Известная актриса кино и театра Мария Стерникова впервые рассказывает о своих взаимоотношениях с Валерием Носиком, заслужившим народную любовь после выхода фильмов «Большая перемена», «Операция «Ы» и многих других.
Мне кажется, театр в моей жизни присутствовал всегда. Наверное, потому что мама была лучшим гримером МХАТа. Самые знаменитые актрисы театра, Алла Тарасова и Ангелина Степанова, доверяли свое лицо только ее волшебным рукам. Без маминого «колдовства» они отказывались выходить на сцену: благодаря хитрым подтяжкам немолодые актрисы превращались в юных дев.
Говорят, муж Аллы Константиновны (в ту пору большой военный чин) однажды специально пришел за кулисы, чтобы поцеловать маме руку в благодарность за красавицу жену.
И вполне естественно, что когда меня в раннем детстве спрашивали: «А кем хочет стать Маша?», я важно отвечала: «Макрисой», соединяя в одном слове Машу и актрису. Я хорошо показывала кошечку, как она по утрам умывается. И после школы решила поступать в театральный вуз.
Миша Кононов, мой сосед, уже был «профессионалом», поскольку учился в «Щепке». Он и посоветовал мне пробоваться во все училища подряд: «Щуку», «Щепку» и МХАТ. Я стеснялась ходить одна, вот он и вызвался меня сопровождать.
Помню, как после второго тура во МХАТе ко мне подошел Василий Осипович Топорков и сказал: «Девочка, ты такая умница!
Но ты хоть вначале школу окончи и тогда приходи». Я побагровела и стала махать от возмущения руками: «Что вы! Мне оч-е-ень много лет. Поверьте!»
Но мне пришлось долго доказывать, что я не маленькая. В компании однокурсников с подачи Севы Абдулова меня прозвали Евсейкой (на вступительных экзаменах я читала сказку про Евсейку), а потом и вовсе обидно — Малыш, Чижик. Первое время я очень обижалась. Помню, идет собрание, все с жаром обсуждают какие-то планы, я силюсь что-то предложить, а на меня словно ушат холодной воды выливают: «Ты еще маленькая, потом, потом выступишь...»
А однокурсники — все, как на подбор, будущие знаменитости: Володя Меньшов, Вера Алентова, Андрюша Мягков, Валя Малявина, Ира Мирошниченко.
Лучше всех на курсе одевалась, конечно, Ира Мирошниченко.
А Валя Малявина была настолько хороша, что девчонки ей говорили: «Валька, ну нельзя быть такой красавицей!» Хрупкая, маленькая, с самой тоненькой талией на курсе, голос нежный, с пикантной хрипотцой, а на лице — огромные черные глаза-рыбки. Помню, я все восхищалась: «Валь, они у тебя, как хвостик рыбки, к виску удлиняются...» Ну а что уж говорить о Вере Алентовой — она уже на первом курсе сразила сердце Володи Меньшова.
Среди красавиц-однокурсниц не скажу, что терялась.
Но никогда и не была принцессой-королевишной. Ближе всех на курсе были мне ребята, мои ровесники: Алеша Борзунов, Витя Вишняк и Володя Суворов, в будущем актер театра «Современник», с которым я дружу до сих пор. Алеши и Вити, к сожалению, уже нет с нами, но мы с Володей помним и молимся за них…
Большинство из ребят жили в общежитии на Трифоновке, а я была москвичка. А тут еще для их взрослых компаний вроде бы не созрела. К тому же все на курсе курили, кроме меня. Девчонки тайком собирались в раздевалке, а меня просили: «Иди посмотри, никто не идет из учебной части?»
— «Ладно...» — «Ты постучи, если что». Они сидят там ля-ля-ля с сигаретами, а я стою «на атасе», дверь подпираю. Однажды решила: «Все! Надо наконец становиться взрослой и начать курить!» Мне казалось, что тогда меня примут в компанию и я буду сидеть в раздевалке рядом с моей закадычной подругой Верой Алентовой...
С Верой мы подружились сразу, как только увидели друг друга на вступительных турах. Никогда не забуду, как стоим с ней на сцене, а нам торжественно объявляют, что мы приняты в школу-студию. Тут же на радостях мы бросились обниматься и целоваться. Помню, в тот вечер зарядил проливной дождь, но мы шли по Москве, не замечая, что промокли до нитки.
Этот летний дождь нам казался самым чудесным в нашей жизни!
С тех пор мы с Верой стали не разлей вода! Мы были как одно целое. Верочка жила в общежитии и часто приходила к нам домой. Маме она очень понравилась: «Какая серьезная девушка!» И поэтому, когда из Вериной комнаты уезжали девочки, мама отпускала меня к ней ночевать. Это было счастье! Можно было говорить всю ночь...
Удивительно мы с ней совпали: и в том, что у нас были отчимы, и в том, что росли послушными мамиными дочками. Не пропускали занятия, с восторгом учились, тем более что педагоги в Школе-студии МХАТ были блестящими, репетиции с утра до вечера.
И при этом мы с ней были абсолютно романтическими барышнями — всерьез играли в героинь романа «Хождение по мукам» Катю и Дашу. Две взрослые девочки так самозабвенно окунулись в этот придуманный писателем мир, что поверили — мы действительно сестры, только... из другого времени. Так друг к другу и обращались: «Катюша, Данюша», даже записочки подписывали: я — Дашей, она — Катей. А гуляя по старинным московским переулкам, искали дом, где сестры когда-то «чистили перышки» ( что означает «дамы приводят себя в порядок»). И, как нам показалось, однажды мы нашли такой на Бронной, очень похожий по описанию.
Помню случай, как мы с Верой удрали на дачу. Моя мама куда-то уехала, а я поссорилась с отчимом. Прихожу к Мише Кононову и жалуюсь: «Так нехорошо получилось...Что делать?»
