Зима 1853 года. Париж. В «Комеди Франсез» закончился спектакль «Клеопатра», и восторженные зрители никак не хотели отпускать любимицу французской столицы неподражаемую Элизу Рашель — в десятый раз она выходила на поклон, посылая воздушные поцелуи публике. Аристид Бусико нетерпеливо ерзал во втором ряду: да когда же все угомонятся?
Рядом зевнула жена Маргерит, ей тоже не терпелось поскорее попасть домой и убедиться, что их отпрыск Антуан не натворил очередных бед.
В кого только уродился этот несносный мальчишка?!
— Поезжай домой одна, дорогая, — говорил Аристид, подсаживая жену в мигом подлетевшую пролетку. — Я должен еще зайти в магазин кое-что проверить.
Мадам Бусико давно привыкла к тому, что ее муж живет своим магазином, думает денно и нощно не о семье и сыне, как другие порядочные мужчины, а о небольшом заведении на левом берегу Сены, на рю де Севр. Скромные сто метров, где торгуют всякой всячиной, вовсе не казались Маргерит предметом, достойным всепоглощающего внимания и непрерывной заботы, тем не менее перечить мужу она не смела. Привычно отогнав тревогу и подозрения, женщина погрузилась в полудрему под мерное покачивание пролетки. Помыслить о том, что ее Аристид в это самое время помогает Элизе Рашель снять сценическое платье, было выше возможностей ее воображения.
Аристид раздражался.
Возможно, Элиза и великая актриса, но это не дает ей права пренебрегать им.
— Вам ведь не под силу окружить меня настоящей роскошью, а? — дразнила любовника Рашель, повернувшись к нему длинной голой спиной.
— Что вы называете настоящей роскошью, мадемуазель? — кипятился Бусико, ведь этой самой роскошью он прежде всего считал самого себя, так как весьма высоко ценил свою великолепную мускулистую фигуру, могучие плечи, на которые женщинам так хотелось опереться, густые каштановые волосы, чудесно сочетавшиеся с голубыми глазами...
Разве не на это польстилась избалованная Рашель, когда уступила его натиску? Он знает, что красив, и не просто красив — в нем кипит мужская сила; наверное, он чего-нибудь да стоит, раз уж сумел добиться ее, известной актрисы, недавней любовницы внебрачного сына императора Наполеона и Марии Валевской.
— Вы торговец, Аристид, хотя странно — ведь прежде всего вы мечтатель и фантазер.
— Ваш отец тоже был еврейским торговцем, Элиза, или вы забыли об этом?
Бесстыжая актрисуля, видно, запамятовала, что не далее как неделю назад Аристид преподнес ей королевский подарок — манто из чернобурой лисицы. Это ли не роскошь?
Оно пригодится ей в заснеженной России, куда Рашель собиралась на гастроли по приглашению русского царя Николая I. Бусико не сомневался, что по возвращении эта ветреная особа бросит его... Да он и сам тоже не привык цепляться за женщин, к тому моменту, может, подыщет себе кого-то посвежее, чем вечно утомленная и бледная, как привидение, 32-летняя Элиза.
Перед самым отъездом Рашель изволила разрешить Бусико сопровождать ее в походе по магазинам, чтобы сделать последние покупки. Аристиду уже наскучило слушать, как сильно она потратилась, а все еще не купила приличного саквояжа. Ведь вместительный кожаный саквояж стоит немалых денег.
— Буду благоразумной, — заявила вдруг Рашель, — хватит трат! Я отказываюсь от саквояжа, поеду со старым.
В ее тоне звучала такая гордость победы над собой, что Бусико улыбнулся.
Он было уже собирался подозвать извозчика, но Элиза погрузилась в безмолвное созерцание перчаток в лавке, мимо которой они проходили. Кончилось тем, что она приобрела пару отличных лайковых перчаток за весьма немалую цену, а в конце квартала задержалась у магазина с зонтиками и выбрала целых два.
— Элиза, вы же собирались быть экономной! — воскликнул пораженный Аристид. — А заплатили за все это больше, чем стоит саквояж! У вас мало перчаток?
— Полно, но эти так очаровательны! Да и зонтиков у меня целая коллекция, но один новенький зонтик — это ведь совсем недорого.
Дома, слушая нудные упреки жены, по сравнению с Рашель казавшейся толстой коровой, Бусико все возвращался мыслями к дурацким покупкам Элизы. Так что сделала Рашель? Отказалась купить одну дорогую, но необходимую вещь, а вместо нее приобрела три ненужных, стоимостью весьма перекрывших нужную… Так-так… Если все женщины похожи на мадемуазель Рашель, а это совершенно не исключено, хотя пока и не доказано, то не снизить ли цены в магазине процентов на 20 на самую ходовую ерунду, скажем, на мыло, нитки, тапочки и, может, еще на салфетки? Если его расчет верен — жадные окрестные хозяйки и домоправительницы, являющиеся в магазин к открытию, купят этого дешевого барахла в три-четыре раза больше, чем раньше, когда каждый из предметов стоил дороже. Посмотрим… Бусико был не просто торговцем, как кто-то мог бы подумать, он был торговцем-бунтарем, торговцем-революционером.
И как всякому истинному революционеру, ему не давала спокойно спать страсть к реформаторству. Этот энтузиазм отнюдь не разделяли его компаньоны, совладельцы небольшого магазинчика Au Bon Marche Жюстен и Поль Видо— братья, вместе с которыми Бусико в начале 50-х годов приобрел 100 квадратных метров на левобережной парижской рю де Севр. На тот момент здесь работали всего-то 12 человек и годовой торговый оборот составлял примерно 450 000 франков. Сейчас продавцов стало около 50 и оборот перевалил за миллион. Бусико отлично знал, что это только его заслуга: он где уговорами, где руганью, а то и угрозами сумел убедить этих трусливых кретинов Видо наконец решиться продавать разные товары под одной крышей.
Бусико пришел к этой мысли, опираясь исключительно на собственный опыт и здравый смысл, которыми руководствовался всегда. Давно уже он подумывал об этом, еще с тех пор, как шесть лет назад тяжело заболел его 10-летний сын Антуан и Маргерит полдня бегала по окрестным лавкам, чтобы купить все необходимое для лечения ребенка. Ведь как в Париже, да и везде, устроена торговля? Микстуры — здесь, марля — через две улицы, а за носовыми платками надо топать за три квартала. Доктор посоветовал тогда ребенку шерстяные носки, так за ними пришлось тащиться на извозчике на другой берег Сены. Собственно, тогда-то Бусико и пришла в голову мысль: а почему бы, собственно, не продавать все это в одном магазине? Ну да, небольшая морока есть: надо брать товар у разных поставщиков и для этого посылать транспорт зачастую в противоположные концы города. Зато какое удобство для покупателей!
— Аристид, вы просто спятили!
— брызгал слюной Жюстен Видо. — Как можно в одном магазине продавать носовые платки и зонтики? Это же просто дикость! От нас разбегутся все покупатели!
Наконец Видо уступили упрямству Бусико. Покупатели же не только не разбежались, а повалили валом. Сначала это были люди, живущие поблизости, потом стали приезжать и из других районов. Следующим революционным новшеством Бусико стало введение стабильных цен на товары, он замыслил это давно и тайком от компаньонов провел эксперимент, развесив невиданные до той поры в Париже ценники. Привыкшие торговаться из-за каждой мелочи горожане сначала недоумевали, а потом стали бойко сметать товар.
Бусико ликовал. Братья Видо изумленно пожимали плечами. И неудивительно: ведь они никогда не работали сами — деньги перешли к ним по наследству, потому компаньоны и не знали толком, что такое торговля, как работает магазин, а Аристид с 11 лет стоял за прилавком шляпного магазинчика своего отца в провинциальном городишке Беллеме, что в 100 километрах от Парижа. 25-летним он перебрался в столицу, потому что в Беллеме соблазнил жену богатого аптекаря, и скандал потряс весь городок. Обманутый аптекарь бегал за ним с ножом и угрожал убить. Отец Аристида был, по правде говоря, счастлив, что сын уехал, не попросив ни единого су. От него был один позор — ведь Аристид с 14 лет не пропускал ни одной юбки. Женская красота кружила ему голову. Увидев хорошенькую покупательницу, парень безо всякого стеснения пожирал ее глазами, а когда она уходила, мог бросить магазин, товар, кассу и кинуться за ней следом.
Какой из такого торговец? Но папаша Бусико сильно ошибся. Как ни странно, именно женщины и страсть к ним помогли Аристиду Бусико в конце концов стать тем, кем он стал.
Явившись из провинции, Аристид устроился скромным приказчиком в магазинчик новинок Petit Saint-Thomas на рю дю Бак. Целых 17 лет он гнул спину, чтобы скопить немного деньжат и наконец обзавестись собственным бизнесом. Пока там работал, встретил свою Маргерит, тоже провинциалку. Когда ее мать умерла, девушка подалась в столицу и устроилась официанткой в столовую для служащих. Как же она была хороша! Точно фарфоровая статуэтка: талия тонюсенькая, а формы пышные, есть за что подержаться. Зато какова мадам Бусико сейчас — глаза бы не смотрели!
И Аристид давно сочинил себе какую-то вымышленную болезнь, при которой супружеский долг можно выполнять крайне редко. Слава богу, что у Маргерит темперамент гусыни, ее это вполне устроило. Аристид заявил, что ему надо ежевечерне лично общаться с поставщиками, и приучил Маргерит не ждать его дома к ужину. На самом же деле он проводил вечера, разъезжая по театрам, и вовсю волочился за актрисами. Поначалу его любовницами были в основном начинающие танцовщицы, но вскоре он нашел подход и к известным дивам вроде Рашели. Аристид обрушивал на женщин подарки, комплименты, свое недюжинное мужское обаяние, неотразимую улыбку и, самое главное, огненный темперамент. Тем не менее не женщины были целью и смыслом его жизни. Когда же наконец он начнет играть по-крупному? Он, способный свернуть горы, застрял в тесноте жалкого стометрового магазинчика, который к тому же делит с двумя глупыми индюками!
Дожив до 45 лет, он все еще не разбогател так, как мечтал, все еще не осуществил давнюю мечту открыть в Париже грандиозный, ни на что не похожий универмаг и быть его единовластным хозяином. Но где взять на это денег? Ведь нужны очень серьезные средства…
Случай устроил так, что в Париж неожиданно вернулся друг юности Бусико — Анри-Франсуа Майар, которому удалось сказочно разбогатеть в Америке на кондитерских. Он превратился в толстого вальяжного господина с редкими набриолиненными волосами. Несколько раз приятели пообедали вместе и даже сходили в театр, наконец Бусико решился обратиться к Майару с просьбой одолжить ему ни много ни мало полтора миллиона франков.
Заметно нервничая, Бусико стоял перед Майаром в его громадной гостиной и, чтобы не смотреть на хозяина, в смущении наблюдал, как ветер за окном срывает листья с платанов в саду Тюильри. Ответ Майара заставил Бусико вздрогнуть.
— Ваши усы и прекрасная борода, дорогой друг, пропахли духами моей жены, — неожиданно произнес Майар. — В юности я мечтал быть парфюмером, и у меня отличный нюх. В Нью-Йорке все удивлялись, когда я, находясь на втором этаже, знал, какие ингредиенты положили в крем на первом. Также по запаху моей жены могу вам точно сказать, когда у вас с ней начались отношения.
Бусико замер, теребя край манжеты и не смея поднять глаза на Майара. Вот влип так влип! Нашел к кому явиться за деньгами!
Ведь Аристид действительно не удержался и приударил за Мари-Каролин, живой, изящной и очень хорошенькой женой Майара. Да что там приударил — соблазнил, что греха таить! Аристид стоял как вкопанный, не зная, что делать. Вдруг он услышал добродушный смех Майара и, осмелившись поднять глаза, увидел, как ходит ходуном толстый живот кондитера.
— Не смущайтесь так сильно, старина, мы же приятели! С кем не бывает? Разумеется, я дам вам денег!
Бусико воззрился на Майара с искренним недоумением.
— Изо всего, что вы мне рассказали — о том, как собираетесь повести дело, о всех ваших новшествах и причудах, — я вижу, что вы дельный человек и добьетесь успеха. Процент займа будет несколько высок, но вы справитесь.
В Америке я научился видеть людей насквозь и тотчас отличаю болтуна от настоящего таланта.
…Долгожданная сделка состоялась 31 января 1863 года, и Аристид был совершенно счастлив: он наконец выкупил магазин Au Bon Marche у братьев Видо и стал его единственным владельцем. Мадам Бусико рыдала и ломала руки: у нее не осталось никаких сомнений в том, что ее муж, вечно витающий в облаках мечтатель, просто лишился рассудка! Разве его поступок не сродни самоубийству? Бусико велел ей заткнуться и не раздражать его. Он и сам понимает, что на карту поставлено многое: если проиграет, то долг в полтора миллиона — это вам не шутка, Майар вовсе не добрый дядюшка, который простит ему потерю денег. Он из тех, кто засадит в долговую тюрьму родного отца, так что вряд ли станет церемониться с любовником собственной жены!
…Время летит незаметно, и наконец весной 1867 года настал день, когда победно улыбающийся Бусико в новом сюртуке и бабочке вместо галстука стоял у дверей своего перестроенного и разросшегося универмага Au Bon Marche.
Придет ли маркиза де Бов?
А герцогиня Германтская? Его новые любовницы теперь из аристократок, до этого они, несколько стыдясь, принимали его в своих светских салонах но сейчас-то убедятся, что он ничуть не менее достойный, чем их тщедушные мужья, лениво проедающие наследство и кутящие на легко доставшиеся деньги. А Бусико вложил в свое дело каторжный труд, скупил прилегавшую к старому Au Bon Marche площадь и перестроил стометровую лавчонку в огромный современный магазин, где глаза разбегаются от изобилия товаров: он теперь торгует и галстуками, и перчатками, и готовым платьем, и бельем, и кружевом, и постельными принадлежностями, и коврами, и декоративными тканями...
У него множество отделов, и каждый оформлен так нарядно, словно это выставка. Невозможно оторвать глаз!
Врезавшийся Бусико в память первый день работы его обновленного магазина был весьма суетлив и тревожен: они открылись в девять, а в четверть одиннадцатого по пустым залам прогуливалось всего несколько покупательниц, Аристид стал заметно нервничать. А вдруг к нему придет мало народу, стоило ли тогда затевать всю эту кутерьму? В половине одиннадцатого нервы у Бусико сдали, и он крикнул своему помощнику Эжену Боссю: — Живо!
Мы допустили ошибку! Немедленно выставляй перед входом ящики с дешевым товаром, те, которые мы поставили вон там, в самом дальнем углу.
Коротыш Боссю округлил глаза:
— Прям на улицу выставить? Да кто ж так делает?
Впрочем, помощник Бусико мог бы уже привыкнуть к тому, что его хозяин большой чудак. Пришлось звать служащих и вытаскивать тяжеленные ящики со всяким барахлом на улицу, слава богу, хоть дождь закончился. Через десять минут Бусико удовлетворенно поглаживал окладистую бороду, наблюдая ласкавшее его взор зрелище: туча невесть откуда налетевших, точно сороки, женщин — хозяек, мещанок, кормилиц в чепцах — бросилась расхватывать дешевые товары.
Проворные женские руки ловко и быстро ощупывали предметы, глаза удовлетворенно цеплялись за ценники, а сердца наверняка радостно и возбужденно бились: кружево по десять сантимов, ленты по пять су, подвязки по три су, коленкор по семь су... Матерь божья, полушелковый орлеан — за тридцать восемь сантимов! Продавцы не могли управиться, так много оказалось покупателей.
После полудня пожаловала маркиза де Бов, и Бусико видел, каким презрительным взглядом она окинула толпу ошалевших мещанок.
— У вас конечно же не может быть таких моделей, которые шьет мой портной… — разочарованно тянула Жюли де Бов, наконец миновав толпу и оказавшись в отделе готового платья.
— О, вы имеете в виду месье Тибо? — приказчица небрежно, как ее научил Бусико, назвала имя самого дорогого парижского портного. — Он поставляет нам готовые модели. Вот, извольте посмотреть.
…Наблюдая издалека, как при виде огромного количества платьев загорелись темные глаза Жюли, Бусико снова подумал о том, что недаром он научился смирять гордость и никогда не отказывался от редких приглашений своих любовниц-аристократок. В их салонах он был плебеем, «торговцем», да и плевать ему на то! Зато именно на светских вечеринках Бусико понял, чего хотят богатые и утонченные женщины. Обычно мужчины уходили курить, выпить кофе или перекинуться в картишки, а Бусико, усевшись в сторонке, вслушивался в бесконечные дамские пересуды о платьях, шляпках и булавках. Эти разговоры не бесили Аристида, как подавляющую часть мужчин; напротив — он изучал женский мир так, как иной ученый-зоолог изучает повадки шимпанзе.
