…Наша история с Борисом — просто хлеб для тех, кто любит навешивать ярлыки: я, конечно, молодая хищница, которая окрутила известного человека, разжилась за его счет, родила ребенка, да еще и прославилась на всю страну. У нас разница в 38 лет, я с Украины, и ясно же, что мною был выношен и реализован «коварный план»...
Если говорить о «планах», то история наша началась так.
Меня пригласили поработать на одном мероприятии, предшествующем показу фильма Валерия Тодоровского «Стиляги».
В ярком разноцветном платье, очень похожая на героиню картины, с прической-бабеттой я прогуливалась по холлу и общалась с гостями. Знаменитостей на показе было очень много, мы беседовали, смеялись, и в какой-то момент ко мне подошел Борис Грачевский. Получилось забавно: я «Ералаш» в детстве, конечно, смотрела, но кто его автор, не знала абсолютно. Борис стал меня расспрашивать, кто я, откуда. Рассказала, что окончила режиссерский факультет Университета культуры и искусств в Питере, мечтаю ставить спектакли, а сейчас подрабатываю и ищу постоянную работу. «Так вам работа нужна? Приезжайте ко мне на студию!» — оказалось, Борис собирается снимать художественный фильм «Крыша» и ему требуется ассистент по актерам. Я совершенно искренне поинтересовалась: «А где находится ваша студия?»
— «Как где? На Киностудии им. Горького! Ты не знаешь «Ералаш»?» Мне было очень неловко, что не разобралась, кто передо мной, зато впоследствии все наверстала — выучила о Борисе все «от и до» и могла экзамен сдавать о его вкладе в киноискусство.
На следующий день приехала на киностудию, познакомилась со съемочной группой. Меня очень хорошо встретили, режиссер даже сначала приняла меня за актрису: «Ой, такая красивая девочка приехала!» А дальше начался новый этап в моей жизни — съемки фильма «Крыша».
Я душой болела за картину, переживала за каждый кадр, съемочный день заканчивался, а я еще ехала на монтаж, мне все было интересно! Приезжала домой и обзванивала артистов: «Вы помните расписание на завтра?»
Могла несколько раз позвонить, мне было важно все держать под контролем. Поскольку я постоянно работала рядом с Грачевским и знала обо всем, что происходит на картине, он начал называть меня «мои мозги». По любому вопросу обращался ко мне: «Аня!» Я старалась выполнять его поручения и делать все как можно лучше. Хотя было тяжело, конечно, все-таки это был мой первый опыт в кино.
…Тяга к актерству у нас семейная. Еще моя мама хотела стать актрисой. Но встретив папу, вышла замуж, и ее планам не суждено было сбыться. Зато потом мама вдохнула свои мечты в меня.
Я рано стала проявлять творческие способности: в полтора года бойко читала стихи, любила петь, когда чуть подросла, наряжалась и исполняла частушки.
Позже занялась танцами — ни один школьный праздник не проходил без моего участия, я режиссировала, всех собирала. При этом любила ярко одеваться, мы с мамой выискивали у нас в Харькове самую невероятную одежду. Волосы красила в ядерные цвета, в 14 лет проколола нос. В школе из-за этого даже собрали педсовет, но поскольку училась я хорошо, классной руководительнице удалось меня отстоять. У меня даже были свои фанатки — девчонки ходили за мной по городу как пришитые. Пытались копировать мой стиль одежды, прическу, фотографировались вместе со мной. Смешно было…
Несмотря на то что мне всегда нравилось фантазировать и придумывать, после школы я отправилась на курсы при Экономическом университете. Папа посчитал, что экономическое образование — дело перспективное.
Я честно поступила на факультет менеджмента и маркетинга. Параллельно записалась в команду КВН. Перед учебным годом, в августе, поехала в Ялту — на танцевальный конкурс. Там познакомилась с ребятами из Питера, которые так интересно рассказывали о своей учебе, что я загорелась — мне немедленно захотелось поехать в Северную столицу и поступить в Университет культуры и искусств! Вернулась домой, стала студенткой Экономического университета, но мысль о Питере и творческом вузе не покидала... Месяц мучилась с экономикой. Чтобы скрасить «интересное» обучение, записалась во всевозможные творческие студии при университете. Мама видела мои терзания и понимала, что экономика — не мое. Мы с ней решили позвонить в СПБГУКИ, и нам дали три дня, чтобы приехать.
Сказали: если девочка понравится, возьмем. Я забрала на свой страх и риск документы из престижного Экономического университета, и на следующий день мы уже сидели в поезде Харьков—Санкт-Петербург.
Так и явилась с вокзала на режиссерский факультет гарная украинская дивчина — кровь с молоком (это уже потом я сильно похудела) — с афрокосичками. Говор у меня был самый характерный: «Тю, та вы шо!» Наш преподаватель по сценической речи Полосина Елена Федоровна (которой я по сей день благодарна), услышав мое произношение, замерла: «Да, Панасенко, кошмар! Сколько нам предстоит работы...» Мы с ней занимались днями и ночами, читали Достоевского, зато сейчас у меня совершенно чистая русская речь, никто и не догадывается, как я говорила раньше...
Приемные экзамены закончились за две недели до нашего приезда, но декан факультета вместе с мастером курса Владимиром Александровичем Шестаковым согласились меня прослушать. Потом вынесли вердикт: «Берем». — «Как так? И все? Я прошла?» — «Прошла, прошла, оформляй документы…»
Я просто не верила своему счастью! Учеба стала для меня золотым временем. Великолепный Питер, в который я влюбилась, университет, где весь наш курс пропадал сутками. Мы что-то ставили, придумывали, общались все семь дней в неделю, без выходных. Мечтали стать известными режиссерами, ну или, если не сложится, актерами или продюсерами! У нас было столько планов! Столько надежд!
Однажды с подругой съездили в Москву, сфотографировались около ВГИКа, погуляли по театрам, потом еще и еще — и решили попытать счастья в столице, найти работу.
Хотя в Питере после окончания университета все складывалось прекрасно: мы с одногруппницей поставили спектакль в театре «Мимигранты», кроме того, со второго курса я преподавала современные танцы детям, у меня был свой коллектив и масса предложений, перспективы намечались более чем хорошие. Просто в какой-то момент захотелось еще больше развернуться. Мне вообще время от времени нужны встряски, это запускает какой-то новый жизненный виток.
Помню решающий день перед отъездом из Питера — сижу на лавочке рядом с Казанским собором, и меня разрывают внутренние противоречия: ехать — не ехать, и хочется, и столько держит: Питер-то уже родным стал. Сижу, плачу.
Вдруг подсаживается ко мне старушка и спрашивает: «Ты что рыдаешь?» Говорю: «Да вот не знаю, как поступить». Она отвечает: «Не плачь. Как решила — так и делай». И у меня внутри как-то все улеглось. Я восприняла ее слова как знак. В моей жизни вообще много мистики и знаков, будто кто-то наблюдает за мной и помогает… Я хотела уехать в Москву — значит, так и следует поступить. На следующий день сели с подругой в поезд и отправились в столицу. В Питер я больше не вернулась…
Москва встретила нас сурово. Оказалось, наши творческие амбиции тут никому не нужны. Мы мечтали, что московские театры встретят нас с распростертыми объятиями, но выяснилось, что тут и своих молодых и талантливых режиссеров хватает…
Переезжали с квартиры на квартиру — то у одних знакомых поживем, то у других.
Я приехала с большими чемоданами вещей, но постепенно в этих скитаниях растеряла большую часть багажа: то тут что-то оставлю, то там, получилось, что мои вещи осели по всей Москве.
Одна знакомая пустила нас к себе пожить и разместила на надувном матрасе. В это время мы с подругой, устав искать работу в театре, решили временно оставить эту идею и пойти поработать официантками. Трудовой день начинался в 6 утра, надо было подняться ни свет ни заря, сдуть и убрать свой матрас, да так, чтобы хозяйка квартиры не проснулась. Ох, это было испытание… Но в официантках мы задержались недолго: перебили кучу посуды, вымотали нервы и через несколько дней решили уволиться.
Потом отправились в «Останкино». Я надела красное платье, красные колготки и победно вошла в справочную телевизионного центра.
«Где, — говорю, — у вас тут программы снимают?»
В «Останкино» мы приходили каждый день, как на работу. Наконец нас заметили бригадиры по массовкам и стали приглашать на программы. Никогда не забуду, как на шоу Малахова с подругой заснули. Эфир был скандальный, героиня очень страдала, а мы так устали, что клевали носами. В итоге решили: сначала сплю я — она работает, потом меняемся. Благодаря этим съемкам в массовках заработали столько, что смогли снять квартиру в Новых Черемушках и чувствовали себя вполне обеспеченными девушками!
Так что когда я пришла на Киностудию им. Горького к Грачевскому, от голода не умирала.
Решила: посмотрю. Понравится — останусь, нет — уйду. Но мне понравилось. Работа меня захватила. А личность Грачевского — и того больше...
Грачевский на площадке — абсолютная величина. Никто не может ничего сказать ему поперек. Все трепетно выполняют его волю, благоговеют. И я тоже в полной мере испытала на себе магию его личности.
Я видела перед собой не мужчину, с которым у нас была разница в возрасте 38 лет, я видела Мастера. И точно так же, как и все, смотрела и слушала его с замиранием сердца. А уж когда он стал обращать на меня чуть больше внимания, чем на всех остальных… ну, тут устоять было просто невозможно. Я совершенно поддалась этому гипнозу. Можно сказать, сама вознесла Бориса на пьедестал из абсолютного восхищения и обожания.
…Когда съемки фильма закончились, я уехала к родителям в Харьков.
Грачевский тоже уехал из Москвы. Но дома я места себе не находила, все было пусто, странно, не хватало той суеты и шума, в которые я была погружена в Москве. Не хватало Грачевского. И Борис, думаю, испытывал схожие ощущения. Он столько времени видел мои восторженные глаза, устремленные на него, а теперь их не было рядом... Однажды прислал мне СМС: «Соскучился». Я поняла, что мне просто необходимо его видеть, что без него уже не могу! И как сумасшедшая полетела в Москву.
Мы снова встретились на студии в Москве, и у нас начался служебный роман. Сначала мы старались, чтобы об этих отношениях никто не знал. Хотя Борис был свободным человеком, его предыдущий брак закончился пять лет назад, и с точки зрения морали мы никому не делали больно.
Но я знала, что о Борисе ходит слава большого любителя девушек. И мне не хотелось стать очередной пассией на время.
…То, каким вниманием Боря пользуется у женского пола, я поняла довольно скоро. К нему везде и всегда, как мотыльки на свет, слетались подруги и знакомые, все с ним мило щебетали, Боря ласково обнимал девушек за талию, хлопал по коленкам. А уж сколько СМС приходило! Телефон звенел постоянно. Когда я стала женой Грачевского, этот поток прервался: я просила Бориса при мне перезванивать особо рьяным поклонницам и просить их поубавить свой пыл, потому что у него «жена ревнивая». Это помогало, но только на время. Звонки продолжались — ему, а потом и на мой телефон, правда, уже не лирического свойства, а все больше с угрозами — с проклятиями и пожеланиями смерти.
Но даже зная о любвеобильности Бориса, я, когда наши отношения только начинались, никакой тревоги по этому поводу не испытывала. Правду говорят: когда влюблен — смотришь на мир сквозь розовые очки. Вот и мне казалось, что я смогу все вытерпеть, лишь бы он был рядом...
Я тогда возненавидела субботы и воскресенья, потому что нам с Борисом приходилось расставаться. В понедельник я летела на работу как на крыльях. Помню, сидела в кабинете и еще издалека слышала, как Борис поднимается по лестнице — я бы его шаги не спутала с другими никогда.
Был ли так же страстно влюблен в меня Борис? Думаю, в нашем тандеме с самого начала и до конца я любила, а он позволял себя любить.
Ему нравилось мое горение.
…Я делала ему всякие маленькие подарочки. Борис, например, очень любит мандарины, зараз может съесть килограмма три, и я приходила на работу с полным пакетом и оставляла у него на столе. Он радовался, а у меня душа пела. Потом, уже когда мы жили вместе, я раскладывала мандарины во все карманы Бориных пиджаков, когда он ехал в командировку. И еще оставляла всякие записки, чтобы, где бы он ни был, знал, что я рядом и думаю о нем...
После развода с первой женой Грачевский был лишен простой женской заботы, и я стала для него источником такой заботы, теплоты. Всегда была рядом, готовая в любой момент прийти на помощь.
Время шло, и Грачевский все чаще просил меня сопровождать его на разные мероприятия. Стал представлять друзьям, приезжал ко мне на съемную квартиру. Я чувствовала: если сначала только я ухаживала за ним, то постепенно и он очень увлекся. Часто звонил, все время говорил, что хочет меня видеть.
Мы съездили отдохнуть раз, другой, я стала оставаться на несколько дней в квартире Бориса, и в какой-то момент он сам предложил мне переехать.
В подъезде у Грачевского очень колоритная консьержка. Помню, как она, увидев меня с чемоданами, обрадовалась: «Переезжаешь? Ну и слава богу. А то надоели вы со своими хождениями туда-сюда…»
На работе мы по-прежнему старались сохранять статус-кво. Я никогда не позволяла себе без стука зайти в кабинет Бориса, называла его только на «вы», пыталась держать дистанцию.
Личные отношения — это только личные отношения, на работу они не должны распространяться.
При этом Борис возлагал на меня все больше обязанностей — я была и советником, и ассистентом по актерам, и гримером, и режиссерские функции, случалось, выполняла. Я вообще очень амбициозный человек, но в истории с Борисом, можно сказать, полностью в нем растворилась. Он невольно выдает мою идею за свою? Хорошо! Нужно проводить на студии сутки напролет? Я готова. И не важно, что Борис никак не показывает, что ценит мои усилия. Это история из той серии, что нагружают ту лошадь, которая везет.
Скоро наш роман перестал быть тайной, ну и, конечно, сразу началось: она акула, хищница, подцепила известного мужчину.
Было ужасно обидно. И даже не потому, что говорили, а из-за того, что Борис ничего не предпринимал, чтобы пресечь эти слухи, что-то сказать в мою защиту. Так будет и потом, даже когда мы уже поженимся. Однажды вышла жуткая статья в желтой газете, в которой меня просто смешали с грязью, написав, что я нигде не училась, танцевала стриптиз и теперь еще вожу знакомство с разными мужчинами, веду себя аморально. И Борис спустил им все с рук! Хотя это бред от первой до последней буквы. Любой желающий может выяснить в отделе кадров Университета культуры и искусств, что я там училась, танцевала и преподавала только хип-хоп, а фото с «разными мужчинами» взяты с моей же странички в соцсети — это те ребята, с которыми я вместе работаю. Помню, Грачевский принес эту газету моей маме и обиженно заявил: «Посмотри, все про Аньку, а обо мне — ни слова!..»
…Когда мы с Борисом стали жить вместе, я постаралась максимально вписаться в его жизненный уклад, ничего не нарушив и не изменив.
Раз он такой консервативный человек — о’кей, я подстроюсь.
У нас все должно было стоять и лежать на своих местах, не дай бог переставить какую-то вазочку! При этом Борина квартира — холостяцкая, присутствие там на постоянной основе женщины изначально не предполагалось, поэтому у меня не было ни своего места в шкафу, ни полочки в ванной. Одежду я просто складывала там, где имелось хоть какое-то пространство, даже кухонные ящики пришлось задействовать. С баночками женскими было хуже. Все они стояли на стиральной машине в ванной. И каждый раз Борис, натыкаясь на них взглядом, морщился: «Ты можешь их куда-нибудь убрать?»
Наш день начинался следующим образом: я просыпалась и выкладывала Борису все, что требовалось на сегодня из одежды и обуви — рубашку, джинсы, туфли, носки, ремень, пиджак, пальто, плащ или куртку (кстати, при мне гардероб Грачевского изменился в лучшую сторону, я очень многое обновила, и это тут же заметили).
Затем ставила на стол завтрак и наливала кофе (полчашки, именно половинку), а потом собиралась сама. На это у меня было 15 минут, потому что Борис строго следовал раз и навсегда заведенному расписанию и опозданий не переносил. И я, хотя и совсем не принадлежу к категории девушек, которые собираются за 15 минут, кивала головой: «Да, сейчас». Я вообще была такой, какой меня хотел видеть Борис, и все делала, чтобы он был доволен.
Помню, на Новый год, зная любовь Бори к классической музыке, решила устроить ему сюрприз и пригласила домой оркестр.
Потратила все свои сбережения. Но это не имело значения, главное — Боря буквально обомлел от восторга. Я завела его в спальню, а когда он вышел в гостиную, там уже расположились музыканты. В черных смокингах с бабочками, они начали играть «Грезы любви» Листа. Как же засияли его глаза! Он был так счастлив, когда слушал эту волшебную музыку!..
В другой раз я видела мужа столь же счастливым, когда подарила ему свою книгу на день рождения...
Я семь месяцев собирала Борины интервью, подняла архивы за последние двадцать лет, а потом разделила материалы по темам, сверстала книгу и оформила ее своими фотографиями.
Фотография — это еще одно мое большое увлечение. Я много снимаю в жанре портрета, мои работы участвуют в выставках, недавно даже получила приз на международном конкурсе в Пекине. Со временем у меня накопилось огромное количество Бориных фотографий, самые любимые — его глаза крупным планом и руки. Эти фотографии тоже есть в книге. Кроме того, я добавила в нее Борины стихи, которые он никогда и нигде не публиковал (мало кто знает, что он еще и поэт).
Книгу назвала «По солнечной стороне жизни» — это Борин девиз, он говорит, что всегда ходит по солнечной стороне жизни. Авторство свое я не акцентировала, только написала небольшой пролог, мне казалось, Боре будет приятно представлять книгу как свою. Так потом и получилось. Он эту книгу до сих пор всем дарит.
А тогда, на дне рождения, когда из типографии привезли коробку и я достала из нее первый экземпляр книги, казалось, Боря чуть не заплакал от радости.
Да я и сама готова была расплакаться, глядя на него...
Мы прожили с Борисом уже год, когда я сама ему предложила: «Слушай, может, узаконим отношения? Мне надоело положение очередной девушки Грачевского и косые взгляды. И родителям моим так спокойнее будет. А то даже неудобно рассказывать — дочь живет с мужчиной в Москве...»
Боря к формальностям равнодушен. Но, надо отдать ему должное, предложению моему не воспротивился.
6 сентября, в день своего рождения, я попросила: «Подари мне свою фамилию».
Он ответил: «Хорошо». Вот так я стала Анной Грачевской. Говорят, подарки — не отдарки. Но в нашем случае после расставания Борис попросил свой подарок обратно…
…День нашего бракосочетания был самым обыкновенным, никаких особых приготовлений. Я надела синее платье, которое висело в шкафу, кольца были куплены в Египте по случаю, не обручальные, а самые обыкновенные. Мое — в одну поездку, Бориса — в другую. Свидетельницей стала моя мама. Мы быстро расписались и поехали в «Ералаш». А вечером Борис, мама, сестра Бориса и я посидели в ЦДЛ, вот и весь праздник. Так, чтобы собрались дома с друзьями, повеселились, посмеялись, — этого не случилось.
Борис вообще негостеприимный человек. Мне поначалу это было странно, у него ведь большой круг общения.
Как же так? К тому же перед глазами был пример моей подруги, одногруппницы Лены Романовой — она жена Андрея Урганта, мачеха Вани Урганта и крестная моей дочки Василисы. У Лены и Андрея дом открытый, они всегда рады друзьям, у них часто собираются компании. Так почему у нас сложилось по-другому? Со временем я поняла, что Борису просто неинтересно свободное общение, он окружил себя людьми, которые ему ни в чем не противоречат и готовы слушать только его. А в обычной компании все на равных, сначала внимание приковано к тебе, потом к другому... Так вот, едва кто-то становился интереснее, чем Грачевский, муж мой сразу мрачнел и скучнел. Поэтому в его близкий круг допущены только сестра и пара приятелей — они самые обыкновенные, не публичные люди и не претендуют на то, чтобы соревноваться с Борей в популярности...
…Мы уже достаточно долго прожили с Борисом, а чувства защищенности, уверенности и спокойствия у меня не возникало.
Мы были вместе, но я понимала: если у меня возникнет какая-то проблема, то решать ее я буду сама. Поэтому когда спустя два года совместной жизни я забеременела, меня охватила паника...
Произошло это случайно. У нас с Борей вообще так получалось, что все важные события — в том числе женитьба и беременность — проходили как-то скомканно. А мы тогда как раз собрались в Америку.
Надо идти на собеседование в консульство, а я чувствую себя отвратительно. Решили, что чем-то я отравилась: полоскало меня будь здоров.
Но в итоге собралась с духом и съездила на интервью. И вот уже полет на носу, а мое состояние все не улучшается. И в Нью-Йорке мне было ужасно. Боря, помню, жаловался родственникам по телефону: «Аньке так плохо, так плохо…» И тогда моя мама предложила: «Слушай, а сделай тест…»
Я стою в туалете, вижу на тесте плюс и начинаю рыдать навзрыд. Мне и страшно, и вообще не по себе. Я была совершенно не готова! Мысли у меня были смешные. Дело в том, что я всю жизнь составляю списки — какие книжки хочу прочитать, какую музыку послушать, какие фильмы посмотреть... И это все, само собой, до того как я стану мамой. А я столько всего еще не успела!
Когда сообщила новость Боре, реакция была неоднозначная — он не слишком обрадовался, но и не расстроился.
Ну, будет ребенок — и будет. Хотя я именно тогда почувствовала, как какой-то холодок закрался в наши отношения, словно треснуло что-то.
Беременность я переносила очень тяжело. Сначала у меня было маловодье, живот был маленький, потом резко вырос. И нервозность моя только усиливалась. Мы жили вдвоем, а теперь нас будет трое. Как изменится наша жизнь? Что делать, чтобы сохранить отношения с Борей такими, какие они были раньше? Возможно ли их вообще сохранить неизменными? Ведь до появления малыша все мои мысли были сосредоточены исключительно на муже, а теперь надо будет делить свое внимание между ним и ребенком. Согласится ли с этим Боря?
Внутри меня бушевала буря, но виду я не подавала. Объяснить Боре, что со мной происходит, все равно не получилось бы.
Я постаралась целиком сосредоточиться на делах — как раз тогда мы начали строить загородный дом. Тот дом был еще одним подарком мужа, который после нашего расставания он забрал обратно. Но тогда до этого еще было далеко, и мы полностью погрузились в строительство. Я, несмотря на то что чувствовала себя плохо, моталась по хозяйственным магазинам, а потом еще на стройку в Подмосковье. Уставала очень, возвращалась домой — и просто падала. Позже к ремонту дома добавился еще поиск более просторной квартиры — решили к появлению ребенка разобраться с жилищной проблемой. Забегая вперед, скажу, что и эта квартира мне не досталась. После развода Борис выделил нам с Василисой сумму на покупку маленькой двушки. Так что разговоры о том, как я «обобрала» мужа, мягко говоря, не соответствуют действительности…
...Нет, я не железная женщина, иногда меня прорывало, и я давала волю чувствам, выплакивала свои страхи, пыталась уговорить Борю просто посидеть со мной, побыть рядом.
Я так мечтала, что Василиса родится к моему дню рождения, к 6 сентября, но она сделала по-своему: появилась на свет 13 дней спустя.
Борис к моменту появления дочки на свет уже изрядно нервничал.
Его, видимо, стала раздражать вся эта суета с приготовлениями, с ожиданием. Приходилось заставлять новую дизайнерскую квартиру какими-то непонятными детскими вещами.
Я уже была в роддоме, а моя мама дома проверяла, все ли готово. Она сказала Борису, что надо купить еще люльку, малышке в ней очень удобно.
И тут Борис взорвался. Заявил, что не поедет ни за какой люлькой. Ему это не нужно. И вообще он этого ребенка не просил. Это все Аня затеяла…
Я узнала об этом их разговоре много позже. А на выписке только отметила, что мама с Борей держатся друг с другом как-то натянуто. Но тогда списала это на волнение.
Мы с Василисой приехали домой, и началась совсем другая жизнь, которую я заново открывала для себя каждый день.
Боря от хлопот с ребенком отстранился, ночью он к дочке ни разу не встал. Всем занимались мы с мамой.
Я говорила мужу: «Боря, подойди к ней, посмотри, она же меняется каждый день…» Он подходил. Но в следующее мгновение в мыслях уже был где-то далеко.
У него интерес к ребенку не шел изнутри. А я так мечтала, что однажды увижу, как Боря, сидя с Василисой на руках, делится с ней чем-то, как радуется ее улыбке. Мечтала, что между ними протянется крепкая нить. Но этого не произошло.
Однажды проснулась утром и поняла, что моя вселенная изменилась. Абсолютно. Если раньше ее центром был Борис, то сейчас это Василиса. А я теперь не просто жена и подруга, а мама. И сделаю все, чтобы моя дочь мной гордилась. Чтобы она могла сказать: «Моя мама — не просто жена папы, она сама по себе личность и многое может…»
Мне снова захотелось работать. Я знала, что ради дочки могу горы свернуть. И еще совершенно четко поняла: последние два года я настолько растворилась в Борисе и погрузилась в его дела, что просто потеряла себя.
Я была такой, какой он хотел меня видеть. А теперь настало время возвращаться к себе. Я будто забыла что-то очень важное — а именно: что никогда не надо терять себя, даже если очень любишь человека, — и теперь снова это вспомнила…
...Василисе было 7 месяцев, когда мне предложили работу на телевидении. Спасибо маме — она меня полностью поддержала и взяла на себя все заботы о дочке в мое отсутствие.
Боря считает, что это он привел меня на телевидение. На самом деле руководитель канала, с которой мы познакомились на одном мероприятии, просто пригласила меня пройти кастинг на канале «Юмор ТВ»: они искали ведущих. Никто меня не протежировал, я пришла на общих основаниях. Мои пробы понравились, и меня взяли в программу о новостях шоу-бизнеса «Планета юмора».
Кроме того, я стала вести программу «Юмористический гороскоп».
Работа не отнимала у меня колоссального количества времени, и поначалу Боря не выказывал недовольства, потому что наш жизненный уклад не поменялся — я успевала и дома делать все, и ему помогать, если нужно было.
Но вскоре мне предложили сделать авторскую программу «Осторожно, Анна Грачевская», и вот тут Борис воспротивился. Ему все резко перестало нравиться: и канал, на котором я работаю, и программа, которую я придумываю. При этом он не ревновал меня к кому-то из коллег, этого не было совершенно. Его выводил из себя тот факт, что я все больше погружаюсь в свое дело.
Бориса крайне раздражало, если он видел меня в телевизионном эфире. Он даже в сердцах бросил, что в нашей семье должна быть только одна звезда, и канал, на котором выходила моя программа, у нас дома просто отключил.
…Сейчас я понимаю, что Боря так сопротивлялся, потому что хотел вернуть ту Аню, которая восхищалась им и все время смотрела ему в рот. Но это было невозможно — все изменилось. И обратной силы эти изменения не имели.
Нас как-то резко бросило друг от друга: он не слышал меня, а я, видимо, не слышала его. И пропасть, которая возникла между нами, углублялась с каждым днем.
Последней каплей стала ссора, когда Боря прямо сказал, что жалеет о своем решении быть со мной.
Он надеялся, что я буду всегда рядом, стану его опорой и поддержкой, буду и дальше жить только его жизнью.
В итоге я, мама и Василиса уехали с дачи. И с того момента мы с Борей стали жить раздельно.
Он звонил, иногда приезжал. Но делал это все реже и реже. Даже Васей интересовался будто только для галочки: «Ну как она? Все в порядке?» Дочка последние 7 месяцев Борю практически не видела. Она растет без него. Вася отчетливо произносит: «Папу…» При этом «папу» у нее — не папа, а любимая тряпичная игрушка…
В какой-то момент, когда ничего приятного в свой адрес уже не слышала, я задала себе вопрос: зачем мне это? Зачем так жить? И когда Боря предложил: «Давай разводиться», я согласилась: «Давай».
…Я очень переживаю из-за того, что у Василисы детство пройдет без отца, расти она будет без него.
Надеюсь, они с Борей будут общаться, но это совсем не то, как если бы папа был рядом каждый день ее жизни, знал, над чем она смеется и что заставляет ее грустить. Среди моих друзей есть такие отцы, которые абсолютно растворены в ребенке, чувствуют, как стучит его сердце. И мне ужасно больно, что мою дочку никогда не будут любить так же.
Но я не унываю. Пройдет время — и, надеюсь, мы с Борей простим друг другу все те слова, которые так ранили нас обоих. Я точно не буду помнить зла. Ведь Боря подарил мне самое дорогое, ради чего я каждый день просыпаюсь, —мою Василису. Это счастье, которое со мной всегда… У нас все будет хорошо...
Обязательно будет.
Благодарим салон английских интерьеров Rosbri — The English House за помощь в организации съемки
Подпишись на наш канал в Telegram