А Миша за советом в карман не полез: «Родителей надо проучить!» — «А как?» — «Есть куда уехать?» — «Ну... могу к тете Полечке на дачу». — «Вот и езжай». — «Но если я не приду домой вечером, отчим с ума сойдет!» — «Ничего. Вечером зайду к вам и скажу ему, чтобы не волновался».
Поверив в чудеса Мишкиной дипломатии, мы с Верочкой спокойно отправились с ночевкой на дачу. Тетя Поля, которой мы свалились как снег на голову, нас радушно принимает: кормит, поит, укладывает спать. А утром мы бежим на луг. Вокруг лес, трава, речка. Лето только начинается. Сидим на большом зеленом холме в венках из ромашек, о чем-то, как всегда, мечтаем. А тут мимо поезд проходит.
Из окон пассажиры машут молодым симпатичным девчонкам, а мы хохочем и дружно машем в ответ. И тут Верка говорит: «Ой, они даже не представляют, каким великим актрисам машут!» Я согласно киваю головой. Господи, а ведь мы еще и первый курс не окончили!
Надоело сидеть на горке — пошли полем к даче. И вдруг смотрю — Федор Анатольевич навстречу. Отчим, оказывается, бедный, бросился меня искать. На нем лица нет — я его «доконала» Мишкой. Он, как и обещал, позвонил отчиму в дверь и с порога оглушил новостью: «А Маша не придет сегодня ночевать... Вы ее не ждите!» Представляете состояние дяди Феди: приходит какой-то мужик и такое объявляет! Я бросилась умолять отчима: «Дядя Федечка, простите, я больше так не буду!»
«Ты домой поедешь?» — чуть не плача спрашивает отчим. Мы с Верой тут же послушно уехали с ним в Москву.
Конечно, мы с Верой, как близкие подруги, рассказывали друг другу все секреты. Кто-то нам нравился, кому-то нравились мы. Но серьезных романов у нас еще не было, скорее платонические влюбленности. И как только у меня появилась настоящая любовь, я отдалилась от подруги — ведь все мое время теперь было отдано Ему ...
С будущим мужем Лешей Стычкиным я познакомилась еще на первом курсе. Однажды с подружкой забегаем в театральную библиотеку, а там сидит симпатичный молодой человек. «Это Маша с моего курса», — знакомит нас Наташа. Леша сразу же предложил нам куда-нибудь пойти вечером.
В какой-то веселой компании мы слушали хорошую музыку. Потом Леша вызвался меня проводить. По дороге поинтересовался: «А где ты живешь?» — «В Последнем переулке». Читаю удивление на его лице.
— Переулок так называется.
— Так, значит, ты Маша из Последнего переулка!
Ну не виновата же я, что переулок между Трубной и Сретенкой, где стоял мой дом, действительно назывался Последним.
С тех пор мы с Лешей почти не расставались. Да это было и невозможно географически. Леша жил с родителями в Камергерском переулке, можно сказать, во дворе нашей студии.
Бывало, стою в учебной части, вдруг вижу в окно, как Леша с отцом во дворе садятся в «Волгу».
Леша Стычкин, можно сказать, был моей первой и, пожалуй, самой сильной любовью. Помню, как мне бывало грустно, когда он уезжал на три дня. Я не знала, куда деваться от страшной тоски.
Театральных романов у меня не было. Да я просто и не успела благодаря Леше их завести. И если кто-то пытался ухаживать за мной, он мгновенно всех оттеснял. Зная наизусть мое расписание, Леша буквально не отходил от меня: встречал и провожал. Жил-то за углом, вот и ждал меня после занятий у входа в студию. Заодно очень быстро со всеми перезнакомился.
«О, Леха, привет! Машку ждешь? Сейчас она выйдет», — здоровались с ним мои однокурсники и тут же ко мне: «Маш, давай быстрее собирайся, твой уже стоит!»
Леша стал меня таскать в свои компании. «Мажоры» из иняза, конечно, сильно отличались от студентов театрального вуза. Все из хороших семей, у них были модные шмотки, да и курили они не «БТ», а «Мальборо». Леша старше меня всего на 2 года, но тем не менее был взрослее во всех отношениях — очень талантливый, подающий большие надежды переводчик. Леша всегда и везде был главным! Если что-то нужно достать — это Леша, если в компанию придет Леша — значит, будет очень весело. Друзья так и звали его — Пуп, Пуп земли. Удивительного магнетизма человек!
Встречались мы два года. Как только Леша узнал, что у него появился серьезный соперник, который сделал мне предложение, он резко активизировал ухаживания и решительно заявил: идем в загс! Его родители даже не пытались нас отговаривать, потому что Леша не терпел возражений: «Мы женимся — и точка!» Больше всего сопротивлялась моя мама, она недовольно твердила: «Господи, тебе ведь только 19. Тебе учиться надо! »
Гуляли свадьбу в ресторане ВТО. В большом зале собрались наши друзья. Было очень весело. В перерывах между танцами мы бегали на улицу покурить. Мое свадебное платье сзади было прожжено чьей-то сигаретой. Помню, как у входа столкнулась с Олегом Ефремовым. Он спросил: «А что вы здесь делаете?
Это у тебя свадьба? Надо зайти поздравить», — и плавно переместился в наш банкетный зал. А тут и горячее подоспело. Но Нина Попова чуть все не испортила: она видела в индийском фильме, как молодых осыпают лепестками роз. Откуда-то принесла эти самые лепестки и, как только на стол поставили блюдо с горячим, с радостным криком: «За молодых!» засыпала ими мясо.
Зимой мы с Лешей поехали в Рузу. По замерзшей речке с компанией часто поднимались к местному «шалману», так мы называли кафе за его внешний вид. Порой денег хватало только на порцию винегрета и бутылку портвейна на семерых. Однажды выходим с Лешей из этого шалмана, вдруг меня за руку цыганка хватает. Леша попытался выдернуть мою руку: — Не надо говорить, у нас денег нет.
