Как можно назвать меня? Бывшая жена медиамагната, создателя группы «Белый орел», исполнителя всенародно любимых хитов «Потому что нельзя быть красивой такой» и «Как упоительны в России вечера», и женщина, потерявшая единственного ребенка…
Однажды, году в 1988-м, муж мой объявил, что познакомился с «та-а-аким человеком»! Мол, идей у них у обоих! И такие идеи, что прямо завтра мы — миллионеры. Надо только встретиться, посидеть, обсудить. Ну, конечно, конечно… И вот через пару дней после громких заявлений Вовы о нашем гипотетическом богатстве на пороге квартиры в Конькове возник импозантный мужчина с пустым ведром. Если верить фольклору, знак хороший. (Плохая примета — когда женщину встречаешь...) Мужчина представился мне Сергеем Лисовским и попросил наполнить емкость водой — надо было залить куда-то в машину. С водой он спустился к своей «Волге», а уж потом вернулся обмениваться с Жечковым гениальными идеями. Тут надо заметить, что муж мой, Владимир, на тот момент работал в телецентре Останкино фонотекарем — бобины к передачам подвозил. Как фонотекарь и его знакомый с ведром внезапно обогатятся, лично мне представить было сложно. Слов «олигарх, медиамагнат, воротила» тогда в обиходе вовсе не было, и ничто не предвещало появления людей, которых можно так называть.
В Москву Вова приехал учиться, родился он в Запорожье. Сейчас обитает около Версаля в Запарижье — так называют пригород столицы Франции. Иногда я грустно шучу, что всего-то две буквы поменял, а жизнь пролетела.
Однако начну по порядку. С Жечковым мы познакомились в декабре 1981 года в РУДН. И он, и я тогда были на подфаке, где собирают студентов любых специализаций и гражданства, чтобы вместе учить язык. Иностранцы учат русский, а мы 24 часа в неделю — иностранные.
Возле зеркала в холле корпуса было много людей. Я причесывалась, когда услышала мужское: «Эта девочка мне очень нравится». Оборачиваюсь, но никого симпатичного, кто привлек бы внимание, не обнаруживаю. Ну и мало ли кто что сказал… Вова, а автором фразы был он, зашел через мою подругу Лену — она разом пригласила нас в гости. Жечков, конечно, не красавец, но среди моих знакомых выделялся очень сильно. Интеллектуальный, оптимистичный, суперобаятельный. Все эти незаурядные его качества раскрывались сразу же, как только он начинал о чем-то говорить. Казалось, черта лысого заболтает так, что у того крылья вырастут! Даже если рассуждения были сродни фантазиям братьев Стругацких, ему хотелось верить! Вова ведь говорит, а тебя как в воронку закручивает. «Да! — Думаешь. — Точно! Именно так все и произойдет!» Очень он меня этим даром убеждения поразил — или убедил в том, что поразил. С любым мог договориться, клянусь! Помните были столы заказов, где можно было раздобыть дефицитные продукты, да и то только в том случае, если ты не простой смертный? Так Жечков оттуда никогда пустым не приходил!
Доставал, что угодно. Охапку тюльпанов к моему дню рождения 3-го марта! Можете себе представить размах данного подвига в советское время? И когда моим знакомым девочкам кавалеры дарили лысые веточки мимозы, я просто королевой себя чувствовала. Вова, как тот паук, заплел меня в кокон внимания и заботы. Мне было 18 лет, и за мной еще никто так красиво не ухаживал. Встречались год. Отношения, случалось, прерывались по разным причинам, потом снова возобновлялись.
К примеру, мама моя особенного восторга от нашей любви не испытывала. Был у нее «столичный» пунктик, и приезжий Жечков вызывал в маминой душе массу противоречивых чувств. Для меня ей виделась более достойная и, главное, доступная ее логике партия.
Может, поэтому, когда Вова стал долларовым миллионером, в его юморе превалировали анекдоты вроде такого: «Девочка, которая отказала в школе не очень симпатичному мальчику Абрамовичу, говорят, сошла с ума». В общем, у жечковской будущей тещи мог быть аналогичный вариант... Впрочем, такие шутки появились, когда Вова уже заматерел. В юности он чаще бывал лириком. Страдал, краснел, мучительно переживал.
А какие он мне писал стихи! Недавно собрала все школьные листочки в клеточку, которые Вова трогательно молча отдавал мне, и переписала все его творения в тетрадку. Неожиданно их оказалось много. «…Но я помню то, что в прошлом, хоть давно пора забыть. Губы помню, руки помню, помню все, чему не быть». Или вот: «Мне кажется, что приобрел навек тебя со всеми радостями, горем. И я, наверное, счастливый человек, и, может быть, я этого достоин…» Иными словами, читая: «Я сегодня настроен лирически, ты сегодня как сон эмпирический…» — становилось немного все равно, что по этому поводу думает мама. Влюбилась я по уши. А кто б не влюбился?
