Наши отношения с Ларисой так стремительно переросли в бурный роман, что я стал серьезно опасаться — завтра-послезавтра мы выйдем из тени, начнем официально появляться на людях, и все станут в меня тыкать пальцем. А если поженимся, тут же приклеится ярлык — «муж Ларисы Удовиченко»!
Я понимаю, что в ее окружении четко работали стереотипы: рядом со звездой ты автоматически оказываешься в тени.
Помню, в Тбилиси когда-то ходил один анекдот. Муж известной шахматистки Ноны Гаприндашвили всюду так и представлялся: «Я муж Гаприндашвили!» Пока однажды его кто-то остроумно не спросил: «Ну хорошо… а днем ты что делаешь?»
У меня были все основания бояться этого, потому что я вырос в Тбилиси, в семье военных медиков, где авторитет мужчины традиционно был необычайно высок. И других отношений между мужем и женой я себе не представлял.
Но, на удивление, у нас с Ларисой все прошло очень легко и органично.
Во-первых, вокруг было много друзей (надо отдать должное Ларисе, это были ее друзья), которые наш союз восприняли очень доброжелательно. У них не возникало никакого разделения: мол, Лариса — звезда, а я — просто муж.
А во-вторых, моя работа в «Совинфильме», манера поведения и отношение к Ларисе не подразумевали никакой зависимости от ее славы.
Я тоже был вполне состоявшимся человеком. За плечами два высших образования: Тбилисская консерватория по классу фортепиано и искусствоведческий факультет. По своей специализации — «Музыка в экранизации литературной классики» — я продолжил стажировку в Москве, в Институте истории искусств. Меня все больше и больше затягивал кинематограф, и когда мне предложили работу в «Совинфильме» — в международном объединении по совместным постановкам кинофильмов, я тут же согласился.
Лариса была для меня прежде всего женщиной, на тот момент — любимой.
И мне было все равно, в каких она снимается фильмах. Мне нравилось в ней все: сексапильная фигурка, улыбка, слегка раскосые глаза, напевная речь, ее одесский юмор...
Наш роман, должен признаться, развивался в весьма драматических обстоятельствах. На момент нашего знакомства Лариса была свободна, а я, увы, женат. Моя жена совсем не из мира кино — она работала переводчиком с французского языка. С Ириной у меня были достаточно хорошие, теплые отношения, у нас рос 13-летний сын. Но встреча с Ларисой все изменила. Я не устоял перед ее женским обаянием и влюбился...
Познакомились мы на торжестве у ее подруги, с которой Лариса училась во ВГИКе. Вера отмечала свой день рождения в модном тогда бизнес-клубе Хаммеровского центра. Так получилось, что мы с Ларисой оказались рядом за столом.
Она была само очарование: коротенькая юбка, челка до бровей... Мы беспрерывно танцевали и шутили. Лариса спросила, где я работаю, я ответил: «В «Совинфильме». Она не скрывала, что ее это очень заинтересовало. Следом она сразу же спросила: «А вы женаты?» Я честно ответил: «Да».
Но тем не менее мы с Ларисой продолжили знакомство, но не встречались, просто созванивались. Отношения были добровольными и взаимно располагающими. Она уже была известной после своей Маньки-Облигации актрисой. Молодая, успешная, красивая.
Прошло несколько месяцев. Я пару раз звонил Ларисе, предлагая организовать фотосессию для наших зарубежных партнеров. Она отвечала уклончиво: «Спасибо, Гена!
Сейчас я немного болею, как только поправлюсь, все сделаем». Рассказала, что нечаянно опрокинула кастрюлю с варениками и сильно обожгла ноги, теперь безвылазно сидит дома, скрываясь от всех и очень мучаясь от ожогов.
Как-то после работы я опять позвонил Ларисе. Естественно, под предлогом каких-то новых кинопроектов, и неожиданно услышал:
— Гена, приходите, у меня сегодня одесский ужин… Мои фирменные кабачки в соусе.
— С большим удовольствием!
Лариса уже знала о моих одесских корнях: моя мама — одесситка. А еще выяснилось, что мы с Ларисой много лет отдыхали в Одессе на соседних пляжах, не зная друг друга. «Надо же, — смеялась она.
— А я там все время томилась от скуки!»
Одесса — знаковое место в моей жизни. Там давным-давно на пляже я познакомился со своей первой женой Ирой. Но об этом факте своей биографии я, естественно, Ларисе не рассказывал. Одним словом, тема Одессы нас сразу же сблизила.
Это был очень важный вечер для нас обоих. Он запомнился и мне, и Ларисе.
Она жила в одной из башен на Новом Арбате, на 11-м этаже. Я подъехал к ее дому на белых «Жигулях» престижной тогда шестой модели. «Козырный» ухажер — сотрудник внешнеторгового объединения, с корочкой, на машине, да еще и выглядел весьма неплохо.
Звоню в дверь. В одной руке — букет цветов, в другой — бутылка коньяка и бутылка шампанского.
Помню, как она, увидев этот «джентльменский набор», протянула с ее неподражаемой интонацией: «О-о-о! Крепкие напитки…» и сделала неопределенный жест рукой. Я терялся в догадках: хорошо это или плохо? Во всяком случае, бутылки нам потом пригодились.
У Ларисы была маленькая, уютная квартирка-гнездышко, на кухне меня ожидал красиво накрытый стол на две персоны. Это вселило в меня некоторую надежду на продолжение. Я почувствовал азарт победителя. И это было естественно. Мы оба были молоды: мне — 40, а ей — 32.
В тот вечер к Ларисе «на огонек» заглянула Наташа Андрейченко. Они очень дружили. Мы вместе сидели за столом, выпивали, закусывали, она делилась с Ларисой своими проблемами. Жаловалась на своего мужа Максима Дунаевского.
У них испортились отношения из-за Максимилиана Шелла, с которым у нее только-только начался роман на съемках фильма о Петре I. Кстати, с Дунаевским я был знаком. Наташу я тоже хорошо знал. Фильм о Петре I снимали у нас в стране, этот совместный проект курировал мой коллега.
Потом Наташа ушла и мы с Ларисой остались одни. Я все про себя гадал: «Заинтересована она во мне или нет?» Я никогда не осмелился бы обидеть ее приставаниями.
Несколько раз Лариса, глядя на часы, спросила: «Ты не спешишь?» Время было уже достаточно позднее.
Но по тому, КАК она это спрашивала, я понял: шансы у меня есть! В общем, в тот вечер все у нас случилось романтично и красиво… Позже Лариса со смехом вспоминала о нашем свидании: «Наша первая встреча с Геной произошла у меня на 11-м этаже...
прямо на ковре!»
Наступил май. Я уехал в Ташкент, чтобы все подготовить к работе нашего представительства на международном кинофестивале стран Азии, Африки и Латинской Америки. На открытие фестиваля прилетела Лариса, и мы с ней открыто появились на публике. Хотя нас и поселили в разных номерах гостиницы «Узбекистан», но нам это совершенно не мешало. Своих отношений мы ни от кого не скрывали. Бесконечная череда банкетов, приемов, поездок с жарением рыбы на природе — так прошла эта чудесная неделя…
Мои коллеги отнеслись к нашему роману несколько настороженно — мол, чиновник и кинозвезда не монтируются. Рядом с Удовиченко органичнее смотрелся бы, наверное, маститый режиссер или народный артист.
Но мне, честно говоря, на эти мнения было плевать. Только когда спустя время у нас с Ларисой родилась наша Маня, все поняли, что это вовсе не короткий фестивальный романчик…
Я вернулся в Москву, наши отношения стремительно набирали обороты. Мы часто тайно встречались с Ларисой у нее дома. И до работы, и после работы, и вместо работы… Я мотался между двумя домами, пытаясь скрывать все от жены.
Когда моя Ира с сыном уехали на дачу, это мне развязало руки. Фактически мы с Ларисой вместе провели все лето. Помню, ездили в Питер на «белые ночи». Были в Павловске, гуляли в парке...
Но рано или поздно все выплывает наружу.
И хоть мне казалось, что я всегда виртуозно прикрываю свои отлучки работой с иностранными делегациями, моя жена заметила, что я стал «работать» слишком часто, и забеспокоилась. Мне перестали верить, начались скандалы.
Но я не собирался уходить из семьи, не хотел ранить сына. Страшно боялся развода — еще раз повторю, я вырос в добропорядочной семье, где слово «развод» даже не произносилось. Но Лариса меня безумно увлекла. И я уже не мог, да и не хотел вычеркивать ее из своей жизни. Это раздвоение было очень мучительным. Я чувствовал, как приближается нечто страшное, неизбежное… Но поддался этому мощному потоку — и будь что будет!
Лариса почти сразу же дала мне понять, что с ней развлекательный роман невозможен. И прямо мне сказала, что я для нее не просто заполнение пустого пространства, а любимый человек.
Я видел в ней готовность создать со мной семью, стать матерью. Вот только вела она себя при этом крайне нетерпеливо. Знаете, как это часто бывает, когда тебе прямым текстом говорят: «Уходи от этой грымзы!» Я потом частенько вспоминал фильм Данелии «Осенний марафон». С главным гером Бузыкиным у меня много общего. Помните, как любовница на него давила, уводила из семьи, все время подчеркивала,что он неухожен: «Посмотри, да у тебя скоро пуговица оторвется! За тобой совсем плохо дома смотрят...» Примерно так было и у нас...
Лариса подкупала меня обещаниями: «Я тебе дам то, чего сейчас у тебя нет! Я создам для этого все условия. Ты у меня будешь писать сценарий, я тебя познакомлю с миром кино, ты все свои таланты раскроешь.
Там нужны только твои деньги, а мне нужен ты и только ты!»
Да я и сам чувствовал: наши отношения — это не просто адюльтер, мы действительно были влюблены друг в друга...
В сентябре я поехал в Тбилиси повидать отца (матери уже не было в живых). Старинная подруга, к которой я обратился за советом, внимательно посмотрела на меня и сказала: «Гена, что-то с тобой не то! Ты стал совсем другим… Давай пойдем к одной гадалке. Я ей верю!»
И мы отправились куда-то на край города, в старый район Авлабар. Постучались в дверь шумной коммунальной квартиры. Нам открыла женщина неопределенного возраста, которая разговаривала на дикой смеси языков — азербайджанского, армянского и грузинского.
Она не смотрела в карты, не гадала на кофейной гуще, а всего-навсего поднесла мой большой палец к горящей свече. И по теням принялась читать мою судьбу. Стояла совершенно мистическая тишина. Гадалка то смотрела в мои глаза, то на палец и наконец произнесла: «Ты сменишь крышу над головой, будешь жить в другом доме, у тебя родится ребенок, и это будет девочка…»
Тогда еще все было совершенно неопределенно, но ее слова запали мне в душу. Я каким-то шестым чувством ощутил — так и будет! Впереди меня ждет какой-то страшный поворот судьбы. Страшный, потому что он будет необратимым…
Моя жена очень тяжело это переживала. Она уже давно обо всем догадывалась, да и потом соседи донесли, что как-то видели в моей машине Удовиченко.
Ира приставала с расспросами, а я ей уверенно вешал лапшу на уши: «Да, ну и что здесь такого? Мы вместе работаем над международным проектом». Но Ира мне не верила. И у нее были на то причины. К тому моменту у нас практически сошла на нет интимная жизнь. А мы ведь еще молодые, красивые, полные сил люди!
Однажды жена проследила за мной. Она знала, где живет Лариса, — всего в пяти минутах хода от моей работы. Остальное было делом техники. Ира подошла к дому Ларисы и увидела стоящую у подъезда мою машину. Поднялась на 11-й этаж и позвонила в дверь. Лариса, естественно, ей не стала открывать. Через 10 минут я вышел, потому что хорошо знал характер жены — она не уйдет ни за что!
И действительно, Ира сидела и ждала меня внизу, у подъезда. Мне не хочется вспоминать подробности нашего разговора, но, поверьте, сцена была бурной и болезненной. У меня, кажется, до сих пор горит лицо от ее пощечин...
Это был уже реальный разрыв. Какое-то время Ира еще пыталась вернуть меня, уговаривала остаться в семье, но все было бесполезно. Смысла таиться больше не было. Я решился на этот шаг, как в омут бросился. Как говорится, восторжествовал мой эгоизм.
Как сейчас помню, 26 декабря 1986 года я написал жене записку, собрал вещи, сел в свои белые «Жигули» и уехал к Ларисе в ее квартирку.
Она меня окружила невероятным вниманием и заботой, стараясь помочь пережить этот трудный переход.
Лариса, как никто, умела обволакивать своей любовью: и вкусно накормит, и приласкает.
У нас были потрясающие кулинарные вечера. Она готовила великолепную «вертуту» (одесский пирог с ягодами), а я делал чанахи. Вечером мы с ней сервировали маленький кухонный столик, ставили на него все, что она с любовью для меня приготовила.
С Ларисой было очень интересно и по-домашнему уютно. Мы могли выпить виски, посудачить обо всем на свете: о проблемах кино, о философии и даже о политике спорили. Это было замечательное время. В Москву с концертами приехал великий пианист Владимир Горовиц. К сожалению, я не смог попасть в консерваторию, но выступление Горовица транслировали по телевизору, и мы с Ларисой устроили по этому случаю праздник: она приготовила ужин, мы уселись перед экраном и с наслаждением посмотрели концерт.
У нас была интересная богемная жизнь: тусовки, фестивали, премьеры фильмов, походы в театр на спектакли друзей...
Встречали Новый год у Севы Шиловского, проводили время на даче у Максима Дунаевского. Для всех мы были как единое целое. Когда Лариса появлялась где-то без меня, все тут же интересовались: «А где Гена?»
К ней «на огонек» заходили известные актеры, режиссеры, которых я знал, но никогда не видел живьем. Она знакомила меня с ними, и мы просиживали за общим столом часы напролет. Сережа Шакуров, Сева Шиловский, Наташа Андрейченко, Максим Дунаевский, Владимир Меньшов, Ира Грибулина... Лариса была очень гостеприимная, друзья знали: она всегда вкусно накормит.
Мы часто вели задушевные разговоры и о своем прошлом.
Лариса рассказывала, как трудно ей приходилось пробиваться и выживать в чужой Москве. Как она боролась за статус москвички, который тогда было ох как трудно получить. Как-то ее педагог Тамара Федоровна Макарова, которая очень любила Ларису, посоветовала ей выйти замуж фиктивно.
— Ну что поделаешь, Лариса. Тебе надо как-то закрепиться в Москве…
И Лариса отправилась в загс с будущим режиссером Александром Панкратовым-Белым, однофамильцем Панкратова-Черного. Он ее прописал на своей площади. Видимо, надеялся на большее, но не получилось. Очень скоро они разошлись.
Потом ее мужем стал Андрей Эшпай, сын композитора Эшпая. У них не было детей. Кстати, она всегда вспоминала об Андрее по-доброму. Говорила, что он настоящий русский интеллигент, у него даже внешность типично чеховская. На мой взгляд, они были совершенно разные. Сейчас Андрей женат на Евгении Симоновой. Они много лет счастливы…
Добрые люди мне как-то рассказали, что у него с Ларисой произошла какая-то история, связанная с ревностью с его стороны. Что там было, я не знаю, но, вероятно, эта ревность была такого высокого накала, что в результате они разбежались. Я его понимаю: Лариса была безумно хороша, мимо нее не мог пройти ни один мужчина!
Кстати, квартира, в которую я переехал жить, была квартирой Андрея Эшпая. Он как джентльмен после развода оставил ее бывшей жене.
Я всегда — когда наши отношения были и на пике, и на спаде — говорил ей: «Лариса, я тебя невероятно уважаю за то, что ты сумела пробиться без всякой поддержки. Ты очень талантливый человек!» А теперь еще добавил бы: «И добилась всего без постели!»
Она мне рассказывала, как режиссеры, пользуясь своей властью, частенько пытались к ней приставать. Доходило чуть ли не до криминала. Однажды где-то в киноэкспедиции один режиссер «Мосфильма» ворвался к ней в номер и стал грубо домогаться. «Единственное, что меня спасло тогда, — с юмором рассказывала Лариса, — то, что успела крикнуть: «Я пожалуюсь Кончаловскому!» Этот наглец в ту пору работал в объединении Андрея Сергеевича. Угроза Удовиченко сразу охладила его пыл, и он выскочил за дверь.
И еще был случай. Как-то после летнего отпуска Лариса приехала на «Мосфильм». Загорелая, с распущенными, выгоревшими от солнца волосами, в короткой юбке. Все мужики чуть шеи не свернули. В кабинете главного редактора Лариса подписывала какие-то бумаги. Вдруг смотрит — он за ее спиной два раза ключ в двери поворачивает. Она стала отступать к столу — и тут, к счастью, кто-то настойчиво постучал в дверь кабинета.
Она притягивала мужиков из кинематографической среды как магнит. Но когда в ее жизни появился я, уже никто не решался с ней вести себя фривольно…
Почти целый год мы жили с Ларисой не расписываясь. Хотя я и ушел от жены, но еще долго не разводился. Я это делал из-за моего сына. Ему было всего 13 лет.
Сложный возраст. Тогда я до конца не понимал, какой удар ему наношу. Максим искал меня, мы с ним встречались, но тайно. Думаю, Ира запрещала ему со мной видеться. Я пытался хоть как-то загладить свою вину, каждый раз у меня наворачивались слезы, когда я видел немой вопрос: «Папа, ты вернешься домой?» в глазах маленького сына...
Лариса молчала, но я чувствовал, что она нервничает и не хочет меня понять. Все это время она ревновала меня к бывшей жене — мы ведь еще были официально женаты. Ей казалось, что я не могу обрубить там все до конца. Но как не общаться с бывшей женой? Нас же связывал сын! Да и потом, часть души у меня все равно осталась там. Ирина — моя большая первая и очень яркая любовь. Ну как это можно взять и сразу вычеркнуть из жизни?
А бывшая жена, наверное, все еще надеялась, что я вернусь к ней. Ира очень рьяно отслеживала нашу совместную жизнь с Ларисой: звонила мне, через общих знакомых собирала информацию, как мы ладим.
А это было нетрудно. Мы жили рядом: я с Ларисой — уже в новой квартире на улице Алабяна, а Ира — у метро «Аэропорт». Практически соседи.
Однажды они все-таки встретились. Случайно или нет, не знаю. Об этой встрече мне рассказала Лариса. Они с моей бывшей женой столкнулись нос к носу в подземном переходе. Ира сама подошла к Ларисе:
— Я Ирина. Жена Геннадия… Что вы думаете, как дальше будет? У вас это серьезно или как?
— Нам не о чем разговаривать! — Лариса занервничала и поспешила прочь.
А вот у меня долгое время не возникало и мысли ревновать Ларису, приставать с вопросами: «Где ты была?
С кем?» Эти вопросы возникли уже потом, много лет спустя…
Лариса реально была моей женщиной. Я это чувствовал, знал, и у меня не было ни малейшего повода в ней сомневаться. Правда, один раз, помню, я все же ее приревновал. Мы еще не жили вместе, а только встречались. Как-то прихожу к ней вечером, а у нее сидит ее старый друг, племянник Эдуарда Шеварднадзе. Лариса как-то мне рассказывала, что у них до меня был роман.
— Познакомься, это Цезарь!
— Очень приятно… Хотя ничего приятного в этом создавшемся треугольнике я не видел.
Мы с Цезарем перекинулись вежливой парой фраз на грузинском. Повисла неловкая тишина. Он явно пришел к своей старой возлюбленной, чтобы возобновить отношения, а тут я! Лариса дала ему отлуп до моего прихода, а он не уходит — и все. Наконец я не выдержал и встал: «Ну ладно. Вы тут выясняйте, а я пойду, пожалуй…»
Очень скоро она мне перезвонила.
— Ты знаешь, Лариса, мне это как-то не понравилось…
Она пыталась оправдаться, клялась, что прогнала его. А у меня зародилось на какое-то время сомнение: недаром же коллеги меня отговаривали: мол, актрисы все непостоянные, да у нее таких, как ты, целый выводок! Твердили: у тебя семья, что ты делаешь?
Рассказывали какие-то истории, все, что о ней слышали, с кем видели…
Тогда с горя я напился в компании, пришел к Ларисе пьяный вдрызг. Она мудро не стала устраивать скандал, а уложила меня на диван, напоила чаем, заботливо меняла на лбу влажное полотенце. А потом посмотрела на меня глазами, полными настоящих, не глицериновых слез, и, всхлипнув, сказала: «Ты что, с ума сошел? Я без тебя жить не могу, а ты мне обструкции устраиваешь!»
И я почувствовал, что это правда…
Я ей тогда признался: «Лариса, мне с тобой так хорошо…» Я действительно понял — вот здесь мое счастье! В этой маленькой квартире, на этом маленьком диванчике, рядом с удивительно уютной моей Ларой… Больше никаких сцен ревности я не устраивал, да и повода не было.
Мы зажили душа в душу.
Лариса — настоящая женщина, без примесей модного сейчас феминизма. Она ни разу не ущемила мое мужское достоинство, полностью отдав мне главенство в отношениях. Как идеальная жена, ждала меня после работы с приготовленным ужином. Все решения мы принимали совместно. Кроме... решения завести ребенка. В этом она немножко меня опередила. Признаться честно, у меня был страх: опять ребенок, и как это все будет? Слишком много крови мне стоил уход из семьи.
Но Лариса, забеременев, ничего мне не сказала. Может, опасалась: вдруг я буду против? Я обо всем узнал только тогда, когда делать аборт было уже поздно.
Мы вместе ходили к врачу. Когда я увидел на мониторе ребенка и стрелочку с надписью «Герл», вдруг почувствовал, как от счастья у меня в голове помутилось. И тут же вспомнил предсказание. А старая гадалка-то оказалась права!
Помню, как я приходил в роддом, чтобы посмотреть на мою дочь. Я увидел Ларису с маленьким пакетиком, в котором лежало новорожденное чудо с глазками, точно как у Ларисы, и не смог сдержать слез. Мадонна с младенцем, достойная кисти великого Рафаэля, ей-богу! С этого момента все мои прежние сомнения тут же развеялись.
Только когда у нас с Ларисой родилась Маня, моя бывшая жена поняла — это конец! Я развелся, и мы с Ларисой скромно, тихо расписались в загсе. Потом чуть ли не всю неделю к нам приходили друзья с поздравлениями.
Мы не успевали всем накрывать стол.
Выйдя за меня замуж, Лариса оставила свою фамилию. Я прекрасно понимал, что Удовиченко — это уже бренд. Мало того, и наша Маня была записана на фамилию матери.
— Знаешь, скорее всего моя дочь будет актрисой. Так что ей фамилия Удовиченко пригодится…
Ее объяснения я принял спокойно. Раз так будет лучше нашей Мане, я не против.
Я растил мою девочку — поил, кормил, мыл, водил в садик. Я был ей и мамой, и папой, и наставником, и другом. Маня была всюду и всегда с нами. Самая послушная, самая замечательная дочка в мире. Она обожала папину картошечку, если ей жарила картошку Лариса, отказывалась есть.
А как она слушала мои рассказы о Юпитере, о звездах! И первые книжки, и любовь к музыке — это тоже все от меня. Моя Манечка выросла на любви к животным. Мы с дочкой обожали нашу кошку Муру. Это была целая история: и как Мура родила котят, и как мы ее слепышей кормили из соски. Наверное, я уже был в том возрасте, когда мужчине есть что дать своему ребенку. Я возил дочку в Бакуриани, учил кататься на лыжах, потихоньку сажал за руль. Растил ее до 13 лет, пока мы с ее матерью жили вместе…
Много лет подряд мы всей семьей ездили на все лето в любимую Одессу. На берегу Черного моря прошло детство моей дочери. Мы снимали уютный домик, весь утопающий в цветах. Ларису знал весь город, она была гордостью Одессы. К нам на дачу каждый день приезжали гости. Мы были центром культурной одесской жизни.
Устраивали для одесских друзей «тематические вечера», посвященные, например, узбекскому плову, грузинскому аджапсандали или ухе из свежевыловленной рыбы. Теплыми вечерами ходили в прибрежное кафе есть раков. Мы засыпали и просыпались счастливыми. Рядом не по дням, а по часам росла наша Манечка. Это был золотой период моей жизни…
Лариса — хорошая собеседница, довольно острая на язычок. Тот знаменитый одесский выговор, который она с таким трудом благодаря педагогам вытравила, в ней тут же оживал, стоило ей оказаться в родном городе.
В ней, конечно, присутствовала некая актерская экзальтированность. У меня это не вызывало раздражения. Бывало, я высказываю какое-то мнение — и вдруг оно вызывает у нее бурю чувств: «У тебя, что ли, нимб на голове?»
Есть одна черта в ее характере — некоторые вещи она априори не принимает, и ее ни за что не переубедить. Мне кажется, Ларису не миновала «звездная болезнь». Отсюда, видимо, и ее капризность, ершистость: она умела из мухи раздуть слона и, не стесняясь выражений, неожиданно взрывалась. Никакой логики в этом не было, одна хохляцкая упертость.
В один период жизни мы с ней чуть не стали классовыми врагами. Смешно, но на почве политики могли сцепиться не на шутку. Лариса — демократ, я же человек старой советской закваски. Однажды дошло чуть ли не до рукоприкладства! Я не сдавал своих позиций, а ее это бесило. Когда она нервничает, может наговорить много неприятного. Потом, остыв, начинает просить прощения. Но тогда это все были мелочи.
Серьезные проблемы у нас начались спустя года четыре нашего брака...
Страсть к Ларисе как к женщине стала постепенно гаснуть. В наших отношениях наступила некая прохладца. Лариса старалась по-женски разбудить мою ревность. Не удивлюсь, если она сама какую-то дозированную утечку информации о себе выдавала мне через подруг. Но я с удивлением отмечал, что меня это совсем не трогает. И не «заглатывал» ее наживку. Если мне кто-то пытался открыть глаза на ее флирты, совершенно «искренне» эти попытки пресекал:
— Да что ты? Этого быть не может! Я ей верю! Не хочу даже слушать эти глупости!
Лариса была сбита с толку: как это так? Ее, такую раскрасавицу, муж не ревнует!
«Не понимаю, как ты ко мне относишься?» — все чаще задавала мне Лариса один и тот же вопрос.
Последние годы у нас были тяжелые. Интимная жизнь постепенно вообще сошла на нет. Мы стали спать в разных комнатах. Началось все с пустяка: «Ты храпишь!» Потом появилась другая причина: «Ты выпил, не люблю запах спиртного!» И так получилось, что постепенно мы стали спать, как графья в старину, в разных спальнях. Наша кошка кочевала от меня к Ларисе. Эта сторона нашей жизни каким-то необъяснимым образом взяла и закрылась. И все мои попытки ее снова открыть закончились крахом...
А для женщины эта сторона жизни имеет немаловажное значение. Начались обиды, недоверие. Ей казалось, что я изменился, что у меня слишком много свободы, самостоятельности...
Так получилось, что я стал серьезно заниматься политикой, много ездил по делам в США, Швейцарию и Италию. А она в то непростое время развала СССР, наоборот, меньше снималась — в кино начались проблемы — и все чаще сидела дома. Получалось — раньше она меня брала в поездки, на фестивали, а я теперь стал ездить один. Ее это обижало, она часто плакала. А я не мог видеть, как из ее прекрасных голубых глаз льются слезы, и старался загладить свою вину. Но заглаживал, увы, не любовными объятиями, а еще одним кольцом, еще одной шубой, еще одной поездкой…
В конце концов Лариса стала подозревать, что у меня кто-то есть на стороне. А это, кстати, ни с кем не было связано. Просто я перестал ее желать, как это ни дико звучит, вот и все. Лариса меня вполне устраивала как мать моей дочери, как собеседница, как замечательный человек, который умеет принимать гостей, как женщина, с которой не стыдно появиться в обществе, если только ее вдруг не перехлестнет.
А может, и она по-женски ко мне охладела...
Я тоже человек не без недостатков. Наверное, слишком часто подчеркиваю, где надо и не надо, свое лидерство. А тут еще ревность включилась, до нее стали доходить какие-то слухи: что-то соседка донесла, что-то подруги нашептали...
Однажды летом я отдыхал с Маней в Одессе, Лариса между съемками к нам наезжала. На пляже я познакомился с одной прелестной колоритной одесситочкой, и у нас закрутился ни к чему не обязывающий роман. Наши общие знакомые поторопились донести об этом Ларисе. Она пришла в ярость.
— Я тебе не Тютькина! Меня знает вся страна! И каждый твой романчик — позор для меня!
Скандал был жуткий, чуть ли не до развода дошло. Помню, как-то у нас собрались гости. И во время застолья я не успеваю договорить фразу, как Лариса вдруг с вызовом перебивает на полуслове: «Что за ерунду болтаешь! Что ты из себя корчишь?» Я понимал, что это оплеуха за мои увлечения на стороне, надо это как-то проглотить, иначе все перешло бы в драку...
Напряжение росло с каждым днем. Помню, маленькая Маня что-то спрашивает у матери, а та с раздражением отвечает: «Иди у своего папы спроси!» Сюда еще примешалось и то, что Лариса ревновала дочь ко мне. Маня любила сидеть у меня на коленях, ела только мою картошку, и книжки читал ей только я. «Как папа скажет, я с папой…»
— повторяла она. Дочка ни о чем не догадывалась, ведь мы, как прежде, ходили втроем, держась за руки.
Лариса упрекала меня, что я всюду бываю только благодаря ее известности — мол, я через нее вошел в общество. Все чаще я слышал ее фразу: «Все жду, когда Маня станет большой, я не могу это больше терпеть…»
Да я и сам понимал, к чему все идет. Три года прохладных отношений брак не укрепляют. Или надо о чем-то договориться, признав, что мы живем вместе ради ребенка, или расходиться. Но мы стыдливо прикрывали на этот кризис глаза. Я делал вид, что этой проблемы нет. А проблема зрела и ждала своего часа. Помню, приятель мне как-то посоветовал: «Ген, так нельзя! Она же женщина, ну подойди, обними ее». И я даже представлял себе, как это сделаю, но…
по сценарию у меня ничего не получалось…
Конечно, Ларису это особенно обижало. Однажды она в сердцах крикнула: «Да меня полстраны желают! А ты кто такой, что позволяешь так себя вести?!»
Наверное, тогда она и решила ответить мне тем же.
В мире кино вообще шило в мешке трудно утаить. Лариса часто ездила в киноэкспедиции. За ней многие ухаживали. Например, я слышал о романе, который ей приписывали со Степаном Михалковым, сыном Никиты. Не знаю, правда это или нет? Молва, вернее, сам Джигурда как-то признался, что у них с Ларисой что-то было на съемках фильма «Любить по-русски». Я все это пропускал мимо ушей. Но когда пришло время, я узнал правду: у нее и в самом деле были романы.
Однажды ее близкая подружка Вера разболтала кое-какие факты. Лариса часто ездила с ней отдыхать, а оказалось, что та служит ей «ширмой». А ездили они втроем: Вера с Ларисой и Алексеем Стычкиным, известным переводчиком, отцом актера Жени Стычкина. У них при мне был долгий тайный роман. Я знал об этом, хоть и не подавал виду…
Но тоже не скучал, скажу вам честно. Позволял себе измены без особых угрызений совести. Появляется такая гаденькая мысль: «Если тебе можно, то и я буду!»
Прежнего тяготения друг к другу уже не было, а искусственно изображать страсть невозможно. Но тем не менее Лариса, дом, дочь, кошка — все это было настолько незыблемыми категориями, что я не мог даже представить, что какая-то червоточина может все уничтожить.
Я и не подозревал, что разлад в семье достиг такого кризиса, что достаточно было ткнуть в наш дом пальцем, чтобы он рухнул.
Короче, я переоценил свое значение в жизни Ларисы. Если говорить простым языком, она уже давно на меня «точила зуб». За мою холодность последних лет, за мою самостоятельность, за мою страсть к игре в казино. За то, что я никогда не прятался в лучах ее «звездности»: мол, ты у нас Лариса — гений, а я за твоей спиной. Мой интеллект и образование всегда позволяли мне, в каком бы мы ни оказались обществе, быть в центре внимания. А ей казалось, что я вечно пытаюсь вылезти вперед. Но у меня и мысли такой не было, я был просто самим собой.
Однажды мы с ней давали интервью. Я сыпал цитатами, читал стихи.
Журналист с удивлением меня слушал, а потом спросил: «А кто же из вас актер?» Лариса оскорбилась.
Она поначалу совершенно искренне меня любила, но потом разочаровалась. Как мужчина я оправдал ее надежды — подарил ей дочь. Единственного, между прочим, ее ребенка. Но мужчиной мечты, который всю жизнь должен носить ее на руках и никого вокруг не замечать, стать не смог…
Не знаю, сколько мы еще продержались бы. Но тут со мной случилась беда. В Москве в то время казино появлялись как грибы, буквально на каждом шагу. В первый раз мы с Ларисой были в казино в Атлантик-сити во время нашей совместной поездки в Америку. Это очень впечатляет! И уже там она заметила, как странно у меня загорелись глаза, когда я подошел к игорному столу.
Азарт настоящего игрока многие великие писатели описывали в своих романах, не хочу повторяться. Скажу одно: с этим очень сложно, почти невозможно бороться. Тем более что казино заманивало: мне выдали vip-карточку, домой возили на лимузинах, бесплатно кормили в ресторане. Случалось, что я и выигрывал. И довольно много. Лариса никогда, между прочим, не интересовалась, откуда вдруг в доме появляются такие большие суммы.
У нас всегда было заведено так — все материальные средства находились у меня. Я их зарабатывал и ими распоряжался. Лариса не могла в этом плане на меня обижаться — я всегда поддерживал высокий уровень жизни своей семьи.
А тут со мной случился дикий загул. Я провел в казино не одну безумную ночь и в результате оказался без денег.
Беда моя была в том, что я не смог вовремя остановиться, забыл прописную истину: «Казино всегда выигрывает!» Лариса видела и знала: со мной что-то происходит. Когда я перестал ночевать дома, первая мысль у нее была: «У него появилась женщина!» А потом выяснилось, что дела обстоят еще хуже — ее муж играет в казино.
Она, конечно, пыталась бороться с моим пристрастием, но как-то в общих чертах. Пригласила, помню, священника, он окропил все углы нашей квартиры. Я в то время был атеистом и не очень-то верил в то, что сейчас разверзнутся небеса и меня, грешника, постигнет страшная кара.
Она поверхностно решила «прокалить» углы, а надо было с душой моей поработать. Я же не легкомысленный какой-то мальчик, который сломя голову ринулся в пучину этой игорной страсти.
Я тяжело переживал распад страны, не мог видеть того, что происходит с людьми, как меняются их судьбы. Это была настоящая трагедия. А за игорным столом ты отключаешься от всего этого и переживаешь невероятные ощущения, полет сознания!
В казино меня нашел сын. Они с Ларисой приехали за мной к утру, когда я уже был в совершенно невменяемом состоянии. В итоге я стал жертвой своей страсти. Случилось так, что я несколько раз подряд проиграл деньги. Очень крупную сумму, несколько сот тысяч долларов. Лариса считала, что я проиграл деньги семьи, но все было еще хуже — так получилось, что не все деньги, которые я проиграл, были моими.
Мои бывшие друзья, которым я оказался должен, стали моими врагами. Этот конфликт впоследствии перерос в драму, из-за чего, собственно, мы с Ларисой и разошлись. Мне стали звонить, требовали вернуть долг в течение недели. Я растерялся: у меня таких денег не было. Держал это все в себе, у меня даже возникли мысли о самоубийстве. Это был тупик. Казалось, жизнь моя закончена, надо с ней прощаться. Почему-то мне вдруг захотелось поехать на родину, в Боржоми, и именно там поставить точку в этой истории. Приехал в Тбилиси, взял машину и отправился в Боржоми, в святые для меня места. Поплакал, подумал и... вдохнув родной воздух, пришел в себя. Оттуда позвонил Ларисе, чтобы ее успокоить:
— Я жив, у меня беда, не волнуйся, уехал на время… А так как у нас давно уже были накалены отношения, она язвительно ответила: «Я представляю себе, что это за беда…»
— и швырнула трубку.
Это был наш последний в жизни разговор. Я вернулся из Грузии, пришел домой. Но ключ, который вставил в замочную скважину, почему-то не поворачивался. Сначала подумал, что сломался замок. Но тут мне показалось, что за дверью кто-то притаился. Я стал звонить общим знакомым, позвонил сыну. Максим сказал: «Пап, звонила Лариса и просила, чтобы ты больше домой не возвращался… К ней приходили какие-то люди, искали тебя». Словом, ей попала «вожжа под хвост», и она приняла решение просто закрыть от меня дверь. В прямом и переносном смысле!
Я пытался до нее достучаться, передавал через знакомых, что эти проблемы решаются, надо только увидеться, но она не шла на контакт.
Я почувствовал, что произошло нечто необратимое. И тогда у меня проснулся «инстинкт лисы» — надо было увести «охотников» подальше от своей норы, заметая хвостом следы. Я решил уехать, чтобы отвести неприятности от своего дома. Жизнь здесь не сложилась, вдобавок Лариса меня выгнала...
Я полетел на Кипр, в страну, где не требовалась виза. Это поездка была связана с очень сильными душевными переживаниями. Я сидел у моря совершенно разбитый, с ощущением пути в один конец, огромной потери… Мне не хотелось ни загорать, ни купаться. Я мечтал уплыть на пароме в Израиль, вызвать туда свою дочь. Словом, это были какие-то бредовые мечты, которые никогда не могли бы исполниться...
Когда я скрывался на Кипре, мои кредиторы, оказывается, пришли к нам домой. Им открыла перепуганная Лариса. Это были серьезные люди, которые вежливо ей объяснили, что им хотелось бы получить свои деньги.
— Вы передайте Геннадию, мы ему не желаем зла, но все может закончиться очень плохо…
Впечатлительная Лариса запаниковала, тем более что «доброжелатели» ей успели нашептать всяких ужасов: «Да он еще и квартиру вашу проиграет, а потом и тебя с дочкой!»
Когда я вернулся, сразу же отправился в школу, чтобы увидеть Маню. Но учительница сказала, что Лариса отпросила дочку на две недели раньше и отправила ее на каникулы…
Она увезла Маню в Одессу и спрятала там на все лето у родственников.
Лариса и ее старшая сестра Яна стали играть в какие-то детективные игры, для которых не было никакой почвы. А дочери Лариса, видимо, сказала: «Вот видишь, что натворил твой папа! Он игрок, от него всего можно ожидать, еще и нас проиграет! У него нет ничего святого!»
Яна очень похожа на Ларису, только чуть помягче характером. Мы всегда были с Яной большими друзьями, она восхищалась мною, я всех поил-кормил, а когда случилась беда, она тут же от меня отвернулась. А ведь, как старшая сестра, могла бы поговорить с Ларисой, воззвать к ее разуму. Но она этого не сделала. Каждый из окружения Ларисы внес свою долю яда в нашу историю развода. Только бывшая жена меня неожиданно поддержала.
Ира уже давно жила во Франции. Она вышла замуж за француза и уехала на ПМЖ.
Я связался с ней, когда был на Кипре, чтобы посоветоваться, как мне быть дальше: вернуться обратно или скитаться по свету. Она стала меня уговаривать:
— Пожалуйста, вернись в Москву. Преодолей свой страх, все наладится, уляжется…
И тогда Ира в первый раз в жизни позвонила Ларисе:
— Ты же его оставила на грани выживания! Как бы он ни был тебе ненавистен, ты не имела права так с ним поступать. Он же отец твоего ребенка!
— В этом виноват только он…
Они по-женски разговорились. Впервые за все эти годы две бывшие жены нашли общую тему для разговора.
Правда, не знаю, из каких побуждений это делала Ира. Может, из чувства мести — мол, «отольются кошке мышкины слезки». Ты думала, только со мной он может так обойтись?» Впрочем, на этом разговоре их общение и закончилось...
А тут мне на Кипр позвонили друзья и стали увещевать: «Спокойно, все будет нормально. Возвращайся, мы все решим, деньги отдадим. Не миллиард же ты проиграл!» Я вернулся в Москву, понимая, что дома у меня больше нет. Лариса поменяла замки, номер телефона, спрятала дочь. Слава богу, хоть друзья не оставили меня в беде…
Спустя несколько дней мне на работу привезли чемодан. Лариса отнеслась к моим вещам как барахлу — просто побросала все в чемодан как попало. Словно послание мне передала: «Убирайся!
Знать тебя не хочу!» Как от чумы, как от заразы открестилась.
Я остался без средств, весь в долгах, без крова над головой, без жены и ребенка. Лариса же просто умыла руки — мол, живи как хочешь, хоть под забором помирай. Меня это не касается! Она, к сожалению, не выдержала проверку реальными серьезными испытаниями.
Лариса со мной не шла ни на контакт, ни на переговоры. Посчитала, что я проиграл наши общие деньги, и дала понять, что между нами все кончено! Может, она и права...
После нашего развода желтая пресса стала писать, что «муж Удовиченко проиграл целое состояние семьи!» Но это неправда. Это не были деньги, которые я вынес из дома и поставил на кон. Да, я влез в долги и, может быть, лишил свою семью этим какого-то уровня дохода, не отрицаю...
Но тогда я сам себе вынес приговор и очень много потерял.
Это был урок на всю жизнь. И то, что рядом в трудную минуту не оказалось близкого человека, говорило о многом. За каждое преступление есть наказание. Но здесь наказание было неадекватно суровым. Почему надо вычеркнуть человека из жизни, словно его и не было? Как она могла спать спокойно, не зная, что со мной, где я? Может, меня убили? Мысль, что меня надо спасать, ей даже в голову не приходила. Она легко от меня отреклась, словно и не было у нас 13 лет брака. Один наш общий знакомый как-то мне передал, что если я проявлю настойчивость и попытаюсь увидеться с Ларисой, меня заберут в «обезьянник». Она и об этом побеспокоилась и, видимо, заранее написала заявление в милицию.
Мне многие тогда советовали: «А где ты будешь жить? Подавай на размен квартиры», но я отвечал: «Там живет моя любимая дочь. Ложку не возьму из этого дома. Это все ее! Я заработаю на новую…»
Извещение о нашем разводе мне прислали по почте. Нас развели заочно.
Мы разошлись с Ларисой, когда Мане, как и моему сыну когда-то, исполнилось 13. Это, видно, мой какой-то кармический цикл…
Четыре месяца я не видел Маню. Пришел к ней осенью в школу повидаться. Она смотрела на меня с ужасом, я видел, как она была напугана.
— Зачем ты это сделал, папа?
Пришлось осторожно, бережно, буквально по крупицам завоевывать доверие дочки, возвращать ее любовь…
Я признал свою вину, объяснил, как мог, что она вне всего этого. Это было очень трудно. Меня вела только интуиция, никакие педагогические приемы здесь не помогли бы.
Я молю бога дать счастливую жизнь Мане. Она пережила очень много драматических моментов в своей жизни. К сожалению, дочь была свидетельницей наших ссор с матерью. Лариса во многом повела себя несправедливо. Она скорее всего не подумала о том, как все это может отразиться на психике нашей дочки. Не смогла найти в себе силы, чтобы остаться мудрой до конца. Вот чего я, наверное, ей никогда не прощу. Весь свой негатив по отношению ко мне она не скрывала от 13-летней девочки. Не думаю, что Лариса хотела нас с дочерью сделать врагами. Просто она очень несдержанна и в оценках, и в эмоциях.
Кроме того, Лариса всегда любила застолья, а под «этим делом» она выглядела не самым лучшим образом — эмоции захлестывали, так что она не могла вовремя остановиться.
И одно дело, когда под этот шквал попадает взрослый человек, и совсем другое — ребенок. Ну как дочка может во всем разобраться, если папа ушел, а мама говорит о нем только плохое?!
А еще вдобавок выползли все злыдни, которые стали Ларисе нашептывать гадости обо мне. Всегда есть любители раздуть шумный скандал. Маня, к сожалению, оказалась в эпицентре этого скандала…
Понадобились годы, чтобы между нами все встало на свои места. Десять лет по кирпичикам мы с дочкой восстанавливали отношения. Всего два года, как мы с Маней прекрасно ладим, и между нами нет недосказанности и обиды.
Самое горькое, что я не был на выпускном вечере у дочери.
Из чувства деликатности, оберегая дочь от неприятных сцен, я не пошел в школу. Накануне Маня сказала: «Ты знаешь, маме это не понравится…» Ужасно больно, ведь я Маню вырастил. Ходил на все собрания, был председателем родительского комитета, вся ее жизнь в школе прошла на моих глазах. Лариса часто ездила на съемки, ей некогда было заниматься этими проблемами.
Но я никогда не сказал дочери дурного слова о матери. Мы с Маней общались, но так как я не мог приходить к ней домой, звонил по телефону или подъезжал к школе. . Она не скрывала от матери, что мы встречаемся. Поначалу слово «мама» у нас было табу.
Только сейчас я могу спросить у Мани: «Как мама себя чувствует? Она к тебе приезжает в Италию?» И Маня стала отвечать, она увидела, что я отношусь к Ларисе уважительно, как к матери моего любимого ребенка...
Маня — мой верный дружочек, она была рядом со мной, когда ее брат и мой сын Максим погиб.
Сколько я пережил! Я не скрываю, может быть, есть и моя вина в его трагической гибели. Он ушел из жизни в 32 года из-за наркотиков. Мы сделали для него все, что могли — пытались лечить в лучших клиниках, изолировать от дурных друзей, спасти, но… все оказалось бесполезно. Слом произошел в очень хрупком возрасте. Получив в 13 лет такой мощный трагический удар, как развод родителей, он так и не оправился. Тогда я над этим в полной мере не задумывался. А теперь, когда его уже нет на свете, все время в мыслях обращаюсь к сыну.
Случилось так, что через три года после нашего развода его мать насовсем уехала во Францию. Почему она не взяла с собой сына, не знаю. Разные могут быть причины. И наш 17-летний Максим остался жить с бабушкой и дедушкой. Ему не хватало любви, не хватало заботы... Хотя он ездил к матери во Францию три раза в год, а я ему обеспечил безбедную жизнь, но на самом деле ему нужна была семья, чтобы в одной руке — папина ладонь, а в другой — мамина…
Он лишился этого и так и не смог перенести потерю. Я познакомил его с маленькой сестричкой Манечкой, он бывал у нас часто дома со своей женой, Лариса хорошо к нему относилась. Но Максим уже попал в дурную компанию, необратимый процесс уже начался. И дальше было все хуже и хуже… Он до конца жизни не потерял человеческого облика, страшно страдал от этой зависимости, но среда, окружение не давали ему выкарабкаться.
Мы с Ирой будем отвечать за сына на Страшном суде, и я к этому готов.
Мы виноваты в трагической судьбе нашего мальчика. Мы оба эгоистически думали о себе, и того внимания и заботы, которые мы урывками давали сыну, оказалось недостаточно...
Когда случилась трагедия, Лариса мне даже не позвонила, передала свои соболезнования через Маню. Ведь она знала, как я страдал, как мучился, уходя из первой семьи. Моя бывшая жена Ирина до сих пор считает, что Лариса — злая разлучница! И что именно она виновата в наших бедах и к нашему разводу приложила руку… Жизнь нас с Маней тоже разлучила.
Получив диплом экономиста, она продолжила учебу в Италии, в инситуте Марангони — это фэшн. Практически свободно говорит по-французски, по-английски и на итальянском. Сейчас учит еще и сербский. Так что Маня в свои 25 лет — настоящий полиглот, умный и добрый человек.
Несмотря на расстояние, мы поддерживаем отношения. Она благодарна мне за то, что я в нее вложил, мы большие друзья. Маня внешне очень похожа на мать, но у нее, к счастью, мой способ мышления. Впереди Манина свадьба. Рано или поздно она выйдет замуж. Я надеюсь дожить до этого. И никакая сила меня не остановит — я обязательно поведу ее к алтарю!
А вот упертость Ларисы в отношении ко мне с годами не проходит. Она не то чтобы боится...
наверное, ей сложно со мной увидеться. Она не знает, какой будет моя реакция, да и в своей не уверена. Может быть, не хочет увидеть в моих глазах немой укор... Она поступила со мной несправедливо. Бог ей судья!
Я выжил благодаря своим друзьям, собственной воле, любви к Мане. Пережил много гадких моментов в жизни, но все это осталось позади. У меня есть прекрасная работа, я занимаюсь бизнесом, работаю в газете политическим обозревателем.
11 лет назад я встретил женщину, с которой мы до сих пор живем душа в душу. Жанна — не актриса, она косметолог, работает в бьюти-бизнесе, красавица! Спустя три года после развода с Ларисой мы поженились. И хотя Жанна моложе меня на 20 лет и мы совершенно разные люди, но, как говорится, противоположности притягиваются, мне с ней необычайно хорошо.
Меня к ней до сих пор реально тянет. Никогда в жизни у меня такого не было. У нас в проекте рождение ребенка...
Сейчас у меня уже нет обиды на Ларису. Вернее, если она и живет в моем сердце, то очень приглушенно. Все улеглось. Мы ведь с тех пор ни разу не виделись. И если бы мы с ней случайно столкнулись, наверное, ничего плохого не сказал бы: «Привет, ну вот и увиделись. Ты хорошо выглядишь! Будем общаться?»
Как сказал мудрый Иммануил Кант: «Всего две вещи в жизни заслуживают внимания: звездное небо над нами и нравственные законы внутри нас». Я бы прибавил еще третье — это феномен нашей памяти. Она отсеивает из прошлого все плохое, оставляя только хорошее.
Когда я возвращаюсь к нашей с Ларисой жизни, вспоминаю замечательные вечера, прекрасные поездки, наши прогулки у Черного моря, нашу радость при виде Мани. Но когда начинаешь анализировать, хочешь объяснить, почему же так сложилась твоя жизнь, тогда из потаенных уголков памяти всплывают темные, подчас противоречивые образы — обиды, ощущение несправедливости. Да, я виноват! Но не настолько, чтобы так со мной поступать… Я не убийца, не казнокрад, не педофил. Я, образно говоря, словно отсидел и вышел. Но у ворот тюрьмы меня должны были ждать близкие и родные…
Я знаю, что Лариса с тех пор так и не вышла замуж. Если сейчас по телевизору идет фильм с ее участием, то я не переключаю канал. Но у меня странное ощущение… Знаете, как начинаются все грузинские сказки?
«Было это или нет…» Так и у меня, когда я вижу Ларису, крутятся в голове мысли: «А было ли это со мной?» Все растворилось в каком-то тумане. И было, и не было…
Только наша дочка является каким-то реальным воплощением того, что все это мне не приснилось!
Благодарим компанию ROSBRI и салон The English House за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram