Свою Дуняшку Мелехову в герасимовском «Тихом Доне» я сыграла, едва окончив десятый класс. Прихожу поступать во ВГИК, а в вестибюле висит объявление о наборе актеров в шолоховскую киноэпопею. Я вихрем влетаю в аудиторию, где за столом сидела съемочная группа во главе с режиссером Сергеем Герасимовым. И вдруг слышу, как его жена, красавица Тамара Макарова, довольно произносит: «Ой, смотри, Дуняшка пришла!» Так почти шестьдесят лет назад я вытянула свой счастливый билет...
Героиня мне сразу же показалась родной, вживаться в роль даже не пришлось. У меня ведь отец кубанский казак, мама на четверть грузинка, благодаря этой гремучей смеси и получилась вылитая Дуняшка, такая же черноокая и с косой!
В процессе съемок я запоем прочла шолоховский роман и обрыдалась: это ведь было написано и про нашу семью тоже! Деда, царского генерала и градоначальника Липецка, в революцию расстреляли красные, и мама с сестрой остались одни. Галина Архангельская, так звали маму, с моим будущим папой познакомилась на теннисном корте, в молодости она неплохо играла и даже давала уроки. Отец, Виктор Степанов, был крупным строителем, работал в Германии, проектировал гостиницы в Сочи и других городах. В 1937-м, за несколько месяцев до моего рождения, его расстреляли. Мне было лет семь, когда мама вновь вышла замуж — за военного врача, генерала медицины. Отчим заменил мне отца, дал свою фамилию. Но придя в кино, я взяла девичью фамилию матери, и с тех пор Архангельская — мой актерский псевдоним...
«Тихий Дон» снимали долго — три года. Я поступила в ГИТИС, предпочтя его ВГИКу, мне все-таки хотелось стать театральной актрисой. Занятия в институте перемежались съемками: летом в станице, зимой в павильоне студии имени Горького. Работать с Сергеем Аполлинариевичем мне, дебютантке, было легко. Он все время подбадривал: «Давай, давай, Наташка! Ты — актриса первого дубля». Однажды Герасимов пообещал: «Вот закончим, я потом «Войну и мир» поставлю, Наташу Ростову будешь играть!» Но, увы, «Войну и мир» снимал Бондарчук, а Наташу сыграла Людмила Савельева...
Как-то во время съемки моей сцены в павильоне появился незнакомый мужчина с шапкой курчавых волос. «Яков Сегель... Сегель», — зашептались коллеги. Конечно, я знала, кто такой Сегель, как, впрочем, и вся страна: двенадцатилетним мальчишкой он сыграл сына капитана Гранта, который задорно распевал с экрана: «А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер...» Позже Яков мне рассказывал, как его, московского школьника, на студию привела мама, прочитав в «Вечерней Москве» объявление: «Для съемок фильма «Дети капитана Гранта» требуется мальчик с английской внешностью...»
С того дня Яков стал часто наведываться к нам на площадку. Придет, встанет за камерой оператора и смотрит, как я играю. Ну а что тут такого? Ученик приходит к своему учителю. Он недавно окончил режиссерский факультет ВГИКа и в соседнем павильоне с таким же учеником Сергея Герасимова, как и он сам, Львом Кулиджановым снимал фильм «Дом, в котором я живу».
Сегель был интересный мужчина, старше меня на четырнадцать лет, после ранения на фронте ходил с тросточкой, как Грушницкий. Конечно, это не могло не подействовать на воображение юной девушки. Вскоре он начал настойчиво за мной ухаживать, а я, как под гипнозом, его ухаживания приняла, хотя совсем не была влюблена. До сих пор не могу найти этому объяснение. Может, все дело в одной истории, которую я приняла за знак судьбы?
Однажды, еще до знакомства с Сегелем, мы с моим тогдашним ухажером Борей Андроникашвили пошли в кино. В фойе любимого кинотеатра на Сретенке перед сеансом разглядывали фотографии режиссеров студии Горького. Висел там и портрет Якова Сегеля. Вдруг, указав на него, неожиданно сообщаю Боре: «Вот за кого я выйду замуж!» Сказала и сама поразилась своим словам: почему я так решила? Мистика какая-то! Позже, кстати, меня не раз посещали подобные предчувствия будущих событий...
А познакомились мы с Андроникашвили в студенческой компании, где, кстати, была и Софико Чиаурели. Они учились во ВГИКе: Софико на актерском, а Боря оканчивал сценарный факультет. Боря сразу же произвел на меня впечатление — красавец был немыслимый! В него все вокруг поголовно влюблялись. Этот ажиотаж Андроникашвили объяснял с присущей ему иронией: «Женщинам нравятся мои раздутые ноздри, они думают — это потому, что я такой темпераментный!» Мы стали встречаться: гуляли по Москве, невинно взявшись за руки, Боря читал стихи, я с замиранием сердца ему внимала. Нас многое связывало: и будущая профессия, и прошлая судьба. Его отца, писателя Бориса Пильняка, как и моего, расстреляли, только в 1938-м...
С моей стороны это была совсем еще детская симпатия, а Боря всерьез хотел жениться, даже повез меня на смотрины в Тбилиси к маме, Кире Андроникашвили. Перед встречей с этой грузинской княжной и сестрой великой кинозвезды Нато Вачнадзе я робела страшно! В Тбилиси остановилась у своей подруги Софико Чиаурели, жить у Бори не позволяли приличия: мы ведь еще не были мужем и женой.
Двери гостеприимного дома на горе Раздумий, который отец Софико, кинорежиссер Михаил Чиаурели, построил для любимой жены Верико Анджапаридзе, никогда не закрывались, большой стол был до поздней ночи накрыт для дорогих гостей. Я просыпалась рано утром под звонкое цоканье копыт ослика и зычный крик торговца: «Мацони! Мацони!»
