мне скоро сорок, а я все еще только собираюсь…» Эту нескончаемую заунывную мантру Пауло повторял на сотнях страниц дневника и вместо утренней молитвы твердил каждой женщине, которая в тот момент оказывалась рядом. Пусть не сегодня, а завтра, но он будет не просто писателем, каких миллионы, а именно великим, великим, великим, ясно? Его тело сжималось, как у пантеры, готовой к прыжку, но женщины сменялись, и вот уже вторая жена, пятнадцатая любовница слушали эти речи, а он все не решался на прыжок. Кристина, с которой он прожил уже семь лет — ни с одной до того он не продержался так долго, — единственная, кто понял, что для него это в самом деле важно.
Пауло вздохнул, закурил, подмигнул висевшему на стене портрету святого Себастьяна: похоже, его тоже ждут нешуточные муки, вот только выдержит ли он?
Вот Крис посоветовала описывать то, что происходило с ним самим, но это наивная идея: он настолько экзотический фрукт, что едва ли понравится читателям, какой уж из него герой! Пауло с подросткового возраста вытворял такое, что мать и отец то рыдали, то злились, в конце концов сочли его больным и попытались лечить. Когда-то Пауло считал, что родители отравили ему детство и юность, достали до печенок, но он и по сей день нуждается в них.
Отец Пауло — Педру был уважаемым инженером и мечтал, что сын пойдет по его стопам, а тот оказался настоящим змеенышем.
Пауло с позором выгнали за неуспеваемость сначала из престижного иезуитского колледжа св. Игнатия Лойолы; потом — из двух других, где плохие отметки получали только законченные дебилы. Родителей нисколько не утешило, что их непутевое худосочное чадо якобы очень рано осознало свое призвание. Лет в 12 он уже понял, что хочет быть писателем, и немедленно сочинил стихи для городского поэтического конкурса школьников. Его вирши «13-летняя женщина» получили первый приз. Это событие Пауло расценил как знак — он определенно станет известным писателем. Как на крыльях парень несся домой с известием о своей победе, подбежал к розовому, прямо как фламинго, особняку в пригороде Рио — Гавеа, где у двери его ждал мрачный отец, грозно постукивая пальцем по циферблату наручных часов.
Восторженный крик Пауло: «Я выиграл конкурс! Я стану писателем!» наткнулся на суровую отповедь о хороших оценках и возвращении домой вовремя. Мать добила, вставив, что в Бразилии только Жоржи Амаду может жить на доходы от своих книг.
…Коэльо задумчиво листал свой ранний дневник. «Отец — болван, мама —дура», — записал он в тот вечер. Мальчишка решил, что не станет больше церемониться с предками — будет делать что вздумается, плевать он на них хотел! Писателем же он все равно станет — хотя бы им назло. По ночам Пауло, как удав, заглатывал книги, читая все, что попадало ему в руки, — лирику Мишеля Куаста, романы Жана-Поля Сартра, бестселлеры Леона Юриса, детективы Эллери Куина, научно-популярные книги типа «Человек в космосе». Зато днем в нем ничего не оставалось от «ботаника», он вел себя как настоящий сорванец и хулиган.
Как-то хлебнув пива с приятелями, Пауло хвастливо заявил, что умеет водить, — хотя на самом деле ни разу не пробовал. Выгнав из гаража машину отца своего приятеля Карлоса, он понесся на всех парах по погрузившемуся в сумерки городу и… сбил мальчишку! Струхнул так, что, вдавив газ и не разбирая дороги, полетел прочь с места происшествия, даже не остановившись. Хорош гусь, нечего сказать! Мальчик чуть не умер в больнице, но, слава богу, все-таки выкарабкался, а если бы отдал концы — его отец поклялся застрелить Пауло из охотничьего ружья, как собаку. Честно говоря, он пережил тогда страшные минуты. Но почему-то этот опыт не превратил его в паиньку. Мать утверждала, что он уже родился с заведенным мотором в заднице, врачи называли это патологической гиперактивностью.
