Все было как всегда... Улыбаясь, он любезно расписался на проспекте, протянутом ему молоденькой регистраторшей. Потом, стесняясь собственной медлительности, долго выгружал из карманов ключи, мобильник и початую пачку жвачки.
Учтивые английские пограничники и таможенники ставили в его документах свои печати, а он, надвинув на глаза бейсболку и подняв воротник куртки до самых ушей, делал вид, что не слышит восторженного перешептывания двух дамочек средних лет, обсуждавших, тот ли это артист, что так трогательно сыграл безутешного вдовца в «Реальной любви» Ричарда Кертиса, которую они как раз вчера, обливаясь слезами, опять смотрели по телику, и если да, то прилично ли будет предложить ему для автографа свои посадочные талоны...
Потом он долго пристраивал сумку с подарками для сыновей на багажную полку, и старушка, которую он задерживал, раздраженно ворчала сзади...
Впрочем, с соседями по салону ему повезло: два очаровательно высокомерных бизнесмена, сидевших рядом, даже не попытались с ним заговорить. И он был им за это чрезвычайно благодарен. Значит, двенадцать часов покоя ему гарантировано...
Да нет, какой к черту покой! Он сотни раз проделывал этот воздушный путь над Атлантикой, но, кажется, никогда еще не чувствовал себя так паршиво.
Вчерашний разговор с Фрейей, еще прошлым вечером казавшийся ему таким благородным и честным, теперь как каленым железом жег его каждой своей фразой. «Я хотел бы больше внимания уделять мальчикам... Знаешь, какой у них сейчас опасный возраст... Работа будет очень напряженной, буду вкалывать как проклятый... Вряд ли смогу вырваться в ближайшие месяцы...» И так далее, все в том же духе. Господи, да он же просто струсил! Побоялся прямо и спокойно сказать ей в глаза, что он ее бросает. Бросает по одной-единственной причине, по которой только и бросают женщин, — потому что не любит. Не любит! Так и не смог полюбить, несмотря на все свои усилия, несмотря на вполне себе приличный секс, несмотря на все то, что сделала для него Фрейя, и на ту любовь, которой светилась она сама... «Мы возьмем тайм-аут в отношениях...
Разберемся в своих чувствах»... Невозможно было придумать ничего более нелепого! В любви не бывает тайм-аутов. Ему ли этого не знать? Не бывает! И даже когда одна из сторон навсегда покидает поле, игра продолжается... И длится до тех пор, пока не закончится сама любовь.
Но ведь должна же она когда-то закончиться?! Закончилась же в итоге его сумасшедшая любовь к Хелен! Улетела прочь, как желтый осенний лист. А ведь когда она его бросила, боль была такой резкой, что он несколько минут не мог как следует вдохнуть. Все крутил и крутил в руках ее записку, все перечитывал и перечитывал в отупении несколько строк, которые вспарывали сердце...
Они познакомились в начале 80-х. Как обычно случается в их среде: на какой-то затянувшейся за полночь тусовке, повода к которой после всего выпитого уже никто толком не помнил.
Лайам держался в тени: его привел приятель, который и сам-то присутствовал здесь на птичьих правах, так что лезть на рожон не следовало... Он и не лез, потихоньку передвигаясь по залу, здороваясь с теми, кто его узнавал. Кто-то из этих немногих и представил его Хелен... Она скользнула по нему своим прищуренным взглядом, на мгновение сверкнула улыбкой... И он пропал. Пропал, не питая особых надежд и не строя никаких планов. Кем он тогда был, чтобы надеяться?
Двадцативосьмилетним парнем из провинциальной североирландской Баллимены, которому по счастливой случайности удалось избежать карьеры водителя-дальнобойщика и ценой множества ухищрений затесаться в богемную среду. Выскочкой, который из кожи вон лезет, чтобы стать тем, кем ему становиться, возможно, вовсе и не стоит.
Ради того, чтобы быть своим среди богемы, он даже имя сменил: взял вместо грубоватого Уильям Джон более запоминающееся и, как ему казалось, по-ирландски задиристое — Лайам. Но это ровным счетом ничего не изменило.
Так и не сумев убедить родителей в том, что играть в театре гораздо круче, чем водить погрузчик на пивзаводе или преподавать в начальной школе, он тем не менее пристроился в один из театров Белфаста, который имел неосторожность дать в местной газете объявление: «Требуется высокий актер на небольшую роль». Два года он перебивался этими самыми «небольшими ролями», потом перебрался в Дублин: отец всегда говорил, что ирландцу-католику любой специальности здесь пробиться проще, чем на английской части острова. Его приняли в дублинскую школу драмы и труппу Театра аббатства, но настоящая карьера как-то не строилась.
Все говорили, что нужно ехать в Лондон... Вот он и прикатил — разведать обстановку.
Нет, о том, что он нравится женщинам, Лайам, конечно, знал. Начал догадываться еще мальчишкой, когда подружки трех его сестер принялись вдруг все как одна краснеть при его появлении. Да и учась в педагогическом колледже, ему, кажется, ни разу не удалось вернуться с занятий в одиночку: какая-нибудь из девчонок обязательно увязывалась следом. Какие-то из женщин, с которыми он спал, в пылу чувств даже называли его красавчиком... Но у Хелен Миррен такого добра было хоть пруд пруди! И то, что она была на семь лет старше Лайама Нисона, никак не влияло на расстановку сил.
Внучка русского дворянина, Хелен, хотя и выросла в бедности, провела детство в закрытой школе для девочек, где усвоила манеры, которые ни одной из прежних подруг Лайама и присниться не могли. Впрочем, это не помешало ей, покинув школу, так же легко усвоить и идеологию хиппи. И теперь гремучий коктейль из утонченных манер и полной внутренней свободы, к тому же налитый в очаровательный сосуд с округлым бюстом и осиной талией, просто сводил мужчин с ума. Когда Хелен входила в комнату, девять из десяти гостей мужского пола оборачивались в ее сторону. Выпускница драматического колледжа в Лондоне, после окончания которого ее сразу же приняли в труппу знаменитого лондонского театра «Олд Вик», ведущая актриса Королевской шекспировской труппы, лауреатка престижных театральных премий... И одновременно любимица режиссера- экспериментатора Питера Брука, участница его безумных гастролей по дикой Африке, одна из звезд вышедшего год назад скандального фильма «Калигула»...
Для Хелен мужчины были как драгоценные камни, которых в сундуке раджи никогда не бывает слишком много.
И поэтому раджа никогда не упустит случая присоединить к своей коллекции еще один достойный экземпляр, чтобы потом благополучно забыть о нем, как только на горизонте появится что-то новенькое... Впрочем, те камни, которые нравились «радже» больше остальных, имели шанс получить великолепную огранку. На счастье Лайама, он оказался именно из их числа.
«У нашей Хелен новая игрушка... Шести футов роста...» — вскоре после той памятной вечеринки начали посмеиваться многие.
Но посмеиваясь, ее друзья и приятели, среди которых было немало влиятельных в актерском мире людей, начали к этой «игрушке» привыкать... Не прошло и полугода после их случайного знакомства, как Нисон, давно жаждавший получить хоть сколько-нибудь заметную роль в кино, уже снимался у Джона Бурмена в «Экскалибуре» — эпическом полотне по мифам о короле Артуре, где сама Хелен играла фею Моргану. Роль сэра Гавейна, доставшаяся Лайаму, была куда скромнее, всего несколько эпизодов, пара крупных планов... Но это была роль в настоящем кино! И несколько месяцев рядом с Хелен среди зеленых ирландских лесов...
После этих съемок его заметили, стали приглашать в сериалы ВВС и даже на небольшие роли в фильмах с участием таких звезд, как Энтони Хопкинс и Лоуренс Оливье... Но для него главным интересом в жизни уже стала Хелен.
После съемок в «Экскалибуре» их отношения окрепли. Миррен помогла ему переехать в Лондон, таскала по музеям, в которых он, сын школьного сторожа и поварихи, раньше отродясь не бывал, знакомила с лондонцами, разговаривая с которыми Лайам постепенно избавлялся от своего ирландского акцента, учила, как есть в дорогих ресторанах диковинные блюда вроде улиток или омаров... И доводила до белого каления тем, что наотрез отказывалась выходить за него замуж. Ему уже минуло тридцать, ей шло к сорока. Лайам что ни день без устали втолковывал Хелен, что им нужно как можно скорее завести детей. Но она и слышать об этом не желала, так же как и о венчании, кольцах и фате. То есть обо всем том, что в его мозгу ирландского католика только и могло символизировать истинную любовь. Он обижался, устраивал ссоры, ревновал...
Хелен всегда мирилась первой, но ему неотступно чудилось в этой ее снисходительности обидное равнодушие. И он бесился еще больше.
Однажды после очередной размолвки он пришел на съемочную площадку сериала «Остров Эллис» сильно не в духе... Кто-то из коллег подвел к нему худенькую блондинку, совсем еще молоденькую, лет двадцати. Девушка протянула узкую ладонь, представилась необычным именем Наташа, сказала, что рада сниматься в одном фильме с таким красивым актером... А он буркнул в ответ что-то неразборчивое и тут же о ней забыл...
Потом, в пору первых, счастливейших дней их с Наташей любви они как-то, не сговариваясь, вместе выудили этот день из глубин памяти и до слез смеялись и над ее неумелым кокетством, которое его в тот раз так рассердило, и над его угрюмостью, которая так смутила ее...
Кто знает, может быть, если бы в тот далекий день 1984 года Лайам поменьше цеплялся за уходящую любовь Хелен, сегодня он был бы богаче на несколько счастливых лет?
И кроме двух сыновей на память о Наташе у него осталась бы еще и дочка — такая же белокурая, как мама... Что, если с ним и сейчас происходит то же самое? Если и сейчас в угаре мучительного, неуходящего чувства к одной женщине он отталкивает другую, готовую войти в его жизнь и принести в нее тщетно разыскиваемое им счастье? Если вновь, слишком дорожа прошлым, он не дает будущему войти в свою жизнь?
Впрочем, что толку теперь об этом вспоминать! Все случилось так, как должно было случиться. И сейчас пусть все будет как будет. Там, наверху, кто- нибудь да разберется уж в его судьбе...
А в тот день их первой встречи с Наташей ему и в самом деле было не до кокетливых блондинок.
Уже несколько месяцев он чувствовал, что их отношения с Хелен зашли в тупик... А вскоре, придя домой, нашел ту самую записку, в которой она сообщала, что уезжает на несколько дней и что ему за эти дни лучше переехать в отель, потому что между ними все кончено.
Конечно, ни в какой отель он не поехал. В тот же вечер укатил в Дублин, где неделю, не просыхая, таскался по всем пабам подряд и даже закрутил роман с выступавшей в одном из них молоденькой рок-певицей Шинейд О’Коннор. Бедная Шин даже успела в него влюбиться, но так и не поняла, куда он через некоторое время пропал так же скоропалительно, как и появился. А он уже паковал чемоданы, чтобы мчаться за Хелен, вскоре после их разрыва от греха подальше уехавшей в Америку.
Лайам еще долго продолжал на что-то надеяться.
Работал как одержимый, соглашаясь на любые роли и мечтая, что Хелен оценит успехи, которых он вполне способен добиться и без ее помощи. Крутил романы со всеми, кто попадался под руку, утешая себя тем, что Хелен вернется хотя бы из ревности, узнав, в объятиях каких красоток проводит он теперь время. Джулия Робертс, с которой он познакомился на съемках фильма «Удовлетворение». Модель Дженис Дикинсон, которая сразу же после начала их романа, к огромному смущению Лайама, принялась везде, где можно и нельзя, расхваливать его мужское достоинство... Дженнифер Грей, гремевшая тогда после роли Бэби в «Грязных танцах»... Брук Шилдс... Да мало ли еще кто...
Он не мог остановиться даже после того, как доподлинно узнал, что у Хелен роман с режиссером Тейлором Хэкфордом... Как же он ненавидел тогда этого ни в чем не повинного перед ним человека!
Ну конечно! Вот почему в тот раз ему было легче. Ему было кого обвинять! Хелен была виновата во всем: в том, что ушла, в том, что бросила, в том, что так и не вернулась, в том, что полюбила другого... И этот другой тоже был виноват... А кого ему обвинять сейчас? Камень, который оказался не в том месте и не в то время? Несчастного паренька-инструктора, который так робел перед голливудской звездой, что конечно же не посмел заставить Наташу надеть шлем, а после падения не вызвал врача... Кого обвинять за эту страшную цепь роковых случайностей? Господа бога? Нет, так не пойдет. Мать всегда говорила — такие обвинения только раздосадуют всевышнего, и он нашлет еще худшую кару.
Хотя есть ли что-то хуже того одиночества, которое гнетет его уже который год подряд? Как червь точит изнутри, несмотря на толпы непереводящихся поклонниц, на любовь сыновей, на поддержку близких и в первую очередь любимой Наташиной сестры Джоэли, которая все это время самоотверженно старается хоть как-то заменить его мальчикам мать... Он полагал, что отношения с Фрейей избавят его от этой гнетущей пустоты. Но стало только хуже. Теперь, после того как даже этот идеальный, практически безоблачный роман так и не принес облегчения, ему, похоже, не на что надеяться...
С Фрейей Сент-Джонстон они были знакомы давно, встречались то у тех, то у других общих приятелей, когда приезжали с Наташей в Лондон. Впрочем, знакомы — это было бы сильно сказано.
Так, легкий треп о погоде, ни к чему не обязывающие кивки при встрече... «Как ваши дети?» «А ваши?..» «Уже такие большие?» В сущности, ничего кроме того, что Фрейя, как и они с Наташей, растит двоих сыновей и занимается то ли журналистикой, то ли рекламой, он о ней не знал... А потом, впервые после смерти жены оказавшись в Лондоне один, просто не нашел в себе сил позвонить кому-то из хороших знакомых: слишком многое пришлось бы вспоминать... И позвонил Фрейе.
Видит бог, он старался! Он очень старался... «Уныние — тяжкий грех» — так учили его с детства. И он пытался не поддаваться. Был внимательным и нежным, посылал Фрейе на дом цветы, водил в лучшие рестораны, возил на Лазурный берег... И стоически терпел вездесущих папарацци, чтобы Фрейя, не дай бог, не подумала, что он скрывает их роман или стесняется его...
И чего он добился своим упорством? Того, что бедная женщина искренне поверила в возможность счастья, которое он в итоге так и не смог ей дать? Не смог, потому что каждый шаг, сделанный с Фрейей по улицам, по которым они когда-то гуляли с Наташей, казался ему изменой. Потому что в их с Наташей любимом баре, куда он назло самому себе и на радость преследовавшим их юнцам с фотоаппаратами привел Фрейю, его буквально выворачивало наизнанку от воспоминаний...
В очередной раз он увидел Наташу Ричардсон в конце 1990 года, когда пришел на премьеру фильма «Утешение незнакомцев». Хелен тоже снималась в этой ленте, и он надеялся, что ему удастся увидеть ее, похвастаться своим недавним успехом в «Человеке тьмы» — как-никак первая главная роль в Голливуде.
Фильм уже несколько недель делает отличные сборы... Наташа была с женихом, продюсером Робертом Фоксом... Об этом предполагаемом браке уже судачили по обе стороны Атлантики. Как и Наташа — внучка знаменитого английского актера Майкла Редгрейва и его не менее знаменитой жены актрисы Рэйчел Кемпсон, дочка Ванессы Редгрейв и режиссера Тони Ричардсона, падчерица голливудской звезды 70-х Франко Неро, за которого Ванесса вышла замуж после развода с Наташиным отцом, Роберт Фокс был из «звездной семьи». Дед — писатель, покойный отец — театральный агент, мать — актриса, два старших брата Джеймс и Эдвард — тоже известные актеры...
Лайам знал, что ради Наташи Роберт Фокс развелся со своей первой женой Селестой, с которой за пятнадцать лет брака нажил троих детей. И что, несмотря на этот скандальный развод, оба семейства — и невесты, и жениха — считают, что все идет как надо: Наташа с Робертом — отличная пара, просто обязанная сделать в Голливуде блистательную совместную карьеру.
Он не стал к ним даже подходить... Зачем? Да и к Хелен тоже не подошел — она все время была то с тем, то с другим и только помахала Лайаму через весь зал рукой...
После успеха «Человека тьмы» ему стали присылать один сценарий за другим. Кто-то из критиков написал, что режиссер Сэм Рэйми, снявший фильм, сделал Голливуду прекрасный подарок — открыл нового актера того уникального типажа, к которому принадлежат Джефф Бриджес и Харрисон Форд... «Лицо, способное органично сочетать в себе свет и тьму, нежность и злобу, порок и добродетель». И режиссеры как с цепи сорвались, предлагая Лайаму роли всяких двуличных типов вроде Тони Аарона из детектива «Под подозрением» или «нежного громилы» Дэнни Скулара из «Большого человека».
Он стоически старался отказываться хотя бы от очевидной халтуры, терпеливо ожидая, когда же за всем этим последует что-то по-настоящему сильное. И вот в один из дней ему позвонил агент и сказал, что Universal приглашает на пробы в новый фильм Спилберга.
Слухи об этом проекте ходили давно. Леопольд Пфефферберг, один из польских евреев, уцелевших когда-то в мясорубке холокоста благодаря немецкому предпринимателю Оскару Шиндлеру, поклялся прославить имя своего спасителя и уже несколько десятилетий упрямо пытался исполнить свою клятву. Первая попытка снять фильм о Шиндлере по сценарию, написанному в конце 60-х Ховардом Кохом, потерпела неудачу.
Но Пфефферберг, ставший в Америке Лео Пейджем, не терял надежды. Он открыл в Беверли-Хиллз магазин дорожных товаров и всем, кто казался ему более или менее подходящим персонажем, рассказывал свою историю. В 1980 году в его магазинчик совершенно случайно зашел за парой чемоданов австралийский журналист и драматург Томас Кенилли, которого Леопольд в итоге уговорил-таки написать о Шиндлере книгу. Документальный роман Кенилли, вышедший в 1982 году, получил Букеровскую премию, и Голливуд решил вернуться к позабытой когда-то идее — Universal купила права на экранизацию «Ковчега Шиндлера». Однако дальше дело не двигалось — режиссера для нового проекта не находилось. Мартин Скорсезе, которому студия предложила ставить фильм, отказался, заявив, что только режиссер-еврей имеет право взяться за такую работу.
Роман Полански, сам в детстве чудом переживший холокост, сказал, что не может найти в себе достаточно сил для того, чтобы снова все вспоминать... Сидни Поллак, предпочитавший камерные проекты, ответил, что не готов приняться за эпопею такого масштаба. Наконец Спилберг, «под которого» студия когда-то и покупала права на книгу и которого все эти годы неустанно окучивал неутомимый Лео Пейдж, пророчивший режиссеру «Оскара» за «Оскаром», ответил согласием. Поставив впрочем два условия — он будет снимать только на черно-белую пленку и публично откажется от гонорара: все деньги, которые студия готова будет заплатить ему за этот фильм, должны быть перечислены в благотворительный фонд, который он учредит специально для сохранения памяти о жертвах холокоста и документальных свидетельств тех лет.
Лайам знал, что главную роль режиссер хотел бы отдать Харрисону Форду, с которым отлично сработался на трех отснятых им фильмах об Индиане Джонсе, так что ни на что особенно не рассчитывал.
В конце концов ему грех было жаловаться на отсутствие работы — к кинопроектам, в которых нет недостатка, добавилось приглашение в бродвейский спектакль «Анна Кристи»... А дебют на Бродвее — это тоже отличная ступень наверх. Он прошел пробы и дал себе слово не думать больше о Спилберге.
— Лайам, он в зале! — В первую минуту он даже не понял, о ком это Наташа говорит. — Ну что ты смотришь на меня? Стивен в зале! С женой и тещей! Ты понял? Сегодня мы выложимся по полной! И он утвердит тебя! Это уж как пить дать!
Сверкнув глазами, Наташа схватила его за руку, и сердце Лайама как по команде привычно ухнуло вниз...
Господи, ну почему ему понадобилось целых восемь лет, чтобы понять такую простую вещь — эта женщина предназначена ему самой судьбой?
Или все это было вовсе неспроста и он с самого начала предчувствовал, какой прекрасной и трагической будет их общая судьба с Наташей? Но от судьбы, какой бы она ни была, как известно, не уйдешь...
С первой же репетиции «Анны Кристи», где Наташе Ричардсон досталась главная роль, они оба стали замечать, что каждое слово любви, произнесенное их героями, тревожным и радостным гулом отдается в их собственных сердцах, что с каждым новым спектаклем им все труднее размыкать сценические объятия...
Все было забыто: ее перспективный муж, его романы без завтрашнего дня... И Хелен, которую он, как ему когда-то казалось, никогда не сможет забыть.
Конечно, если бы не эта любовь, ему нипочем бы так не сыграть... Да и Наташе, наверное, тоже. Но так или иначе, молва о потрясающем спектакле стала разноситься по Нью-Йорку, и Стивен Спилберг, все еще колебавшийся между Фордом и Нисоном, решил сходить на него посмотреть.
В тот вечер они играли как боги. Зал просто стонал. Теща Спилберга рыдала в три ручья... И он получил роль Оскара Шиндлера! А она принесла Лайаму Нисону всемирную славу, номинации на «Оскар» и «Золотой глобус»... Но еще раньше, чем все это случилось, раньше даже, чем фильм вышел на экран, он уже был обручен с Наташей, и они вместе уехали в Северную Каролину на съемки фильма «Нелл».
Господи, вот уж за какую свою работу ему по-настоящему стыдно...
Ни пластики, ни настоящей глубины. Да и чему удивляться, он же ни о чем, кроме Наташи, и думать тогда не мог... Они поженились сразу после окончания съемок, а на премьере «Нелл» в декабре 1994 года Наташа уже горделиво демонстрировала всем свой округлившийся живот. Она непременно хотела родить на день рождения Лайама — 7 июня, но их сын Майкл оказался ужасным упрямцем, настоящим ирландским парнем, и ни в какую не желал угодить родителям, появившись на свет лишь через две недели после того, как его отец отметил свой сорок третий день рождения. А спустя чуть больше года родился Дэни.
Дни напролет Лайам ходил сам не свой от счастья...
Был ли он так же безоблачно счастлив день за днем все те годы, что они прожили вместе? Нет, конечно нет... Он просто жил, совершено не подозревая о том, какое это невозможное счастье — просто жить рядом с теми, кого любишь... Конечно, были обиды, ссоры, глупые размолвки... В конце 90-х какая-то газетенка даже написала, что их брак с Наташей дышит на ладан. Лайам был так зол, что подал в суд и выиграл процесс, тут же пожертвовав все уплаченные ему за «моральный ущерб» деньги на благотворительность. Но мудрые люди говорили, что будь все и в самом деле благополучно, он просто махнул бы на глупых журналистов рукой... Карьера то и дело давала досадные сбои, и за прорывами вроде «Списка Шиндлера» или «Реальной любви» вдруг следовала целая цепь если не провалов, то каких-то бесцветных работ...
Были и настоящие горести... Чего стоила хотя бы та авария, в которую он угодил в 2000 году, когда, гоняя на мотоцикле, столкнулся с оленем и, раздробив таз, бедро и пятку, чуть не остался инвалидом. А если бы не мужик, везший на своем грузовике навоз и чудом заметивший Лайама на обочине, то и инвалида бы от него не осталось... Наташа тогда примчалась из Канады со съемок, и врачи сказали ей, что он не переживет ночь. Уже потом, когда костыли были заброшены и все тревоги о его здоровье наконец-то остались позади, Наташа, смеясь, заявила: «Ну, теперь нам ничего не страшно — можем гонять на всех мотоциклах подряд до скончания века: два раза в одну воронку бомба не падает». Вот в этом, наверное, и был их секрет — ни на одно мгновение, даже во время ссор и разлук, они не переставали ощущать себя одним целым.
И искренне полагали, что роковая бомба в их жизни если и взорвется, то одна на двоих...
В 2008 году карьера Лайама, как будто немного провисшая после блистательной «Реальной любви», снова начала набирать обороты... Неожиданно для актера компания Люка Бессона предложила ему роль в триллере «Заложница», где Лайам должен был убедительно изобразить крутого спецназовца на пенсии, вырывающего свою похищенную дочь из рук злодеев-албанцев. Они с Наташей тогда долго гадали, не случилось ли какой ошибки и точно ли Лайаму хотели прислать именно этот сценарий. Да, в детективах и разной мистике он снимался не раз, но в настоящем боевике с мордобоем и кучей трюков... В его-то пятьдесят шесть! И после той ужасной аварии... «Ты просто не знаешь себе цены», — наконец подытожила Наташа.
И он согласился, будучи твердо уверен, что эту ерунду Бессон в широкий прокат выпускать не будет, обойдется DVD-версией.
А вскоре, как будто во искупление этого опрометчивого согласия на авантюру с боевиком, Лайам отправился на пробы в психологическом триллере «Хлоя», съемки которого должны были начаться в феврале 2009-го в Торонто. Они с Наташей сразу решили, что поедут в Канаду вместе: пока он снимается, она покатается на лыжах. Она давно хотела научиться кататься как следует, боясь, что сыновья, с каждым годом державшиеся на лыжах все лучше, скоро будут смеяться над своей матерью-неумехой...
В конце января на американских экранах появилась «Заложница», уже успевшая прекрасно пройти в Европе.
Премьера пришлась неудачно — на пятницу, 30 января: в выходные начинались финальные игры за звание чемпиона Национальной футбольной лиги, и надежд на то, что потенциальные зрители променяют свои телевизоры на кинотеатры, было мало. И все же «Заложница» уже в первый уик-энд практически перекрыла свой бюджет. Все кругом говорили о сиквеле... И стало ясно, что в карьере Лайама вновь наметился решительный прорыв, причем совершенно в новом направлении...
— Мистер Нисон, если вам не трудно...
Давешние восторженные дамочки, осознав, что их совместный путь подходит к концу и удача вот-вот уплывет из их рук, все-таки решились. Вздохнув, Лайам безропотно полез за ручкой...
Слово никогда и никому не отказывать в автографах он дал себе четыре года назад, в тот самый мартовский день 2009 года, когда метался по отделению «Скорой помощи» монреальского госпиталя Sacre Coeur. Еще никогда в жизни он так не мечтал, чтобы его узнали, бросились навстречу с глупым восторгом и воплями. Узнали и наконец проводили туда, где беспомощная и одинокая лежит его Наташа... Но какие-то люди вокруг, полные каждый своей бедой, все проходили и проходили мимо, то прижимая к груди перебинтованную руку, то поправляя пропитанную чем-то повязку, то озабоченно кого-то утешая...
— Простите сэр, здесь нельзя звонить...
Отделившийся от стены плечистый охранник мягко вынул у него из рук мобильный... Наконец в глазах одной из куривших на крыльце медсестер промелькнула долгожданная искорка...
— Мистер Нисон?
Пойдемте...
То, что он нашел в палате, в которую его отвели, уже не было Наташей. Среди бинтов, трубок и каких-то медицинских приборов лежала чужая женщина, еще не труп, но уже некто, шагнувший туда, за грань. Доктора подробно объяснили, что именно оказалось поврежденным в ее голове и почему в первые несколько часов после падения, случившегося на той треклятой горнолыжной трассе, в те несколько часов, когда Наташу еще можно было бы спасти, она не почувствовала ничего, кроме легкого головокружения. Лайам не вслушивался в их слова, ни о чем не спрашивал... Он и так сразу все понял. И изо всех сил старался собрать в кулак то, что осталось от его воли. Чтобы поверить... Господи, но она же дышит!!! Врач в ответ только покачал головой.
Ее дыхание больше ничего уже не значило.
Он сказал, что перевезет ее в Нью-Йорк, чтобы мальчики смогли проститься... Спустя два дня, 18 марта 2009 года, в нью-йоркском госпитале Lenox Hill аппараты, поддерживавшие жизнь в теле, когда-то бывшем его женой Наташей Ричардсон, были отключены. С согласия семьи органы Наташи были переданы для трансплантаций...
Только спустя два года, в феврале 2011-го, он решился рассказать обо всем, что пережил тогда, в большом интервью Esguire. Он долго сомневался, даже отменил уже назначенную было беседу, но потом Джоэли убедила его, что, выговорившись публично, он, может быть, почувствует себя лучше. На какое-то время ему и самому так показалось...
В то лето он даже решился пригласить Фрейю провести пару недель на море... Говорят, врачи называют это ремиссией.
За четыре года, прошедших после смерти жены, Лайам Нисон сделал головокружительный карьерный виток, который на шестом десятке в Голливуде редко кому выпадает. Почти полдюжины отличных кассовых боевиков: «Команда «А», «Схватка», «Неизвестный», «Заложница 2»... Не должен отстать от них и новый фильм «Нон-стоп», в котором он борется с террористами на борту самолета, пересекающего Атлантику... Его портфель вечно набит сценариями, а график съемок расписан на год вперед... Как лев Аслан из «Хроник Нарнии», которого ему, к восторгу сыновей, довелось озвучивать, Лайам готов к любому бою. Неувядаем... И одинок.
Подпишись на наш канал в Telegram