В молодости ему ведь в основном приходилось довольствоваться кругом мелких буржуа, экономных и прижимистых жен торговцев, а эти утонченные богатые дамы вздыхали о роскоши — меховых манто, бельгийских кружевах, лионских шелках… По их раскрасневшимся лицам Бусико видел, что мечты о дорогих туалетах возбуждают их больше, чем умелые ласки любовника. Говоря о вещах, которыми им хотелось бы обладать, они словно переносились в свой женский рай; так почему бы ему не стать тем, кто им откроет врата в этот рай?
…— Но я хочу к этому платью другие пуговицы! — тем временем капризничала Жюли де Бов, растерявшаяся от невиданного выбора готовых платьев.
— Следуйте за мной, мадам, — с любезной улыбкой ответила продавщица и повела Жюли через весь магазин в другой отдел.
— Почему у вас пуговицы так далеко?
— удивилась маркиза.
Приказчица пожала плечами. Это было очередное открытие Бусико — расположить смежные товары как можно дальше друг от друга, и это открытие он в свое время тоже сделал благодаря своим наблюдениям за женским полом: дама не способна пройти мимо ненужных мелочей и безделушек, если они заманчиво оформлены и правильно расставлены. Бусико не забыл когда-то купленные актрисой Рашель совершенно не нужные ей зонтики и перчатки. Его правоту подтвердил бы всякий, кто увидел бы, с каким количеством приобретенных по дороге в отдел пуговиц покупок шествовала раскрасневшаяся маркиза де Бов, при этом четыре приказчика несли за ней пакеты и свертки.
С каждым днем покупателей, а скорее покупательниц, на которых Бусико сделал главную ставку, в магазине становилось больше, после полудня в удивительном универмаге уже было не протолкнуться, слухи о нем постепенно расползались по стране, и скоро в Au Bon Marche, что переводится «по доступной цене», стали активно приезжать и робкие провинциалы.
Бусико, одетый как обычный покупатель, целыми днями расхаживал по магазину, подмечая малейшие нюансы и тотчас внося улучшения. Через три месяца он додумался, например, разместить ковры и мебель на самом верху, ибо покупательниц тут бывало значительно меньше, а потому размещение этих отделов в нижнем этаже привело бы к образованию нежелательных пустот.
Ввел Бусико и неслыханный принцип возврата вещей: мол, если не нравится — мы возьмем обратно. Ход оказался гениальным: теперь дамы оставляли в магазине деньги гораздо спокойнее, не ругая себя за излишнюю расточительность, ведь товар всегда можно вернуть! Но хитрый Бусико давно подсчитал, что на 50 покупок приходится всего два возврата! Кроме этого, он первым ввел каталоги, по которым можно выписывать товары по почте, и много других новшеств.
Он оказался рисковым игроком, хладнокровно уничтожавшим малейший намек на конкуренцию. Магазин Бусико и так уже разорил все лавки в окрестности, теперь же начал соперничать и с торговыми домами на правом берегу Сены.
Крупнейший старинный магазин шелков на Елисейских Полях выставил свой лучший товар по пять пятьдесят. Бусико тот же тончайший шелк пустил по пять тридцать, а когда разъяренный правобережный хозяин понизил цену до пяти двадцати, наглый владелец Au Bon Marche распродал тот же товар за час ниже себестоимости и себе в убыток — по четыре восемьдесят, зато конкурент был раздавлен.
Создав свой рай для женщин, Бусико все больше и больше ощущал себя их полноправным властелином. У него теперь работало около 500 служащих, примерно половина из них — молоденькие девушки. Приказчицами Аристид ставил только тех, на которых у него самого горел глаз; дурнушек и близко не подпускали к прилавкам. Весь Париж обсуждал неслыханные условия, которые Бусико создал своим продавцам.
