Самолет набирал высоту, и, глядя в иллюминатор, я вдруг поймала себя на мысли: «Лететь бы так и лететь… И не возвращаться к земным проблемам». Видимо, размышление читалось у меня на лбу, потому что сосед по креслу вдруг выдал на него ответ: «Не бойся поменять свою жизнь…»
Странно, но порой слова совершенно постороннего человека могут стать для тебя напутствием… Не знаю, умел ли мой собеседник читать мысли, но на всякий случай решила поинтересоваться: — С чего же вы взяли, что для меня настало такое время?
— Да просто вы хмурились, —незатейливо пояснил он.
— А мне кажется, что у такой красивой молодой девушки каждый день должен быть ярким и счастливым…
Необычное замечание... Красивая женщина — красивая жизнь. Всегда ли это так? И тут мне вспомнилась даже не столько Мэрилин Монро, которая до сих пор отчаянно хохочет с каждого постера, несмотря на свою трагическую судьбу, сколько танцующие на маминых плечах белые локоны — в такт движениям! Подскакивали серьги, взметалась юбка — и я замирала за кулисами театра, завороженная ее страстной пляской. В свете прожектора на поклонах к ногам балерины летели цветы — и, уйдя со сцены, мама тут же вручала мне благоухающую охапку… Мне было четыре года, когда мама подписала контракт с греческим театром — и мы на несколько лет переехали в Афины.
Каждый день легкой «танцевальной» поступью она вела меня по улочкам старинного города — местные мужчины головы сворачивали и выкрикивали ей вслед «словечки». Среди знойных афинских жителей мама была ярким светлым пятнышком…
А во дворе мы встречали пожилую соседку-гречанку: тонкий стан, обвитый шелками, бусы и браслеты тоже были представлены на ней в изобилии… У Кики появлялись внуки, правнуки и прочие пра-пра-… Однако она не сгибалась под их наступлением: оставалась привлекательной женщиной — и томные греки по-прежнему выкрикивали ей свои «словечки». Но каждая женщина понимает: нет предела ее совершенству! На мою маму Кики взирала, словно на Афродиту, которая променяла Олимп на квартирку в спальном районе.
И однажды не выдержала — в одну ночь пережгла волосы пергидролем. Так на нашей греческой улице стало одной «богиней» больше… Чужая красота заразительна и требует новых жертв.
Признаться, я и сама однажды не смогла удержаться — примерила на себя образ, который в силу возраста казался мне идеалом. Хотя эта пятилетняя юная леди никогда не была повторюшей. Но любопытная — ух! В свободную минутку высовывала нос на улицу — и прилипала к витрине уютного частного магазинчика женских товаров и побрякушек. А за стеклом витрины жила моя подруга Василики, которая и виделась мне верхом женской привлекательности. «Красивое у тебя платье!» — восхищалась я ее романтическим стилем — и та всегда отвечала мне загадочной улыбкой и взглядом из-под красного французского берета.
Продавщица Георгия поддерживала мою нежную дружбу со своей единственной рабочей — манекеном. Но однажды случайно разрушила ее, забыв шикарный берет Василики на стуле в витрине. За что и поплатилась легким обмороком… Недолго думая, я зашла внутрь, взяла «шапо» и нацепила на себя. И, конечно, решила заценить, какая я при этом стала раскрасавица… Хозяйка пребывала за кассой в сладкой полудреме — и тут над прилавком возникает голова ее манекена, которая еще и требует: «А можно мне зеркало?!» Из магазина я вылетела, теряя на скорости шапку и под крики «Теокотос!» (Богородица!) вперемежку с отборным греческим матом продавщицы.
А тот город и вправду мифический, такое от него осталось ощущение: то ли был, то ли не был…
На самом деле сейчас я понимаю, что исключительно красивой наша жизнь в Греции казалась только мне. По малолетству. А у мамы кроме привлекательной внешности имелась еще и куча забот: ежедневные изнурительные репетиции, на руках маленький ребенок… И за кулисы-то она меня, наверное, брала только потому, что не с кем было оставить: отец, по профессии врач, не мог бросить работу в Москве — и они оказались далеко друг от друга. А спустя какое-то время на нас обрушился звонок: сообщили, что папы больше нет… Потеря близкого человека сплотила нас с мамой. Это чувство усилила и наша вынужденная разлука: после похорон она вернулась в Грецию заканчивать работу по контракту. А бабушка настояла на том, чтобы я училась в российской школе… …Мимо иллюминатора промчалось облачно-белое платье Мэрилин.