И вот наступил день знакомства с Бориной матерью. Помню, как меня обидел холодный прием Киры Георгиевны: она говорила вежливо, но сухо. Видимо, хотела, чтобы сын женился на грузинке. Мать для Бори была непререкаемым авторитетом, и я сразу почувствовала: ничего у нас с ним не получится, не приглянулась я Кире. И действительно, после возвращения в Москву мы быстро разбежались. Вскоре в моей жизни появился Сегель и сделал предложение. Естественно, его ухаживания не остались без внимания съемочной группы. «Давай, давай: он режиссер, ты актриса. Хороший союз», — советовали коллеги. Да и мама была «за», что тоже сыграло большую роль. Хотя при первом знакомстве пыталась его урезонить: «Яков Александрович, подумайте, вы взрослый мужчина, а Наташа совсем ребенок!» Я действительно еще ничего не смыслила в замужестве и семейной жизни. Сплошной ветер в голове!
Я дала согласие выйти за Сегеля замуж. До сих пор не нахожу ответа: почему тогда эту глупость сделала? Все остальные мои замужества могу хоть как-то объяснить и понять, а тут... Свадьбу праздновали на даче, мама сшила мне необыкновенно красивое розовое платье из гипюра. Смешно! Платье помню в мельчайших подробностях, а мужа своего — нет. Словно не со мной все происходило... Мы поселились на улице Москвина, в районе Петровки, у Сегеля там были две маленькие комнатки. В одной жили мы, в другой — сестра мужа Мила.
И началась моя семейная жизнь. Это была пытка! С первых дней муж стал ко мне придираться: и это не так, и то не эдак. Думаю, ревновал — наверняка «доброхоты» ему что-то доносили. Конечно, в институте какие-то мальчишки оказывали знаки внимания, мне же всего девятнадцать, я девушка легкая, общительная, веселая. Ну что мне — запретить им за мной ухаживать? И я не могла понять: чего от меня хочет этот пожилой (именно таким он мне и казался!) мужчина, который теперь называется моим мужем? А он каждый вечер зудел: «Кто тебе звонит? Кто провожает? У тебя что, роман?» Это было невыносимо! Месяца три я еще как-то выдержала, но Сегель меня уже так раздражал, что не было сил терпеть. Принять окончательное решение уйти от мужа помогла одна нечаянная встреча...
Первое сентября. Еду на занятия в ГИТИС — нарядная, в голубой кофточке из тафты, как-никак уже на третий курс перешла! Гляжу в окошко троллейбуса, держась за поручень переднего сиденья. Вдруг буквально по всему телу пробегает нервная дрожь, словно через меня ток пропустили. Не понимая, что происходит, добегаю до института, открываю тяжеленную дверь и... просто столбенею! Передо мной стоит парень — красоты такой, что ахнуть можно. Ни имени его не знаю, ни кто такой, но с первого взгляда смертельно в него влюбляюсь. Вот, оказывается, что со мной в троллейбусе приключилось. Это было предчувствие любви...
Саша Фадеев, так звали моего нового сокурсника, был сыном знаменитой актрисы МХАТа Ангелины Степановой и пасынком автора «Молодой гвардии» писателя Александра Фадеева. За год до нашей встречи Сашин отчим застрелился на даче в Переделкино, но тема гибели Фадеева была для Саши табу. Мы никогда не говорили на эту тему. Из Школы-студии МХАТ Сашу выгнали за какую-то провинность, и он перевелся к нам на третий курс. Думаю, Степанова за него похлопотала, попросив наших педагогов принять сына в ГИТИС.
Так вот, на второй же день после своей судьбоносной встречи с Фадеевым я ушла от мужа... Возвращаюсь после занятий, и на меня тут же обрушивается очередной поток придирок и обвинений. Надоело! Собрала чемодан, вызвала такси, схватила свою подушку, которую принесла из дома, и захлопнула за собой дверь. Вышла из подъезда — ночь, на улице ни души. Села на чемодан, обняла подушку и стала ждать машину. И в эту же секунду стерла Сегеля из памяти как досадное недоразумение. Мне хотелось одного: только бы завтра снова увидеть Сашу Фадеева! Самое интересное, что Сегель за мной не побежал... Зачем он на мне женился, скажите?!
Развелись мы так же быстро, как и поженились. Многие на киностудии меня тогда осудили: мол, наш Сегель — известный режиссер, фронтовик, а эта Архангельская — вертихвостка! — женила его на себе и бросила, бедного. Но не таким уж Яков Сегель был «бедным», вскоре женился на актрисе Лилиане Алешниковой.
После развода бывший муж сделал все, чтобы меня больше не приглашали на студию имени Горького. Режиссеры один за другим вежливо отказывали, не объясняя причин. «Мосфильм» — пожалуйста, а вот на Горького ни ногой. Через много лет мы с Сегелем повстречались на каких-то съемках, сели на лавочку. Но разговора не получилось: по-моему, Яков так и не простил мне ухода. Видимо, продолжал думать, что я ему тогда изменила.
Но у меня с Фадеевым еще долго не было никакого романа. Саша вовсю встречался с моими однокурсницами: то с Элей Прохницкой, то с Аней Антоненко-Лукониной. Мне даже кто-то сказал, что у него был роман и с Линой Скирдой, будущей женой Ивана Пырьева, она училась на курс младше. Самое ужасное, что все фадеевские романы происходили на моих глазах. Мы же каждый день встречались то на лекциях, то в компаниях. Как же я мучилась, как ревновала! Были и слезы, и рыдания в подушку, и вечные переживания: с кем он сейчас? То, что я безумно влюблена и по Фадееву страдаю, знал весь институт. Да и Саша все прекрасно видел, но не спешил, еще полгода не обращал на меня никакого внимания.