Мало того, что средняя зарплата была около трех с половиной тысяч франков в год, что гораздо выше, чем в других местах (эти деньги позволяли вести вполне комфортную буржуазную жизнь), — так сотрудников еще и кормили на работе. Однако Аристид пошел дальше: в верхних этажах здания располагались комнаты для холостых продавцов, в которых те жили совершенно бесплатно. Замужних женщин Бусико старался не брать на работу, поэтому на верхнем этаже около сорока комнат занимали девушки, которые считали себя ему обязанными. Водить посторонних и гостей запрещалось. Ежедневно обходя отделы, Бусико видел робко улыбавшихся ему продавщиц — в сущности, каждая из этого роскошного цветника была ему доступна, они составляли его гарем, целиком находясь во власти хозяина. Если ему приходила охота развлечься с одной из них, Аристид просто передавал избраннице письмо с приглашением пообедать — и все прекрасно понимали, что это означает.
Так, первой из продавщиц пришла к нему молоденькая красотка по имени Мари-Луиз Жей, заведующая отделом готового платья, и несколько смутилась, увидев в апартаментах Аристида, располагавшихся тут же, в здании магазина, на стене портрет жены.
— Не беспокойся, милочка, она сюда не придет. Мадам находится далеко, — с улыбкой заметил Бусико в ответ на испуганный взгляд Мари-Луиз.
В самом деле, мадам Бусико, смирно жившая на роскошной вилле в богатом пригороде Фонтене-о-Роз под Парижем, наведывалась в магазин только по праздникам. В дела мужа она предпочитала не вмешиваться и делала вид, что не знает про его бесчисленные любовные похождения.
Однако огромные проблемы создавал их сын Антуан, ни на что не годный лоботряс с бледными близко посаженными глазами. Сын отчаянно завидовал отцу и был уверен, что родитель его ненавидит. Бусико действительно не питал к отпрыску особой нежности — мамаша не сумела правильно воспитать его. Аристиду некогда было возиться с мальчишкой — он поднимал бизнес, ну а теперь, когда бездельнику, считай, скоро тридцать, отец из принципа не желал кормить его даром. В свое время Аристида выставили из дома без единого су, пришлось самому крутиться. Словом, Бусико искренне полагал, что осчастливил сына, дав ему скромное место приказчика в отделе постельного белья, и вовсе не предполагал, что Антуан воспринял это как чудовищное унижение. Сыну хотелось утопить отца в ложке воды, он кипел злобой и незаметно настраивал персонал против Аристида.
За спиной отца Антуан организовал воровство дорогих товаров из магазина. Как- то раз попалась одна из нанятых им толстух: женщина подвязывала в уборной под нижние юбки добычу и спокойно выносила из магазина, делясь потом выручкой с Антуаном. Под угрозой ареста толстуха призналась, кто был зачинщиком содеянного, и ткнула пальцем в Антуана. Услышав обвинение, Бусико, этот знаток психологии, правда, в основном женской, проявил неслыханную наивность:
— Не ври, дура! Это мой сын! Как он мог воровать?
Как бы то ни было, дела Au Bon Marche шли отлично, обороты магазина росли каждый месяц и достигли уже 50 миллионов франков. Бусико решил, что пора расширяться, — в его воображении новый магазин должен был занять целых три улицы и стать настоящим храмом торговли.
По наблюдениям Аристида, покупательницы, даже из числа весьма набожных, куда охотнее проводили воскресные часы в его магазине, чем в церкви. Теперь на выходе всем дамам дарили цветы, а детям раздавали редкие в ту пору воздушные шары с написанным на них названием магазина, и ребятня шествовала с ними через весь Париж, создавая Бусико совершенно бесплатную рекламу.
Наконец решение о присоединении к магазину прилегающих площадей было принято и улажено с властями, и Бусико начал скупать договоры на аренду соседствующих с Au Bon Marche казенных домов. Жильцы, чертыхаясь, съезжали с квартир; окрестные лавки закрывались, а разоренные хозяева посылали Бусико проклятия.
Весной 1869 года приступили к закладке нового, соседствующего со старым магазином здания, и Бусико решил отпраздновать это событие. Он превратил мероприятие в целое шоу, пригласив архитектора Луи-Шарля Буало и инженера Густава Эйфеля, того самого, кто построил легендарную парижскую башню. В тот вечер Бусико хотелось быть великодушным и справедливым, потому он доверил заложить первый камень своей жене Маргерит. Рано состарившаяся женщина, не привыкшая к обществу и вниманию, робко опустила кирпич в цементный раствор под аплодисменты и всеобщий смех. Далее последовала торжественная церемония с раздачей наград продавцам и служащим, закончившаяся превосходным ужином для гостей и работников магазина. Бусико сиял, шутил, отпускал остроты и комплименты дамам, чувствуя себя полководцем, выигравшим свое самое крупное сражение.
Под конец вечера неожиданно слово взял его сын. Достав из кармана сюртука какое-то письмо, Антуан пожелал прочесть его вслух. Оказалось, что это — поздравление от бывших служащих Бусико Эрнеста Коньяка и Мари-Луиз Жей, ставших супругами. Они поздравляют месье Бусико с новым начинанием и хотят в свою очередь похвастаться собственными успехами: через несколько месяцев открывают на правом берегу Сены свой универмаг Lа Samaritaine, где собираются применить все то, чему научились у Бусико. Аристид, стоявший с поднятым бокалом шампанского, секунду молчал, осмысливая услышанное, потом побледнел, и бокал полетел на пол.
— Заткнись, идиот! — заорал отец, и его глаза налились кровью.
До смерти перепуганная мадам Бусико уже спешила к сыну, а тот стоял и с почти нескрываемой ухмылкой наблюдал за бешенством родителя.
Все вдруг заметили, что молодцеватый Аристид уже далеко не так молод — скоро ему исполнится 60, в его походке появилась тяжесть, а могучие плечи ссутулились. Впервые за много лет Бусико заболел. Случилось это почти сразу после так неудачно окончившегося праздника. Ничего особенного, обычная инфлюэнца, гораздо больнее ранили терзавшие его гордость переживания: пару лет назад его лучшая продавщица и вроде бы преданная любовница Мари-Луиз Жей влюбилась в приказчика Au Bon Marche Эрнеста Коньяка, и оба покинули его магазин. Бусико, во-первых, не привык, чтобы ему предпочитали других мужчин, а во-вторых, как потерпеть появление в Париже еще одого универмага-конкурента? Снова его бывшие служащие слизали, а точнее, своровали его методы торговли!
Несколько лет назад Бусико вот так же бесновался, узнав, что другой его бывший приказчик, Жюль Жалюзо, оказался прытким малым и, раздобыв денег, открыл в столице хоть и небольшой, но все же универмаг, в точности скопировав все находки Бусико. Но как остановишь этих воров? Полиция тут бессильна. Остается утешаться тем, что все равно он, Бусико, первый.
…Аристид так никогда и не узнал, что Эжен Коньяк и Мари-Луиз никогда не писали то письмо, его сочинил Антуан Бусико, чтобы отравить отцу триумф... Маргерит удалось убедить Аристида в том, что сын «просто не подумал, что не стоит зачитывать послание в такой день» и вообще он якобы не знал заранее содержание письма. Позлившись, Бусико выбросил из головы мысли о неприятном инциденте.
Что, в самом деле, взять с безмозглого идиота Антуана? И жизнь побежала своим чередом.
…Новую продавщицу из отдела готового платья звали Женни Гонкур. Ее родители умерли, и она приехала в Париж из провинции. Тоненькая, беленькая, прозрачная и совершенно невинная 18-летняя барышня, напоминавшая ту хрупкую статуэтку, которой когда-то была его Маргерит, она сразу, с первого взгляда внушила стареющему Аристиду всепоглощающую страсть. Никогда в жизни этот знаток и обожатель женщин так не влюблялся! Бусико тайком наблюдал за Женни: как она ходит, каким нежным голоском говорит, как за обедом в общей столовой для служащих по-детски раскатывает по столу хлебный мякиш своими тоненькими пальчиками... Наконец Аристид, пользуясь своим давним методом, написал девушке письмо с приглашением на обед.
Она не явилась. Он с недоумением прождал за роскошно накрытым столом больше часа: никто из его приказчиц никогда не манкировал его приглашением. На следующий день Бусико подкараулил девушку на лестнице — она казалась нахохлившимся воробушком в своем форменном черном платьице.
— Почему вы не пришли вчера? — разыгрывая отечески участливый тон, осведомился Бусико. Он чувствовал, как от нетерпения у него потеют ладони.
Женни пролепетала, что была приглашена на обед к дальним родственникам.
— Тогда приходите завтра, — добродушно отозвался Бусико. — Договорились?
