— И никто из них больше не сможет нам помогать?— Нет, Джейн.— Ни Генри, ни Фрэнк, ни дядюшка?— Никто. Возможно, и Эдвард не сможет давать ничего, кроме дров и дичи. Они с дядей были поручителями Генри, и чтобы избавить его от тюрьмы, им обоим теперь придется выплатить огромные суммы.
Ну а о деньгах Фрэнка и вовсе вспоминать не стоит. Все, что у него было, он держал в банке Генри… Так что теперь дай бог, чтобы ему достало средств прокормить собственное семейство… Счастье, что хотя бы у Генри нет детей.
Не в силах больше выносить полный ужаса взгляд сестры, Кассандра Остин отвернулась к окну.
Но понизившийся почти до шепота голос Джейн снова прошелестел у нее за спиною:
— Но если Эдвард проиграет тяжбу и потеряет еще и Чотон-хаус…
— Мы можем остаться без крыши над головой…
Безжалостно закончив за сестру недоговоренную фразу, Кассандра поморщилась. Господи, когда же Джейн наконец закончит свои глупые расспросы?..
— Кэсс, но как же мы тогда будем жить?
Будто от страха за очередной опрометчивый вопрос, а еще больше из-за предугадываемого ею ответа Кассандры Джейн прижала к губам ладонь…
Но Кэсс поспешно вышла из комнаты, оставив сестру безмолвно сидеть в старом кресле…
Как жить?
Как жить? Джейн следовало подумать об этом раньше, когда у нее был шанс устроить их будущую общую жизнь! Теперь же им остается только молиться о том, чтобы дела их братьев как можно скорее поправились… Больше в этой жизни им не на кого рассчитывать.
Кассандра и ее младшая сестра Джейн были дочерьми Джорджа Остина, приходского священника из маленькой деревушки Стивентон, расположенной в графстве Гэмпшир. Остальные шестеро его детей были мальчиками: Джеймс, Джордж, Эдвард, Генри, Фрэнк и самый последний в семье — Чарльз, тремя годами младше Джейн, родившейся в 1775 году.
Впрочем, мальчишек в доме росло гораздо больше, чем сыновей. Прожить доходами с захолустного прихода и не менее захолустной фермы, которую содержали Остины, многодетному семейству было мудрено. Так что в свободное от церковных обязанностей время мистер Остин превращался в школьного учителя в небольшом пансионе, который он устроил прямо у себя дома. Выпускник Оксфорда, он явно обладал педагогической жилкой: воспитанники любили его и легко выдерживали экзамены в университеты. К тому же дородная, но подвижная миссис Остин, несмотря на многочисленные роды не потерявшая телесной и душевной бодрости, содержала маленький пансион в образцовой чистоте и порядке, относясь к учившимся в нем мальчикам как к родным сыновьям. Так что недостатка в учениках у Остинов никогда не было.
Вот только девочки, с детства привыкавшие к шумным мальчишеским играм и грубоватым манерам подростков, росли мало похожими на кротких дочерей сельского священника. Особенно младшая, Джейн.
...Стараясь унять дрожь в руках, Кассандра поставила на стол последнюю предательски звякнувшую чашку и взглянула на стоявшие на каминной полке часы. Потом прислушалась к наполнявшим дом звукам. Из кухни доносился голос Марты Ллойд, их старой подруги, после смерти собственной матери поселившейся у сестер Остин. Значит, Марта, как обычно, наставляет кухарку, подробно растолковывая ей очередной мудреный рецепт, выписанный из какой-то поваренной книги. Что ж, когда денег не густо, волей-неволей приходится все время что-то изобретать…
Бросив взгляд в окно, Кассандра отыскала на самом краю сада сгорбленную фигурку в темно-зеленом рабочем капоте и озабоченно вздохнула.
Если мама и дальше будет, пренебрегая весенней сыростью, проводить столько времени у земли, все может закончиться ревматизмом. Как-никак, ей уже 75… Но она вбила себе в голову, что просто обязана, собственноручно выращивая овощи, сэкономить для их бюджета хотя бы несколько десятков фунтов в год… А спорить с их матерью всегда было бесполезно. Одной только Джейн это успешно удавалось… Впрочем, ей вообще удавалось многое из того, что Кэсс было не по плечу. Даже сейчас, когда они вынуждены отказаться почти от всей прислуги, Дженни умудрилась устроиться так, что ее единственной обязанностью оказалось приготовление завтрака, после которого она благополучно удаляется наверх…
Вот и сейчас, когда Марта в кухне, мама возится с грядками, а Кэсс накрывает на стол, она наверняка опять сидит у своего бюро… Кэсс с досадой поджала губы. Конечно, грешно обвинять во всем покойного отца, но это он почему-то решил, что писательство Джейн — нечто большее, чем просто забава, которую в их семье любили испокон веков… Да мать даже письма порой писала в стихах! А их брат Джеймс ни одно важное семейное событие не оставлял без оды. Но никому из них и в голову не приходило, что на изготовление своих безделок они могут потратить более чем пару досужих часов после ужина. Но Джейн с самого начала смотрела на дело иначе. А папа во всем ей потакал…
Подумать только, в то время когда родители считали каждый фунт, а ее несчастный Том был вынужден отправиться в Индию, чтобы заработать им на свадьбу, отец всерьез интересовался у одного из известнейших лондонских издателей, во что может обойтись начинающему автору публикация первого небольшого романа…
Лучше бы он подумал о том, как исхлопотать для Тома приход получше! Может, тогда Кассандре не пришлось бы прожить всю свою жизнь непорочной вдовой? Впрочем, пора пить чай…
Призывно помахав из окна рукою и дождавшись, когда миссис Остин двинется к дому, Кассандра вышла из гостиной и, поднявшись наверх, тихонько приоткрыла дверь в их с сестрой спальню.
— Дженни, чай на столе… Обернувшись на скрип двери, Джейн поспешно прикрыла промокашкой небольшой листок бумаги.
Кэсс знала, что это инстинктивный жест, который за долгие годы вошел у сестры в привычку: отдельный кабинет в их большой семье был привилегией отца, к тому же в доме большую часть года толпилась уйма народу: ученики мистера Остина, приятели братьев и подруги самих сестер, многочисленные кузины, кузены, невестки с племянниками и племянницами, которые то и дело наезжали погостить. Джейн всегда приходилось писать урывками и тщательно оберегать свои черновики от многочисленной ребятни, мгновенно превращавшей всякий брошенный без присмотра листок бумаги в кораблик… Но сегодня Кассандру все задевало сверх меры, и привычная, казалось бы, скрытность сестры вдруг показалась до боли обидной… Ну какие между ними могут быть секреты?
Теперь, когда им обеим перевалило за сорок, Кассандра уже не могла припомнить ту раннюю пору своего детства, когда Джейн еще не было на свете.
Младшая сестра родилась за три недели до ее собственного трехлетия. А через полтора года, когда маленькая Джейн вернулась домой от своей деревенской кормилицы, Кэсс уже не могла сделать ни шагу, чтобы не чувствовать в своей руке её теплую ладошку.
Они всегда все делали вместе: вместе шлифовали свое остроумие, отражая шуточки братьев, вместе терпели все тяготы одинокой жизни, когда родителям, решившим, что жизнь среди ватаги мальчишек дурно влияет на характеры дочерей, пришла идея отправить их в школу. Кэсс до сих пор была уверена, что поодиночке они там не выжили бы.
Им по крайней мере не нужно было делить с кем-то чужим свою кровать: всех девочек в школе из экономии укладывали спать «валетом», и более сильные и беспардонные частенько спихивали на пол своих менее удачливых товарок… После первого учебного года они вернулись домой едва живые после перенесенной кори, после второго — с руками, покрытыми коростой от подхваченной в пансионе чесотки… Это вместе с Джейн они устроили тогда «домашний бунт»… Одна Кассандра на такое неповиновение никогда не решилась бы… Но вместе им все удалось! Вняв отчаянным мольбам дочерей, родители оставили их дома, разрешив посещать некоторые из уроков в пансионе и брать в библиотеке отца любые книги. С той поры они часто читали одну и ту же книгу одновременно: по вечерам перед сном вслух друг другу. «Если Кассандре будут рубить голову, то Джейн и свою тоже подставит», — полушутя ворчала миссис Остин…
И только писала Джейн всегда в одиночестве, часами не позволяя Кэсс входить в спальню.
Отец, решивший, что увлечение сочинительством может быть весьма полезно для его непоседливой и своенравной дочери, подарил Джейн на день рождения небольшое изящное бюро красного дерева, за которым специально съездил в соседний городок Бейзингсток. С тех пор Джейн запирала в нем все свои бумаги… Вот и сейчас она повернула в замке крошечный ключик и, опустив его в карман, оправила платье… Не дожидаясь сестры, Кэсс двинулась вниз по лестнице.
— Отличный кекс, Марта, просто отличный… Старая миссис Остин, доев второй кусок, с довольной улыбкой отодвинула тарелку.
А Марта, Кэсс и Джейн обменялись быстрыми тревожными взглядами. Как сказать ей обо всем, что они хранят в секрете весь этот невыносимо длинный день, с тех самых пор, как с утренней почтой пришло письмо от брата Генри, сообщавшего о крахе своего банка?
Сколько бы лет ни отдал служению англиканский пастор, после его смерти пенсия вдовам, сиротам или незамужним дочерям не полагалась. Так что после кончины мистера Остина, умершего одиннадцать лет назад, все оставшееся без средств «трио» вскладчину содержали братья. Кроме того, Эдвард, взятый в свое время на воспитание дальними бездетными и богатыми родственниками и унаследовавший от них обширные имения, предоставлял матери и сестрам коттедж в одном из своих поместий.
Правда, год назад его соседи, решившие воспользоваться неточностями в завещании, начали судебную тяжбу с целью присвоить себе именно тот самый Чотон-хаус, в котором жила миссис Остин с дочерями… Однако до последнего времени все льстили себя надеждой в случае неблагоприятного исхода дела попросту откупиться от соседей… Но теперь, когда обремененный одиннадцатью собственными отпрысками Эдвард вынужден уплатить кредиторам Генри чудовищную сумму в двадцать тысяч фунтов… Нет, все эти новости не для старой женщины.
Но миссис Остин слишком хорошо знала своих дочерей… Бросив в их сторону проницательный взгляд, она разом согнала с лица улыбку и строго выпрямилась в кресле: — Ну что там у вас, девочки?
Выкладывайте!
Час спустя, оставшись одна в опустевшей гостиной, она устало прилегла на маленький диванчик.
Что и когда она сделала не так? Дать образование сыновьям и удачно выдать дочерей замуж... Ничего главнее и важнее не было для нее в жизни. И все как будто шло благополучно. Джеймс и Генри поступили в Оксфорд, Фрэнк и Чарльз — в мореходную школу в Портсмуте… Эдвард, отлично ладивший со своими приемными родителями, в 18 лет весьма выгодно женился на такой же юной и богатой невесте. И миссис Остин в душе хвалила себя за то, что некогда смогла обуздать собственную материнскую привязанность и уговорила мужа не противиться немного странной просьбе родни, пожелавшей усыновить их третьего сына.
Даже глухонемого от рождения Джорджа ей удалось за сходную плату пристроить в семью богобоязненных и честных фермеров, где за ним ухаживали как за родным. Удачным разрешением этого щекотливого дела миссис Остин тоже немало гордилась, справедливо полагая, что чем меньше соседей знает о таком «казусе» в их семье, тем меньше мамаш, считающих, что подобные вещи передаются по наследству, отсоветует своим сыновьям жениться на ее девочках. Да и уходом за убогим братом обременять юных девушек, по ее мнению, было ни к чему…
Едва достигнув 18-летия, Кассандра с Джейн уже вовсю блистали на балах в окрестных усадьбах: Вайне, Мэнидаун-парке, Хэквуд-парке, Лаверстоке… Ладные, ловкие, темноволосые, всегда веселые… Родители не пожалели денег на взнос в бальный фонд городской ассамблеи Бейзингстока, чтобы возить их на танцы и туда.
Они даже наскребли денег на коляску! И по дороге на очередной бал миссис Остин никогда не забывала рассказывать дочерям обо всех удачно сделанных партиях, вне зависимости от того, с кем из их родных или знакомых и когда именно случилась подобная радость… Благо в положительных примерах недостатка не было. Их родная тетушка Филадельфия Остин, в свое время оставшись сиротой-бесприданницей, отправилась за женихом в Индию и весьма преуспела, найдя себе там обеспеченного мужа… А миссис Шют, молодая хозяйка самой роскошной в округе усадьбы Вайн, пленила своего мужа в Лондоне, когда сопровождала отца на сессию парламента…
Нет, ее девочкам, конечно, нет нужды пускаться за мужьями так далеко. Среди приятелей их детства и однокашников братьев вполне достаточно приятных и выгодных кавалеров…
Слушая мать, перечислявшую возможных претендентов на их руки и сердца, сестры полусмущенно-полузадорно хихикали… И поначалу миссис Остин казалось, что ее рассказы производят на дочерей нужное впечатление. В двадцать два года Кэсси уже была обручена с одним из бывших выпускников их пансиона — молодым священником Томасом Фоулом. Денег у него, правда, было маловато, зато недостатком решимости он не страдал, заявив, что отправится с военной экспедицией в Карибское море, где заработает себе имя и капитал… Кэсси уехала провожать жениха… А Джейн вовсю готовилась к давно ожидавшемуся в округе балу, который давал мистер Бигг — хозяин усадьбы Мэнидаун, отец их любимых подруг Алитеи, Элизабет и Кэтрин… Поговаривали, что будет даже иллюминация в оранжерее.
Миссис Остин была почти уверена, что если не на этом балу, так на следующем Джейн обязательно получит предложение от Джона Уоррена, еще одного бывшего ученика мистера Остина и однокашника Генри. Он уже стал младшим преподавателем в одном из оксфордских колледжей и вот теперь, на Святках, приехал навестить своего старого учителя и его семейство…
Но вдруг все пошло совсем не так, как рассчитывала миссис Остин.
Осторожно заглянув в гостиную, Кэсс прислушалась к сонному дыханию матери… Бедная мама… Она так страстно хотела им счастья… Простого счастья, которое испытала сама. Не беззаботности, не ослепительного богатства, но степенного мужа, заботящегося о своих детях, и самих детей: милых и любящих…
Увы, теперь ничему этому уже не бывать. И мама тоже ничем помочь им не сможет. Не стоило Кэсс уезжать и отпускать Джейн на тот злополучный бал одну… Едва получив ее письмо, рассказывающее о вечере, проведенном в Мэнидауне, она сразу же поняла, что сестра в опасности…
Том Лефрой, а вовсе не Джон Уоррен, не отходил на том балу ни на шаг от Джейн. Он видел ее впервые, как и она его. Жизнь 20-летнего Тома трудно было назвать беззаботной. Выходцу из небогатого ирландского семейства, ему приходилось рассчитывать только на собственные силы и щедрость бездетного двоюродного дядюшки, который после множества уговоров согласился оплачивать учебу племянника. Приехав погостить к родным в Эш, он должен был просто немного развеяться перед тем, как вернуться к изучению юриспруденции в Лондоне.
Несколько балов, десяток приятных и ни к чему не обязывающих визитов… Так планировали его родные… О возможном выборе невесты и тем более о сватовстве и речи не шло. Ведь не может же Том быть столь неблагоразумен, чтобы не понимать, что ему нечего предложить своей избраннице: у него нет ни состояния, ни профессии, ни надежного и доходного места… Однако он оказался именно таким: неблагоразумным и ветреным… Хотя, наверное, и красивым. Кэсси так никогда и не увидела того, кто стал первой любовью ее сестры. К тому моменту, когда она вернулась из Беркшира, Лефрой был уже очень далеко… Единственное, на что могла полагаться Кэсс, это набросок его портрета, который сделал для Джейн самоотверженный Джон Уоррен, да бесконечные рассказы сестры о захватившей ее любви.
Ничего, ничего на свете она не желала замечать… Ни того, что ее возлюбленный, едва поняв, сколь серьезные чувства он внушил Джейн, тут же отбыл в Лондон, из которого не присылал никаких вестей, ни того, что, продолжая время от времени навещать своих родных, он больше никогда не бывал в Стивентоне и благоразумно избегал встреч с Джейн где-либо еще. Конечно, Кэсс как могла пыталась образумить сестру, но та и слушать ничего не желала. А когда нотации слишком уж ей досаждали, она убегала к своему любимому бюро. О, с ним она могла без помех предаваться любым мечтам: внезапные встречи и неожиданно полученные наследства, богатые, но вместе с тем красивые и благородные молодые люди и бедные, но честные и искренние девушки, счастливо выходящие за них замуж назло богатым и лицемерным интриганкам… Теперь, забравшись по вечерам в кровать, Джейн доставала из-под подушки уже не очередную книгу из отцовской библиотеки, а черную папку с тесемками, в которой она хранила свою рукопись, названную ею «Первые впечатления».
И Кассандра безропотно слушала… Пусть лучше пишет романы, чем опрометчивые письма в далекий Лондон.
Увы, жизнь была разительно непохожа на сочинения Джейн. Даже такому скромному, такому благоразумному счастью Кэсс там не оказалось места. В мае 1797 года из Вест-Индии пришло известие о смерти Томаса Фоула. Почти весь свой капитал в тысячу фунтов он завещал невесте…
Господи, лучше бы Том не делал этого глупого завещания! Обеспечить Кассандре безбедную жизнь эта тысяча фунтов конечно же не могла, но хранить память о своем несчастном и благородном женихе как будто бы обязывала…
Или фантазерка Джейн, все больше предпочитавшая свои романтические выдумки обычной бесхитростной жизни, убедила в этом сестру? Вдвоем им было как будто легче переживать разочарования жизни…
Постепенно Джейн начинала понимать, что Том Лефрой для нее недостижим. Благополучно став адвокатом, осенью 1798 года он уехал в Ирландию, где спустя год женился на богатой сестре своего университетского приятеля. К тому моменту, когда эта весть дошла до Джейн, в маленьком бюро красного дерева уже лежали рукописи двух готовых романов: «Разум и чувства» и «Первые впечатления». Третий, получивший название «Нортенгерское аббатство», она планировала закончить в ближайшее время.
— Думаю, гонорара за «Эмму» хватит, чтобы продержаться несколько месяцев… И, как тебе известно, у меня есть еще кое-что, что может заинтересовать мистера Мюррея.
Положив руку на плечо Кэсс, Джейн тихонько присела рядом. Джон Мюррей был ее новым издателем, несколько месяцев назад выпустившим в свет четвертый за пять лет роман мисс Остин. И красовавшееся на титульном листе «Эммы» витиеватое посвящение принцу-регенту, которое Джейн посоветовал сделать не кто иной, как сам королевский библиотекарь мистер Кларк, красноречиво свидетельствовало о том, что в обществе ее творения приняты как нельзя лучше…
После смерти отца хлопоты об устройстве литературных дел Джейн взял на себя брат Генри. В 1810 году он оплатил издателю Томасу Эджертону типографские расходы, рекламу и распространение романа «Разум и чувства».
Успех его был столь оглушительным, что второй роман, «Гордость и предубеждение», Эджертон уже купил сам за сто десять фунтов. Джейн ликовала… «Не вздумай отказываться, я теперь богата», — писала она Кассандре, посылая ей отрез материи, купленной в Лондоне, куда Джейн ездила, чтобы вычитывать гранки...
К тому времени всем многочисленным членам семейного клана Остин было абсолютно ясно, что сестры так и останутся старыми девами. Что ж, с решением Кассандры еще можно было смириться. В конце концов, родителей даже отчасти согревала мысль, что в старости рядом будет не одна из многочисленных невесток, обремененных заботами о собственной семье, а любящая дочь, к тому же такая рассудительная и заботливая.
Но Джейн… Старики Остин решительно отказывались понимать, почему она упорно отклоняет одну удачную партию за другой.
Молодой преподаватель из Кэмбриджа Сэмюэл Блэкол, готовящийся принять сан и оставить университет ради места в хорошем приходе… Как и Том, он был родственником Лефроев. И Кассандра подозревала, что именно контраст между его тяжеловесной основательностью и веселой игривостью Тома сделал для Джейн почти невыносимыми визиты в некогда так любимый ею Эш, куда Блэкол несколько раз приезжал погостить…
Эдвард Бриджес, родной брат их невестки Элизабет. Как и Блэкол, он был молодым священником со средствами и хорошими связями в обществе.
И Элизабет, с которой Кассандра всегда была весьма дружна, неизменно помогая жене брата во время ее едва ли не ежегодных родов, как-то призналась, что давно знает о сердечной склонности Эдварда.… И только Джейн как будто не замечала вокруг ничего, что не могло бы служить ей материалом для ее романов.
И все же родители не оставляли своих надежд. В конце 1800 года мистер Остин заявил, что удаляется на покой, отдает свой приход и старый дом их детства в распоряжение сына Джеймса и переезжает «вместе со своими дорогими девочками» в курортный городок Бат. Впрочем, его долгие и обстоятельные рассуждения о полезности тамошних целебных источников, мастерстве врачей и многочисленных развлечениях, которыми славится город, никого не могли обмануть. И Джейн, и Кэсс было абсолютно ясно, что их везут на последнюю отчаянную охоту за женихами.
И ради этой охоты им придется пожертвовать всем, что было так дорого и любимо: их милой спальней с шоколадного цвета ковром и голубыми обоями, пианино, на котором они обе учились играть, и дивными гэмпширскими пейзажами, по которым Кассандра училась рисовать, коллекцией любимых нот и книжными шкафами в отцовском кабинете… Только со своим любимым бюро Джейн категорически отказалась расстаться. Впрочем, теперь она его почти не открывала. Никогда в жизни Кассандра не видела ее такой подавленной, как будто ей предстояло покинуть в Гэмпшире не старый пасторский дом, а саму память о полной радужных надежд молодости. Но возражать отцу не отваживалась даже Джейн. Ее решимости хватило лишь на то, чтобы незадолго до отъезда, не обращая внимания на ворчание матери, вдруг бросить все утомительные предотъездные хлопоты и, никому ничего не объясняя, уехать к Биггам в Мэнидаун…Туда, где она когда-то познакомилась с Томом Лефроем…
Тогда она, конечно, и не догадывалась, что именно в этом доме ей предстоит пережить еще одну, заключительную драму в своей женской жизни…
— Ты до сих пор осуждаешь меня за Харриса?
Наклонив голову, Джейн заглянула в глаза Кассандре, и у той внезапно защемило сердце. В последние несколько месяцев Дженни все чаще жаловалась на слабость и головокружение. Жаловалась только Кэсс, боясь понапрасну расстраивать мать… Но и миссис Остин, и Марта тоже замечали странную бледность, так неожиданно поразившую Джейн, всегда славившуюся отличным цветом лица…
— Тебе, милая, надо писать поменьше и прогуливаться каждый день, — ворчала миссис Остин.
Но Джейн, напротив, с каким-то исступлением с раннего утра усаживалась за свои рукописи.
Как будто торопилась наперед прожить на их страницах ту жизнь, с которой ей предстояло расстаться.
...— Нет, милая, Конечно нет. Ты поступила так, как считала нужным… — улыбнулась Кассандра, ласково погладив сестру по голове.
Конечно, Джейн ни чем не виновата. Она же ни о чем и не догадывалась до самого последнего момента. Это Кэсс, с которой Кэтрин и Алитея поделились секретом, должна была все предусмотреть… Господи, ну почему, почему им не пришло в голову убедить Харриса сделать предложение Джейн где-нибудь в другом месте: в Бате, в Стивентоне?..
Да где угодно, только не в злосчастном Мэнидауне!
Харрис Бигг был младшим братом их старинных подруг. Милый, застенчивый, слегка заикавшийся мальчик, на 6 лет моложе Джейн, он вырос на их глазах. Вырос в красивого, рослого, хотя по-прежнему несколько застенчивого юношу. Ему как раз исполнился 21 год, и в следующем году он должен был закончить учебу в Оксфорде. Бигги владели приличным состоянием, а Харрис был единственным сыном. Когда он объявил отцу, что хотел бы сделать предложение Джейн Остин, то услышал самое горячее одобрение: мистер Бигг знал Джейн еще девочкой и любил как родную дочь. Когда все было обговорено, Кэтрин и Алитея написали Кассандре в Бат, приглашая ее с сестрою погостить у них месяц-другой.
Господи, скольких сил стоило Кэсс не раскрывать известный ей секрет до поры до времени!
Сидя декабрьским утром в зябком полумраке коляски, она чувствовала, что все у нее в душе поет. Замужество Джейн дало бы и ей самой твердые надежды на будущее, ведь сестра любит ее так сильно, что ни за что не захочет разлучаться… Они уедут из надоевшего Бата с его прилипчивыми кавалерами, вернутся в родные края, где поселятся в давно знакомой и практически родной семье…
Харрис так волновался, что выложил все в первый же вечер. И Джейн сказала «да».
...— Мы справимся, дорогая… Мы обязательно справимся… Накинув на плечи сестре старую шаль, Кассандра помогла ей подняться.
Странные боли во всем теле стали преследовать Джейн этой весной. Все чаще по ночам Кассандра слышала, как она стонет и мечется во сне…
Лишь одну ночь в своей жизни Джейн Остин пробыла невестой. Ровно одну: со 2-го на 3 декабря 1802 года. Был радостно съеден сладкий пирог, который сестры Харриса заготовили к их приезду, выслушаны все многочисленные восторги и поздравления от прислуги… А утром Кэсс застала Джейн судорожно пакующей вещи…
Она догадалась обо всем без слов. Ничего, как оказалось, не было забыто за долгие 7 лет… Ни их с Томом первый танец, ни поцелуй под старым дубом, о котором сестра когда-то с таким восторгом поведала Кассандре. И ничто — ни искренняя симпатия милого Харриса, ни привязанность к Гэмпширу, ни плывущая прямо в руки мечта об обеспеченном и безбедном существовании — так и не смогло заменить Джейн этих воспоминаний…
Верная своему безукоризненному воспитанию, она нашла в себе силы лично объясниться с беднягой Харрисом, а потом всю обратную дорогу навзрыд проплакала у Кассандры на плече.
В январе 1805 года умер старый пастор, и сестрам Остин вместе с матерью пришлось перебраться в глухой Чотон-хаус, где у них больше не было соседей, которые приглашали бы их на балы или званые обеды. Отныне и Кэсси, и Джейн носили чепчики — обычный головной убор старых дев. Лишь сестре да старому бюро решилась Джейн поведать свои горести, описав в новом романе «Мэнсфилд-парк» горькие переживания женщины, отказывающейся от желанного благополучия ради безнадежной любви, все еще живущей в ее сердце...
В конце 1813 года Джейн Остин в последний раз в своей жизни танцевала на маленьком домашнем балу в имении брата.
...Кассандра открыла глаза и с удивлением увидела, что сестра, всегда встававшая с петухами, чтобы час или другой поработать в сонной тишине дома, все еще безмятежно спит…Стараясь не шуметь, Кэсс тихонько спустилась в гостиную, где в разожженном кухаркой камине уже уютно пыхтел старый чайник… Повязав передник, она принялась нарезать тосты для завтрака, не замечая что вполголоса напевает какую-то мелодию… Все еще будет хорошо…Обязательно будет хорошо. Точно так, как в романах ее дорогой Джейн...
P. S. Джейн Остин умерла летом 1817 года на руках у Кассандры, которая в последней отчаянной попытке вылечить сестру отвезла ее в Уинчестер, славившийся своими медиками. Там, в городском соборе, ее и похоронили. Почти все свое имущество и все доходы с будущих изданий Джейн Остин завещала единственной сестре. Через полгода после смерти писательницы в довершение к уже знакомым публике четырем романам были выпущены «Доводы рассудка» и ждавшее своей публикации шестнадцать лет «Нортенгерское аббатство». Они принесли Кассандре более пятисот фунтов, так нужных им с матерью в тот трудный год. Впоследствии Эдвард благополучно отстоял свои права на Чотон, и его сестра с матерью и подругой остались в старом коттедже. Последние семнадцать лет перед своей кончиной в 1845 году Кассандра жила там в полном одиночестве… Сегодня в коттедже находится музей.
Подпишись на наш канал в Telegram