В конце концов мы поженились и зажили как взрослые самостоятельные люди в отдельной комнате в коммуналке в Отрадном. Вова меня на руках носил! Ребенка хотел очень. У него день рождения 23 мая. Все приставал ко мне, беременной: «Роди мне подарок! Будем потом праздник в один день отмечать». — «Вов, такие вещи не заказывают», — отвечала я и родила 25-го. Если честно, ни до, ни после я не видела мужчины более счастливого от своего отцовства. Надя была его идолом, помрачением. Внешне больше на меня похожа, но внутри — второй Жечков, даром что девочка! Такая же общительная, артистичная, веселая. Оба они по знаку зодиака Близнецы. Первым словом, которое сказала дочь, стало «папа», вторым — «дай», что определило внутрисемейные отношения на долгие годы.
Жили мы вполне обычно. В 1987 году Вовина мама помогла нам финансово, Жечков все бегал договаривался насчет определенного жилья (хотелось же получше, а не что достанется), и мы с 2-летней Надей смогли переселиться в прекрасную кооперативную квартиру в Конькове. Муж сначала работал на почте, потом его друг устроил на центральное телевидение возить бобины с пленкой. Не унывал, потому что всегда был уверен в том, что разбогатеет. Помню, только переехали в отдельную квартиру, а муж уже говорит: «Я буду ездить на Mersedes». «Езди», — посмеялась я. Где б он его, скажите на милость, взял? Через пару лет Вова действительно пересел на «мерин». Он реально то, что принято во всем мире называть self-made man. Сам себя сделал.
Благодаря зашкаливающей общительности и активности Жечков на телевидении познакомился со многими музыкальными редакторами, влиятельными в мире музыки людьми, исполнителями. Потом грянула перестройка, ускорение и прочая светотень. Вова параллельно начал работать концертным директором.
Чуть позже вместе с Юрием Николаевым делает «Утреннюю звезду». А вскоре понял, что будущее за рекламой, и в 1991 году они с Сергеем Лисовским открыли агентство «Премьер СВ», которому было суждено стать пионером рынка, а вскоре и самым настоящим китом, на котором вальяжно расположилась львиная доля всей рекламы в стране. Как там дальше было у Ильфа и Петрова? «Глава 8. Бриллиантовый дым». Вот именно он и наступил.
Париж, Канны, Венеция, Майорка, Марбелья — казалось, весь мир у наших ног! В 1992-м году на Майорке смешно вышло. Поехали компанией: мы с Жечковым, Лисовский с Аней. Плывем, помню, и переговариваемся, естественно, по-русски. Подплывает мужчина: «Русские? А я думал, что я один тут такой!» Познакомились. Оказалось, предприниматель и давно там бизнес ведет. Чаще «первыми русскими» везде были мы. И лихие 90-е я вспоминаю как самое счастливое время.
Мы с Надей ни в чем не знали отказа. Вова решал все наши проблемы — это правда. Дочь училась в элитной школе во Вспольном переулке, в одном классе с Настей Потаниной была. Когда я захотела чем-то заниматься и решила, что открою бутик детской одежды, Вова конечно, профинансировал. Тогда не было хороших детских вещей, сама для дочки из-за границы все возила. И вот договорилась с поставщиками во Флоренции и открыла магазинчик на Страстном бульваре. Назвала естественно «Надя». Людям нравилось, дело шло — мне, что называется, на булавки хватало. Лицом, конечно, Надя наша была, снималась для рекламы.
Мне нравилась моя жизнь. Рядом любимый мужчина. Замечательная дочь. Жить мы стали в красивых домах, поначалу арендовали, но вскоре уже покупали. Я занята делом. Но вместе с бриллиантовым дымом пришли и нехорошие перемены.
Первый звоночек прозвенел летом 1995-го. Друзья, муж с женой, отличные ребята Будановы, чего-то все скандалили. «Разводимся, — говорят, — и все тут!» После очередного выяснения отношений звонит подруга и рыдает: «Так дальше продолжаться не может, все кончено!» Позвала их к себе в гости, мол, посидим, выпьем, спокойно поговорим. Они приехали, я включила музыку, а сама пообещала присоединиться, как только приготовлю мужу ужин. Жечков в еде не гурман — картошечка с рыбкой есть, и славно. Но надо ж приготовить! В общем, жарю-парю, вдруг на домашний телефон — звонок. Злой как черт муж орет: «Чего не открываешь?!» Распахиваю входную дверь, а Вова на меня с кулаками. Белый весь, глаза безумные. Если бы не муж подруги, который встал между нами, ударил бы. Минуты через три мой выдавил из себя: «Наташ, прости, я не прав». Я — в слезы! Знала бы, как дальше сложится, наверное, смеялась бы, хохотала до упаду. Потому что это, наверное, был последний раз, когда Вова хотя бы чувствовал себя неправым.