Назавтра Женни заболела и не вышла на работу. Весь женский коллектив магазина судачил о происшествии, все были в курсе, что молоденькая Женни, работающая без году неделю, отказала хозяину.
— Ну и дура!
— Что она воображает, эта краля?
— Да просто цену себе набивает. Вот увидите, завтра сама прибежит.
Но Женни не прибежала и продолжала хворать. Потерявший терпение Бусико передал ей через своего помощника Эжена Боссю письмо, в котором просил, чтобы Женни была завтра у себя в комнате в 9 вечера — он желает навестить ее. На следующий день ровно в 9 Бусико в праздничном белом костюме, с напомаженными волосами и тщательно расчесанной бородой стоял перед дверью в комнату Женни.
Вдруг он услышал громкий знакомый голос:
— Как я рад, что вы ответили на мои чувства, Женни, и отвергли грязного старика!
Голос принадлежал... его сыну Антуану. И самым убийственным во всей этой унизительной сцене для Аристида стало впившееся жалом в душу слово «старик».
Господи, он стар! Какое открытие! И этот невинный цветок, эта нежная малютка предпочла ему сына-бездельника, не стоившего ногтя своего отца! Так что же? Женни ласкает его сейчас на постели, принадлежащей Бусико? Да в порошок стереть этого олуха! И она хороша! Дрянь, шлюха!
Помощник Бусико — Эжен Боссю видел, как хозяин сам не свой сошел по лестнице вниз и устремился на улицу.
На самом деле сцена была ловко подстроена: помощник Боссю предварительно вскрыл и прочитал письмо хозяина, а затем передал Антуану, что его отец в девять вечера придет к девушке. Тогда сынок решил снова испортить отцу обедню. Он зашел в комнату Женни без десяти девять якобы по поручению отца, а когда услышал стук в дверь, громко произнес фразу, заранее им подготовленную, несмотря на испуганный и недоумевающий взгляд девушки. Если бы отец решился открыть дверь и войти, Антуан быстро выскочил бы из комнаты. Не погонится же за ним папаша при всех по женскому коридору. А если бы и погнался? Так что? Хуже Антуану уже не будет. Платят ему гроши, и если бы он не продолжал воровать, так и вообще, наверное, протянул бы ноги. Зато ему удалось настроить против отца добрую часть мужского персонала: ух, как их всех, оказывается, обозлил хозяин, считавший себя в магазине единственным петухом в курятнике, которому дозволяется топтать курочек!
Он переманивал у служащих-мужчин их подруг и любовниц, и те, как и сын, чувствовали себя униженными. В хорошие минуты Антуан тешил себя мыслью, что папаша все равно когда-нибудь умрет и магазин достанется ему, а пока можно немного поразвлечься.
Тем временем Бусико-старший никак не мог успокоиться. Он выскочил из магазина, даже не одевшись. А на дворе стоял декабрь, и ледяной ветер пробирал до костей. Но Аристид упрямо брел, не замечая холода, слепо натыкаясь на редких прохожих. Все дело в том, что он стар, да-да, именно так! Почему молодость не вечна? Разве он не заслужил того, чтобы по крайней мере ему господь продлил ее?
Разве он сам не положил жизнь на служение молодости и красоте этого ничтожного, мелкого женского пола? Разве не для них он работал всю жизнь? И вот нашлась одна неблагодарная тварь, которая так поступила с ним!
Бусико не помнил, как добрался в ту ночь домой, — он был совершенно один, Маргерит давно переселилась в Канны, в виллу Солиньи, и редко навещала мужа. Впервые в жизни, когда Бусико ворочался без сна на своей громадной королевской кровати, ему в голову пришла мысль о смерти. И больше уже не оставляла. К утру Аристид метался в лихорадке, подоспевший к полудню доктор определил пневмонию. Три дня она терзала тело Бусико и окончательно добила 26 декабря 1877 года. Он не дожил до завершения грандиозного строительства своего нового магазина, который открылся только в 1887 году.
Сын Бусико — Антуан пережил отца всего на два года и в 1879 году умер от скоротечной чахотки.
Управление магазином приняла Маргерит Бусико, она проявила себя умелой, дальновидной хозяйкой и оставила о себе самую добрую память у служащих.
Подпишись на наш канал в Telegram