Наш роман, как ни смешно, начался... с моей красивой ручки. Однажды на лекции мы сели рядом. Саша попросил показать ему ручку, а после занятий пошел провожать. С этого момента все и завертелось... Встречались мы полтора года, вплоть до окончания института. И все это время я была на седьмом небе от счастья! Помню, как из Переделкино, с дачи отчима, Саша привозил мне охапки сирени. Наша дача была неподалеку, в Толстопальцево, и он ко мне часто приезжал. Всякий раз, когда Фадеев в короткой кожаной куртке подкатывал на мотороллере к калитке, мое сердце обмирало от счастья. Мы часто ходили в ресторан ВТО, Саша был там завсегдатаем. Его любили все — от официанток до швейцара. Еще бы! Он с такой широтой тратил деньги и уже в институтскую пору любил выпить. Но я тогда не придавала этому большого значения. Такое было время, все общались за бутылкой...
Фадеев жил на улице Горького, буквально в двух шагах от ГИТИСа, и после лекций мы часто забегали к нему домой. Ангелина Степанова обычно была на репетиции во МХАТе, но иногда мы с ней все же сталкивались. Правда, она не обращала на меня особого внимания: бегает какая-то девчонка, очередная пассия ее обожаемого Шурика. Она привыкла к многочисленным поклонницам сына и его мимолетным романам. Мало того, он к тому же успел жениться на актрисе «Современника» и развестись. У Фадеева была богатая личная жизнь, но я наивно думала, что он влюблен в меня так же сильно, как я в него. Со мной все будет иначе! Я не сразу разобралась в Сашиных чувствах, не сразу поняла, что Фадеев просто дарит себя, позволяя любить. Я страдала и от этого любила Сашу еще сильнее. Ради него была готова на любые жертвы... а он эти жертвы требовал.
Все студенческие годы меня активно приглашали сниматься. Но Фадеев ревниво запрещал: «Нет, и все!» И я безропотно подчинялась. Как-то на дачу приехал один режиссер. Принялся уговаривать, долго расписывал, какая у меня будет роль в его фильме. Когда уехал, Саша в ультимативной форме заявил: «Сниматься не будешь, мы едем отдыхать!» К слову, отдыхать мы так и не поехали...
На последнем курсе я почувствовала, что Фадеев ко мне охладевает. В память врезалась одна история: он болел на даче, жаловался на скуку и одиночество. И я решила устроить ему приятный сюрприз. Надела новое платье — уж очень хотелось понравиться, захватила подругу, и мы поехали в Переделкино. Помню, купили по дороге арбуз, вместе еле дотащили — такой огромный был. Подходим к даче, и вдруг вижу на террасе веселую компанию: мой Саша сидит в цветнике из пяти или шести девиц. Я оторопела: так скучала, мечтала его увидеть, а он, оказывается, и не болен вовсе! Развлекается! Расстроилась страшно. Подруга всю обратную дорогу меня утешала. Через несколько дней выхожу с занятий и вижу, как она садится в фадеевскую машину. А ведь подруга лучше всех знала, как я его люблю...
Саша мог несколько дней подряд не звонить, не приходить, а потом вдруг как ни в чем не бывало снова появиться на пороге. Он бесконечно врал мне, изменял, я страдала, плакала и... все прощала. Однажды родители уехали на дачу, и я пригласила Сашу в гости. К его приходу накрыла стол, разожгла камин (в нашей двухэтажной квартире на проспекте Мира была такая роскошь). Жду в волнении — его все нет и нет... Через два часа звонит: «Ой, слушай, Наташ, не могу сегодня прийти». Не успела и слова в ответ сказать, как он бросил трубку. Весь вечер я проплакала. Это были даже не рыдания, а душераздирающий крик!
Стало понятно, что это конец. Но я упорно продолжала за Сашу цепляться, не в силах поверить, что он может меня бросить. Все время твердила ему о своих чувствах. И видимо, эти бесконечные «люблю тебя, люблю тебя» привели к тому, что я ему просто осточертела. До сих пор не могу забыть этот день. Мы собирались куда-то пойти, и я, как всегда, ждала Сашу. Он приехал сильно опоздав и прямо с порога объявил, что мы расстаемся. Наверное, у него кто-то появился и Фадеев решил поставить точку в наших отношениях. Я так сильно его любила, что чуть не умерла от горя. Еще несколько лет после разрыва все никак не могла его забыть...
Лет пятнадцать спустя мы с Фадеевым оказались в одном ялтинском санатории. Саша был с очередной женой, молоденькой девушкой. Вспомнили студенческие годы, я не удержалась и спросила:
— А ты вообще понимал тогда, как сильно я тебя любила?
— Нет...
Он, конечно, помнил, что у нас был роман, но все остальное — как рыдала, с ума сходила, ждала — стерлось из его памяти. Это была МОЯ любовь, МОЯ судьба. Не его, к сожалению...
А я все эти годы следила за Сашиной жизнью, знала обо всех его романах, успехах, неудачах в кино. Актерской карьеры он так и не сделал. Самая заметная роль была в фильме «Вертикаль». Я как-то наткнулась на воспоминания Ларисы Лужиной, которая снималась с Фадеевым в этом фильме. Она рассказывала, что ее буквально чудо уберегло от брака с ним. Он сильно пил, однажды пытался застрелиться. Лариса спасла Сашу, силой отняв у него ружье...
Еще до знакомства с Ларисой, в 1963 году, Фадеев женился на Людмиле Гурченко. И хотя мы уже расстались, я восприняла это болезненно. Они с Люсей жили в той самой квартире на Горького, где мы когда-то с Сашей встречались... Странно все-таки у нас с Люсей жизнь пересекалась. Мы не были знакомы, но нам нравились одни и те же мужчины. Борис Андроникашвили, с которым у меня в юности был роман, стал первым мужем Гурченко, потом она вышла замуж за Сашу Фадеева, которого я так любила.
С Люсей мне довелось встретиться на пробах фильма «Таня». Анатолий Эфрос выбирал актрису на роль Шамановой. В тот день мы оказались в одной гримерке, ожидая, когда режиссер нас по очереди вызовет на собеседование, и я с любопытством поглядывала на соседку. Думаю, Гурченко не подозревала о моем существовании в жизни ее мужей. Навсегда запомнила ее слова после беседы с Эфросом: «Мне надоело каждый раз сдавать экзамен». На роль Шамановой утвердили меня...
Еще одно интересное совпадение: мы с Люсей играли на сцене «Современника», правда, она пришла туда позже меня. Как-то в ее воспоминаниях я прочла такие строчки об этом театре: «Работа в «Современнике» меня многому научила — знать свое место, уметь быть шестым лебедем справа». Как верно сказано...
С четвертого курса я по приглашению Олега Ефремова уже работала в «Современнике», стала партнершей Игоря Кваши в спектакле «Два цвета», заменив ушедшую из театра Светлану Мизери. Позже мы вместе с Ефремовым играли в пьесе «Никто». На сей раз я заменяла внезапно заболевшую Лилю Толмачеву и за одну ночь выучила текст. Утром на репетиции меня трясло от страха. Олег Николаевич, понимая мое состояние, успокаивал: «Ты помнишь хоть приблизительно? Ну и достаточно. Неважно, какими словами это скажешь. Главное, думай, чего ты от меня хочешь в данный момент, и жди ответа!»
Вскоре в театр пришел Миша Козаков, с которым мы дружили со студенческой поры. Он был приятелем Саши Фадеева, они учились на одном курсе в Школе-студии МХАТ. Мишу я обожала. Удивительный талант, чутье необыкновенное, он знал наизусть огромное количество стихов. Мог, особенно во хмелю, читать их часами. Гости порой возмущались: «Миш, ну хватит уже, остановись!», а мне нравилось его слушать.
У Козакова, на мой взгляд, был один «недостаток» — он слишком часто женился. Однажды в «междуженье» (так Миша остроумно называл свой холостяцкий период) поинтересовался: «Наташ, у тебя нет подруги на примете, которая бы ухаживала за мной? Совсем не могу жить один, найди мне невесту...» Ночью я долго не могла заснуть, лежу и выполняю Мишкино задание: мысленно листаю записную книжку с телефонами подруг. И вдруг будто красным высветилась строка: «Быкова Регина». «О, — думаю, — то, что надо!» Звоню утром подруге: «Региша, приходи в гости, я тебя с Козаковым познакомлю».
На смотрины Миша прибежал первым. Сидим с ним, ждем невесту. Раздается звонок в дверь. Открываю: на пороге нарядная Регина с жареной уткой на серебряном блюде. Она, большая умница, сразу же продемонстрировала Козакову свои неоспоримые достоинства хозяйки. И что вы думаете? Они семнадцать лет вместе прожили! Регина создала Мише и дом, и уют. Правда, в итоге все-таки не выдержала и сбежала от него в Америку. А у Миши позже я снималась в телефильме по пьесе Льва Толстого «И свет во тьме светит», там моими партнершами были замечательные Ира Купченко и Наташа Тенякова. До сих пор играю в спектакле «Цветок смеющийся», который когда-то поставил Козаков, таком же легком и ироничном, как сам Миша...
Так совпало, что с началом карьеры в «Современнике» меня пригласил в свою дипломную картину Андрей Тарковский. Однажды на наш с Мишей спектакль «Никто» пришел молодой, никому еще не известный режиссер. Для «Катка и скрипки» Андрей искал молодых актеров. И взял меня с Владиком Заманским...
Я тогда совсем не понимала, кто такой Тарковский. Это была его первая работа в кино, но все вокруг уже говорили: «Гений!» Снимали короткометражку в Москве, а когда погода испортилась, киногруппа перебралась в Армению. Я без конца летала в Ереван на «кукурузниках», и Андрюша каждый раз приходил меня встречать в аэропорт. Тарковский был человеком очень сложным, закрытым, но если вдруг он открывался, ты понимал, что перед тобой уникум. На этой картине собралась редкая компания: Тарковский, Юсов, Заманский! Мы сидели вечерами у кого-нибудь в номере, за окном — теплый Ереван. Мне очень нравилось слушать этих удивительно интересных мужчин и совсем не хотелось возвращаться обратно в Москву, в «Современник»...
В этом театре я проработала года два или три. Почему ушла? Мне кажется, мы с «Современником» так и не совпали. Надоели бесконечные собрания, на которых актерам раздавались списки. Каждый должен был поставить плюсы тем коллегам, которые достойны играть в театре, и минусы недостойным. Потом худсовет подсчитывал плюсики и минусики. Я эти бумажки всегда сдавала пустыми, не считая себя вправе оценивать кого-либо. Всю труппу «Современника» с жаром делили на «гражданских» и «не гражданских» актеров. Помню, Лелик Табаков на худсовете мне сказал: «Ты — не гражданская актриса». А что такое «гражданская» — я не понимала. Заплаканная, пошла к Ефремову:
— Что мне делать?
— Наташ, я могу тебя оставить. Но вот мой совет: лучше иди в нормальный театр, ты прекрасная артистка.
А тут на кинопробах я неожиданно встречаю Владимира Андреева. Володя, тогда еще начинающий актер, был совершенно прелестным, с ямочками на щеках, курносым. Он тут же начал за мной приударять. Зная, что я собираюсь уходить из «Современника», позвал в Театр Ермоловой, где сам работал. Он уже тогда активно делал карьеру, был комсоргом, играл главные роли. И конечно, когда Володя за меня похлопотал, я тут же была принята в труппу. Ничего в этом не было удивительного, они же не девочку с улицы брали: я уже снялась у Герасимова, играла в «Современнике».
Так в моей жизни появился Володя Андреев. Я так исстрадалась из-за романа с Фадеевым, что приняла его предложение руки и сердца. А потом, не скрою, мне нужно было хоть как-то отомстить Саше, которого все никак не могла забыть... И стали мы с Андреевым жить-поживать. В ЗАГСе не расписывались. Да и кому нужны эти штампы? Первое время жили у моих родителей на проспекте Мира, потом купили в Волковом переулке кооперативную квартиру. Кстати, в этом же доме жил Андрей Миронов, он на пятом этаже, мы — на втором.
Володя как-то сразу влился в мою семью, замечательно поладил с отчимом, очень подружился с мамой. Отношения у нас были ровные, я бы даже сказала, дружеские. Но, конечно, всякое случалось, как в любой семье. У меня ведь характер независимый, взрывной. Володя говорил: «Порой хочется тебя как лягушку препарировать, чтобы посмотреть, что внутри. Почему ты совсем другая, не такая, как я?» Ему было очень важно добиться определенного положения, стать главным режиссером Театра Ермоловой, а я его карьерные устремления не только не разделяла, но и предупреждала не раз: «Володя, ты поднимаешься по лестнице, которая ведет вниз». Хорошо помнила бесконечные собрания в Ермоловском, где актеры «сжирали» очередного главного режиссера: вначале был Варпаховский, потом Шатрин, за ним Комиссаржевский... Вечные интриги, коалиции, сплетни. Но Андреев очень хотел и позже получил вожделенное место. Надо ему отдать должное, Володя был человеком на своем месте: театр держал крепко, пропадал на репетициях, болел всей душой за репертуар.
И вроде все очень складно было у нас: общий дом, общий театр, общие друзья, гастроли каждый год, а потом... потом у Андреева начались романы. Я долго терпела, закрывала глаза, просила: «Умоляю, только избавь меня от выяснения отношений». Кончилось тем, что однажды Володя объявил, что уходит к какой-то даме. Взял старинный канделябр и ушел. «До свидания!» — говорю я и спокойно закрываю за ним дверь. У пассии Володя пробыл недолго, звонит через неделю и спрашивает покаянно:
— Можно вернуться?
— Конечно, о чем речь? Твоя же квартира, приезжай!
Андреев вернулся с этим же канделябром и сразу же сделал мне предложение. Я сдуру после семи лет гражданского брака согласилась расписаться, даже фамилию поменяла! Поженились мы в марте 1968-го, а ровно через месяц на Володином горизонте появилась Наталья Селезнева. Они с Андреевым снимались в фильме-сказке «Калиф-аист». Как я узнала позже из одной телепередачи, Селезнева увидела Андреева, стоящего у рояля в темно-вишневом плаще, и подумала: «Есть же счастливые женщины, у которых такие мужья!» Одним словом, позавидовала мне.
Так случилось, что наши с Наташей мамы были знакомы. И вот однажды мама Селезневой приехала к моей и увидела за стеклом книжного шкафа открытку с изображением Андреева. Такие во всех киосках продавали по шесть копеек.
— Ой, а я знаю этого актера!
— Он вам нравится? Это мой зять!
Вскоре Наташа приводит Андреева знакомить с родителями. Ее мама, узнав в женихе артиста с открытки, пыталась дочь отговорить: «Ты сошла с ума! Я знаю, на ком он женат, видела его фото у мамы Наташи Архангельской!» Но Селезнева маму не послушалась. Все развивалось стремительно. Как потом признавалась Наташа в одной передаче: «Я была хищницей. Ни на одну секунду не задумалась, что у него есть жена. Меня это вообще не интересовало. Как говорят: «Она могла идти по трупам». Я готова была бороться за свое. Но Наташа Архангельская сама красиво отошла». И это правда, я уже через месяц легко отпустила Андреева.
Для меня не было секретом, что у мужа роман с партнершей по картине. Я замечала Селезневу в зрительном зале на Володиных спектаклях, видела, как она подвозила его на машине к нашему дому. Как-то прямо спросила Володю:
— Ты любишь ее?
— Да...
— Ну тогда давай разводиться. Я завтра уйду из дома часа на два, а вы с Наташей возьмите все, что сочтете нужным.
Они так и сделали — честно поделили антиквариат. Кстати, тот самый старинный канделябр муж оставил мне...
Вечером возвращаюсь домой, вдруг телефонный звонок. Андрей Миронов спрашивает с участием: «Ну что, твой Андреев ушел? Поднимайся, выпьем». Поддержал соседку как настоящий друг... Да я и не переживала, наоборот, была рада за мужа, что попал в хорошие руки. Всегда к Наташе относилась хорошо: «Нравится Андреев? Возьми!» С мужем рассталась с легким сердцем, и мне странно, что Селезнева во всех интервью до сих пор корит себя за то, что разбила чужую семью. Так и хочется сказать: «Наташ, уже сорок с лишним лет прошло, а ты все страдаешь!»
Недавно мне такой случай наконец представился... В честь юбилея Селезневой о ней на Первом канале снимали фильм. Мне позвонили девочки-редакторы: «Наталья Сергеевна, вы можете в своем поздравлении попросить Наталью Игоревну, чтобы она больше не переживала?» И я обратилась к Наташе: «Поздравляю и хочу тебе сказать — напрасно ты так страдаешь. Я прожила прекрасную жизнь с мужем-французом и была с ним счастлива тридцать лет!»
Честно признаюсь, первое время после развода мое положение в театре было не очень завидным. Андреев не хотел, чтобы я носила его фамилию, пришлось менять. Да и коллеги стали сторониться. Помню, как-то поехали на гастроли. Нас поселили в номере с одной актрисой, и вдруг она отказывается со мной жить: «Ой, знаешь, я договорилась с другой...»
И с ролями были проблемы. В это время я репетировала Лидию в спектакле «Бешеные деньги». Моим партнером был бывший муж. Премьера была назначена через неделю. Но тут произошел случай, который потряс меня до глубины души. Выхожу после репетиции и вдруг слышу, за стенкой наша костюмерша говорит кому-то по телефону: «Наташа, срочно приезжай на примерку, иначе мы не успеем к премьере сшить тебе платье!» В первый момент я не поняла, в чем дело. Оказалось, что за моей спиной на роль ввели другую актрису, Наташу Малявину: я репетирую днем, она вечером. Как сумасшедшая помчалась к режиссеру спектакля Комиссаржевскому:
— Зачем вы это сделали?
— Ну, понимаете, Наташа, она очень красивая...
А я, значит, некрасивая на его взгляд? Ни слова не говоря, сдержав слезы, повернулась и вышла. Малявина сыграла две премьеры, потом мы играли в очередь...
Прошло года четыре, я играла мало, особо ролей мне не давали. И вот начались репетиции вампиловской пьесы «Прошлым летом в Чулимске». Всех актрис перебрали, кроме меня. Вдруг Станислав Любшин, который репетировал главную роль, говорит: «А давайте Наташу Архангельскую попробуем?» Так благодаря Любшину я за две недели ввелась в спектакль, и это была одна из лучших моих ролей. После этого много лет играла всего в нескольких спектаклях, значимых для меня: «Деньги для Марии» (опять ввели за две недели до выхода по настоянию Распутина), «Дом, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу (тоже за две недели до выхода).
Единственный раз Андреев дал мне роль сразу — в спектакле «Пат, или Игра королей». Владимир Этуш очень хотел, чтобы в качестве его партнерши пригласили Алису Фрейндлих, но Андреев настоял на моей кандидатуре. За эту роль я получила номинацию на «Хрустальную Турандот», но выиграла Инна Чурикова...
Мы объездили всю Европу с этим спектаклем, и как-то мой партнер Этуш признался: «А я и не знал, какая вы прекрасная актриса». С ним связана одна смешная история. Воскресный день, еду на дачу, настроение прекрасное, в машине играет музыка. Не заметила, как проскочила на красный свет. Гаишник заворачивает меня на обочину:
— Ваши права!
Роюсь в сумке и не нахожу.
— Ой, простите, я их, вероятно, забыла. Давайте штраф заплачу. Правда, у меня денег мало... Вы знаете, я играю с Этушем в одном спектакле. Помните, он в «Кавказской пленнице» говорит «комсомолка, спортсменка и просто красавица»? Приходите к нам на спектакль...
— Не нужен мне ваш спектакль!
Я не сдаюсь, продолжаю его убалтывать: Этуш, Этуш, Этуш... Наконец гаишник говорит:
— Ладно, давай деньги.
Я протягиваю пятьсот рублей. А тогда, в 1999-м, это были сущие копейки. Он глянул на бумажку и в сердцах выдал:
— Купи бутылку своему Этушу!
А что касается личной жизни... После того как мы развелись с Андреевым, в моей жизни снова появился Боря Андроникашвили. Случайно увидел меня где-то в ресторане и позвонил. У нас с Борей начался роман, но уже не платонический, как десять лет назад, а самый что ни на есть настоящий. К этому моменту мы оба были свободны и многое пережили. У Бори от Люси Гурченко росла дочь Маша, позади были многолетние отношения с Нонной Мордюковой.
Год мы встречались, Боря снова заговорил о своей любви. Помню, мы с Театром Ермоловой поехали на гастроли в Кисловодск. Боря бросился за мной следом. Специально в Ессентуках снял домик, и я ездила к нему на свидания на электричке. Позже Боря написал рассказ, в котором герой приезжает в Ессентуки к любимой девушке Наташе. Героиня рассказа была очень похожа на меня и внешне, и характером, такая же независимая. Он подарил мне этот рассказ, сказав: «Это тебе!» Такой вот был у нашего романа прекрасный финал. Борис и дальше продолжал бы отношения, даже женился бы, наверное. Дело было во мне — я стала совсем другой за эти десять лет. Все-таки в одну реку дважды войти невозможно, хоть мы и попробовали...
Все дело в том, что Фадеев преподал мне урок на всю жизнь: от красивых мужчин надо бежать, они любят только себя. Мне было достаточно взглянуть на мужчину, чтобы понять: «С этим будут бесконечные измены и страдания...» С Борей мы еще долго потом встречались, иногда вместе по-дружески обедали. Он рассказывал о своей жизни, о детях, которых очень любил, о жене, чудесной грузинской художнице. Несколько лет назад на вечере, посвященном Бориной памяти, его жена подарила мне двухтомник рассказов Андроникашвили. Там я нашла и рассказ о своенравной девушке Наташе...
В конце шестидесятых Андреев с Селезневой получили квартиру, надо было сдавать старую в Волковом, где я жила. Андреев купил мне жилье в новом кооперативе на Чехова. И я попала в шумный актерский муравейник. Наш дом называли «Актерской тишиной». Название ироническое, актеры «гудели» в нем так, что по всей округе слышно было. Обычно за одним столом собирался весь наш веселый подъезд: Валя Смирнитский, Боря Мессерер, Никита Михалков, бывший муж Марианны Вертинской Илюша Былинкин. Каждый вечер у кого-нибудь устраивали посиделки, двери в квартирах не закрывались, только лифт ездил туда-сюда.
— Привет, ты на какой этаж?
— Я к Михалкову. А ты где будешь?
— У Наташки Архангельской.
Самой частой моей гостьей была подруга Катя Васильева. Ее пригласили в наш театр играть в спектакле «Стеклянный зверинец». Там мы и познакомились. Катя любит рассказывать свою версию нашей встречи: «Захожу в Ермоловский, вдруг вижу — ты сидишь в темном коридоре с сигаретой. Я на тебя посмотрела и подумала: «Тоже мне, прима!»
А я помню, что мы с Катей подружились на гастролях в Кисловодске. Однажды после спектакля гуляли у кого-то в номере большой компанией, были там Калягин, Лева Круглый и мы с Катей. Потом пошли прогуляться в парк. Возвращаемся ночью — гостиница заперта. Стучали, кричали, потом кто-то, нечаянно ударив ногой по стеклу, разбил входную дверь. Завыла сирена. Мы врассыпную. Администратор вызвал милицию. Наутро директор театра всех нас костерил на чем свет стоит. Особенно досталось почему-то Саше Калягину. Директор сделал ему строгое внушение: «Калягин, вы пожилой человек! Вам должно быть стыдно!» (Саше еще и тридцати не исполнилось, но он уже тогда лысел и выглядел старше своих лет.) Затем всех участников «ночного дебоша» переселили с глаз долой — в маленькую гостиницу с туалетом в коридоре, и мы там веселились как сумасшедшие.
С тех самых пор и подружились с Васильевой на всю жизнь, не раз по молодости ввязывались в авантюры. Помню, после очередной тусовки приехали с ней на вокзал — вдруг решили прокатиться до Питера. Пробрались в поезд без билетов, залезли в купе на самую верхнюю полку и, спрятавшись за матрасами, заснули. На багажной полке благополучно доехали до Ленинграда, мило погуляли и вернулись в Москву. Ночных ресторанов у нас тогда в городе не было, поэтому мы ездили в аэропорты, где ресторан работал круглосуточно. Или в «Архангельское», там тоже можно было гулять до самого утра. Друзья шутили: «Архангельская только в «Архангельском».
На моих глазах за Катей стал ухаживать Михаил Рощин. Модный драматург дружил больше с Олегом Ефремовым, хотя и в наших веселых компаниях принимал живое участие. Рощин сразу же привлек внимание Кати — она влюблялась исключительно в талант! Ее не смущала ни рощинская слава донжуана, ни то, что он женат и у него дети от разных браков. Это не имело ровным счетом никакого значения. Как оказалось, Миша был в Васильеву влюблен еще задолго до знакомства, у него в кабинете висел ее портрет в белой шляпке — кадр из только что вышедшего фильма по чеховским рассказам. Вскоре Катя вышла замуж за Рощина, а я за французского журналиста Влада Вишневски. Когда у подруги родился сын, они с мужем и маленьким Митей несколько лет снимали у нас на даче времянку.
С Владом я познакомилась совершенно случайно. Как-то нас с Сережей Богословским, известным реставратором (у меня с ним был в то время роман), пригласили на день рождения в ресторан «Архангельское». Огромный зал, огромный стол, огромное число гостей, в основном французы (у именинницы поклонник был француз). Сидим с Сережей напротив входа в зал. Входит пара, я смотрю на незнакомого мужчину, который поддерживает под локоть свою даму, и четко понимаю: он станет моим мужем. Такое же озарение я испытала в юности, когда в кинотеатре увидела фотографию Сегеля...
Элегантная пара села напротив нас, незнакомец смотрит на меня, я на него. За вновь прибывших подняли тост, и тут выяснилось, что спутница понравившегося мне мужчины его жена. «Ну что ж, — подумала я. — Значит, не судьба!» После полуночи гости засобирались к журналисту «Радио Франс» играть в покер. Все стали толкаться у выхода, чтобы сесть к кому-нибудь в автомобиль. И вдруг в этой толчее кто-то меня берет за руку. Оборачиваюсь — тот самый незнакомец, с которым мы переглядывались за столом. Молча ведет к выходу и сажает в свой «мерседес». Никто на это даже не обратил внимания. Его жена поехала с кем-то другим, да и мой Сережа быстро пристроился — нашел себе француженку и уехал с ней.
Влад прекрасно говорил по-русски, он родился в семье русских эмигрантов. Работал корреспондентом Франс Пресс, и конечно, знакомство со мной сулило ему немало проблем. Но у нас все равно начался роман... Спустя годы, когда я посмотрела «Зависть богов», возникло чувство, что фильм снят про нас с Владом. Не думаю, что режиссер Меньшов взял за основу сюжета нашу историю любви, но получилось очень похоже.
С Вишневски я окунулась в совершенно другой мир. Каждый вечер Влад приезжал за мной на спортивном «мерседесе», в то время ни у кого в Москве не было такой машины. Разве что у Люды Максаковой, которая вышла замуж за немца. Помню, однажды мы с Максаковой столкнулись за кулисами на общем концерте и она меня тихо спросила:
— Слушай, а к тебе кагэбэшники приходили?
— Конечно. Влад помог разобраться. А к тебе?
— Естественно, но мой-то все-таки не журналист. Не так страшно...
В советское время встречаться с иностранцами было опасно, и за мной, оказывается, следили. Незадолго до нашего с Максаковой разговора в театр действительно пришел незнакомый мужчина в строгом сером костюме.
— У меня есть разговор к вам, — сказал он таким тоном, что я сразу поняла, из какого этот товарищ ведомства. — Давайте я вас подвезу, по дороге и поговорим...
Сажусь к нему в машину, он везет меня домой и подробно рассказывает, как мы с Владом проводим время, у кого играем в карты, с кем встречаемся.
— Мы ничего против Вишневски не имеем. Но вы часто бываете в посольстве. Просьба к вам: просто информируйте нас, о чем там говорят.
— Слушайте, — отвечаю, — я не знаю французского. Если Влад мне и переведет, то только то, что сам захочет. Я сижу там как мебель. Да и потом, я с сегодняшнего дня прекращаю с ним отношения. Я вас боюсь и не хочу с вами связываться!
— Зачем же прекращать? Поймите, нам не столько интересен Вишневски, сколько его окружение... У вас часто собираются иностранцы, вы играете в покер...
— Ну о чем я вам буду рассказывать, не понимаю? Что нам подавали на ужин? Какой десерт? Или кто ходил с дамы червей?
Видно, я кагэбэшника убедила. Он довез меня до дома и на прощание попросил:
— Вы только Вишневски ничего не говорите...
Естественно, я тут же все Владу выложила и в сердцах заявила: «Все, расстаемся! КГБ просто генетически ненавижу после истории с отцом!» Я была страшно напугана. Влад принялся меня успокаивать, тут же написал письмо чуть ли не министру, сообщив, что очень меня любит, разводится с женой и если Архангельскую не оставят в покое, предаст это дело огласке. С тех пор меня больше не трогали, даже разрешили ездить с Владом во Францию. А ведь я еще не была его официальной женой!
Я ни на что не рассчитывала и не собиралась уводить Влада из семьи. Хотя он сразу мне сказал, что они давно с женой не живут вместе.
— Буду разводиться. Подожди, я на тебе женюсь.
— Ой, не выдумывай! Кто тебе разрешит это?
Время от времени Влада навещала жена Таня. Приезжали к отцу из Парижа и сыновья. Я с ними была знакома, особенно подружилась с младшим, Бубкой.
Мы уже открыто жили вместе на улице Чехова, Влад быстро влился в нашу компанию. Из «Березки» тащил ящиками бургундское, коньяк, шампанское, мы всех кормили, поили, не считая денег. Однажды большой компанией ужинали в ресторане. В тот вечер с нами была и жена Влада. Неожиданно она подходит ко мне и говорит: «Я не против ваших отношений. Он мне уже не нужен. Но дети по-прежнему будут приезжать к отцу, прошу, занимайся с ними». Однако развода Таня мужу не давала. Такой у нее был характер.
Только спустя семь лет созрела. Расписывались мы в Грибоедовском Дворце бракосочетания. Свадьбу гуляли широко — в ресторане «Прага». Я пригласила всех своих подруг, свидетельницей была Наташа Вилькина. Она тоже вышла замуж за француза. Наташа была талантливой актрисой, служила в Малом театре, но, к сожалению, почти не играла, не давали ролей. Наконец сама нашла пьесу, пришла с ней к директору театра Виктору Коршунову, и тот дал добро: «Будете играть!» Счастливая, прижав к груди пьесу, она вышла из кабинета. И вдруг упала — у нее оторвался тромб. Наташе было всего сорок пять...
После замужества у меня началась совсем другая жизнь: к нам на дачу без конца приезжали послы, мы ходили на приемы в иностранные посольства. И мне было совершенно наплевать, дают мне играть в театре или нет. Только когда вышла на сцену в вампиловской пьесе «Прошлым летом в Чулимске», поняла, что театр для меня очень многое значит. А ведь поначалу всерьез собиралась перебраться во Францию...
Мы с Владом часто бывали в Париже, останавливались у друзей или в отеле — квартиру он оставил семье. Муж хорошо зарабатывал, мы жили на широкую ногу, много путешествовали по миру. Влад был очень элегантен, прекрасно одевался сам и любил, чтобы я тоже выглядела лучше всех. Покупал мне дорогие подарки, меховые жакеты, шубы. Конечно, в театре не всем это нравилось. Помню, однажды надеваю норковую шубку, а в кармане огромная иголка торчит.
Вскоре Владу предложили работу в другой стране, его ждала блестящая карьера. Но я сказала: «Нет! Не поеду! Я — артистка и буду работать в Москве». И муж ради меня остался работать в России. Но и я ради него отвергла очень заманчивое предложение...
С Георгием Александровичем Товстоноговым мы познакомились в ВТО. Сидели в компании, выпивали, беседовали. Я была в ударе, пошла даже танцевать. Домой в такси ехали вместе, он решил меня подвезти. По дороге Георгий Александрович вдруг предлагает: «Не хотите в мой театр?» Оказывается, в это время у него не было ведущей артистки. При этом Товстоногов никогда не видел меня на сцене, видимо, в тот вечер сильное я произвела на него впечатление! Но я не могла бросить Влада — иностранцу нельзя было переезжать в Ленинград. Звонит Товстоногов на следующий день:
— Вы подумали? Решайтесь!
— Дайте мне еще один день!
Словом, я тянула: еще день, еще... Он, наверное, подумал: вот сумасшедшая, в БДТ не хочет! В конце концов я отказалась и, наверное, упустила свой шанс. Но если бы согласилась, упустила бы Влада, любовь всей моей жизни...
Пока муж работал, мы жили на казенных квартирах в домах управления дипкорпусом: с казенной мебелью, прослушкой и консьержками в погонах. У меня был шофер, продукты из валютной «Березки». И я думала, что так будет всю жизнь...
Как-то с Владом поехали в Италию. Утром муж пошел прогуляться. Час его нет, два, три... Я поставила на уши всю гостиницу — бросились его искать. Наконец возвращается.
— Где ты был?
— Не знаю... Я отель наш потерял...
Поначалу мы на этот случай не обратили внимания, а потом выяснилось, что Влад страдает болезнью Альцгеймера. Постепенно моя жизнь очень изменилась. Я продолжала играть в театре, ездила на гастроли, однако основной заботой стал муж. Надо было уже самой зарабатывать, крутиться, чтобы покупать дорогие лекарства. Порой еду вечером после спектакля и гадаю: «Господи! Не горит ли мой дом?» Влад по рассеянности мог в любом месте оставить сигарету и устроить пожар. Однажды прихожу — он электрический камин в ванну тащит.
— Влад, ты что делаешь?
— Хочу его включить, чтобы вода была теплая.
Представляете, что могло произойти? Вот так я и жила... Почти десять лет муж болел. Ушел он из жизни в шестьдесят девять лет. Лишь теперь, спустя годы, могу сказать, что я любила по-настоящему в своей жизни только Сашу Фадеева и Влада, с которым счастливо прожила тридцать лет.
Помню, мы только познакомились с Владом и подруги повели меня к гадалке, она посмотрела мою руку и сказала: «С человеком, с которым сейчас встречаешься, вы поженитесь. Все будет хорошо, но закончится плохо... Знай, ты рождена дойти до очень больших высот в любви, в работе. Но только дойдешь до очередной вершины — кто-то сверху тебя останавливает. Одно скажу в утешение: нуждаться не будешь никогда, никогда не будешь нищей...» Все так и случилось.
Не забываю слова той гадалки. Я вообще фаталистка и считаю, что все, что с нами происходит, уже где-то наверху написано. С кино не сложилось. Успеха, который принесла шолоховская Дуняшка, я больше не достигла. Зато сыграла много интересных ролей на сцене и встретила свою настоящую любовь. До сих пор жива моя мамочка, ей исполнилось сто три года. На мне огромная ответственность, ведь только от меня зависит ее жизнь. Десять лет я ухаживала за мужем, а теперь за мамой. Значит, такова моя судьба!
Подпишись на наш канал в Telegram