С Ниной давно творилось что-то неладное, а тут вдруг она окончательно пропала. Мадемуазель Дайер уже много лет назад отошла от мира моды и лишь изредка по старой памяти заходила в ателье к Козетте Аркур.
Конечно, с Ниной Дайер совершенно не вяжется мысль о несчастье, ведь она даст отпор кому угодно, даже если на нее нападет вооруженная до зубов армия. Но все же надо ее навестить.
Размышляя в таком духе, мадам Аркур прилаживала шляпку к своей сложной прическе, муж Жан Лакруа уже ждал в машине — его Козетта тоже успела хорошенько накрутить.
До особняка Нины, расположенного к югу от французской столицы, ехать не менее двух часов, тем более что в этот жаркий июльский вечер 1965 года все парижане стремились вырваться из душного города и машин на дорогах скопилось немало.
— Уверен, она валяется в постели и придумывает, чем бы этаким поразить воображение окружающих, а то все уже привыкли к ее выходкам и почти не реагируют.
Козетта молча кивнула, поймав себя на том, что по-своему привязалась к своей странной клиентке, впервые появившейся в ее фотоателье больше десяти лет назад, хотя последние годы они практически не общались. По правде говоря, Козетте не доводилось видеть женщины красивее, особенно если учесть, что фотоателье Аркур снимает самых знаменитых женщин не только Франции, но и всей Европы.
Но Нина с ее экзотической, утонченной красотой даст любой сто очков вперед.
Чугунные ворота особняка мадемуазель Дайер выглядели очень внушительно, а высокий забор, «украшенный» колючей проволокой, больше напоминал военные укрепления. Козетта нажала на кнопку звонка на воротах, и его оглушительная неблагозвучная трель резко ударила по ушам. Наконец после продолжительного ожидания супругам открыл двухметровый детина, с виду настоящий Квазимодо. Как может Нина держать рядом с собой такое чудовище? Тем временем слуга решительно преградил гостям дорогу. Отлично выдрессированный бугай знал свое дело: Нина запрещает пускать посетителей без специального предупреждения, а Козетта и Жан Лакруа не известили заранее ее о своем приезде.
После недолгих препирательств слуга буркнул, что «мадам» в спальне, еще не вставала. Жан чертыхнулся, отер платком вспотевший лоб и потянул Козетту обратно к машине: не вставала мадам, что тут еще выяснять; главное — она дома, все в порядке! Отмахнувшись от мужа, упрямая Козетта быстро нацарапала записочку и попросила передать Нине, заверив детину, что будет ждать ответа от хозяйки хоть до вечера.
— Я не могу входить в спальню к мадам, когда она отдыхает, — попытался отпереться слуга.
— Мне срочно нужен ответ! Быстрее! — прикрикнула Козетта.
Не прошло и трех минут, как Квазимодо уже спешно открывал ворота. Вся бравада слетела с его мясистого наглого лица, он был бледен и выглядел растерянным.
— Скорее!
— выдохнул он, как перепуганный ребенок. — Не пойму, что с ней случилось...
Козетта ворвалась в спальню Нины первая, за ней, шумно дыша, едва поспевал Жан. В полукруглой комнате с золотыми обоями все было перевернуто вверх дном, пустые бутылки, пепельницы, подушки, простыни, блокноты, книги, какие-то склянки — все валялось в чудовищном беспорядке. На постели в изумрудном платье из органзы с шелковыми вставками в виде птиц лежала Нина, на лице застыло немного презрительное выражение.
— Нина! — испуганно крикнула Козетта. — Нина, проснись!
Женщина на постели не отозвалась — она была мертва...
Мадам Аркур так и просидела истуканом в кресле, пока не заявилась полиция и огромный особняк Нины Дайер не наполнился громкими мужскими голосами и суетой шнырявших туда-сюда полицейских. Рядом с кроватью обнаружили наполовину пустую пачку транквилизатора, стакан, из которого покойница, предположительно, запивала таблетки, и револьвер...
Трясущуюся от ужаса Козетту Аркур допрашивали прямо в Нининой гостиной, дав понять, что предстоит еще долгая череда бесед по этому загадочному делу — то ли убийству, то ли самоубийству. Пока же полицию интересовало главное: известны ли Козетте Аркур, представившейся близкой знакомой мадемуазель Дайер, возможные мотивы ее убийства?
— Странный вопрос! — вспыхнула Козетта. — Весь Париж знает, какие могут быть причины убийства мадемуазель Дайер!
Полицейский смотрел на Козетту без выражения и терпеливо ждал ответа, занеся ручку над протоколом.
— Чтобы ограбить ее, разумеется! Какие же еще?
Собственно, этого и сама Нина больше всего опасалась — она не раз делилась с Козеттой Аркур своими тревогами. Да что там Козетта, весь парижский бомонд — и, кажется, не только парижский — в первую очередь, конечно, дамы завидовали ювелирным украшениям Нины Дайер, подаренным ей бывшими мужьями-миллиардерами — бароном Гансом Генрихом (Хайни) Тиссеном-Борнемиса-де Касон и принцем Садруддином Ага-ханом.
Нина Дайер не была француженкой и по-французски изъяснялась с сильным акцентом, ее родным языком был английский, но и тот больше напоминал птичий говор жителей колоний. В парижское фотоателье Козетты Аркур в самом начале 50-х годов Нину привел знаменитый модельер и глава собственного модного дома Пьер Бальмен, представив как свою самую перспективную манекенщицу. Девушка была очень высокой, худощавой, бесконечно самоуверенной и амбициозной. Видимо, Бальмен сумел объяснить ей, что невозможно быть знаменитостью в Париже и обойти стороной студию Аркур.
Основанная еще до войны Козеттой и братьями Лакруа, студия славилась своим неповторимым стилем — они специализировались на фотопортретах. Стоило этой никому еще тогда не известной манекенщице Бальмена усесться в знаменитое кресло, озаренное с двух сторон подсвечниками Жана Кокто, попавшими сюда из реквизита его фильма «Красавица и чудовище», как сразу стало ясно: девушку ждет большое будущее.
Нине было чуть за 20, но она уже чувствовала себя королевой; в миндалевидных зеленых глазах угадывалась властность, хоть она и старалась придать взору нежное, загадочное выражение, что, впрочем, получалось плохо — как если бы пантера вдруг решила притвориться безобидной домашней кошечкой. Пьер Бальмен, работавший тогда вместе с молодым Кристианом Диором, полагал, что безупречные формы тела Нины, ее врожденное чувство стиля и королевское достоинство, с каким умела держать себя девушка, скоро превратят ее в европейскую модель номер один. Вот только сама Нина вряд ли собиралась плавать так мелко; она мечтала стать знаменитой актрисой.
Приятно, конечно, что Пьер Бальмен столь высокого мнения о ней как о бессловесной вешалке, но она была убеждена, что способна на большее.
Нина Шейла Дайер выросла на Цейлоне, где ее отец-англичанин владел чайными плантациями. Мать Нины — Шейла была индианкой, собственно, в этом и заключался секрет экзотической внешности Дайер. С раннего детства Нина, приезжавшая в Лондон к бабушке на каникулы, мечтала блистать на театральных подмостках. Госпожа Дайер водила внучку на детские представления и неизменно обнаруживала непослушную Нину в конце спектакля на сцене — она кланялась вместе с артистами! Как уж девчонка умудрялась оказаться там — бог весть! Едва Нине исполнилось 18, как она безо всяких сожалений покинула родной городок Нувара-Элия, чтобы поступить на актерские курсы в Ливерпуле, но там почему-то безраздельно царил Шекспир, и студенты ставили и играли только его.
В Ливерпуле Нина надолго не задержалась: надерзила преподавателю и покинула школу, после того как ее «оскорбили» — вместо того чтобы удостоить ее роли Джульетты, ей предложили сыграть даже не Ромео, а … Тибальта! Видите ли, у нее темперамент совершенно не Джульетты, и даже не Ромео!
Что ж, ее талант не разглядели, ну ничего, она попытает счастья в Лондоне! Но в столице девушку не приняли ни в одну актерскую школу. Пришлось ехать в Париж: она слышала, что там театральные традиции и актерские школы не такие консервативные.
Пьер Бальмен заметил Нину, когда она ела мороженое, завороженно разглядывая витрину его модного дома.
На незнакомке было старомодное пальтишко, такие давным-давно не носили в Париже, но берет был надет столь элегантно и шарфик повязан так небрежно, что Бальмен почувствовал — у девушки есть стиль и вкус. И, конечно, не ошибся. Но их с Диором любимую манекенщицу очень быстро увели прямо из-под носа — ее «открыл» и рассмотрел... нет, не великий режиссер, как ей мечталось, а 32-летний барон Хайни Тиссен-Борнемиса. Отпрыск одной из самых богатых европейских семей, Хайни Тиссен унаследовал от отца гигантскую бизнес-империю, включавшую к тому времени корабельные верфи, нефтяные скважины и, помимо всего этого, уникальную коллекцию живописи европейских мастеров XIV—XIX веков. У обаятельного барона в жизни было две страсти — живопись и женщины, и интерес к обеим не иссякал в нем никогда.
Поначалу Нина Дайер, которую он увидел случайно на модном дефиле, показалась ему просто божественно прекрасным экспонатом, которым Хайни, как истинному коллекционеру, захотелось немедленно завладеть. В вечернем платье из голубого атласа и горностаевой накидке, расшитой жемчугом, Нина выглядела истинной богиней, грациозно двигавшейся по подиуму. Взгляд чуть прищуренных зеленых глаз был ленивый и манящий, при этом в манекенщице совершенно не чувствовалось желания понравиться или произвести впечатление, чем отличались остальные модели. Окинув Тиссена по-королевски небрежным взглядом, Нина облизнула губы и прошествовала мимо. В ту же секунду барон решил, что не будет самим собой, если не заполучит эту красотку в свою коллекцию!
…— Известно ли вам, господин барон, что из дома покойной Нины Дайер пропало одно из самых дорогих ее украшений — ожерелье из трех нитей черного таитянского жемчуга? Вам знакомо это украшение бывшей жены?
Следователь внимательно смотрел на барона. Все еще красив, ухожен, вальяжен, хотя русые волосы заметно поредели.
— Разумеется, знакомо, потому что в свое время я сам и подарил его мадемуазель Дайер, — любезно улыбнулся Тиссен. — И после нашего развода жемчуг остался у нее.
— Предположительно, вашу экс-супругу убили именно из-за этого ожерелья, господин барон, — многозначительно поднял белесые брови Аткен.
— Весьма сожалею, мсье. Но кроме этого жемчужного колье я преподнес Нине Дайер еще множество не менее ценных украшений.
Вы подозреваете, что я мог ее убить, чтобы вернуть назад все свои подарки? — саркастически хмыкнул Тиссен.
В свое время, а именно весной 1953 года, Хайни Тиссен был готов на все, чтобы завоевать сердце 23-летней манекенщицы Бальмена и Диора. Он начал приглашать ее на коктейли и всевозможные великосветские пати в качестве красивого эскорта — подобная практика была весьма распространена в среде крупных бизнесменов и ни к чему не обязывала сопровождавших их моделей: всего лишь быть рядом и создавать красивый фон. Барон и сам обожал устраивать пышные приемы во всех своих домах, а их у него было немало — в Париже, Лондоне, Сен-Тропезе, на Ямайке, в Цюрихе… Везде красовались полотна из его знаменитой коллекции живописи, которую Тиссен постоянно приумножал, скупая картины французских импрессионистов и немецких экспрессионистов.
И повсюду за ним теперь следовала Нина. Она умела поддержать разговор, очаровать собеседника смелостью суждений и меткостью языка. Нина и не думала ломаться и разыгрывать из себя недотрогу, когда Тиссен предложил ей стать его любовницей. Безо всякого стеснения она спросила барона в лоб:
— А что я за это получу?
И кто ее может осудить? Она прекрасно знала, что Хайни фантастически богат и собирается использовать ее красоту, ее тело, ум, грацию и талант — Нина была весьма высокого мнения о себе и все еще не теряла надежды, что однажды ее достоинства оценит не бизнесмен и коллекционер, а маститый режиссер. Тиссен в долгу не остался. На День святого Валентина он преподнес любовнице весьма экстравагантный подарок — остров Пелью у берегов Ямайки.
Заметив, что Нина разочарованно скривила свои полные губки, тут же поспешил ее утешить, заверив, что таким пустяком, как остров, он не ограничится. Перед тем как отправиться в «Максим» отметить День всех влюбленных, Тиссен галантно предложил Нине облачиться в умопомрачительное манто из шиншиллы, скромно заметив, что таких во всем мире всего четыре. Нина приняла подарок по-королевски, то есть как должное, чем совершенно очаровала Тиссена. Даже супруга барона — принцесса Тереза цур Липпе-Вайссенфельд — не умела носить манто с большим шиком. Но окончательно Нина завоевала сердце Тиссена даже не этим — она оказалась настоящей дикой кошкой, отчаянной и непредсказуемой. Ее выходки неизменно завораживали барона, по молодости весьма склонного к экстравагантности.
Пощекотать нервы себе и другим — любимое занятие Нины, опасность была ее родной стихией, как для иного моряка родной стихией является разрушительный рев урагана. К примеру, Нина обожала пускаться с гостями в плавание у берегов своего острова на легоньком бамбуковом плоту, именно когда на небе собирались тучи, предвещая бурю. Едва начиналась качка, дам охватывала паника, и они требовали доставить их на берег. Нина же оставалась невозмутимой, упиваясь усиливающимся ветром и солеными морскими брызгами, летевшими в лицо. Казалось, она только и ждет, когда легкий плот перевернется. И вот тогда начнется самое интересное: она-то доплывет до берега, а вот гости… Ведь Нина выросла на Цейлоне, среди гор и лесов, словно Маугли. Она спокойно брала в руки ужей, могла запросто обернуть змею вокруг шеи, не боялась укусов ядовитых насекомых и невозмутимо отсасывала яд из ранки, если ее цапала за палец какая-нибудь встревоженная лесная нечисть.
Любые приключения, любые острые ощущения только веселили девушку, ее зеленые кошачьи глаза загорались опасным блеском. Плавала она как рыба. Тиссен не раз видел, как отчаянно Нина сигает в воду с 20-метрового утеса, от этого зрелища у него душа уходила в пятки и начинало бешено колотиться сердце. Он завидовал ее смелости и восхищался роскошной красотой ее тела. Что и говорить, барон просто помешался на Нине, никогда он не видел подобной женщины. Его супруга — принцесса Тереза, прекрасно воспитанная, деликатная и преданная, — казалась на фоне Дайер совершенно пресной, серой и безликой. Бешеный темперамент Нины стер, уничтожил, растворил соперницу.
Как же еще мог барон Тиссен ответить на вопрос следователя Аткена, почему он женился на Нине и не было ли корысти с его стороны?
— Я женился на ней, потому что влюбился, — отчетливо выговорил барон. — Да и потом, сами посудите: после того как вы потратили на женщину более 400 миллионов франков, можно ли не жениться на ней?
Мысль о том, что он женился на Нине из какой-то там корысти, весьма позабавила Тиссена. Хотя Нина считалась богатой наследницей своего отца, чайный плантатор Стенли Дайер был тогда еще жив и держал на весьма скудном пайке непокорную дочь, сбежавшую в Европу, чтобы заделаться артисткой. Да и как можно сравнивать состояния плантатора Дайера и миллиардера Тиссена?! Словом, связь Нины и Хайни продолжалась около года, в 1954 году барон развелся, оставив сына с Терезой, и женился на Нине Дайер.
Отныне она стала законодательницей европейской моды, одной из самых красивых и экстравагантных светских львиц мирового бомонда. Согласитесь, быть эскортом или любовницей человека такого уровня, как Хайни Тиссен, — это одно, а стоять под руку с ним на всех приемах в качестве законной супруги, сделаться хозяйкой всех его бесчисленных особняков и дворцов, водить королевских особ по знаменитой испанской вилле супруга «Фаворита», набитой шедеврами искусства, так, словно ты родилась среди всего этого богатства, — совсем, совсем другое!
— Мы с мужем делаем все, чтобы приумножить нашу коллекцию. Сейчас ведем переговоры, чтобы купить Пикассо, Эрнста, Жакоба, Ферье, Бруно, Модильяни...
— у Нины не дрогнул ни один мускул на невозмутимом красивом лице, пока она перечисляла все эти имена.
Принцесса Маргарет, родная сестра британской королевы Елизаветы, с восхищением слушала лекцию по истории живописи. Как красавица жена Тиссена удерживает все это в своей очаровательной головке? Нина же наслаждалась произведенным впечатлением: мало кто знал, что у нее фотографическая память и ей ничего не стоит перечислить целый список имен, взглянув на него один раз. Принцесса Маргарет настолько прониклась к Нине симпатией, что предложила ей сердечную дружбу, и женщины с тех пор в самом деле часто виделись.
Следователь Аткен по долгу службы подробно расспросил господина Тиссена, какие именно подарки он делал своей жене.
Ну да сущие пустяки: бриллиантовое ожерелье «Голубое сердце»; брошь в виде головы пантеры от Картье; брошь с бриллиантами и изумрудами «Дикая кошка», кольца и клипсы с головками пантер… Множество подвесок, колец, браслетов, парюр — всего не упомнишь. «Но почему столько кошек?» — поразился Аткен. Потому что дикие кошки были любимыми животными Нины, она их просто обожала, и в зоопарке, куда они иногда наведывались с Тиссеном, могла наблюдать за пантерами и леопардами часами. Как-то Хайни подарил ей двух черных пантер, на сей раз живых. Надеялся, что Нина поместит зверенышей в клетку на их огромной швейцарской вилле и будет навещать питомцев, но супруга вздумала повсюду с ними путешествовать и кормила молоком из бутылочки. Надо было видеть это зрелище!
Она брала пантер с собой даже в поездку, когда сопровождала Тиссена.
— Мадам, с собаками таких размеров нельзя, — деликатно предупреждали Нину в отеле, пока не всматривались в «собак» повнимательнее. Дальше следовал визг, на крики сбегался весь персонал во главе с администратором. Нина с невозмутимой улыбкой наблюдала этот взрыв хаоса, держа питомцев на коротких поводках. Из-за чего такой переполох? Разве недостаточно того, что она готова надеть на своих котят намордники? Как правило, проблему удавалось уладить с помощью некоторой (точнее, немалой) суммы денег. Нельзя сказать, чтобы Тиссен испытывал умиление, когда симпатичные «котята» начинали ночью порыкивать вблизи его спальни. Нина-то спала превосходно, в принципе она заснула бы так же легко и беспечно, даже если бы положила одну из сестричек-пантер себе под бок — Элизабет или Долли.
…— Мистер Тиссен, вам известно, с какого момента госпожа Дайер стала носить при себе револьвер?
Нет, она не стреляла из него, но мы обнаружили оружие поблизости от ее тела. Не случилось ли это после того, как она обзавелась с вашей помощью пантерами? — поинтересовался Аткен.
Тиссен с любезной готовностью удовлетворил любопытство следователя: Нина вовсе не собиралась защищаться от «сестричек», она совершенно их не боялась, считала абсолютно безопасными. С другой стороны, когда супруги еще жили вместе, во всех их домах имелось много оружия — просто потому, что Хайни Тиссен из-за своего баснословного богатства с детства ощущал себя прекрасной мишенью для похищения и шантажа.
Возможно, его паранойя передалась и Нине. Во всяком случае, став женой Тиссена, Нина никогда не выходила из дома без двух револьверов, и муж был совершенно за нее спокоен даже тогда, когда супруга выходила без охраны. «Возможно, вы не в курсе, — заметил барон, — но моя бывшая супруга была отличным стрелком». Однажды они отдыхали на яхте Ари Онассиса, и мужчины решили поразвлечься стрельбой в тире. К ним через некоторое время присоединилась Нина. С ленивой кошачьей грацией она прицелилась и десять раз подряд попала в «десятку» под восхищенные аплодисменты мужчин. Метко стрелять она научилась на Цейлоне.
— Не представляю, как такую женщину мог кто-то убить. Она была чертовски хитра, осторожна и опасна, — вдруг сказал Тиссен с заметным раздражением.
— Близкая родственница своих диких кошек!
— Кажется, вы ненавидите ее?— удивился Аткен.
Однако Хайни Тиссен уже овладел собой, и его ухоженное лицо приняло прежнее ироничное выражение.
— Ненавижу? Бог с вами! Я похож на женоненавистника? Расставшись с Ниной, я повторно счастливо женился.
Впрочем, не так уж все было лучезарно. Перед тем как повторно «счастливо жениться», Тиссен обнаружил, что Нина ему изменяет. Оказывается, все то время, что они провели вместе, у нее был любовник. Тогда красавчик никому не был известен, это сейчас он нарасхват и снимается в шести фильмах в год. Молодой Жан-Клод Бриали обладал энергией десяти реактивных самолетов и покорил сердце Нины своей несгибаемой уверенностью в том, что вопреки всему и вся станет знаменитым актером.
Она любила таких самоуверенных парней.
Компания Бриали была весьма далека от светских салонов супруги Хайни Тиссена. Бриали жил в комнатенке без отопления, подрабатывал то грузчиком, то официантом, то почтальоном — словом, кем придется. У Нины не брал ни су, что ей страшно нравилось. Жан-Клод весело проводил время в компании Алена Делона и Жана Кокто, чуть позднее — Годара, Шаброля и Алена Кавалье. Они ездили по ночным клубам, иногда вместе с Ниной, которая все еще надеялась с помощью Бриали и его друзей прорваться в кино. Однажды Годар, увидев, с какой лихостью Нина ведет машину по горному серпантину, заметил, что из нее наверняка вышла бы отличная каскадерша!
А вот актерские потуги Нины его совершенно не вдохновили...
На исходе 1955 года у Нины, с ее точки зрения, были все основания злиться на мужчин. Тиссен, узнав про любовника, для начала просто врезал французу по роже, встретив того в ночном клубе, а затем подал на развод. Что касается Бриали, то вскоре после развода с бароном Нина бросила его сама, так и не дождавшись, что он пропихнет ее в кино. И с чем она осталась? Время упущено, ей 26 лет, для актрисы Нина уже почти старуха! Правда, условия развода с бароном оказались вполне приличными: несколько миллионов долларов, замок на юге Франции, при ней остались и все драгоценности, подаренные мужем.
Нравы в начале 50-х еще не были столь свободны, чтобы разведенную баронессу фон Тиссен и дальше принимали в прежних кругах без того, чтобы респектабельные дамы не расплылись в кисло-презрительной улыбке.
Нину это страшно бесило, так и хотелось надерзить этим праведным курицам, ненавидившим ее, выскочку, и завидовавшим ей. Впрочем, Нина недолго оставалась одна — в нее без памяти влюбился 24-летний принц Садруддин Ага-хан, сын 48-го наследного имама исмаилитов. Трон Садруддину не светил, но он был особой королевской крови! Поскольку принца воспитала во Франции мать-француженка, он, выпускник Гарварда, до поры до времени не слишком утруждался соблюдением восточных обычаев и на момент знакомства с Ниной ощущал себя истинным европейцем, был жаден до развлечений и сходил с ума по Нининой красоте. Она так никогда и не узнала, какое неимоверное сопротивление семьи пришлось преодолеть принцу, чтобы жениться на гяурке!
Это решение принять ислам стоило Нине целого вечера размышлений, вот что она считала настоящей жертвой! К счастью, все оказалось очень просто: за неделю до свадьбы в присутствии Садруддина и двух его родственников-мужчин она всего лишь произнесла: «Я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что нет бога, кроме Аллаха, и я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что Мухаммед — последний посланник Аллаха».
— Теперь тебе простились все грехи! — восторженно шепнул Садруддин невесте, горячо сжимая ей руку.
— У меня их и не было никогда! — без тени сомнения прошептала Нина в ответ.
Нет, она не была влюблена в Садруддина, хотя принц оказался очень милым; ей отчаянно хотелось снова занять высокое положение в обществе, и она его получила.
Разумеется, супруг осыпал Нину новым дождем украшений, и вскоре ее коллекция переплюнула даже знаменитое ювелирное собрание матери Садруддина — принцессы Андре. Со вторым супругом Нина много путешествовала по экзотическим странам, которые обожала, — Кении, Бразилии... Именно в Кении в ее жизни появился португалец Жулиу, так напугавший Козетту Аркур...
Изучая этот период жизни Нины Дайер, следователь Аткен поставил два восклицательных знака против имени Жулиу — именно в его жилище обнаружили то самое пропавшее жемчужное ожерелье, подаренное Нине Тиссеном! Жулиу уже предъявили обвинение в грабеже, и Аткен пытался как можно больше разузнать о его роли в жизни Нины.
Впервые она увидела его в каком-то кенийском городке. Жулиу подрабатывал тем, что лежал на траве в том месте, где проходило особенно много туристов. По всему его здоровенному голому телу ползали змеи, обвивая голову, горло, лодыжки. Нина пришла в неописуемый восторг от этого зрелища. Едва ли огромного португальца можно было назвать красавцем — мощный, заплывший жирком торс, короткая бычья шея, грубые черты лица… Квазимодо, да и только, как определила его Козетта Аркур. Нина, похожая на девчонку в короткой летней тунике, захотела похвастаться перед принцем и повесила парочку ползучих гадов себе на шейку. Садруддина передернуло от отвращения, зато Жулиу прямо-таки пожирал красавицу глазами. Под конец путешествия Нина настояла на том, чтобы взять португальца телохранителем.
…— Я влюбился в хозяйку, не отрицаю, — бубнил Жулиу на допросе. — Я был ей предан, я бы глотку за нее порвал любому и выбросил псам!
— Вы имели с ней интимные отношения? — уточнил Аткен.
Слуга замолк, его глубоко посаженные глаза забегали.
— Только когда она стала свободна, — выдавил он. — А до этого ни-ни.
Свободна Нина стала достаточно скоро, и постепенно из ее рук уплыло все то, чем она обладала или хотела обладать, кроме коллекции бесценных украшений. Очевидно, жизнь в мусульманском семействе, пусть и с принцем, вскоре сделалась для Нины невыносима. Эту женщину невозможно было представить себе читающей намаз по пятницам и смиренно живущей на женской половине.
Этот уклад, сплошь состоящий из правил, ритуалов и запретов, душил ее. В один прекрасный день весной 1962 года, как раз в пресловутую пятницу, когда за семейным обедом собрались свекровь со свекром, дядья мужа с женами, Нина выплыла к столу в сногсшибательном платье от Dior с прозрачными вставками на груди и своей роскошной попке. При виде такого бесстыдства сначала воцарилась гробовая тишина, потом раздались истерические женские крики. К Нине бросились мужчины и принялись силой выволакивать ее из столовой. Несчастный супруг сидел, закрыв лицо руками и сгорая от позора. Во время развода, состоявшегося незамедлительно, Ага-хан презрительно бросил своей недавней горячей любви:
— Твое место в джунглях, среди диких обезьян!
Лишившись второго мужа, Нина поначалу не унывала, решив, что надо бы, пожалуй, еще раз попытаться пробиться в актрисы. Правда, ей уже за тридцать, но вдруг повезет? Она ведь все еще очень хороша... Бывший любовник Жан-Клод Бриали свел Нину с Жаном Маре, и тот пригласил ее на прослушивание. По совету Бриали она читала отрывок из трагедии «Макбет» Шекспира. Нина совершенно спокойно взяла пьесу и стала читать, как ей казалось, превосходно. Вдруг Маре улыбнулся, а затем принялся хохотать, демонстрируя безупречно ровные, ослепительно белые зубы. Вслед за ним засмеялись и другие присутствующие. Приняв позу бойцовского петуха, оскорбленная Нина стала наскакивать на Жана, пытаясь выцарапать ему ногтями глаза, ее едва оттащили. Это была последняя попытка попасть в актрисы...
Все доступные жизненные цели и смыслы были исчерпаны. Она теперь не знала, зачем ей жить и чего хотеть. Детей бог не дал, родители умерли. Любовники интересовали ее мало, секс, даже когда она была замужем, был для Нины достаточно утомительной обязанностью. Иногда она вяло уступала домогательствам Жулиу, но это случалось крайне редко. Некоторое время Нина еще устраивала вылазки в парижские или лондонские ночные клубы, иногда в обществе своей давней приятельницы принцессы Маргарет, и обе женщины напивались до беспамятства. Нине нравилось мешать шампанское с кокаином (этому ее научил Жан Кокто), первые полчаса после бодрящего коктейля жизнь казалась ей прекрасной. Швейцары ночных клубов наверняка запомнили неприкаянную темноволосую, дорого одетую женщину в королевских украшениях, которую огромный детина — это был слуга Жулиу — на руках выносил к машине.
Жулиу утверждал, что хозяйка порой, нетрезвой поступью выйдя во двор, надевала изумрудные и бриллиантовые колье на своих пантер, которые жили во дворе ее особняка в клетке, и говорила, что завещает им всю свою коллекцию украшений.
Однажды, уверял Жулиу, он с риском для жизни снял ожерелье из черного таитянского жемчуга с одной из диких кошек, которая решила попробовать его на зуб, и спрятал у себя, пока Нина не протрезвеет. Вот как у него оказалось украшение хозяйки!
Нину, по словам слуги, почти никто не навещал, никто ею не интересовался, так она и сходила понемногу с ума со своими пантерами и телохранителем, топя горе в бутылке виски.
В тот роковой вечер, утверждал Жулиу, когда Нину нашли мертвой, она пребывала в дурном настроении и начала пить уже с обеда. Жаловалась, что чувствует себя виноватой перед пантерами за то, что держит их в клетке, и решила выпустить зверей сейчас же. Испуганный Жулиу схватил хозяйку в охапку и унес в дом. Обозвав слугу бесчувственной скотиной, Нина заперлась в спальне. Больше он живой ее не видел...
Аткен не поверил ни одному слову португальца. По версии следователя, которую он и представил суду, Жулиу украл жемчуг у своей спивающейся хозяйки и заставил ее выпить смертельную дозу транквилизатора. Потом он хотел спокойно забрать остальные драгоценности и смыться, а дело представить как самоубийство. Эта версия подкреплялась тем, что Аткену удалось выяснить: Жулиу Боргенас в свое время сбежал из Португалии в Кению, потому что ограбил ювелирный магазин и полиция села ему на хвост.
Тем не менее для обвинения Жулиу в убийстве Нины Дайер суд счел доказательства недостаточными, и подозреваемого оправдали.
Кстати, в бумагах жертвы нашли завещание, по которому бесценные сокровища мадемуазель Дайер после ее смерти отходили французскому питомнику диких животных...
Подпишись на наш канал в Telegram