«В голове Ипполита Матвеевича творилось черт знает что. Звучали цыганские хоры, грудастые дамские оркестры беспрерывно исполняли «танго-амапа», — писали классики. Денег стало не просто много, а очень много. Как сам Жечков до сих пор любит пошутить: «Потанин еще на трамвае ездил, когда я уже выбирал лучшие яхты». И это правда.
Муж всегда отличался широтой души, причем людей любил абсолютно искренне. Не жадный. Помогал легко, часто не рассчитывая на отдачу. Обожал устраивать праздники с размахом, гулять — так гулять! Дни рождения меньше чем на сто—двести гостей не собирал.
Помню, как в один из них, еще в Жуковке отмечали, празднующий народ попадал на колени (я не шучу!) и все кричали: «Царь! Он же царь!» Понятно, что шутка, да и выпили уже все, но… Я смотрела со стороны на то, как из этого гвалта и коленопреклоненного люда «вырастает» довольный и надменный муж, и не знала, что и думать.
В тучные годы в приемной «Премьер СВ» страждущие влиятельной аудиенции толпились круглосуточно. Большую часть просителей составляли просительницы. Вся Москва знала, что Вова падок на красивых баб-с, и деловые не упускали возможности привести с собой одну-две штуки, чтоб решить свой собственный вопрос. Тех, кто приходил «сама по себе», тоже хватало. Артистки, пиарщицы (тут тоже было важно прийти женщине) и прочая, прочая. Я же в его контору без предупреждения являться не смела — это были бы громы и молнии. А конкурировать меж тем с дамскими на все готовыми батальонами и властью больших денег, на которые покупалось всё и вся, становилось все сложнее.
Вскоре появилась еще одна проблема. Выяснилось, что Вова, оказывается, игрок. Однажды были с ним в Марбелье, зашли в казино. Поиграл в рулетку, автоматы, посидел за столами… «Мне надоело, — говорю, — пойдем куда-то еще». «Сейчас-сейчас», — говорит, а сам заикается, руки трясутся. «Да… — думаю. — Вот оно как бывает...» В тот вечер вытащить мужа из казино не получилось. Мне предложили пойти куда-нибудь развлечься и не маячить за спиной, если скучно. Игра стала самым главным его источником драйва, адреналина.
«Карты, вино, женщины вам, Киса, обеспечены», — сказал Остап Бендер своему компаньону и все угадал. В Москве одно за другим открываются казино. Уже не нужно было куда-то ехать, чтобы реализовать свою страсть — тут оно, родимое, под рукой!
Сначала Вова приходил домой в 2 ночи, я ждала. Потом — в 4 утра, снова сидела. Спать, пока муж не дома, не могла физически. На мобильный звоню, слышу: «Не могу говорить. Я на переговорах». Потом он просто начал выключать телефон. В конце концов Жечков уже не стеснялся приходить и в 5 утра, и в полседьмого… Конечно, знала, что все его «встречи-переговоры» проходят в модном клубе «Феллини» за игровым столом да под водочку. А мы тогда уже жили за городом, и мне с утра Надю надо везти в школу. В конце концов измоталась я фантастически, год практически не спала. Пробовала уговаривать по-хорошему, ставила условия по-плохому, дралась даже! Но «Остапа несло». И однажды терпение мое лопнуло. «Если ты намерен продолжать в том же духе, наверное, нам лучше пожить отдельно, — сказала я. — Хотя бы высплюсь». Вова к тому времени снял дачу на Рублевке, не моргнув глазом, ответил: «Как скажешь», — и уехал туда.
Договорились мы до модного сегодня гостевого брака, разводиться никто не хотел. Но когда я пожила одна и выспалась, все-таки решила попробовать расставить точки над I. Существовать в постоянном status quo невыносимо — как бы ни было, а Жечкова я очень любила. На сторону не смотрела, да и жизни без него не представляла. Вызвала на откровенный разговор, чтобы хоть как-то определиться с нашим будущим. «Приезжай в «Метрополь», — говорит. Волновалась очень. Целый конспект написала. Дело в том, что я, когда нервничаю, начинаю «растекаться мыслью», забываю сказать главное… А хотелось не упустить все плюсы нашего пребывания с Жечковым вместе — я искренне верила, что их много, нам есть что терять!.. И вот говорю-говорю, а он молчит, и глаза такие холодные-прехолодные.
А потом, Вова просто встал и ушел. Вероятно, туда, где его ждали «грудастые оркестры». Почти год после этой встречи я пролежала, отвернувшись лицом к стене. Просто не хотела вставать.
Гостевой брак предполагает встречи. И, конечно, мы встречались. Но часто, увидев Вову после долгого перерыва, меня неприятно поражали произошедшие в нем перемены. Может, это только фантазия, но по мере того как Жечков богател, менялась даже его внешность. «Неужели не зря говорят, что весь внутренний мир рано или поздно, но окажется на твоем лице?» — думала я. Мужчина с открытой улыбкой, пишущий трогательные стихи, неумолимо растворялся… И как я ни старалась за него цепляться, все чаще лицо его казалось оплывшим, надменным и… абсолютно чужим.
Поздравлять его с очередным днем рождения приехала в офис. В подарок купила золотую ручку за 10 тыс. долларов. Не смогла придумать ничего оригинальнее, потому что нет ничего сложнее, чем выбрать подарок человеку, у которого есть все. В приемной толпилось человек сто, внутри уже вовсю праздновали. Поначалу Вова вроде бы даже мне обрадовался. Поцеловал, засуетился... «Показывай, — говорит, — подарки!» Протягиваю ему ручку. Покрутил в руках и при всех швырнул в угол: «У меня таких ручек миллион! А теперь вали отсюда!» Между нами сразу возник Игорь Янковский, и только это помешало сцепиться тут же, на людях. К тому времени мы частенько показывали себя не лучшим образом. Вова стал ревнивым, агрессивным, моментально слетал с катушек из-за какой-нибудь ерунды. На дне рождения Лисовского в «Феллини» Жечкову показалось, что я как-то особенно тепло танцую медленный танец даже уже не вспомню с кем. Муж сгреб меня за шиворот как котенка, потащил, а я как-то тоже уже разозлилась… Подрались мы с ним просто кошмарно тогда. Полетели на пол все мои, им же подаренные, прекрасные изумруды, вместо роскошных камней руки потом украшали синяки и ссадины.
На том этапе в Жечкове проснулся какой-то адский мужик, когда показать бабе место и напомнить, что день ее 8 марта, нигде не стыдно. И, думаю, он кайфовал именно от публичной демонстрации своей власти и силы. Масла в огонь подливало и окружение, и устройство «новой русской» жизни в целом. Хорошие отношения в семье в нашем кругу стали считаться чуть ли не моветоном! А девочки, сауны и пьянки — нормой.
Но вот ведь какое дело: коса находила на камень по объективной причине! Я не была той женщиной, которая смирится с чем угодно, только б кредитная карточка пополнялась. Я не парикмахерша или продавщица, нашедшая свое счастье на Рублевке, сапоги которой можно выбросить в окошко и пусть ловит, веселит всех (кстати, реальная история). Да, многие здешние девочки воспринимали свой брак как самый крупный в жизни приз и любые обиды проглатывали. Но мы с Жечковым были другой историей! Я москвичка и образование получала не в подворотне!
Когда у нас все начиналось, я не выходила за деньги, была любовь! И поставить крест на мужчине, которого я полюбила, было сложно, что бы он ни вытворял в своей сегодняшней жизни. И колотила, и замолчать не могла, когда уже надо было б хотя бы из соображений собственной безопасности…
С 99-го Жечков жил в Архангельском, купил там старинную барскую усадьбу, мы с Надей бывали в ней наездами. Хотя, если быть объективной, Вова больше жил в казино или за границей, чем дома. Полтора дня мог не вставать из-за стола. Дом громадный, с коридорной системой. Вокруг туи и яблоневый сад. И вроде ремонт роскошный, и усадьба в красивейшем месте, на берегу Москвы-реки, но депрессивно. И коридоры, коридоры… Мы тогда часто спали с Надей в ее спальне. Некомфортно было в огромном пустом доме поодиночке. Муж из казино мог позвонить за ночь раз десять: « Я поставил на красное», «Я выиграл!», «Я проиграл…» С тех нервных пор я сплю урывками и обязательно надо, чтоб были часы — в любой момент я должна видеть, который час. Это в казино часы, как правило, отсутствуют. Жечкова там кормили, поили, пускали в кредиты, и игровая воронка закручивала его больше и больше. После того периода я начала считать, что игромания гораздо серьезнее, чем алкогольная или наркотическая зависимость. Глядя на еле плетущегося по коридору жутко пьяного мужа я понимала, что если он не даст себе помочь, мы с дочерью следом полетим в черную пропасть. Он казался уже и не человеком даже — существом…
Если бы мои лекции тогда слышали владельцы казино, заказали бы… Уговаривала, умоляла, взывала к здравому смыслу. «Вов, ты же умный мужик, — говорила, — как ты не видишь, они дают тебе выиграть 3 миллиона долларов, потому что знают, что проиграешь ты 33!» Обычно после «хорошей игры» муж сутки отсыпался. Потом приходил в себя в бане.
С Лисовским к тому моменту они уже разошлись, что было жаль. Они были в чем-то антиподами и во многом друг друга уравновешивали. Сережа Вову сдерживал уж точно.
«Давайте ходить по газонам, подвергаясь штрафу», — писали жечковские любимые Ильф и Петров. И он ходил. Пока налоговая не наехала. Кризис 98-го отчасти стал контрольным выстрелом. И тем не менее «царь» все еще был богат. Безусловно, Вова много работал, все время развивался и был достоин своих капиталов. Но и из сдерживающих факторов оставались только мы с дочерью. А стоять на пути вулкана — дело неблагодарное. В том, что Жечков — вулкан, даже не сомневайтесь.
Я специально чуть нарушила хронологию, опустив рассказ про музыкальную группу «Белый орел», которую создал мой муж. Расскажу сейчас, потому что для него это было отдушиной. А для меня поющий Жечков-«Орел» стал последней ниточкой к тому лиричному Вове, которого я когда-то так сильно полюбила. Подтверждением, что он действительно существовал, а был не выдумкой, плодом моего воображения. И сейчас, случается, включаю «Моя любовь — воздушный шар» и становится немного легче...
Итак, пел Вова всегда. И мне пел. В нашей с ним юности это был репертуар Визбора, Дольского. Пел как умел, но что-то в этом странном тембре притягивало. Искренность, может быть… Ну так вот, когда на Вову свалилось богатство, финансовые комбинации ему наскучили довольно быстро. Кипучая натура потребовала самовыражения, а имевшиеся деньги позволили снять студию.
Да и музыкантов вокруг хватало: он дружил с Матецким, Укупником, Матвиенко… Еще мне нравится версия, что всенародно любимые хиты «Потому что нельзя быть красивой такой» и «Как упоительны в России вечера» появились из-за нашей дочери и для нее. Сложно гордиться отцом, который жлоб от бизнеса (другим быть вряд ли получилось бы), проще, если родитель известный исполнитель романтических песен.
И вот однажды Вова пришел домой и сказал: «Я спел песню Матвиенко. Хочешь послушать?» Мы с Надей были в полном восторге! Впоследствии дочь знала наизусть каждую песню из репертуара «Белого орла». Они часто пели дуэтом на днях рождения наших друзей или просто праздниках. Жечков гордился этим невероятно! Не знаю, остался ли хотя бы один человек в городе Москве, кто не слышал от Вовы ни слова про вокальные успехи дочки. Позже, когда Надя выросла, у нее появились собственные музыкальные пристрастия, далекие от попсовых. И тем не менее с большим удовольствием дочка упоминала о том, что папа — это тот самый «Белый орел», а не просто медиамагнат и воротила. Тут он действительно не прогадал.
Только позже я поняла, что нас с Надей Жечков воспринимал некоей тихой гаванью, в которую можно заплывать, если не клеилось или хотелось спокойствия и тыла. А когда такой потребности не было, гавань можно было проходить на полных парах… Он, безусловно, любил Надю, но часто, когда она приезжала к нему в офис, дочь слышала: «Надюх, времени нет». На нее не было времени, на меня не хватало, зато для других время находилось всегда. Почему?..
Тяжелее всего про Надю вспоминать…. 12 лет прошло, а все будто вчера. Надя была как свет. Не могу по-другому описать. Росла хорошей девочкой, скромной, открытой, талантливой. В наших с Жечковым стычках никогда не занимала чью-то сторону, старалась мирить. Хотя, кажется, его любила больше. Однажды даже подарила шуточное удостоверение «Самый лучший в мире папа». Во многом Вова был ей ближе, впрочем, так и должно быть между схожими внутренне людьми. С детства она писала рассказы, зарисовки какие-то. За рассказ «Минус три» получила литературную премию как перспективный молодой автор. Немного настораживало разве что то, что в рассказе 13-летней девочки все умерли в финале. Мне такие заигрывания со смертью не очень нравились. Но в подростковом возрасте многие склонны к излишней трагичности. В 2002 году дочь спросила, что мне подарить ко дню рождения, и я попросила, чтоб собрала в папочку все свои рассказы и стихи — это будет самый лучший для меня подарок. Так и лежит у меня теперь Надина папочка...
Подросла, увлекалась хип-хопом, интересовалась, общалась с Децлом, Тимати, Марусей. Писала тексты для девичьей рэп-группы, сама немного пела. Александр Толмацкий даже предлагал сделать из нее исполнительницу хип-хопа, раскрутить. Но я посчитала, что сначала надо как следует выучиться. Хорошее образование нужно даже в нашей стране, где, кажется, уже никому ничего не нужно.
Училась дочь хорошо, в аттестате всего две четверки, остальное знала на пять. После школы поступила на журфак МГУ, но вскоре Жечков со своими связями перевел в МГИМО. Лошадок любила, ездила заниматься в Битцу. Все мечтала открыть приют для несчастных собак. Я другая, поэтому воплотить этот ее проект не могу, но помогаю нескольким таким организациям финансово в память о дочке… Конечно, я мать и необъективна, но мне кажется, у нее всего один недостаток и был. Правда, по нашей жизни слишком крупный — она излишне открывалась перед людьми, чересчур искренне их любила, сейчас была бы белой вороной.
Не хочу называть фамилию той Надиной подружки, но историю расскажу. Марина была самой близкой подругой дочери много лет… Итак, Жечков сделал Наде корпоративную карту. Денег на ней было много, но дочь тратила скромно. Причем чаще всего предупреждала, если сумма требовалась ощутимая. С Вовой мы жили раздельно, тем самым липовым гостевым браком, и все ему мерещилось, что я таскаю с Надиной карты деньги. И вот сижу с подругой в кафе, звонит муж, орет благим матом, что я сняла 8 тысяч долларов, потому что Надя предупредила бы, и кроме меня вроде как некому. Набрала сама дочкин номер. «Ты потратилась на какую-то крупную покупку?» — осторожно так спрашиваю. Оказалось, нет. Начали выяснять. История, которая всплыла, оказалась совсем уж гнусной. По всему выходило, что подружка дочери вытащила банковскую карточку из ее кошелька, сняла деньги в разных банкоматах и аккуратненько положила ее обратно. Доказательства были бесспорными, но Надя очень заступалась за Марину, отказывалась верить, что та могла с ней так поступить. К Жечкову приезжал отец Марины, и, конечно, он вернул средства, но… Самое грустное в этой истории то, что, во-первых, Марина взяла эти деньги, как говорится, «не на кусок хлеба» — она дочь весьма состоятельных родителей, отец на тот момент занимал высокий пост в крупной водочной компании. И во-вторых, думаю, если бы она просто попросила эту сумму у Нади, дочь дала бы и обосновала трату Жечкову, уговорила его бы… У Нади началась настоящая депрессия. Переживала сильно. «Как верить людям, мам?» — спрашивала и плакала.
Вторым нашим крупным недостатком был несколько спятивший на почве своего величия и потребления горячительных напитков папа, который включался иногда весьма неожиданно.
Надя и ее многочисленные друзья-музыканты тусовались обычно в старом клубе «Гараж». Не запрещала, потому что знала — девочка у меня приличная, со многими ребятами я была знакома — нормальные мальчики и девочки… А когда, скажите на милость, еще веселиться и собираться, как не в юности? Обычно все проходило спокойно. Но однажды Надя вышла из «Гаража» с Пьером Нарциссом, они просто стояли и о чем-то говорили возле дверей клуба. Как на грех, беседа их попала на глаза ее отцу. Жечков шел из «Шангри-Ла», где, судя по всему, проигрался — настроение у него было не очень. И ему показалось, что ребята «как-то не так» общаются, вроде как у них есть личные отношения. То, что происходило дальше, в голове не укладывается. Жечков орал на всю Тверскую, отнял у своего охранника пистолет, размахивал им, бедный Пьер еле ноги унес. Вдруг включился отец! Несколько лет спал-помалкивал и тут — бац! — явился. «Мы просто разговаривали!» — рыдала Надя дома. Она потом не знала, как показываться на глаза ребятам, которые четко усвоили — от Жечковой надо держаться подальше, папа у нее суров.
2002-й стал вообще потусторонне страшным. Был журнал такой Seventeen, и в февральском номере Надя позировала в черном, рассказывала о том, насколько удачен может быть этот цвет, реабилитировала его перед модницами.
Мы с Вовой никуда ее не пропихивали, все сама. Дочка считала, что инициативному человеку рано или поздно, но обязательно выпадет заманчивый шанс, надо только не стесняться — показываться, светиться. Заметка вышла симпатичной, только Надя на фото траурная получилась…
Весной умерла от рака мозга жизнерадостная исполнительница хип-хопа Маруся, Марина Симановская, они дуэтом с Децлом пели знаменитое «Письмо». Ребята восприняли ее уход сложно. Надя переживала, были нехорошие разговоры о судьбе, смерти.
В начале июля мне приснился мой покойный папа. Я это очень хорошо запомнила, потому что за много лет он приходил ко мне в снах от силы раза три. И странно так приснился: сидел и молчал. Утром говорю Наде: «Знаешь, дед приснился. Кажется, он недоволен. Наверное, надо чаще ездить на кладбище».
А 19-го июля я в Надином любимом голубом кабриолете Mersedes еду по улице Обручева и вдруг через две сплошных разворачивается джип. Ничего сделать не успела — влепилась ему в бок. Машина всмятку, но я почти не пострадала, так, синяки, гематомы… Позвонила Жечкову, он прислал охрану, меня забрали и отвезли на дачу. И только я чуть пришла в себя, из городской квартиры звонит Надя. Она всегда меня предупреждала, к кому и куда собирается. На этот раз дочка хотела поехать к подружке Жене на дачу в Валентиновку, я отправила ее со своим водителем. Надя позвонила мне на следующий день в половине двенадцатого: «Мамуль, у нас все хорошо! Мы с Женей хотим на пляж!» Лето выдалось очень жарким, асфальт плавился, дышать было нечем, но мне почему-то не понравилась Надина идея ехать на пляж. Внутри неприятно заныло, сердце упало, и я не понимала почему. Даже подумала, что перенервничала из-за аварии больше, чем показалось сначала. «На Тишковское водохранилище нас отвезет Женин бойфренд», — щебетала дочь, и я все-таки ответила: «Хорошо».
Когда в половине третьего раздался звонок и голос на другом конце провода представился «сотрудником пушкинского отдела МВД», была уверена, что это по поводу моей аварии накануне, не поняла только, почему из Пушкина. «Ваша дочь попала в аварию на Староярославском шоссе. Она погибла», — сказал звонивший.
Все остальное помню смутно. Ремонт дороги… BMW-кабриолет Жениного мальчика… Двойной обгон… Машина перевернулась. Водитель и Женя, были пристегнуты и практически не пострадали. Надя сидела сзади, ее выбросило и ударило о дерево. И слово — «мгновенно»…
На опознание я приехала с Жечковым, но заставить себя войти не смогла. Вова ходил один. Я сидела у морга и проклинала свою непонятливость. Знаки ведь были! Но не хватило ума увидеть, распознать! Слепая атеистка! А ведь стоило только запретить ехать на тот пляж! Она бы послушалась! Муж всегда носил нательный крестик. Когда вышел с опознания, рванул его с шеи так, будто цепочка душила. Зашвырнул в кусты со словами: «Я не верю больше» — и зарыдал… Плакали мы вместе. «Наташа, я тебе всю жизнь изменял и тратил миллионы», — признался муж.
Похороны у меня в памяти как в тумане. Помню только, что на Жечкова смотреть было так же страшно, как и на единственную дочь в гробу. Вроде стоит, но будто неживой… Его пытались увести, а он все повторял: «Доченька, вставай…» Я положила Наде все ее любимые колечки, Вова — музыкальный диск «Моя любовь — воздушный шар». «Моя любовь — воздушный шар, ему лететь легко, легко!
Моя любовь — воздушный шар, что рвется в небо высоко», — стучали в моей несчастной голове слова и аккорды. И жара, расплавляющая воздух жара. Потом все — черная дыра.
Не могу вспомнить, отвез ли нас кто-то и кто именно, но… Следующая картинка: мы с Вовой сидим друг против друга уже в Архангельском. Долго молчали, и вдруг муж говорит: «Давай выбирать, как уйдем. Отравимся? Повесимся? Нет никакого смысла жить дальше. Это все. Конец». Я совсем не воцерковленный человек, мало знаю про каноны. Но почему-то твердо помнила, что души самоубийц с душами умерших не могут встретиться в том, другом мире… «Жечков, — говорю, — у нас с тобой на нормальную загробную жизнь шансов и так немного. Если покончим с собой, точно застрянем в каком-нибудь сумраке и никогда больше не увидим Надю». Только это нас и остановило. Потому что Вова был прав в одном: ответа на самый главный вопрос — «ради кого?» — больше не существовало. Спать мы практически не могли, даже снотворное, запиваемое алкоголем, не помогало. Мы сходили с ума. И это ни фигура речи, реальные проблемы с психикой были.
На девятый день мне все-таки удалось провалиться во что-то, напоминающее нервную отрывочную дрему, и приснилась дочь. Звонок в дверь, открываю, на пороге — Надя. «Я уезжаю, мам». «Ты же умерла», — говорю я в своем сне. «Нет, не умерла, ты ничего не понимаешь, а объяснять долго». Она собирает вещи, машет мне рукой и уходит. Я не хотела просыпаться...
Первые пять лет после смерти Нади я только и делала, что разговаривала с ней. Задавала вопросы и ей, и себе. Можно ли обмануть судьбу? Как бы мы жили, не случись той роковой машины тем страшным днем? Потом я много читала на тему жизни и смерти, про то, что там, за чертой. Моуди, Гроуфа... И стала фаталисткой. Пришла к выводу, что точки отсчета и точки конца у всех нас определены. Между ними могут быть варианты, но конечную точку ничто не изменит. Да, я верю в предопределенность.
И тем не менее я переносила гибель дочки кошмарно тяжело, а Жечков еще хуже. Сорока дней по Наде не прошло, как Вова засобирался во Францию, у нас дом там. Сказал, что ему в России невыносимо, надо уехать. Я даже рада была. Остались бы вместе, не знаю, чем и кончилось бы. Через месяц муж вернулся.
В Архангельском у нас был целый банный комплекс, где обычно мальчики обсуждали дела. Приехали Кох и еще кто-то. Меня тоже позвали, раньше мы частенько собирались там большими компаниями, но в тот день не было ни сил, ни настроения. Не помню, почему часа в 4 утра я подняла трубку стационарного телефона, наверное, хотела сказать Вове, что пора бы закругляться… Трубку в бане не выключили, и она работала как микрофон. «Завтра летим во Францию, жду тебя в vip-зале…» — говорил мой муж, вероятно, по сотовому одной из своих многочисленных подруг. Слушала, как с незнакомой мне барышней ворковали и сюсюкали, я долго. Не могла заставить себя отключиться. Потом накинула халат и пошла в баню. Захожу — все мне улыбаются. Охранники, Жечков. «Что не спишь?» — спрашивает. «Вов, дай пожалуйста свой телефон», — прошу, а он ничего не понимает, не знает же, что я подслушивала, и протягивает трубку. Швырнула ее в бассейн и говорю: «Я все слышала! И что мне теперь делать?.. Что?! За телефоном, туда, на дно?» Тут у всех, конечно, улыбочки с лиц сползли. Я еще много что сказала, не очень цензурного, чтобы печатать в журнале. Всех как тайфуном унесло, а с Вовой был серьезный разговор.
«Что же дальше? — спрашиваю у мужа я. — Что бы ты сделал на моем месте?» Он честно ответил, что не знает. Утром Вова уехал. А я осталась.
По-прежнему не могла спать. Включала свет во всем огромном особняке и просто ходила по дому как неприкаянная. Алкоголь и снотворное тогда казались хорошими помощниками, и я с ними не расставалась. Ребенок погиб, муж бросил — на самом деле утопиться в бассейне уже не казалось совсем уж провальной идеей.
Через месяц Жечков вернулся, как ни в чем ни бывало. И начались уходы-приходы, приезды-отъезды. Вино и женщины, казино, пьянки и истерики. Читала, что муж проиграл 50 миллионов, не рублей, естественно, но мне было уже все равно. И если раньше мне казалось, что мы оступились и падаем в пропасть, с 2002-го мы просто неслись туда с космической скоростью! И вот ведь какой парадокс: Вова жил со мной из-за Нади, о чем неоднократно мне заявлял. Мол, не было бы дочки, давно послал бы подальше. Я не решалась развестись по той же причине, только уже после Надиной смерти, — Вова оставался моей последней с ней связью. Они правда были феноменально похоже — жесты, словечки, выражения лица. Ну не могла я это потерять!
Протянули еще несколько лет. Когда Жечков выставил на продажу усадьбу в Архангельском, подала на развод, иначе осталась бы совсем на улице. Неожиданно Вова оказался против. Не знаю почему. Может, что-то осталось от того чувства, которое когда-то нас связывало, а возможно, просто дом делить не хотел. Или понимал: уйду я и последнего сдерживающего фактора не будет больше. Они — он и его бездна — останутся один на один. Рыдал под дверью моей спальни (а я запиралась), кричал, ругался, обещал то какие-то несусветные деньги... То обвинял меня во всех смертных грехах, то умолял не бросать его и признавался в любви, но на меня все это уже не действовало.
Уже много лет Вова живет за границей. А я тут.
Однажды каталась, точнее, бесцельно колесила на машине по области. У меня так бывает, когда двигаться без определенной цели — потребность. Ужасно захотелось пить, остановилась у крошечного магазинчика купить минералки. Зашла внутрь… «Эти желтые листья в ладони свои собираешь/Отсверкали они и лежат на холодном лугу/ И ты сердцем моим, словно листьями теми, играешь/И бросаешь в костер, не сжигай только нашу мечту»… — пело радио голосом моего бывшего мужа. «Ну надо же»… — думаю. Продавщица, подававшая мне воду, оказалась словоохотливой. «Как же нам всем нравился этот «Белый орел», — говорит, — такой интересный мужчина и голос, прямо на край света за таким бы побежала! Жалко — не поет больше ничего нового». «Придется за кем-нибудь еще бежать на край света», — засмеялась я. И смеялась, пока шла к машине, и пока трогалась… Это была истерика.
Я завидую Жечкову, что он может сказать, что жизнь его разделилась на «до» и «после» смерти Нади. Для меня никакого «после» уже не было. Нет, я живу на Рублевке в красивом доме… Живу воспоминаниями. Иногда перекидываемся сообщениями с бывшим мужем. Недавно Вова из своего Запарижья написал, что у нас была такая классная дочь, потому что она родилась в большой любви. Это правда.
Подпишись на наш канал в Telegram