Будто она сама на секунду выглянула из кучерявого тумана… Постойте, но разве мне когда-нибудь была нужна пресловутая «красивая жизнь»? Это ведь не более чем облако!
Кто-то наивно полагает, что царит на светских вечеринках. Помню свой первый визит на такую тусовку. Одевалась долго — листала журнал мод, где мне понравилась одна героиня подиума. «Хочу через час выглядеть так, — говорю стилисту в салоне. — Что для этого нужно?» Он всмотрелся в картинку и хохотнул: «Пожизненная диета!» В общем, мне представлялось, что на званом вечере все будут дефилировать, как цапли на рассвете… А мне перед ними еще и спеть было нужно, так что организатор сообщила по телефону: «Как зайдешь, сразу ко мне — я такая блондинка в серебристом платье».
Войти в пафосное заведение — это уже полдела.
Фейсконтроль одарил взглядом, которым врач военкомата оценивает хиленького призывника и нехотя, сквозь зубы выдает: «Годен». (Слышала, в этот клуб как-то не пустили даже очень известного исполнителя за то, что он был в своем сценическом облике — кроссовках и майке. А меня тогда не все узнавали, хотя я уже стала победительницей «Фабрики звезд 2».) И вот я в большом зале на сто голов, и примерно каждая вторая из них — блондинка (тогда они как раз стали главным символом «столичного гламура»). Остановила первое же серебристое платье: «Марина?» «Ты что, телевизор не смотришь?» — оскорбилась красавица. Подобный сюжет повторился раз пять — видимо, ходить в серебре тоже было пиком сезона.
Гости вечера угрюмо заливали скуку шампанским — в зале не происходило решительно ничего. И что — вот и вся светская жизнь? Лишь два журналиста сокрушались у меня под боком насчет очень важного «випа»: «А придет ли Пупкин?» В одном углу зала засверкали отчаянные молнии… Молодая пара селебрити (которая, судя по светской прессе, то сходилась, то расходилась) решила разыграть спектакль… «Ты простила меня?» — спросил он. «Давай больше не будем расставаться!» — ответила она. Интимный разговор велся довольно громко, явно с учетом аудитории в два десятка репортеров, стенографирующих каждое слово в блокнотах. А кульминацией стал поцелуй, который ознаменовался вспышками фотокамер. Не успели объявить «антракт», как на другом конце зала возникла одинокая вспышка. На нее, как мотыльки на лампочку Ильича, ринулась вся толпа журналистов.
«Это там не Пупкин?» — встревоженно спрашивали они друг у друга на бегу. Оказавшись наедине, парочка «влюбленных» явно загрустила и вскоре засобиралась к выходу с чувством выполненного долга.
Перед «вип»-столиком на огороженной территории собралось еще несколько камер: там сидела потрясающая дама нашей эстрады и под хищным прицелом объективов делала заказ официанту. Один из журналистов отскочил в сторону и тут же надиктовал в мобильный телефон свой личный вывод из услышанного: «Записывай: К. весь вечер не могла оторваться от оливок — ее явно тянет на солененькое. По слухам, К. беременна! Так кто же отец ребенка?» Спасибо, что не приписали бедной К. в любовники официанта! Выходит, при такой популярности и шагу нельзя сделать, чтобы его не извратили и не вынесли на обозрение?
Наконец организатор выловила меня из толпы: «Вот ты где… Скорее на сцену — твой выход!» Только там я наконец почувствовала себя «в своей тарелке»…
Хотя сработало под конец вечеринки и стадное чувство: даже я вздохнула с облегчением вместе с журналистами, когда произошло-таки долгожданное явление «Пупкина» народу! И не одного, а с микроскопической собачкой, которая ослепла от вспышек и залилась истерическим лаем, даже не пытаясь попадать в ноты следующего исполнителя, который старался на сцене… Кажется, я тоже ринулась вместе с толпой на все это посмотреть. В голове пронеслось: «Вот так эта светская жизнь и затягивает!»
