В 1966 году 20-летняя Гейл Слоатмен отправилась на концерт никому не известной рок-группы The soul Giants. Гитаристом в ней был Фрэнк Заппа, длинный, худой, носатый парень, с черными, как уголь, глазами. В тесном зальчике, набитом полупьяными клерками и офисными девушками, висел табачный дым, публика бойко пила бурбон. Заппа вышел на сцену, вкрадчиво улыбнулся, сказал: «Здорово, свиньи!» — и взял гитарный аккорд.
Позже Заппа станет одним из идолов рока, его гитарные импровизации назовут «замками из хрусталя», а самые смелые из музыкальных журналистов будут сравнивать Фрэнка с Паганини.
...Вечером Гейл позвонила подруге, у которой был роман с клавишником, и попросила познакомить ее с Заппой.
Та сказала, что Фрэнк появился в группе недавно — прежний гитарист подрался с вокалистом и ушел, и The soul Giants взяли музыканта-самоучку. После следующего концерта Гейл познакомили с Фрэнком. Если для нее это было событием, то Заппа ничего особенного от этой встречи не ждал: отирающиеся возле рокеров «группи» кочевали из постели в постель, для серьезных отношений эти девушки не годились.
После концерта они выпили пива. Фрэнк предложил Гейл закончить вечер у него, но она отказалась, и тогда он позвал девушку в кино. Они встречались целую неделю, на восьмой день Гейл собрала свои вещи и переехала к Заппе.
Никто из друзей не предполагал, что через год они поженятся. Четыре года спустя, а именно 10 декабря 1971 года, их союз едва не разлетелся в пух и прах: Гейл запустила Фрэнку в голову графином с водой, он, ловко увернувшись, выбежал из кухни, схватил чемодан и потрусил к машине. Так он отправился на большие европейские гастроли, которые должны были стать его триумфом.
Когда Фрэнк вышел из дома, ему перебежал дорогу видавший виды черный кот. Заппа шикнул, топнул ногой, но кот не обратил на это внимания. Чертыхнувшись, Фрэнк подумал — а не вернуться ли домой, чтобы подобраться к машине через черный ход?
Однако прикинув последствия (дома его встретит Гейл, и на этот раз уже не промахнется), Заппа решил, что не стоит валять дурака.
Рокер решительно направился к машине, бросил чемодан в багажник и рванул в аэропорт — через три часа его группа вылетает в Стокгольм, откуда начиналось большое международное турне. Позже Фрэнк часто вспоминал хмурое осеннее утро, наглого кота и то, как он хотел его обойти, да передумал. После этих гастролей он запел другим голосом, не своим — низким и густым. Новый голос в общем-то нравился Фрэнку, но он не возражал и против прежнего. Если бы можно было изменить прошлое, он вышел бы на улицу через задний двор.
Заппа садится в машину, а Гейл ищет валерьянку, не находит и решает заменить ее малой толикой виски. Она выпивает грамм сто и немного успокаивается. Ее муж считает, что рокер — не столько профессия, сколько диагноз, и эта болезнь не лечится.
После концертов музыкантов осаждают готовые на все соплюшки, особым спросом почему-то у них пользуются гитаристы. Фрэнк успел на это подсесть, а Гейл не смогла выжечь заразу до конца: в первые годы брака она караулила мужа после концертов, и все же он ухитрялся улизнуть с девицами. Но потом Фрэнку стало не до глупостей: пришел успех, все его время поглотила работа. Однако несколько месяцев назад, после того как его музыку исполнил Лос-Анджелесский филармонический оркестр и собравшиеся на стадионе 14 тысяч человек аплодировали стоя, она после банкета застукала мужа с критикессой из журнала Look — он тискал деваху в коридоре. Гейл влепила Фрэнку пощечину и увела домой — ей тогда казалось, что эта история не будет иметь продолжения. Но сегодня позвонила подруга и сказала, что Фрэнк и эта сучка из Look были замечены в кафе — и он держал ее за руку…
Обычно днем Фрэнк спал, а по ночам работал, для того чтобы улизнуть из дома на свидание, он сочинил легенду о приехавшем в Лос-Анджелес друге-рокере. Он якобы не может пригласить его домой из-за СПИДа, которым тот болен. Гейл поверила мужу. Правда привела ее в ярость.
Гейл собирает с пола осколки разбитого графина, а Заппа едет в аэропорт, недоумевая, с какой стати он клюнул на выдру-критикессу, если та и в подметки не годится его собственной жене. К тому же Фрэнка грызут дурные предчувствия, и он едва не проскакивает на красный свет. Заппа боится этих гастролей и отлично понимает, что дело не в метнувшемся ему под ноги черном коте. Такое с ним бывало и раньше: сосет под ложечкой, ломит в висках, одолевает беспричинный страх… А потом приходит настоящая, большая, зубастая неприятность — и жизнь летит ко всем чертям.
Подобное случилось 6 лет назад, и перед этим ему тоже было муторно. Когда все закончилось, он получил полгода условно, из которых отсидел 10 дней, потерял студию со всем оборудованием, лишился архива, обанкротился, и в придачу ему официально запретили находиться в обществе лиц женского пола моложе 21 года без присутствия юридически уполномоченного лица…
Вспоминая это, Заппа проскакивает-таки на красный, чертыхается и молит бога о том, чтобы на перекрестке не было видеокамеры. Он велит себе выбросить из головы город Ранчо-Кукамонга, что в округе Сан-Бернардино, но из этого ни черта не выходит. Там у него была прекрасно оборудованная студия, дела шли неплохо… Но Ранчо-Кукамонга его невзлюбил, и в конце концов он оказался в грязной тюремной камере со всеми вытекающими «удобствами» и тараканами в баланде.
Позже оказалось, что тогда сошлось много причин.
На его концерты приезжали черные парни с ферм, поговаривали, что они привозят наркотики, и городу Ранчо-Кукамонга это не нравилось. Ребята из организации «Белая сила» собрались их побить, но черные вытащили из машин цепи и монтировки, драка не состоялась. К тому же улицу, на которой находилась студия, собирались расширять, и от Заппы хотели избавиться очень серьезные люди. Так что в один прекрасный день к нему пришел прилично одетый человек с лошадиным лицом и сделал деловое предложение.
Гостю был нужен порнографический видеоролик, в крайнем случае он был согласен на магнитофонную запись...
В то время сто долларов были неплохими деньгами, и они ударили по рукам. О том, что заказчик из окружной прокуратуры, Фрэнк не подозревал. При передаче записи его арестовали, прокуратура готовила громкий судебный процесс, но дело оказалось дутым: прослушав запись, с охами, стонами и сдавленным хихиканьем, судья расхохотался и сказал, что это отличная пародия на секс. Беда в том, что к этому времени все местные газетенки написали об аресте «крупного порномагната Заппы», после таких публикаций оправдать его судья не решился. Все свои деньги Фрэнк потратил на адвоката, арестованный полицией архив ему так и не вернули. Почему он сейчас об этом вспомнил? Да потому что накануне той истории его грызла точно такая же необъяснимая тревога.
Фрэнк подъехал к аэропорту растерянный и недовольный собой. Впереди зал ожидания, взлет, стокгольмский аэропорт, звонок так и не успокоившейся Гейл, репетиции перед концертом…
Несмотря на успех, настроение было поганое. Заппа все ждал от судьбы подвоха и дождался: обрушившаяся беда превратила его в калеку, передвигавшегося по дому в инвалидном кресле. Дьявол, но почему это случилось с ним, а не с другими членами группы? Ведь Дон Престон, Марк Волман и Ховард Кейлан были отвязными, хамоватыми парнями, они ведь тоже вовсю строили глазки девушкам из публики и вполне могли накликать на себя беду, в которую в результате попал Заппа. Он размышлял об этом, подкатывая в своем кресле к холодильнику за пивом и пиццей и отгоняя мысль, надолго ли хватит терпения у Гейл.
Теперь неимоверно сложными стали простейшие вещи.
Подкатиться к холодильнику и открыть дверцу получилось легко. Но потом надо наклониться, чтобы взять с нижней полки бутылку холодного пива, — тут пришлось попотеть, но он справился. А вот вчерашнюю пиццу его чертовы домочадцы загнали на самую верхнюю полку. Фрэнк долго кряхтел и, вцепившись в подлокотник правой рукой, вытягивал свое непослушное тело вверх, пытаясь дотянуться до коробки. Ему очень хотелось перекусить, но звать на помощь он стеснялся: днем Заппа спал, а работал и жил по ночам, когда его домашние спали.
Он начал бороться с холодильником в четыре утра, а добрался до пиццы только в половине пятого, съел половину, запил пивом и откинулся на спинку кресла.
Главное — не сдаваться, упорство и прилежание помогут справиться со всем на свете… Он верил в это с детства. Его семья жила тогда в городе Эджвуде, штат Мэриленд, где отец работал на военном заводе, крупнейшем в США производителе отравляющих газов. Каждая городская семья хранила дома противогаз, местные мальчишки развлекались, изобретая взрывчатку (хитовым рецептом были половина твердого ракетного топлива, половина — цинковой пыли и химическая граната). Их отцы, военные инженеры, хорошо знали свое дело, ребята подрастали, слушая разговоры взрослых, и у них все получалось — повзрослев, Фрэнк не понимал, как остался в живых.
Пойди его жизнь по другому пути, он мог бы стать гордостью Пентагона. Мальчик, в 8 лет состряпавший из серы, спичечных головок, керосина и средства от тараканов пригодный к употреблению аналог напалма, повзрослев, вполне мог изобрести что-то вроде лучей смерти.
В детстве он был на ты с точными науками, и это пригодилось много позже, когда ему удалось обручить сложнейшую, просчитанную до мельчайших деталей авангардную додекафонную музыку и рок. В Эджвуде и маленьком ковбойском городке Эль-Кахоне, куда перебралась его семья, этого не предсказал бы никто. У родителей и в мыслях не было давать ему музыкальное образование, лишних денег на пластинки тоже не было. Да и проигрыватель в семействе Заппа был старый — мать ставила на нем танцевальные мелодии, когда гладила белье.
Все началось с того, что юному Фрэнку попалась на глаза разгромная рецензия — журнал Look опубликовал ее на пластинку гениального новатора Эдгара Вареза: «В этом альбоме — одни ударные, плюс диссонанс, это худшая музыка на свете».
Фрэнк Заппа как раз учился играть на барабане и страшно заинтересовался музыкой, исполняемой на одних ударных. Случайно попавшуюся ему в магазине пластинку Вареза он купил на последние деньги. Мать была от нее в ужасе, и тогда Фрэнк приватизировал древнюю «Электролу», утащив ее в свою комнату. Он слушал композиции Вареза часами, разбирал и анализировал — помогали школьные уроки музыки, занятия в самодеятельном ансамбле, абсолютный слух и математический склад ума. Так он вступил на путь, который привел его к славе, а потом и к инвалидному креслу.
…Заппа и его группа репетируют перед стокгольмским концертом, Марка Волмана зовут к телефону.
Звонит Гейл — Марк и Фрэнк старые друзья, она просит его присмотреть за мужем. 5 лет брака почти укротили Фрэнка Заппу, но Гейл кажется, что без ее присмотра он может взяться за старое. Страшно вспомнить, что он вытворял! В нью-йоркском зале Garrick Theater, где группа играла в конце 60-х, Фрэнк так заводил аудиторию, что люди начинали биться в истерике и сходить с ума: то на сцену врывались морские пехотинцы, у которых сорвало крышу, то почтенный бизнесмен в деловом костюме облил себя пивом и стал кружиться на месте, как заведенный, девушки срывали с себя одежду — в общем, концерт превращался в шабаш. Гейл удивлялась, что после таких выступлений муж возвращался домой целым и невредимым: ведь его публика становилась опасна!
Фанаты Фрэнка ездили за ним повсюду, разрушая собственную жизнь.
Вокруг него роились всевозможные психи: безумный культурист Ларри, накачивавший те мышцы, которые у обычных людей не увеличивались. Сутулый монстр с выступающими в самых неожиданных местах буграми мускулов гнул толстые железные прутья и носил на голове дуршлаг, чтобы инопланетяне не прочли его мысли. Они жили тогда на первом этаже. Приходя к ним в гости, Ларри забирался на дерево, цеплялся ногами за ветку и висел за окном вниз головой, как нетопырь, а когда ему хотелось войти, он стучал пальцем в стекло, и Фрэнк открывал окно, чтобы гость мог забраться в комнату. Хотя этот Ларри был абсолютно сумасшедшим и периодически попадал в психушку, Заппе нравилось проводить с ним время.
Он дружил и с приятелем Ларри, Джеком — Трахателем Манекенов, а также с девицами из музыкальной группы «Оскорбительный союз девушек», плохо певшими, зато изготавливавшими отличные гипсовые копии пенисов голливудских знаменитостей.
Это было жуткое сборище фриков, но из такого материала Фрэнк и создавал свои шоу: яркие, изобилующие спецэффектами и непристойностями, вызывающе нелепые, пробирающие публику до костей.
В те годы Заппа был очень разным — то циничным дьяволом-искусителем, подчиняющим своей воле других людей, интересующимся всем необычным, темным и страшным, то несчастным и одиноким, ранимым, нуждающимся в ласке и заботе. К моменту встречи с Гейл Фрэнк был неухожен настолько, насколько может быть запущен самый одинокий мужчина в мире, и это трогало ее.
С первой женой, подругой по колледжу, Заппа расстался, разбитое сердце он лечил музыкальными штудиями, а об одежде, мытье, стрижке волос, бритье и чистке зубов забыл, и Гейл иногда казалось, что он страдает всеми существующими болезнями. А еще Фрэнк был необыкновенно одаренным, энциклопедически образованным композитором — Гейл поняла это очень быстро. Иногда он ее пугал, иногда ей казалось, что от него исходит свет: она влюбилась в Заппу до умопомрачения и посвятила ему всю свою жизнь.
Теперь у них был прекрасный дом и замечательные дети, ей удалось избавить его от опасных друзей и вредных привычек, но Гейл знала, что у Фрэнка есть дар притягивать к себе неприятности. Так, однажды к ним заявился совершенно безумный человек с заткнутой тряпочкой бутылкой с кровью и пистолетом сорок пятого калибра, представившийся Вороном.
Он собирался поговорить с Фрэнком о смысле жизни. Глаза у Ворона были страшными, все, кто был в доме, перепугались. Фрэнк разыграл целый спектакль, инсценировал магическое действо, во время которого в дворовом колодце утопили пистолет и кучу попавшейся под руку домашней дряни. Безумец повелся на выдумку. Когда оружие, булькнув, погрузилось в воду, они выставили его за порог.
Гейл было спокойнее, когда она присматривала за Фрэнком, а сейчас ее мучили дурные предчувствия. Вот почему она просила Марка Волмана последить за мужем, чтобы тот не выкинул что-нибудь безумное: не соблазнял девушек, не вытаскивал на сцену зрителей, — да мало ли что!
Их роман оказался коротким, брак — скоропалительным: выйдя за Заппу, Гейл оставила работу в клубе и стала его менеджером.
Поначалу они жили в нищете, перебравшись в Нью-Йорк, питались грейпфрутами и арахисовым маслом, ютились в крохотной квартирке без отопления. Но Заппа был феноменально одарен, а у Гейл обнаружилась редкостная деловая хватка, и вскоре они перебрались из нью-йоркского клоповника в Голливуде в симпатичный бревенчатый особнячок, прежде принадлежавший звезде ковбойских фильмов Тому Миксу, а потом — в шикарный многоуровневый дом. Гейл родила Фрэнку четверых детей, а к 1971 году превратила его в миллионера. Днем Гейл сидела у компьютера и отвечала на телефонные звонки, вела переговоры о гастролях и контрактах, спорила насчет гонораров. До девяти часов вечера Фрэнк спал, к десяти выбирался из постели, в полночь садился за работу — таким образом, виделись они от силы часа полтора в сутки…
Все в их жизни изменилось: рокер-голодранец остался в прошлом.
Фрэнк стал известным композитором, но иногда Гейл казалось, что ее муж по-прежнему притягивает все опасное и темное, — уж слишком он необычен… На злополучных гастролях 1971 года, с концертами в лучших европейских залах все происходило именно так. Они не задались с самого начала, и позже Гейл думала, что после первой же катастрофы Фрэнку надо было договариваться с организаторами о неустойках и собираться в обратный путь.
Она готовила эти гастроли полгода: предложение и в самом деле было исключительным: Фрэнк и его ансамбль должны были играть музыку, написанную им за пять последних лет.
Она выговорила лучшие условия, гастроли начинались в Стокгольме — в Швеции любили творчество Заппы. Там все прошло удачно, а вот в Швейцарии, в зале знаменитого Casino de Montreux, что на берегу Женевского озера, случилась беда.
Обычно там проходили джазовые фестивали, на которые собиралась чинная буржуазная публика, с ней у организаторов не было проблем. А на Заппу в Casino de Montreux набилось три с половиной тысячи подростков, в два раза больше, чем вмещал зал. Спохватившись, администрация заперла двери — на улице стояли еще пять тысяч человек, пытавшихся проникнуть внутрь. Концерт начался, Фрэнк заводил публику, после каждой песни зал радостно ревел, молодежь понемногу впадала в транс — и тут кто-то пустил в потолок ракету.
Зал был роскошно отделан, потолок покрывала ротанговая обшивка. Она моментально загорелась, через несколько минут полыхал уже весь потолок. Входную дверь открыли, но она была чересчур узкой, и Заппа разбил находившееся около сцены зеркальное окно ящиком из-под аппаратуры. Публика гуськом выходила через главный вход, другим посетителям музыканты помогали выбираться через окно. Заппу и его людей вывели через подземный гараж — они вышли на улицу, и в этот момент в зале взорвалась отопительная система.
Зрелище получилось незабываемое: страшный грохот, вспышка, наружу вылетают оконные рамы и не успевшие выбраться из зала люди — самым удивительным было то, что никто не погиб. К горящему зданию съехались все пожарные расчеты Женевы, но отстоять его не удалось, вместе с ним погибла и музыкальная аппаратура группы.
Фрэнк перезвонил Гейл на следующий день и сказал, что группа решила продолжать гастроли, — новой аппаратурой можно разжиться в Лондоне, перед выступлением в зале Rainbow Theatre.
Они приедут в Англию за два дня до концерта и успеют порепетировать.
Так и вышло: микрофоны, правда, свистели, но концерт все-таки отыграли. Вернулись на сцену, чтобы сыграть песню на бис. Фрэнк взял аккорд на гитаре, улыбнулся сидевшей в первом ряду девушке, а потом провалился в темноту. Очнулся в оркестровой яме. Его привела в себя боль: упав с трехметровой высоты на бетонный пол, он распорол себе подбородок и пробил затылок, у него были сломаны нога и ребро, расщеплена гортань, а одна рука парализована.
Своих телохранителей он тогда с собой не возил, организаторы приставили к группе двух дуболомов из Вест-Индии, располагавшихся по бокам от сцены.
К концу концерта они ушли курнуть травы, и тут к Заппе бросился человек по имени Тревор Хауэлл. Позже он видел его фотографии, этот Тревор чем-то напоминал того агента из Ранчо-Кукамонги — такие же фанатичные глаза, узкий лоб и злой рот. Тогда, на сцене, в глаза Фрэнку светил прожектор, и он не заметил метнувшегося к нему парня. А тот ударил Заппу в челюсть и свалил в оркестровую яму. Хауэлла схватили — на допросе в полиции он сказал, что Заппа подмигивал его приятельнице, и ему не стоило этого делать.
Хауэлл был законченным психом, но тогда это не волновало Фрэнка Заппу: прямо с концерта его отвезли в дрянную муниципальную больницу, где койки были разгорожены занавесками, и отправили прямо в операционную. Из-за травмы головы анестезию не делали, и во время операции он потерял сознание. Потом его перевели в дорогую клинику, и он провел в ней месяц. При нем находился телохранитель: чокнутого Тревора Хауэлла суд отпустил под залог.
Через месяц Фрэнк пересел на инвалидное кресло, потом начал учиться ходить на костылях. Нога не хотела заживать, врачи собрались было сломать ее, а потом снова вправить, но Заппа послал их к черту. Он работал над научно-фантастическим мюзиклом, музыкальной сказкой The Adventure of Greqqery Peccary, альбомами Just Another Band from L. A., Waka/Jawaka и The Grand Wazoo и не хотел отвлекаться.
Так Фрэнк объяснял свое решение журналистам, но Гейл знала, что дело в другом: после проведенной без наркоза операции муж смертельно боялся любой боли. Ему говорили, что без операции кость срастется неправильно и одна нога будет короче другой, но он только пожимал плечами:
— Спасибо, не надо. Оставьте в покое этот чертов гипс…
Кость, как и предписали врачи, срослась неправильно, он хромал, у него часто болела спина, но это было неважно. Главное то, что в декабре 1971 года он родился во второй раз.
А Гейл думала, что за все на свете приходится платить, и во время тех злополучных гастролей судьба взяла то, что ей причиталось. Фрэнк был счастливчиком: он вырос возле нашпигованной ипритом военной базы, играя со взрывчаткой, умудрился сохранить руки.
Маленьким он забавлялся, разбивая молотком чашки Петри и катая по полу шарики ртути, от хронического насморка его лечили, засовывая в нос гранулы радия, — но он не заболел раком. Фрэнк стал знаменитым музыкантом, хотя толком не учился музыке. Он выжил в глухой провинции, где и его вид, и образ мыслей, и манера одеваться, и музыка, которую он играл, вызывали недоумение и злость. Тем не менее ему удалось сделать себе имя, разбогатеть, родить прекрасных детей…
О том, что Заппа встал с инвалидного кресла, журналисты писали как о чуде. На то, что отъявленный социопат превратился во вполне вменяемого человека, обратили внимание немногие, и еще меньше людей знали, что это чудо совершила Гейл. Она заставляла мужа делать лечебную гимнастику, помогала Фрэнку разрабатывать ногу, ходила вместе с ним сначала по дому, а потом по двору.
После консультаций с ортопедом Гейл взяла на себя роль тренера. Через несколько лет сумела приучить его к галстукам и деловым костюмам, и знакомые стали поговаривать, что в рокере-авангардисте открылись таланты бизнесмена и цепкого переговорщика.
Когда жены ведущих американских политиков попытались ввести в музыкальной индустрии цензуру и маркировать пластинки для различных возрастных категорий, Заппа выступал в конгрессе, давал интервью — и ему удалось затормозить эту затею. Он так вошел во вкус общественной деятельности, что даже собирался баллотироваться в президенты США. Гейл уже планировала избирательную кампанию, но от этой затеи пришлось отказаться из-за внезапной болезни Фрэнка.
Заппа никогда не следил за собой, ходить к врачам он не любил.
Но в 1990 году выяснилось, что детство, проведенное возле хранилищ с отравляющим газом, оставило злой след. Он заболел раком, и болезнь зашла так далеко, что ничего сделать было уже нельзя. Оставалось ждать, а когда неизбежное приблизится, достойно принять свою участь… Но Фрэнк Заппа не собирался сдаваться.
Когда смерть глядит человеку в лицо, тот понимает, что для него самое важное. Заппа закрылся в доме, много работал, а еще он наслаждался обществом близких людей — рядом были Гейл и четверо почти взрослых детей. Он воспитывал их по-своему: учил дома, школу они закончили экстерном.
Многие считали, что Фрэнк исковеркает их судьбы. Но все сложилось не так: у детей Фрэнка была прекрасная, любящая семья, и в последние в его жизни месяцы они чувствовали себя единым целым.
Фрэнк часто вспоминал, как они с Гейл расписались в Нью-Йорке — на ходу, в пошлой и убогой «кабинке для брачующихся». Колец не было, и он преподнес невесте шариковую авторучку, которой было подписано их заявление… Он вспоминал, как выхаживал своего младшего сына, родившегося с врожденной патологией легких, какое лицо было у чиновницы, когда он сообщил ей, что старшего сына они с Гейл собираются назвать Дуизилом. А что тут, собственно, такого? Мун, Дуизил, Ахмет и Дива — прекрасные имена. Его детям они принесли счастье.
Обезболивающее не всегда помогало, и тогда он стискивал зубы, твердя словно мантру, про себя одно и то же: «Как здорово прожить свою жизнь так, как хочешь, с женщиной, которую любишь больше всего на свете. Заниматься любимым делом, ни под кого не подлаживаясь, воспитывать детей по своему усмотрению и, находясь у последнего порога, чувствовать, что у тебя все получилось…» Это надо было повторить несколько десятков раз — и боль уходила.
В сентябре 1992 года он в последний раз дирижировал оркестром, летом 1993 года вышел его последний музыкальный релиз, а 6 декабря Гейл сообщила журналистам, что «в субботу около 6 часов вечера Фрэнк Заппа отправился в свой последний тур».
Подпишись на наш канал в Telegram