— А я и без денег скажу.
У тебя, красивая, будет три брака.
Леша рассвирепел: «Я тебя сейчас прибью! Мы только поженились!» Мы кубарем скатились к речке и никогда больше об этом эпизоде не вспоминали. Но меня почему-то это предсказание не отпускало, хотя я вышла замуж по любви и собиралась прожить с Лешей долгую, счастливую жизнь...
Вскоре следом за нами поженились Вера Алентова и Володя Меньшов.
О том, что Вера давно нравится Володе, знали все на курсе. А он это и не скрывал: робко дарил ей полевые цветы, а когда совсем не было денег — букет из листьев. Володя, как и Вера, жил в общежитии на Трифоновке.
Чтобы хоть как-то подзаработать, он снимался в массовках.
Кстати, нам, студентам, категорически запрещалось сниматься в кино. Как-то в магазине к нам с мамой подошла ассистентка «Мосфильма» и пригласила меня в фильм «Семь нянек». Режиссер Ролан Быков утвердил мою пробу, но мама категорически была против: я ведь только поступила в Школу-студию. Помню, в наш Последний переулок приезжали парламентеры от Ролана: мол, отпустите девочку в кино, даже если ее из студии выгонят, у нее всегда будет работа. Слава богу, мама не поддалась на уговоры, и я спокойно доучилась до четвертого курса. А Ролан Быков каждый раз при встрече показывал на меня пальцем и громко кричал: «Пре-да-тель-ни-ца!» Самое смешное, что я не только вышла замуж раньше всех, но и первая из группы снялась в кино.
Мне просто повезло. Ассистенты «Мосфильма» увидели меня в дипломном спектакле — водевиле «Воздушные замки» — и утвердили на роль молоденькой учительницы в фильм «Мимо окон идут поезда». Леша при всем его авторитаризме не мог мне запретить сниматься. Ну как от главной роли (первой в твоей жизни!) откажешься? Да и потом, он же мной гордился. Правда, шутки при этом у него были своеобразные. Например, кто-то звонит: «А где Машка?» — «Машка снимается». — «Ой, а кого она играет?» — «Мартышку без грима!» У него вообще был очень веселый нрав. Он относился к жизни легко и меня к этому приучал.
Леша вскоре и сам стал работать в кино — в Комитете по кинематографии переводчиком-синхронистом. В огромном кинозале для партийных бонз и их жен устраивались закрытые просмотры западных картин, и Леша блестяще переводил с экрана. Иногда и меня брал с собой на какой-нибудь западный шедевр.
А тут Леше предложили контракт на 2 года в Иран. Накануне нашего отъезда за границу мне прислали сценарий про удивительную девочку, живущую целый год с собакой в тайге на геодезической станции. Эта роль мне страшно нравилась, но мы уже собрали документы для отъезда. К Леше в Комитет по кинематографии пришла вся съемочная группа во главе с режиссером. Они стали уговаривать его: «Оставь Машу здесь, она снимется и потом к тебе приедет!»
Даже подсчитали на бумажке, что я даже на «Москвич» заработаю. Но он не согласился...
Как удивительно складывается жизнь! Если бы я не уехала с Лешей в Тегеран, то много снималась бы в кино. На меня, можно сказать, тогда буквально посыпались предложения. Я уже успела сняться в фильме «Нежность». Мама сохранила газеты, в которых кинокритики писали обо мне: «Эта удивительная девочка с удивительными глазами». Но я все равно ни о чем не жалею, значит, судьба такая...
Зато в Тегеране у нас с Лешей родилась Катя. Иностранцев в Тегеране, который называли «маленьким Парижем», было больше, чем иранцев. Единственное «но»: я очень тосковала по кино...
Через два года мы вернулись в Москву. Помню, как только приехала из Тегерана, сразу же с двухлетней Катей пришла проведать подругу. Вера с Меньшовым жили уже не в общежитии, а в квартире с одной соседкой, девочкой с другого курса. У них родилась дочка. Маленькая Юля спала в кроватке. Меня поразило, с каким вкусом Вера обустроила детский уголок. Стенку, где стояла кроватка, она обтянула веселеньким ситчиком с козочками, собачками. Этой же тканью задрапировала и детскую кроватку. Это было так уютно, так женственно. «Вер, я ни за что не догадалась бы!» — восхитилась я.
Мы не могли наговориться с Верой. Я ей рассказывала, что стала работать в театральной студии, что у нас ставит спектакль Олег Табаков, приезжал Володин, автор пьесы «С любимыми не расставайтесь».
А еще пожаловалась Вере, что Леша вдруг решил поступить на курсы ООН, чтобы поехать работать в Америку. Я только вернулась в Москву, мне очень хотелось работать в театре, а тут снова уезжать, да еще и на пять лет!
Наверное, эта поездка в Америку и стала впоследствии главной причиной нашего с Лешей расставания. Конечно, он всячески пытался уговорить меня поехать с ним: «Ты знаешь, какая у тебя будет дубленка? О-го-го! До пола!» И выразительно чертил рукой по ботинку. А потом, сделав паузу, добавлял: «И не одна!» Я фыркала в ответ: «До пола? А мне будет тяжело ее носить!» Словом, я взбунтовалась и сказала: «Нет! Я больше никуда не поеду!» Нашла, как говорится, коса на камень.
Конечно, мало кто меня тогда мог понять. По тем временам мой брак считался престижным. Муж — блестящий переводчик, работает за границей, впереди поездка в США. Конечно, у меня были хорошие шмоточки, ничего не могу сказать. Приятно было видеть, как меня оценивают московские модницы. Но я всегда боялась вычурности, не любила выделяться и кичиться известностью, внешностью. Помню, после успеха фильма «Нежность», где моим партнером был Родион Нахапетов, все у мамы спрашивала: «Скажи, ну когда меня наконец забудут?» Мне было так неловко, когда ко мне подходили за автографом, благодарили. Я даже грешным делом думала: «Скорее бы стать старенькой, чтобы уж никто не смотрел!» Мне просто очень хотелось работать, причем скорее в театре, чем в кино...
После возвращения в Москву мы с Лешей и Катей уже жили в отдельной квартире.
Вокруг мужа крутилось столько людей, что очень скоро от такого их количества я невероятно устала. Катя еще маленькая, ей нужно отдельно готовить еду, а тут каждый день орава гостей во главе с Лешей к нам заваливается — надо накрыть стол, приготовить, потом мыть посуду. Перед «нашествием» звонил Леша: «Маш, мы идем». — «Ле-еша-а...» — «Будем через полчаса!»
Я так устала... Это была не только накопленная усталость, но и дикая тоска по близким друзьям. Мне приятнее было встречаться со своими театральными товарищами, но в доме чаще бывали Лешины приятели. Мы стали отдаляться друг от друга.
В Тегеране все время были вдвоем, а тут у меня своя жизнь — в студии пропадаю, а у Леши своя — будущие ооновские курсы. Так сложилось, что каждый из нас вдруг стал строить свой «дом».
Лешка, естественно, по этому поводу очень нервничал. Однажды, помню, ко мне заехали ребята из студии. Мы сидим на кухне и громко что-то обсуждаем. Вдруг Леша заглянул на кухню и недовольно протянул: «А-а-а, сидите...» (типа «ну-ну») и быстро ушел к себе. Мне страшно не хотелось, чтобы он обижал моих ребят. Он и так для них был из другого мира: ботинки «Стейс», сигареты «Мальборо». А тут мне вдруг показалось, что он был с ними высокомерен. И с этого начался у нас разлад...
После Ирана мы прожили вместе еще года два. Однажды я предложила: «Давай с тобой отдохнем друг от друга...» Официально не разводились, просто однажды Леша переехал к родителям. Все его друзья, которые ко мне всегда хорошо относились, после нашего разъезда страшно на меня обиделись: мол, как я могла!
И действительно, ведь Леша был и остался хорошим отцом, он все время привозил Кате заморские игрушки, одевал ее с головы до ног. Леша в принципе из нашей жизни и не уходил. Наверное, это самое лучшее, что может случиться с людьми — когда они не перестают уважать друг друга после развода...
И вот тогда я с жадностью окунулась в кино.
Картину «Спеши строить дом» снимали в Белоруссии, в очень живописном месте — Калинковичи, под Припятью. Моим партнером был Саша Январев. На экраны только что вышел «Бег», где Саша запомнился колоритной ролью есаула Голована. Он и в жизни был красавцем с блондинистым кудрявым чубом. Интересно, что свою фамилию Январев он получил в детдоме по названию месяца, когда его нашли. По фильму мы с Сашей были влюблены друг в друга. Помню, как решили отрепетировать лирические сцены. «Значит, ты меня любишь, а я тебя? Ладно, — быстро поймал «зерно роли» Январев. — Слушай, погода такая хорошая. Айда лучше купаться?» Вот и вся репетиция. Не успели отыграть любовь-морковь перед камерами, как Сашка мгновенно преображался: «Где бы холодненького пивка достать... А может, тебе, партнерша, что покрепче?
Ты только скажи».
В перерывах между съемками мы регулярно летали в Москву. Помню, в тот день прилетели с Сашей на маленьком самолете в Минск, чтобы пересесть на московский рейс. За окнами бушует ливень. В аэропорту негде яблоку упасть. «Ничего, Маш, — успокаивает Сашка. — Переждем дождь в ресторане, как говорится, в комфортных условиях». Поставил меня у входа, а сам побежал занимать место в ресторане. Вдруг передо мной вырисовывается Валерий Носик, актер, который в нашем фильме играл солдата. Мы не были с ним знакомы, даже на съемках не пересекались. Но я его знала... по фотографии.
Помню, что в газетных киосках его и моя фотографии с надписью «Актеры советского кино» на витрине почему-то стояли рядом.
А мы с подругой куда-то ездили отдыхать. Она купила фотографию Носика и показывает: «А тебе нравится этот актер?» — «Внешне нет, но актер потрясающий». Особенно мне Валерий запомнился по блестящему эпизоду в «Операции «Ы», где он сыграл нерадивого студента. Это потом я узнала, что Валера пробовался на роль Шурика.
Как потом выяснилось, Валера тоже купил открытку с моим изображением. Так мы заочно, получается, и познакомились...
Наша встреча в аэропорту была случайной. Просто Валера увидел нас у ресторана и подошел к нам. «Здрасте. А я в Калинковичи лечу. Стойте здесь и никуда не уходите!»
— срывается с места и куда-то исчезает. Я еще подумала: «Ладно, постою... Интересно, куда мужик убежал?» Оказывается, он бегал узнавать, на сколько задерживается его рейс и успеет ли с нами пообедать.
Наконец мы втроем сели за стол. Январев, голодный как черт, готов сожрать хоть быка. Ему явно не до светских разговоров. Вдруг Валера что-то пишет на салфетке и тихонько ее мне подсовывает. Читаю: «Вы мне очень нравитесь». Я стараюсь незаметно ответить, все-таки неудобно перед Январевым: «Вы мне тоже». Ну а что я еще могу написать? У Валеры хорошее настроение, я лечу домой, может, мы больше вообще не увидимся, зачем человеку портить приятный вечер? От Валеры снова приходит записка: «Уже давно».
Возникла заминка. Не знаю даже, что ответить на такое признание. Просто тихо говорю: «Спасибо». А Январев все поглощает и поглощает еду, тут еще и водочку принесли. «Да дай ты ему свой телефон!» — вдруг отрывается от котлеты Саша. Оказывается, он все это время за нами наблюдал. Увидев, что я колеблюсь, принялся меня уговаривать: «Маш, да ты глянь, какой мужик хороший. Он же золотой! Еще тебе поможет!» И я вывела на салфетке номер телефона.
А тут из-за грозы Валерин и наш рейсы перенесли на несколько часов. И что делать? Мы втроем тащимся в парк рядом с аэропортом. День-то прожить надо! Парк пустой, народу никого. Мы втроем, хохоча как сумасшедшие, прокатились на всех каруселях под проливным дождем.
Совершенно мокрые поплелись в аэропорт, чтобы обсохнуть. Кстати, такие природные катаклизмы необычайно сближают. Наконец мы с Сашей полетели в Москву, а Валера — на съемки в Калинковичи.
— Я позвоню?
— Ради бога!
Когда я себя увидела дома в зеркале, расхохоталась: ну просто ведьма какая-то — волосы растрепанные, тушь потекла, брюки забрызганы до колен... «Да, хороша Маша, ничего не скажешь! Как от тебя мужики не убежали?»
На следующий день позвонил Валера: «Как долетели?» — «Все нормально». С этого дня он стал постоянно звонить.
Как-то спрашивает: «Завтра буду в Москве. Давай я к тебе заеду?» — «Ну давай». Честно говоря, я не знала, как себя вести. Он пришел к нам, познакомился с маленькой Катей, посидели, поговорили...
А потом мы встретились уже на съемках. Я даже не помню того момента, когда с Валериной стороны начались ухаживания. Зато точно знаю, с кого они начались — с Кати.
На съемки в Белоруссию я взяла с собой дочку и подружку. Предупредила заранее ассистента, что Ира будет сидеть с ребенком, пока я снимаюсь. А Катя, надо сказать, очень плохо ела. В ресторане повара специально варили ребенку кашку, диетические супчики, но она все равно капризничала. И тогда за Катю взялся Валера. Он разыгрывал перед ней целые спектакли: изображал то самолетик, то паровозик, смешно рассказывал в лицах сказки.
Она зачарованно следила за его руками и послушно открывала рот.
Я знала, что у Валеры своих детей нет. Он даже порой заменял Иру и с удовольствием сидел с моей дочкой, пока я была занята на съемках. Он от Кати просто не отходил и завоевывал ее детское сердечко, как только мог. А Катя буквально вила из него веревки. Я видела, что она его очень полюбила, ну тут и мое сердце дрогнуло. Словом, Валера так к нам с Катей привязался, что, как говорится, не отвязать. Потихонечку он вошел в нашу жизнь...
После окончания съемок мы вернулись в Москву. Естественно, мы с Катей поехали в свою квартиру, а Валера — к себе домой.
Как-то вдруг звонит: «Можно зайду? Просто посидим, поговорим». — «Ну заходи...» Это все еще было преддверие романа.
Мне тогда нравился очень приятный человек. Он был физиком и часто куда-то уезжал на время. Однажды физик звонит: «Я вернулся. Сейчас поставлю машину, переоденусь и к тебе зайду». И вдруг я отвечаю: «Нет». Это означало, что свой выбор я уже сделала.
Валера постепенно становился все ближе, ближе и ближе... Хотя замуж я не хотела и роман заводить не собиралась. Знала, что Валера был женат на Лии Ахеджаковой, с которой они вместе работали в ТЮЗе. Но о жене не спрашивала. Ну зачем я буду задавать лишние вопросы? Но когда у нас наметился роман, я все-таки спросила: «А твоя жена в курсе?»
Валера ответил что-то дежурное — типа «все не так просто...» Надо сказать, это был обычный текст обычного мужчины. Поначалу я даже не собиралась думать на тему: правда это или нет? Наши отношения еще не зашли так далеко: посидели, поговорили, с Катей погуляли... Я же не предлагала: «Женись на мне, пожалуйста!» Это он форсировал события и афишировал наши отношения, не я...
Чем больше я узнавала Валеру, тем сильнее привязывалась к нему. Он был все время рядом, на подхвате. И даже внешне начал мне нравиться. Потом я стала находить его обаятельным и в конце концов влюбилась.
Я не знала, как себя вести в такой ситуации, и не загадывала, что будет дальше.
Мне не хотелось делать Ахеджаковой больно или неприятно. Не знаю, как они решили этот вопрос, но Валера переехал к нам жить. Единственный раз я у него спросила: «Ты говорил с женой на эту тему?» — «Да, мы все обсудили...»
Помню, как он очень смешно сделал мне предложение. Звонок в дверь. Открываю. Он стоит на одном колене, ловко наливает в бокал из бутылки шампанское, при этом под мышкой у него торчит огромный букет цветов. Недаром ведь Валера пантомимой в юности увлекался!
Давай поженимся?
— Да!
Самое комичное в этой ситуации, что мы собрались пожениться, но я на тот момент не была разведена с мужем, да и Валера был еще женат. Вот мы и решили подождать со всеми разводами и загсами до лета. А там Леша и Лия со временем должны были догадаться, что мы уже живем своей, отдельной от них жизнью...
Это было сложное и счастливое время. Я была уверена, что Валера говорит мне правду, а он был уверен, что я ему тоже не лгу. Самое главное, что мы уже вместе: он — мой мужчина, я — его женщина...
С Валерой мы очень быстро притерлись. Я сразу разобралась в его характере. Если он в хорошем настроении, то и гвоздь забьет, и шкаф подвинет, и яичницу приготовит, и продукты дефицитные достанет.
Но если вечером у него сложный спектакль, то лучше оставить человека в покое. Тогда я предлагала: «Валер, давай я сама все сделаю».
Наступила весна. Вдруг почувствовала, что я в положении. Помню, как мы поехали знакомиться к Валериной маме. Я волновалась: «Вдруг скажут перед встречей, мол, берет с ребенком». Но будущая свекровь нас поддержала: «Раз вы любите, значит, так должно быть. И девочка хорошая».
На одном из семейных праздников мы решили объявить, что ждем ребенка. Я решила быть честной и сказала родне Валеры за столом: «А если мы с Валерой родим ребенка?» Все заулыбались: «А почему ты спрашиваешь? Конечно, да! А зачем мы тебя брали?
У Валеры должен быть ребенок!» И все тут же встало на свои места. Только моя мама, как всегда, сомневалась: «А вдруг ты опять разойдешься? Как с двумя-то жить будешь?»
Надо сказать, к мнению мамы я всегда прислушивалась. Она и дочка были в моей жизни самыми главными. Я всегда думала прежде всего о том, как им лучше, а уж я как-то приноровлюсь. Но тут я твердо знала: я хочу этого ребенка!
И вдруг из Казахстана приезжает ассистент Юрия Шиллера с предложением сняться в фильме «Необычный день».
— Но ты же видишь, я уже не могу...
— Может, сделаешь аборт?
— Да ни за что на свете!
Режиссер пошел мне навстречу и разрешил сниматься в положении. Я улетела в киноэкспедицию в Алма-Ату, выше Медео мы жили в настоящей юрте. Рядом была космостанция, куда мы в выходные ходили в баню. Валера прилетал ко мне, когда мог. Чувствовала я себя нормально и удивительно легко перенесла съемки. Помню, на примерке предупреждаю костюмершу: «Только сшейте мне костюмы, пожалуйста, на размер больше. Я потолстею...» Она удивленно подняла бровь: «Все худеют, а вы толстеть собираетесь!»
Закончились съемки. Я, заметно покруглевшая, вернулась в Москву и сразу же приехала к маме за Катей.
Вдруг звонок в дверь. Заходит Леша Стычкин: «О, Мэри приехала!» Сидим за столом, болтаем о том о сем. Вдруг я встаю. И это был трагический момент — Леша, увидев мой живот, переменился в лице. Для него это была неожиданность, и, видимо, болезненная. После этого мы и развелись. Самое интересное, что в моем паспорте стоят два штампа — о разводе и замужестве — одним и тем же числом.
Так мы с Катей вошли в большую Валерину семью. Вся его родня нас боготворила. У него была хорошая патриархальная семья, много тетушек, доброжелательная мама, брат Володя (одна из его знаковых ролей — ухажер Иры Муравьевой в фильме «Самая обаятельная и привлекательная»).
Оказывается, братьев в детстве мальчишки прозвали «Носами». Родители сорванцов удивлялись: «Ну, еще Володю можно так называть, а Валере совсем не подходит. Он же курносый!» Сашу, нашего сына, тоже вечно из-за фамилии дразнили. То он был Носиком-Барбосиком, а сейчас Носяра или Носичек.
Со свекровью мне повезло. Александра Ивановна была редким человеком. Честнее коммунистки я не встречала. Перед ней все Крупские меркнут, потому что баба Шура не могла соврать ни на йоту. Она ходила на все партсобрания, хоть и работала простым бухгалтером, и была удивительно ответственным человеком — я могла ей доверить нашего сына Сашу совершенно спокойно.
С рождением сына Валера буквально расцвел. Как все осенние мальчики, Саша был очень беспокойным и крикливым ребенком. Мы с Валерой дежурили через ночь: один высыпается, а другой всю ночь нянчит сына. Однажды просыпаюсь и с ужасом вижу, что Валера подкидывает орущего Сашку на руках.
— Ты что, с ума сошел?
— Да он у меня на самолетике летает...
— Он же не Катя, грудной еще!
Помню, что первое в своей жизни слово, которое Саша сказал, упав с тахты на пол, было «Бах!» Валера засмеялся: «Так, пора ноты покупать — видно, вырастет музыкантом».
С Сашей вечно возникали проблемы.
Они с мальчишками в третьем классе носились после школы по всему микрорайону. Забывал портфель в одном месте, шапку — в другом, перчатки — в третьем.
У Валеры совершенно не было времени воспитывать Сашу. В это время только что показали «Большую перемену» и на него обрушился град предложений. Но при этом Валера старался растить Сашу настоящим мужчиной. Помню, как в четыре годика сын увязался за Валерой и дядей Вовой на прогулку в Кремль. Долго шли пешком, а когда вернулись, у ребенка были в кровь стерты ноги, но он мужественно это терпел и даже ни разу не пожаловался.
А еще смешно, как Валера умудрялся воспитывать сына политически. Саша, как любой ребенок, любил смотреть фильмы и, естественно, хотел бить капиталистов и буржуев.
Валера, который был ярым антисоветчиком, как-то взорвался: «Да чтоб мы так жили! Это коммунистов бить надо!» Он уже часто ездил за границу с театром и видел, как там люди живут.
Дома Валера появлялся редко. Он, как волшебник, прилетал ненадолго со съемок, а внизу его уже ждала машина, чтобы везти куда-то дальше. Как он успевал совмещать бесконечные съемки и работу в репертуарном театре — ума не приложу. Но в Малом театре Валеру очень любили и даже прозвали Солнышком. Он и вправду был человеком необыкновенной доброты и света. Его обожали многочисленные друзья, ведь к нему можно было прийти в любой момент за помощью. За всех он переживал, всем старался помочь, особенно, конечно, брату, который впоследствии тоже стал работать в Малом театре...
Да и обо мне не забывал.
Ведь это была его идея, чтобы мы вместе работали. До Валеры я в основном снималась. Идти в Малый театр совершенно не хотела, а Валера, наоборот, считал, что так будет лучше: «У нас отпуск будет в одно время, гастроли вместе...»
Иногда мне казалось, что Валера любит Катю даже больше, чем Сашу. Помню, как однажды он взял ее с собой на рынок. Они поехали туда на троллейбусе. Возвращается Валера совершенно счастливый. У Кати были потрясающие ресницы — длинные, черные, у Валеры такие же — только белые. И вот в троллейбусе одна дама похвалила Катю: «Ой, какие у дочки красивые ресницы, как у папы».
Валера замер: вдруг сейчас Катя скажет: «А это не мой папа», но она только кивнула.
В семье все вроде бы было нормально. Но в какой-то момент я вдруг ощутила, что живу не с Валерой, а... с народным артистом. Не в смысле звания (народного он получил, когда мы уже разошлись), а в смысле объекта народного обожания. Я ненавидела ходить с Валерой на рынок, потому что все его там начинали хватать за джинсы, просили вместе сфотографироваться. Вечно надо было стоять и ждать, пока он подписывает автографы. Безумная популярность мужа меня ужасно раздражала. Например, ловим такси, куда-то опаздываем. Всю дорогу таксист едет, повернув голову к Валере: «Я тебя полюбил в этом фильме, а там ты снимался...
а вот тут сказал...» Я резко обрываю: «На дорогу смотрите». Мне страшно не нравилось это панибратское обращение на «ты», а Валера, наоборот, знаки всенародной любви принимал с удовольствием.
Вот и получается, что не по отношению ко мне Валера изменился, а по отношению к действительности... Мы все очень меняемся со временем, к сожалению. И Валеру жизнь изменила.
Актерский порок в жизни Валеры, к сожалению, присутствовал. Был грех. Я не знала, когда он придет домой, где он, с кем. Я беспокоилась, ведь у него часто подскакивало давление, и очень переживала за его здоровье. Помню, как часто сидела на кухне, не зажигая света, и курила одну сигарету за другой, глядя в окно. Дергалась от каждого шороха, вздрагивала от шума тормозов у подъезда.
«Ну позвони! Ну просто позвони, господи!» — шептала я про себя. За стенкой мирно спали дети. Утром, в 7.15, я, не сомкнув глаз, будила их в школу, на автомате делала им завтрак и к десяти ехала на репетицию.
К сожалению, Валера был слишком безотказный и добрый. И все эти несчастья творились с ним из-за того, что друзья знали — Носик обязательно всех угостит.
Валеру совсем не интересовали материальные ценности: он давал в долг, никогда не спрашивая, когда вернут деньги, не мечтал о новой машине, ездил в метро (говорил: «Чтобы я сел за руль? Да я же всех задавлю!»), не гонялся за дефицитными мебельными гарнитурами...
На первом месте у него всегда была работа, особенно в театре. Хохмач, душа компании, но когда оставался один — это был грустный, думающий человек, читающий классику.
Три дня он мог быть святым человеком, а на четвертый, пятый и шестой — загулять. Первые три дня я думала: «Господи, как я могла думать о разводе? Я же без него жить не смогу!» А на четвертый картина резко менялась: «Нет, нет! Хватит! Сейчас же соберу его вещи и выставлю на лестничную клетку».
Я больше не могла сидеть ночами и нервно курить сигарету за сигаретой. Я сильно пилила его в последнее время: «Ты катишься вниз, Валер, остановись, пожалуйста». К сожалению, при всем его несчастном виде — дескать, Машка меня бросила, мне кажется, что ему уже хотелось вольной жизни.
Может быть, ошибаюсь, но я постоянно нажимала на его больное место, а его это раздражало.
Я не стала ничего скрывать от детей. Как-то посадила их на диван и сказала: «Ребята, я больше так жить не могу. Вы любите папу и будете с ним видеться сколько угодно. Помогите, или все закончится печально. Я устала...» А однажды предложила Валере: «Давай на время разъедемся. Поживи у мамы. Я хоть высплюсь». И вдруг я услышала фразу, которую не могла даже представить, что услышу от него: «Да кому ты нужна с двумя детьми!» «Это все!» — подумала я...
Мы развелись, когда Саше исполнилось 9 лет.
Конечно, первое время сын переживал. Они редко виделись с отцом, Сашу это обижало. Он думал, что папа будет скучать по нему, часто звонить, прибегать через день, а папа пропал на какой-то период — привыкал к ситуации, что живет без нас. А ребенок этого не понимал. Он видел, как Леша Стычкин без конца о Кате печется, а его папа пропал. И ему было больно. Да и Катя мне не раз говорила: «Мама, я все равно люблю Валеру...»
Леша вскоре женился на балерине Ксении Рябинкиной, через три года после моего Саши у них родился Женя. Леша всегда приходил к Кате, забирал ее к себе, возил с младшим братом на зимние каникулы.
А из-за границы привозил одинаковые куртки Саше и Кате, одна больше, другая меньше, свитерочки и джинсы им обоим.
Я думаю, Саша в такие моменты думал: «А где мой папа?» Он очень любил Лешу, и тот отвечал ему взаимностью. Однажды Стычкин позвонил и сказал: «Слушай, я тут рассматривал фотографии... У нас такие красивые дети!» Я переспросила: «Ты имеешь в виду Катю с Женей?» Он ответил: «Ты что? А Сашка?» Сейчас Саша и Женя Стычкин при встрече прикалываются, называя друг друга братьями! Удивительно приятно, что мы красиво сохранили отношения...
Почему-то так получалось, что я всех мужей жалела и любила больше, когда с ними разводилась, чем когда с ними жила. Помню, как я умоляла Валеру после нашего развода снова жениться. Я чувствовала себя, как Маргарита Павловна из «Покровских ворот», — ответственной за бывшего мужа.