Тусовщики делились на два фронта: одни обитали в «зазеркалье», другие наблюдали за ними через замочную скважину объектива. А я стояла на самой грани...
И уж очень не хотела оступиться!
С нравами шоу-бизнеса я столкнулась еще за кулисами «Фабрики звезд», поэтому не стала подписывать контракт с ее продюсерами… Из всех его сторон меня прельщала только профессиональная: я хотела просто петь на сцене!
В свое время приняла решение: «Может, стоит попробоваться в актрисы? Они, бывает, поют и в мюзиклах…» И даже с первого раза поступила в Школу-студию МХАТ. Однако в процессе обучения поняла, что не попала «в яблочко»: оказалось, что задачи у актрисы и певицы совсем разные.
Зато в Школе-студии я познакомилась со своим будущим мужем, актером Петей Кисловым. Когда он увидел меня в коридоре, глазам не поверил: запомнил еще по «Фабрике», но не ожидал встретить в своем киношно-театральном кругу.
Закрутилось у нас все очень быстро…
В любви я всегда была несколько легкомысленна — ныряла в чувство с головой. Так было и в 14 лет, когда я училась в училище. Мне нравился 16-летний начинающий рокер, который на концертах своей группы неразборчиво орал в микрофон. А я стояла под сценой, переполняясь гордостью: «Я — девушка музыканта!» Продолжалась эта эйфория где-то две недели, за которые я даже умудрилась познакомить его с мамой. Когда на пороге нашей кухни возникла широкоплечая косуха, предваряемая легким перегаром, она поставила чашку мимо стола: кто это рядом с ее девочкой-одуванчиком? А потом честно мне сказала: «Совсем не твой человек!» Запретное чувство только подливало масла в огонь: «Все равно его люблю!
Никто нас не разлучит!» Прибегаю к нему в клуб — а мой «возлюбленный» там с какой-то девчонкой целуется! Развернулась — и обратно к маме вся в слезах…
Потом случились и серьезные отношения, которые продолжались три года. Но брать на себя обязательства я была не готова — мне нравилось легко парить по жизни. Однако с Петей Кисловым нас удержали вместе обстоятельства. Вскоре мы узнали, что ждем ребенка. А под него ведь надо создавать семью: строить отношения, обставлять гнездышко… И какое-то время все эти заботы нас увлекали — когда родился Андрей, мы вместе им занимались, вскакивали по ночам, когда малыш плакал... Но постепенно выяснилось, что, кроме сына, нас с Петей мало что связывает. У мужа свои актерские амбиции, а я, поняв, что мое место все-таки на эстраде, заключила контракт и постоянно моталась на гастроли.
Хотя вдохновения не было: песни не писались, так что работа шла по накатанной колее. Приходишь домой — а там еще быт наваливается! И муж сердится, что мало уделяю ему внимания. При этом с его стороны я тоже никакой поддержки не чувствовала. Мы высказывали друг другу недовольство, продолжая жить каждый в своем мирке. Тем временем чаша терпения переполнялась.
…И вот возвращаясь с очередных гастролей, я поймала себя на мысли, что, наверное, жизнь должна быть если не шикарной, то, как минимум, приятной и комфортной. У меня же все еще впереди: надо писать альбомы, растить сына, снова любить… И это должно быть в удовольствие! С такими мыслями я спустилась с небес на землю — и из самолета вышла в полной готовности к важному разговору с мужем…
Сейчас ничуть не жалею об этом шаге.
Жизнь действительно стала меняться в мелочах и по-крупному. Вдруг снова на бумагу хлынули песни, я записала новый альбом на английском языке, заключила контракт с Константином Меладзе. Опять оказалась в центре мужского внимания: не связанная обязательствами, начала влюбляться…
Благодарим владелицу интерьерного салона «Names» Наталью Корецкую за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram