Эта история случилась со мной довольно давно, в «лихие 90-е». Однажды я, сам того не подозревая, стал жертвой телефонных террористов. Можно сказать, эти мошенники на мне опробовали свою технологию обмана. Мой сын Леня в это время улетел в Америку. И вдруг звонок. Незнакомый человек, не скрывая тревоги, говорит: «Николай Петрович, звоню от вашего сына... с ним беда! Он подшофе наехал на девушку. Она сейчас в реанимации, а Леонид под арестом. Вы только не волнуйтесь, наш юрист пытается ему помочь, но для этого нужны деньги...
срочно!»
Я бросился звонить Лене, но его телефон был недоступен. Раз десять набирал — все без толку! Перезваниваю «другу Лени», озабоченный голос меня поторапливает: «Ну что вы там чухаетесь? Вы же понимаете — время идет!» Потом через паузу: «Ну ладно... дам вам на всякий случай телефон адвокатской конторы. А там как хотите...»
По номеру заокеанской конторы со мной тоже очень участливо поговорил молодой голос с легким американским акцентом. Чувствовалось, что эти ребята переживают за моего Леню всей душой. И так целый день я по двум телефонам вел переговоры о спасении сына. В конце концов мне выдвинули конкретное предложение: — Пакет с деньгами передадите нашему доверенному человеку в условленном месте.
Но имейте в виду: если будет «хвост», к вам никто не подойдет. И вот тогда вашему сыну уже ничего не поможет…
Я, естественно, прошу: «Дайте мне с ним хоть поговорить...» — «Николай Петрович, только, пожалуйста, недолго, сейчас я ему мобильный через решетку передам...»
На другом конце провода я услышал сдавленный голос Лени: «Ну, бать, понимаешь... так получилось. Прости…»
В том, что я говорю с сыном, сомнений не было. С моим-то прекрасным музыкальным слухом я не мог ошибиться! А главное, я поверил этому «Лене» еще и потому, что он называл меня батей. Так сын всегда обращался ко мне! Эти люди, видимо, хорошо подготовились — не только прослушивали наши телефонные разговоры, но и спародировали один в один голос моего сына!
Обращаться в милицию я, естественно, не стал.
Какая тут милиция, если человек за океаном в беду попал?
Но для спасения сына нужна была серьезная сумма — 30 тысяч долларов. Эти деньги мне пришлось собирать весь день. Хорошо, что у приятеля лежали дома 20 тысяч, недостающую десятку я занял, пустив шапку по кругу.
«Стрелку» мне назначили в одной из подворотен Ленинского проспекта. Стою, озираюсь. Вдруг ко мне незаметно подошел парень в надвинутой на глаза шапке и тихо сказал: «Давайте», быстро взял пакет с деньгами и тут же испарился.
На следующий день Леня объявился сам.
— Привет. Ну как ты там? — спрашиваю я его.
— Нормально, — отвечает он.
И тут я понимаю, что оказался полным дураком!
— А что же ты трубку весь день не берешь? Я тебе раз сто звонил!
— Бать, да мы с друзьями в теннис играли, потом допоздна в бильярд сражались. Домой приперся в 5 утра, недавно только проснулся. И то включил телефон случайно, смотрю — ты мне наяриваешь. А что случилось-то?
— Да ничего особенного. Просто я попал на 30 тысяч долларов... Так что дорого мне твой теннис обошелся!
И, конечно, вкратце все ему рассказал. Ну, погоревали мы вместе, да и только. Потом, правда, снова пришлось собирать деньги, чтобы отдать уже друзьям, которые выручили меня в трудную минуту... Людмиле, естественно, мы с сыном об этой истории ничего не сказали, чтобы ее не травмировать...
— А как вы познакомились с матерью Леонида?
— Это была забавная история. 60-е годы. Отслужив в армии, учусь на вокальном отделении в «Гнесинке», при этом работаю на трех работах. Вечерами пою на танцах. В Парке Горького в те времена была большая танцевальная площадка. Там по выходным играл шикарный бэнд. Попасть в него солистом было невероятно сложно. Но после серьезного прослушивания меня приняли в ансамбль.
Я не только выступал со своими песнями, но и пел кое-что из репертуара Эдуарда Хиля и Муслима Магомаева.
Вместе с нашим ансамблем на сцену выходил танцевальный коллектив с довольно большой программой: вальс, танго в трех вариантах и, естественно, модное ча-ча-ча. Моя Люда там и танцевала. И так была увлечена танцами, что даже занимала на каких-то конкурсах призовые места.
Каждый вечер мы с ней встречались на сцене: я пою, она рядом кружится в вальсе. Люда мне сразу же приглянулась. Стройная, изящная, юная, с копной темных волос.
Я знал, что у этой серьезной девушки не было ухажеров, только партнеры по танцам. Она ведь готовилась стать учительницей — училась в педагогическом.
Я был постарше ее ненамного, лет на пять. Как-то вызвался проводить Люду до дому, мы долго стояли у подъезда: все никак не могли наговориться. С тех пор я провожал ее каждый вечер.
Помню, как Люда мне рассказывала, что у нее очень строгая мама. Мария Израилевна всю свою жизнь проработала в библиотеке. Ее муж погиб на фронте, и она в такое трудное время тянула одна двоих детей — Люду и ее старшего брата Вадима. Мария Израилевна жила строго по распорядку, и свою дочь воспитывала в том же духе. Ровно в 11 вечера они ложились спать. Люда ей во всем подчинялась.
Очень скоро в строгости Людиной мамы убедился и я. В один из вечеров (это было, наверное, третье или четвертое наше свидание), когда мы с Людой стояли на лестничной площадке у окошка, вдруг откуда-то сверху раздался деликатный стук.
Это ее мама вначале постучала в дверь, чтобы не застигнуть нас врасплох, и только потом осторожно выглянула из квартиры.
— Молодой человек, можно вас попросить зайти в квартиру? Здесь как-то потеплее и поуютнее... Может, чаю хотите выпить?
Ну что тут поделаешь! Пришлось подняться. Семья Люды жила в достатке, но очень скромно. 2-комнатная квартира со старой мебелью советского образца.
— «Здрасте». — «Здрасте». — «Как вас зовут? Колей? Очень приятно. Правильнее, наверное, будет Николай?» — «Если хотите, зовите Николем». — «А меня зовут Марией Израилевной».
Мы прошли на кухню, Мария Израилевна угостила нас чаем. Кстати сказать, я тогда совершенно не растерялся. А Людка, смотрю, смущается! Сидит вся красная, дрожит. Ее мама деликатно задавала мне вопросы на общие темы: мол, где работаете, где учитесь... А потом осторожно заметила:
— У меня Люда — очень скромная девочка, вы уж, пожалуйста, будьте к ней внимательны...
— Да и я в общем-то не оболтус. Все будет нормально, Мария Израилевна!
Это было так забавно! Я же чувствовал, она хочет прямо сказать: «Ты, парень, смотри, без глупостей!», но деликатничает. На том и расстались…
Прошло лето. Началась зима. Танцплощадка в Парке Горького закрылась, и наши выступления прекратились.
Теперь я мотался к Люде в ее институт, встречал-провожал. В один из дней, когда мы обедали у нее дома, Мария Израилевна неожиданно задала прямой вопрос.
— Коля, пришло время... и мне хотелось бы знать, какие у тебя намерения?
— Опа! — я аж поперхнулся котлетой, заботливо для меня поджаренной.
— Самые серьезные намерения. Ваша дочка — скромница, красавица, да и вообще... я ее люблю!
Признаться честно, я, как все мужики, о женитьбе и не думал. Мне было с Людой хорошо, да и она никогда о браке разговор не заводила. Но раз приперли к стенке — отвечай!
Словом, так деликатно теща и подвела нас под загс.
Месяца через два мы с Людой расписались и гульнули как следует на свадьбе.
А перед этим случился один забавный эпизод. Послезавтра нам расписываться, а Люда вдруг, серьезно насупившись, говорит:
— Коль, ты знаешь, есть одна вещь, которую мы с тобой должны прояснить...
— Что такое?
Гляжу, она вся красная, заметно, что очень сильно волнуется. Люда молча кладет на стол свой паспорт. Я раскрываю и читаю: «Школьник Людмила Леонидовна». Пролистал все страницы, заглянул в прописку. Ничего не понимаю!.
— А ты посмотри на пятый пункт…
— О господи! Ну и что? Не морочь мне голову!
Представляете, какая она была честная! Ей хотелось поставить все точки над «i», прежде чем мы распишемся. Но меня никогда не волновала национальность. В общем, разобрались с этим вопросом и отправились в загс.
— И где же стала жить молодая семья?
— Когда этот вопрос обсуждался до свадьбы на семейном совете, я сказал: «Будем жить на моей съемной квартире». Она у меня была дешевая, но уютная. Однако теща сразу же запротестовала:
— Ни в коем случае! Живите у нас. Я вам на первых порах помогу, ведь Люда особо и готовить-то не умеет.
Ты подумай, Коля. Ну зачем тебе деньги отдавать какому-то чужому дяде?
И мы стали жить у Людиной мамы. Получается, я пришел к ним в семью примаком. Вадим, старший брат, с женой и ребенком — в одной комнате, а мы втроем с Людиной мамой — в другой. Когда Вадим с семьей куда-то уезжал, теща перебиралась в их комнату. Я подал в «Москонцерт», где работал в то время, заявление на квартиру, но очередь была очень длинная.
Года полтора так жили, и, кстати, очень дружно. Людина семья была не скандальная, все проблемы решались тихо и спокойно. С тещей у нас были удивительные отношения. Мы с ней всегда находили компромисс. Она была хоть и строгая, но не злая. Кстати сказать, Мария Израилевна стала первой почитательницей моего творчества и часто аккуратным почерком переписывала в тетрадку мои стихи, слова к песням.
У тещи была одна особенность (и Люде это тоже передалось): если она не ляжет спать вовремя, то потом не может заснуть до утра.
А я же артист, часто возвращался домой поздно и, естественно, будил Люду своим появлением. Однажды вдруг просыпаюсь и вижу — жена лежит рядом с открытыми глазами. Она была настолько деликатной, что долго не решалась сказать о своей проблеме.
— Люд, а тебе чего не спится-то?
— Знаешь, Коль, если я случайно ночью просыпаюсь, потом долго не могу заснуть.
С тех пор я был уже поаккуратнее...
Жили мы с Людой душа в душу. Я ее ласково называл Зяблик — она была мерзлячкой и все время куталась во что-то теплое.
Достаток был скромный, но нам хватало. Я уже пел в «Москонцерте» сольное отделение и все время гастролировал, выступая на разных площадках. Ставка у меня была небольшая — семь рублей. Где я только не побывал за время гастролей! Однажды нас забросили на вертолете на Крайний Север к эвенкам. Концерт давали в самой большой юрте. Эвенки ни бельмеса не понимали по-русски, но все равно громко хлопали. После концерта — обязательное угощение: огненная вода из пиалы и строганина из корюшки. Спят там, кстати, в одежде, топят по-черному. Один эвенк из местной «знати» решил мне устроить прием.
Меня накормили, напоили, а потом предложили лечь в постель. Смотрю, а там уже кто-то лежит. А я слышал, что иногда в знак большого уважения эвенки подкладывают почетному гостю своих жен. Я испугался такой хозяйской «щедрости» и удрал в юрту, где ночевали наши музыканты.
Спустя время меня пригласили на работу в известный тогда ансамбль «Голубые гитары». Теперь мне платили уже серьезные деньги, за первый год работы я даже смог купить машину. Мы с Людой зажили более-менее прилично. Я возил из-за границы домой дефицит: из Чехословакии — хрусталь, из Германии — одежду. А тут подоспела очередь Людиного брата в кооператив. И я вместо него заплатил взнос. Это было очень кстати, потому что Люда вскорости забеременела.
— Леонид был в вашей семье запланированным ребенком?
— Мы любили друг друга, почему бы и нет? Раз уж так случилось, ну и слава богу!
Помню этот день, 16 июля, когда Ленька появился на свет. Я еще спал, как вдруг в полседьмого утра слышу радостный крик тещи: «А у нас мальчик родился! Мальчик!!!» Я вскочил с кровати и тут же на метро помчался в роддом, что на углу Арбата. Наш мальчик родился богатырем, почти пять килограммов.
Назвать внука Леонидом Мария Израилевна решила в честь мужа. Я не возражал — святое дело: дед Лени погиб на фронте, его могилу так и не нашли, теща долго ее искала, наводила справки. Кстати, как только в семье появился Леня, Марию Израилевну мы все стали звать просто бабулей.
Тещина квартира очень удобно располагалась — чуть ли не прямо в Нескучном саду.
Людмила часами выгуливала нашего малыша в коляске по аллеям, среди беседок, увитых плющом.
С маленьким сыном мы спокойно управлялись сами, без нянь. Я ведь до Лени трех сестренок вынянчил. Так что мне было не впервой: пеленки, молочные кухни, коляски... Кроме того, Люде активно помогала Мария Израилевна.
Так что наш Леня был ухоженным ребенком. Можно сказать, рос «в шоколаде». Я ему из-за границы возил одежду, игрушки. Люду можно было издали узнать в толпе по яркой импортной коляске.
Кстати, однажды у детской поликлиники какая-то мамаша решила «махнуться» колясками. Люда привезла годовалого Леню к врачу. Выходит из поликлиники, а вместо Лениной новенькой красивой коляски стоит какая-то чужая рухлядь. Мы, конечно, ее тут же выбросили, и Лене ничего не оставалось, как ходить с мамой за ручку по Нескучному саду.
Когда Люда после декретного отпуска вышла на работу, Леню отдали в ясли — вначале в круглосуточные, потом стали забирать домой ежедневно. Дома за ним приглядывала бабуля. Правда, однажды оставила Леньку без присмотра, а он, шустрый был малыш, вышел на балкон. Из любопытства просунул голову сквозь решетку (а это 7-й этаж, между прочим!) и, мало того, пытался протиснуться весь. Слава богу, был упитанным мальчиком, да тут и бабуля подоспела… Вскоре мы с Людой и сыном въехали в новую 2-комнатную квартиру.
Как мы туда переезжали — это песня! Выстроенные дома стоят, а дорог нет, подъехать невозможно. Пришлось из грузовика тащить всю мебель на себе километра полтора. А потом на 13-й этаж перли: лифты еще не работали. Помню, у меня после такой зарядки долго руки-ноги болели. А ведь я был крепкий, здоровый мужик, спортом, между прочим, занимался, бегал по пять километров, штангу тягал, боксировал. И это при плотном гастрольном графике. Как я все успевал?
Жаль только, что времени общаться с сыном у меня оставалось маловато. Но я был спокоен: мой Леня находится под постоянным присмотром Люды. Она — очень заботливая мать: мало того, что безумно любит сына, еще и трясется над ним, как наседка. Он и в школе, где Люда работала учительницей, продолжал находиться под ее «недремлющим оком».
Словом, Лене было крайне неудобно «чудить» под маминой опекой.
У нас с ним проблем не существовало. И тем не менее он рос отнюдь не маменькиным сынком, а мужичком с характером. Уже в старших классах у сына появилось серьезное увлечение — он создал свой ансамбль, играл и пел под гитару.
Когда ему исполнилось пять лет, мы с Людой повели сына в музыкальную школу.
— Мальчик, как тебя зовут? — спросили его педагоги.
— Леня Агутин.
— Так, Леня Агутин, покажи, что ты умеешь.
— Я играю на пианино.
Я похолодел от такой наглости. Всего месяца полтора назад я купил ему пианино. Он успел выучить только ноту «ля»! Но Леня уверенно подошел к инструменту и, нажимая одну клавишу, запел «Во поле береза стояла...» Комиссия от смеха за животы держалась. И тем не менее его записали на отделение фортепиано. Одно время, правда, Леня хотел бросить музыкальную школу, когда пошли сложные предметы — сольфеджио, гармония, но я ему не позволил.
— Потерпи, Лень, зато потом тебя от инструмента будет за уши не оторвать.
И он меня послушался. Мы с ним всегда умели договориться.
Сын подрастал, я все больше был занят на работе — ездил на гастроли уже с серьезными ансамблями.
И если в «Голубых гитарах» я работал как артист, то уже в «Веселые ребята» меня пригласили в качестве директора.
Как-то ко мне подрулил Павел Слободкин, руководитель «Веселых ребят», и пригласил к себе.
— Не могу так, с кондачка, я же все-таки певец...
«Веселые ребята» — ансамбль очень известный и популярный, перейти туда в новом качестве я не решался. Но Слободкин достал последнюю, козырную карту: «К нам Пугачева приходит, и я сделаю тебе с ней два дуэта. Соглашайся!»
Это было заманчиво! Но как все успеть? Работа директора отнимала так много времени и сил, что еще и петь в такой ситуации было невозможно.
Паша прекрасно это понимал, но ему было важно меня заманить на работу, вот он и наобещал. Надо ли говорить, что наш дуэт с Пугачевой так и остался в проекте?..
Алла пришла в ансамбль молодой, но уже сложившейся певицей. Очень способная и умная — такое сочетание, поверьте, редко встречается. Паша сделал ей аранжировку знаменитого «Арлекино». После победы с этой песней на конкурсе в Болгарии Пугачева вернулась в наш коллектив звездой. И уже всюду приглашали не «Веселых ребят», а «Веселые ребята» как бы сопровождали Пугачеву.
Помню, как-то я поймал себя на том, что постоянно выбегаю в зал, когда на сцене поет Пугачева. И поражался тому, что всякий раз в ее исполнении проскальзывало нечто новое. Она певица от бога!
Выкладывалась так, что уходила за кулисы мокрая, как мышь! Талант сумасшедший!
— А правда, что Пугачева была женой Слободкина?
— Да нет, у них просто был роман. Паше Алла безумно нравилась, но он, как мне казалось, был для нее нудноват. Абсолютно не ее вариант! И действительно, вскоре они расстались.
Как-то к нам на гастроли в ГДР приехал какой-то очень маститый дирижер. Они с Аллой оказались хорошими знакомыми. Вероятно, у них были свои приватные разговоры, словом, они ушли к кому-то из них в номер. А Павел Яковлевич от ревности полночи бесился. И ко мне среди ночи стучался в номер:
— Иди, вызови Аллу из номера. Мы же за рубежом!
Представляешь, какой резонанс это вызовет?
— Да какой резонанс, Пал Яковлевич? Иди сам постучи!
— Я стучал, она не реагирует!
— Ну, тогда извини...
Между ними уже пробежала «черная кошка», вот он и боялся вызвать гнев Аллы.
— Вы, наверное, тоже Пугачеву побаивались?
— Вообще-то все музыканты ансамбля, и я в том числе, с Аллой были очень дружны. После концертов частенько собирались у нее в номере, говорили о работе, музыке. Она была очень простая, не заносчивая, отзывчивая — своя в доску.
Правда, с Аллой у меня случилась одна история. Помню, в Лейпциге мы давали концерт на открытой площадке. Для удобства устроители поставили рядом большую солдатскую палатку, чтобы артистам было где гримироваться и переодеваться.
Вечером после концерта туфли Пугачевой случайно закатились за бордюрчик этой палатки. Костюмер все вещи артистов собрал, а туфли Пугачевой не нашел и решил, что она их взяла с собой на прием.
На следующий день мы работали на другой площадке — в местном театре. Зал — очень помпезный, с лепниной и красными бархатными креслами, да и публика чопорная, разодетая. Я сижу, как обычно, в зале — за пультом рядом со звукооператором. Вдруг прибегает из-за кулис бледный Слободкин.
— Что делать? Алла не хочет выходить во втором отделении!
— Что значит не хочет?
— Иди сам разбирайся.
Понятное дело, он к ней идти на разборки не желает. Ну что тут поделаешь? Стучусь в гримерку к Пугачевой.
— Ал, ну в чем дело-то? Ты же видела, какой зал сегодня...
— А в чем, по-твоему, я выйду? Туфли мои пропали!
Первое отделение концерта Пугачева пела в туфлях на танкетке, а во втором, как правило, переодевалась в нарядные шпильки. Те самые, которые потерялись.
— Хорошо! Давай искать выход. Пой в танкетках!
Она даже вспыхнула от возмущения:
— Ты хоть понимаешь, что предлагаешь? В черном балахоне и на танкетках?!
Пауза. И потом резко:
— Ладно, иди. Я выйду…
Сижу в зале. Гляжу — выходит красавица. В черном балахоне, на груди огромный гранатовый крест, купленный на гастролях в Чехословакии, и... босиком! Осторожно оглядываю зал: народ зашептался, а потом, очень быстро, все успокоились, видимо, решили — наверное, это модно.
Подхожу после выступления к Алле и спокойно говорю: «Хочешь ты этого или нет, но если на следующем концерте выйдешь босиком, я перед твоим талантливым носом закрою занавес.
Это я тебе обещаю». Я был обязан принять меры — ведь как директор ансамбля отвечал за все.
— А в чем я на сцену выйду?
— Алла, ты в Германии. За углом гостиницы четыре обувных магазина. Купишь туфли даже лучше, чем были!
— А где деньги возьму?
— Потраться, ничего страшного. А я тебе 45 рублей за утерянные туфли в Москве прямо в аэропорту отдам.
Прилетаем. В аэропорту жена мне передала деньги, и я их отдал Алле. Так был исчерпан инцидент с концертными туфлями Пугачевой.
Кстати, сразу же после прилета в Москву Алла объявила Паше: «На меня репертуар больше не ищите!» Он все понял. И больше в ансамбле «Веселые ребята» Пугачева не работала — у нее уже был свой коллектив...
Заграница заграницей, но основная работа проходила на просторах нашей необъятной родины. Летом чаще всего я старался устроить гастроли на юге, у моря. И каждый раз брал с собой в Ялту или Сочи свою семью.
Посажу музыкантов на поезд, а сам загружу Люду с Леней в машину — и вперед! Пока ребята добираются, я уже в Ялте жду их в гостинице.
Леня с большим удовольствием ездил на эти гастроли. На репетициях, помню, все время приставал к нашим музыкантам — просил показать какой-нибудь интересный аккорд.
Очень дотошный парень, впитывал информацию как губка. Все время слушал мою фонотеку, а потом часами подбирал мелодию на инструменте.
Однажды, когда сыну исполнилось 14, я взял его с собой на гастроли группы Стаса Намина. Леня выпросил у меня красно-белую кожаную куртку с молниями и таскал ее всю поездку не снимая. Концерт группы проходил на стадионе, во время репетиции Леня помогал рабочим сцены носить кабели и всякие предметы, необходимые для настройки аппаратуры. Вдруг через 15 минут после начала выступления начался ливень. Ленька самоотверженно выскочил на сцену спасать аппаратуру.
Утром зашел в булочную купить себе что-то на завтрак. Вдруг слышит, как за спиной девчонки шепчутся: «Смотри, это же парень из группы Стаса Намина.
Я его вчера на концерте видела!» Оказывается, они его по яркой куртке узнали. Потом даже шли за Леней до гостиницы, а он был вне себя от гордости.
Все было хорошо, пока мы с Людой не развелись...16 лет вместе прожили. Жили душа в душу, да это и понятно, ведь мы любили друг друга. Она — теплый, умный человек, таких женщин почти не бывает! Теперь я это точно знаю...
В том, что мы развелись, виноват я. Там получилась целая история... В таких ситуациях принято говорить — «шерше ля фам».
Зимой у музыкальных коллективов обычно бывали длинные гастроли по Сибири. Дней 15 я не был дома. А вокруг столько соблазнов! Девушки, балуя своим вниманием музыкантов, совершали своеобразные подвиги: приносили в кастрюльках горячий борщ, забирались на 4-й этаж по водосточной трубе, пробивались через заслон дежурных в гостинице.
Словом, хотели и добивались тесного общения со своими кумирами.
С одной из таких поклонниц я был знаком еще в Москве. У нас были общие друзья в ансамбле «Поющие сердца». Потом она стала часто приходить к нам на концерты, на репетиции. И все время почему-то пыталась со мной заговорить. Вот мы говорили, говорили и... договорились.
Прихожу как-то в номер после концерта, а меня уже ждут: на полу пушистый коврик с лапами для уюта, а на журнальном столике — домашняя еда и бутылка шампанского. Я просто обалдел.
— Ты откуда? Это же Иркутск, между прочим, не ближний свет…
А она, оказывается, решила мне устроить сюрприз. Ну что с ней сделаешь? Не выгонишь ведь на улицу — там 50 градусов мороза! Вот с этим «сюрпризом» впоследствии я так и остался...
Любовь нечаянно нагрянет... Что было, то было! Но самое забавное, что остался я с ней не так уж надолго...
— Получается, вы из-за этой поклонницы разошлись с Людмилой?
— Печальная история... Люда о чем-то подозревала, мучилась, молча страдала. И как-то решила со мной поговорить начистоту, словно почувствовала недоброе. Естественно, я все ей рассказал.
— Коль, я тебе все разрешаю, только останься в семье.
— Ну и какими глазами буду смотреть на тебя и сына? Я очень виноват перед вами, столько начудил...Ты меня прости, но так жить я не смогу... Побуду какое-то время один, может, все уляжется, образуется, и тогда... А пока мне совесть не позволяет остаться дома. У меня от этой женщины уже есть ребенок. Извини...
Я ушел жить на съемную квартиру, действительно хотел побыть один, чтобы все обдумать, но тут объявляется «разлучница» и — бац! — новость: «Я снова беременна!» От неожиданности я оторопел.
— Мы с тобой еще не женаты, так нельзя...
— Ну, ты как хочешь, а я буду рожать!
Наша вторая дочь появилась следом за первой. Меня просто поставили перед фактом.
— А почему же вы так и не женились на матери своих дочерей?
— Так получилось. Как говорится, бог меня отвел!
Поначалу она вела себя прилично, а потом начался жесткий прессинг по всему полю, как говорят в спорте. Она стала требовать, чтобы мы поженились, и немедленно! А я был еще не разведен. Ну не пойду же я к судье просить развести меня досрочно из-за какого-то каприза? Я пытался ее успокоить, но «пластинка» о женитьбе продолжала крутиться. Все быстрее и быстрее...
«Давай с тобой договоримся, — наконец предложил я. — Сейчас я уезжаю на работу.
Если вечером на столе, как всегда, я увижу приготовленный ужин — значит, мы больше к этому разговору не возвращаемся. А если тебя мое предложение не устраивает, у двери будет стоять чемодан».
Прихожу вечером — у дверей меня ждет чемодан.
Ловлю такси. В кармане всего 23 рубля. Меняю полную ладонь «двушек» и обзваниваю друзей и знакомых из телефонного автомата. Лето. Никого нет в городе. И я с этим чемоданом мотаюсь по Москве до 3 часов ночи.
Хотите верьте, хотите нет, но меня спасла хорошая администраторская память. Я вдруг вспомнил, как месяца два назад на Тверской случайно встретил знакомую девушку, медсестру из Запорожья. «Мало ли что, запиши мой телефон, — сказала она. — Я снимаю комнату на Варшавке».
Она продиктовала номер, а я его — удивительно! —запомнил.
Звоню Тане.
— О, привет! Как ты?
— Нормально. А у тебя как?
О своей непростой семейной ситуации ничего не рассказываю. Поговорили о том о сем, я стою и двушки в аппарат бросаю. «Ты одна живешь?» — захожу издалека. — «Да нет, с подружкой». — «А я хотел к тебе заехать ненадолго». — «Приезжай. Завтра не работаю», — смеется она.
Мы просидели до утра, выпили бутылку водки. Я вру: мол, ключи от квартиры где-то посеял, а все разъехались, вот домой попасть и не могу. Сердобольные девчонки постелили мне на маленьком диванчике, правда, у меня ноги свисали, но не в этом суть.
Суть в том, что с этой медсестрой Таней мы прожили потом вместе 15 лет...
Из огня, как говорится, да в полымя!
Поверьте, я не пытаюсь выкручиваться, не защищаю себя. Могу со всей ответственностью сказать одно: по-настоящему я любил только Люду.
— А как ваш уход из семьи воспринял сын? Ему ведь было 14 лет, непростой возраст...
— Леня, конечно, был страшно зол на меня. Естественно, он принял сторону мамы. Года четыре мы не общались. Если я звонил, он отвечал нехотя или односложно. Я прекрасно понимал, что мальчик очень болезненно пережил наш развод, и не лез к сыну лишний раз.
Но однажды в день его рождения я проезжал мимо дома и вдруг увидел стоящего на балконе Леню с приятелями. Тут же позвонил, хотел поздравить сына. Трубку взяла какая-то девочка и сказала, что Лени нет дома...
И все же я надеялся как-то наладить с сыном взаимоотношения. Помню, пришел он ко мне на встречу — насупленный, неразговорчивый, угрюмый. Я ему тогда сказал одну вещь: «Лень, когда ты вырастешь, все поймешь. Сейчас тебе это сделать очень трудно. Знай только одно: я абсолютно точно не прав, но прежнего уже не вернешь...» И впоследствии он действительно все понял...
Я знаю, Люда долго надеялась, что я вернусь в семью. А главное, и я думал, что это рано или поздно случится: «Вот Ленька в армию уйдет, и мы с Людой постепенно сойдемся. А когда он вернется, мы опять будем вместе...»
Но не получилось... Дважды в одну реку не войдешь…
— Людмила Леонидовна в своей книге «Мой сын Леонид Агутин» написала, что ваш сын ездил на занятия в институт в вашей старой дубленке с потертым воротником и шапке... Они нуждались, получается?
— Это не совсем так. Я ушел из дома, ничего не взяв, даже своих личных вещей. А ведь тогда много ездил за рубеж, у меня были очень модные, абсолютно новые вещи. И Леня потом все это с удовольствием донашивал. Кстати, мы до сих пор можем вещами меняться, все размеры у нас, как и раньше, одинаковые...
После развода Люда и сын оставили мою фамилию. Как-то Люда спросила меня про алименты, и я сказал: «Хочешь — подавай, а хочешь — я тебе сам буду деньги давать».
Так оно и было. Им хватало на все. Леня ни в чем не нуждался. Люда — очень хороший, востребованный педагог, к ней в школе выстраивалась очередь, все родители хотели записать своих чад только к Людмиле Леонидовне. Слава богу, мы с Леней недавно еле-еле ее уговорили уйти наконец с работы.
Квартиру мы не разменивали, у меня и в голове такого не было! Это ведь приличная двухкомнатная квартира, в которой Людмила живет до сих пор.
Первые два года я к ним вообще не заходил, не хотел ранить. А потом постепенно все наладилось. Люда мне часто звонила, спрашивала насчет сына: «Коля, как лучше поступить?..» Я давал советы, мы часами разговаривали о Лене. Я всегда был готов помочь. И бытовые вопросы решить, и финансово поддержать.
У нас общий сын — и это навсегда!
Вскоре Леня поступил в Московский государственный институт культуры, и тут его призвали в армию.
Как-то мне звонит Люда: «Коля, может, ты Леню устроишь в какой-нибудь военный ансамбль?» Она хотела его спасти от армии. Почему бы и нет? Он очень способный парень — и поет, и играет. Но потом Люда перезванивает: «Нет, Коль, не надо… Ленька, как узнал о моем звонке, страшно возмутился: «Я пойду в настоящую армию! Хочу быть мужиком и попрошусь служить на границе!»
Перед армией он пошел в парикмахерскую и побрился наголо. Потом рассказывал, как мама, открыв ему дверь, чуть в обморок не упала, увидев лысого сына.
Леня попал в пограничные войска, на заставу в Калевале, и отслужил там 2 года. Никакой романтики: через день «на ремень» — и 30 километров вдоль границы в полном обмундировании с кинологом и собакой. Однажды они вдвоем с сослуживцем умудрились поймать мужика, который пытался перейти границу. Леню за поимку нарушителя даже наградили.
Как только сын вернулся из армии, я позвонил:
— Ленька, ты уже приехал? Молодец! Когда увидимся?
— Да когда хочешь. Давай завтра...
Он ответил так, словно и не было этих четырех лет обид. Остыл, все осознал и успокоился. Сам пришел ко мне в гости. Мы деликатно не стали теребить прошлое. Леня только сказал единственную фразу: «Бать, я тебя понял...
Все давно забыл... В жизни всякое бывает...» Больше мы к этой теме не возвращались.
В ту встречу мы просидели всю ночь. Леня показывал мне свои песни. Послушал — мне понравилось. А одну — «Падает снег» — мы с ним вместе долго обсуждали. Позже эта песня стала очень популярной.
В ту пору я был довольно востребованным администратором и пользовался серьезным авторитетом в музыкальном мире. Меня знали во всех филармониях бывшего СССР. И очень часто обращались с просьбами, чтобы я помог с артистами или привез популярный коллектив. Я устраивал большие гала-концерты на стадионах и во дворцах спорта. Человек сто артистов порой у меня выступали. Концерты были сказочные! Может, это прозвучит нескромно, но меня даже прозвищем наградили — «Бондарчук шоу-бизнеса».
И я помог сыну.
Стал брать Леню в концерты на разогрев к уже популярным артистам. Он у меня работал с Михаилом Муромовым, Дмитрием Маликовым, Игорем Корнелюком, Женей Белоусовым и с многими другими на больших серьезных площадках. И если какой-нибудь администратор искал артиста на гастроли, я предлагал: «Возьми моего сына, потом только спасибо скажешь». И действительно говорили: «Слушай, я обалдел — твой-то у меня так здорово выступил! Прямо скажу — под овации!»
Но не всем артистам эти овации нравились. После исполнения той самой песни «Падает снег» Лене иногда дарили цветов больше, чем Диме Маликову. И Дима однажды хитро мне сказал: «Коль, ну что такое?
Я же все-таки мужик, дай мне лучше девочек на разогрев! Надо как-то разнообразить концерт. А то все мужики да мужики выступают».
В жизни Лени все решил счастливый случай — он победил на конкурсе в Ялте. Незадолго до этого я подошел к Игорю Крутому. Мы с ним были хорошо знакомы.
— Слушай, Игорь, удели Лене там внимание. Он едет без меня, а это так волнительно...
— Да не беспокойся. Я все знаю. Классный у тебя пацан! Был бы у меня такой, я чувствовал бы себя самым счастливым человеком на свете.
Игорь выполнил обещание и поддержал Леню. А после «Босоногого мальчика» сын стал очень популярным...
— Ваши отношения с сыном с тех пор изменились?
— Мы с Леней не просто близкие родственники, но и большие друзья.
Леня всегда очень ценил мои поступки, кроме, естественно, ухода из семьи, и очень меня уважал. А я его люблю за то, что мне с ним достаточно поговорить по душам, чтобы мы поняли друг друга. Главное — не таить обид, не держать камня за пазухой: что у тебя на душе, то и говори. Он никогда меня не обижал, и я его тоже.
Иногда за какой-то хороший поступок мы «поощряем» друг друга похвалой: «Правильно поступил, молодец!» Или наоборот. У нас с ним в этом отношении никогда «не залеживается». Я знаю, что могу на него положиться, а он уверен в моей поддержке.
Однажды Леня пришел ко мне, чтобы поговорить по душам. Молодой парень не все может рассказать маме. Слава богу, он тогда приехал ко мне! Это случилось, когда он был женат на своей однокурснице Светлане. Я прекрасно видел, что он очень романтичный парень, влюбился, но что-то у них не складывалось...
Там были такие казусы, о которых я не могу даже говорить. Я ему дал несколько дельных советов. А один раз буквально удержал от поступка, который мог ему сильно навредить. Молодой ведь еще совсем…
Мы до сих пор с ним все обсуждаем. Он знает, что я не буду врать, скажу ему все в лицо. Мы с ним говорим на равных. И это создает равновесие. Мало того, что у нас отношения нормальные, он еще видит во мне близкого по духу собеседника, а не какого-то старпера.
Недаром меня до сих пор все молодые музыканты по имени зовут...
Как-то, помню, я в очередной раз оказался без жилья. Вдруг звонит Леня:
— Батя, я решил подарить тебе квартиру. Как ты на это смотришь?
— Ни фига себе — «как я смотрю»? Конечно, положительно!
А сам подумал: «Я ведь так же поступил бы...» Мы друг у друга никогда денег не просили, но прекрасно понимали, когда в них была нужда.
Леня настолько автономный, настолько умный мужик, что я за него спокоен. Ему не интересны пьяные компании, вечеринки. Другое дело — забиться куда-нибудь в уголок и засесть за новую песню. То и дело — раз! — и куда-то слинял с приема.
Значит, сидит в уединении, творит! Для него счастье — вместо костюма натянуть треники и дома сочинять или слушать музыку. Он много сидит за роялем и очень в этом, кстати, преуспел. Часами ищет правильную гармонию, а это очень кропотливая и трудоемкая работа.
— Как вы себя чувствуете в роли свекра знаменитой невестки? Два артиста в семье — это тяжело…
— А мне, наоборот, нормально! Собрались в семье люди одной профессии — это же хорошо. Удивительно, но дома мы не говорим о работе.
Правда, по праздникам за семейным столом Маша с удовольствием поет народные песни. К застолью любит что-то приготовить, а я или плов сделаю, или рыбу зажарю. Людин новый муж, врач по профессии (его тоже, кстати, Колей зовут), знает огромное количество украинских и русских песен.
Они с Людой уже лет десять вместе. Вот мы дружной компанией как затянем — часа два поем. Один Леня никогда не поддерживает наши застольные песнопения.
Машу как артистку Анжелику Варум я знал, естественно, давно. Знакомить нас не надо было. И ее отца Юрия, известного композитора, тоже знал не понаслышке. Вот уж не думал, что породнимся!
У нас с невесткой прекрасные отношения. Как-то за столом сделал Маше комплимент:
— Ну, ты сегодня очаровашка. Что платье новое, что прическа. Молодец! Красавица!
А Леня иронично спрашивает:
— Ну прямо-таки и красавица?
— Что значит «прямо-таки»? Был бы я моложе лет на 20, поконкурировал бы с тобой, Леня. Так что ты со словами осторожнее, — пошутил я.
— Да ладно, батя! Я сам ее безумно люблю, — смеется он.
И слава богу! Они — дружная и славная семья. Я рад, что у них все хорошо…
Роман Лени и Маши начался 15 лет назад. Они целый год держали его в тайне от всех. Леня не только мне ничего не сказал, даже от мамы скрывал свои отношения. Они снимали квартиру на проспекте Мира и держали это место в секрете. Помню, я все время недоумевал, разыскивая Леню: «Где ты был? Мы никак не могли тебе дозвониться».
А он молчал как партизан или придумывал на ходу отмазку: мол, телефон отключился. Единственное, я заметил, что он какой-то счастливый ходит, в его жизни явно что-то происходило. Но вот что?
И даже папа Маши Юра Варум был в неведении. Когда они нам объявили о предстоящей свадьбе, мы все обалдели! Как гром среди ясного неба!
А летом у них была помпезная свадьба в Италии. Они даже клип сняли на эту тему. Я не ездил: ну что я туда попрусь? Леня спросил меня накануне: «Бать, а ты как? Едешь?» — «Да нет. Посмотрю на вас потом, в клипе». Они молодые ребята, им надо побыть вдвоем, ну что мы с Людой будем им глаза мозолить?
— Николай Петрович, а сколько у вас внуков?
— Пятеро! От Лени две девочки растут, и мои дочки уже тремя наградили. Самая старшая — Полина, дочка Лени. Почти каждое лето она приезжает к дедушке и бабушке, маминым родителям, сюда в Москву. Ее мама вышла замуж за итальянца и живет теперь за рубежом. Но Леня никогда не оставлял Полину без внимания.
Он очень заботливый отец. И когда Полина была ребенком, в ее комнате было полно игрушек. Так он ее баловал. Совсем недавно исполнилась его заветная мечта — обе его дочери наконец-то встретились в Париже, а затем в Москве и провели вместе какое-то время, как две подружки. Он был счастлив, что они подружились…
И мне радостно, что Леня стал больше общаться со своими сестрами, моими дочками. А знакомы они давно. Теперь уже одной из моих дочерей 30, а другой — 32.
Семья Агутиных очень многочисленная.
— Как вам кажется, Леонида понимают в его семье?
— Ему с Машей необыкновенно повезло. Она — очень умная девушка и нашла ключик к Лене. Прекрасно понимает, что он увлеченная натура, уважает его как очень серьезного музыканта.
Маша боится лишний раз теребить мужа, по пустякам не дергает. И правильно делает. Он, конечно, не будет стульями кидаться, но если скажет, то скажет так, что Маша порой и слов не находит, что ему ответить. Он — мужик! Что-то пропустит мимо ушей, о многом промолчит, но если ситуация обострится, ответит весомо.
У них в семье, я считаю, настоящая демократия. Каждый имеет право голоса.
Если Маша что-то предлагает, Леня никогда не станет тупо гнуть свою линию. Например: «Делай так, как я сказал! И точка!» Если Леня не прав, он легко признает это. Но если убежден в чем-то — ты его с места не сдвинешь!
У них ведь как заведено: встретились вечером, поговорили и разошлись по своим спальням. А почему? Потому что Маша — мерзлячка, а Леня спит в холоде. Они не совместимы в этом плане. Ну что он будет в жарко натопленной комнате лежать под теплым одеялом весь мокрый? Даже тут они нашли компромисс. А это самое главное… Надо понимать и принимать человека, с которым ты столько времени живешь. Иначе ничего не получится!
Я горжусь, что у меня такой сын, а он гордится, что у него такой отец. Каждый раз возвращается откуда-то с гастролей и звонит: «Бать, меня там затискали, тебе все большие приветы передают.
Интересуются, не работаешь ли ты опять администратором? До сих пор тебя помнят…»
А все потому, что я никого никогда не подвел, заботился об артистах как отец родной, давал заработать, понимая, что им тяжело…
— А сейчас что в вашей жизни происходит?
— Мы с Леней оба профессионалы, понимаем друг друга с полуслова. И когда Леня позвонил и предложил поработать с ним на программе «Голос», я не раздумывая согласился.
А еще тружусь над своими песнями. Взлет начался у меня два года назад неожиданно для самого себя. Я до сих пор «в строю» — написал более 30 песен и выпустил уже 2 сольных альбома.
Раньше тоже немного писал, но как-то несерьезно к этому подходил.
Да и дел было всяких невпроворот: то квартиру строил, то дом, в котором мы часто собираемся дружной семьей.
Дом очень уютный, и нам приятно жить в нем всем вместе. И к тому же почти 10 лет у меня есть жена, которую зовут Алла. Самое забавное, мы с ней оба Овны и родились в один день, а именно 15 апреля, кстати, как и Алла Пугачева, с который мы когда-то справляли дни рождения вместе два года подряд. Конечно, Овны — непростой знак зодиака. Мы часто бываем упрямы, зато трепетно любим и требуем взаимности. Так что живем мы с Аллой весело — мой чемоданчик на всякий случай всегда стоит у дверей... Шучу!
Подпишись на наш канал в Telegram