…Вечером жена устроила очередной скандал. Заявила, что с ним скучно: придя домой, он проглатывает свою любимую яичницу с сосисками («будь проклята отвратительная английская кухня!»), запивает ее пивом и впадает в анабиоз — развалившись в кресле, бессмысленно таращится в потолок. В такие минуты ей хочется его убить...
Они давно никуда не ходили вместе. Лондон ей надоел — люди здесь скучные, за все те годы, что они здесь живут, у нее не появилось ни одного друга… — Ты проклятый зануда, мелкий кровосос, зачем только я вышла за тебя замуж!..
Тут в него полетела настольная лампа, он увернулся.
Большой спорт давно в прошлом, но годы, проведенные за рулем гоночного болида, не прошли даром — реакция оставалась отличной. Светильник просвистел у виска и разбился об облицованную дубовыми панелями стену, плафон из венецианского стекла разлетелся на тысячи осколков, с грохотом и звоном по паркету покатилась бронзовая ножка. Эффект получился слишком сильным, и Славица заткнулась, застыв с широко разинутым ртом: она поняла, что могла убить мужа...
Он выскользнул из огромного, уютного, словно материнская утроба, кресла и прошлепал в спальню: сюда Славица не сунется, после скандалов она отлучает его от ложа.
Генеральный промоутер «Формулы I» Бернард Экклстоун, фактический хозяин гонок и владелец состояния более двух миллиардов фунтов стерлингов, быстро разделся и без всякого удовольствия оглядел себя в зеркале на стене. Метр пятьдесят девять сантиметров роста — и это еще не самое плохое в его внешности.
Грива седых волос, огромный, словно птичий клюв, нос, острый подбородок — так на картинках выглядел Карлик Нос, герой книжки, которую мама читала ему в детстве. Вот только он куда старше заколдованного карлика, ему сильно за семьдесят… Он юркнул под одеяло и свернулся в клубочек — это всегда его успокаивало. Берни закрыл глаза и сосчитал до восьмисот, но так и не заснул — семейный скандал вывел его из равновесия. Тогда он перешел на слонов и на двухсот пятьдесят третьем, мелком, но с большими ушами, провалился в глубокую, темную, лишенную сновидений дрему.
Экклстоун сопел во сне, ворочался и, пытаясь устроиться поудобнее, мотал головой, отгоняя назойливую муху. Под утро ему приснились его последние гонки.
…Гоночный болид «Купер МкV» несется вперед, обходя соперников, над треком висит утренний туман, и он почти ничего не видит. О том, что Берни слеп на один глаз, знают только его родители да члены призывной комиссии, забраковавшей его в 1949 году. Это величайший секрет: Берни не любит выглядеть слабым, да и кто выпустит на трассу полуслепого гонщика? Первый круг, второй, третий — он идет вторым, это очень хорошо, на следующем повороте он обойдет лидера. Полный газ! И тут «Купер» на полном ходу влетает в лужу, которую Берни не заметил. Такие рисковые моменты, наверное, предчувствуют ангелы и космонавты, ради этих острых ощущений он и участвует в гонках, но сейчас все вышло чересчур радикально.
«Купер» перепархивает через ограждение и приземляется среди публики. Затем все погружается в темноту, потом над ним появляется физиономия лучшего друга, чертова Билла Уайтхауса.
— Все в порядке, Берни, вот только болид ты разбил. Притворись-ка лучше мертвым. Вытянись, закати глаза, скрючь пальцы… Давай-давай, не откладывай. Ты насмерть задавил кого-то из зрителей, и тебя хотят линчевать!
Чертов шутник Уайтхаус. Это было в 1953 году, полвека с лишним назад. О том, что друг его разыграл, Экклстоун узнал только в больнице — пока его несли к машине «скорой помощи», он лежал, закатив глаза, и старался не дышать.
Но во сне он отлично знал о хитрой проделке пакостника Билли и замахнулся, чтобы ударить его по лукавой ирландской роже… Берни врезал, попал во что-то мягкое и тут же получил сдачи. Уайтхаус сильно пихнул его в бок — и закричал голосом Славицы:
— Злопамятная скотина! Ты еще и дерешься!
Он открыл глаза: жена лежала рядом — она поняла, что переборщила, и пришла мириться. Берни снова закрыл глаза и обреченно слушал ее вопли:
— …Все вы, англичане, такие! Как ты можешь бить женщину, урод?!
Громкий, низкий, красивый голос. Яркая женщина: крупная знойная брюнетка с пышной грудью и большими, яростно вытаращенными глазами.
Он взглянул на нее и почувствовал, как в нем пробуждается желание. Поняв, что теперь все наверняка получится, положил руку на плечо Славице и тут же отлетел к стене, отброшенный мощным ударом.
— Не трогай меня!
Она выскочила из постели, а Берни откинулся на подушки и вздохнул.
Завтракал он в одиночестве: дочки давно жили отдельно, Славицы не было дома. Ее всегда успокаивал шопинг, наверное, отправилась по магазинам... Обмакивая ржаной хлеб в сваренное всмятку яйцо (жена ненавидела и то, и другое), Берни думал о том, зачем она ему, собственно, сдалась. Миллиарды фунтов с успехом заменят молодость и красоту, а у него к тому же есть власть и какая-никакая слава. Ему и в восемьдесят не проблема завести роман.
Для жаждущих известности красоток это неплохой шанс: наверняка окажешься на полосе светской хроники с броским заголовком. «Берни Экклстоун нашел себе подружку!» «Чем закончится новый роман миллиардера?!»
Но он цепляется за шумную, вульгарную, основательно поблекшую женщину. Славица никогда его не любила и, получив от него все, что можно, стала мужа презирать. С самого начала их отношений все пошло не по-людски: двадцать с лишним лет назад, в 1981-м, перед Гран-при Италии, Берни заметил рослую грудастую девицу, околачивавшуюся в боксе команды «Феррари», и решил ее выставить.
— Пошла вон!
— Отвали!
— Вон, я сказал!
Он топал ногами, размахивал кулаками, орал так, что самому было страшно, но на двухметровую Славицу это особого впечатления не произвело. Она твердо решила дождаться своего любовника, одного из техников команды, и о том, что великий и ужасный Берни Экклстоун — самый главный начальник «Формулы», по своему невежеству не знала. Славица приехала в Италию из Хорватии. Там она была дешевой фотомоделью, подрабатывала и проституцией — во всяком случае, так утверждают без конца досаждающие ему шантажисты. Дылда-хорватка мало знала о том, что происходило за пределами Загреба, и Берни показался ей сумасшедшим. Она немного испугалась: отшатнувшись от подпрыгивающего и размахивающего кулаками карлика, знойная брюнетка попятилась к стене, нашаривая в сумочке что-нибудь потяжелее: — Отвали, а то врежу!
Он еще раз взглянул на растрепанную и злобную, готовую прибить его на месте Славицу и...
влюбился в нее по уши.
С раннего детства, со школы, коротышка Экклстоун старался казаться самым крутым. Мальчишкой он спекулировал ластиками, ручками, марками и талонами на обед в школьном буфете — Берни стал финансовым центром класса, денег у него было больше, чем у всех остальных мальчишек. Если его пытались обидеть, он дрался насмерть, а потом стал платить за защиту старшеклассникам. Но девочки на него не смотрели, они предпочитали других — высоких, широкоплечих... Ничего не изменилось и позже: не помогали ни успехи на гоночных треках, ни удачи в бизнесе.
Сперва он продавал мотоциклы, потом перешел на подержанные машины. Раскрутившись, оборудовал большой современный дилерский автоцентр и разбогател. С гонками завязал после того, как разбился лучший друг, теперь Берни полностью занимал бизнес. Денег становилось все больше, и ему удалось исполнить свою давнюю мечту — он купил команду «Формулы I» «Брэбхем». Это было в 1970-м, финансовые дела английских команд в ту пору шли из рук вон плохо. Владевшая правами на бренд Международная автомобильная федерация гребла деньги лопатой, а командам — кроме грандов вроде «Феррари» — платила мало. Экклстоун правдами и неправдами раздобыл финансовый баланс Ассоциации: англичане пока еще не приплачивали за участие в гонках, но дело шло именно к этому. На долю каждой команды приходилось не больше десяти тысяч фунтов за сезон.
Тогда он решил начать новую жизнь: купил «Брэбхем», развелся с первой женой. Она была милой, но очень скучной женщиной: в молодости Айви Бамфорд работала на телефонной станции, да так и осталась бестолковой хлопотуньей. Он оставил ее ради китаянки Туаны Тан, но экзотическая жена тоже оказалась клушей — она ни в чем ему не перечила, вкусно готовила и говорила глупости…
Приканчивая завтрак, Берни вспоминал знакомство со Славицей, свою ярость, переходящую в желание. И испуг — а вдруг и в самом деле врежет? Плечи у долговязой брюнетки широкие, руки сильные, такая может и покалечить.
Когда он перестал орать и попросил у нее телефон, Славица посмотрела на него как на сумасшедшего, а потом дала ему какой-то выдуманный номер. Берни это не остановило, он нашел девицу через полицию.
На первом свидании в ресторане на них пялился весь зал: Славица была в туфлях на высоких каблуках, он не доставал ей до подмышки.
Давным-давно, когда он жил в городке Дартфорд, что в графстве Кент, и учился в школе, ему снилось, как он уводит у местных плейбоев девочек на четыре головы его выше. В жизни же девчонки грубо его отшивали, поднимая на смех. С тех пор его грызло подспудное чувство неудачи: он добился всего, чего хотел, но женщину своей мечты, грубую, наглую, долговязую и распутную, так и не заполучил. Наконец судьба свела его с той, в ком воплотились все его желания и фобии, — и он полетел к Славице, как бабочка на огонь.
Допив кофе и спускаясь к машине, Берни хмуро вспоминал рыдающую Туану Тан, называющую Славицу «шлюхой», то, как поносила его новую подругу мать, развод и свою третью свадьбу, на которую не пришли лучшие друзья — они сочувствовали Туане.
Вскоре после того как Славица стала «миссис Экклстоун», она запустила ему в голову сковородкой с жареной картошкой. Полгода назад на приеме в Монако Славица спросила у подруги Альбера, есть ли у нее секс с ним. И услышав растерянное «да», рявкнула во весь голос: «А вот у меня секса нет!»
Бесконечные ссоры, упреки, вспышки ревности, требования оставить работу и посвятить жизнь ей, уехать из ненавистного Славице Лондона в благословенную солнечную Хорватию… Он попробовал представить, как будет жить, если Славица его все-таки бросит, и ему стало тошно. Она дурная женщина: эгоистичная, вздорная, вспыльчивая. К тому же ей уже за пятьдесят, и ее южная красота поблекла…
Все так — но он без нее не может...
В офисе сразу заметили, что босс хмурится и поджимает губы. Правая рука Экклстоуна Энн Джонс, работавшая с ним с незапамятных времен, еще с Дартфорда, поморщилась: Бернард — великий человек, больно смотреть, во что его превратила глупая женщина. Энн была с шефом и в горе, и в радости, и ей очень не нравилось, что хорватка сделала из него домашнюю собачку.
Джонс помнила, как в их автоцентр (она тогда была простой секретаршей) ввалился размахивающий револьвером гангстер. Он продал Берни машину с непогашенным кредитом, и тот остановил платежи по чеку. Бандит приставил ко лбу шефа ствол, а Экклстоун рявкнул: — Убьешь меня — ничего не получишь!
Они таращились друг на друга несколько секунд, а потом дружно расхохотались — и договорились: гангстер сбросил цену, Берни заплатил.
Когда их автоцентр сожгли, Берни продавал новую партию машин прямо на пепелище — он делал хорошие скидки, и клиенты валили валом.
Другие служащие называли шефа чудовищем, но Энн в нем нравилось все. И маниакальная пунктуальность, то, что бумаги на всех столах в офисе разложены в определенном порядке, и то, что он мог бешено наорать на служащего, потом похлопать его по плечу, пригласить на обед и продолжить экзекуцию после перерыва. Она млела, когда Берни, заметив, что главный механик в рабочее время курит, вышел во двор и разбил фару у его машины. Он ничего не боялся: когда на его обычном месте припарковался здоровяк на «Ягуаре», Берни снес ему задний бампер и пошел по своим делам, а мужик смотрел вслед, разинув рот.
Джонс отлично понимала, что ее шеф — самовлюбленный, закомплексованный грубиян, но ничего не могла с собой поделать: она любила Экклстоуна...
В конце рабочего дня, когда ныли виски и ломило спину, Энн закрывала глаза и начинала медитировать. Иногда она представляла отчий дом в Кенте, маленький садик, стоящую на крыльце мать, иногда — Берни и себя на пороге церкви. На ней красивое платье, он держит ее под руку, через несколько минут их обвенчают… Тут в ушах Энн Джонс звучал свадебный марш, и у нее начинали течь слезы.
Энн была высохшей в офисе Экклстоуна старой девой. Она начинала, перекладывая бумажки и разнося кофе, и доросла до правой руки босса — сейчас она занималась акционированием фирмы Берни «Formula One Holdings» .
Это было непростой задачей.
Все знали, что Берни — начальник «Формулы I». Иногда журналисты называли Экклстоуна ее хозяином. Читая такое, Энн довольно хмыкала: гениальность Берни в том, что он присвоил «Формулу», и сделал это так, что все заинтересованные лица — от команд до Федерации автоспорта — остались довольны…
Тут Экклстоун заглянул в ее кабинет и рявкнул:
— Мисс Джонс, проклятые банкиры вгонят меня в гроб! Я не собираюсь раскрывать им детали! Мой бизнес — это я, и если кто-то мне не верит, пусть идет в задницу!
Вы меня поняли?
Энн Джонс кивнула:
— Да, шеф. Парни из «Морган Стэнли» и «Саломон бразерс» могут идти в задницу.
Она знала, что это пустая бравада, но понимала и занимающихся акционированием банкиров. Легко ли поверить, что приносящий колоссальные прибыли бизнес держится на договоренностях, связях и харизме Берни, делающего деньги из воздуха?
Много лет назад, купив «Брэбхем», Берни вошел в пул владельцев команд «Формулы I». Тогда еще не было прямых телевизионных трансляций и огромных рекламных контрактов, нынешних денег «Формула» не приносила, но он быстро понял, что это золотое дно.
Владельцам английских команд казалось, что им недоплачивают, и они не ошибались. Берни взял переговоры с Федерацией на себя, денег прибавилось. Вскоре Экклстоун стал посредником между ней, всеми командами и владельцами автодромов. Он понял: это его судьба, и продал свой автомобильный бизнес, а потом и «Брэбхем». Его сделали генеральным менеджером «Формулы», и он раскрутил гонки так, как доселе никому и не снилось.
Шеф вложил десятки миллионов долларов в оборудование для спутникового телевидения, заключил выгодные контракты со студиями, избавился от тех, кто ему мешал, начал проводить гонки за пределами Европы — и все это приносило сумасшедшие деньги. Энн отлично знала, что все считают его беспощадной акулой, но ей казалось, что есть и другой Экклстоун.
Она верила, что на самом деле Берни наивен и доверчив, поэтому он души не чает в своей ужасной жене. Если шеф встретится с хорошей, любящей женщиной, его душа раскроется. Энн надеялась, что этой женщиной окажется она…
День обещал быть очень плотным: Экклстоун собирался провести переговоры с «Морган Стэнли» и встретиться за обедом со старинным приятелем Максом Мосли, которого собирался провести в президенты Международной автомобильной федерации. Думая о Максе, Энн поджала губы: это сын баронета Мосли, бывшего главы британских фашистов, просидевшего под арестом большую часть Второй мировой, очень обаятельный человек и... величайший развратник. Она отлично знала об его оргиях с проститутками, переодетыми в монашек и школьных учительниц.
Берни не должен вести дела с такими людьми, это не доведет до добра: не ровен час, он и сам увлечется садо-мазохистскими играми… Пока что она не может положить конец их дружбе, но у нее еще есть шанс. Когда-нибудь шеф наверняка вспомнит о той, кто верно служит ему всю свою жизнь.
Человек из «Морган Стэнли» вышел из кабинета Экклстоуна красным и взъерошенным, вытирая лоб носовым платком. Банкир бормотал проклятия: Берни хотел перестраховаться, спрятать акции в подставной фирме, которую бы прикрывали пять других: так его дочки смогут избежать налога на наследство. Ему был нужен фиктивный траст, при этом он собирался распоряжаться акциями сам. Сделать это было непросто.
В три часа он пообедал с Максом, и они славно поговорили. А в шесть вечера Берни Экклстоун обнаружил в своей электронной почте фотографии: Славица танцует с рослым мулатом, Славица входит с ним в гостиницу, они в постели, занимаются любовью...
Он подумал, что это глупо — немолодая женщина не должна искать утешения у мальчишек…
Тут Берни охнул и сполз с кресла на пол, цепляясь за стол и стаскивая за собой папки с бумагами, ручки, принтер и жидкокристаллический экран. У него было много тайн, о некоторых не знала даже верная Джонс. Месяц назад у Экклстоуна закололо сердце, и он отправился к врачу. Тот сказал, что случай тяжелый и запущенный: необходимо аортокоронарное шунтирование, иначе он долго не протянет. Впрочем, и шунтирование не дает гарантий: вероятность благополучного исхода операции пятьдесят на пятьдесят… Поэтому Берни приводил в порядок дела и пытался обойти британские законы о наследстве.
Он лежал на полу, глядя в потолок, который опускался все ниже и ниже, намереваясь его раздавить, грудь терзала чудовищная боль, не хватало воздуха. Энн Джонс вошла в кабинет и завизжала, но он этого не услышал...
Потолок опустился и придавил его к полу, он нырнул в темную мглу, а потом начал выплывать на свет. О том, что прошло около часа, Берни узнал позже, тогда ему казалось, что все случилось в один момент: прыжок в черную воду, духота — и слабый свет, струя воздуха. Он возвращался медленно, спотыкаясь и падая, то и дело проваливаясь в прошлое, плохо понимая, где он и что с ним происходит.
…Он дома, в Дартфорде. Ему 14 лет, идет война, и над их городком летит нацеленная на Лондон немецкая ракета.
Она зависает над их домиком, кренится и падает на соседний квартал — в «Фау 2» что-то сломалось, их спасло чудо.
…Да нет, это ему показалось, на самом деле он в зале бракосочетаний дартфордской мэрии, женится на Айви и думает о том, как сбыть с рук три подержанных «Форда». Тогда его не интересовали новые машины: у них не скрутишь пробег, маржа получается слишком низкой. Он машинально расписывается, поворачивается, идет к двери и слышит голос секретаря мэрии:
— Мистер Экклстоун, вы кое-что забыли.
— Что же?
— Свою жену… Тут его сильно ударили в грудь, и он понял, что это ему мерещится.
На самом деле он в Лондоне, у дверей своего дома: на дворе ночь, его и Славицу подловили двое налетчиков — и все это происходит в 1996 году. Напали, когда они вышли из автомобиля, выпотрошили карманы, свалили его на землю и топчут. Зачем? Он же не сопротивляется… Да нет, все это было несколько лет назад: дурацкий налет, снятое с пальца Славицы бриллиантовое кольцо за триста тысяч фунтов, сломанные скула и нос. Тогда он пустил в ход все свои криминальные связи, вышел на короля лондонских бандитов Тони Шнайдера, и через неделю из Темзы выловили два трупа…
Тут Экклстоун окончательно вынырнул из морока, увидел выпученные глаза склонившейся над ним Энн и врача, делающего ему массаж сердца. Тот очень старался, нажимал на его грудь что было сил, и Берни подумал, что сейчас доктор сломает ему ребро.
Врач сказал, что это очень похоже на инфаркт и ему надо лечь в больницу, но Берни не захотел слушать — сначала надо выпустить акции.
Вдруг во время шунтирования он умрет и дело останется неоконченным? Тогда государство получит шестьдесят процентов его состояния, а его это не устраивает. Он не видел от своей страны ничего хорошего и с малых лет обманывал Британию где только мог — будет нехорошо, если под занавес она отыграется… Берни поблагодарил Энн за то, что вовремя вошла и спасла ему жизнь, и попросил не забывать о том, что сейчас важнее всего акционирование «Формулы» — она должна плотно работать с банками.
Энн Джонс хотела отвезти его домой, но Берни отказался, спустился вниз, доковылял до «Мерседеса» и отправился в путь, показавшийся невыносимо долгим: он ехал медленно, то и дело потирая грудь, мысленно разговаривая с собой.
Что делать?
Сказать Славице, что обо всем знает, и выгнать ее из дома? А если снимки — фотомонтаж? Врагов у него много, чтобы испортить ему жизнь, иные готовы на все. Но это отговорки, он сам себя утешает, пытаясь увильнуть от решения: ясно, что жена ему изменяет. Значит, развод? Да, конечно. Прощать предательство нельзя… Он все решил и поднялся в свой пентхаус, кривясь от становящейся все сильнее боли. Славица смотрела телевизор в гостиной, и он направился прямо к ней. Набрав в грудь воздуха, открыл рот, но она его опередила: — Почему у тебя такой кислый вид?
Обязательно надо тащить проблемы домой? Будь добр, оставляй их в офисе…
И тут случилось чудо — он почувствовал, что боль уходит, ему легче. А Славица продолжала яриться:
— Ты что, онемел? Оглох? А может, не хочешь со мной разговаривать?
Он покачал головой, вздохнул и поплелся на кухню жарить себе яичницу. Что ж, развод отменяется. Славица стерва и потаскуха, но без нее он не сможет.
А в офисе в это время горько рыдала Энн Джонс. Она была уверена, что Славица изменяет мужу, наняла детектива, потратила бешеные деньги за то, чтобы он пробрался в дом, где жена шефа встречалась с любовником, и пристроил в спальне миниатюрную видеокамеру.
Столько трудов, а результата нет! Энн всхлипывала и проклинала саму себя. В душе она надеялась, что Берни все-таки бросит Славицу.
Ложась на аортокоронарное шунтирование, Экклстоун сказал жене, что любит ее больше всего на свете и если она в чем-то перед ним виновата, то это больше не имеет значения. Если он выживет, они попробуют начать с начала. Славица прослезилась и поцеловала его в щеку — она знала, что муж завещал все состояние ей и дочерям. Деборе Энн, дочке Айви, он отписал смешные два миллиона фунтов. Потом она поцеловала его в губы, сказав, что будет молиться за благополучный исход операции, и Экклстоуна увезли. Она знала то, о чем врач не мог рассказать Берни. Надежда на успешный исход операции невелика, скорее всего муж не выдержит наркоза и умрет.
Славица налила себе добрую порцию «Вильямовки» и принялась готовить салат из красного перца и лука.
Она любила хорошую выпивку и острую еду, солнце, плечистых мужчин с крепкими руками, шумные вечеринки, танцы до утра... За Берни Экклстоуна Славица вышла ради денег и по мере сил старалась быть хорошей женой. Тогда ей было 23, ему 50, с тех пор они постарели на 30 с лишним лет. Все последние годы она чувствовала себя так, будто ее похоронили заживо.
Операция прошла успешно. Вскоре после того как Экклстоун вернулся домой, Славица подала на развод...
Она собрала платья и драгоценности и уехала, оставив ему короткую записку. Там не было ничего интересного: «Прощай…
У нас ничего не вышло… С тобой свяжется мой адвокат…» Сперва он одеревенел от неожиданности. Отчаяние навалилось на следующий день: теперь все в ней казалось ему дорогим и милым. И то, что полгода назад она бросила ему в голову заварочный чайник, и то, что на пути в загородный дом, когда ей показалось, что он слишком быстро ведет машину, Славица избила его прямо за рулем. Он сидел на кухне, прижимал к лицу ее ночную рубашку, пытаясь надышаться запахом жены на всю жизнь, и плакал.
Энн Джонс утешала Берни и давала ему советы. Ее мечта вот-вот сбудется: после того как Славица выторговала солидную часть денег Экклстоуна, развелась с ним и уехала в Хорватию, он обратился за помощью к своей верной тени. За эти месяцы они стали очень близки, но Берни по-прежнему не видел в ней женщину — Энн понимала это очень хорошо.
И тогда она сделала ход конем: предложила ему вместе провести отпуск. Знакомые собирались отправиться в круиз вдоль побережья Бразилии на океанской яхте. Услышав об этом впервые, Экклстоун поморщился: Берни терпеть не мог гламура, огромных яхт с отделанными красным деревом каютами и вечерними коктейль-пати на верхних палубах. Личный самолет для него был лишь средством передвижения, свои дома он постоянно перепродавал, а отпуска проводил за рыбной ловлей в Суссексе, игрой в карты с друзьями юности и пивом. Любимой игрушкой Берни была коллекция антикварных гоночных болидов, в остальном его вкусы оставались простыми, денег на ветер он не бросал и баловать себя не любил. Но Энн не отставала.
Она твердила, что депрессия его съест: он сам себя замучает и в конце концов умрет от горя или сопьется…
И Экклстоун согласился: сразу после развода они отправились в морское путешествие.
…Ярко-синее море, изумрудный тропический берег. Худая, морщинистая Энн красуется в открытом летнем платье — она накупила ворох новых туалетов, потратив на них небольшое состояние. Маленький, тщедушный Экклстоун стесняется самого себя: он похож на воробья в плавках. Миллиардер обгорел на солнце, и одна из их спутниц, милая молчаливая тридцатипятилетняя Фабиана Флоси, юрист, представляющая интересы «Формулы I» в Бразилии, осторожно мажет ему плечи солнцезащитным кремом…
Лето 2012 года. Изрядное количество журналистов собралось на важное светское мероприятие: восьмидесятилетний Берни женился в четвертый раз.
Энн Джонс была среди гостей, новой миссис Экклстоун стала Фабиана Флосси. Маленький миллиардер лучился счастьем — его не смущало даже то, что за махинации с акционированием «Формулы» его собирались отдать под суд. Энн морщится, слушая, о чем говорят журналисты: новая любовь изменила Экклстоуна — он стал мягче, начал утрачивать хватку, и будет неудивительно, если его все-таки посадят...
Она слышит, как кто-то пересказывает историю, которая случилась не так давно: вечером на Берни и его невесту напали грабители. Повторилось то, что 18 лет назад произошло с ним и Славицей: Экклстоуна избили и сорвали с его руки стоившие кучу денег швейцарские часы, с Фабианы сняли дорогие кольца. На сей раз ему досталось куда сильнее, на лицо пришлось наложить несколько швов…
Энн знала об этом куда больше рассказчика — узнав о том, что случилось, она примчалась к Берни, увидела напоминающее пиццу с помидорами лицо и начала охать и причитать. А он сказал, что теперь иначе смотрит на жизнь и не будет искать своих обидчиков. Накануне свадьбы ему не хочется никого «заказывать».
На следующий день Берни связался с фирмой Hublot и снялся в рекламном ролике: жуткая, покрытая синяками физиономия, разбитые губы с трудом выговаривают: «Вот что люди делают ради Hublot!» За это ему заплатили кучу денег… Энн Джонс невольно улыбается: болтуны ошибаются, ее шефа не посадят. Экклстоун — заговоренный, он не по зубам ни женщинам, ни конкурентам, ни прокуратуре.
Его и годы не берут — иногда ей кажется, что она потратила свою жизнь на сбежавшего из пекла чертика.
Подпишись на наш канал в Telegram