Вскоре после случая со сбитым мальчишкой родители в первый раз его предали: одним прекрасным утром перед школой они заявили, что их волнует его астма и надо показаться врачу; усадили в машину и привезли…
в психушку! Это была наменитая частная клиника доктора Эйраса, занимавшая несколько зданий в роще у подножия холма. Оказывается, то, что Пауло забросил школу, выпивает с друзьями и иногда не ночует дома (приплюсовали и историю с сбитым мальчиком), явилось достаточным основанием для врачей, чтобы пришить ему диагноз! Он тогда провалялся в клинике месяц, его лечили таблетками и почти не трогали, так что по крайней мере он выспался!
Да, пожалуй, атмосфера его детства и ранней юности не способствовала творчеству, хотя Пауло и продолжал писать стихи, а в старших классах, начитавшись Ибсена, Стриндберга и Уайльда, заболел театром.
Его первая любовь — тоненькая смуглая девушка по имени Фабиола — даже предоставила свою комнату для репетиций первой дурацкой пьесы Коэльо «Безвременная молодость». Непонятно, за что Фабиола влюбилась в него? Ему тогда казалось, что за гигантский талант, который вот-вот будет всем очевиден. Потому что за красоту его полюбить было сложно — Пауло казался себе страшно непривлекательным — тощий, тщедушный, с губами-пельменями и тонкими, как прутики, руками, которые он прятал даже в жару под длинными рукавами рубашки. Но Фабиола безоговорочно признавала его гением, а вот родители... Сколько он ни пытался — даже за обедом! — читать им свою пьесу, Педру и Лижия считали все это ерундой — их куда больше волновало, что сын пьет, бьет баклуши и трахает девок.
Ему было 17, когда после очередной репетиции он заявился домой в четыре утра — но дверь оказалась заперта. Пауло захлестнула такая бешеная ярость, что, хватая с земли камни, он начал швырять ими в окна, переколотив все стекла на первом этаже и устроив переполох среди соседей. Педру Коэльо молча впустил сына в гостиную, и ровно через пять минут туда ворвались санитары, сделали вопящему и отбивающемуся Пауло укол и увезли в ту же самую белую палату с решетками на 9-м этаже. Он орал, кусал санитаров, не собираясь сдаваться, выплевывал таблетки... Так он пострадал за творчество.
Погрузившись в воспоминания, Коэльо рылся в своих тетрадках. Вот же она, написанная в дурдоме 35-страничная «Баллада…» Даже запертый сюда, он не сдавался.
После того как ему в шесть утра меряли давление, он садился писать, воображая себя Оскаром Уайльдом в Редингской тюрьме. Поэма и получилась беспомощным подражанием «Балладе Редингской тюрьмы», над ней потом потешались все, кому не лень. Попробовали бы сами сочинять, когда тебя лечат электрошоком! Кажется, это понравилось одному только Хемингуэю, он даже заставил пройти через подобное своего сына! Коэльо никогда не испытывал симпатии к старине Хэму. От этого передового метода у Пауло осталось такое чувство, точно его отправили на генеральную репетицию в ад, хотя такие толстые прорезиненные простыни, куда тебя укладывают улыбчивые врачи, и там надо еще поискать... Тебе обещают, что больно не будет, и включают маленький аппаратик, похожий на бытовой трансформатор, с проводами и ручкой.
Не врут — это не больно, просто ты теряешь счет времени, и сознание почти уплывает; тело становится чужим и судорожно бьется, как выброшенная на берег издыхающая рыба; изо рта фонтаном хлещет белая пена, но тебе на все это плевать...
Кристина, услышав эту историю, уверяла, что только законченные садисты способны обречь сына на такое; но Пауло-то знал: родители не садисты, они обычные добропорядочныпе католики, принимающие на веру всякий вздор в газетах: там в середине 60-х на все лады восхваляли метод электрошока, якобы чудодейственно лечащий психические отклонения. Между прочим, дону Педру Коэльо пришлось изрядно раскошелиться, чтобы любимого сына лечили по последнему слову науки.
Вот еще одна запись из больничного дневника: «Нет у меня больше волос. Теперь у меня лицо беспомощного младенца. И приходит желание, которого я так боялся: остаться здесь. Мне больше не хочется отсюда уходить. Я не стригся с февраля. И вот в сумасшедшем доме меня поставили перед выбором: обрезать волосы или остаться здесь навсегда. Я предпочел стрижку». Его тогдашняя меланхолия была под стать уайльдовской — напускной. Но едва от друзей пришло известие, что близится премьера его пьесы «Безвременная молодость», которую они продолжали репетировать в его отсутствие, как Пауло мигом воспрял духом. Да ради такого случая он перегрызет зубами решетки и спрыгнет с 9-го этажа! Самоуверенный дуралей! Ни минуты не сомневался, что его пьесу ждет мировой успех! Ему казалось, что она покруче стриндберговской. Так неужели же он пропустит день своего триумфа?
План созрел молниеносно. В ближайшее воскресенье Пауло утром надел свою обычную одежду и, воспользовавшись тем, что лифтер не узнал его бритым, спустился на первый этаж. Там, низко опустив голову, чтобы не попасться на глаза врачам, он смешался с толпой посетителей и выбежал на свободу. К слову, пьеса провалилась, но он тут же засел за другую. А что касается родителей, то они умудрились засунуть его в «дурку» и в третий раз — однако он снова сбежал, искренне пообещав им повеситься, если не угомонятся. И они сдались.
…Может быть, права Кристина? И Пауло в самом деле стоит написать роман о психушке, ведь он знает тамошние нравы как никто? Да нет, неохота, он предпочитает не вспоминать об этом. Пауло рылся в своем дневнике, листал наброски, уносился в прошлое, а заправленный в пишущую машинку листок уже третий день оставался пустым; вернее, почти пустым: от отчаяния Коэльо напечатал целую строчку вопросительных знаков.
Его нынешняя жена Кристина как-то спросила, сколько у Пауло было женщин, поставив его в тупик этим вопросом.
Ей-богу, говоря без лишней скромности, не сосчитать. Совершенно непонятно, что при его тщедушной внешности и невысоком росте притягивало к нему женский пол? Может, то, что он часами мог разглагольствовать на любую тему — от экзистенциализма до космических полетов, бурно жестикулируя и сверкая черными глазами? А возможно, то, что он малохольный? Похоже, некоторым девушкам это даже нравилось. Отец предупреждал: если он не получит образования, ему не найти себе пары. Какая чушь! Пауло наотрез отказался от университета, а вот подружки, как в калейдоскопе, сменяли одна другую.
Пауло не исполнилось и 20, как пара девчонок уже сделали от него аборт; он повадился ходить в дома терпимости дешевых районов Рио — Лапа и Манте — и отыгрывал с проститутками все свои тайные фантазии.
«Вчера я снял самую старую женщину в этой зоне — никогда не спал ни с кем старше, — записал он в дневнике. — Я не тронул ее, заплатил только за то, чтобы смотреть. Ее груди казались пустыми мешками, она лежала передо мной совершенно голая. Она была чистой, профессиональной и ласковой, но очень старой — невозможно вообразить, сколько ей лет. Может, 70. Она работает с 18.00 до 23.00, а потом едет на автобусе домой, и там у себя она — всеми уважаемая почтенная старая дама».
Пауло казалось, что через этих женщин, через их постели он прямиком устремляется к литературе; разве не этим же путем следовал другой его кумир — Генри Миллер? Разве в Париже оставалась хоть одна телка, которую он не трахнул бы? Но в случае с Пауло правда заключалась в том, что он попросту не мог жить один и, расставшись с очередной подружкой, немедленно впадал в тяжелую меланхолию.
С одной из пассий — Верой Рихтерон — оформил свой первый брак только для того, чтобы «официально» удерживать ее рядом. А то как обычно бывало? Пустяковая ссора — и очередная подружка уже, поджав губки, собирает вещи, не подозревая, что язвительный и независимый интеллектуал Пауло, едва закроется дверь, вызывает такси и тащится к родителям или приятелям, лишь бы не коротать ночь в одиночестве.
Страх темноты и одиночества остался в Коэльо с детства и, похоже, не собирался его покидать.
Вера была на 11 лет его старше, элегантная белокурая югославка из Белграда; она возилась с ним как с младенцем, хвалила все его опусы, все рецензии, которыми он заваливал бразильские журналы, нелепые пьесы, которые с упорством графомана продолжал строчить, и даже нашла деньги на постановку новой — «Апокалипсиса». Вера по-матерински утешала Пауло, когда после премьеры на него обрушилась артиллерия презрительной критики. Он делал вид, что ему плевать, а дома рыдал как ребенок, лишившийся игрушки. Но довольно скоро Вера была изучена до мелочей, вызубрена, как наскучившая книга, — и наконец отвергнута, после того как Пауло своими ушами услышал: она смеялась вместе с подружкой над его «наивной чепухой»!
Скатертью дорожка! Он легко найдет другую женщину, которая поверит в его гений.
…Несомненно, в его гений верила Кристина. Пока он сидел в своем в писательском заточении, она носила Пауло любимую еду. Правда, фейжоада из черной фасоли со свининой получалась у нее не такая аппетитная, как у матери, в ней не хватало специй, но зато ватали — блюдо из моллюсков с кусочками рыбы — выходило отменным. Они решили: чтобы не отвлекаться от работы, Пауло не стоит даже спускаться в столовую. Эх, что бы он делал, если бы окна кабинета не выходили на фантастические пляжи Капакабаны? Хоть глазами там погулять, ведь Пауло привык к ежедневным прогулкам, приятелям, встречам, кружке пива на свежем воздухе, комплиментам проходившим мимо красоткам.
Неделю уже он в заточении, а дело не движется. Чтобы размяться, Пауло подходил к висящему на стене изображению святого Себастьяна и горячо молился, чтобы тот помог ему писать. Теперь стыдно вспоминать, что далеко не всегда он оставался примерным христианином, большую часть своей непутевой жизни провел в преступном отступничестве от веры; а сколько времени он посвятил черной магии и какая жуть из этого вышла!
С трех лет Пауло научили молиться, и он послушно просил у господа здоровья родителям, дедушкам, бабушкам, двоюродным братьям и сестрам, дядям и тетям; но после того как родители обрекли его на муки в психушке, решил отречься от бога.
Нет бога — значит, нет и наказаний, и Пауло понесся по жизни, не сдерживаемый более ничьей рукой.
Вспомнилось, как он 25-летним патлатым парнем в болтающихся на тощих ногах джинсах сидел в любимом баре напротив театральной школы и, сосредоточенно морща лоб, в очередной раз набрасывал в потрепанный блокнотик темы своих будущих великих романов: «Иисус Христос», «телепатия», «космос», «магия». Последнее слово было несколько раз жирно подчеркнуто. После того как Коэльо прочел знаменитую книгу Молинеро, он начал бредить оккультизмом и колдовством, на его полках появились «Книга Страшного суда», «Дар пророчества», «Левитация» и «Тайная мощь разума». Конечно, прежде всего Пауло заподозрил магические способности у себя, поэтому согласно инструкции таращил глаза на облака, стараясь силой мысли вызвать дождь. Глазные яблоки вот-вот грозили вылезти из орбит от напряжения — а ему все никак не удавалось выжать из тучи ни единой дождевой капли.
Рядом присела высокая черноглазая девушка в мини-юбке и высоких сапогах и чуть не смахнула стоявшую перед Пауло чашку кофе своей гривой темных волос. Адалжиза Элиана Риос де Магальяэс, или просто Жиза, была выпускницей архитектурного факультета из городка Алфенас. Девушка запросто предложила Пауло косячок — и он, разумеется, не отказался. В конце 60-х в Бразилии марихуана и прочие наркотики были столь же распространены среди молодежи, как в Европе; уже с Верой, первой женой, Пауло частенько баловался ЛСД, не брезговал и кокаином, высокопарно заметив в дневнике, что «наркотик — это вино из лозы высшего порядка».
Через неделю они с Жизой уже жили вместе; обкурившись, засыпали нагишом на ковре; ставили с многочисленными друзьями эксперименты, кто дольше всех останется «вдетым» после большой дозы ЛСД; обычно победителем выходил Пауло: он мог ровно сутки не пить и не есть, сохраняя несколько взвинченную ясность мысли и, разумеется, изливая на бумагу тонны слов по поводу своего опыта.
Пауло привлек Жизу и к своим магическим опытам; как-то раз они битых три часа просидели в кафе перед стеклянной пепельницей, прилагая совместные усилия, для того чтобы разрушить ее силой мысли.
Самое странное, что когда, плюнув на безнадежную затею, направлялись к выходу, пепельница и в самом деле треснула, и за ними бросилась официантка, требуя возместить ущерб.
Однажды Пауло познакомили с неким Марсело Рамосом Моттой, довольно бесцеремонным типом, который считал себя последователем знаменитого британского сатаниста Алистера Кроули.
За три дня проглотив все книги Кроули и поняв из них только то, что автор — настоящий волшебник, Пауло немедленно вступил в секту, именовавшуюся телемитами. Отныне раз в неделю он участвовал в напыщенных ритуалах и служил черную мессу. Но ему этого показалось мало — теперь они с Жизой чуть ли не каждую ночь расстилали на полу простыню и чертили на ней пентограмму, вписанную в символ Марса. Взяв в руки кухонный нож, изображавший меч, обнаженный Пауло, повернувшись лицом на восток, прыгал по-лягушачьи и громко призывал дьявола.
Поначалу Жиза звонко смеялась, но скоро ее достали эти спектакли.
— Разве ты мечтал стать клоуном? — подначивала она Пауло, прищурив черные глаза.
— Мне казалось, что писателем. Причем великим.
Дура! Он и так себя в тот период поедом ел, впрочем, как и позже, что до сих пор остается никому не известным бумагомарателем и что никто не принимает его всерьез. Иногда по ночам от злости ему хотелось оттаскать самого себя за волосы, отстегать по голой заднице кнутом, как делали некоторые святые; но в итоге у него созрел новый план. Вооружась ручкой с красными чернилами, Пауло принялся сочинять текст договора с дьяволом, которого под влиянием Кроули он начал считать «повелителем другого полюса».
«С сегодняшнего дня, то есть с 11 до 18 ноября 1971 года, я проведу эксперимент. С этой минуты и в течение семи дней я достигну всего, чего желаю (стать великим писателем), ибо Ты сделаешь это для меня.
Если останусь доволен результатами, я вручу Тебе свою душу. Я совершаю это оттого, что меня обуяло самое беспросветное отчаяние». Пауло пообещал сатане, что на время испытательного срока обязуется не молиться и даже не произносить имен тех, кто причислен церковью к лику святых.
Письмо заняло не более часа. Пауло захлопнул тетрадь, схватил пачку сигарет и ринулся к пляжу — вдохнуть воздуха и прийти в себя. До пляжа он так и не добрался, потому что до него медленно дошло, что именно он только что сотворил. Запыхавшись, вбежал обратно в комнату, схватил тетрадь, с ругательствами извлек закатившуюся под стол ручку, открыл «договор», перечеркнул текст и написал внизу аршинными буквами: «Договор расторгнут!!!»
— и пять раз расписался. Сердце бешено колотилось.
Однако если он отказался от дьявола, то, судя по дальнейшим событиям, тот вовсе не собирался отказываться от него, идиота. Как-то вернувшись домой из очередной редакции — он по-прежнему всюду пытался пристраивать свои статейки и рецензии, — Пауло почувствовал в квартире сильнейший запах гари и еще какой-то омерзительный трупный смрад; казалось, квартира тонет в пелене черного дыма. У Коэльо закружилась голова, его охватил панический страх. Он сунул голову под струю ледяной воды — не помогло; напротив — смрадная пелена будто еще сильнее сгустилась, а паника утроилась. Чтобы хоть как-то взять себя в руки, Пауло принялся пересчитывать столовые приборы, выкидывая их прямо на пол. Мысли путались; он уже неделю не притрагивался к кокаину, не пил, да что с ним такое?
Черная пелена клочковатой тучей нависала прямо над обеденным столом.
— Господи помилуй! — вырвалось у него. Потом безотчетно он кинулся в библиотеку, нашел задвинутую во второй ряд полок Библию, открыл наугад и, едва различая строчки, стал вслух дрожащим голосом произносить: «Верую, Господи, помоги моему неверию». Жиза, придя, застала такую картину: Пауло, весь трясущийся, бледный, похожий на привидение, стоял на коленях, крестился и скороговоркой повторял все молитвы подряд. Заметив девушку, подполз к ней и прерывающимся голосом стал умолять:
— В церковь, отведи меня в церковь…
Жиза не поверила своим ушам, решив, что он скорее всего просто обкурился, но худые руки Пауло продолжали цепляться за нее, как за якорь спасения: «В церковь, в церковь…»
Всю ту страшную ночь Коэльо молился в церкви, рыдал, раскаивался, отрекся от связей с сатанинской сектой, умолял господа простить его.
Сомнений не было: он так долго и настоятельно просил о встрече с дьяволом, что эта встреча состоялась: позднее кроулианец Марсело Мотто назовет это «магическим выбросом черной энергии». Может, так оно и было, однако для Коэльо этот «выброс» не закончился всего лишь рассеиванием галлюцинации. По дороге из церкви в родительский дом, где он по обыкновению надеялся найти защиту, дорогу ему преградили какие-то люди в штатском. Узнав его имя, быстро накинули на голову черный капюшон и швырнули в машину.
Это уже была не игра больного воображения, а самая настоящая реальность, о которой заигравшийся Пауло предпочитал не знать. В Бразилии несколько лет свирепствовала военная диктатура; левых и коммунистов нещадно вешали, всех противников режима швыряли в тюрьмы и жестоко пытали. Пауло был далек от политики и не знал, что теперь те крепко взялись за хиппи, наркоманов и всевозможных сектантов.
Жутко вспоминать тот период. Увы, Пауло оказался не таким стойким мужчиной, каким всегда хотел себя считать, на допросах трясся как осиновый лист и умолял отпустить его домой. Бородатые следователи гоготали: «Ишь, сосунок, к мамочке запросился!» Через пару дней его пинком под зад выкинули из тюрьмы: нанятый родителями адвокат все уладил. И тут снова вмешался дьявол, больше некому.
Оглушенный Пауло рухнул в такси, но прямо возле отеля «Глория» средь бела дня на виду у толпы прохожих, прыснувших во все стороны, как испуганные тараканы, ему преградила путь машина с мощной сиреной. Из нее выскочили люди в штатском и снова затащили орущего Пауло в свой автомобиль. Словно второй дубль в плохом кино... Только на сей раз дело обстояло хуже: теперь Пауло, только что отпущенного из государственной военной полиции, похитили какие-то головорезы: они расправлялись с противниками режима гораздо круче — тех, кого выпускала полиция, подкарауливали и в назидание всем остальным убивали. Много позже Коэльо узнал, что его уже внесли в списки «исчезнувших». Это означало: что бы с ним отныне ни случилось, государство не будет нести никакой ответственности. Теперь Пауло был совершенно уверен — его точно убьют, и всю ночь перед утренним допросом молился: пусть его казнят, но только не пытают.
Следователь, как две капли воды похожий на предыдущего, требовал назвать активистов левого движения. Коэльо бормотал, что никого не знает. «Ах, не знаешь, — прищурился следователь, — отлично... »
Для начала Пауло посадили в «ледник» — камеру, где температура была как на арктической льдине. А потом случилось то, что он всю жизнь будет вспоминать, как самое страшное свое предательство. В какой-то момент его проводили в уборную в черном капюшоне, и вдруг он услышал умоляющее всхлипывание. Жиза!
— Пауло, это ты? Я узнала твой голос. Откликнись!
Замерев от ужаса, он молчал, но Жиза не унималась:
— Умоляю, скажи им, что я здесь ни при чем…
Пауло, отзовись, мне страшно!
Ему и самому было страшно. Чем он мог помочь несчастной Жизе? Язык Пауло прилип к гортани, он так и не решился подать голос и ответить на ее мольбы. Омерзительный, подлый, гнусный трус! Его не казнили, как он ожидал, а снова выпустили. Почему его вдруг помиловали — Коэльо предпочел никогда не выяснять.
Тогда он не хотел ехать даже к родителям, хотел только в свою психушку, на тот самый девятый этаж. И пусть его там запрут, пусть сколько угодно лечат электрошоком; он хочет побольше успокоительных таблеток, а лучше — уколов, чтобы все забыть. Минимум месяц Пауло провел в знакомой клинике Эйраса, не только не помышляя о бегстве, а желая никогда больше не выходить на улицу.
В присутствии врача Пауло как-то решился набрать номер Жизы. Девушка ответила. Она была жива!
— Никогда, ты понял, никогда больше не смей мне звонить, исчезни и забудь мое имя!
Больше они не виделись. Врач тогда посоветовал:
— Послушай, Пауло, тебе нужна стабильность, размеренная жизнь, иначе совсем слетишь с катушек!
Видно, Коэльо был так сильно напуган, что впервые в жизни не стал упрямиться и прислушался к словам врача. Как ни странно при образе жизни Пауло, у него уже тогда водились деньги: между делом он пописывал тексты песен для своего приятеля Рауля Сейшаса, тот стал рок-звездой, и его альбомы хорошо продавались.
После выхода в 1973 году пластинки «Криг-Ха, Бандоло!» на банковский счет Пауло упало ни много ни мало 240 миллионов крузейро потиражных (около 200 тысяч долларов), и денежки продолжали регулярно капать. Перед арестом Пауло успел купить 150-метровую квартиру в престижном районе Рио; выйдя на свободу и выяснив, что денег прибыло, он купил еще четыре. Но деньги не помогали справляться со страхом. Он зачем-то женился на 19-летней дочке владельца туберкулезной клиники Сесилии МакДауэлл, однако три пустых года с ней почти начисто изгладились из памяти. От навязчивого желания покончить с собой его спасла Кристина, с которой он встретился в начале 80-х, когда Пауло перевалило за тридцать. Родители абсолютно не верили в то, что их сын способен оставаться с одной женщиной дольше пары-тройки лет.
Но чудо случилось — он познакомился с молодой художницей Кристиной Ойтисика, миниатюрной брюнеткой с фарфоровой кожей и тихим голосом. Она поняла: другу нужно написать книгу, иначе он и впрямь осуществит задуманное — нажрется таблеток или найдет иной способ извести себя.
— Собирайся, Пауло, — однажды заявила Кристина. — Мы едем ликвидировать твой писательский ступор.
Решив, что лучшее для писателя — это новые впечатления, Кристина составила маршрут, и 8 месяцев они колесили по Европе: Англия, Франция, Испания. Германия... Но, как ни странно, главным событием этой поездки оказалось случайное знакомство в одном из амстердамских кафе с неким человеком, которого Пауло предпочитает называть именем Жан: он был сотрудником парижского отделения Filiphs и активным членом таинственной мистической организации католического толка, именуемой RAM — Regnus Agnus Mundi, то есть «Агнец Царства Мира».
Крис была поражена: эрудит и интеллектуал Пауло, проштудировавший чуть ли не всю эзотерическую литературу, часами с детским вниманием завороженно слушал бородача, который увлек его новой сказкой о средневековой католической магии. Кофе, который Пауло пил только обжигающе горячим, остывал на столике, он заказывал новую чашку и опять забывал выпить. Поразительно, до какой степени версия старинного мистического католицизма оказалась созвучна его душе, словно исторические факты, переплетенные с легендами, христианскими чудесами и магией, давным-давно жили в нем.
По возвращении Пауло в Рио многие друзья сочли, что у него в очередной раз сдвинуло крышу, потому что он бредил одним: подготовкой к паломничеству. Коэльо вбил себе в голову, что непременно должен пройти так называемым путем Сантьяго, тем самым, которым ходили средневековые паломники и приверженцы RAM, чтобы поклониться мощам апостола Иакова, находящимся в испанском городе Сантьяго-де-Компостела. Пешком предстояло преодолеть 800 километров, и Крис с испугом спрашивала Пауло: неужели он в самом деле решится на это? Да. Пауло твердо верил, что на пути Иакова очистится от всех грехов и заблуждений прошлого и обретет новые горизонты, тем более что место, где находится эта третья по значению после Иерусалима и Рима христианская святыня, считается одним из самых энергетически заряженных на планете. Словом, Коэльо снова был в своей тарелке.
В начале лета 1986 года они с Кристиной уже были у южной границы Франции, на перевале Ронсеваль в Пиренеях.
Крис немного трусила, а Пауло упивался предстоящим приключением. Им, как и всем паломникам, выдали «путевые листы», по которым можно получить бесплатное место ночевки в приютах пилигримов по всему маршруту, который пролегал через северные провинции Испании. Стояла дикая жара, с Пауло ручьями лил пот, плечи оттягивал тяжеленный рюкзак, но он шел вперед легким размеренным шагом, за ним едва поспевали Кристина и два проводника.
…«И время будто течет вспять: предвечерний час, чашечка кофе и стакан минеральной воды, вокруг ходят и разговаривают люди. Только на этот раз декорацией служат равнины Леона, и звучит испанская речь, и близится день моего рождения, и уже пройдено чуть больше половины пути, ведущего в Сантьяго-де-Компостелу.
Все кажется мне призрачным. А что я делаю здесь? Этот вопрос не дает покоя, хотя минуло уже несколько недель. Я ищу свой меч. Я выполняю ритуал RAM — маленького ордена, входящего в католическую церковь и не знающего иных чудес или тайн, кроме попытки понять символический язык мира…»
…Пауло очнулся. Он и не заметил, что его пальцы в бешеном ритме стучат по клавишам, что он самозабвенно печатает уже несколько часов, описывая перипетии их с Кристиной реального пути в Сантьяго, вплетая в рассказ сюжет о поисках героем магического меча, ставшего символом посвящения в тот самый таинственный орден RAM. 200 страниц романа, названного «Дневник мага», были закончены точно в срок.
Пауло прекрасно понял по настороженному и немного испуганному лицу Крис, когда жена взяла в руки рукопись, что она не верит своим глазам. Коэльо нервно курил, распластавшись на песке у моря, по которому успел соскучиться, когда Кристина налетела на него с воплем, что это «совершенно гениально!». С чего она взяла? Отшвырнув окурок, Пауло попытался изобразить равнодушие. Сколько раз в жизни он надеялся, что его очередной опус гениален, а оказывалось, он никому не нужен. Правда, на сей раз он сам чувствовал особый подъем и вдохновение, интуиция подсказывала, что эта книга — особенная.
Так оно и оказалось. Цифры продаж поползли вверх в геометрической прогрессии, и первые месяцы ошеломленный Коэльо орал в телефонную трубку: — Сколько вы продали?
Повторите! Я вам не верю, такого не может быть! Вы издеваетесь надо мной, сукины дети!
Первый роман словно сдвинул лавину: Пауло стал выдавать роман за романом и писал их быстро, легко и с удовольствием, удивляя издателей скоростью: «Алхимик» «Заир», «Валькирии», «Ведьма из Портобелло»… Коэльо не поверил, узнав, что, например, в списках итальянских бестселлеров его «Алхимик» оставил позади даже мемуары скончавшегося Папы Римского Иоанна Павла II.
Коэльо уверен, что его успех связан с возвращением к вере и принадлежностью к ордену RAM, активным членом которого он по сей день остается. На страницах своего дневника и на официальном сайте Коэльо постоянно упоминает того самого Жана, которого называет Учителем и Наставником.
В 2001 году они с Кристиной купили дом в крохотном французском городишке Тарб, который находится в окружении бесконечных пшеничных полей и пастбищ с бродящими по ним коровами. Всего в 17 километрах отсюда, в предгорьях Пиренеев, находится священный для католиков Лурд — место, с которым Коэльо считает себя мистически связанным, после того как они с Крис здесь побывали. В Тарбе писатель теперь проводит большую часть года. Среди окрестных жителей давно уже ходят слухи, что Коэльо — маг, и крестьяне перешептываются друг с другом, строя догадки о разных чудесах, совершаемых Пауло. По воскресеньям в местном трактире, куда он любит заглянуть, нет отбоя от желающих попросить у него совета, но, говорят, Коэльо сразу видит тех, кто на самом деле в нем нуждается, и делится своими таинственными знаниями. А его главная заповедь гласит: следуйте за мечтой, чего бы вам это ни стоило...
Подпишись на наш канал в Telegram