Мне хотелось «пристроить» Валеру в хорошие руки. При встрече все время допытывалась: «Расскажи, у тебя есть кто-нибудь?» — «Приходит та, приходит эта. А вот эта очень хочет выйти за меня замуж». — «Валера, женись! Ну ради бога! Пойми, ты придешь из театра ночью, а тебя ждет сковородочка с вкусной едой. Поживи как человек. Пусть за тобой поухаживают». Но он так и не женился.
Мы с Валерой продолжали работать в одном театре, я все время с тревогой следила за его судьбой. Даже когда вышла в третий раз замуж. Я не собиралась выходить за Алешу Кудиновича, артиста нашего театра. Все тянула с ответом: когда-нибудь, может быть, потом... Но однажды вопрос был поставлен ребром: «Или ты выходишь за меня замуж, или...»
Мы поженились и живем уже — страшно сказать — тридцать лет!
Получив приглашение на мою третью свадьбу, моя верная подружка Валя шутливо сказала: «Машка, у меня денег не хватит тебе на подарки. Ты меня так разоришь. Кончай этим заниматься!»
Саша, которому было около 12 лет, отчима принял сразу. Надо отдать должное — Алексей заставил Сашу заниматься спортом, читать книжки. Недаром мой сын любит повторять: «У меня три отца!»
Саша не хотел идти по стопам родителей в актеры. Его еще в детстве приглашали в кино, но мы с отцом решили: не будем портить ребенку детство! Пролетел на экзаменах в Плехановский, пришла пора идти в армию.
Валера мог сделать ему отсрочку, но Саша считал, что «пацан должен служить» и пошел в армию. Помню, как мы — два отца и я — ездили с нагруженными едой сумками к сыну в Белгород. И даже на его присяге присутствовали.
А после армии Саша поступил в «Щуку». Сын всегда рос самостоятельным мальчиком. Учился и работал: и в турфирме менеджером, и курьером, и барменом, устроился мыть в ресторане огромные холодильники, в которых хранилось мясо. Я ему говорила: «Саш, я тебе дам деньги!», но он отвечал: «Нет, я сам!»
Когда Саша подрос, сам стал ездить к отцу. А где-то за пару лет до смерти Валеры, они по-настоящему сблизились.
Я никогда не забуду одну нашу с Валерой встречу. Он внезапно попал в больницу. Раньше никогда не жаловался на здоровье, а тут что-то с легкими приключилось. Саши не было, я пришла его проведать с мужем. Вышли с Валерой погулять. Он все жался, а потом признался: «Можешь представить, у меня ни копейки нет». — «Как это?» — удивилась я. «Да я все деньги раздал, мне все должны. И никто не отдает. Я тебе напишу телефоны, ты не могла бы их... обзвонить?» — попросил он. «Пиши, только я этим не буду заниматься: подумают еще, что бывшая жена долги себе присваивает». Мне стало безумно жалко его: никого рядом в трудную минуту. Попросила его подругу детства Зину Андрееву обзвонить всех должников. И кое-что ей удалось собрать. Оказалось, что когда он попал в больницу, все друзья куда-то сразу же испарились...
В последний раз он пришел к нам в гости.
Все сидел, сидел... а уходя, сказал: «Хорошо посидели...»
Валера работал как каторжный, на износ. Он умер во сне, сердце не выдержало. Рядом с ним лежал текст новой роли — на следующий день в театре была назначена репетиция. О смерти всеми любимого артиста написали только маленькую заметочку в газете, поэтому многие долго не знали, что его уже нет на свете. Потом целый год еще звонили люди и просили его к телефону...
А через несколько лет в семье случилась еще одна беда.
Тимофей Носик, двоюродный брат Саши, был младше его лет на пять. Тима был директором на «Бумере», затем по приглашению Сергея Бодрова поехал в Кармадон снимать его фильм. За две недели до той трагедии Сашка, упав на съемках в Питере, сломал ногу. В Москве мы с ним стали мотаться по больницам. Саша на костылях, в гипсе проходил полное обследование. Деньги очень скоро кончились — все же процедуры платные. Садимся в такси, а Сашка, помню, вздыхает: «Эх, дурак, только что одолжил 700 долларов».
Я никогда не забуду этот день — 20 сентября. Помню, едем с ним в больницу. И я рассказываю сыну свой сон. «Ты знаешь, сегодня мне приснился Тима, но почему-то совсем маленьким, грудничком в голубом конверте с белой ленточкой».
Возвращаемся домой на такси, а по радио сообщают, что группа Бодрова пропала в Кармадоне. Мы еще долго надеялись, что они спасутся, что там есть какой-то тоннель. Уже после трагедии у Тимы родилась дочка...
Саша тяжело переживал гибель брата. Ему без конца звонила Катя из Лос-Анджелеса и каждый раз с надеждой спрашивала: «Ну что? Нашли Тимошу?» Катя переехала в США, закончив спецфакультет по английскому языку. Она вся в отца, такой же прекрасный переводчик-синхронист. Сейчас живет с мужем и двумя детьми в Лос-Анджелесе и говорит мне: «У меня тоже, как и у тебя, мальчик и девочка. И я Даню и Лизочку воспитываю, как ты нас с Сашей...»
Саша очень похож на своего отца. Когда он стал взрослым, стал мужчиной, я вдруг заметила, что он разговаривает как Валера — абсолютно железным тоном спокойно доказывает свою правоту.
Самое его любимое выражение: «Марусик, не дергайся. Давай решать проблемы по мере их поступления!» Конечно, он очень талантлив, весь в отца. А еще он такой же, как папа, безотказно добрый. Помню, как я много лет спустя после эпопеи с его ногой вдруг поинтересовалась: «Отдали тебе тот долг?» — «А ты как думаешь, Марусик? Да ладно, не дергайся!»
Подпишись на наш канал в Telegram